Отправлено: 05.12.08 08:54. Заголовок: Савитри

Много времени нужно, чтобы выявить не переведённое никем. Но результат будет стоить того. А тему открываю сегодня.

 Отправлено: 14.11.22 13:43. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савит..

Шри Ауробиндо «Савитри» КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь X
ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА МАЛОГО УМА

Это тоже должно быть преодолено и оставлено,
Как и всё, пока не будет достигнуто Наивысшее,
В котором мир и "я" станут истинными и едиными:
Пока не достигнуто То, прекратиться не может наше путешествие.
Всегда безымянная цель манит за собой,
Всегда зигзаг богов поднимается вверх
И указывает на восходящий Огонь духа.
Это дыхание стоцветного восторга
И его чистый возвышенный образ радости Времени,
Разбросанной по волнам безупречного счастья,
Бьющегося в отдельных ударах экстаза,
Эта частица целого духа,
Пойманная в страстное величие крайностей,
Это ограниченное существо, поднятое к зениту блаженства,
Счастливое наслаждаться одним прикасанием к высочайшим вещам,
Упакованное в его запечатанную маленькую бесконечность,
Его бесконечный созданный временем мир, выходящий за пределы Времени, -
Маленький исход обширного восторга Бога.
Мгновения тянулись к вечному Сейчас,
Часы открывали бессмертие,
Но, удовлетворённые их возвышающим содержанием,
Они останавливались на вершинах, чьи макушки на полпути к Небесам
Указывали на пик, который они никогда не могли покорить,
На величие, в воздухе которого они не могли жить.
Привлекая в их высокую и изысканную сферу,
В их надёжные и прекрасные крайности
То существо, что держится за его пределы, чтобы чувствовать себя в безопасности,
Эти высоты отклоняли зов более великого приключения.
Слава и сладость удовлетворённого желания
Привязывали дух к золотым столбам блаженства.
Он не мог вместить в себя широту души,
Что нуждалась во всей бесконечности для её дома.
Память, мягкая, как трава, и слабая, как сон,
Красота и зов отступили, скрывшись позади,
Подобно сладкой песне, что слышится, затихая вдали,
На долгой высокой дороге в Безвременье.
Наверху было горячее белое спокойствие.
Размышляющий дух взирал на миры
И, подобно сверкающему взбиранию небес,
Проходящих через ясность к невидимому Свету,
Сверкал из тишины огромными сияющими царствами Ума.
Но сначала он встретил серебристо-серое пространство,
Где День и Ночь сочетались и были одним:
Это было поле тусклых и подвижных лучей,
Отделяющее чувственный поток Жизни от самообладания Мысли.
Коалиция неопределённостей
Осуществляла там нелёгкое правление
На почве, сохранённой для сомнений и обоснованных догадок,
При рандеву Знания с Невежеством.
В её низшей крайности с трудом удерживалось влияние
Ума, который едва видел и медленно находил;
Его природа близка нашей земной природе
И родственна нашей сомнительной смертной мысли,
Что смотрит с земли на небо и с неба на землю,
Но не знает ни низа, ни запредельного,
Он лишь ощущает себя и внешние вещи.
Это было первое средство нашего медленного восхождения
Из полусознания животной души,
Живущей в переполненном давлении форм событий
В царстве, которое она не может ни понять, ни изменить;
Она лишь видит и действует в данной сцене,
И чувствует, и радуется, и печалится какое-то время.
Идеи, что ведут тёмный воплощённый дух
По дорогам страдания и желания
В мире, что борется за открытие истины,
Нашли здесь их мощь существовать и силу Природы.
Здесь изобретены формы невежественной жизни,
Что видит эмпирический факт как установленный закон,
Что трудится для часа, а не для вечности,
И торгует своими достижениями, чтобы удовлетворить зов момента:
Медленный процесс материального ума,
Служащего телу, которым он должен управлять и использовать [его],
И нуждающегося в опоре на заблуждающееся чувство,
Рождался в этой освещённой темноте.
Медленно продвигаясь от хромающего старта,
Опираясь гипотезой на аргумент,
Водружая свои теории как несомненности,
Он рассуждает от полуизвестного к неизвестному,
Всегда конструируя его хрупкий дом мысли,
Всегда распутывая паутину, которую он же сплёл.
Сумеречный мудрец, чья тень кажется ему самим собой,
Живёт, двигаясь от минуты к краткой минуте;
Король, зависящий от его сателлитов,
Подписывает указы невежественных министров,
Судья, полувладеющий его доказательствами,
Голос, кричащий о постулатах неопределённости,
Архитектор знания, а не его источник.
Этот могущественный раб своих инструментов
Считает его низшее положение наивысшей вершиной Природы,
Забывая о её вкладе во всё созданное
И надменно смиряясь в его собственном тщеславии,
Полагает себя порождением из грязи Материи
И принимает его собственные творения за его причину.
К вечному свету и знанию, предназначенным для восхождения,
От голого начала человека идёт наш подъём;
Из тяжёлой малости земли мы должны вырваться,
Мы должны исследовать нашу природу духовным огнём:
Насекомое ползёт, предваряя наш славный полёт;
Наше человеческое состояние баюкает будущего бога,
Наша смертная слабость - бессмертную силу.
На светлячковой вершине этих бледных мерцающих царств,
Где сияние рассвета играло с природными сумерками
И помогало Дню расти, а Ночи - угасать,
Перейдя по широкому мерцающему мосту,
Он вошёл в царство раннего Света
И в регентство полувзошедшего солнца.
Из его лучей родился полный шар нашего ума.
Назначенный Духом Миров
Для посредничества с неизвестными глубинами,
Прототипичный ловкий Разум,
Балансирующий на равных крыльях мысли и сомнения,
Непрестанно трудился между скрытыми концами бытия.
Тайна дышала в движущемся действии жизни;
Тайная кормилица чудес Природы,
Она формировала чудеса жизни из грязи Материи:
Она вырезала узор форм вещей,
Она раскинула шатёр ума в смутном невежественном Просторе.
Мастерица-Магиня меры и устройства
Сотворила вечность из повторяющихся форм,
И блуждающей наблюдающей мысли
Отвела место на бессознательной сцене.
На земле волей этого Архи-Разума
Бестелесная энергия облачается в одеяние Материи;
Протон и фотон служили формирующему Глазу
Для превращения тонкого в физический мир,
И невидимое появлялось, как форма,
И неосязаемое ощущалось, как масса:
Магия восприятия соединилась с искусством концепции
И назначила каждому объекту интерпретирующее имя:
Идея была замаскирована в артистизме тела,
И странной мистикой атомного закона
Была сотворена основа, в которую разум мог поместить
Его символическую картину Вселенной.
Произошло ещё большее чудо.
Посреднический свет связал силу тела,
Сон и сновидения дерева и растения,
Вибрирующее чувство животного, мысль в человеке
С сиянием Луча наверху.
Его умение, подтверждающее право Материи на мысль,
Прорезало чувствующие проходы для ума плоти
И нашло средства для того, чтобы Невежество могло знать.
Предлагая свои маленькие квадраты и кубики слов
Как фигурные заменители реальности,
Мумифицированный мнемонический алфавит,
Он помогал невидящей Силе читать её работы.
Погребённое сознание поднялось в ней,
И теперь она видит себя человеком и бодрствует.
Но всё остаётся пока подвижным Невежеством;
Всё же Знание не могло прийти и твёрдо ухватить
Этот огромный вымысел, видимый как вселенная.
Специалист твёрдой машины логики
Наложил его жёсткую искусственность на душу;
Помощник изобретательного интеллекта,
Он разрезал Истину на управляемые кусочки,
Чтобы каждый мог получить его порцию мысленной пищи,
Затем вновь построенное тело Истины было убито его искусством:
Робот, точный, практичный и ложный,
Вытеснил более тонкий взгляд духа на вещи:
Отполированный двигатель делал работу бога.
Не было найдено ни одного истинного тела, его душа казалась мёртвой:
Никто не имел внутреннего взгляда, что видит Истину как целое;
Все прославляли сверкающую подмену.
Затем с тайных высот прихлынула волна,
Возник блистательный хаос мятежного света;
Он взглянул наверх и увидел ослепительные вершины,
Он заглянул внутрь и разбудил спящего бога.
Воображение призывало её сияющие отряды,
Что отваживаются [проникать] в [ещё] не открытые сцены,
Где скрываются все чудеса, [о которых] никто ещё не знал:
Подняв свою прекрасную и чудотворную голову,
Она сговорилась с потомством [её] сестры вдохновения
Наполнить небо мысли мерцающими туманностями.
Яркая Ошибка окаймляла фриз таинственного алтаря;
Тьма стала кормилицей оккультного солнца мудрости,
Миф вскормил знание её блестящим молоком;
Младенец перешёл от тусклых грудей к сияющим.
Так Могущество действовало на растущий мир;
Его тонкое мастерство сдерживало полный орб пламени,
Лелеяло детство души и питало вымыслами,
Гораздо более богатыми своим сладким и нектарным соком,
Вскармливающим её незрелое божество,
Чем сырьё или сухая солома пашни Разума,
Eго громоздящийся корм из бесчисленных фактов,
Плебейская пища, на которой мы сегодня процветаем.
Так из царства раннего Света стекали
Эфирные мысли в мир Материи;
Его золоторогие стада устремились в пещеру сердца земли.
Его утренние лучи освещают наши сумеречные глаза,
Его юные формации побуждают ум земли
Трудиться, мечтать и творить новое,
Чувствовать прикасание красоты и познавать мир и себя:
Золотое Дитя начало мыслить и видеть.
В этих светлых царствах Ум совершает первые шаги вперёд.
Невежественный во всём, но жаждущий познать всё,
Начинает там его пытливое медленное исследование;
Всегда его поиск цепляется за формы вокруг,
Всегда он надеется отыскать более великие вещи.
Пламенный и золотисто-сверкающий огнями рассвета,
Бдительный, он живёт на грани изобретения.
Но всё, что он делает, - в масштабе младенца,
Как если бы космос был детской игрой,
Ум, жизнь - игрушками Титанического ребёнка.
Он работает подобно тому, кто строит имитацию крепости,
Чудом устойчивую на какое-то время,
Сделанную из песка на берегу Времени
Посреди безбрежного моря оккультной вечности.
Маленький острый инструмент, выбранный великим Могуществом,
Тягостную забаву страстно преследует;
Обучать Невежество - её трудная обязанность,
Её мысль исходит из начальной несознающей Пустоты,
И то, чему она учит, она сама должна узнать,
Пробуждая знание из его сонной берлоги.
Ибо знание не приходит к нам, как гость,
Призванный в наши покои из внешнего мира;
Друг и обитатель нашего тайного "я",
Оно скрылось за нашими умами, заснуло
И медленно просыпается под ударами жизни;
Могучий демон лежит внутри, бесформенный,
Пробудить, придать ему форму - задача Природы.
Всё было хаосом истины и лжи,
Ум искал в глубоком тумане Неведения;
Он смотрел внутрь себя, но не видел Бога.
Материальная промежуточная дипломатия
Отрицала Истину о том, что преходящие истины могут жить,
И скрывала Божество за вероучением, и предполагала,
Что Невежество Мира может медленно становиться мудрым.
Это была путаница, созданная суверенным Умом,
Смотревшим с мерцающего гребня в Ночь
В её первых манипуляциях с бессознательным:
Чужой сумрак озадачивает её сияющие глаза;
Её быстрые руки должны научиться осторожному усердию;
Земля может выдержать лишь медленное продвижение.
И всё же её сила отличалась от [силы] невидящей земли,
Вынужденной обращаться с самодельными инструментами,
Изобретёнными жизненной силой и плотью.
Земля воспринимает всё через сомнительные образы,
Она всё рассматривает в опасных струях зрения,
Маленькими огоньками, зажжёнными от прикасаний ощупывающей мысли.
Неспособная к прямому взгляду души,
Она видит спазмами и припаивает кусочки знания,
Делает истину рабыней своей бедности,
Изгоняя мистическое единство Природы,
Разрезает на кванты и массы движущееся Целое;
Она принимает за мерило её невежество.
В её собственных владениях понтифик и провидец,
Эта большая Мощь с её полувзошедшим солнцем
Действовала внутри пределов, но обладала её полем;
Она знала по привилегии мыслящей силы
И претендовала на младенческий суверенитет видения.
В её глазах, как бы мрачно они ни были окаймлены, светился
Взор Архангела, который знает, что вдохновляет его действия,
И формирует мир в его дальновидящем пламени.
В её собственном царстве она не спотыкается и не терпит неудачу,
Но движется в границах тонкой силы,
Через которые ум может шагнуть к Солнцу.
Кандидатура на высший сюзеренитет,
Она прорубала проход из Ночи к Свету
И искала неизведанное Всеведение.
Карликовая трёхтелая троица была её рабой.
Во-первых, самая маленькая из трёх, но крепкая в конечностях,
Низколобая с квадратной тяжёлой челюстью
Пигмейская Мысль, нуждающаяся в границах, чтобы жить,
Вечно склонившаяся, чтобы вдолбить факт и форму.
Поглощённая и стеснённая внешним взглядом,
Она занимает своё положение на твёрдой базе Природы.
Замечательная специалистка, грубая мыслительница,
Клепающая Жизнь к бороздам привычки,
Покорная тирании грубой Материи,
Пленница форм, в которых она работает,
Она связывает себя тем, что сама создаёт.
Раба установленной массы абсолютных правил,
Она видит привычки мира, как Закон,
Она видит привычки ума, как Истину.
В её царстве конкретных образов и событий,
Вращающихся в изношенном круге идей
И всегда повторяющихся старых привычных действий,
Она живёт, довольствуясь общим и известным.
Она любит старую землю, что была её местожительством:
Отвращающаяся от перемен, как от дерзкого греха,
Недоверчивая к каждому новому открытию,
Она продвигается лишь осторожно шаг за шагом
И боится неизвестного, как смертельной бездны.
Расчётливая охранительница своего невежества,
Она избегает приключений, моргает от великолепной надежды,
Предпочитая безопасную опору на вещи
Опасной радости от широты и высоты.
Медленные впечатления мира на её трудящемся уме,
Запоздалые отпечатки, почти неизгладимые,
Увеличивают их ценность их бедностью;
Старые верные воспоминания - её основной капитал:
Лишь то, что может понять рассудок, считается абсолютным:
Она полагает единственной истиной внешний факт,
Отождествляет мудрость с земным взглядом,
А вещи, давно известные, и действия, всегда совершаемые,
Для её цепляющегося захвата - балюстрада
Безопасности на опасной лестнице Времени.
Доверие Небес к ней - это устоявшиеся древние пути,
Неизменные законы, которые человек не имеет права изменить,
Священное наследие великого мёртвого прошлого
Или единственная дорога, которую Бог проложил для жизни,
Твёрдый облик Природы, никогда не могущий измениться,
Часть огромного порядка вселенной.
Улыбка Хранителя Миров
Послана этим старым охраняющим Умом на землю,
Чтобы всё могло стоять в его зафиксированном неизменном виде
И никогда не сдвигаться со своего векового положения.
Мы видим, как она [п. Мысль - прим. перев.] кружит, верная её задаче,
Неутомимая, в круговороте предписанной традиции;
В обветшалых и разрушающихся офисах Времени
Она зорко стоит на страже перед стеной обычая,
Или в тусклых окрестностях древней Ночи
Дремлет на камнях маленького дворика
И лает на каждый незнакомый свет,
Как на врага, который разрушит её жилище,
Собака, сторожащая ограждённый рассудком дом духа
От незваных гостей из Невидимого,
Питающаяся обрывками жизни и костями Материи
В её конуре объективной уверенности.
И всё же за ней стоит космическая мощь:
Размеренное Величие хранит его обширный план,
Бездонное тождество ритмизирует поступь жизни;
Неизменные орбиты звёзд бороздят инертный Космос,
Миллионы видов следуют одному немому Закону.
Огромная инертность - это защита мира,
Даже в изменении сберегается неизменность;
В инерцию погружается революция,
В новом платье старое возвращает его роль;
Энергия действует, стабильность - её печать:
На груди Шивы остаётся [этот] огромный танец.
Огненный дух пришёл следующим из трёх.
Горбатый всадник красного Дикого Осла,
Опрометчивый Разум спрыгнул, с гривой льва,
Из великого мистического Пламени, что окружает миры
И своим страшным краем пожирает сердце существа.
Оттуда возникло жгучее видение Желания.
Тысячу обличий оно носило, принимало бесчисленные имена:
Нужда во множественности и изменчивости
Вынуждала его всегда преследовать Единое
На бесчисленных дорогах[, бегущих] через просторы Времени,
Через цепи бесконечных различий.
Оно сжигает все груди двусмысленным огнём.
Сияние, мерцающее в мутном потоке,
Оно вспыхивало до небес, затем снижалось, поглощённое, до ада;
Оно карабкалось, чтобы утащить Истину в болото,
И использовало его сверкающую Силу для грязных целей;
Огромный хамелеон золотого, синего и красного цвета,
Переходящих в чёрный, серый и буро-коричневый,
Голодный, он выглядывал с пёстрой ветки жизни,
Чтобы радостно хватать насекомых, его любимую еду,
Тёмный хлеб для роскошного тела,
Вскармливающий великолепную страсть его оттенков.
Огненный змей с тусклым облаком вместо хвоста,
Сопровождаемый грезящей стаей сверкающих мыслей,
Подняв голову с многоцветными мерцающими гребнями,
Он лизал знание закопчённым языком.
Всасывающий вихрь в пустом воздухе,
Он зиждется на пустоте колоссальных притязаний,
В Ничто рождённый, в Ничто возвращается,
Но всё время движется невольно
К скрытому Нечто, которое есть Всё.
Пылкое желание найти, неспособное удержать,
Сверкающая нестабильность были его метками,
Ошибаться было его врождённой тенденцией, его природным сигналом.
Склонный сразу к неразмышляющему доверию,
Он предполагал верным всё, что льстило его собственным надеждам;
Он лелеял золотые пустоты, рождённые желанием,
Он хватал нереальное, как пищу.
В темноте он обнаруживал светящиеся формы;
Вглядываясь в нависающую тенью полутьму,
Он видел цветные изображения, нацарапанные в пещере Фантазии;
Или он носился по кругу в ночи предположений
И ловил в камеру воображения
Яркие сцены обещаний, удерживаемые мимолётными вспышками,
Фиксировал в воздухе жизни ноги торопливых снов,
Сохранял отпечатки проходящих Форм и скрытых Могуществ
И вспышки-образы полувидимых истин.
Прыжок, жаждущий схватить и овладеть
Без помощи разума или видящей души,
Был его первым натуральным движением и последним,
Он растрачивал жизненную силу, чтобы достичь невозможного:
Он презирал прямую дорогу и бежал по извилистым тропам,
Оставляя то, что он выиграл, для неиспытанных вещей;
Он видел нереализованные цели, как мгновенную судьбу,
И выбирал обрыв для его прыжка на небеса.
Рискуя его системой в авантюре жизни,
Он принимал случайные достижения за надёжные результаты;
Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд,
Неведающий о глубоком законе путей бытия,
И неудача не могла замедлить его огненную хватку;
Один шанс, ставший истинным, оправдывал всё остальное.
Попытка, а не победа, составляла очарование жизни.
Неуверенный победитель с неуверенными ставками,
Инстинкт был его матерью, а жизненный ум - отцом,
Он бежал в его гонке и приходил первым или последним.
Всё же его деяния не были малыми, тщетными и ничтожными;
Он кормился порцией силы бесконечности
И мог творить высокие вещи, что желало его воображение;
Его страсть ловила то, чего не хватало спокойному разуму.
Прозрение импульса направляло его прыгающий захват
На небеса, [где] высокая Мысль скрывалась в ослепительном тумане,
Улавливало проблески, что указывали на спрятавшееся солнце:
Он исследовал пустоту и находил там сокровище.
Полу-интуиция багровела в его рассудке;
Он бросал зубец молнии и попадал в невидимое.
Он видел в темноте и смутно моргал на свету,
Невежество было его полем, неизвестное - его призом.
Из всех этих Сил величайшей была последняя.
Прибыв позже с далёкого плана мысли
В переполненный иррациональный мир Возможностей,
Где всё ощущалось грубым и совершалось вслепую,
И всё же случайность казалась неизбежной,
Пришёл Разум, приземистый божественный мастер,
В его узкий дом на гребне Времени.
Адепт ясного устроения и замысла
С задумчивым лицом и близкими всматривающимися глазами,
Он занял его твёрдое и непоколебимое место,
Сильнейший, мудрейший из троллеподобной Триады.
Вооружившись его линзами, измерительной штангой и зондом,
Он смотрел на объективную Вселенную,
На множества, что жили и умирали в ней,
На тело пространства и на бегущую душу Времени,
И брал землю и звёзды в его руки
Попробовать, что он может сделать из этих странных вещей.
В своём сильном, целеустремленном, трудолюбивом уме,
Изобретая его схемы-линии реальности
И геометрические кривые его плана времени,
Он умножал свои медленные полусрезы[, взятые] из Истины:
Не выносящий загадки и неизвестного,
Нетерпимый к беззаконию и уникальности,
Навязывая рефлексию маршу Силы,
Навязывая ясность непостижимому,
Он стремился свести к правилам мистический мир.
Он ничего не знал, но обо всех вещах надеялся узнать.
В тёмных бессознательных царствах, когда-то лишённых мысли,
Призванный верховным Разумом
Направить свой луч на тёмный Простор,
Несовершенный свет, ведущий заблуждающуюся массу
Силой чувства, идеи и слова,
Он отыскивает Природный процесс, субстанцию, причину.
Гармонизируя всю жизнь контролем мысли,
Он всё ещё борется с гигантской неразберихой;
Невежественный во всём, кроме его собственного ищущего ума,
Он пришёл спасти мир от Невежества.
Суверенный работник, на протяжении веков
Наблюдающий и меняющий всё, что существует,
Он уверенно взял на себя огромную ответственность.
Там низко согнутая могучая фигура сидит,
Склонившись под дуговыми фонарями его фабричного дома
Среди грохота и звона его инструментов.
Строгий взгляд его творящих глаз
Принуждает пластичный материал космического Ума [принимать форму],
Он ставит жёсткие измышления его мозга
В образец вечной неподвижности:
Безразличный к космическому немому требованию,
Не сознавая слишком близкие реальности
Невысказанной мысли, безмолвного сердца,
Он склоняется выдумывать свои кредо, железные кодексы
И металлические структуры для заключённой [в них] жизни
И механические модели для всех вещей, что существуют.
Для видимого мира он соткал понимаемый мир:
Он плетёт тугие, но несубстанциальные нити
Его паутины словесных сетей абстрактной мысли,
Его сегментных систем Бесконечного,
Его теодицей, космогонических карт
И мифов, которыми он объясняет необъяснимое.
По воле он простирается в тонком воздухе ума,
Подобно картам, висящим в школе интеллекта,
Втискивая широкую Истину в узкую схему
Его бесчисленных враждующих строгих философий;
Из Природного тела феноменов
Он вырезает острым краем мысли в жёстких линиях,
Подобных рельсам для могущества Мировой Магии, чтобы [по ним] бежать,
Его науки, точные и абсолютные.
На огромных голых стенах человеческого неведения,
[Среди] начертанных вокруг глубоких немых иероглифов Природы,
Он пишет ясными демотическими знаками
Обширную энциклопедию его мыслей;
Алгебру знаков его математики,
Его чисел и безошибочных формул
Он строит, чтобы завершить его резюме вещей.
Со всех сторон бегут, как в космической мечети,
Отслеживая священные вирши его законов,
Затейливость его узорчатых арабесок,
Искусство его мудрости, хитрость его знаний.
Это искусство, эта хитрость - его единственный запас.
В его высоких трудах чистого разума,
При его отходе из ловушки чувств
Не происходит разрушения стен разума,
Не проскакивает разрывающая вспышка абсолютного могущества,
Не восходит свет небесной несомненности.
Миллион лиц носит его знание здесь,
И каждое лицо - в тюрбане сомнения.
Всё теперь под вопросом, всё сведено в ничто.
Когда-то монументальные в их массивном мастерстве,
Его старые великие мифические писания исчезают,
И на их месте стартуют строгие эфемерные знаки;
Эта постоянная перемена означает прогресс для его глаз:
Его мысль - это бесконечный марш без цели.
Нет вершины, на которую он мог бы встать
И одним взглядом охватить всю бесконечность.
Неубедительная пьеса - это труд Разума.
Любая сильная идея может использовать его, как свой инструмент;
Принимая каждое послание, он отстаивает его дело.
Открытый каждой мысли, он не может знать.
Вечный Адвокат, восседающий, как судья,
Облачает в неуязвимую кольчугу логики
Тысячи бойцов за завуалированный трон Истины,
И подстрекает с высокой конской спины аргумента
Всегда склонять словесные копья
В притворном турнире, где никто не может победить.
Анализируя ценность мыслей его жёсткими тестами,
Балансируя, он сидит на широком и пустом воздухе,
Отстранённый и чистый в его беспристрастном равновесии.
Его суждения выглядят абсолютными, но никто [в них] не уверен;
Время отменяет все его вердикты в апелляции.
Хотя, подобно солнечным лучам для нашего светлячкового ума,
Его знание притворяется падающим с ясных небес,
Его лучи - это свет фонаря в Ночи;
Он набрасывает сверкающее одеяние на Невежество.
Но теперь утрачено его древнее суверенное притязание
Править высшим царством ума по его абсолютному праву,
Связывать мысль кованой непогрешимой цепью логики
Или видеть истину обнажённой в ярком абстрактном тумане.
Хозяин и раб абсолютного явления,
Он путешествует по дорогам заблуждающегося зрения
Или смотрит на выстроенный механический мир,
Сконструированный для него его инструментами.
Вол, запряжённый в повозку с доказанными фактами,
Он тянет огромные тюки знаний по пыли Материи,
Чтобы достичь огромного базара полезности.
Ученик, он дорос до его старой ломовой лошади;
Помогающее чувство - арбитр его поисков.
Теперь он использует его в качестве пробного камня.
Как будто он не знает, что факты - это шелуха истины,
Шелуху он хранит, зерна выкидывает прочь.
Древняя мудрость уходит в прошлое,
Вера веков становится досужей сказкой,
Бог уходит из пробуждённой мысли,
Старая отброшенная мечта больше не нужна:
Он ищет лишь ключи от механической Природы.
Интерпретируя каменные законы, как неизбежные,
Он роется в твёрдой, сокрытой почве Материи,
Чтобы откопать процессы всех сотворённых вещей.
Нагруженная огромная работающая сама по себе машина предстаёт
Перед жадным и восхищённым взглядом его глаз,
Замысловатая и бессмысленная инженерия
Упорядоченного рокового и неизменного Шанса:
Изобретательное, тщательное и детальное,
Его грубое несознательное скрупулёзное устройство
Разворачивает безошибочный марш, отображает верную дорогу;
Он планирует без мышления, действует без воли,
Миллион целей не служит ни одной цели
И строит рациональный мир без ума.

 Отправлено: 14.11.22 13:43. Заголовок: У него нет ни движит..

У него нет ни движителя, ни творца, ни идеи:
Его обширное самодействие работает без причины;
Безжизненная Энергия, ведомая неудержимо,
Голова смерти на теле Необходимости,
Вызывает жизнь и порождает сознание,
Потом удивляется, почему всё возникло и откуда пришло.
Наши мысли - это части огромной машины,
Наши размышления - лишь причуда закона Материи,
Мистические знания были фантазией или слепотой;
Мы теперь не нуждаемся ни в душе, ни в духе:
Материя - это восхитительная Реальность,
Очевидное, неизбежное чудо,
Твёрдая истина вещей, простая, вечная, единственная.
Самоубийственная безрассудная трата,
Создающая мир мистерией самопотери,
Вылила её разрозненные труды в пустое Пространство;
Позднее саморазрушающаяся Сила
Сократит огромное расширение, которое она произвела:
Тогда завершается этот могучий и бессмысленный труд,
Пустота остаётся голой, пустой, как прежде.
Так подтверждённая, увенчанная, великая новая Мысль
Объяснила мир и овладела всеми его законами,
Коснулась немых корней, пробудила скрытые потрясающие силы;
Она обязана служить несознательным джиннам,
Что спят, не задействованные в невежественном трансе Материи.
Всё было точным, жёстким, бесспорным.
Но когда, основываясь на вековой скале Материи,
Встало целое, твёрдое, отчётливое и надёжное,
Всё отшатнулось назад в море сомнений;
Эта прочная схема плавилась в бесконечном потоке:
Он [рассудок - прим. перев.] встретил бесформенную Силу, изобретающую формы;
Внезапно он наткнулся на невидимые вещи:
Молния из не открытой Истины
Поразила его глаза её озадачивающим блеском
И вырыла пропасть между Реальным и Известным,
Пока всё его знание не показалось невежеством.
Мир вновь стал волшебной сетью,
Магическим процессом в магическом пространстве,
Непостижимыми глубинами чуда,
Чей источник теряется в Невыразимом.
Вновь мы сталкиваемся с чистым Непознаваемым.
В крушении ценностей, в огромном роковом сломе,
В распылении и рассеянии его разрушенной работы
Он потерял его чистый законсервированный сконструированный мир.
Остался квантовый танец, россыпь случайностей
В колоссальном опрокидывающем вихре Энергии:
Непрерывное движение в безграничной Пустоте,
Формы, изобретаемые без мысли и цели:
Необходимость и Причина стали бесформенными призраками;
Материя была инцидентом в потоке бытия,
Законной, но работающей по часам привычкой слепой силы.
Идеалы, этика, системы не имели основы
И вскоре рухнули или жили без санкции;
Всё превратилось в хаос, в волнение, в столкновение и борьбу.
Идеи, воюющие и свирепые, обрушивались на жизнь;
Жёсткое сжатие сдерживало анархию,
А свобода была лишь именем призрака:
Созидание и разрушение вальсировали, вооружённые,
На груди разорванной и дрожащей земли;
Всё погрузилось в мир танца Кали.
Так, обрушившись, утопая, растянувшись в Пустоте,
Хватаясь за подпорки, за почву, на которой можно [было] стоять,
Он видел лишь тонкий атомный Простор,
Разрежённый с редкими точками субстрат вселенной,
На котором плавает феноменальный облик твёрдого мира.
Только процесс событий был там
И пластичные и многообразные изменения Природы,
И, богатая смертью, чтобы убить или сотворить,
Всемогущая сила расщеплённого невидимого атома.
Оставался единственный шанс, что здесь может найтись могущество,
[Способное] освободить человека от старых неадекватных средств
И оставить его властелином земной сцены.
Поскольку Разум тогда мог бы схватить изначальную Силу,
Чтобы вести его машину по дорогам Времени.
Всё тогда могло бы служить нуждам мыслящей расы,
Абсолютное Государство нашло бы абсолют порядка,
Сократило бы все вещи до стандартизированного совершенства,
Построило бы в обществе справедливую точную машину.
Тогда наука и рассудок, не заботясь о душе,
Могли бы отладить спокойный единообразный мир,
Эонические искания переполнить внешними истинами,
И одношаблонно мыслящей силой - ум,
Навязали бы логику Материи видениям Духа,
Сделали бы из человека разумное животное,
А из его жизни - симметричную ткань.
Это было бы вершиной Природы на тёмном земном шаре,
Грандиозным результатом долгих веков усилий,
Эволюция Земли увенчалась бы успехом, её миссия выполнилась.
Так могло быть, если бы дух уснул;
Тогда человек мог бы отдыхать в довольстве и жить в мире,
Владыка Природы, кто когда-то трудился, будучи её рабом,
А беспорядок в мире уплотнился бы до Закона, -
Если бы ужасное сердце Жизни не восстало в бунте,
Если бы Бог внутри не мог отыскать более великого плана.
Но космическая Душа многолика;
Прикосновение может изменить установленный фронт Судьбы.
Внезапный поворот может произойти, дорога - появиться.
Ум более великий может увидеть более великую Истину,
Или мы можем обнаружить, когда всё остальное рухнет,
Скрытый в нас самих ключ к совершенному изменению.
Поднимаясь из почвы, где ползут наши дни,
Сознание Земли может сочетаться с Солнцем,
Наша смертная жизнь - лететь на крыльях духа,
Наши конечные мысли - общаться с Бесконечным.
В ярких царствах восходящего Солнца
Всё есть рождение в могущество света:
Всё, деформированное здесь, там хранит его счастливый облик,
Всё, что здесь смешано и искажено, там чисто и цело;
И всё же каждое из них - это преходящий шаг, фаза момента.
Пробудившись к более великой Истине за пределами её деяний,
Посредница сидела и смотрела на её творения
И чувствовала в них чудо и силу,
Но знала [и] могущество за ликом Времени:
Она выполнила задачу, повиновалась данному знанию,
Её глубокое сердце стремилось к великим идеальным вещам
И из света смотрело на более широкий свет:
Сверкающая изгородь, окружавшая её, сужала её могущество;
Верная её ограниченной сфере, она трудилась, но знала,
Что её наивысшее, широчайшее видение было наполовину поиском,
А самые могучие [её] действия - переходом или стадией.
Ибо не Разумом было создано творение,
И не Разумом может быть видима истина,
Которую сквозь завесы мысли, экраны чувств
Едва может рассмотреть видение духа,
Затемнённое несовершенством его средств:
Маленький Ум привязан к мелочам:
Его смысл - лишь внешнее касание духа,
Полупроснувшегося в мире тёмного Несознательного;
Он чувствует его существа и его формы,
Как некто, оставленный [идти] наощупь в невежественной Ночи.
В этом маленьком слепке детского ума и чувств
Желание - это плач детского сердца, взывающего к блаженству,
Наш разум - только мастер игрушек,
Создатель правил в странной спотыкающейся игре.
Но он с его карликовыми помощниками знал, чьё уверенное зрение
Ограниченная перспектива принимала за дальнюю цель.
Мир, который он создал, - это промежуточный отчёт
Путешественника к полуобретённой истине в вещах,
Движущегося между неведением и неведением.
Поскольку ничего не известно, пока что-то остаётся скрытым;
Истина познаётся только тогда, когда видно всё.
Привлечённый Всем, что есть Одно,
Он стремится к более высшему свету, чем его [свет];
Скрытый его культами и верованиями, он мельком видел лик Бога:
Он знает, что нашёл лишь форму, одежду,
Но всегда надеется увидеть его в своём сердце
И почувствовать тело его реальности.
Пока есть маска, а не чело,
Хотя иногда появляются два скрытых глаза:
Разум не может сорвать эту мерцающую маску,
Его усилия лишь заставляют её ярче мерцать;
Он увязывает Неделимое в свёртки;
Обнаружив, что его руки слишком малы, чтобы удержать безбрежную истину,
Он разбивает знание на отчуждённые части
Или всматривается сквозь облачный покров в исчезнувшее солнце:
Он видит, не понимая того, что видел,
Сквозь замкнутые облики конечных вещей
Мириады аспектов бесконечности.
Однажды Лик должен прожечь маску.
Наше невежество - это куколка Мудрости,
Наше заблуждение сочетается с новым знанием на его пути,
Его тьма - это почерневший узел света;
Мысль танцует рука об руку с Неведением
На серой дороге, что вьётся к Солнцу.
Даже когда его пальцы нащупывают узлы,
Что связывают их в странное компаньонство,
В моменты их супружеской борьбы
Иногда прорываются вспышки просветляющего Огня.
Даже теперь здесь есть великие мысли, что гуляют одни:
Вооружённые, они пришли с непогрешимым словом
В посвящении интуитивного света,
Что несёт санкцию от глаз Бога;
Предвестники далёкой Истины, они пылают,
Прибывая с края вечности.
Огонь выйдет из бесконечностей,
Более великий Гнозис взглянет на мир,
Приходя из какого-то далёкого всеведения
На сверкающих морях, из тихого восхищённого Одиночества,
Чтобы осветить глубокое сердце себя и вещей.
Вневременное знание он принесёт в Ум,
Его цель - в жизнь, в Невежество - его конец.
Наверху, в высокой бездыханной стратосфере,
Затеняя карликовую триаду,
Жили, устремлённые в безграничное Запределье,
Пленники пространства, окружённые ограничивающими небесами,
В нескончаемом круговороте часов,
Тоскующие по прямым путям вечности,
И с высоты своего положения смотрели вниз на этот мир
Два солнечноглазых Демона, свидетельствующие обо всём, что есть.
Могущество, [способное] возвысить отсталый мир,
Властное, ехало на огромной высококрылой Жизни-Мысли,
Не желая ступать по твёрдой неизменной почве:
Привыкшее к синей бесконечности,
Оно парило в солнечном небе и в звёздном воздухе;
Оно видело вдали дом недостижимого Бессмертного
И слышало вдали голоса Богов.
Иконоборец и разрушитель фортов Времени,
Преодолевающий предел и превышающий норму,
Оно освещало мысли, что сияли сквозь века
И двигали действиями сверхчеловеческой силы.
Так далеко, как могли долететь его крылатые самолёты,
Посещая будущее в великих сверкающих рейдах,
Оно разведывало перспективы мечты-судьбы.
Способное к зачатию, неспособное к достижению,
Оно рисовало его концептуальные карты и планы видения,
Слишком великие для архитектуры смертного Пространства.
За пределами в обширности, где нет опоры,
Имажинист бестелесных Идей,
Безразличный к крику жизни и рассудка,
Чистый Мыслящий Ум обозревал космическое действие.
Архангел белого трансцендентного царства,
Он видел мир с одиноких высот,
Сияющих в далёком и пустом воздухе.

Конец Песни X

перевод 17-31.05.2019 года, правка 19.07.19

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 14:53. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савитри» Книга 2 Песнь 11

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ Песнь XI
ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО УМА

Там исчезли пределы для трудящейся Силы.
Но бытие и творение не прекращается там.
Ибо Мысль превосходит круги смертного ума,
Она больше, чем её земной инструмент:
Божество, втиснутое в узкое пространство ума,
Ускользает во все стороны в некий простор,
Являющийся переходом в бесконечность.
Оно вечно движется в поле духа,
Бегун к далёкому духовному свету,
Дитя и слуга силы духа.
Но ум тоже падает с безымянной вершины.
Его существо простёрлось за пределы видения Мысли.
Ибо дух вечен и несотворён,
И не мышлением родилось его величие,
И не мышлением может прийти его знание.
Он знает себя и живёт в себе,
Он движется там, где нет ни мысли, ни какой-то формы.
Его ноги твёрдо стоят на конечных вещах,
Его крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное.
В его поле зрения входило удивительное пространство
Великих и чудесных встреч, вызываемых его шагами,
Где Мысль опиралась на Видение за пределами мысли
И формировала мир из Немыслимого.
На вершинах, недоступных воображению,
На горизонтах, что не утомляли взгляд,
Под синим покровом вечности
Было видно великолепие идеального Ума,
Простирающегося через границы познаваемых вещей.
Источник [той] малости, что мы есть,
Инстинкт бесконечно большего, которым мы должны стать,
Поддержка всего, что человеческая сила выполняет,
Творец надежд нереализованной земли,
Он распространяется за пределы расширяющейся вселенной;
Он улетает за границы мечты,
Он пролетает сквозь потолок парения жизни.
Бодрствуя в светящейся сфере, не связанной Мыслью,
Открытый всеведущим необъятностям,
Он бросает в наш мир его великие венчающие влияния,
Его скорость, что опережает прогулку часов,
Его силу, что непобедимо шагает сквозь Время,
Его могущества, что наводят мост через пропасть между человеком и Богом,
Его огни, что борются с Невежеством и Смертью.
В его обширном диапазоне идеального Пространства,
Где красота и могущество идут рука об руку,
Истины Духа принимают форму живых Богов,
И каждая может по праву строить её собственный мир.
В воздухе, который сомнение и заблуждение не могут отметить
Cтигматами их уродства,
В общении с задумчивым уединением
Истины, что видит в безошибочном свете,
Где зрение не колеблется и не блуждает мысль,
Освобождённая от непомерного налога слёз нашего мира,
Мечтая, его светоносные творения взирают
На Идеи, что населяют вечность.
В солнечном сиянии радости и абсолютного могущества
Вверху Мастера Идеала правят
В сессиях спокойного блаженства,
В области освещённой несомненности.
Эти царства далеки от нашего труда, стремления и зова,
Правление совершенства и благословенное святилище
Закрыты для неуверенных мыслей человеческого ума,
Далеки от мутной поступи смертной жизни.
Но поскольку наши тайные "я" - близкие родственники,
Дыхание недостижимой божественности
Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся;
Сквозь золотой смех сверкающего эфира
Свет падает на наши мучительные неудовлетворённые жизни,
Мысль нисходит из идеальных миров
И движет нас к новой модели даже здесь
Некоторого образа их величия, притягательности
И чуда за пределами кругозора смертной надежды.
Среди тяжёлого однообразия дней
И противоречащей человеческому закону
Веры в вещи, которых нет и не должно быть,
Живёт товарищ восторга и боли этого мира,
Дитя запретного желания тайной души,
Рождённое от её любви с вечным.
Наши души вырываются на свободу из их окружения;
Будущее приближает лик его чуда,
Его божество смотрит на нас настоящими глазами;
Деяния, считающиеся невозможными, становятся естественными;
Мы чувствуем бессмертие героя;
Мужество и сила, не затрагиваемые смертью,
Пробуждаются в конечностях, что смертны, в сердцах, что ослабевают;
Мы движемся быстрым импульсом воли,
Что презирает медлительное влачение смертного времени.
Эти побуждения исходят не из чуждой сферы:
Мы сами - граждане этого материнского Государства,
Искатели приключений, мы колонизировали ночь Материи.
Но теперь наши права попраны, наши паспорта аннулированы;
Мы живём само-изгнанными из нашего небесного дома.
Блуждающий луч бессмертного Ума
Принял слепоту земли и стал
Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества.
Изгнанник, труженик на этой ненадёжной земле,
Захваченный и загнанный в Жизни невежественную хватку,
Стеснённый тёмной клеткой и предательскими нервами,
Он мечтает о более счастливых состояниях и более благородных силах,
О естественной привилегии не падших богов,
Помня до сих пор его старую утраченную суверенность.
Среди земного тумана и мглы, грязи и камней
Он до сих пор помнит его возвышенную сферу
И высокий город его великолепного рождения.
Память вкрадывается о потерянных небесах Истины,
Обширное освобождение приближается, Слава зовёт,
Мощь выглядывает, отдалённое счастье.
В чарующих переходах полускрытый свет
Блуждает, яркая тень его самого,
Этот быстрый неуверенный лидер слепых богов,
Эта нежность от маленьких светильников,
Этот служитель-раб, нанятый умом и телом для использования на земле,
Забывает о его работе среди грубой реальности;
Он восстанавливает его отвергнутое верховное право,
Он вновь носит пурпурную мантию мысли
И знает себя провидцем и царём Идеала,
Причастником и пророком Нерождённого,
Наследником восторга и бессмертия.
Все вещи реальны, что являются здесь лишь мечтами,
В наших неведомых глубинах спит их запас истины,
На наших недостигнутых высотах они царят и приходят к нам
В мыслях и вдохновениях, влача за собой их одежды из света.
Но наша карликовая воля и холодный прагматический смысл
Небесных визитёров не допускают:
Ожидающие нас на вершинах Идеала
Или охраняемые в нашем тайном "я", невидимые,
Но иногда вспыхивающие через пробуждённую душу,
[Они] скрывают при наших жизнях их величие, красоту, силу.
Наше настоящее иногда ощущает их царственное прикасание,
Наше будущее стремится к их сверкающим тронам:
Из духовной тайны они выглядывают,
[Их] бессмертные шаги звучат в коридорах ума:
Наши души могут подняться на сияющие планы,
Широты, из которых они пришли, могут стать нашим домом.
Вновь обретя его привилегию видеть без тени,
Мыслитель вошёл в воздух бессмертных
И вновь испил из его чистого и могучего источника.
Неизменный в ритмичном покое и радости,
Он видел, суверенно свободный в безграничном свете,
Неуничтожимые планы, миры, сотворённые мыслью,
Где Знание есть лидер действия,
А Материя сотворена из мыслящей субстанции,
Чувство - это небесная птица, балансирующая на крыльях мечты,
Отвечающая на зов истины, как на голос родителя,
Формы - это озарённые прыжки всеформирующего луча,
А Воля, сознательная колесница Богов,
И Жизнь, великолепный поток вдохновенной Силы,
Несут голоса мистических Солнц.
Это приносит счастье [от] шепчущей истины;
Там звучит в его медоносном потоке из недр Пространства
Смех из бессмертного сердца Блаженства
И непостижимая вневременная Радость,
Звук журчания Мудрости в Неизвестном
И дыхание невидимой Бесконечности.
В сияющей ясности аметистового воздуха
Нескованный и всемогущий Дух Ума
Размышляет на голубом лотосе Идеи.
Золотое верховное солнце вневременной Истины
Изливало вниз мистерию вечного Луча
Сквозь безмолвие, дрожащее от слова Света
В бесконечном океане открытий.
Вдалеке он увидел соединяющиеся полусферы.
На восходящем краю транса медитации
Великие ступени мысли поднимались к нерождённым высотам,
Где последние хребты Времени касаются небес вечности
И Природа говорит с абсолютом духа.
Сначала пришло тройное царство упорядоченной мысли,
Малое начало огромного восхождения:
Наверху были яркие эфирные небеса ума,
Переполненное и бесконечное парение, как будто небо давило на небо,
Поддерживаемое против Пустоты бастионами света;
Высшее стремилось к соседству с вечностью,
Огромнейшее расширялось в бесконечность.
Но, хотя и бессмертные, могущественные и божественные,
Первые царства были близки и родственны человеческому уму;
Их божества формируют дороги нашего более великого мышления,
Фрагмент их могущества может стать нашим:
Эти широты не были слишком широки для наших душ, чтобы [там] расположиться,
Эти высоты не были слишком высоки для человеческой надежды.
Тройной подъём привёл в этот тройной мир.
Хоть и крутой для общих усилий идти [по нему],
Его восходящий склон смотрит вниз на наше земное равновесие:
На склоне, не слишком отвесно крутом,
Можно было повернуть назад, путешествуя по глубоким нисходящим линиям,
Чтобы общаться со вселенной смертных.
Могучие смотрители восходящей лестницы,
Кто ходатайствуют со всесозидающим Словом,
Там ожидали душу пилигрима, связанную с небесами;
Держа тысячу ключей от Запредельного,
Они предлагали их знание восходящему уму
И наполняли жизнь безграничностью Мысли.
Пророчествующие иерофанты оккультного Закона,
Огненно-яркие иерархи божественной Истины,
Толкователи между умом человека и Бога,
Они приносят бессмертный огонь смертным людям.
Радужные, воплощающие невидимое,
Стражи ярких степеней Вечности
Выстроились перед Солнцем в сияющие фаланги.
Издали они казались символическими образами,
Освещёнными оригиналами теневого скрипта,
В который наше видение транскрибирует идеальный Луч,
Или иконами, изображающими мистическую Истину,
Но вблизи - Богами и живыми Присутствиями.
Марш [из] фризов обозначил самые низшие ступени;
Фантастически витиеватые и богато мелкие,
Они имели место для всего содержания мира,
Для cимволов минут радости его совершенства,
Для cтранных зверей, что были силами Природы, сделавшимися живыми,
И, пробуждённый к чуду его роли,
Человек стал ненарушенным образом Бога,
А предметы - прекрасными монетами из царства Красоты;
Но широкими территориями были эти уровни служения.
Перед восходящим прозрением стояли
Миром-Временем наслаждающиеся, любимцы Мира-Блаженства,
Мастера вещей актуальных, властелины часов,
Товарищи по играм юной Природы и Бога-дитя,
Творцы Материи скрытым напряжением Ума,
Чьи тонкие мысли поддерживают бессознательную Жизнь
И направляют фантазию грубых событий,
Раса юных богов с острым зрением,
Дети-цари, рождённые на раннем плане Мудрости,
Обученные в её школьной мистической игре создания мира.
Архмасоны вечного Чудотворца,
Формовщики и измерители фрагментированного Пространства,
Они осуществили их план скрытого и известного
Жилища для невидимого царя.
Повинуясь глубинному повелению Вечного,
Они построили на материальном фронте вещей
Этот широкий мир - детский сад юных душ,
Где младенческий дух учится с помощью ума и чувств
Читать буквы космического скрипта
И изучать тело космического "я",
И искать тайное значение целого.
Всему, что задумывает Дух, они придают форму;
Убеждая Природу в видимых настроениях,
Они придают конечную форму бесконечным вещам.
Каждую силу, что выпрыгивает из Непроявленного,
Покидая величие покоя Вечности,
Они захватывали и удерживали их точным взглядом
И делали фигурантом в космическом танце.
Его свободный каприз они связали ритмическими законами
И вынудили его принять позу и линию
В колдовстве упорядоченной вселенной.
Все-содержащее содержалось в форме,
Единство было раздроблено на измеримые блоки,
Безграничность собрана в космическую сумму:
Бесконечное Пространство было разбито на кривые,
Неделимое Время разрезано на маленькие минуты,
Бесконечно малое массировано, чтобы надёжно сохранить
Мистерию Бесформенного, низвергаемого в форму.
Непобедимо их ремесло, разработанное для использования
Магии последовательных чисел и чар знаков,
Чудесная потенция замысла была схвачена,
Нагруженная красотой и значением,
И под детерминирующим мандатом их взгляда
Форма и качество, уравниваясь, объединились
В неразрывную идентичность.
На каждом событии они отпечатывали графики их закона,
Их веру и заряд обременяющих обстоятельств;
Уже не свободный и божественный случай,
Желаемый в каждый момент, не приключение души
Удлиняли связанную судьбой таинственную цепь,
Линию, предусмотренную неизменным планом,
[Представляя] ещё один шаг в долгом марше Необходимости.
Срок был установлен для каждой жаждущей силы,
Сдерживающий её волю монополизировать мир,
Канавка из бронзы предписана для силы и действия,
Что указывала каждому мгновению его назначенное место,
Неизменным предволимое в спиральной
Огромной петле Времени, ускользающей от вечности.
Неизбежны их мысли, подобные звеньям Cудьбы,
Наложенным на прыжки и молниеносную гонку ума
И на хрупкий случайный поток жизни,
И на свободу атомных вещей
Неизменной причиной и непреклонным следствием.
Идея отказалась от пластичной бесконечности,
Для которой она была рождена, и теперь отслеживала вместо неё
Небольшие отдельные шаги цепной работы в сюжете:
Бессмертное когда-то, теперь связанное рождением и смертью,
Вырванное из непосредственности его безошибочного взгляда,
Знание было перестроено из клеток умозаключения
В фиксированное тело, дряблое и тленное;
Соединённое таким образом, оно росло, но не могло [продержаться] долго и разрушалось,
И уступило его место телу нового мышления.
Клетка для большеглазых Мыслей серафимов Бесконечности
Была закрыта крест-накрест мировыми законами вместо прутьев,
И радужное видение Невыразимого
Ограждено краткой дугой горизонта.
Вневременный дух сделался рабом часов;
Несвязанный был брошен в тюрьму рождения,
Чтобы создать мир, который Ум мог бы охватить и править [им].
На земле, которая смотрела на тысячу cолнц,
Чтобы сотворённые могли вырастить владыку Природы
И осветить душой глубины Материи,
Они привязали к дате, норме и конечному масштабу
Миллионно-мистическое движение Единого.
Выше по рангу стояла тонкая раса архангелов
С большими веками и взглядами, что искали невидимое.
Свет освобождающего знания сиял
Сквозь бездны тишины в их глазах;
Они жили в уме и знали истину изнутри;
Взгляд, отводимый в сконцентрированное сердце,
Мог проникнуть за ширму результатов Времени,
За жёсткие очертания и формы видимых вещей.
Всё, что ускользнуло из узкой петли концепций,
Видение замечало и схватывало; их видящие мысли
Заполняли пробелы, оставленные ищущими чувствами.
Высокие архитекторы возможности
И инженеры невозможного,
Математики бесконечностей
И теоретики непознаваемых истин,
Они формулируют постулаты загадки
И соединяют неизвестное с видимыми мирами.
Послушники, они ждут под вневременной Силой,
Исследуя цикл её работ;
Миновав её ограду бессловесного уединения,
Их ум мог проникнуть в её оккультный ум
И нарисовать диаграмму её тайных мыслей;
Они читали коды и шифры, что она запечатала,
Они снимали копии всех её охраняемых планов,
Поскольку каждый поворот её таинственного пути
Имел причину и неизменное правило.
Невидимое становилось видимым для изучающих глаз,
Схема огромного Несознательного была объяснена,
Смелые линии были начертаны в Пустоте;
Бесконечность была сведена к квадрату и кубу.
Располагая символы и значения,
Прослеживая кривую трансцендентной Силы,
Они формировали каббалу космического Закона,
Балансирующую линию, открытую в технике Жизни
И структурирующую её магию и её тайну.
Налагая схемы знания на Необъятное,
Они связывали с силлогизмами конечной мысли
Свободную логику бесконечного Сознания,
Грамматизировали скрытые ритмы танца Природы,
Критиковали сюжет драмы миров,
Делали фигуру и число ключом ко всему сущему:
Психоанализ космического "Я"
Был начертан, выслежены его тайны
И выяснена непонятная патология Уникального.
Была оценена система вероятного,
Опасность избегаемых возможностей,
Рассчитана невычисляемая сумма Актуального,
Построены логарифмические таблицы Необходимости,
Сложенные в схему тройного действия Единого.
Раскрытое внезапно, невидимое множество
Сил, вихрящихся в руках Случая,
Казалось повинующимся какому-то обширному императиву:
Их запутанные мотивы вырабатывали единство.
Мудрость читала их ум, неведомая им самим,
Их анархия втискивалась в формулу,
И из их гигантской случайности Силы,
Следуя привычке миллионов их путей,
Различая каждую малейшую линию и ход
Скрытого неизменного замысла,
Из хаоса настроений Невидимого
Выводилось исчисление Судьбы.
В его яркой гордости универсального применения
Знание ума превзошло мощь Всеведущего:
Орлокрылые могущества Вечного,
Удивляющиеся в их неотслеживаемых эмпиреях,
Склонялись из кругов,
Повинуясь мановению Мысли:
Каждый таинственный Бог, вынужденный раскрывать себя в форме,
Назначив его установившиеся движения в игре Природы,
Зигзагом двигался от жестов Воли-шахматиста
По шахматной доске космической судьбы.
В широкой последовательности предсказанных шагов
Необходимости каждое действие и мысль Бога,
Взвешенные для их оценки бухгалтерским умом,
Проверенные его математизированным всемогуществом,
Утрачивали их божественный аспект чуда
И становились числом в космической сумме.
Капризы и молниеносные настроения могущественной Матери,
Возникшие из её премудрого неуправляемого восторга
В свободе её сладкой и страстной груди,
Лишённые их чуда, были прикованы к причине и цели;
Бронзовый идол заменил её мистическую форму,
Что захватывает движения космических просторов,
В точном наброске идеального лика
Был забыт отпечаток сна её ресниц,
Несущий в его очертаниях мечты бесконечности,
И потерялось манящее чудо её глаз;
Вздымающаяся волна-пульс её обширного моря-сердца
Стала связанной теоремой упорядоченных биений:
Её глубокие замыслы, что она скрывала от самой себя,
Склонялись к самораскрытию на их исповеди.
Для рождения и смерти миров они установили дату,
Очертили диаметр бесконечности,
Измерили отдалённую дугу невидимых высот
И визуализировали бездонные безвидные глубины,
Пока не стало казаться известным всё, что могло быть во все времена.
Всё было подчинено числу, имени и форме;
Ничто не осталось невыразимым, неисчислимым.
И всё же их мудрость была окружена пустотой:
Истины они могли находить и удерживать, но не единую Истину:
Высочайшее оставалось непознаваемым для них.
Зная слишком много, они упустили целое, что нужно знать:
Бездонное сердце мира оставалось неразгаданным
И Трансцендентное хранило его тайну.
В величественном и более смелом воспарении
К широкой вершине тройной лестницы поднимались голые ступени,
Будто пылающие золотые камни,
Прожигающие себе путь к чистому абсолютному небу.
Августейшие и немногочисленные суверенные Короли Мысли
Сделали из Пространства их широкий всевидящий взор,
Обозревающий огромную работу Времени:
Широта все-содержащего Сознания
Поддерживала Бытие в неподвижных объятиях.
Посланники от светоносного Незримого,
В долгом переходе к миру они хранят
Императивы творящего "Я",
Подчиняясь невежественной земле, сознательному небу;
Их мысли - партнёры в его просторном контроле.
Великое правящее всем Сознание здесь присутствует,
А Ум невольно служит более высшей Силе;
Это канал, а не источник всего.
Космос - не случайность во Времени;
В каждой игре Случая есть смысл,
В каждом лике Судьбы есть Свобода.
Мудрость знает и направляет таинственный мир;
Взгляд Истины формирует его существа и события;
Слово, саморождённое на вершинах творения,
Голос Вечного во временных сферах,
Пророк видений Абсолюта,
Засевает значение Идеи в Форму,
И из этого семени всходят ростки Времени.
На вершинах за пределами нашего кругозора восседает Все-Мудрость:
Вниз опускается единственный и непогрешимый взгляд,
Безмолвное прикасание воздуха верховного
Пробуждает [в помощь] невежественному знанию в его действиях
Тайную силу в бессознательных глубинах,
Вынуждая ослеплённое Божество появиться,
Детерминируя голый танец Необходимости,
Когда она проходит через круг часов
И скрывается от преследования конечными глазами
Вниз по кружащимся перспективам эонического Времени.
Неприкосновенные силы космического вихря
Несут в их вакхических ладонях неподвижность
Изначального предвидения, что является Судьбой.
Даже неведение Природы - это инструмент Истины;
Наше борющееся эго не может изменить её курс:
И всё же эта сознательная сила, что движется в нас,
[Это] семя-идея есть родитель наших действий,
А неизбежность - неузнанное дитя Воли.
Под непогрешимо направляющим взором Истины
Все существа раскрывают здесь их тайну,
Вынуждаются стать тем, что они скрывают в себе.
Ибо Тот, кто Есть, растёт, проявляясь с годами,
И медлительное Божество, заключённое в клетку,
Взбирается из плазмы к бессмертию.
Но то, что скрыто, что отрицается смертным пониманием,
Что мистично, невыразимо - есть истина духа,
Неизречённая, уловимая его лишь взором.
Когда лишён он эго и ума, он слышит Голос;
Он смотрит сквозь свет на всё больший свет
И видит Вечность, окружающую Жизнь.
Эта великая Истина чужда нашим мыслям;
Там, где свободная Мудрость действует, они ищут правил;
Либо мы видим лишь спотыкающуюся игру Случая
Или работу в цепях, вынуждаемую сковывающим законом Природы,
Абсолютизмом немой бездумной Власти.
Дерзкие в их чувстве рождённой Богом силы,
Они осмелились ухватить их мыслью абсолют Истины;
Абстрактной чистотой безбожного зрения,
Перцептивной наготой, нетерпимостью к формам
Они доставляли Уму то, чего Ум никогда не мог бы достичь,
И надеялись покорить верховное основание Истины.
Оголённый императив концептуальной фразы,
Архитектонический и неизбежный,
Переводил немыслимое в мысль:
Серебрянокрылый огонь обнажённого тонкого чувства,
Ухо ума, оторванное от рифм внешнего,
Открывало звуки-семена вечного Слова,
Слышало ритм и музыку, что строят миры,
И схватывало в вещах бестелесную Волю быть.
Безграничное они измеряли мерами чисел
И прослеживали последнюю формулу ограниченных вещей,
В прозрачные системы воплощали безграничные истины,
Вневременное делали подотчётным Времени
И оценивали несоизмеримое Высочайшее.
Чтобы припарковать и оградить неохватываемые бесконечности,
Они воздвигли абсолютные стены [из] мысли и речи
И создали вакуум, чтобы вместить Единое.
На их взгляд, они двигались к пустой вершине,
В громадное пространство холодного и залитого солнцем воздуха.
Чтобы объединить их задачи, исключающие жизнь,
Что не могут вынести наготу Необъятного,
Они сделали ребус из множества,
В отрицании нашли смысл Всего,
А в ничто - абсолютный позитив.
Единый закон упростил космическую тему,
Сжав Природу в формулу;
Их титанический труд сделал всё знание единым,
Ментальной алгеброй путей Духа,
Абстракцией живой Божественности.
Здесь мудрость ума остановилась; она почувствовала себя завершённой;
Больше не о чем было думать и знать:
В духовном нуле она восседала на троне
И принимала её обширное молчание за Невыразимое.
Это было игрой ярких богов Мысли.
Привлекая во время вневременный Свет,
Заключая вечность в часы,
Они планировали уловить ноги Истины
В позолоченную сеть из концепций и фраз
И удерживать её в плену для радости мыслителя
В его маленьком мире, построенном из бессмертных грёз:
Там она должна пребывать заточённой в человеческом уме,
Как императрица, узница в доме своего подданного,
Боготворимая, чистая и всё ещё царящая в его сердце,
Его великолепная собственность, лелеемая и отделённая
Стеной молчания его тайной музы,
Непорочная в белой девственности,
Одна и та же испокон веков, и всегда одна,
Его почитаемая неизменная Богиня во все времена.
Или же, верная супруга его ума,
Согласная с его природой и его волей,
Она санкционирует и вдохновляет его слова и действия,
Продлевая их резонанс сквозь внимающие годы,
Спутница и регистратор его марша,
Пересекающего сверкающий участок мысли и жизни,
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетельница его высокой триумфальной звезды,
Её божественность - слуга [его] коронованной Идеи,
С её помощью он будет господствовать в поверженном мире;
Гарантия для его деяний и его верований,
Она подтверждает его божественное право вести и управлять.
Или, как любовник, [он] обнимает его единственную возлюбленную,
Божество для поклонения и вожделения в его жизни,
Икону для единственного идолопоклонства его сердца,
Она теперь - его, и должна жить лишь для него:
Она захватила его своим внезапным блаженством,
Неисчерпаемым чудом в его счастливых объятиях,
Соблазном, пойманным восхитительным дивом.
Теперь, после долгих восторженных поисков, он заявляет, что она -
Единственная радость его тела и души:
Неотвратима её божественная притягательность,
Её необъятное обладание, неумирающий трепет,
Опьянение и экстаз:
Страсть её самораскрывающихся настроений,
Небесные слава и многообразие
Делают её тело всегда новым для его глаз
Или же повторяют первое прикасание [её] очарования,
Сияющий восторг её мистических грудей
И прекрасных вибрирующих ног, живую область
Пульсирующего нового раскрытия без конца.
Новое начало расцветает в слове и смехе,
Новое очарование возвращает назад прежний предельный восторг:
Он потерялся в ней, она - его рай здесь.
Истина улыбнулась грациозной золотой игре.
Из её безмолвных вечных пространств выглянула
Великая и безграничная Богиня, притворяясь уступающей
Залитую солнцем сладость её тайн.
Воплощая её красоту в его объятиях,
Она отдала [ему] для краткого поцелуя её бессмертные губы
И притянула к её груди эту прославленную смертную голову:
Она, для которой небеса были слишком малы, сделала землю её домом.
В человеческой груди жило её оккультное присутствие;
Он вырезал из самого себя её образ:
Она вложила её тело в объятия ума.
В узкие пределы мысли она вошла;
Её величие она позволила втиснуть
В маленькую каморку Идеи,
В закрытую комнату понимания одиноким мыслителем:
Она снизошла с её высот до положения наших душ
И ослепила наши веки её небесным взором.
Итак, каждый удовлетворён его высокой прибылью
И мыслит себя блаженным за пределами смертности,
Царём истины на его отдельном троне.
Для её обладателя в поле Времени
Одинокое великолепие, уловленное от её славы, кажется
Единственным истинным светом, сияющей полнотой её красоты.
Но ни мысль, ни слово не могут ухватить вечную Истину:
Весь мир живёт в одиноком луче её солнца.
В тесном и узком доме наших мыслей, освещённом лампой,
Тщеславие нашего закрытого смертного ума
Мечтает о том, чтобы цепи мысли сделали её нашей;
Но мы лишь играем с нашими собственными слепящими связями;
Связывая её, мы связываем себя.
В нашем гипнозе одной светящейся точкой
Мы не видим, что мы удерживаем [лишь] её маленькую форму;
Мы не чувствуем её вдохновляющей безграничности,
Мы не разделяем её бессмертной свободы.
Это так даже с провидцем и мудрецом;
Поскольку человек до сих пор ограничивает божественное:
Из наших мыслей мы должны выпрыгнуть, чтобы видеть,
Вдыхать её божественный безграничный воздух,
Признать её простое безбрежное превосходство,
Осмелиться сдаться её абсолюту.
Тогда Непроявленное отражает его форму
В неподвижном уме, как в живом зеркале;
Вневременный Луч нисходит в наши сердца,
И мы восхищаемся в вечность.
Ибо Истина шире, больше, чем её формы.
Тысячи икон они сотворили из неё
И находят её в идолах, которым они поклоняются;
Но она остаётся собой и бесконечной.

Конец Песни Одиннадцатой

перевод 3-27.06.2019 года, правка 19.07.19

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 15:22. Заголовок: Шри Ауробиндо "Cавитри" Книга 2 Песнь 12

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Песнь XII
НЕБЕСА ИДЕАЛА

Всегда Идеал манил издалека.
Пробуждённая прикасанием Невидимого,
Покидая границу достигнутых вещей,
Стремилась могучая исследовательница, неутомимая Мысль,
Раскрывая на каждом шагу светоносный мир.
Она оставляла известные вершины ради неизвестных пиков:
Страстная, она искала единственную нереализованную Истину,
Она жаждала Света, что не знает смерти и рождения.
Каждая стадия в отдалённом восхождении души
Возвышалась в неизменных небесах, что всегда ощущались здесь.
На каждом шагу удивительного путешествия
Новая степень чуда и блаженства,
Новая ступень формировалась на могучей лестнице Бытия,
Огромный широкий пролёт, трепещущий драгоценным огнём,
Как будто горящий дух колыхался там,
Поддерживая его пламенем бессмертную надежду,
Как будто сияющий Бог отдал его душу,
Чтобы он мог чувствовать шаги пилигримов,
В спешке взбирающихся в дом Вечного.
На обоих концах каждой лучезарной лестницы
Виделись небеса идеального Ума
В голубом сиянии грезящего Пространства,
Подобно полосам сверкающего неба, цеплявшимся за луну.
С одной стороны, оттенок за оттенком плывущим, мерцали
Сияния восхода, озаряющие душу,
В трепетном восторге прозрения сердца
И в спонтанном блаженстве, что приходит с красотой, [стояли]
Прекрасные царства бессмертной Розы.
Выше духа, заключённого в смертном уме,
Располагаются сверхсознательные царства небесного мира,
Ниже - мрачная тусклая бездна Несознательного,
Между ними, за нашей жизнью, - бессмертная Роза.
Сквозь тайный воздух, которым дышит дух,
Тело космической красоты и радости,
Незримое, незамечаемое слепым страдающим миром,
Поднимаясь из глубоко сдавшегося сердца Природы,
Вечно цветёт у стоп Бога,
Питаясь жертвенными мистериями жизни.
И здесь его бутон рождается в человеческой груди;
Затем прикосновением, присутствием или голосом
Мир превращается в подножие храма,
И всё раскрывает неизвестного Возлюбленного.
В порыве небесной радости и лёгкости
Жизнь уступает божественности внутри
И приносит восторженную жертву всего, что имеет,
И душа открывается к счастью.
Блаженство чувствуется, что никогда не может полностью исчезнуть,
Внезапная мистерия тайной Милости
Укрывает золотом нашу землю красного желания.
Все высшие боги, что скрывали их облики
От пятнающего страстного ритуала наших надежд,
Раскрывают их имена и их неумирающие силы.
Огненная неподвижность пробуждает дремлющие клетки,
Страсть плоти, становящейся духом,
И внезапно исполняется, наконец,
Чудо, для которого была создана наша жизнь.
Пламя в белом безмолвном куполе
Видно, и лики бессмертного света,
Сияющие длани, что не знают рождения и смерти,
Груди, что вскармливают первенцев Солнца,
Крылья, что переполняют пламенные безмолвия мысли,
Глаза, что смотрят в духовное Пространство.
Наши скрытые центры небесной силы
Открываются, подобно цветам, в небесной атмосфере;
Ум останавливается, трепеща от божественного Луча,
И даже это преходящее тело может тогда почувствовать
Идеальную любовь и безупречное счастье,
И смех сладости и восторга сердца,
Освобождённого от грубой и трагической хватки Времени,
И красоту, и ритмичную поступь часов.
В высших царствах это касается бессмертного вида;
То, что здесь в зародыше, там расцвело.
Там - тайна Дома Пламени,
Сияние богоподобной мысли и золотого блаженства,
Восторженный идеализм небесного чувства;
Там - чудесные голоса, солнечный смех,
Журчание водоворотов в реках радости Божьей
И мистические виноградники золотого лунного вина,
Весь огонь и сладость, от которых здесь едва ли
Сверкающая тень посещает смертную жизнь.
Хотя там наблюдаются и радости Времени,
Давящее на грудь, ощущается касание Бессмертного,
Слышатся звуки флейты Бесконечного.
Здесь, на земле, ранние пробуждения,
Моменты, что трепещут в божественном воздухе,
И взращённый на тоске её почвы
Взгляд солнечных цветов Времени на золотую Вечность:
Там - нетленные блаженства.
Миллион лотосов, качающихся на одном стебле,
Мир за миром, цветные и экстатические,
Взбираются к какому-то далёкому невидимому прозрению.
По другую сторону вечной лестницы
Могущественные царства бессмертного Пламени
Стремятся достичь абсолютов Существа.
Из скорби и тьмы мира,
Из глубин, где погребены жизнь и мысль,
Одиноко поднимается к небесам бессмертное Пламя.
В священных тайнах скрытой Природы
Оно вечно горит на алтаре Ума,
Его жрецы - души посвящённых богов,
Человечество - его дом для жертвоприношений.
Однажды зажжённые, его языки никогда не могут угаснуть.
Огонь вдоль мистических троп земли,
Он восходит через полушарие смертного,
Пока, несомый бегунами Дня и Сумерек,
Он не войдёт в оккультный вечный Свет
И не вскарабкается, белея, на незримый Трон.
Его миры - это шаги восходящей Силы:
Видение с гигантскими контурами, титаническими линиями,
Дома непогрешимой и озарённой Мощи,
Небеса неизменного Блага, чистые и нерождённые,
Высоты великолепий извечного луча Истины,
Они становятся видимыми, как в символическом небе,
И призывают наши души в более просторный воздух.
На их вершинах они несут неспящее Пламя;
Мечтая о мистическом Запредельном,
Трансцендентные путям Судьбы и Времени,
Они указывают ввысь над собой направляющими пиками
Сквозь бледно-сапфировый эфир божественного ума
На некий золотой апокалипсис Бесконечного.
Гром, раскатывающийся среди холмов Бога,
Неутомим, суров - их потрясающий Глас:
Превзойдя нас, превзойти себя самих они призывают
И предлагают нам неустанно подниматься всё выше.
Вдали от нашей нетерпеливой досягаемости эти вершины живут,
Слишком величественные для нашей смертной силы и высоты,
Вряд ли в страшном экстазе труда,
Поднимаемого обнажённой атлетической волей духа.
Строгие, нетерпимые, они требуют от нас
Усилий, слишком длительных для наших смертных нервов,
Наши сердца не могут ни пробиться, ни поддержать нашу плоть;
Только сила Вечного в нас может отважиться
Предпринять неизмеримое приключение этого восхождения
И пожертвовать всем, что мы здесь лелеем.
Наше человеческое знание - это свеча, горящая
На тусклом алтаре пред солнечно-просторной Истиной;
Человеческая добродетель - грубо сшитое, плохо сидящее платье,
Одеяние деревянных идолов Блага;
Страстная и ослеплённая, кровоточащая, покрытая грязью,
Его энергия претыкается о бессмертную Силу.
Несовершенство преследует наши высочайшие усилия;
[Лишь] части и бледные отражения - наша доля.
Счастливы миры, что не ощутили нашего падения,
Где Воля едина с Истиной, а Добро с Силой;
Не истощаемые бедностью земного ума,
Они хранят естественное дыхание могущества Бога,
Его голую спонтанную быструю интенсивность;
Там его великое прозрачное зеркало, Я,
И там его суверенная автаркия блаженства,
В которой бессмертные природы играют их роли,
Наследники и акционеры божественности.
Он двигался волей сквозь царства Идеала,
Принимал их красоту и выносил их величие,
Вкушал славу их чудесных полей,
Но проходил [дальше], не оставаясь под властью их великолепия.
Всё там было интенсивным, но частичным светом.
В каждом [из них] серафо-крылая высоколобая Идея
Объединяла всё знание единой мастерской мыслью,
Убеждала всё действие в едином золотом смысле,
Подчиняла все силы единой силе
И создавала мир, где она могла бы править одна,
Совершенный дом абсолютного идеала.
Как знак их победы и их веры,
Они предлагали Путешественнику у их ворот
Неугасимое пламя или неувядающий цветок,
Эмблему привилегии высокого королевства.
Славный сияющий Ангел Пути
Представлял исканию души
Сладость и мощь идеи,
Каждая из которых считалась
Сокровенным источником Истины и вершиной силы,
Сердцем смысла вселенной,
Ключом к совершенству, паспортом в Рай.
Но там были и области, где встречались эти абсолюты
И формировали круг блаженства сочетающимися руками;
Свет стоял, объятый светом, огонь венчался с огнём,
Но никто в другом не потерял бы его тело,
Чтобы найти его душу в единой Душе мира,
Множественный восторг бесконечности.
Далее он прошёл в более божественную сферу:
Там, соединённые в общем величии, свете и блаженстве,
Все высокие, прекрасные и желаемые силы,
Забыв их различие и их отдельное правление,
Становятся единым множественным целым.
Над разветвлением дорог Времени,
Над Безмолвием и его тысячекратным Словом,
В неизменной и нерушимой Истине,
Навеки единой и неразделимой,
Сияющие дети Вечности обитают
На широкой духовной высоте, где всё едино.

Конец Двенадцатой Песни

перевод 27.06., 15-23.07.2019 года

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 16:07. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Песнь XIII
В "Я" УМА

Наконец, подступило голое безразличное небо,
Где Безмолвие слушало космический Голос,
Но ничего не отвечало на миллион призывов;
Бесконечный вопрос души не встречал ответа.
Внезапное завершение положило конец страстным надеждам,
Глубокое прекращение в могучем спокойствии,
Финальная строка на последней странице мысли -
И поля, и пустота бессловесного покоя.
Там остановилась восходящая иерархия миров.
Он стоял на широкой арке вершины Пространства
Наедине с огромным "Я" Ума,
Что держало всю жизнь на краю его просторов.
Всемогущее, неподвижное и отстранённое,
Оно не принимало участия в мире, что возник из него:
Оно не обращало внимания на пеаны победы,
Оно было равнодушно к собственным поражениям,
Оно слышало крик страдания и не подавало никакого знака;
Его беспристрастный взгляд падал на зло и добро,
Оно видело приближающееся разрушение и не сдвигалось.
Равная Причина вещей, одинокий Провидец
И Мастер множества его форм,
Оно не действовало, но несло все мысли и дела,
Свидетель мириада действий Бога Природы,
Согласного с движениями её Силы.
Его ум отражал этот гигантский квиетизм.
Это молчание свидетеля - тайная база Мыслителя:
Скрытое в безмолвных глубинах слово формируется,
Из скрытых безмолвий действие рождается
В полный голосов ум, в трудящийся мир;
В тайну облачается семя, что посеяно Вечным,
Молчание [укрывает] мистическое место рождения души.
В верховной замкнутой и вневременной тишине Бога
Встретились видящее "Я" и мощная Энергия;
Безмолвие познало себя, и мысль приняла форму:
Самосозданное из двойной мощи творение поднялось.
В тишине [этого] "я" он жил, и оно в нём;
Его немые незапамятные слушающие глубины,
Его обширность и тишина стали его собственными;
[Будучи] одним существом с ним, он рос широко, мощно, свободно.
Отдельный, не связанный, он смотрел на все совершаемые вещи.
Как тот, кто строит его собственные воображаемые сцены
И не теряет себя в том, что видит,
[Как] зритель драмы, задуманной им самим,
Он смотрел на мир и наблюдал за его движущими мыслями
С бременем освещённого пророчества в их глазах,
Его силы с их ногами ветра и огня
Возникали из немоты в его душе.
Всё теперь он, казалось, понимал и знал;
Ни желание не приходило, ни порыв воли,
Великий беспокойный исследователь потерял его задачу;
Никто больше ничего не спрашивал и не хотел.
Там он мог бы остаться, "Я", Безмолвие победили:
Его душа обрела покой, она познала космическое Целое.
Затем внезапно светящийся палец упал
На все вещи, видимые, осязаемые, слышимые или ощущаемые,
И показал его уму, что ничто не может быть познано;
То должно быть достигнуто, из чего исходит всё знание.
Скептический Луч разрушил всё, что казалось,
И ударил в самые корни мысли и чувства.
Во вселенной Неведения они проросли,
Стремясь к сверхсознательному Солнцу,
Играя в сиянии и дожде с высокими небесами,
Они никогда не смогут победить, как бы высоко они ни дотянулись
Или [сколько бы] ни преодолели, как бы ни был остр их зонд.
Сомнение разъедало даже средства мышления,
Недоверие было брошено на инструменты Ума;
Всё, что требуется для сияющей монеты реальности, -
Доказанный факт, фиксированный вывод, ясная дедукция,
Твёрдая теория, гарантированное значение, -
Оказалось мошенничеством в кредитном банке Времени
Или активами, не имеющими ценности в сокровищнице Истины.
Невежество на неудобном троне,
Перемешанное со случайным суверенитетом,
Фигура знания, облачённая в сомнительные слова
И показные мыслеформы, ярко неадекватные.
Труженик в темноте, ослеплённый полусветом,
То, что он знал, было образом в разбитом стекле,
Что он видел, было реальным, но его взгляд не был истинным.
Все идеи в его обширном репертуаре
Были подобны рокотанию преходящего облака,
Что истощило себя в звуке и не оставило следа.
Хрупкий дом, подвешенный в неопределённом воздухе,
Тонкая искусная паутина, вокруг которой он движется,
На время распустившаяся на древе вселенной
И вновь собравшаяся в себя,
Была лишь ловушкой, чтобы поймать в пищу насекомых жизни -
Крылатые мысли, что трепещут, хрупкие, в кратком свете,
Но мёртвые, однажды захваченные в фиксированные формы ума,
Цели, ничтожные, но кажущиеся большими на мелкой шкале человека,
Мерцания блестящей дымки воображения
И завёрнутые в паутину верования, уже не живые.
Магическая хижина выстроенных уверенностей,
Сделанная из сверкающей пыли и яркого лунного света,
В котором освящается её образ Реального,
Рухнула в Неведение, откуда она поднялась.
Лишь проблеск символических фактов
Окутывал тайну, скрывающуюся в их сиянии,
И ложь базировалась на скрытых реальностях,
Которыми они живут, пока не упадут от Времени.
Наш ум - это дом, населённый убитым прошлым,
Идеями, вскоре мумифицируемыми, призраками старых истин,
Спонтанность Бога связана формальными нитями
И упакована в ящики аккуратного бюро разума,
Могила великих упущенных возможностей
Или офис для ошибочного использования души и жизни
И для всех растрат, что человек совершает из даров небес,
И для всех расточений им запасов Природы,
Сцена для комедии Невежества.
Мир выглядел долгой сценой эонического провала:
Всё росло бесплодно, ни одна основа не осталась надёжной.
Атакуемый краем обличающего луча
Строитель Разум потерял его уверенность
В удачной ловкости и повороте мысли,
Что делает душу пленницей фразы.
Его наивысшая мудрость была [лишь] блестящей догадкой,
Его могучая структурированная наука о мирах -
Мимолётным светом на поверхностях бытия.
Не было ничего, кроме схемы, нарисованной умом,
Подмены вечных тайн,
Корявой фигуры реальности, плана
И возведения по Слову архитектора,
Налагаемых на видимость Времени.
Само существование было омрачено сомнением;
Оно казалось лишь листком лотоса, плавающим
В обнажённом бассейне космического Небытия.
Этот великий зритель и творец Ум
Был лишь неким делегатом полувидения,
Завесой, что висела между душой и Светом,
Идолом, а не живым телом Бога.
Даже неподвижный дух, что смотрит на его работы,
Был неким бледным фронтом Непознаваемого;
Тенью казалось широкое и свидетельствующее "я",
Его освобождение и неподвижный покой -
Пустым отскоком существа от сотворённых временем вещей,
А не самовидением Вечности.
Глубокий мир был там, но не безымянная Сила:
Там не было нашей милой и могущественной Матери,
Кто собирает на её груди жизни её детей,
[Не было] её объятий, что заключают мир в её руки
В непостижимом восторге Бесконечности,
[Не было] блаженства, что есть великолепное зерно творения,
Или белой страсти Богоподобного экстаза,
Что смеётся в сиянии безграничного сердца Любви.
Более великий Дух, чем "Я" ума,
Должен ответить на запрос его души.
Ибо здесь не было ни твёрдой подсказки, ни уверенной дороги;
Высоко идущие тропы исчезли в неизвестности;
Взгляд художника строил Запредельное
В противоречивых узорах и конфликтующих оттенках;
Частичный опыт фрагментировал Целое.
Он взглянул наверх, но всё оставалось пустым и неподвижным:
Сапфирный небосвод абстрактной Мысли
Ускользал в бесформенную Пустоту.
Он посмотрел вниз, но всё было тёмным и немым.
Слышался шум между мыслью и молитвой,
Борьба, труд без конца и перерыва;
Тщетный и невежественный поиск возвысил его голос.
Слухи, движение и зов,
Пенящаяся масса, неисчислимый крик
Всё [также] катились по океанской волне Жизни
Вдоль берегов смертного Невежества.
На его нестабильной и неизмеримой груди
Существа и силы, формы, идеи, подобно волнам,
Теснились ради воплощения и превосходства,
Возвышались, тонули и вновь поднимались во Времени;
И на дне бессонного ажиотажа,
Небытия, родителя борющихся миров,
Огромной творящей Смерти, мистической Пустоты,
Вечно поддерживающей иррациональный крик,
Вечно исключающей высочайшее Слово,
Неподвижной, отказывающейся от вопросов и ответов,
Под голосами и маршами покоилась
Немая неуверенность смутного Бессознательного.
Две тверди - тьмы и света -
Противопоставляли их пределы хождению духа;
Он двигался, скрытый от бесконечности "Я",
В мире существ и сиюминутных событий,
Где все должны умереть, чтобы жить, и жить, чтобы умереть.
Бессмертный при возобновлённой смертности,
Он блуждал по спирали его действий
Или бежал по циклам его мысли,
Но был не более чем его оригинальным "я"
И знал не более, чем когда он начал впервые.
Быть стало тюрьмой, исчезновение - побегом.

Конец Тринадцатой Песни

перевод 23-24.07.2019 года

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 20:32. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Песнь XIV
МИРОВАЯ ДУША

Тайный ответ пришёл на его поиск.
На далёком мерцающем фоне Пространства Ума
Увиделась, подобная пылающим устам, освещённая шахта;
Она казалась вратами отшельника, размышляющего о радости,
Скрытым убежищем и переходом в тайну.
Прочь от неудовлетворяющего поверхностного мира
Она вела в грудь неизвестного,
В колодец, в туннель глубин Бога.
Она проникала, словно мистическое русло надежды,
Через многие слои бесформенного безгласного "я",
Чтобы достичь последней глубины сердца мира,
И из этого сердца исходил бессловесный зов,
Умоляющий вместе с неким ещё не прозреваемым Умом,
Выражающий какое-то страстное невидимое желание.
Как будто манящий перст тайны,
Протянутый в кристальном настрое воздуха,
Указывал на него из какой-то скрытой поблизости глубины,
Как будто послание из глубокой души мира,
Будто намёк на скрытую радость,
Что вытекала из чаши размышляющего блаженства,
Там мерцал крадущийся в Ум
Немой и дрожащий экстаз света,
Страсть и нежность розового огня.
Как некто, влекомый к его потерянному духовному дому,
Ощущает теперь близость ожидающей [его] любви,
В проход, тусклый и трепетный,
Что укрыл его от преследования днём и ночью,
Он направился, ведомый мистическим звуком.
Ропот, многоголосый и одинокий,
Все звуки поочерёдно сменялись, но были всё те же.
Скрытый зов к непредвиденному восторгу
В призывающем голосе кого-то, давно знакомого, горячо любимого,
Но безымянного для непомнящего ума,
Приводил в восхищение заплутавшее сердце.
Бессмертный крик чаровал пленённое ухо.
Затем, понижая его властную мистерию,
Он утопал в шёпоте, кружащемся вокруг души.
Это казалось тоской одинокой флейты,
Что скиталась по берегам памяти
И наполняла глаза слезами вожделенной радости.
Как резкая и огненная одинокая нота сверчка,
Она вторгалась пронзительной мелодией в безлунную тишину ночи
И била по нерву мистического сна
Её высоким настойчивым магическим подъёмом.
Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков
Путешествовал тропами одинокого сердца;
Его танец утешал вечное одиночество:
Старая забытая сладость рыданий пришла.
Или с далёкого гармоничного расстояния услышанной
Звякающей поступью длинного каравана
Это временами казалось, или гимном бескрайнего леса,
Торжественным напоминанием храмового гонга,
Пением пчёл в медовом упоении на летних островах,
Раскалённых экстазом в дремлющий полдень,
Или далёкими раскатами от моря пилигримов.
Благовония в дрожащем воздухе плыли,
Мистическое счастье в груди трепетало,
Как будто вошёл незримый Возлюбленный,
Придавая неожиданную красоту лицу
И соединяя радостные руки, способные схватить его бегущие ноги,
И мир изменился от красоты улыбки.
В чудесное бестелесное царство он пришёл,
В дом страсти без имени или голоса,
В глубине, что он чувствовал отвечающей каждой высоте,
Был найден уголок, что мог объять все миры,
Точка, что была сознательным узлом Пространства,
Час вечности в сердце Времени.
Безмолвная Душа всего мира была там:
Существо [там] жило, Присутствие и Сила,
Единственная Личность, кто была собой и всем
И лелеяла сладкие и опасные пульсации Природы,
Преображая в биения, божественные и чистые.
Тот, кто мог любить без отдачи за любовь,
Встречая и обращая к лучшему худшее,
Он исцелял горькие жестокости земли,
Трансформируя все переживания в восторг;
Вмешиваясь в исполненные печали пути рождения,
Он качал колыбель космического Ребёнка
И успокаивал всех плачущих своей рукой радости;
Злые вещи он вёл к их тайному добру,
Обращал измученную ложь в счастливую правду;
Его сила заключалась в раскрытии божественности.
Бесконечный, сверстник ума Бога,
Он нёс в себе семя, пламя,
Семя, из которого заново рождается Вечное,
Пламя, что уничтожает смерть в смертных вещах.
Все вырастали до всех, как родственных себе и близких;
Сокровенность Бога была повсюду,
Не ощущалось ни завесы, ни грубого барьера инерции,
Расстояние не могло разделить, Время не могло изменить.
Огонь страсти горел в глубинах духа,
Постоянное касание сладости связывало все сердца,
Пульсация единого блаженства одного обожания
В восторженном эфире неумирающей любви.
Во всём пребывало внутреннее счастье,
Чувство универсальной гармонии,
Неизмеримая безопасная вечность
Истины и красоты, добра и радости, ставших едиными.
Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни;
Бесформенный дух стал душой формы.
Всё там было душой или сделано из чистого вещества души;
Небо души укрывало глубокую землю-душу.
Всё здесь было знаемо духовным чувством:
Мысли там не было, но знание было рядом, и единое
Схватывало все вещи движущейся идентичностью,
Симпатией от себя к другим "я",
Прикасанием сознания к сознанию
И взглядом существа на существо сокровенным взором,
И сердцем, обнажённым перед сердцем без стен из речи,
И единодушием видения умов
В мириадах форм, освещённых единым Богом.
Жизни там не было, но страстная сила,
Тоньше тонкости, глубже глубин,
Ощущалась, как утончённая и духовная мощь,
Трепещущая, от души к отвечающей душе,
Мистическое движение, близкое влияние,
Свободное, счастливое и интенсивное приближение
Существа к существу без завесы или проверки, -
[То,] без чего жизнь и любовь никогда не могли бы возникнуть.
Тела там не было, ибо тела были не нужны -
Сама душа была её собственной бессмертной формой
И сразу встречала прикасания других душ
Близко, блаженно, конкретно, чудесно истинно.
Как когда некто идёт во сне сквозь освещённые сновидения
И, сознающий, знает истину, что означают их фигуры,
Здесь, где реальность была его собственным сном,
Он знал вещи из их души, а не из их формы:
Как те, кто долго жил, став едиными в любви,
Не нуждаются в словах или знаках для ответа сердца сердцу,
Он встречался и общался без барьера речи
С существами, не скрытыми материальным каркасом.
Там был странный духовный пейзаж,
Красота озёр, ручьёв и холмов,
Поток, неподвижность в пространстве души,
Равнины и долины, просторы душевной радости
И сады, что были цветущими оазисами духа,
Его медитациями разноцветных мечтаний.
Воздух был дыханием чистой бесконечности.
Аромат веял в цветной дымке,
Как будто запахи и оттенки всех сладких цветов
Смешались, чтобы скопировать атмосферу небес.
Взывающая к душе, а не к глазам,
Красота жила там в доме, в её собственном жилище,
Где всё было прекрасно само по себе
И не нуждалось в великолепии одеяния.
Все объекты были подобны телам Богов [и являлись]
Символами духа, окружающими душу,
Ибо мир и "я" были единой реальностью.
Погружённые между рождениями в безмолвный транс
Существа, что когда-то носили формы на земле, сидели там
В сияющих покоях духовного сна.
Пройдены были вехи рождения и смерти,
Пройдена их маленькая сцена символических деяний,
Пройдены небеса и ад их долгой дороги;
Они возвратились в глубокую душу мира.
Всё теперь собралось в значимый [pregnant] покой:
Личность и природа претерпевали смену сна.
В трансе они собирали их прошлые "я",
В фоновой памяти предвидящая муза,
Пророчествуя о новой личности,
Выстраивала карту их грядущего пути судьбы:
Наследники их прошлого, открыватели их будущего,
Выборщики их собственного само-избираемого жребия,
Они ожидали приключение новой жизни.
Личность, хранимая на протяжении [этих] провалов в миры,
Хотя и всегда одна и та же во многих формах,
Не узнаваемая внешним умом,
Принимая имена, неизвестные в неизвестных краях,
Запечатлевает во Времени на истёртой странице земли
Растущую фигуру её тайного "я"
И узнаёт на опыте то, что знал дух,
Пока она не сможет увидеть её живую истину и Бога.
Вновь они должны столкнуться с проблемой-игрой рождения,
Экспериментом души для радости и горя,
Мысли и импульса, освещающих слепое действие,
И рисковать на дорогах обстоятельств,
Сквозь внутренние движения и внешние сцены
Путешествуя к себе через формы вещей.
Он пришёл в центр творения.
Дух, блуждающий от состояния к состоянию,
Находит здесь безмолвие его стартовой точки
В бесформенной силе и тихой неподвижности
И задумчивой страсти мира Души.
Всё, что сделано и вновь разрушено,
Спокойное настойчивое видение Единого
Неизбежно восстанавливает, оно живёт заново:
Силы и жизни, существа и идеи
На время погружаются в тишину;
Там они переназначают их цель и их течение,
Переделывают их природу и перестраивают их форму.
Всегда они изменяются и всегда, изменяясь, растут
И проходят через плодотворную стадию смерти,
И после долгого восстанавливающего сна
Вновь занимают их место в процессе Богов,
Пока не завершится их работа в космическом Времени.
Здесь была мастеровая палата миров.
Был оставлен интервал между действием и действием,
Между рождением и рождением, между сновидением и пробуждённым видением,
Пауза, что давала новые силы действовать и быть.
За ними простирались регионы восторга и спокойствия,
Безмолвные места рождения света, надежды и любви,
Колыбели небесного восхищения и тишины.
В дремоте голосов мира
Он стал сознавать вечный момент;
Его знание было раздето от всех облачений чувств,
Было узнаваемо идентичностью без мыслей и слов;
Его существо видело себя без своих покровов,
Линия Жизни падала из бесконечности духа.
По дороге чистого внутреннего света,
Одна между огромными Присутствиями,
Под наблюдающими взглядами безымянных Богов
Его душа прошла, одинокая сознательная сила,
К концу, что всегда начинается вновь,
Приближаясь через неподвижность, немую и спокойную,
К источнику всех вещей, человеческих и божественных.
Там он узрел в их могучем равновесии союза
Фигуру бессмертных Двоих-в-Одном,
Единственного существа в двух обнимающихся телах,
Диархию двух объединённых душ,
Восседающих погружёнными в глубокую творящую радость;
Их транс блаженства поддерживал подвижный мир.
Позади них в утренних сумерках Единица стояла,
Кто вывела их вперёд из Непостижимого.
Всегда замаскированная, она ждёт ищущего духа;
Наблюдательница на высших недостижимых вершинах,
Проводница путешественника по незримым тропам,
Она охраняет суровый подход к Одиночеству.
В начале каждого далеко простирающегося плана,
Пронизывающего её силой космические солнца,
Она правит, вдохновительница его многочисленных работ
И мыслитель символа его сцены.
Над всеми она стоит, поддерживая всех,
Единственная всемогущая Богиня, [кто] всегда за вуалью,
Для которой мир - это непостижимая маска;
Века - это шаги её поступи,
События в них - формы её мыслей,
И всё творение - её бесконечное действие.
Его дух сделался сосудом для её силы;
Немой в бездонной страсти его воли,
Он протянул к ней сложенные в молитве руки.
Затем в повелительном ответе его сердцу
Жест пришёл, будто отбросивший миры прочь,
И из сияющей тайны её одеяния поднялась
Её рука, приоткрыв вечную завесу.
Свет казался неподвижным и нетленным.
Притягиваемый к широким и освещённым глубинам
Восхитительной загадки её глаз,
Он увидел мистические очертания [её] лика.
Ошеломлённый её неумолимым светом и блаженством,
Атом в её безграничном "я",
Овладевший мёдом и молнией её силы,
Выброшенный на берег её океанического экстаза,
Опьянённый глубоким золотым духовным вином,
Он исторгнул из разорванной тишины его души
Крик обожания и желания
И сдачи его безграничного ума
И самоотдачи его безмолвного сердца.
Он упал к её ногам без сознания плашмя.

Конец Четырнадцатой Песни

перевод 24-29.07.2019 года, правка 31.07.2019

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 21:28. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Песнь XV
ЦАРСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО ЗНАНИЯ

После неизмеримого мгновения души,
Вновь возвратившейся в эти поверхностные области
Из вневременных глубин, куда она погружалась,
Он вновь услышал медленный шаг часов.
Всё, когда-то воспринятое и пережитое, было далеко;
Он сам стал для себя единственной сценой.
Над Свидетелем и его вселенной
Он стоял в царстве безграничной тишины,
Ожидая Голос, что говорил и созидал миры.
Свет вокруг него был широким и абсолютным,
Алмазной чистотой вечного видения;
Сознание лежало неподвижно, лишённое форм,
Свободное, бессловесное, не принуждаемое признаком или правилом,
Навсегда довольное лишь бытием и блаженством;
Чистое существование жило в его собственном мире
На голой и бесконечной земле единого духа.
Из сферы Ума он поднялся,
Он покинул царство оттенков и полутонов Природы;
Он пребывал в бесцветной чистоте своего "я".
Это был план недетерминированного духа,
Что может быть нулём или круглой суммой вещей,
Состояние, в котором всё прекращалось и всё начиналось.
Всё это становилось тем, что изображает абсолют,
Высоким просторным пиком, откуда Дух может видеть миры,
Широким прозрением покоя, молчащим домом мудрости,
Одинокой станцией Всезнания,
Трамплином силы Вечного,
Белым полом в доме Все-Восторга.
Вот пришла мысль, что выходит за пределы Мысли,
Вот тихий Голос, что не может быть уловлен нашим слухом,
Знание, при котором знающий - это знаемое,
Любовь, в которой возлюбленный и любящий - одно.
Все стояли в изначальной полноте,
Смолкшие и исполненные прежде, чем они могли сотворить
Славную мечту об их универсальных деяниях;
Здесь побуждалось духовное рождение,
Здесь замыкалось поползновение конечного к Бесконечному.
Тысячи дорог прыгали в Вечность
Или, поющие, бежали навстречу лику Бога без вуали.
Знаемое освободило его от своей ограничивающей цепи;
Он постучал в двери Непознаваемого.
Оттуда, взирая с неизмеримым обзором,
Единым с его личным внутренним взглядом в его собственные чистые просторы,
Он видел великолепие царств духа,
Величие и чудо его безграничных работ,
Могущество и страсть, выпрыгивающие из его покоя,
Восторг его движения и его неподвижности,
И его огненно-сладкое чудо трансцендентной жизни,
Миллионогранный неделимый захват
Его видением одного и того же колоссального Всего,
Его нескончаемые действия во вневременном Времени,
В пространстве, что есть его собственная бесконечность.
Славная множественность одного сияющего "Я",
Отвечающая на радость радостью, на любовь любовью, -
Всё там было движущимися обителями Бога-блаженства;
Вечные и уникальные, они жили единым Целым.
Там силы - это великие вспышки истины Бога,
А объекты - её чистые духовные формы;
Дух больше не сокрыт от его собственного взгляда,
Вся чувствительность - это море счастья,
А всё творение - это действие света.
Из нейтрального безмолвия его души
Он перешёл к её полям могущества и спокойствия
И увидел Силы, стоящие над миром,
Пересёк царства верховной Идеи
И искал вершину сотворённых вещей
И всемогущий источник космических изменений.
Там Знание звало его к своим мистическим вершинам,
Где мысль удерживается в просторном внутреннем ощущении,
А чувство плывёт по морю покоя
И видение взбирается за пределы досягаемости Времени.
Равный первым творцам-провидцам,
Сопровождаемый всераскрывающим светом,
Он двигался через регионы трансцендентной Истины
Внутрь, необъятный, неисчислимо единый.
Там расстояние было его собственной огромной протяжённостью духа;
Освобождённый от фикций ума,
Времени тройной разделяющий шаг уже не затруднял;
Его неизбежный и непрерывный поток,
Долгое течение его проявляющего курса
Удерживались в едином широком взгляде духа.
Универсальная красота показала её облик:
Невидимые глубоко-сущностные значения,
Спрятанные здесь за бесчувственным экраном из формы,
Показали ему свою бессмертную гармонию
И [дали] ключ к чудесной книге обычных вещей.
Под их объединяющий закон встали, раскрытые,
Множественные меры созидающей силы,
Линии техники Мирового Геометра,
Чары, что поддерживают космическую паутину
И магию, лежащую в основе простых форм.
На вершинах, где Безмолвие с тихим сердцем слушает
Ритмичные метры кружащихся миров,
Он служил сеансам тройного Огня.
На краю двух континентов — сна и транса -
Он слышал голос никогда не изрекаемой Реальности,
Пробудивший мистический крик откровения,
Отыскал место рождения внезапного непогрешимого Слова
И жил в лучах интуитивного Солнца.
Освобождённый от оков смерти и сна,
Он скакал по морям молний космического Ума
И пересёк океан изначального звука;
На последнем шаге к высочайшему рождению
Он прошёл вдоль узкой грани исчезновения
Рядом с высокими пределами вечности
И поднялся на золотой гребень мира-видения
Между убийственными и спасительными огнями;
Он достиг сектора неизменной Истины,
Встретил границы невыразимого Света
И трепетал от присутствия Неописуемого.
Над собой он видел пылающие Иерархии,
Крылья, что складывались вокруг сотворённого Пространства,
Солнечноглазых Стражей и золотого Сфинкса,
Многоярусные планы и неизменных Богов.
Мудрость, ожидающая Всеведения,
Безгласно восседала в широкой пассивности;
Она не судила, не оценивала, не стремилась знать,
А прислушивалась к завуалированной всевидящей Мысли
И к рефрену спокойного трансцендентного Голоса.
Он достиг вершины всего, что могло стать узнанным:
Его взгляд превзошёл главу и базу творения;
Пылающие тройные небеса раскрыли их солнца,
Тёмная Бездна обнажила её чудовищное правление.
Всё, кроме конечной Мистерии, было его полем,
Непостижимое почти показало его край.
Бесконечности его "я" начали появляться,
Скрытые вселенные взывали к нему;
Вечности призывали вечности,
Посылая их безмолвные сообщения ещё издали.
Возникший из чуда глубин
И горящий со сверхсознательных высот,
И несущийся в огромных горизонтальных вихрях
Миллион энергий объединился и стал Единым.
Всё неизмеримо текло в одно море:
Все живые формы стали его атомными домами.
Панергия, что гармонизировала всю жизнь,
Удерживала теперь существование под её обширным контролем;
Частью этого величия он был создан.
По воле он жил в незабываемом Луче.
В том высшем царстве, куда никакая ложь не могла проникнуть,
Где все различны и всё - едино,
В океане Безличного без берегов
Личность, в Мировом Духе бросив якорь, дрейфовала;
Он трепетал от могучих маршей Мировой Силы,
Его действия были участниками бесконечного мира Бога.
[Как] прилагающаяся слава и символ «я»,
Тело было предоставлено душе, -
Бессмертная точка силы, блок равновесия
В широкой бесформенной волне космичности,
Сознательное острие мощи Трансцендентного,
Вырезающее совершенство из яркой мировой материи,
Оно выражало в нём смысл вселенной.
Сознание там было тесным и единым утком;
Далёкое и близкое были едины в пространстве духа,
Моменты несли в себе всё время [целиком].
Экран сверхсознания был прорван мыслью,
Идея вращала симфониями видения,
Взгляд был огненным броском из идентичности;
Жизнь была чудесным путешествием духа,
Чувство - волной из универсального Блаженства.
В царство могущества и света Духа,
Как тот, кто прибыл из чрева бесконечности,
Он пришёл заново рождённым, младенцем и безграничным,
И рос в мудрости вневременного Ребёнка;
Он был простором, что вскоре стал Солнцем.
Великая освещённая тишина шептала его сердцу;
Его знание - уловленный внутренний взгляд [inview] непостижимого,
Обзор [outview] без кратких усечённых горизонтов:
Он мыслил и чувствовал во всём, его взор обладал могуществом.
Он общался с Несообщаемым;
Существа с более широким сознанием были его друзьями,
Формы более великого, более тонкого творения приближались;
Боги беседовали с ним за завесой Жизни.
Соседнее с ним существо вырастало до вершин Природы.
Первичная Энергия приняла его в свои руки;
Его мозг был окутан ошеломляющим светом,
Всеобъемлющее знание захватило его сердце:
Мысли поднимались в нём, что ни один земной ум не мог бы удержать,
Могущества играли, что никогда не бежали по смертным нервам:
Он сканировал тайны Надразума,
Он выносил восторг Сверхдуши.
Пограничный с империей Солнца,
Настроенный на высочайшие гармонии,
Он связывал творение со сферой Вечного.
Его конечные части приблизились к их абсолютам,
Его действия обрамляли движения Богов,
Его воля приняла поводья космической Силы.

Конец Пятнадцатой Песни

Конец Второй Книги

перевод 30.07-06.08.2019 года

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 22:20. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савит..

Шри Ауробиндо «Савитри» КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ Песнь I
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕПОЗНАВАЕМОГО

Слишком мало всё, что может дать мир:
Его сила и знание - это дары Времени,
И они не могут утолить священную жажду духа.
Несмотря на то, что эти формы величия принадлежат Единому,
И благодаря его дыханию милости жизнь нами обретается,
Хотя [оно] ближе к нам, чем сама близость,
Это некая выразимая истина того, что мы есть;
Скрытая её собственными творениями, она казалась далёкой,
Непроницаемой, оккультной, безмолвной, тёмной.
Присутствие было утрачено, при котором все вещи имеют шарм,
Славы недоставало, [от] которой они тусклые знаки.
Мир жил, став опустошённым от его Причины,
Подобный любви, когда скрывается лик возлюбленного.
Труд познания казался тщетной борьбой Ума;
Всё знание оканчивалось в Непознаваемом:
Усилие править казалось тщетной гордостью Воли;
Тривиальное достижение презиралось Временем,
Вся власть замыкалась во Всемогущем.
Пещера темноты охраняется вечным Светом.
Тишина воцарилась в его сражающемся сердце;
Освобождённый от голосов желания мира,
Он повернулся на вневременный зов Невыразимого.
Существо, интимное и неописуемое,
Широкий неодолимый экстаз и покой
Ощущались в нём самом и во всём, и всё же, не схваченные,
Приближались и ускользали от преследования его душой,
Как будто навсегда заманивали его за предел.
Вблизи они отступали; издали они тихо звали его.
Ничто не могло удовлетворить, кроме их восторга:
Их отсутствие оставляло величайшие действия тусклыми,
Их присутствие заставляло и малейшее выглядеть божественным.
Когда они были там, бездна сердца была наполненной;
Но когда возвышающее Божество удалялось,
Существование теряло его цель в Бессмысленности.
Порядок незапамятных планов,
Богоподобная полнота инструментов
Превращались в реквизит для непостоянной сцены.
Но кем была эта мощь, он ещё не знал.
Неосязаемая, и всё же наполняющая всё сущее,
Она создавала и уничтожала миллионы миров,
Принимала и утрачивала тысячи обликов и имён.
Она носила видимость неразличимой Обширности
Или возникала тонким ядром в душе:
Далёкое величие оставляло её огромной и неясной,
Мистическая близость сладко запирала её внутри:
Временами она казалась ему вымыслом или обликом,
А иногда - его собственной колоссальной тенью.
Гигантское сомнение омрачало его продвижение.
Через нейтральную всеподдерживающую Пустоту,
Чья белизна питала его одинокий бессмертный дух,
Манила к какому-то неведомому Величайшему,
Помогала, принуждала загадочными Силами,
Стремящийся, полуутопающий и поддерживаемый,
Непобедимо он поднимался без пауз.
Беззнаковая смутная Необъятность всегда
Нависала [над ним], без приближения, вне отклика,
Обрекая конечные вещи на ничто,
Сталкивая его с несоизмеримым.
Затем могучий срок для восхождения настал.
Высота была достигнута, где ничто сотворённое не могло жить,
Линия, где любая надежда и поиск должны прекратиться,
Приближаясь к какой-то невыносимой голой Реальности,
Нуль сформировался, чреватый безграничным изменением.
На головокружительной грани, где спадают все маски,
И человеческий ум должен сдаться в Свете
Или умереть, подобно мотыльку, в обнажённом сиянии Истины,
Он был вынужден сделать грандиозный выбор.
Всё, чем он был, и всё, к чему он стремился,
Теперь должно было остаться позади или трансформироваться
В сущность Того, что не имеет имени.
Одинокий и противостоящий неосязаемой Силе,
Которая ничего не предлагала для понимания Мыслью,
Его дух столкнулся с приключением Бессмысленного.
Покинутый мирами Формы, он боролся.
Плодотворное мировое Невежество здесь проваливалось;
Долгое путешествие Мысли по далям орбит прикасалось к нему вблизи
И, неэффективное, останавливалось действующей Волей.
Символические способы бытия уже не помогали,
Структуры, что созданы Неведением, рушились, коллапсируя,
И даже дух, что удерживает вселенную,
Слабел от недостаточной освещённости.
В бездонном падении всех вещей, созданных
Трансцендентными всякой бренной опоре
И соединявшихся, наконец, в их могучем источнике,
Отдельное "я" должно расплавиться или переродиться
В Истину за пределами призывов ума.
Вся слава очертаний, сладость гармонии,
Отвергнутые, как грация тривиальных нот,
Изгнанные из нагого, сурового безмолвия Бытия,
Умерли в прекрасном и блаженном Ничто.
Демиурги потеряли их имена и формы,
Великие замысловатые миры, что они планировали и создавали,
Миновали, взятые и упразднённые один за другим.
Вселенная сняла её цветную завесу,
И в невообразимом конце
Огромной загадки сотворённых вещей
Появился далеко видимый Бог всего,
Его ноги твёрдо стояли на гигантских крыльях Жизни,
Всемогущий, одинокий провидец Времени,
Внутренний, непостижимый, с алмазным взором.
Привлечённые неизмеримым взглядом,
Нерешённые медленные циклы возвращались к их источнику,
Чтобы вновь подняться из этого невидимого моря.
Всё рождённое от его могущества было теперь уничтожено;
Ничего не осталось из того, что постигает Космический Ум.
Вечность готовилась исчезнуть и казалась
Оттенком и наложением на Пустоту,
Пространство было колыханием сна, что тонул
До его конца в глубинах Ничто.
Дух, что не умирает, и само Божество
Казались мифами, проецируемыми из Непознаваемого;
Из Него всё возникло, в Нём призвано прекратиться.
Но чем Это было - не могли выразить ни мысль, ни видение.
Лишь бесформенная Форма "я" оставалась,
Слабый призрак чего-то, что было [раньше],
Последнее переживание падающей волны,
Прежде чем она погрузится в бескрайнее море, -
Как будто она сохраняла точно на грани Ничто
Её голое ощущение океана, откуда она пришла.
Обширность, размышляющая[, будучи] свободной от чувства Пространства,
Вечность, отрезанная от Времени;
Странный возвышенный неизменный Покой
Молча отклонял от себя мир и душу.
Суровая, не сообщающаяся [ни с чем[ Реальность
Ответила, наконец, на страстный поиск его души:
Бесстрастная, безмолвная, поглощённая её бездонной тишиной,
Хранящая мистерию, которую никто никогда не сможет постичь,
Она размышляла, непостижимая и неосязаемая,
Представ перед ним с её немым потрясающим спокойствием.
Она не была родственна вселенной:
Не было ни действия, ни движения в её Просторе:
Вопрос Жизни, встреченный этим молчанием, умер у неё на губах,
Усилия мира прекратились, осуждённые за невежество,
Не находя санкции от высочайшего Света:
Там не было ума с его потребностью знать,
Там не было сердца с его потребностью любить.
Всякая личность гибла в её безымянности.
Не было второго, она не имела партнёра или равного;
Лишь сама была реальна для себя.
Чистое существование, защищённое от мыслей и настроений,
Сознание неделимого бессмертного блаженства,
Оно обитало в одиночестве в его голой бесконечности,
Единое и уникальное, невыразимо единственное.
Существо, бесформенное, безликое и немое,
Познавшее себя его собственным вневременным "я",
Вечно сознающее в его неподвижных глубинах,
Не творящее, не сотворённое и не рождённое,
То Единое, кем живут все, [но] кто не живёт никем,
Неизмеримая светящаяся тайна,
Хранимая завесами из Непроявленного,
Над меняющейся космической интерлюдией
Пребывает, высочайшая, неизменно одна и та же,
Безмолвная Причина, оккультная, непроницаемая, -
Бесконечная, вечная, немыслимая, одинокая.

Конец Первой Песни

перевод Н. Антипова, 07-09, 12.08.2019 года

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 22:38. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..

КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ

Песнь II
ПОКЛОНЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ

Тишина абсолютная, непередаваемая
Встречает полное самооткровение души;
Стена тишины отделяет её от мира,
Бездна тишины поглощает чувство
И делает нереальным всё, что узнал ум,
Всё, что трудящиеся чувства ещё могли бы соткать,
Продлевая воображаемую нереальность.
Широкое духовное безмолвие "Я" оккупирует Пространство;
Лишь Немыслимое остаётся,
Лишь Безымянное без пространства и времени:
Упразднена обременяющая необходимость жизни:
Мысль спадает с нас, мы избавлены от радости и от горя;
Эго мертво; мы свободны от бытия и от заботы,
Мы покончили с рождением и смертью, с работой и судьбой.
О душа, слишком рано веселиться!
Ты достигла безграничного молчания "Я",
Ты прыгнула в радостную божественную бездну;
Но где ты бросила Свою миссию и Свою силу?
На какой мёртвой обочине дороги Вечности?
Внутри тебя был Единый, кто был самим собой и миром,
Что ты сделала для [достижения] его цели в звёздах?
Побег не принесёт ни победы, ни короны!
Ты пришла, чтобы сотворить нечто из Неведомого,
Но ничто не закончено, и мир движется вперёд,
Потому что лишь часть космической работы Бога выполнена.
Приблизилось лишь вечное Нет
И уставилось в твои глаза, и убило твоё сердце:
Но где же вечное Да Любящего
И бессмертие в тайном сердце,
Голос, что воспевает творящий Огонь,
Символический ОМ, великое согласное Слово,
Мост между восторгом и покоем,
Страсть и краса Невесты,
Комната, где целуются славные враги,
Улыбка, что спасает, золотой апофеоз вещей?
Это тоже Истина в мистическом источнике Жизни.
Чёрный занавес был поднят; мы увидели
Могущественную тень всеведущего Господа;
Но кто поднял занавес света
И кто видел тело Короля?
Мистерия рождения и деяний Бога продолжается,
Остаётся неснятой печать последней главы,
Не разгадана загадка незаконченной Пьесы;
Космический Игрок смеётся под его маской,
И всё же последняя ненарушенная тайна скрывается
За человеческой славой Формы,
За золотым эйдолоном Имени.
Яркая белая линия представлялась финалом,
Но далеко за гранью сверкают солнечные тропы невыразимого.
То, что казалось источником и концом, стало широкими вратами,
Последним босым шагом в вечность.
Глаз открылся на безвременье,
Бесконечность принимает обратно формы, что она дала,
И через тьму Бога или его обнажённый свет
Миллионы его лучей возвращаются в Солнце.
Там есть нулевой знак Всевышнего;
Природа осталась обнажённой и до сих пор раскрывает Бога.
Но в её грандиозном ничто есть всё:
Когда её крепкие одежды сорваны с нас,
Невежество души убито, но не душа:
Ноль скрывает бессмертный лик.
Высокое и пустое отрицание - это не всё,
Безбрежное угасание - не последнее слово Бога,
Не высший смысл жизни, не конец пути бытия,
Не смысл этого великого таинственного мира.
В абсолютном безмолвии спит абсолютное Могущество.
Пробудившись, оно может разбудить душу, скованную трансом,
И раскрыть в луче рождающее солнце:
Оно может сделать мир сосудом для силы Духа,
Оно может вылепить из глины совершенную форму Бога.
Освободить себя - это всего лишь один сияющий шаг;
Осуществить себя здесь было желанием Бога.
Даже когда он стоял на голом краю бытия,
И вся страсть и искание его души
Столкнулись с их угасанием в каком-то безликом Просторе,
Присутствие, которого он жаждал, внезапно приблизилось.
Через безмолвие предельного Покоя,
Из удивительного ядра Трансцендентности,
Тела чуда и полупрозрачности,
Как будто сладкая мистическая сумма её самой,
Ускользающая в изначальное Блаженство,
Вошла, расширенная, из вечности,
Некто пришёл, бесконечный и абсолютный.
Существо мудрости, силы и восторга,
Подобно тому, как мать берёт её ребенка на руки,
Прижало к её груди Природу, мир и душу.
Упраздняя безразличную пустоту,
Нарушая вакантность и безмолвную тишину,
Пронзая безграничное Непознаваемое,
В свободу бездвижных глубин
Прокрался прекрасный и счастливый блеск.
Сила, Свет, Блаженство, не выразимые никакими словами,
Отобразились в неожиданном луче
И построили золотой проход к его сердцу,
Соприкасаясь через него со всеми жаждущими чувствующими существами.
Мгновенная сладость Все-Прекраснейшей
Отменила тщету космического вихря.
Природа, бьющаяся с божественным Сердцем,
Ощущалась в несознательной вселенной;
Это сделало дыхание счастливой тайной.
Любовь, что с радостью несла крест боли,
Эвдемонизировала [eudaemonised] горе мира,
Сделала счастливой тяжесть долгого бесконечного Времени,
Уловила тайну Божественного счастья.
Утверждая в жизни скрытый экстаз,
Она удерживала дух на его чудесном пути;
Внося бессмертную значимость в часы,
Она оправдывала труд солнц.
Ибо одна там была вершительницей позади Бога.
Материнская Мощь промышляла над миром;
Сознание раскрыло его чудесный фронт,
Превосходящий [transcending] всё сущее, ничего не отрицающий:
Нетленный над нашими поникшими головами,
Он ощущал восторженную и безошибочную Силу.
Появилась неумирающая Истина, превозмогающая Мощь
Всего, что здесь создано, а затем разрушено,
Мать всех божеств и всех сил,
Кто, как посредница, связывает землю со Всевышним.
Исчезла загадка, что правила ночью нашей природы,
Покрывающее Неведение было разоблачено и убито;
Его ум ошибок был сорван с вещей,
И [удалены] тупые настроения его извращённой воли.
Освещённые её всевидящей идентичностью,
Знание и Неведение не могли больше бороться;
Титанические Противоположности,
Антагонистические полюса мировой искусственности уже не могли
Налагать Иллюзию их двойного экрана,
Вбрасывающего их фигуры между нами и ней.
Мудрость была рядом, замаскированная её собственными работами,
Для которых затемнённая вселенная - одеяние.
Ничьё существование уже не казалось бесцельным падением,
Угасание уже не являлось единственным освобождением.
Скрытое Слово было найдено, давно искавшийся ключ,
Раскрыт был смысл рождения нашего духа,
Осуждённого на несовершенное тело и ум,
В несознательности материальных вещей
И в унизительности смертной жизни.
Сердце чувствовалось в пространствах, широких и нагих,
Пылающая Любовь из белых духовных источников
Аннулировала горе невежественных глубин;
Страдание потерялось в её бессмертной улыбке.
Жизнь из-за пределов стала победителем смерти здесь;
Ошибаться больше не было естественным для ума;
Зло не могло прийти туда, где всё было светом и любовью.
Бесформенное и Имеющее форму были соединены в ней:
Необъятность была превзойдена взглядом,
Лик открывал переполненную Бесконечность.
Воплощая невыразимо в её членах
Безграничную радость, что ищут слепые мировые силы,
Её тело красоты плыло луной по морям блаженства.
Она стоит во главе рождения, труда и судьбы,
В их медленном кружении циклы оборачиваются на её зов;
Лишь её руки могут изменить драконью основу Времени.
Это её мистерия, что скрываема Ночью;
Алхимическая энергия духа принадлежит ей;
Она - это золотой мост, чудесный огонь.
Светящееся сердце неизвестного - это она,
Сила безмолвия в глубинах Бога;
Она - Сила, неизбежное Слово,
Магнит нашего трудного восхождения,
Солнце, от которого мы зажигаем все наши солнца,
Свет, что исходит из нереализованных Просторов,
Радость, что манит из невозможного,
Мощь всего, что никогда ещё не спускалось вниз.
Вся Природа немо взывает к ней одной
Исцелить её стопами ноющее биение жизни
И сломать печати на смутной душе человека,
И зажечь её огонь в закрытом сердце вещей.
Всё здесь однажды станет домом её сладости,
Все противоположности подготовят её гармонию;
Наше знание взбирается к ней, наша страсть наощупь идёт;
В её чудесном восторге мы будем жить,
Её объятия превратят нашу боль в экстаз.
Наше "я" станет единым со всеми "я" с её помощью.
В ней утверждённая, ибо трансформированная в ней,
Наша жизнь найдет в её исполнившемся отклике
Вверху - безграничные стихнувшие блаженства,
Внизу - чудо божественных объятий.
Это узнаётся, как при грозовой вспышке Бога,
Восторг вечных вещей наполнил его члены;
Изумление охватило его восхищённое чувство;
Его дух был пойман её нестерпимым пламенем.
Однажды увидев, его сердце признавало лишь её.
Осталась лишь жажда бесконечного наслаждения.
Все цели были потеряны в ней, затем найдены в ней;
Его основа была собрана в один указующий шпиль.
Это было семя, брошенное в бесконечное Время.
Слово произносится или Свет показывается,
Видимый на момент, [затем] века трудятся, чтобы выразить [его].
Так, вспыхнув, из Безвременья выпрыгнули миры;
Вечное мгновение есть причина лет.
Всё, что он сделал, было подготовкой области;
Его маленькие начинания требовали могучего завершения:
Поскольку всё, чем он был, теперь должно сформировать заново
В нём её радость, воплотить, сохранить
Её красоту и величие в его доме жизни.
Но теперь его существо было слишком широким для себя;
Требование его сердца стало неизмеримым:
Его одинокая свобода не могла удовлетворить,
Её света, её блаженства он просил для земли и людей.
Но тщетны человеческая сила и человеческая любовь,
Чтобы сломать земную печать невежества и смерти;
Мощь его природы казалась теперь хваткой ребёнка;
Небеса слишком высоки, чтобы схватить их протянутыми руками.
Этот Свет приходит не от борьбы или мысли;
В безмолвии ума Трансцендентное действует,
И замолчавшее сердце слышит невысказанное Слово.
Широкая сдача была его единственной силой.
Могущество, что живёт на высотах, должно действовать,
Внося в закрытую комнату жизни воздух Бессмертия
И наполняя конечное Бесконечным.
Всё, что отрицает, должно быть вырвано и убито,
И сокрушены многие стремления, ради которых
Мы теряем Того, для кого были созданы наши жизни.
Теперь другие притязания заглушили в нём их крик:
Он жаждал лишь привлечь её присутствие и силу
В его сердце, ум и дышащее тело;
Он жаждал лишь навсегда призвать вниз
Её исцеляющее прикасание любви, истины и радости
В темноту страдающего мира.
Его душа была освобождена и отдана ей одной.

Конец Второй Песни

перевод 13-14.08.2019 года

ред. 14.11.2022

 Отправлено: 14.11.22 23:26. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..

КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ

Песнь III
ДОМ ДУХА И НОВОЕ ТВОРЕНИЕ

Оставалась ещё более могучая задача, чем всё, что он сделал.
К Тому он обратился, из которого исходит всё сущее,
Знак, посещающий из Сокровенности,
Что знает Истину, не улавливаемую позади наших мыслей,
И охраняет мир её всевидящим взором.
В неприступной тишине его души,
Интенсивной, однонаправленной, монументальной, одинокой,
Терпеливой, он сидел, подобный воплощённой надежде,
Неподвижно на пьедестале молитвы.
Он искал силу, которой ещё не было на земле,
Помощь от Могущества, слишком великого для смертной воли,
Свет Истины, видимый теперь лишь издали,
Санкцию из его высшего всемогущего Источника.
Но с потрясающих высот не сошёл никакой голос;
Вневременные крышки были закрыты; [пора] открытия [ещё] не пришла.
Нейтральная беспомощная пустота подавляла годы.
В текстуре нашего связанного человечества
Он ощущал упорное сопротивление, гигантское и немое,
Нашей несознательной и невидящей основы,
Упрямое молчаливое отрицание в глубинах жизни,
Невежественное Нет в источнике вещей.
Завуалированное сотрудничество с Ночью
Даже в нём самом выжило и скрывалось от его взгляда:
Нечто в его земном существе ещё сохраняло
Его родство с Несознательным, откуда оно пришло.
Призрачное единство с исчезнувшим прошлым,
Хранившимся в теле [frame] из старого мира, скрывалось там,
Тайное, незамечаемое освещённым умом,
И в подсознательных шёпотах, и во сне
Ещё роптало[, отзываясь] на выбор ума и духа.
Его предательские элементы распространялись, как скользкие зёрна,
В надежде, что входящая Истина может споткнуться и упасть,
И старые идеальные голоса блуждали, стеная
И умоляя о небесной снисходительности
К любезным несовершенствам нашей земли
И к сладким слабостям нашего смертного состояния.
Теперь он желал обнаружить и изгнать
Этот элемент в нём, предающий Бога.
Все тёмные пространства Природы были обнажены,
Все её тусклые склепы и углы обыскивались с огнём,
Где беглые инстинкты и бесформенные бунты
Могли отыскать убежище в святилище темноты
От белой чистоты очищающего пламени небес.
Казалось, всё, что было небожественным, погибло:
[И] всё же какой-то мелкий диссидент мог сбежать,
И всё же в центре таилась бы слепая сила.
Ибо Бессознательное тоже бесконечно;
Чем больше мы настаиваем, чтобы зондировать его бездны,
Тем больше оно тянется, тянется бесконечно.
Затем, чтобы человеческий крик не исказил Истину,
Он вырвал желание с его кровоточащими корнями
И предложил богам освободившееся место.
Так он мог безукоризненно переносить прикасания.
Последняя и самая могущественная трансформация произошла.
Его душа была вся впереди, подобная великому морю,
Затопляющему ум и тело его волнами;
Его существо, распространившееся, чтобы охватить вселенную,
Объединило внутреннее и внешнее,
Чтобы создать из жизни космическую гармонию,
Империю имманентного Божественного.
В этой огромной универсальности
Не только его душа-природа и ум-чувство
Включали каждую душу и ум в себя,
Но даже жизнь плоти и нервов изменилась,
И выросла одна плоть и нерв со всем, что живёт;
Он чувствовал радость других, как его радость,
Он выносил горе других, как его горе;
Его универсальное сочувствие поддерживало,
Огромное, как океан, бремя творения,
Как земля поддерживает жертву всех существ,
Взволнованное скрытой радостью и миром Трансцендентного.
Больше не было бесконечного свитка разделения;
Единое возрастало тайным единством Духа,
Вся Природа вновь ощущала одно [и то же] блаженство.
Не было разногласия между душой и душой,
Не было барьера между миром и Богом.
Превзойдены были форма и ограничительная черта памяти;
Покрывающий ум был схвачен и разорван на части;
Он был растворён и отныне уже не мог существовать,
Одно Сознание, что создало мир, стало видимым;
Всё теперь было сиянием и силой.
Упразднённый в его последнем тонком слабеющем следе,
Круг маленького "я" исчез;
Отдельное существо уже не могло ощущаться;
Оно исчезло и больше не знало себя,
Потерявшись в широкой идентичности духа.
Его природа стала движением Всего,
Исследуя себя, чтобы найти, что всё было Им,
Его душа была делегацией Всего,
Что отвернулось от себя, чтобы соединиться с единым Всевышним.
Была превзойдена человеческая формула;
Сердце человека, что затмевало Незыблемое,
Приняло могучее биение Бога;
Его ищущий ум смолк в Истине, которая знает;
Его жизнь стала потоком универсальной жизни.
Он стоял, исполненный, на высочайшей грани мира,
Ожидая восхождения за пределы мира,
Ожидая нисхождения, которое должно спасти мир.
Великолепие и Символ окутывали землю,
Безмятежные прозрения взирали и священные просторы
Окружали, мудрые бесконечности были вблизи
И яркие дали склонялись, близкие и родные.
Чувства подводили в этой потрясающей ясности;
Эфемерные голоса отпадали от его слуха,
И могущественная Мысль уже не тонула, большая и бледная,
Как усталый Бог, в мистических морях.
Одежды смертного мышления были сброшены,
Оставив его знание открытым для абсолютного зрения;
Движение Судьбы прекратилось и бессонный порыв Природы:
Атлетические вздымания воли стихли
В недвижимом покое Всемогущего.
Жизнь в его элементах лежала просторно и немо;
Обнажённая, лишённая стен, неустрашимая, она несла
Огромное внимание [regard] Бессмертия.
Последнее движение умерло, и всё сразу стало тихо.
Масса, что была дланью невидимого Трансцендентного,
Наложила на его члены неизмеримую печать Духа,
Бесконечность поглотила его в безбрежном трансе.
Как тот, кто направляет его парус к таинственным берегам,
Гонимый дыханием Бога через огромные океаны,
Бездонные внизу, неизвестные вокруг,
Его душа покинула слепое звёздное поле, Космос.
Вдалеке от всего, что составляет измеримый мир,
Погружаясь в скрытые вечности, она отступила
Назад от пенящейся поверхности ума к Просторам,
Безмолвным внутри нас во всезнающем сне.
Над несовершенной досягаемостью слова и мысли,
За пределами зрения, что ищет опоры в форме,
Затерянный в глубоких проходах сверхсознательного Света
Или путешествующий в пустом безликом Небытии,
Одинокий в бесследном Несоизмеримом,
Или прошедший "не-я" и "я" и отсутствие "я",
Выходя за пределы берегов сна сознательного ума,
Он, наконец, достиг его вечной основы.
На беспечальных высотах ни один ранящий крик не тревожит,
Чистых и незатронутых над этой смертной игрой,
Простирается безмолвный недвижимый воздух духа.
Там нет ни начала, ни конца;
Там есть стабильная сила во всём, что движется;
Там эонический труженик в покое.
В пустоте не вращается ни управляемое творение,
Ни гигантский механизм, наблюдаемый душой;
Не скрипит вращаемая судьбой огромная машинерия;
Брак зла с добром в одной груди,
Столкновение борьбы в самих объятиях любви,
Опасная боль эксперимента жизни
В ценностях Непоследовательности и Случайности,
Риск азартной игры ума, бросающего наши жизни,
Как ставку в пари равнодушных богов,
И движущиеся огни и тени идеи,
Падающие на поверхностное сознание,
И в видении немого свидетеля души
Создающие ошибку полувидимого мира,
Где знание - это ищущее невежество,
Шаги жизни - спотыкающиеся ряды без соответствия,
Его аспект случайного замысла,
Его равная мера истины и лжи
В этом неподвижном и неизменном царстве
Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить:
Там правит лишь недвижимое могущество духа,
Уравновешенное в себе через неподвижную вечность,
И его всезнающий и всемогущий мир.
Мысль не сталкивается с мыслью, а истина с истиной,
Нет войны права с соперничающим правом;
Нет спотыкающихся и полувидящих жизней,
Переходящих от случая к неожиданному случаю,
Нет страданий сердец, вынужденных биться
В телах, созданных инертным Несознательным.
Вооружённые неуязвимым оккультным незатухающим Огнём,
Стражи Вечности хранят их закон,
Навсегда установленный на гигантской основе Истины
В её великолепном и бессрочном доме.
Там Природа на её безмолвном духовном ложе,
Неизменно трансцендентная, знает её источник
И с шумом множества миров
Соглашается, неподвижная в вечном покое.
Все-порождающий, все-поддерживающий и отстранённый,
Свидетель смотрит из его неколебимого равновесия,
Око, безмерное в сравнении со всем сотворённым.
Обособленно, в покое над движением творения,
Поглощённый вечными высотами,
Он пребывал, защищённый в его безбрежном "я",
Сопровождаемый лишь всевидящим Единым.
Ум, слишком могущественный, чтобы быть связанным Мыслью,
Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве,
Душа без границ, не убеждаемая Временем,
Он ощущал затихание долгой боли мира,
Он стал нерождённым «Я», что никогда не умирает,
Он соединился с сессиями Бесконечности.
На космический ропот пало первичное одиночество,
Аннулировался контакт, сформировавшийся с вещами, рождёнными временем,
Пустой стала широкая общность Природы.
Все вещи были возвращены в их бесформенное семя,
Мир молчал в течение повторяющегося часа.
Хотя страдающая Природа, оставленная им,
Поддерживала внизу её широкие бесчисленные поля,
Её громадное действие, отступая, не касалось издали,
Как будто бездушный сон, наконец, прекратился.
Ни один голос не слышался с высоких Безмолвий,
Никто не отвечал из её безлюдных уединений.
Неподвижность прекращения царила, широкая
Бессмертная тишина до того, как боги родились;
Универсальная сила ждала, немая,
Окончательного указа скрытого Трансцендентного.
Затем внезапно появился нисходящий взгляд.
Будто море, исследующее его собственные глубины,
Живое единство расширилось в его сердцевине
И соединило его с бесчисленными множествами.
Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь
Ухватили всё в единственные неизмеримые объятия;
Существование нашло его истину на груди Единства,
И каждый стал "я" и пространством всего.
Великие ритмы мира были сердцебиениями одной Души,
Ощущать было пламенным открытием Бога,
Весь Ум был единой арфой из многих струн,
Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
Ибо миров было множество, а "Я" было едино.
Это знание теперь сделалось семенем космоса:
Это семя было посажено в безопасность Света,
Оно не нуждалось в оболочке Невежества.
Затем из транса этих огромных объятий,
Из биений этого единственного Сердца
И из победы обнажённого Духа
Возникло новое и чудное творение.
Неисчислимые изливающиеся бесконечности,
Смеющиеся от безмерного счастья,
Жили в их бесчисленном единстве;
Миры, где существо не связано и широко,
Воплощали немыслимое "Я" без эго;
Восторг энергий, приносящих блаженство,
Соединял Время и Вневременное - полюса одной радости;
Белые просторы были видны, где всё было завёрнуто во всё.
Не было ни противоположностей, ни разлучённых частей,
Все были соединены духовными связями со всеми
И неразрывно связаны с Единым:
Каждый был уникален, но принимал все жизни, как его собственные,
И, следуя этим тонам Бесконечного,
Узнавал в себе вселенную.
Великолепный центр вихря бесконечности,
Устремлённый в его высоту зенита, к его последнему расширению,
Ощущал божественность его собственного самоблаженства,
Повторяющегося в бесчисленных других "я":
Он неустанно принимал в его круг
Личности и формы Безличного,
Словно продлевая непрерывным счётом
В восторженной сумме умножения
Повторяющиеся десятичные дроби вечности.
Никто не был обособлен, никто не жил для самого себя,
Каждый жил для Бога в себе и Бога во всём,
Каждая неповторимость невыразимо вмещала целое.
Единство там не было сковано монотонностью;
Оно являло тысячи аспектов самого себя -
Его спокойную непреложную стабильность,
Укреплённую на неизменной почве, навсегда безопасной,
Вынуждаемую к спонтанному служению,
Постоянно меняющиеся неисчислимые шаги
Кажущегося безумным танца на тонком плане
Гигантских мировых сил в их совершенной игре.
Внешность оглянулась на её скрытую истину
И из разницы создала улыбающуюся игру единства;
Оно делало все личности крупицами Уникального,
Но все были тайными целыми [integers] бытия.
Вся борьба превратилась в сладкую схватку любви
В гармонизированном круге надёжных объятий.
Согласующее счастье идентичности давало
Богатую почву для различий.
На встречной линии опасных крайностей
Игра игр доходила до её переломного момента,
Где через самообретение после божественной самопотери
Достигается превосходящий восторг единства,
Чья блаженная неразделённая сладость
Ощущает общность Абсолюта.
Нигде там не было всхлипываний страдания;
Опыт бежал от одной точки радости к другой:
Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей.
Вся Природа была сознательным фасадом Бога:
Мудрость действовала во всём, движимая собой, уверенная в себе,
Полнота безграничного Света,
Подлинность интуитивной Истины,
Слава и страсть творящей Силы.
Непогрешимая, выпрыгивающая из вечности
Мысль момента вдохновляла происходящее действие.
Слово, смех вырывались из груди Безмолвия,
Ритм Красоты в покое Пространства,
Знание в бездонном сердце Времени.
Все обращались ко всем без сдерживания реакций:
Единый экстаз без перерыва,
Любовь была близкой и трепетной идентичностью
В пульсирующем сердце всей этой светящейся жизни.
Универсальное видение, что объединяет,
Симпатия нерва, отвечающего на нерв,
Слух, что слушает внутренний звук мысли
И следует ритмическим значениям сердца,
Прикасание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, обнимать,
Там были врождёнными средствами сознания,
И повышенная близость души с душой.
Великий оркестр духовных сил,
Диапазон взаимного обмена душ
Гармонизировали Единство, глубокое, неизмеримое.
В этих новых проецируемых мирах он стал
Частью универсального взгляда,
Станцией всенаселяющего света,
Рябью на едином море мира.
Его ум отвечал бесчисленным общающимся умам,
Его слова были слогами речи космоса,
Его жизнь - полем обширного космического движения.
Он слышал, как шаги миллионов воль
Движутся в унисон к одной цели.
В потоке вечно новорождённом, что никогда не умирает,
Пойманный в его тысячеликих струях восхитительного наводнения,
Трепещущий в водоворотах бессмертной сладости,
Он витками переносил через его члены, когда те проходили,
Спокойные движения нескончаемого восторга,
Блаженства мириада мириад, кто есть одно.
В этой обширной вспышке закона совершенства,
Налагающего его неподвижность на поток вещей,
Он видел иерархию освещённых планов,
Пожалованных [enfeoffed] этому наивысшему царству Божественной страны.
Настроенные на единую Истину, они управлялись их собственным правом,
Каждое вмещало радость в яркой степени,
Единственное по красоте, совершенное в своём роде,
Образ, создаваемый абсолютностью одной глубокой истины,
Соединённый со всеми в счастливом различии.
Каждое из них отдавало свои силы, чтобы помочь соседним,
Но не страдало от уменьшения при даре;
Получая выгоду от мистического взаимообмена,
Они возрастали от того, что брали, и от того, что давали,
Все другие [царства] они ощущали, как их собственные дополнения,
Единые в могуществе и радости множественности.
Даже в равновесии, где Единство разделяется,
Чтобы ощутить восторг его отделившихся "я",
Отдельное в его одиночестве стремилось ко Всему,
И Многое оборачивалось, чтобы оглянуться на Единое.
Всераскрывающее всетворящее Блаженство,
Ищущее формы для проявления божественных истин,
Соединило в его многозначительной тайне
Отблески символов Невыразимого,
Сияющие, подобно оттенкам в бесцветном воздухе
На белой чистоте Души-Свидетеля.
Эти оттенки происходили от призмы самого Всевышнего,
Причины красоты, мощи, восторга его творения.
Огромное Сознание-Истина приняло эти знаки,
Чтобы передать их какому-то божественному детскому Сердцу,
Что смотрело на них со смехом и восторгом
И радовалось этим трансцендентным образам,
Живым и реальным, как истины, что они содержат.
Белый нейтралитет Духа стал
Игровой площадкой чудес, местом встречи
Тайных сил мистического Безвременья:
Он сотворил из Пространства чудесный дом Бога,
Он изливал сквозь Время его творения нестареющей мощи,
Раскрывал видимое, как заманчивый восторженный лик,
Чудо и красоту его Любви и Силы.
Вечная Богиня двигалась в её космическом доме,
Играя с Богом, как Мать со своим ребёнком:
Для него вселенная была её лоном любви,
Бессмертные истины были его игрушками.
Всё, потерявшее себя здесь, имело его божественное место там.
Силы, что здесь предают наши сердца и вводят в заблуждение,
Там были суверенными в истине, совершенными в радости,
Мастерами творения без изъянов,
Обладателями их собственной бесконечности.
Там Разум, великолепное солнце лучей видения,
Сформировал субстанцию славой его мыслей
И двигался среди величия его снов.
Великий колдовской жезл воображения
Призывал неведомое и давал ему дом,
Простирал роскошно в золотистом воздухе
Истинности фантазии радужно-цветные крылья,
Или пел интуитивному сердцу радости
Ноты видений чуда, что приближают Реальное.
Его мощь, что делает непознаваемое близким и истинным,
В храме идеала освящается Единым:
Она населяет мысль и ум и счастливое чувство,
Наполненные яркими аспектами могущества Бога,
И живые личности единого Всевышнего,
Речь, что произносит невыразимое,
Луч, открывающий невидимые присутствия,
Девственные формы, через которые сияет Бесформенное,
Слово, что возвещает божественный опыт,
И Идеи, что толпятся в Бесконечном.
Не было пропасти между мыслью и фактом,
Всегда они отвечали, как птица зовущей птице;
Воля повиновалась мысли, действие - воле.
Там была гармония, сотканная между душой и душой.
Брак с вечностью обожествлял Время.
Там Жизнь преследовала, не уставая от её спорта,
Радость в её сердце и смех на её губах,
Насыщенное приключение Божественной игры возможностей.
В её изобретательном азарте каприза,
В её преображающем веселье она наносила на Время
Чарующие пазлы событий,
Соблазняющих на каждом повороте новыми превратностями
Для самораскрытия, что никогда не может прекратиться.
Иногда она налагала суровые узы для воли [их] разорвать,
Приносила новые творения для сюрприза мысли
И страстные авантюры для сердца, чтобы осмелиться [на них],
Где Истина появлялась в неожиданном облике,
Или же повторяла старую знакомую радость,
Как возвращение восхитительной рифмы.
В прятках на груди Матери-Мудрости,
Художница, переполненная её мировой идеей,
Она никогда не могла исчерпать её бесчисленные мысли
И обширные приключения в мыслимых формах,
И испытания, и соблазн мечтаний о новой жизни.
Не уставая от однообразия и не уставая от перемен,
Она бесконечно разворачивала её движущееся действие,
Мистическую драму божественного восторга,
Живую поэму мирового экстаза,
Какэмоно значимых форм,
Круговую перспективу развивающихся сцен,
Сверкающую погоню за самораскрывающимися формами,
Пылкую охоту души, ищущей душу,
Поиск и обретение, как богов.
Там Материя - это твёрдая плотность Духа,
Искусство радостной объективности себя,
Сокровищница длительных образов,
Где чувство может построить мир чистого восторга:
Дом вечного счастья, [в котором]
Он проводил часы, как в приятной гостинице.
Чувства там были выходами души;
Даже самое юное дитя-мысль ума
Воплощало некоторое прикасание наивысших вещей.
Субстанция там была резонирующей арфой "я",
Сетью для постоянных молний духа,
Магнетической силой интенсивности любви,
Чей трепетный пульс и крик обожания
Притягивали прохождения Бога, близкие, сладкие, чудесные.
Её основательность была массой небесного творения;
Её неподвижность и сладкое постоянство шарма
Воздвигали яркий пьедестал для счастья.
Её тела, сотканные божественным чувством,
Продлевали близость объятий души с душой;
Её тёплая игра внешнего видения и прикасания
Отражала сияние и трепет радости сердца,
Восхождение сверкающих мыслей ума, блаженство духа;
Восторг жизни сохранял навсегда его пламя и крик.
Всё, что теперь преходит, живёт там бессмертно
В гордой красоте и тонкой гармонии
Материи, послушной духовному свету.
Её упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
Видение покоилось на надёжности бессмертных форм;
Время было прозрачным одеянием для Вечности.
Архитектор, высекающий из себя живую скалу,
Феномен, построил летний домик Реальности
На пляжах моря Бесконечности.
На фоне этой славы духовных состояний,
Их параллелей и всё же их противоположностей,
Плывущих и колеблющихся, затмеваемых и подобных тени,
Как будто сомнение творило субстанцию, мерцающую, бледную,
Эта другая схема обнаружила два огромных отрицания.
Мир, что не знает населяющего его "Я",
Трудится, чтобы отыскать его причину и необходимость быть;
Дух, не ведающий о мире, что он создал,
Затемнённый Материей, искажённый Жизнью,
Борется, чтобы проявиться, стать свободным, знать и править;
Они были тесно связаны в одну дисгармонию,
Но расходящиеся линии нигде не встречались.
Три Могущества управляли его иррациональным ходом:
В начале - неведающая Сила,
В середине - воплощённая устремлённая душа,
В конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь.
Скучная и несчастная интерлюдия
Раскрывает её сомнительную истину вопрошающему Уму,
Вынуждаемому невежественной Силой играть её роль
И записать её неубедительную историю,
Тайну её несознательного плана
И загадку существа, рождённого в Ночи
От союза Необходимости со Случайностью.
Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу.
Куколка великой и славной истины,
Она удерживает крылатое чудо в её оболочке,
Чтобы оно не вырвалось из плена Материи
И, растрачивая свою красоту на бесформенный Простор,
Не поглотилось тайной Непостижимого,
Оставив чудесную судьбу мира неосуществлённой.
Пока мысль — лишь мечта какого-то высокого духа
Или досадная иллюзия в трудящемся уме человека,
Новое творение из старого восстанет,
Не артикулированное Знание обретёт речь,
Подавленная Красота вспыхнет райским цветением,
Удовольствие и боль погрузятся в абсолютное блаженство.
Безъязыкий оракул, наконец, заговорит,
Сверхсознательное сознание возрастёт на земле,
Чудеса вечности соединятся с танцем Времени.
Но теперь всё казалось [лишь] тщетным переполненным простором,
Поддерживаемым обманчивой Энергией
Для зрителя, самопоглощённого и немого,
Беззаботно [относящегося] к бессмысленному зрелищу, что он наблюдал,
Разглядывая странную проходящую процессию,
Как тот, кто ждёт вероятного конца.
Он видел мир, происходящий от мира, что должен настать.
Там он, скорее, угадывал, чем видел или чувствовал,
Далеко на краю сознания,
Преходящий и хрупкий, этот маленький кружащийся шар,
И на нём оставалось, как пустая форма из потерянного сна,
Хрупкая копия оболочки духа,
Его тело, собранное в мистический сон.
Оно казалось чужеродной формой, мифическим оттенком.
Чужой теперь казалась эта тусклая далёкая вселенная,
Лишь "я" и вечность были истинны.
Затем память поднялась к нему с борющихся планов,
Принося крик некогда любимых заветных вещей,
И на крик, как на его собственный потерянный зов,
Ответил луч из оккультного Всевышнего.
Ибо даже там обитает безграничное Единство.
Неузнаваемый его собственным взглядом,
Он жил, ещё погружённый в его собственные мрачные моря,
Поддерживая несознательное единство мира,
Скрытое в бесчувственной множественности Материи.
Это семя себя, посеянное в Недетерминированном,
Лишается его славы божественности,
Скрывает всемогущество его Силы,
Скрывает всеведение его Души;
Агент его собственной трансцендентной Воли,
Оно сливает знание с бессознательной глубиной;
Принимая заблуждение, скорбь, смерть и боль,
Оно платит выкуп невежественной Ночи,
Искупая его субстанцией падение Природы.
Он знал себя и [знал,] зачем его душа ушла
В страстную темноту земли,
Чтобы участвовать в труде блуждающей Силы,
Которая путем разделения надеется найти Единство.
Двумя существами он был, одно - широкое и свободное наверху,
Другое - борющееся, связанное, напряжённое, его часть здесь.
Связь между ними ещё могла соединить два мира;
Был смутный ответ, отдалённое дыхание;
Всё это не прекращалось в безграничной тишине.
Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое,
Далеко внизу под ним, как лампа в ночи;
Оставленное им, лежало, одинокое, нетленное,
Неподвижное от избытка страстной воли,
Его живое, пожертвованное и предложенное сердце,
Поглощённое мистическим обожанием,
Обращённое к его далёкому источнику света и любви.
В светящейся тишине его немого призыва
Он смотрел на высоты, которые не мог видеть;
Он стремился из жаждущих глубин, которые не мог оставить.
В центре его обширного и рокового транса,
На полпути между его свободным и [его] падшим "я",
Ходатайствуя между днём Бога и ночью смерти,
Принимая поклонение, как его единственный закон,
Принимая блаженство, как единственную причину вещей,
Отказываясь от суровой радости, которую никто не может разделить,
Отказываясь от покоя, что живёт лишь для покоя,
К ней он обратился, для которой он желал существовать.
В страсти его одинокого сна
Он лежал, как в закрытой беззвучной молельне,
Где спит освящённый серебряный пол,
Залитый единственным не дрожащим лучом,
И невидимое Присутствие склоняет колени в молитве.
На какой-то глубокой груди освобождающего мира
Всё остальное было удовлетворено покоем;
Оно знало лишь, что есть истина за пределами.
Все остальные части онемели в сосредоточенном сне,
Соглашаясь на медленную преднамеренную Силу,
Что терпит ошибку мира и его горе,
Соглашаясь на долгую космическую задержку,
Безвременно ожидая в течение терпеливых лет
Её прихода, что они просили для земли и людей;
Это была огненная точка, что взывала к ней сейчас.
Замирание не могло погасить этот одинокий огонь;
Его видение заполняло пустоту ума и воли;
Мысль была мертва, [а] его неизменная сила пребывала и росла.
Вооружённое интуицией блаженства,
К которому ключом служило некое спокойствие,
Оно упорно пробивалось сквозь огромную пустоту жизни
Среди пустых отрицаний мира.
Он посылал его безмолвную молитву Неизвестному;
Он прислушивался к шагам его надежд,
Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
Он ждал указания от Слова,
Что приходит сквозь неподвижное "я" от Всевышнего.

Конец Третьей Песни

перевод Н. Антипова, 15-20.08.2019 года, правка 27-29.08.19

ред. 14.11.2022