Отправлено: 05.12.08 08:54. Заголовок: Савитри

Много времени нужно, чтобы выявить не переведённое никем. Но результат будет стоить того. А тему открываю сегодня.

 Отправлено: 15.11.22 11:26. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..

КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ

Песнь IV
ВИДЕНИЕ И БЛАГО

Затем внезапно поднялось священное волнение.
Среди безжизненного безмолвия Пустоты
В одиночестве и необъятности
Раздался звук, дрожащий, подобно любимой поступи,
Услышанный во внимающих пространствах души;
Прикосновение взволновало восторгом его фибры.
Влияние приблизилось к смертному диапазону,
Безграничное Сердце рядом с его жаждущим сердцем,
Мистическая Форма окутала его земной облик.
Всё при контакте с ней вырывалось из-под печати молчания;
Дух и тело трепетали, отождествлённые,
Связанные объятиями несказанной радости;
Ум, члены тела, жизнь слились в экстазе.
Будто опьянённая нектарным дождём,
Его природы страстная распростёртость текла к ней,
Сверкая молниями, обезумев от светлого вина.
Всё было безграничным морем, которое вздымалось к луне.
Божественный поток овладел его венами,
Клетки его тела пробудились к духовному чувству,
Каждый нерв стал горящей нитью радости:
Ткань и плоть восприняли блаженство.
Освещённые, серые непроницаемые бессознательные пещеры
Трепетали от предчувствия её долгожданных шагов
И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками.
Даже затерявшееся во сне, немое, неодушевлённое,
Само его тело отзывалось на её силу.
Та, кому он поклонялся, теперь была внутри него:
Пламенно-чистый, эфирно-сплетённый могучий Лик
Появился, и губы двигались бессмертными словами;
Веки, листья Мудрости, опускались на сферы восторга.
Мраморный монумент размышлений, сияющий
Лоб, склеп видения, и широкий, подобный океану, взгляд
К Небесам, два спокойных глаза безграничной мысли
Смотрели в человека и видели бога, кто должен прийти.
Форма была видна на пороге Ума, Голос
Абсолютный и мудрый, в покоях сердца сказал:
"О Сын Силы, кто поднимается на вершины творения,
Нет души, кто была бы тебе товарищем в свете;
Один ты стоишь у вечных дверей.
Что ты выиграл, принадлежит тебе, но не проси больше.
О Дух, стремящийся в невежественном теле,
О Голос, доносящийся из мира Бессознательного,
Как ты можешь говорить за людей, чьи сердца немы,
Сделаешь ли подслеповатую землю домом пророческого видения души
И облегчишь ли бремя бесчувственного земного шара?
Я - Мистерия, недоступная для достижения умом,
Я - цель усилий солнц;
Мой огонь и сладость - причина жизни.
Но слишком велики моя опасность и моя радость.
Не пробуждай неизмеримое нисхождение,
Не произноси моё тайное имя во враждебное Время;
Человек слишком слаб, чтобы выдержать вес Бесконечности.
Истина, рождённая слишком рано, может разрушить несовершенную землю.
Оставь всевидящую Силу прорубать себе путь:
Царствуй обособленно в твоём единственном обширном достижении,
Помогая миру твоими великими одинокими днями.
Я прошу тебя не погружать твоё пламенное сердце
В широкое безразличное блаженство Неподвижного,
Отвернувшегося от бесплодного движения лет,
Покинув жестокий труд миров,
Отчуждаясь от существ, теряясь в Одиночестве.
Как твой могучий дух будет пребывать в покое,
Пока Смерть ещё не побеждена на земле,
А Время - поле страданий и боли?
Твоя душа рождена разделить груз этой отягощённой Силы;
Повинуйся твоей природе и исполни твою судьбу:
Прими трудность и богоподобный труд,
Ради медленно шагающей всеведущей цели живи.
Узел Загадки завязан в человечестве.
Молния с высот, что мыслят и планируют,
Вспахивает воздух жизни, оставляя исчезающие следы,
Человек, единственный бодрствующий в бессознательном мире,
Тщетно стремится изменить космический сон.
Прибывший из некой полуосвещённой Запредельности,
Он чужой в безумных просторах;
Путешественник в его часто меняющемся доме
Среди шагов множества бесконечностей,
Он разбил шатёр жизни в пустынном Пространстве.
Взор небес созерцает его свыше,
В доме Природы волнующий гость,
Путешественник между непостоянными берегами Мысли,
Охотник за неизвестными и прекрасными Силами,
Кочевник далёкого мистического Света,
Малая искра Бога на широких путях.
Всё находится в страшном объединении против его духа,
Влияние Титана останавливает его взгляд, обращённый к Богу.
Вокруг него жаждет безжалостная Пустота,
Вечная Темнота ищет его своими руками,
Загадочные Энергии движут им и вводят в заблуждение,
Огромные непримиримые божества противостоят.
Инертная Душа и сомнамбулическая Сила
Сделали мир отчуждённым от жизни и мысли;
Дракон тёмных основ сохраняет
Неизменным закон Случая и Смерти;
На его долгом пути сквозь Время и Обстоятельства,
Окрашенная серым, загадочная низшая тень Сфинкса
С её ужасными лапами на поглощающих песках
Ожидает его, вооружённая словом, убивающим душу:
Поперёк его пути располагается тусклый лагерь Ночи.
Его день - это момент в вечном Времени;
Он - жертва минут и часов.
Осаждающий землю и не уверенный в небесах,
Спустившийся сюда, несчастный и надменный,
Связующее звено между полубогом и зверем,
Он не знает ни его величия, ни его цели;
Он забыл, зачем он пришёл и откуда.
Его дух и его элементы в состоянии войны;
Его высоты обрываются слишком низко, чтобы [могли] достичь небес,
Его масса погребена в животном болоте.
Странная антиномия - это правило его природы.
Загадка противоположностей сделана его областью:
Свободы он просит, но должен жить в оковах,
Он нуждается во тьме, чтобы воспринять немного света,
И нуждается в горе, чтобы ощутить немного блаженства;
Он нуждается в смерти, чтобы отыскать более великую жизнь.
Он смотрит во все стороны и оборачивается на каждый зов;
Он не имеет определённого света, на который идти;
Его жизнь - это игра в жмурки, в прятки;
Он ищет себя и от себя бежит;
Встречая самого себя, он мыслит его другим, чем он сам.
Он всегда строит, но не находит постоянной основы,
Он всегда путешествует, но никуда не прибывает;
Он будет ведом миром, собой он не может быть ведом;
Он будет спасать его душу, его жизнь он не может спасти.
Свет, что приносит его душа, утрачивается в его уме;
Всё, что он узнал, вскоре вновь под сомнением;
Солнце кажется ему тенью от его мыслей,
Затем всё становится тенью, и вновь нет ничего истинного.
Не зная, что он делает и куда стремится,
Он фабрикует знаки Реального в Неведении.
Он привязал его смертельную ошибку к звезде Истины.
Мудрость привлекает его своими светящимися масками,
Но никогда он не видел лица за ними:
Гигантское Невежество окружает его знания.
Выданный, чтобы встретить космическую мистерию
В немом выражении материального мира,
Его паспорт для входа ложен, и его персонаж,
Он вынужден быть тем, кем не является;
Он подчиняется Бессознательному, которым он пришёл управлять,
И погружается в Материю, чтобы реализовать его душу.
Пробудившись от её низших ведомых форм,
Мать-Земля отдала её силы в его руки,
И он болезненно охраняет тягостное доверие;
Его ум - потерянный факелоносец на её дорогах.
Просветляя дыхание, чтобы мыслить, и плазму, чтобы чувствовать,
Он трудится его медленным и скептическим мозгом,
Которому помогают колеблющиеся огни рассудка,
Чтобы сделать его мысль и волю магической дверью
Для знания, чтобы войти в темноту мира,
И любовь, чтобы управлять царством борьбы и ненависти.
Ум, бессильный примирить небо и землю
И связанный с Материей тысячью уз,
Он возвышает себя, чтобы стать сознательным богом.
Даже когда слава мудрости венчает его чело,
Когда ум и дух проливают грандиозный луч,
Чтобы возвысить этот продукт спермы и гена,
Это алхимическое чудо из плазмы и газа,
И тот, кто разделял бег и ползание животного,
Вздымает его мысленный рост до высот Бессмертного,
Его жизнь ещё сохраняет человеческий средний путь;
Его тело он уступает смерти и боли,
Оставляя Материю, слишком тяжёлый груз для него.
Тауматургический скептик в отношении чудес,
Дух, оставленный стерильным от его оккультной силы
Неверующим мозгом и легковерным сердцем,
Он покидает мир, чтобы закончить там, где он начал:
За его незаконченную работу он требует небесный приз.
Так он упустил абсолют творения.
Он останавливает его звезду судьбы на полпути:
Огромный и тщетный, давно испытанный эксперимент,
Малопригодная высокая концепция, сомнительно выполняемая,
Жизнь мира колеблется, не видя её цели, -
Зигзаг навстречу неизвестной опасной земле,
Постоянно повторяющий его привычный путь,
Постоянно отступающий после долгих маршей
И тяжелейших побед без уверенного результата,
Бесконечно тянущаяся не завершающаяся игра.
В плохо сидящем и не по росту одеянии
Сияющая цель всё ещё скрадывает её лик,
Могучая слепота спотыкается, надеясь,
Питая её силу дарами светлого Шанса.
Из-за того, что человеческий инструмент терпит неудачу,
Разочарованное Божество спит внутри его семени,
Дух плутает в формах, что он создал.
Его неудача - это не неудача, к которой ведёт Бог;
Медленный мистический марш идёт сквозь всё:
Неизменная Сила создала этот изменчивый мир;
Самореализующаяся трансцендентность шествует по пути человека;
Водитель души на его дороге,
Он знает его шаги, его путь неизбежен,
И как конец может быть тщетным, если Бог - проводник?
Как бы ни был утомлён ум человека и как ни подводила бы его плоть,
Воля преобладает, отменяя его сознательный выбор:
Цель отдаляется, безграничная ширь зовёт,
Отступая в необъятное Неизвестное;
Нет конца грандиозному маршу мира,
Нет отдыха для воплощённой души.
Она должна жить [дальше], описывая гигантскую кривую всего Времени.
Приток давит из замкнутого Запредельного,
Запрещая ему покой и земную лёгкость,
Пока он не обнаружит, что не может остановиться.
Есть Свет, что ведёт, Сила, что помогает;
Не замечаемые, неощутимые, они видят в нём и действуют:
Невежественный, он формирует Все-Сознающее в его глубинах,
Человеческий, взирает на сверхчеловеческие вершины:
Заимствуя золото Сверхъестественного,
Он прокладывает его путь к Бессмертию.
Высшие боги смотрят на человека, наблюдают и выбирают
Сегодняшние невозможности для основы будущего.
Его быстротечность дрожит от прикасания Вечного,
Его барьеры рушатся от поступи Бесконечного;
Бессмертные ведут свои записи в его жизни:
Посланники Невидимого приближаются.
Великолепие, запятнанное смертным воздухом,
Любовь проходит через его сердце, странствующий гость.
Красота окружает его на волшебный час,
Он посещаем огромной раскрывающей радостью,
Краткие расширения освобождают его от самого себя,
Завлекая к славе, что всегда впереди,
Надежды на бессмертную сладость заманивают и уходят.
Его ум пересекаем странными открывающими огнями,
Редкие сообщения поднимают его спотыкающуюся речь
До мгновенного родства с вечным Словом;
Маска Мудрости кружится в его мозгу,
Волнуя его проблесками, отчасти божественными.
Временами он возлагает его руки на Неизвестное;
Временами он общается с Вечностью.
Странным и грандиозным символом было его рождение,
И бессмертие, и комната духа,
И чистое совершенство, и блаженство, лишённое тени, -
Могучий жребий этого страдающего существа.
В нём Мать-Земля видит приближение перемены,
Предвещаемой в её немых и огненных глубинах,
Божество, извлекаемое из её трансмутированных конечностей,
Алхимию Небес на базе Природы.
Адепт саморождённой непогрешимой линии,
Не оставляй умирать свет, что рождён веками,
Помогай ещё слепой и страждущей жизни человечества:
Повинуйся широкому всемогущему побуждению твоего духа.
Свидетель переговоров Бога с Ночью,
Он сострадательно склонялся из бессмертного покоя
И вмещал желание, беспокойное семя вещей.
Соглашайся с твоим высшим "я", твори, терпи.
Не останавливайся в познании, пусть твой труд будет обширным.
Земные пределы больше не могут сдерживать твою силу;
Уравняй твою работу с долгим нескончаемым Временем.
Странник на голых вечных высотах,
Ступай всё ещё трудным и бессрочным путём,
Соединяющим циклы его строгой кривой,
Отмеренной для человека посвящёнными Богами.
Мой свет будет в тебе, моё могущество - твоя сила.
Пусть нетерпеливый Титан не гонит твоё сердце,
Не проси несовершенного плода, частичного приза.
Только одно благо - возвеличить твой дух - требуй;
Только одну радость - возвысить твой вид - желай.
Над слепой судьбой и противоборствующими силами
Недвижимо стоит высшая неизменная Воля;
Её всемогуществу оставь результат твоей работы.
Все вещи изменятся в преображающий час Бога."

Величественный и сладкий, утонул, стихнув, этот могучий Голос.
Теперь ничто не двигалось в обширном задумчивом пространстве:
Тишина опустилась на слушающий мир,
Немая необъятность покоя Вечного.
Но сердце Ашвапати ответило ей
Криком среди безмолвия Просторов:
"Как я буду отдыхать, довольствуясь смертными днями
И скучной мерой земных вещей,
Я, кто видел за космической маской
Славу и красоту твоего лица?
Тяжела участь, на которую ты обрекаешь своих сыновей!
Как долго наши духи будут сражаться с Ночью
И выносить поражение и грубое иго Смерти,
Мы, кто есть сосуды бессмертной Силы
И строители божества расы?
Или, если это твоя работа, которую я делаю внизу
Среди заблуждения и траты человеческой жизни
В смутном свете полусознательного ума человека,
Почему бы не прорваться в какой-нибудь отдалённый отблеск тебя?
Всегда проходят века и тысячелетия.
Где в серости луч твоего пришествия?
Где гром крыльев твоей победы?
Мы слышим только шаги проходящих богов.
План в оккультном вечном Уме
Намечен для прошедшего и пророческого видения,
Эоны всегда повторяют их неизменный круг,
Циклы всё видоизменяют и всегда устремляются.
Всё, что мы сделали, всегда нужно делать заново.
Всё разрушается и всё возобновляется, и [вновь] то же самое.
Огромные круговороты бесплодного вихря жизни,
Новорождённые века гибнут, подобно старым,
Как будто печальная Загадка сохраняет её права,
Пока не исполнится всё, для чего эта сцена была создана.
Слишком мала сила, что сейчас в нас рождается,
Слишком тускл свет, что пробивается сквозь веки Природы,
Слишком скудна радость, которой она окупает нашу боль.
В грубом мире, что не знает его собственного смысла,
Изнуряемые мыслями, в колесе рождения мы живём,
Инструменты импульса, который не наш,
Движимые достичь кровью нашего сердца в качестве цены
Полузнания, полу-творений, что скоро надоедают.
Будучи заблудившейся бессмертной душой с гибнущими конечностями,
Озадаченные и отброшенные назад, мы по-прежнему трудимся;
Уничтоженные, разочарованные, истощённые, мы по-прежнему выживаем.
В муках мы трудимся, чтобы из нас мог возникнуть
Широко видящий человек с более благородным сердцем,
Золотой сосуд воплощённой Истины,
Реализатор божественной попытки,
Способный носить земное тело Бога,
Причастник и пророк, возлюбленный и царь.
Я знаю, что твоё творение не может потерпеть неудачу:
Ибо даже сквозь туманы смертной мысли
Непогрешимы твои мистические шаги,
И, хотя Необходимость облачается в одеяние Случая,
Скрытая в слепых изменениях Судьбы, она хранит
Медленную спокойную логику темпа Бесконечности
И нерушимую последовательность её воли.
Вся жизнь фиксируется в восходящей шкале,
И несокрушим эволюционирующий Закон;
В начале подготавливается конец.
Этот странный иррациональный продукт трясины,
Этот компромисс между зверем и Богом -
Не венец твоего чудесного мира.
Я знаю, что там будут сообщаться несознательные клетки,
Одно с Природой и высотой с небеса,
Дух, обширный, как [все]содержащее небо,
И охваченный экстазом от невидимых источников,
Бог сойдёт вниз и [будет] более велик при нисхождении.
Мощь взошла из клетки моего сна.
Отбросив запоздалую хромоту часов
И непостоянное моргание смертного зрения,
Там, где Мыслитель спит в слишком ярком свете,
И нестерпимо пылает одинокий все-свидетельствующий Глаз,
Слушая слово Судьбы из сердца Безмолвия
В бесконечном мгновении Вечности,
Он увидел из вневременности работы Времени.
Преодолены были свинцовые формулы Ума,
Побеждено препятствие смертного Пространства:
Разворачивающийся Образ показывал вещи, что должны произойти.
Гигантский танец Шивы разорвал прошлое;
Гром раздался будто от миров, что упали;
Земля была переполнена огнём и рёвом Смерти,
Требующей уничтожить мир, что её голод создал;
Раздался лязг крыльев Разрушения:
Боевой клич Титана звучал в моих ушах,
Тревога и слухи сотрясли бронированную Ночь.
Я видел пылающих первопроходцев Всемогущего
Над небесной гранью, что обращена к жизни,
Спускающихся толпой по янтарной лестнице рождения;
Предтечи божественной множественности,
Сойдя с путей утренней звезды, они вошли
В маленькую комнату смертной жизни.
Я видел, как они пересекают сумерки века,
Солнечноглазые дети чудесной зари,
Великие творцы с широким челом покоя,
Массивные разрушители барьеров мира
И борцы с судьбой в её списках воли,
Труженики в каменоломнях богов,
Посланники Непередаваемого,
Архитекторы бессмертия.
В падшую человеческую сферу они вошли,
Лица, что ещё несли славу Бессмертного,
Голоса, что ещё общались с мыслями Бога,
Тела, сотворённые прекрасными светом духа,
Несущие магическое слово, мистический огонь,
Несущие Дионисийскую чашу радости,
Грядущие глаза более божественного человека,
Губы, поющие неизвестный гимн души,
Ноги, слышимые эхом в коридорах Времени.
Высшие жрецы мудрости, сладости, могущества и блаженства,
Открыватели залитых солнцем путей красоты
И пловцы в смеющихся огненных потоках любви,
И танцоры за золотыми дверями восторга,
Их поступь однажды изменит страдающую землю
И оправдает свет на лике Природы.
Хотя Судьба медлит в высоком Запредельном,
И кажется тщетной работа, на которую была потрачена сила нашего сердца,
Исполнится всё то, за что мы несли нашу боль.
Подобно тому, как старый человек пришёл после зверя,
Этот высокий божественный преемник, несомненно, придёт
После неэффективного смертного пути человека,
После его тщетного труда, пота, крови и слёз:
Он должен знать то, о чём едва смеет мыслить смертный ум,
Он должен делать то, на что не может осмелиться сердце смертного.
Наследник труда человеческого времени,
Он примет на себя бремя богов;
Весь небесный свет посетит мысли земли,
Мощь небес укрепит земные сердца;
Земные деяния коснутся высоты сверхчеловека,
Земное видение расширится в бесконечность.
Неизменно тяжёл вес всё ещё несовершенного мира;
Великолепная юность Времени прошла и не удалась;
Тяжёлые и долгие, подсчитываются годы нашего труда,
И всё же крепки печати на душе человека,
И утомлено сердце древней Матери.
О Истина, защищённая твоим тайным солнцем,
Огласи же её могучие размышления в закрытых небесах
О вещах, отведённых в её светящиеся глубины,
О Мудрость-Великолепие, Мать вселенной,
Создательница, Невеста художника Вечности,
Не задерживайся долго с твоей преображающей рукой,
Приложенной тщетно к одному золотому слитку Времени,
Как будто Время не смеет открыть его сердце Богу.
О лучезарный фонтан восторга мира,
Свободный от мира и недостижимый сверху,
О Блаженство, что всегда обитает, скрытое глубоко внутри,
В то время как люди ищут тебя снаружи и никогда не находят,
Мистерия и Муза с иератическим языком,
Воплоти белую страсть твоей силы,
Пошли с миссией на землю какую-то живую форму тебя.
Наполни твоей вечностью один миг,
Пусть твоя бесконечность живёт в одном теле,
[Пусть] Все-Знание обернёт один ум в моря Света,
[Пусть] Все-Любовь забьётся в одном человеческом сердце.
[Пусть] Бессмертная, ступающая по земле смертными ногами,
Вся красота небес переполнит земные части!
[Пусть] Всемогущество, опоясывающее силой Бога
Движения и моменты смертной воли,
Наполнит вечным могуществом один человеческий час
И одним жестом изменит всё будущее время.
Пусть великое слово будет произнесено с высот
И одно великое действие разомкнёт двери Судьбы."

Его молитва погрузилась в сопротивляющуюся Ночь,
Подавляемая тысячами сил, что отрицали,
Как будто слишком слабая, чтобы подняться к Всевышнему.
Но тут раздался широкий согласный Голос;
Дух красоты проявился в звуке:
Свет плыл вокруг чудесного облика Видения,
И на её губах радость Бессмертной приняла форму.
"О усердный предвестник, я слышала твой крик.
Кто-то должен спуститься и нарушить железный Закон,
Изменить обречённость Природы силой одинокого духа.
Безграничный Ум, что может вместить мир,
Сладкое и неистовое сердце пламенного спокойствия,
Движимое страстями богов, придёт.
Все силы и величия должны присоединиться к ней;
Красота небесная будет ходить по земле,
Восторг будет спать в облаке-сети её волос,
И в её теле, как на своём родном древе,
Бессмертная Любовь будет бить её славными крылами.
Музыка беспечальных вещей должна соткать её обаяние;
Арфы Совершенного будут созвучны её голосу,
Потоки Небес будут шептать в её смехе,
Её губы будут сотами Бога,
Её длани - его золотыми сосудами экстаза,
Её груди - восторженными цветами Рая.
Она будет нести Мудрость в её безмолвной груди,
Сила будет с ней, как меч победителя,
И из её глаз будет взирать блаженство Вечного.
Семя будет посеяно в страшный час Смерти,
Ветвь небес пересажена на человеческую почву;
Природа должна перепрыгнуть её смертный шаг;
Судьба должна быть изменена неизменной волей."

Как пламя исчезает в бесконечном Cвете,
Бессмертно угасая в его источнике,
Исчезло великолепие и стихло слово.
Эхо восторга, что когда-то был близок,
Гармония путешествовала к какой-то далёкой тишине,
Музыка транса замирала в ушах,
Каденция, вызываемая далёкими каденциями,
Голос, что дрожал в напряжении, ушёл.
Её форма отступила от тоскующей земли,
Отвергнув близость для покинутого чувства,
Вознесясь к её недостижимому дому.
Одинокие, сверкающие, пустые лежали внутренние поля;
Всё было незаполненным неупорядоченным духовным пространством,
Безразличным, невозделанным, пустыней яркого покоя.
Затем на дальнем краю спокойствия появилась линия:
Теплогубая чувствующая мягкая земная волна
С быстрым и многоголосым стоном и смехом
Вошла, скользя на белых ступнях звука.
Незапертым было глубокое великолепие сердца Безмолвия;
Абсолютная неподвижность покоя
Сдалась дыханию смертного воздуха,
Растворяя безграничные небеса транса,
Рухнувшие от пробудившегося ума. Вечность
Опустила её несообщающиеся веки
Над её уединениями, удаляясь из видимости
За безмолвную мистерию сна.
Грандиозная передышка не удалась, широкое освобождение.
Сквозь свет быстро удалявшихся планов,
Что убегали от него, как от падающей звезды,
Вынужденная наполнять её человеческий дом во Времени,
Его душа отступила в скорость и шум
Обширной деятельности сотворённых вещей.
[Как] колесница с чудесами небес,
Всеобъемлющая, чтобы нести богов на огненных колёсах,
Пылая, он пронёсся сквозь духовные врата.
Смертное движение приняло его в свою среду.
Он вновь двигался среди материальных сцен,
Поднимаемый указаниями с высот,
И в паузах созидающего мозга
Затронутый мыслями, что скользят по бездонной волне
Природы и улетают обратно к скрытым берегам.
Вечный искатель в эоническом поле,
Осаждённый нестерпимым давлением часов,
Вновь был сильным для великих быстроногих дел.
Проснувшись под невежественным сводом Ночи,
Он увидел бесчисленных людей звёзд
И услышал вопрошание неудовлетворённого потока
И трудился с создателем формы, измеряя Ум.
Скиталец от оккультных невидимых солнц,
Вершащий судьбу преходящих вещей,
Бог в образе поднявшегося зверя,
Он вознёс его чело завоевания к небесам,
Устанавливая империю души
В Материи и её ограниченной вселенной,
Как на твёрдой скале в бесконечных морях.
Владыка Жизни возобновил его могущественные круги
В скудном поле недостаточно конкретного земного шара.

Конец Четвёртой Песни

Конец Третьей Книги

Конец Первой Части

перевод 20-26.08.2019 года, правка 28-29.08.19

ред. 14-15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 11:59. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..

КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА

Песнь I
РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО ПЛАМЕНИ

Менада циклов желания,
Вокруг Cвета, к которому она не должна сметь прикасаться,
Cпеша к далёкой неизвестной цели,
Земля следовала за бесконечным путешествием Солнца.
Ум, но полупробуждённый от качания пустоты,
На лоне Бессознательного мечтал о жизни
И нёс этот конечный мир мыслей и деяний
Через неподвижный транс Бесконечности.
Необъятная неизменная тишина с ней бежала:
Пленница скорости на драгоценном колесе,
Она общалась с мистическим сердцем в Пространстве.
Среди неоднозначного молчания звёзд
Она двигалась к какому-то не раскрываемому событию,
И её ритм отмерял долгий круговорот Времени.
В непрерывном движении вокруг пурпурного обода
День за днём проносились, будто цветные спицы,
И сквозь очарование изменчивых оттенков воздуха
Сезоны вовлекали в связный многозначительный танец
Символическое зрелище изменяющегося года.
Через пылающую томность почвы
Проходило Лето с его пышностью знойных полдней
И отпечатывало его тиранию жаркого света
И синее клеймо огромного полированного неба.
Затем сквозь его огненный обморок или свернувшийся клубок
Поток дождя врывался на разорванных крыльях жары,
Поражал молниями беспокойную дремоту воздуха,
Хлестал живительными потоками увядшую землю,
Заволакивал вспышками и звуками и штормо-крылой темнотой
Защищённые звёздами врата тусклого сна небес,
Или от золотого взгляда её возлюбленного
Скрывал плотными облачными покровами коричневое лицо земли.
Армии революций пересекали поле времени,
Нескончаемый марш облаков осаждал мир,
Воззвания бурь претендовали на небо,
Громовые барабаны представляли готовых к бою богов.
Путешественник из неспокойных соседних морей,
Густогривый муссон скакал со ржанием сквозь земные часы:
Толсты теперь эмиссарские копья:
Громадные молнии раскалывали круг горизонта
И, выбрасываемые из квадрантов, как из враждующих лагерей,
Соединяли края небес, крутые, голые и слепые:
Всплеск, шелест и натиск сильного дождя,
Долгий ровный поток слякоти, шумы крылатой штормовой атаки,
Толчея лиц ветра, порыв ветровых ног,
Спеша, пронеслись по простёртым страдающим равнинам:
Воды небес стекали и просачивались сквозь затопленную землю.
Тогда всё шло быстрым шагом, журчащим бегом,
Или же всё становилось криком бури и водопадом.
Полумрак опускался на серый пол дня,
Его выцветшая растянувшаяся длина соединяла утро с вечером,
Барахтаясь в грязи и ливне, он достигал чёрной темноты.
День полутьма носила, как её унылое платье.
Свет взглянул в потускневшее стекло рассвета и встретил
Там его собственное лицо, близнеца полуосвещённой ночи:
Ливень, капель и просачивающийся туман всколыхнули всё
И превратили сухую почву в болото и вонючую грязь:
Земля превратилась в трясину, небо - в мрачную массу.
Никто не видел в течение сырых промозглых недель заключённого в темницу солнца.
Даже когда никакой беспорядок не нарушал мрачный покой воздуха
Или слабый луч света пробивался сквозь плачущие облака,
Как печальная улыбка мерцает, скрытая возвращающимися слезами,
Вся обещанная яркость терялась, сразу же отрицаемая,
Или, вскоре осуждённая, умирала, как краткоживущая надежда.
Затем последний массивный ливень взбил мёртвое болото,
И затихающее бормотание оставило всё неподвижным,
Или [остался] только грязный оползень от спадающего потока,
Или только шёпот и зелёное отряхивание деревьев.
Настроение Земли теперь изменилось; она лежала в усыпляющем отдыхе,
Часы шли медленным умиротворённым шагом:
Широкий и тихий воздух вспомнил о покое,
Земля была товарищем счастливого солнца.
Спокойствие близилось, как от приближения Бога,
Свет размышляющего транса освещал землю и небо,
А идентичность и экстаз наполняли одинокое сердце медитации.
Сон бродил в немом уме Пространства,
Время открыло его палаты счастья,
Экзальтация вошла и надежда:
Сокровенное "я" смотрело вверх на небесную высоту,
Сокровенная мысль разжигала скрытое пламя,
А внутреннее зрение обожало невидимое солнце.
Три задумчивых сезона прошли сияющей поступью
И, просматривая один за другим беременные часы,
Наблюдали за пламенем, что скрывалось в светящихся глубинах,
Оберегая какое-то могущественное рождение, что должно прийти.
Осень вела в славу её лун
И мечтала в великолепии её лотосовых прудов,
А Зима и время Росы возложили их спокойные прохладные руки
На грудь Природы[, что] ещё в полусне,
И углубили оттенками слабой и мягкой лёгкости
Спокойную красоту уходящего года.
Затем Весенний сезон, жаркий любовник, прыгнул сквозь листья
И поймал землю-невесту в его жадные объятия;
Его наступление несло огонь радужных цветов,
Его руки были кругом для пришествия радости.
Его голос был зовом к сфере Трансцендентного,
Чьё тайное прикасание к нашим смертным жизням
Сохраняет всегда новым трепет, что создал мир,
Преобразует древнюю сладость в новые формы
И хранит нетронутым не изменяемый ни смертью, ни Временем
Ответ наших сердец на очарование Природы,
И сохраняет всегда новое, но всё то же,
Биение, что всегда пробуждает к старому блаженству
И красоте, восторгу и радости жизни.
Его приход принёс магию и чары;
От его прикасания усталое сердце жизни стало радостным и юным;
Он сделал радость добровольной пленницей в её груди.
Его хватка была, как у юного бога с земными конечностями:
Изменённое страстью его божественной вспышки,
Он сотворил её тело прекрасным своим поцелуем.
Нетерпеливый, для счастья он пришёл
С высокой флейтой, со счастливым голосом,
Его павлиний тюрбан волочился по деревьям;
Его дыхание было тёплым призывом к наслаждению,
Плотная сладострастная лазурь была его взором.
Мягкое небесное побуждение взволновало кровь,
Богатую инстинктом чувственных радостей Бога;
Раскрытая в красоте, каденция звучала повсюду,
Настаивая на трепете восторга в жизни:
Бессмертные движения коснулись мимолётных часов.
Богоподобная переполняющая интенсивность чувства
Сделала страстное удовольствие даже из дыхания;
Все взгляды и голоса сплелись в единое очарование.
Жизнь заколдованного шара стала
Бурей сладости и света, и песней,
Упоением от цвета и экстаза,
Гимном лучей, литанией криков:
Напев хоровой священной музыки звучал,
И, качаясь на раскачивающемся кадиле деревьев,
Жертвоприношение благовоний наполняло часы.
Ашоки горели малиновыми каплями пламени,
Чистые, как дыхание незапятнанного желания,
Белые жасмины догоняли влюблённый воздух,
Бледные цветы манго питали переливчатый голос
Обезумевшего от любви дрозда, и коричневая пчела
Жужжала в аромате посреди медовых бутонов.
Солнечный свет был золотой улыбкой великого бога.
Вся Природа собралась на фестиваль красоты.
В этот высший сигнализирующий момент богов,
Отвечая на жажду земли и на её крик о блаженстве,
Пришло величие из других наших сфер.
Тишина в шуме земных вещей
Неизменно раскрывала тайное Слово,
Более могучий приток наполнял забывчивую глину:
Лампа была зажжена, священный образ создан.
Посреднический луч коснулся земли,
Перекрывая пропасть между умом человека и Бога;
Его яркость связывала нашу быстротечность с Неизвестным.
Дух его небесного источника, сознающий,
Переводящий небеса в человеческий облик,
Низошёл в несовершенную форму земли
И не плакал, впадая в смертность,
А смотрел на всё большими и спокойными глазами.
Та [Мощь] возвратилась с трансцендентных планов
И вновь несла бремя смертного дыхания,
Что в древности боролась с нашей тьмой и нашей болью;
Она вновь принялась за её божественное неоконченное дело:
Пережившая смерть и эонические годы,
Вновь она противостояла Времени её бездонным сердцем.
Вновь возродилась, вновь открылась
Древняя близость, завуалированная земным видением,
Тайный контакт, прерванный во Времени,
Кровное родство земли и неба,
Между человеческой частью, трудящейся здесь,
И ещё нерождённой и безграничной Силой.
Вновь началась мистическая глубокая попытка,
Дерзкое пари космической игры.
Ибо с тех пор, как на этом слепом и кружащемся шаре
Земная плазма впервые задрожала от озаряющего [её] ума
И жизнь вторглась в материальную оболочку,
Поражая Несознательное необходимостью чувствовать,
С тех пор, как в безмолвии Бесконечности пробудилось слово,
Материнская мудрость действует в груди Природы,
Чтобы излить восторг на сердце труда и нужды
И надавить совершенством на спотыкающиеся силы жизни,
Наложить небесную чувствительность на тёмную бездну
И сделать немую Материю сознающей её Бога.
Хотя наши падшие умы забывают подниматься,
Хотя наш человеческий материал сопротивляется или разрушается,
Она хранит её волю, что надеется обожествить глину;
Неудача не может подавить, поражение - низвергнуть;
Ни Время не может утомить её, ни пустота - покорить,
Века не сделали её страсть меньше;
Она не признаёт победы ни Смерти, ни Судьбы.
Всегда она движет душу к новым попыткам;
Всегда её магическая бесконечность
Заставляет стремиться инертные грубые элементы;
Как некто, у кого есть вся бесконечность, чтобы тратить,
Она расточает семя силы Вечного
На полуживую и крошащуюся форму,
Сажает восторг небес в страстное болото сердца,
Изливает поиски божества в голое звериное тело,
Скрывает бессмертие под маской смерти.
Вновь Воля облачается в земную форму.
Ум, наделённый силой от неизменного трона Истины,
Был обрамлён для видения и интерпретирующего действия,
А инструменты были суверенно разработаны
Для выражения божественности в земных признаках.
Очерченное давлением этого нового нисхождения,
Сформировалось более прекрасное тело, чем знала земля.
Пока лишь пророчество и намёк,
Пылающая дуга [от] зачарованного невидимого целого,
Она пришла в небо смертной жизни,
Яркая, как рог полумесяца золотой луны,
Возвращающейся в тускло освещённый вечер.
В начале мерцая, как бесформенная идея,
Она пассивно лежала, укрытая в бессловесном сне,
Вовлечённая и утонувшая в гигантском трансе Материи,
Младенческое сердце глубоко укрытого мирового плана
В колыбели божественного бессознательного, убаюкиваемое
Универсальным экстазом солнц.
Некая миссионерская Сила в полупробуждённом теле
Вскормила немое славное семя трансцендентного рождения,
Для которого была создана эта яркая обитель.
Но вскоре связь души с формой стала уверенней;
Тусклая пещера была залита неспешным сознательным светом,
Семя выросло в нежный чудесный бутон,
Бутон раскрыл великий и небесный цветок.
Казалось, она сразу обнаруживала более могущественную расу.
Добравшись до странного и сомнительного шара,
Дитя, внутренне помнящее далёкий дом,
Жило, охраняемое, в светящейся келье её духа,
Одинокое среди людей при её более божественном виде.
Даже в её детских движениях можно было ощутить
Близость света, ещё укрытого от земли,
Чувства, которые лишь вечность могла разделить,
Мысли, естественные и родные для богов.
Поскольку она не нуждалась ни в чём, кроме её собственного восторженного полёта,
Её природа обитала в мощном отдельном воздухе,
Как странная птица с большой богато расцвеченной грудью,
Что гостит на тайной плодоносящей ветке,
Затерянная в изумрудной славе лесов,
Или летает над божественными недостижимыми вершинами.
Гармоничная, она впечатляла землю с небесами.
Подчиняясь быстрому ритму чистого восторга
И напевая про себя, проходили её дни;
Каждая минута была биением сердца красоты;
Часы были настроены на сладкозвучное наполнение,
Ничего не требующее, но принимающее всё, что давала жизнь,
Суверенно, как врождённое право её природы.
Близок был её дух к породившему его Солнцу,
Дыхание внутри - к вечной радости.
Первая прекрасная жизнь, что вырывается из обморока Природы,
Поднимается по пути восторга к небесам;
Поглощенная её собственным счастливым стремлением, она живёт,
Самодостаточная, и всё же обращённая ко всем:
Она не имеет ни видимого общения с её миром,
Ни открытого общения с окружающими вещами.
Есть единство родное и оккультное,
Что не нуждается в инструментах и не воздвигает форм;
В унисон она растёт со всем, что существует.
Все контакты она принимает в её транс,
Разбрасываясь смехом, соглашается на поцелуй ветра и принимает
Трансмутирующие удары солнца и бриза:
Блаженная жажда бушует в её листьях,
Магическая страсть трепещет в её цветах,
Её ветви устремляются в приглушённом счастье.
Оккультное божество этой красоты - причина,
Дух и близкий гость всего этого очарования,
Жрица этой сладости и муза этой мечты.
Незримо защищённая от наших чувств,
Дриада живёт, пропитанная более глубоким лучом,
И чувствует другой воздух штормов и штилей,
И трепещет внутри с мистическим дождём.
Это было видно в ней с большей высоты.
Даже когда она склонялась встретить земные приближения,
Её дух сохранял величие богов;
Она клонилась, но не терялась в царствовании Материи.
Мир переводился её сверкающим умом,
И дивно-лунные яркие толпящиеся фантазии
Питались духовной пищей снов
Идеальной богини в её золотом доме.
Осознавая формы, для которых наши глаза закрыты,
Сознавая близость, которую мы не можем чувствовать,
Сила внутри неё лепила её формирующее чувство
В более глубоких фигурах, чем наши поверхностные типы.
Невидимый солнечный свет пробежал по её венам
И затопил её мозг небесным сиянием,
Которое пробудило более широкое восприятие, чем земля могла осознать.
Очерченные в искренности этого луча
Её возникающие детские мысли обильно превращались
В освещённые узоры глубокой истины её души,
И из её глаз она бросала другой взгляд
На всё вокруг неё, чем невежественное зрение человека.
Все объекты были для неё формами живых "я",
И она воспринимала послание её родства
В каждом пробуждающем прикасании внешних вещей.
Каждое из них было символической силой, яркой вспышкой
В цепи полуизвестных бесконечностей;
Ничто не было чуждым или неодушевлённым,
Ничто [не было] без его значения или его призыва.
Ибо она была одно с более великой Природой.
Как из земли взошла слава ветви и цветка,
Как из жизни животного поднялся мыслящий человек,
Так и в ней явилось новое прозрение.
Ум света, жизнь ритмичной силы,
Телесный инстинкт со скрытой божественностью
Подготовили образ грядущего бога;
И когда медленная рифма разрастающихся лет
И обильно жужжащая роящаяся работа дней
Залили мёдом её ощущения и наполнили её руки,
Завершая лунный шар её грации,
Самозащищённое в тишине её силы,
Её одинокое величие не стало меньше.
Более близкое к поверхности божество давило,
Солнце заменило туманность детства,
Суверен в голубом одиноком небе.
Вверх она поднялась, чтобы объять человеческую сцену:
Сильная Обитательница повернулась осмотреть её поле.
Более прекрасный свет озарил её духовное чело,
И, сладкий и торжественный, возрос её размышляющий взор;
Небесно-человеческие глубокие тёплые сонные огни
Пробудились в долгой окаймляющей славе её глаз,
Подобно алтарным возжжениям в мистическом святилище.
Из этих хрустальных окон сияла воля,
Что придавала жизни большое значение.
Удерживая чистое безупречное пространство её лба
За ученической аркой, благородная сила
Мудрости смотрела из света на преходящие вещи.
Разведчик победы в сторожевой башне,
Её стремление звало высокую судьбу вниз;
Молчаливый воин расхаживал в её городе силы,
Не затрагиваемый, охраняющий алмазный трон Истины.
[Как] луна в нектарном ореоле, её страстное сердце
Любило всё и не говорило ни слова, и не подавало ни знака,
Но хранило восторженную тайну её груди,
Блаженный пылкий подвижный и безмолвный мир.
Гордая, быстрая и радостная волна жизни бежала
Внутри неё, как поток в Раю.
Многие высокие боги обитали в одном прекрасном доме;
И всё же орб её Природы был совершенным целым,
Гармоничным, подобно пению со множеством тонов,
Огромным и разнообразным, как вселенная.
Тело, что удерживало это величие, казалось почти
Образом, сделанным из прозрачного небесного света.
Его очарование напоминало вещи, увиденные в часы видения,
Золотой мост, перекинутый через волшебный поток,
Чуть освещённую луной одинокую пальму у озера,
Спутницу широкого и мерцающего мира,
Шелест, будто от листьев в Раю,
Движущихся, когда проходят ноги Бессмертных,
Огненный ореол над спящими холмами,
Странную звёздную главу, одну в Ночи.

Конец Первой Песни

перевод 29-31.08.2019 года

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 12:32. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..

КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА

Песнь II
РОСТ ПЛАМЕНИ

Страна гор, широких залитых солнцем равнин
И гигантских рек, бегущих к бескрайним морям,
Поле творения и духовной тишины,
Безмолвие, поглощающее действия жизни в [его] глубинах,
Трансцендентное восхождение мысли и прыжок к небесам,
Размышляющий мир мечтаний и транса,
Наполненный самыми могучими делами Бога и человека,
Где Природа казалась сном Божественного,
А красота, милость и величие были у себя дома,
Укрыли детство воплощённого Пламени.
Тысячелетние влияния наблюдали за ней
И глубокие божества грандиозного прошлого
Смотрели на неё и видели, как приходят божества будущего,
Как будто этот магнит притягивал их невидимые силы.
Задумчивая мудрость земли говорила с её тихой душой;
Поднимаясь от последних вершин разума к сочетанию с богами,
Превращая блестящие мысли земли в трамплин
Для погружения в космические просторы,
Знание мыслителя и провидца
Видело невидимое и мыслило немыслимое,
Открывало огромные двери неизвестного,
Прорывало горизонты человека в бесконечность.
Безбрежный размах придавался действиям смертной,
А искусство и красота возникали из человеческих глубин;
Природа и душа соперничали в благородстве.
Этика человека включалась, чтобы подражать небесам;
Гармония тонов богатой культуры
Утончала чувства и расширяла их диапазон,
Чтобы слышать неслышимое и замечать невидимое,
И учила душу парить за пределами известных вещей,
Вдохновляя жизнь превзойти и нарушить её границы,
Стремясь к невидимому миру Бессмертных.
Покидая безопасность земли, смелые крылья Ума
Возносили её над исхоженными полями мысли,
Пересекая мистические моря Запредельного,
Чтобы жить на орлиных высотах близ Солнца.
Там Мудрость восседает на её вечном троне.
Все повороты её жизни привели её к символическим дверям,
Допускающим к тайным Силам, что были её родными;
Адепт истины, посвящённая блаженства,
Мистическая служительница, обученная в школе Природы,
Сознающая чудо сотворённых вещей,
Она возлагала тайны глубокой музы её сердца
На алтарь Чудесного;
Её часы были ритуалом во вневременном храме;
Её действия стали жестами жертвоприношения.
Облечённое ритмом высших сфер,
Слово использовалось как иератическое средство
Для освобождения заключённого духа
В общение с его товарищами-богами.
Или же оно помогало вызывать новые выразительные формы
Того, что трудится в сердце жизни,
Некую незапамятную Душу в людях и вещах,
Искательницу неведомого и нерождённого,
Несущую свет из Невыразимого,
Чтобы разорвать завесу последних тайн.
Интенсивные философии указывали земле на небеса
Или на основы, широкие, как космическое Пространство,
Поднимали земной ум до сверхчеловеческих высот.
Преодолевая черты, что радуют внешний взор,
Но скрывают вид того, что живёт внутри,
Скульптура и живопись концентрировали ощущение
На неподвижной грани внутреннего видения,
Раскрывали фигуру незримого,
Обнаруживали весь смысл Природы в форме
Или улавливали Божественное в тело.
Архитектура Бесконечного
Открывала здесь её внутренние задуманные очертания,
Схваченные в широком размахе парящего камня:
Музыка низводила небесные стремления, песня
Удерживала слитным сердце, поглощённое в восторженных глубинах,
Связывая человека с космическим криком;
Интерпретирующие мир движения танца
Формировали идею и настроение ритмичными колыханиями
И позициями; детальные ремёсла в тонких линиях
Увековечивали память о быстро летящем моменте
Или показывали в изгибе резьбы, дизайне чаши
Лежащие в основе узоры незримого:
Стихи в безмерность бросались, подобно движущимся мирам,
И размеры, вздымающиеся с голосом океана,
Переводили в великолепиях, запертых в сердце Природы,
Но брошенных теперь в многолюдную славу речи,
Красоту и возвышенность её форм,
Страсть её моментов и её настроений,
Поднимая человеческое слово ближе к божественному.
Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства;
Его исследование обнаружило закон числа
И организовало движения звёзд,
Наметило видимое формирование мира,
Вопрошало о процессе его мыслей или построило
Теоретизированную диаграмму ума и жизни.
Эти вещи она воспринимала, как пищу для её Природы,
Но лишь они не могли заполнить её широкое "Я":
Человеческий поиск ограничен его достижениями,
Для неё они казались великими и ранними шагами,
Опасными для молодого исследующего духа,
Который ещё не видел его собственного родного света;
Он выстукивал вселенную испытательными ударами
Или простирался, чтобы отыскать истину предвидящим жезлом ума;
Это было разрастание в бесчисленные стороны,
Но не широчайшее видение души,
Ещё не обширное прямое непосредственное прикасание,
Ещё не искусство и мудрость Богов.
Безграничное знание, более великое, чем мысль человека,
Счастье, слишком высокое для сердца и чувств,
Запертых в мире и жаждущих освобождения,
Она ощущала в себе; пока ожидая формы,
Оно просило объектов, вокруг которых [могло] расти,
И природы, сильной, чтобы нести без реакции
Великолепие её врождённой королевской власти,
Её величие, её сладость и её блаженство,
Её мощь обладать и её огромную силу любить:
Земля построила ступень, чтобы завоевать небеса,
Душа увидела за пределами ограничительные межи небес,
Встретила великий свет из Непознаваемого
И мечтала о сфере трансцендентного действия.
Осознавая универсальное "Я" во всём,
Она обращалась к живым сердцам и человеческим формам,
К отражениям её души, дополнениям, двойникам,
К близким внешним частям её существа,
Отделённым от неё стенами тела и ума,
Но всё же связанным с её духом божественными узами.
Преодолевая невидимую ограду, замаскированную защиту
И одиночество, что отделяет душу от души,
Она хотела объять всё одним неизмеримым объятием,
Чтобы вместить в него всех живых существ,
Поднятых в великолепное место видения света
Из плотной бессознательной пучины разделения,
И сделать их едиными с Богом, миром и с нею самой.
Лишь немногие откликнулись на её зов:
Ещё меньше [людей] ощутили скрытую божественность
И стремились соединить её божество с их собственным,
Приближаясь с некоторым родством к её высотам.
Вознесённые к светящимся тайнам
Или сознающие некое великолепие, скрытое свыше,
Они выпрыгивали, чтобы найти её в мгновенной вспышке,
Заметив свет в небесном просторе,
Но не могли удержать видение и силу
И падали назад в тусклый обычный тон жизни.
Ум, осмелившийся на небесный эксперимент,
Выросший до некой огромности, которую они ощущали вблизи,
Испытывал грань неизвестного нетерпеливым прикасанием,
[Но] они ещё были заключены в человеческих песчинках:
Они не могли угнаться за её неутомимым шагом;
Слишком малы и нетерпеливы для её широко шагающей воли,
Слишком ограниченны, чтобы смотреть взглядом нерождённого Бесконечного,
Их природа уставала расти до слишком великих вещей.
Ибо даже близкие спутники её мыслей,
Что могли бы идти ближе всего к её лучу,
Поклонялись силе и свету, которые они ощущали в ней,
Но не могли равняться с мерой её души.
Друг, и всё же слишком великая, чтобы быть полностью узнанной,
Она шла впереди них к более великому свету,
Лидер и королева над их сердцами и душами,
Единственно близкая к их груди, и всё же божественная и далёкая.
Восхищаясь и изумляясь, они видели её шаг,
Стремящийся богоподобным порывом и прыжком достичь
Высот, от их человеческого роста слишком удалённых,
Или с медленным великим многогранным трудом
Толкающий к целям, которые они едва могли понять;
Всё же вынужденные быть спутниками её солнца,
Они двигались, неспособные отказаться от её света,
Желая схватить её протянутыми руками,
Или следовали, спотыкаясь, по тропинкам, что она проложила.
Или, страдая своими «я» жизни и плоти,
Они цеплялись за неё для питания сердца и поддержки:
Остальное они не могли разглядеть в видимом свете;
Смутно они выносили её внутреннюю мощь.
Или, связанные чувствами и жаждущим сердцем,
Обожали мутной человеческой любовью,
[Но] не могли осознать могучий дух, которым она являлась,
Или измениться с [её] близостью, чтобы стать такими же, как она.
Некоторые ощущали её их душами и трепетали от неё,
Величие ощущалось рядом, и всё же за пределами понимания ума;
Видеть её означало призыв к обожанию,
Быть рядом с ней - притягивать силу высшей причастности.
Так люди поклоняются богу, слишком великому, чтобы знать [его],
Слишком высокому, слишком обширному, чтобы носить ограничивающую форму;
Они чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу,
Боготворят любовь, чей восторг вторгается в их грудь;
Божественному пылу, ускоряющему сердцебиение,
Закону они следуют, возвышая сердце и жизнь.
Открыт для дыхания новый, более божественный воздух,
Открыт для человека более свободный, более счастливый мир:
Он видит высокие ступени, поднимающиеся к Себе и к Свету.
Её божественные части вызывали преданность души:
Она видела, она чувствовала, она знала божество.
Её воля была могущественна в действиях их природы,
Неиссякаемая сладость её сердца овладевала их сердцами,
Они любили существо, чьи границы превосходили их;
Они не могли достигнуть её размера, но переносили её прикасания,
Отвечая [ей], как цветок отвечает солнцу,
Они отдавали себя ей и не просили большего.
Некто более великий, чем они, слишком широкий для их кругозора,
[Кого] их умы не могли ни понять, ни полностью знать,
Их жизни отвечали её [жизни], двигались по её словам:
Они чувствовали божество и подчинялись зову,
Отвечали на её руководство и делали её работу в мире;
Их жизни, их природы двигались, принуждаемые ею,
Как будто истина их собственных больших "я"
Надела аспект божественности,
Чтобы возвысить их до высоты, превышающей их земную.
Они чувствовали, что более великое будущее встретит их на прогулке;
Она держала их за руки, она выбирала для них пути:
Они были движимы ею к великим неизвестным вещам,
Вера привлекала их, и радость ощущать себя принадлежащими ей;
Они жили в ней, они видели мир её глазами.
Некоторые повернулись к ней вопреки склонности их природы;
Раздвоенные между удивлением и бунтом,
Привлечённые её обаянием и созидаемые её волей,
Обладаемые ею, её стремлением обладать,
Нетерпеливые подданные, их связанные страстью сердца
Обнимали узы, на которые они жаловались больше всего,
Роптали на ярмо, которое они оплакивали бы, потеряв,
Великолепное ярмо её красоты и её любви:
Другие преследовали её слепыми желаниями жизни
И требовали у неё всё, как их единоличную собственность,
Спешили поглотить её сладость, предназначенную для всех.
Как земля требует света лишь для её отдельной нужды,
Притязающие на неё для их единственных ревнивых объятий,
Они просили от неё движений, ограниченных, как их собственные,
И на их малость хотели подобного же ответа.
Или они роптали, что она превзошла их контроль,
И надеялись крепко связать её веревками страсти/тоски.
Или найдя её вожделенное прикасание слишком сильным, чтобы вынести,
Они обвиняли её в тирании, которую любили,
Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца,
И всё же жаждали великолепия, от которого отказывались.
Гневно влюблённые в её сладкий страстный луч,
Что слабость их земли едва могла выдерживать,
Они жаждали, но вскрикивали от прикасания, имея
Неуместное желание встретить божественное так близко,
Нетерпимые к Силе, которую они не могли вместить.
Некоторые, невольно привлеченные её божественным влиянием,
Терпели это, как сладкие, но чуждые чары;
Неспособные подняться на слишком высокие уровни,
Они жаждали стянуть её вниз на их собственную землю.
Или же, вынужденные центрировать вокруг неё их страстную жизнь,
Они надеялись привязать к человеческим нуждам их сердец
Её славу и милость, которые порабощали их души.

Но среди этого мира, этих сердец, что откликнулись на её зов,
Никто не мог стать ей равным и её напарником.
Тщетно она склонялась, чтобы сравняться с ними её ростом,
Слишком чистым был этот воздух для маленьких душ, чтобы дышать.
Чтобы поднять эти дружеские "я" к её собственным обширным широтам,
Желанным её сердцу, и наполнить [их] её собственной силой,
Чтобы божественная Сила могла войти в жизнь,
Дыхание Божества возвеличило человеческое время.
Хотя она снижалась до их малости,
Покрывая их жизни её сильными страстными руками,
И знала через симпатию их нужды и желания,
И ныряла в мелкие глубины волн их жизней,
И встречала, и делила их сердцебиения от горя и радости,
И нагибалась, чтобы исцелить их печаль и их гордость,
Расточая мощь, что принадлежала ей на её одинокой вершине,
Чтобы поднять к ней крик их устремления,
И, хотя она втягивала их души в её просторы
И окружала тишиной её глубин,
И держала, как великая Мать держит её собственность,
Лишь её земная поверхность несла их бремя
И смешивала её огонь с их смертностью:
Её более великое «я» жило одиноким, невостребованным внутри.
Чаще всего в немом движении и покое Природы
Она могла безмятежно чувствовать близость единого;
Сила в ней притягивала субчеловеческие размышления земли;
И с великим и свободным восторгом её духа
Она соединяла пламенно-окрашенные великолепные жизни
Животных и птиц, цветов и деревьев.
Они отвечали ей простым сердцем.
В человеке живёт нечто смутное нарушающее;
Он знает, но отворачивается прочь от божественного Света,
Предпочитая тёмное невежество падения.
Среди многих, кто приходил, влекомый к ней,
Она нигде не находила её партнёра по высоким задачам,
Товарища её души, её другого "я",
Кто был создан вместе с ней, подобно Богу и Природе, единым.
Кто-то из них приближался, был затронут, загорался, потом отпадал,
Слишком велики были её требования, слишком чиста её сила.
Так освещалась земля вокруг неё, будто солнцем,
Но в её внутреннем небе светило [держалось] отчуждённо,
Расстояние отделяло её [и] от тех, кто был наиболее близок.
Могущественная, обособлена её душа, как живут боги.

Пока не связанная с широкой человеческой сценой,
В малом кругу юных нетерпеливых сердец,
Ранней школе её существа и закрытом владении,
Ученица в бизнесе земной жизни,
Она приучила её небесную породу переносить его прикасание,
Довольствуясь [этим] в её маленьком саду богов,
Как расцветает цветок в не посещаемом месте.
Земля нянчила, всё ещё бессознательная, населяющее пламя,
Но что-то в глубине волновалось и смутно знало;
Было движение и страстный зов,
Радужная мечта, надежда на золотое изменение;
Какое-то тайное крыло ожидания билось,
Растущее чувство чего-то нового, редкого
И прекрасного вкрадывалось сквозь сердце Времени.
Затем его слабый шёпот коснулся земли,
Дышал, как скрытая нужда, угадываемая душой;
Око великого мира открыло её,
И удивление возвысило его бардовский голос.
Ключ к Свету, всё ещё хранящийся в пещере бытия,
Солнечное слово смысла древней мистерии,
Её имя пробегало шёпотом по устам людей,
Возвышенное и сладкое, как вдохновенный стих,
Вырванный из эпической лиры ветров из слухов,
Или воспевалось, как мысль, поющаяся поэтом Славы.
Но этот культ был подобным [культу] священного символа.
Восхищающие, непрошеные, неуловимые для понимания,
Её красота и пылающая сила были видны издали,
Как молния, играющая с заходящим днём,
Как слава, неприступно божественная.
Ни одно равное сердце не приближалось, чтобы присоединиться к её сердцу,
Ни одна преходящая земная любовь не завладела её покоем,
Ни одна героическая страсть не имела силы захватить;
Ничей взгляд не требовал от неё ответного взгляда.
Могущество внутри неё пугало несовершенную плоть;
Самозащищающий гений в нашей глине
Угадывал богиню в облике женщины
И отстранялся от прикасания за пределами его образа
Земной природы, связанной узким наделом чувственной жизни.
Сердца людей влюблены в глиняных родственников
И не выносят духов одиноких и высоких, что приносят
Огненные намёки с бессмертных планов,
Слишком обширных для душ, не рождённых сочетаться с небесами.
Тот, кто слишком велик, должен жить одиноко.
Обожаемый, он гуляет в могучем уединении;
Тщетен его труд по созданию ему подобных,
Его единственный товарищ - это Сила внутри.
Так было некоторое время с Савитри.
Все восхищённо поклонялись, никто не смел претендовать.
Её ум восседал высоко, изливая его золотые лучи,
Её сердце было переполненным храмом восторга.
Единственная лампа сияла в доме совершенства,
Яркий чистый образ в святилище без священников
Среди тех окружающих жизней[, где] обитал её дух,
Обособленный в ней до часа её судьбы.

Конец Второй Песни

перевод 01-05.09.2019 года

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 12:57. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..

КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА

Песнь III
ЗОВ К ПОИСКУ

Утро, что казалось фасадом нового творения,
Несущего больше солнечного света, более счастливые небеса,
Пришло, обременённое красотой, подвижной и странной,
Из неизменного источника вещей.
Древняя жажда вновь пустила новые корни:
Воздух глубоко впитал неисполненное желание;
Высокие деревья трепетали от блуждающего ветра,
Как души, что трепещут при приближении радости,
И на лоне зелёной тайны
Всегда с его единственной любовной нотой, неутомимый,
Лирический дрозд кричал среди листвы.
Отвернувшись от земного ропота,
Где преходящие зовы и ответы смешивались в их потоке,
Царь Ашвапати прислушивался к лучу,
К другим звукам, нежели те, что встречает сформированное чувствами ухо.
В тонком [меж]пространстве, что окружает нашу жизнь,
Были отперты закрытые трансом двери внутреннего духа:
Неслышимая мелодия в Природе может быть поймана;
Сквозь этот цикличный топот нетерпеливых жизней,
Сквозь глубокую срочность нынешних забот
Бессловесный гимн земли к Невыразимому
Возник из безмолвного сердца космической Пустоты;
Он услышал приглушённый голос нерождённых Сил,
Журчащий за светящимися решётками Времени.
Вновь могучее стремление вознесло его пламя,
Что просит совершенной жизни на земле для людей
И молится об уверенности в неуверенном уме
И о блаженстве без тени для страдающих человеческих сердец,
И об Истине, воплощённой в невежественном мире,
И о боге, обожествляющем смертные формы.
Слово, что выпрыгнуло из какого-то далёкого неба мысли,
Допущенное принимающим писцом, покрытым капюшоном,
Пересекло гулкие переходы его мозга
И оставило его отпечаток на записывающих клетках.
"О принуждаемая Силой, ведомая Судьбой, рождённая землёй раса,
О мелкие авантюристы в бесконечном мире
И пленники карликового человечества,
Доколе вы будете ходить кружащимися дорогами ума
Вокруг вашего мелкого "я" и ничтожных вещей?
Но не для неизменной малости вы предназначены,
Не для тщетного повторения вы созданы;
Из субстанции Бессмертного вы сотворены;
Ваши действия могут стать быстрыми раскрывающими шагами,
Ваша жизнь - изменчивой формой для растущих богов.
Провидец, сильный Творец находится внутри,
Непорочное Величие нависает над вашими днями,
Всемогущие силы заключены в клетках Природы.
Более великая судьба ждёт вас впереди:
Это преходящее земное существо, если оно пожелает,
Может приспособить его действия к трансцендентной схеме.
Тот, кто теперь смотрит на мир невежественными глазами,
Едва пробуждёнными от ночи Несознательного,
Что смотрят на образы, а не на Истину,
Может наполнить эти шары взглядом Бессмертного.
Всё же божество будет расти в ваших сердцах,
Вы пробудитесь в воздухе духа
И почувствуете разрушающиеся стены смертного ума,
И услышите послание, которое оставило сердце жизни немым,
И посмотрите сквозь Природу с солнечноглазыми веками,
И протрубите в ваши раковины у врат Вечности.
Авторы высокого изменения земли, вам дано
Пересечь опасные пространства души
И прикоснуться к могучей Матери, абсолютно бодрствующей,
И встретить Всемогущего в этом доме из плоти,
И создать жизни Единство из миллиона тел.
Земля, по которой вы ступаете, - граница, заслоняющая от небес;
Жизнь, что вы ведёте, скрывает свет, которым вы являетесь.
Бессмертные Силы проносятся, пылая, мимо ваших дверей;
Далеко на ваших вершинах звучит божественное пение,
В то время как трубы мысли зовут превзойти себя,
Услышанные немногими, но ещё меньше [тех, кто] осмеливаются стремиться,
Нимфолепты экстаза и пламени.
Эпос надежды и неудачи разбивает сердце земли;
Её сила и воля превзойдут её форму и судьбу.
Богиня, пойманная в сети мимолётности,
Самопривязанная на пастбищах смерти, она мечтает о жизни,
Самоизнуряемая муками ада, стремится к радости
И строит в надежде её алтари отчаяния,
Зная, что одна высшая ступень может освободить всех,
И, страдая, ищет величия в её сынах.
Но тускл в человеческих сердцах восходящий огонь,
Незримое Величие восседает там без поклонения;
Человек видит Наивысшее в ограниченной форме
Или смотрит на Личность, слышит [лишь] Имя.
Он обращается за небольшими достижениями к невежественным Силам
Или зажигает его алтарные огни перед лицом демона.
Он любит Невежество, порождающее его боль.
Чары наложены на его славные возможности;
Он потерял внутренний Голос, что руководил его мыслями,
И, замаскированный на пророческом треножнике,
Благовидный Идол наполняет чудный храм.
Великая Иллюзия окутывает его своими покровами,
Глубокие указания души приходят тщетно,
Тщетен нескончаемый ряд провидцев,
Мудрецы размышляют в невещественном свете,
Поэты отдают их голос внешним мечтам,
Огонь, лишённый дома, вдохновляет языки пророков.
Пылающие огни Небес нисходят и возвращаются назад,
Озаряющее Око приближается и [вновь] удаляется;
Вечность говорит, [но] никто не понимает её слов;
Судьба не желается, а Бездна отрицается;
Бездумные воды Несознательного блокируют всё сделанное.
Лишь немного приподнята ширма Ума;
Мудрые, что знают, видят лишь половину Истины,
Сильные едва поднимаются на невысокую вершину,
Сердцам, что жаждут, даётся один час для любви.
Его историю рассказав наполовину, запинается тайный Бард;
Ещё слишком мало богов в смертных формах."
Голос удалился в его скрытые небеса.
Но, словно сияющий ответ от богов,
Через солнечно-яркие просторы приблизилась Савитри.
Двигаясь среди высоких, как небесные колонны, деревьев,
Облачённая в её мерцающее цветистое одеяние,
Она казалось горящим навстречу вечным царствам
Ярким движущимся факелом фимиама и пламени,
Который с покрытой небом почвы-храма земли
Поднимает рука паломника в незримом святилище.
Пришёл дар часа откровения:
Он видел сквозь глубины, что заново интерпретируют всё,
Не ограниченный теперь тусклыми глазами тела,
Вновь обретённое через арку ясного открытия
Это указание на восторг мира,
Это чудо, рукой божественного Художника
Вырезанное, подобно нектарной чаше для жаждущих богов,
Это живое Писание радости Вечного,
Эту сеть сладости, сотканную из золотистого огня.
Трансформированный тонкий образ-лик стал
Более глубокой Природы самораскрывающимся знаком,
Золотолистым палимпсестом священных рождений,
Гравированным символом мира, высеченным из жизни.
Её чело, копия ясных непорочных небес,
Было пьедесталом и защитной чертой медитации,
Той самой комнатой и улыбкой задумчивого Пространства,
Его нависающей линией, символической кривой бесконечности.
Среди облачного множества её локонов
Её удлинённые глаза, затенённые, будто крыльями Ночи,
Под этой мечтательной широтой лунно-золотого лба
Были морями любви и мысли, что вмещали мир;
Удивляясь жизни и земле, они видели истины вдалеке.
Бессмертное значение наполняло её смертные члены;
Как в пронзительных линиях золотой вазы,
Они, казалось, несли ритмичное рыдание блаженства
От немого обожания землёй небес,
Высвобождаемого в крике красоты живой формы
К совершенству вечных вещей.
Ставшее прозрачным эфемерное живое платье
Обнажило выразительное божество для его взгляда.
Ускользающая от поверхностного видения и смертного чувства
Захватывающая гармония её форм стала
Странной значимой иконой Силы,
Возобновляющей её непостижимое нисхождение
В человеческую фигуру её работы,
Выделявшуюся в смелом резком рельефе жизни
На почве развивающейся вселенной,
Божество, изваянное на стене мысли,
Отражённое в текущих часах и тускло хранимое
В Материи, как в соборной пещере.
Аннулированы были преходящие ценности ума,
Чувство тела отказалось от его земного взгляда;
Бессмертное встречало бессмертное в их взоре.
Пробудившись от замыкающих чар, действующих ежедневно,
Что скрывают душу-истину маскировкой из внешней формы,
Он увидел сквозь знакомые лелеемые части её тела
Великий и неизвестный дух, родивший его дитя.
Экспромтом от более глубокого взгляда внутрь
Мысли взошли в нём, что не знали их собственного масштаба.
Затем[, обращаясь] в те огромные вынашивающие глубины, откуда Любовь
Смотрела на него через узкие проливы ума,
Он заговорил предложениями с невидимых Высот.
Ибо скрытые подсказчики нашей речи временами
Могут использовать формулы настроения момента,
Чтобы нагрузить несознательные губы словами от Судьбы:
Случайно пришедшая фраза может изменить нашу жизнь.
"О дух, странник вечности,
Пришедший из бессмертных пространств сюда,
Вооружённый для великолепного шанса твоей жизни
Поставить твою покоряющую ногу на Случай и Время,
Луна, закрывшись в её ореоле, спит, как и ты.
Могучее Присутствие пока защищает твоё тело.
Возможно, небеса хранят тебя для какой-то великой души,
Твоя судьба, твоя работа содержатся где-то далеко.
Твой дух сошёл вниз не одинокой звездой.
О живая надпись красоты любви,
Молящейся в золотистой девственности,
Какое послание небесной силы и блаженства в тебе
Записано солнечно-белым скриптом Вечного, -
Тот откроет и возвеличит им его жизнь,
Для кого ты ослабишь драгоценные струны твоего сердца.
О рубины безмолвия, губы, из которых крался
Тихий смех, музыка спокойствия,
Звёздно-блистающие глаза, пробуждающиеся в сладкой огромной ночи,
И члены [тела], как тонко связанные поэмы, сделанные из золота,
Разделённые на строфы с мерцающими изгибами художником богов,
Отправляются туда, куда любовь и судьба зовут твоё очарование.
Решайся [идти] через глубокий мир, чтобы найти свою пару.
Ибо где-то на жаждущей груди земли
Твой неизвестный возлюбленный ждёт тебя, неизвестную.
Твоя душа имеет силу и не нуждается в другом проводнике,
Кроме Того, кто горит внутри могуществ твоей груди.
Там приблизится навстречу твоим стремящимся шагам
Второе "я", о котором просит твоя природа,
Тот, кто будет идти до кончины твоего тела,
Тесно связанный [с тобой] путешественник, шагающий с твоими шагами,
Лирик самых сокровенных аккордов твоей души,
Кто даст голос тому, что в тебе немо.
Тогда вы будете расти, как вибрирующие родственные арфы,
Одно [целое] в биениях различия и восторга,
Отзываясь божественными равными мелодиями,
Открывая новые ноты вечной темы.
Одна сила будет вашим двигателем и вашим проводником,
Один свет будет вокруг вас и внутри;
Рука в сильной руке стоит лицом к лицу с вопросом Небес, жизнью:
Брось вызов испытанию неизмеримой маскировкой.
Взойди из Природы к высотам божественности;
Столкнись с высокими богами, увенчанными счастьем,
Затем встреть более великого бога, саму себя вне Времени."
Эти слова содержали семя всех вещей, что должны случиться:
Рука некоего Величия открыла запертые двери её сердца
И показала работу, для которой была рождена её сила.
Подобно тому, как мантра погружается в ухо Йоги,
Её послание входит, волнуя слепой мозг,
И сохраняет в тусклых невежественных клетках её звук;
Слушатель понимает форму слов
И, размышляя о главной мысли, что они содержат,
Он стремится прочесть её трудящимся умом,
Но находит яркие намёки, а не воплощённую истину:
Затем, молча падая в себя, чтобы знать,
Он встречает более глубокое слушание его души:
Слово повторяется с ритмичным напряжением:
Мысль, видение, чувство, ощущение, "я" тела
Безоговорочно захватываются, и он переживает
Экстаз и бессмертную перемену;
Он чувствует Широту и становится Силой,
Всё знание обрушивается на него, подобно морю:
Преображённый белым духовным лучом,
Он гуляет по обнажённым небесам радости и покоя,
Видит лик Бога и слышит трансцендентную речь:
Такое же величие было посеяно в её жизни.
Привычные сцены стали теперь оконченной пьесой:
Двигаясь в медитации среди знакомых сил,
Затронутая новыми величинами и огненными знаками,
Она обратилась к просторам, ещё не принадлежащим ей;
Соблазнённое, её сердце билось по неведомой сладости;
Тайны невидимого мира были близки.
Утро поднялось в улыбающееся небо;
Сброшенный с его сапфирной вершины транса,
День погрузился в пылающее золото вечера;
Луна плыла, светящаяся беспризорница, по небесам
И опускалась ниже забывчивого края сна;
Ночь зажгла сторожевые огни вечности.
Затем всё вернулось назад в тайные пещеры ума;
Темнота, склонившаяся над крыльями небесной птицы,
Запечатала её чувства от внешнего взгляда
И открыла громадные глубины сна.
Когда бледный рассвет проскользнул сквозь тёмную стражу Ночи,
Тщетно новорождённый свет желал её лица;
Дворец проснулся в его собственной пустоте;
Властительница его ежедневных радостей была далеко;
Её ноги в лунном свете не окрашивали блестящие полы:
Красота и божественность ушли.
Блаженство сбежало исследовать просторный мир.

Конец Третьей Песни

перевод 03-05.09.2019 года

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 13:28. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..

КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА Песнь IV
ПОИСК

Мировые пути открылись пред Савитри.
Сначала странность новых сверкающих сцен
Наполняла её ум и удерживала взгляд её тела.
Но по мере того, как она продвигалась по меняющейся земле,
Более глубокое сознание нарастало в ней;
Гражданка многих мест и климатов,
Каждой земли и страны, которую она делала её домом;
Она принимала все кланы и народы, как свои,
Пока вся судьба человечества не стала её [судьбой].
Эти незнакомые места на её пути
Были узнаваемыми и соседями по ощущению внутри,
Пейзажи повторялись, подобно потерянным забытым полям,
Городам, рекам и равнинам, что требовали её взгляда,
Подобно медленно повторяющимся воспоминаниям впереди,
Звёзды в ночи были сверкающими друзьями из её прошлого,
Ветры шептали ей о древних вещах,
И она встречала безымянных друзей, когда-то любимых ею.
Всё было частью старых забытых "я":
Смутно или со вспышкой внезапных намёков
Её действия напоминали линию прошлой силы,
Даже цель её движения не была новой:
Путешественница к предвосхищаемому высокому событию,
Она казалась её помнящей душе-свидетелю
Вновь следующей часто совершаемому путешествию.
Водительство повернуло немые вращающиеся колеса,
И в нетерпеливом теле с их скоростью
Ехали божества под тусклыми масками и капюшонами, кто движутся,
Назначенные человеку неизменно от его рождения,
Приёмники внутреннего и внешнего закона,
Одновременно агенты воли его духа
И свидетели, и вершители его судьбы.
Неумолимо верные их задаче,
Они держат последовательность его природы под их охраной,
Неся неразрывную нить, что сплели старые жизни.
Служители на размеренной прогулке его судьбы,
Ведущие к радостям, что он выиграл, и к боли, что он вызвал,
Даже в его случайные шаги они вмешиваются.
Ничто из того, что мы думаем или делаем, не пусто и не тщетно;
Каждое [действие и мысль] - высвобожденная энергия, и [она] держит её курс.
Призрачные хранители нашего бессмертного прошлого
Сделали нашу судьбу детищем наших собственных действий,
И в бороздах, вырытых нашей волей,
Мы пожинаем плоды наших забытых дел.
Но поскольку невидимо то древо, что принесло этот плод,
И мы живём в настоящем, рождённом из неизвестного прошлого,
Они кажутся лишь частями механической Силы
Механическому уму, связанному законами земли;
Всё же они - инструменты Верховной Воли,
Наблюдаемые неподвижным всевидящим Оком свыше.
Прозорливый архитектор Судьбы и Случая,
Кто строит наши жизни по предвидимому замыслу,
Знает смысл и последствия каждого шага
И наблюдает за низшими спотыкающимися силами.
На её безмолвных высотах она сознавала
Спокойное Присутствие, воцарённое над её челом,
Что видело цель и выбирало каждый роковой изгиб;
Оно использовало тело, как его пьедестал;
Глаза, что странствовали, были его прожекторными огнями,
Руки, что держали поводья, - его живыми инструментами;
Всё было работой древнего плана,
Путём, предложенным безошибочным Гидом.
Через широкие полдни и сияющие вечера
Она встречалась с Природой и человеческими формами
И слушала голоса мира;
Ведомая изнутри, она следовала её долгой дорогой,
Безмолвная в светящейся пещере её сердца,
Как яркое облако сквозь сияющий день.
Сначала её путь пролегал далеко через населённые области:
Допущенная под львиный взгляд Государств
И театров громкого действия человека,
Её резная колесница с украшенными резьбой колёсами
Пробиралась через шумные рынки и сторожевые башни
Мимо фигурных ворот и высоких мечтательно-скульптурных фасадов
И садов, висящих в сапфире небес,
Украшенных колоннами залов собраний с вооружёнными стражами,
Маленьких церквей, где один спокойный Образ наблюдал за жизнью человека,
И храмов, будто высеченных изгнанными богами,
Чтобы имитировать их утраченную вечность.
Часто от позолоченных сумерек до серебряного рассвета,
Когда драгоценные лампы мерцали на украшенных фресками стенах,
А каменная решётка глазела на залитые лунным светом ветви,
Полуосознавая запоздалую слушающую ночь,
Смутно она скользила меж берегами сна,
[Находясь] на отдыхе в дремлющих дворцах королей.
Хутор и деревня видели, как проезжает карета судьбы,
Дома жизни, клонящиеся к земле, которую она пашет
Для пропитания её кратких и мимолётных дней,
Что, пройдя, хранят их старый повторяющийся курс,
Неизменный в круге неба,
Что не меняется над нашим смертным трудом.
Прочь от тягостных часов этого мыслящего создания
К свободным и беспечальным пространствам теперь она обратилась,
Ещё не обеспокоенная человеческими радостями и страхами.
Здесь было детство первобытной земли,
Здесь - вневременные размышления, большие, радостные и тихие,
Люди пока воздерживались наполнять заботами
Имперские акры вечного сеятеля
И колеблемые ветром луга, мерцающие на солнце:
Или среди зелёного размышления лесов и неровных выступающих холмов,
В ропчущем пчелином воздухе рощи, дико гудящем,
Или мимо долго замирающего голоса серебряных потоков,
Как быстрая надежда, путешествующая среди её снов,
Спешила колесница золотой невесты.
Из необъятного нечеловеческого мирового прошлого
Пришли участки воспоминаний и нестареющие остатки,
Области света, наделённые античным покоем,
Слушали непривычный стук копыт,
А широкие не пройденные никем спутанные безмолвия
Поглощали её в изумрудную тайну,
И медленные тихие волшебные сети огненного цвета
Окружали их цветными ловушками её колёса.
Сильные настойчивые ноги Времени мягко ступали
По этим одиноким путям, его титанический шаг
Был забыт, и его абсолютные и разрушительные круги.
Внутреннее ухо, прислушивающееся к одиночеству,
Склоняясь самопоглощённо и безгранично, могло слышать
Ритм более интенсивной бессловесной Мысли,
Что собиралась в тишине позади жизни,
И низкий сладкий нечленораздельный голос земли
В великой страсти её поцелованного солнцем транса
Набирал высоту с его жаждущими оттенками.
Вдали от грубого шума галдящих нужд
Успокоенный всевзыскующий ум мог чувствовать,
[Будучи] в покое от его слепой объективности воли,
Неутомимые объятия её немой терпеливой любви,
И знать для души мать наших форм.
Этот дух, спотыкающийся в полях чувств,
Это творение, избиваемое в ступе дней,
Могли найти освобождение в её широких пространствах.
Ещё не весь мир был занят заботой.
Грудь нашей матери ещё хранила для нас
Её суровые регионы и её размышляющие глубины,
Её безличные просторы, одинокие и вдохновенные,
И могущества прибежищ её восторга.
Чрез губы вдохновения она вскармливала её символические тайны
И хранила для её таинств с чистыми глазами
Расщелины долин между её грудями радости,
Её горные алтари для огней рассвета
И брачные отмели, где океан возлегает,
И гигантское пение её пророческих лесов.
Поля предназначались для её уединённого веселья,
Равнины, затихшие и счастливые в объятиях света,
Наедине с криками птиц и оттенками цветов,
И пустыни чудес, освещённые её лунами,
И серые провидческие вечера с зажжёнными звёздами
И тусклым движением в бесконечности ночи.
Августейшая, ликующая в глазах её Создателя,
Она ощущала её близость к нему на груди земли,
Ещё беседуя со Светом за завесой,
Ещё общаясь с Вечностью за пределами.
Немногочисленных готовых жителей она звала
Разделить радостное общество её покоя;
Широта, вершина становились их естественным домом.
Сильные цари-мудрецы после совершённого ими труда,
Освобождённые от воинственного напряжения их задачи,
Приходили на её безмятежные сессии в этих дебрях;
Борьба закончилась, впереди была передышка.
Счастливые, они жили с птицами, зверями и цветами,
И с солнечным светом, с шелестом листьев,
Слушали дикие ветры, блуждающие в ночи,
Размышляли со звёздами в их немых постоянных узорах
И просыпались в утрах, как в лазурных шатрах,
И со славой полдней были едины.
Некоторые глубже погружались; из внешнего объятия жизни
Увлечённые в огненное уединение,
В неосквернённом звёздно-белом алькове души
Они пребывали с вечным Блаженством;
Голос глубокий в экстазе и тишине
Они слышали, всераскрывающий Свет созерцали.
Они преодолевали любое различие, сотворённое временем;
Мир был соткан из струн их собственного сердца;
Приближённые к сердцу, что бьётся в каждой груди,
Они достигали единого "я" во всём через безграничную любовь.
Настроенные на Безмолвие и на мировую рифму,
Они ослабляли узел заточающего ума;
Достигался широкий не тревожимый взор свидетеля,
Великое духовное око Природы раскрывалось;
На высоту высот теперь поднимались их ежедневные восхождения:
Истина склонялась к ним из её верховного царства;
Над ними сияли мистические солнца вечности.
Безымянные суровые аскеты без дома,
Оставившие речь, движение и желание,
Отстранённые от творений, сидели, поглощённые, одинокие,
Безупречные в спокойных высотах "я",
На светящихся безмолвных вершинах концентрации,
Обнажённые от всего мирского отшельники с их спутанными волосами,
Неподвижные, как бесстрастные великие холмы,
Группировались вокруг них, будто мысли какого-то обширного настроя,
Ожидающего повеления Бесконечного о конце.
Провидцы, восприимчивые к универсальной Воле,
Довольные, в Нём, кто улыбается за земными формами,
Пребывали, не опечаленные настойчивыми днями.
Вокруг них, подобно зелёным деревьям, опоясывающим холм,
Юные важные ученики, созданные их прикасанием,
Обученные простому действию и сознательному слову,
Возвышались внутри и росли, чтобы достичь их высот.
Искатели, странствующие издалека по пути Вечного,
Приносили к этим тихим источникам жажду их духа
И проводили сокровище безмолвного часа,
Купаясь в чистоте мягкого взора,
Который, не настаивая, управлял ими из его покоя
И его влиянием находил пути успокоения.
Младенцы монархии миров,
Героические лидеры грядущего времени,
Дети-цари, взращённые в этом просторном воздухе,
Как львы, резвящиеся под небом и солнцем,
Получали полуосознанно их богоподобную печать:
Сформированные в типе высоких мыслей, что они пели,
Они узнавали широкое великолепие настроя,
Что делает нас товарищами по космическому стремлению,
Уже не прикованными к их маленьким отдельным "я",
Пластичными и твёрдыми под вечной рукой,
Встречающими Природу смелым и дружелюбным рукопожатием
И служащими в ней Силе, что формирует её работы.
Единодушные во всём и свободные от сужающих уз,
Огромные, как континенты тёплого солнечного света,
В широкой беспристрастной радости равенства,
Эти мудрецы жили для восторга Бога в вещах.
Помогая медленным вхождениям богов,
Сея в юные умы бессмертные мысли, они жили,
Уча великой Истине, к которой должна подняться людская раса,
Или открывали врата свободы для немногих.
Придавая нашему борющемуся миру Свет,
Они дышали, как духи, освобождённые от унылого ярма Времени,
Товарищи и сосуды космической Силы,
Используя натуральное мастерство, подобное солнечному:
Их речь, их молчание были помощью земле.
Волшебное счастье текло от их прикасания;
Единство было властителем в этом лесном мире,
Дикий зверь присоединялся к дружбе вместе с его добычей;
Убеждая ненависть и борьбу прекратиться,
Любовь, что проистекает из груди единой Матери,
Исцеляла с их сердцами жёсткий и израненный мир.
Другие сбегали из пределов мысли
Туда, где Ум неподвижно спит, ожидая рождения Света,
И возвращались, дрожа от безымянной Силы,
Опьянённые вином молний в их клетках;
Интуитивное знание, прыгающее в речь,
Захватывало, вибрировало, воспламеняло вдохновенным словом,
Слышимым тонким голосом, облачённым в небеса,
Несущим великолепие, что зажигало солнца,
Они воспевали имена Бесконечности и бессмертные силы
В размерах, что отражают движущиеся миры,
Звуковые волны видения, прорывающиеся из великих глубин души.
Некоторые, потерявшие личность и её [узкую] полоску мысли
В неподвижном океане безличной Силы,
Cидели могущественно, видимые при свете Бесконечности,
Или, товарищи вечной Воли,
Обозревали план прошлого и будущего Времени.
Некоторые вылетали, словно птицы, из космического моря
И исчезали в ярком и безликом Просторе:
Кто-то молча следил за универсальным танцем
Или помогал миру своим безразличием к нему.
Некоторые уже не следили, слившись в одинокое "Я",
Погружённые в транс, из которого не возвращается душа,
Все оккультные мировые пути закрыты навсегда,
Отброшены цепи рождения и личности:
Некоторые в одиночестве достигали Невыразимого.
Как солнечный луч проплывает через тенистое место,
Золотая дева в её резной карете
Проезжала, скользя между сиденьями для медитации.
Часто в сумерках среди возвращающихся стад
Скота, сгущавших их пылью тени,
Когда громкий день опадал за край,
Прибывая в мирную отшельническую рощу,
Она отдыхала, окутывая себя, как плащом,
Её духом терпеливого размышления и могущественной молитвы.
Или вблизи рыжеватой львиной гривы реки
И деревьев, что поклонялись на молящемся берегу,
Безмятежный покой куполообразного воздуха, напоминавшего храм,
Манил её спешащие колеса остановить их быстроту.
В торжественности пространства, что казалось
Умом, помнящим древние безмолвия,
Где к сердцу взывали великие ушедшие голоса,
И огромная свобода задумчивых провидцев
Оставляла долгий отпечаток сцены их душ,
Бодрствующих в чистом рассвете или в лунной темноте,
К [их] неподвижному прикасанию склонялась дочь Пламени,
Упиваясь тихим великолепием между спокойными веками
И ощущая родство с вечным покоем.
Но утро врывалось, напоминая ей о её поиске,
И с низкого простого ложа или циновки она поднималась
И шла, побуждаемая, по её неоконченному пути,
И следовала по роковой орбите её жизни,
Как желание, что вопрошает безмолвных богов,
Затем переходит, подобно звезде, к какому-то яркому Запределью.
Оттуда она прибывала в большие уединённые местности,
Где человек был прохожим к человеческим сценам
Или одиноким на просторах Природы, борющимся за жизнь,
И звал на помощь одушевлённые невидимые Силы,
Ошеломлённый необъятностью его мира
И не сознающий его собственную бесконечность.
Земля умножала для неё меняющиеся виды
И звала её далёким и безымянным голосом.
Горы в их отшельническом одиночестве,
Леса с их многоголосым пением
Открывали для неё двери замаскированного божества.
На сонных равнинах, на праздных раздольях,
На смертном одре бледного зачарованного вечера
Под сиянием затонувшего неба
Бесстрастно она лежала, как в конце века,
Или пересекала нетерпеливую стаю толпящихся холмов,
Поднявших их головы поохотиться на небо, подобное логову,
Или путешествовала по странной и пустой земле,
Где пустынные вершины располагались в странном небе,
Безмолвные стражи под плывущей Луной,
Или блуждала в каком-нибудь одиноком огромном лесу,
Вечно звенящем криками сверчков,
Или следовала длинной сверкающей извивающейся тропкой
Через поля и пастбища, залитые неподвижным светом,
Или достигала дикой красоты пустынного пространства,
Где никогда не проходил плуг, не паслись стада,
И дремала на голых и жаждущих песках
Среди дикого звериного зова ночи.
Судьбоносный поиск ещё не завершился;
Она ещё не нашла ни одного предназначенного лица,
Которое она искала среди сынов человеческих.
Грандиозное молчание окутывало царственный день:
Месяцы питали страсть солнца,
И теперь его жгучее дыхание атаковало землю.
Тигр перегревался, рыская по обморочной земле;
Всё было вылизано, будто высунутым языком.
Весенние ветры стихли, небо стало бронзовым.

Конец Четвёртой Песни
Конец Четвёртой Книги

перевод 06-12.09.2019 года, правка 25.09.2019

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 13:47. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь ..

КНИГА ЛЮБВИ

Песнь I
ПРЕДНАЗНАЧЕННОЕ МЕСТО ВСТРЕЧИ

Но теперь предназначенное место и час были близки;
Ничего не зная, она приблизилась к её безымянной цели.
Ибо, хотя одеяние слепого и хитрого случая
Наброшено на работу всемудрой Судьбы,
Наши действия интерпретируют всезнающую Силу,
Что обитает в непреодолимом материале вещей,
И ничто не происходит в космической игре
Иначе, чем в своё время и в своём предвиденном месте.
Она вошла в пространство мягкого и нежного воздуха,
Что казалось святилищем юности и радости,
Высокогорным миром свободного и зелёного наслаждения,
Где весна и лето лежали вместе и боролись
В ленивом и дружеском диспуте,
Обнявшись, споря со смехом о том, кто должен править.
Там ожидание взмахнуло широкими внезапными крыльями,
Будто душа выглянула из лица земли,
И всё, что было в ней, ощутило предстоящую перемену
И, забыв тривиальные радости и обычные мечты,
Послушное зову Времени, судьбе духа,
Вознеслось к красоте, спокойной и чистой,
Что жила пред глазами Вечности.
Толпа горных вершин атаковала небо,
Расталкивая плечами соперников, чтобы быть ближе к небесам,
Бронированные лидеры на железной линии;
Земля лежала распростёртой под их ногами из камня.
Ниже их таились мечты изумрудного леса
И сверкающая кайма, одинокая, как сон:
Бледные воды бежали, как мерцающие нити жемчуга.
Вздохи блуждали среди счастливых листьев;
Прохладно-ароматные с медленными сладко отягощёнными ногами
Слабые спотыкающиеся бризы плутали среди цветов.
Белый журавль стоял яркой неподвижной полоской,
Павлин и попугай украшали землю и дерево,
Тихое воркование голубя обогащало влюблённый воздух,
А огнекрылые дикие селезни плавали в серебристых прудах.
Земля лежала наедине со своим великим возлюбленным Небом,
Раскрытая лазурному взгляду её супруга.
В роскошном экстазе радости
Она растрачивала любовную музыку её нот,
Расточала страстный узор её цветов
И фестивальное буйство её запахов и оттенков.
Крик, прыжки и спешка царили вокруг,
Крадущиеся шаги её преследующих существ,
Лохматый изумруд её кентавровой гривы,
Золото и сапфир её тепла и пламени.
Волшебница её восторженных радостей,
Весёлая, чувственно-сердечная, беззаботная и божественная,
Жизнь бежала или скрывалась в её комнатах, полных восторга;
Над всем этим нависал грандиозный покой природы.
Первозданный мир оставался там, и на его лоне
Сохранялась ненарушенной борьба птиц и зверей.
Человек - глубокомысленный ремесленник - пришёл не затем,
Чтобы наложить его руку на счастливых несознательных существ,
Не было ни мысли, ни измерителя строго отслеживаемого труда,
Жизнь не знала разлада с её целью.
Могучая Мать возлегла, вольно распростёршись.
Всё было в согласии с её первым удовлетворяющим планом;
Движимые универсальной волей к радости,
Деревья цвели в их зелёном блаженстве,
И дикие дети не размышляли о боли.
В конце раскинулся суровый и гигантский тракт
Запутанных глубин и торжественных вопрошающих холмов,
Вершин, подобных голой строгости души,
Бронированных, далёких и безысходно величественных,
Как ограждённые мыслью бесконечности, что лежат
За восторженной улыбкой танца Всемогущего.
Спутанная лесная голова вторглась в небеса,
Словно аскет с посиневшим горлом выглядывал
Из каменной тверди его горной кельи,
Рассматривая краткую радость дней;
Его обширный расширившийся дух таился позади.
Могучий шум безмерного уединения
Осаждал слух, печальный и безграничный зов,
Будто души, удалившейся от мира.
Это была сцена, которую неопределимая Мать
Выбрала для её краткого счастливого часа;
Здесь, в этом уединении, вдали от мира,
Она начала её участие в мировой радости и борьбе.
Здесь раскрылись ей мистические дворы,
Притаившиеся двери красоты и удивления,
Ветры, что шумели в золотом доме,
Храм сладости и огненный придел.
Странница по скорбным путям Времени,
Бессмертная под ярмом смерти и судьбы,
Жертвующая блаженством и болью сфер,
Любовь в глуши встретила Савитри.

Конец Первой Песни

перевод 13-14.09.2019 года, правка 25.09.2019

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 14:23. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь II..

КНИГА ЛЮБВИ Песнь II
Сатьяван

Всё, что она запомнила в этот день Судьбы, -
Дорогу, что не рискнула войти в торжественные глубины,
А повернула прочь, убегая к человеческим домам,
Джунгли с их могучей монотонностью,
Утро, подобное блестящему провидцу свыше,
Страсть вершин, затерянных в небесах,
Титанический ропот бесконечных лесов.
Словно калитка к радости была там,
Окружённая безмолвным намёком и магическим знаком,
На краю неизвестного мира
Раскинулась дуга с углублением, держащим солнце;
Рощи со странными цветами, похожими на глаза взирающих нимф,
Смотрели из их таинственности в открытые пространства,
Ветви, шепчущие о постоянстве света,
Укрывали смутное и безопасное блаженство,
И медленно лёгкий непостоянный ветерок,
Как мимолётный вздох счастья, пробегал
По сонным травам, украшенным зеленью и золотом.
Спрятанные в лесном лоне одиночества,
Обитающие среди листвы голоса звали,
Сладкие, как желания, влюблённые и незримые,
Криком отвечая на низкий настойчивый крик.
Позади спали изумрудные немые дали,
Обители Природы, страстной, завуалированной, отвергающей
Всё, кроме её собственного видения, растерянного и дикого.
Земля в этом прекрасном убежище, свободном от забот,
Шептала душе песнь силы и покоя.
Лишь один знак человеческой поступи был там:
Единственная тропа, проложенная тонко, подобно стреле,
В это лоно просторной и тайной жизни,
Пронзила её ужасную мечту об одиночестве.
Здесь впервые она встретила на ненадёжной земле
Того, ради кого её сердце пришло так далеко.
Как могла бы душа отобразиться на фоне Природы,
Выступив на момент из дома мечты,
Созданного горячим дыханием жизни,
Так он появился на краю лесной опушки,
Вставленный между зелёным рельефом и золотым лучом.
Словно оружие живого Света,
Прямая и возвышенная, подобно копью Бога,
Его фигура вела за собой великолепие утра.
Благородным и ясным, как широкие мирные небеса,
Скрижалью юной мудрости было его чело;
Властная красота свободы сгибала его ноги,
Радость жизни была на его открытом лице.
Его взгляд был широким рассветом богов,
Его голова была [головой] юного Риши, тронутой светом,
Его тело было [телом] любовника и короля.
В великолепном рассвете его силы,
Вылепленный, как движущаяся статуя восторга,
Он осенил край лесной полосы.
Из невежественного нетерпеливого труда лет,
Оставив громкую драму человека, он пришёл,
Ведомый мудростью неблагоприятной Судьбы,
Чтобы встретить древнюю Мать в её рощах.
В её божественном общении он вырос
Воспитанником красоты и одиночества,
Наследником веков одинокой мудрости,
Братом солнечного света и неба,
Странником, общающимся с глубиной и пределом.
Знаток Веды из ненаписанных книг,
Читающий мистическое писание её форм,
Он уловил её иерофантские значения,
Изучил её сферические необъятные воображения,
Обучаемый величественностями ручья и леса,
Голосами солнца, и звёзд, и пламени,
И пением волшебных певцов на ветвях,
И немым учением четвероногих существ.
Помогая уверенными шагами её медленным большим рукам,
Он склонялся к её влиянию, как цветок к дождю,
И, подобно естественному росту цветка и дерева,
Становился шире от прикасаний её формирующих часов.
Мастерство свободных натур принадлежало ему,
И их согласие на радость и просторное спокойствие;
Единый с единым Духом, населяющим всё,
Он положил опыт к ногам Божественности;
Его ум был открыт её бесконечному уму,
Его действия были согласованы с её первобытной силой;
Он подчинил его смертные мысли её [мыслям].
В тот день он свернул с его привычного пути;
Ибо Тот, Кто, зная бремя каждого момента,
Может двигать [нами] во всех наших обдуманных или беззаботных шагах,
Наложил чары судьбы на его ноги
И привлёк его на цветущую опушку леса.
Поначалу её взгляд, воспринимавший миллионы форм жизни,
Бесстрастно населявшей её дом сокровищ
Вместе с небом, цветами, холмами и звёздами,
Слегка задержался на яркой гармоничной сцене.
Он видел зелёно-золотой цвет дремучих лугов,
Травы, трепещущие от порывов тихого ветра,
Ветви, наполненные криком дикой птицы.
Пробуждённый к Природе, но ещё смутно - к жизни,
Нетерпеливый пленник из Бесконечности,
Бессмертный борец в его смертном доме,
С его гордостью, силой, страстью стремящегося Бога,
Он видел этот образ скрытого божества,
Это мыслящее мастерское творение земли,
Этот последний результат красоты звёзд,
Но видел лишь подобно прекрасным и обычным формам,
В которых дух художника не нуждается для его работы
И складывает в тёмные комнаты памяти.
Взгляд, поворот решает нашу плохо уравновешенную судьбу.
Таким образом, в час, который больше всего её волновал,
Блуждающая, не предупреждённая медленным поверхностным умом,
Беспечная разведчица под её прикрытыми веками
Восхищалась равнодушной красотой и не заботилась о том,
Чтобы разбудить дух её тела для её царя.
Так могла она пройти по случайным невежественным дорогам,
Упустив зов Небес, потеряв цель жизни,
Но Бог вовремя коснулся её сознательной души.
Её взгляд остановился, увидел, и всё изменилось.
Поначалу её ум пребывал в идеальных снах,
В тех сокровенных преобразователях знаков земли,
Что делают известные вещи указанием на невидимые сферы,
И видел в нём гения места,
Символическую фигуру, стоящую среди сцен земли,
Царя жизни, очерченного в деликатном воздухе.
И всё же это была лишь задумчивость на миг;
Ибо внезапно её сердце взглянуло на него,
С которым страстное зрение, использующее мысль, не может сравниться,
И узнало его ближе, чем его собственные близкие струны.
Всё в момент было удивлено и захвачено,
Всё в бессознательном экстазе лежало, обёрнутое
Или [скрытое] под цветными веками воображения,
Поднятое в большой зеркальный воздух мечты,
Вырвавшееся в пламени, чтобы воссоздать мир,
И в этом пламени к новым вещам она родилась.
Из её глубин поднялось мистическое смятение;
Влекомая, сражённая наповал, подобно тому, кто спал спокойно,
Жизнь бежала смотреть из всех врат чувств:
Мысли, неясные и радостные в лунном тумане небес,
Чувства, как будто вселенная обретает рождение,
Пронеслись сквозь суматоху пространства её груди,
Захваченные роем золотых богов:
Поднявшись под гимн жрецов чуда,
Её душа широко распахнула её двери для этого нового солнца.
Алхимия сработала, трансмутация произошла;
Миссионерское лицо сотворило чары Мастера.
В безымянном свете двух приближающихся глаз
Быстрый и судьбоносный поворот её дней
Проявился и протянулся до сияний неведомых миров.
Затем, дрожа от мистического шока, её сердце
Зашевелилось в груди и закричало, как птица,
Что слышит её пару на соседней ветке.
Копыта, топочущие быстро, колёса, сильно спотыкавшиеся, остановились;
Колесница встала, как остановленный ветер.
И Сатьяван выглянул из дверей его души
И почувствовал, как очарование её плавного голоса
Наполнило пурпурную атмосферу его юности, и пережил
Преследующее чудо совершенного лица.
Одолеваемый мёдом странного цветка-рта,
Влекомый к душевным пространствам, открывшимся вокруг чела,
Он обратился к видению, как море к луне,
И пронёс мечту о красоте и перемене,
Обнаружил ореол вокруг головы смертной,
Поклонился новой божественности в вещах.
Его самоограниченная природа погрузилась, будто в огонь;
Его жизнь была принята в жизнь другого.
Великолепные одинокие идолы его мозга
Пали, поверженные из их яркой достаточности,
Как от прикасания новой бесконечности,
Чтобы поклониться божеству более великому, чем их собственное.
Неведомая властная сила влекла его к ней.
Восхищённый, он шёл через золотой луг:
Взгляд встречал близкий взгляд и приникал в объятии видения.
Там было лицо, благородное, великое и спокойное,
Будто окружённое ореолом мысли,
Обитель, арка медитирующего света,
Как будто виделась половина некоего тайного нимба;
Её внутреннее зрение, ещё помнящее, узнало
Лоб, что носил корону всего её прошлого,
Два глаза, её постоянные и вечные звёзды,
Дружеские и суверенные глаза, что требовали её души,
Веки, узнаваемые по многим жизням, широкие обрамления любви.
Он встретил в её взгляде взор его будущего,
Обещание, присутствие и огонь,
Увидел воплощение эонических мечтаний,
Тайну восторга, к которому всё
Стремится в этом мире краткой смертности,
Выраженную в материальной форме[, подобной] его собственной.
Эта золотая фигура, отданная в его руки,
Cкрывала в её груди ключ от всех его целей,
Заклинание, чтобы принести блаженство Бессмертного на землю,
Соединить с истиной небес нашу смертную мысль,
Поднять земные сердца ближе к солнцу Вечности.
В этих великих духах, ныне воплощённых здесь,
Любовь низвела силу из вечности,
Чтобы сделать жизнь её новой неумирающей базой.
Его страсть хлынула волной из бездонных глубин;
Он спрыгнул на землю с далёких забытых высот,
Но сохранил его природу бесконечности.
На немом лоне этого забывчивого земного шара,
Хотя кажется, что мы встречаемся как неизвестные существа,
Наши жизни не чужие, и не как незнакомцы мы соединяемся,
Движимые друг к другу беспричинной силой.
Душа может распознать отвечающую ей душу
Через разделяющее Время и, дорогами жизни
Поглощённая, облачённая путешественница, обратив её, восстанавливает
Знакомое великолепие в незнакомом лице
И, затронутая предупреждающими перстами мгновенной любви,
Вновь она трепещет от бессмертной радости,
Носящей смертное тело для наслаждения.
Есть Сила внутри, что знает за пределами
Наших знаний; мы более велики, чем наши мысли,
И иногда земля обнаруживает это видение здесь.
Жить, любить - это знаки бесконечных вещей,
Любовь - это слава из сфер вечности.
Униженная, изуродованная, осмеянная низменными силами,
Что крадут её имя, форму и экстаз,
Она всё же - божество, с которым всё может измениться.
Тайна пробуждается в нашем бессознательном веществе,
Блаженство рождается, что может преобразить нашу жизнь.
Любовь живёт в нас, как нераскрытый цветок,
Ожидающий быстрого момента души,
Или же она странствует в её зачарованном сне среди мыслей и вещей;
Бог-ребёнок играет, он ищет себя
Во многих сердцах, умах и живых формах:
Он медлит в поиске знака, который он сможет узнать,
И, когда тот приходит, слепо пробуждается от голоса,
Взгляда, прикасания, выражения лица.
Его инструмент - тусклый телесный ум,
Из небесного прозрения, ныне забытого, выросший,
Он хватается за какой-то знак внешнего очарования,
Ведущий его среди множества указаний Природы,
Читает небесные истины в земных подобиях,
Желает образ во имя божества,
Предвидит бессмертие формы
И принимает тело за изваянную душу.
Обожание в Любви подобно мистическому провидцу,
Что через видение смотрит на невидимое,
В алфавите земли находит богоподобный смысл;
Но ум лишь думает: "Вот тот,
Кого моя жизнь долго ждала, будучи незаполненной,
Вот внезапный повелитель моих дней."
Сердце чует сердце, рука взывает к отвечающей руке;
Всё стремится осуществить единство, которое является всем.
Слишком удалённая от Божественного, Любовь ищет её истину,
И Жизнь слепа, и инструменты обманывают,
И есть Силы здесь, работающие, чтобы унизить.
Всё же может прийти видение, наступить радость.
Редка чаша, пригодная для нектарного вина любви,
Как редок сосуд, что может выдержать рождение Бога;
Душа, подготовленная за тысячу лет,
Есть живая форма верховного Нисхождения.
Они знали друг друга, хоть и в таких странных формах.
Пусть и неизвестные взгляду, хотя жизнь и ум
Изменились, чтобы обрести новое значение,
Эти тела суммировали поток бесчисленных рождений,
И дух для духа оставался тем же самым.
Поражённые радостью, которой они так долго ждали,
Влюбленные встретились на их разных путях,
Путешественники по бескрайним равнинам Времени,
Сведённые вместе из ведомых судьбой странствий
В самозамкнутом одиночестве их человеческого прошлого
К быстрой восторженной мечте о грядущей радости
И к неожиданному моменту этих глаз.
Благодаря раскрывающему величию взгляда,
Поражённого формой, память духа пробудилась в ощущениях.
Разорвался туман, лежащий меж двумя жизнями;
Её сердце раскрылось, и его [сердце] нашло её обращённой;
Притянутые, как в небесах звезда к звезде,
Они удивлялись друг другу и радовались,
И сплетали близость в безмолвном взоре.
Прошёл момент, что был лучом вечности,
Час начался, матрица нового Времени.

Конец Второй Песни

перевод 14-18.09.2019 года, правка 25.09.2019

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 15:03. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь ..

КНИГА ЛЮБВИ

Песнь III
САТЬЯВАН И САВИТРИ

Из безмолвной тайны прошлого
В настоящем, не знающем о забытых узах,
Эти духи встретились на путях Времени.
Всё же в сердце их тайные сознательные "я"
Сразу осознали друг друга, предупреждённые
Первым зовом восхитительного голоса
И первым видением предначертанного лица.
Как, когда бытие взывает к бытию из его глубин
За ширмой из внешних чувств
И стремится найти слово, раскрывающее сердце,
Страстная речь раскрывает потребность души,
Но невежество ума заграждает внутреннее зрение,
Что лишь немного прорывает наши земные границы,
Так теперь они встретились в этот судьбоносный час,
Так выразили узнавание в глубинах,
Утраченных воспоминанием, единства, ощутимого и недостающего.
Так Сатьяван обратился сначала к Савитри:
"О ты, кто пришла ко мне из безмолвий Времени,
И всё же твой голос пробудил моё сердце к неведомому блаженству,
Бессмертному или смертному лишь в твоём теле,
Ибо [нечто] большее, чем земля, говорит со мной из твоей души,
И большее, чем земля, окружает меня в твоём взоре,
Как ты зовёшься среди детей человеческих?
Откуда ты взошла, наполняя дни моего духа
Ярче, чем лето, ярче, чем мои цветы,
В одинокие границы моей жизни,
О солнечный свет, вылепленный, как золотая дева?
Я знаю, что могущественные боги - друзья земли.
Среди великолепий дня и сумерек
Я долго путешествовал со своей пилигримской душой,
Движимой чудом обычных вещей.
Земля не могла утаить от меня могущества, что она скрывает:
Даже двигаясь среди земной сцены
И обычных поверхностей земных вещей,
Моё зрение видело, не ослеплённое её формами;
Божество смотрело на меня из знакомых сцен.
Я был свидетелем девственных свадеб зари
За светящимися занавесами неба,
Или, соперничая в радости с яркими шагами утра,
Я шествовал по сонным берегам полдня,
Или пересекал золотую пустыню солнечного света,
Переходя огромные пустоши блеска и огня,
Или встречал луну, изумительно скользящую по небу
В неопределённой широте ночи,
Или звёзды, марширующие по их долгим дозорным маршрутам,
Указывая их копьями сквозь бесконечности:
День и сумерки раскрывали мне скрытые формы;
Фигуры приходили ко мне с тайных берегов
И счастливые лица смотрели из лучей и пламени.
Я слышал странные голоса, пересекающие волны эфира,
Волшебная песня Кентавра волновала моё ухо;
Я замечал Апсар, купающихся в прудах,
Я видел лесных нимф, выглядывающих через листву;
Ветры показывали мне своих топочущих богов,
Я видел принцев Солнца,
Пылавших в тысячеколонных домах света.
Так что теперь мой ум мог бы мечтать, а сердце - бояться,
Что с какого-то чудного ложа за пределами нашего воздуха
Взойдя в широком утре богов,
Ты пригонишь твоих коней из миров Громовержца.
Хотя твоя красота кажется родственной небесам,
Скорее, мои мысли возрадовались бы, узнав,
Что смертная сладость улыбается между твоими веками
И твоё сердце может биться под человеческими глазами,
А твоя золотистая грудь трепещет вместе со взглядом
И его бурным ответом рождённому землёй голосу.
Если ты можешь разделить наши привязанности, порождаемые временем,
[Если] земная лёгкость простых вещей может удовлетворить,
Если твой взгляд может жить, довольствуясь земной почвой,
И эта небесная суммарность восторга,
Твоё золотое тело, прогуливающееся с усталостью,
Подавляющее его грацией нашу местность, пока
Бренный сладкий преходящий вкус земной пищи
Задерживает тебя, и пляшущее вино ливня,
Низойди. Пусть твоё путешествие прекратится, спустись к нам.
Совсем близко скит моего отца, увитый зеленью,
Укрытый высокими рядами этих молчаливых королей,
Воспетый голосами одетых в цвет хоров,
Чьим песнопениям вторят переведённые на ноты музыки
Страстные цветные надписи ветвей
И наполняют часы их мелодичным криком.
Посреди приветственный гул множества пчёл
Вторгается в наше медовое королевство лесов;
Там позволь мне привести тебя в богатую жизнь.
Голая, простая лесная жизнь отшельника;
И всё же он одет в драгоценности земли.
Дикие ветры летят - визитёры среди качающихся вершин,
В спокойные дни небесные стражи мира,
Возлегающие на пурпурном одеянии неба вверху,
Смотрят вниз на богатую тайну и тишину,
И камерные свадебные воды поют внутри.
Огромные, шепчущие, во множестве форм вокруг
Высокие лесные боги приняли в их руки
Человеческий час, гостя их вековой пышности.
Утра облачены в золото и зелень,
Солнечный свет и тень украшают стены,
Чтобы сделать комнату отдыха пригодной для тебя."
Некоторое время она медлила, будто всё ещё слыша его голос,
Не желая нарушить очарование, затем медленно заговорила.
Задумавшись, она ответила: "Я Савитри,
Принцесса Мадры. Кто ты? Какое имя
На земле музыкально выражает тебя для людей?
Какое древо королей, орошённое удачными потоками,
Расцвело, наконец, одной счастливой ветвью?
Почему твоё жилище в бездорожном лесу
Далеко от деяний, которых требует твоя славная юность,
Пристанище отшельников и более диких племён земли,
Где только с собой-свидетелем ты бродишь
В зелёном нечеловеческом одиночестве Природы,
Окружённый гигантскими безмолвиями
И слепым шорохом первобытного покоя?"
И Сатьяван отвечал Савитри:
"В те дни, когда ещё его глаза ясно смотрели на жизнь,
Король Дьюматсена некогда, из Шалвы, правил
Всей территорией, что за этими вершинами,
Проводя свои дни изумрудного восторга
В доверительной беседе с путешествующими ветрами,
Поворачивается, оглядываясь на южные небеса,
И опирается её флангом на задумчивые холмы.
Но равная Судьба убрала её покрывающую руку.
Живая ночь окружила пути сильного человека,
Сверкающие боги небес отозвали их беззаботные дары,
Забрали из пустых глаз их радостный и помогающий луч
И увели неуверенную богиню с его стороны.
Изгнанный из империи внешнего света,
Потерянный для товарищества видящих людей,
Он пребывает в двух уединениях, внутри
И в торжественном шелесте леса.
Сын этого короля, я, Сатьяван, жил
Довольный, ибо ещё не сознавал тебя,
В моём высокопоставленном одиночестве духа
И в этом безбрежном витальном говоре, родном мне,
Вскормленный простором, ученик уединения.
Великая Природа пришла к её возвратившемуся ребёнку;
Я правил в королевстве более благородного вида,
Чем люди могут построить на почве тусклой Материи;
Я встречал искренность первобытной земли,
Я наслаждался близостью младенца Бога.
В огромных, украшенных гобеленами покоях её государства,
Свободный, в её безграничном дворце я жил,
Балуемый тёплой матерью всех нас,
Воспитуемый вместе с моими естественными братьями в её доме.
Я лежал в широких обнажённых объятиях небес,
Сияющее благословение солнечного света сжимало мой лоб,
Серебряный экстаз лунных лучей по ночам
Целовал мои тусклые веки, чтобы уснуть. Земные утра были мои;
Заманиваемый слабыми бормотаниями на одетые в зелень часы,
Я блуждал, затерянный в лесах, склоняясь к голосам
Ветров и вод, партнёр радости солнца,
Слушатель универсальной речи:
Мой дух, удовлетворённый внутри меня, знал
Богоподобное право нашего рождения, роскошество нашей жизни,
Чьи ближайшие принадлежности - земля и небо.
Прежде чем Судьба привела меня в этот изумрудный мир,
Пробуждённое каким-то предвещающим прикасанием внутри,
Раннее предвидение в моём уме приблизилось,
Великое немое животное сознание земли,
Теперь выросшее так близко во мне, кто оставил старые великолепия,
Чтобы жить в этом грандиозном шуме, неясном и обширном.
Я уже встречал её во сне моего духа.
Как будто в более глубокую страну души
Перенося яркие образы земли,
Через внутреннее видение и чувство приходило пробуждение.
Зримые чары преследовали часы моего детства,
Все вещи, что глаз улавливал в цветных линиях,
Виделись вновь через интерпретирующий ум
И в форме, которой он стремился захватить душу.
Ранний бог-дитя взял мою руку, что удерживалась,
Двигалась, направлялась поисками его прикасаний,
Ярких форм и оттенков, что пробегали перед его взглядом;
Изображённые на листе и камне, они говорили с людьми.
Гостями высокой красоты были мои близкие.
Ржущая гордость быстрой жизни, что бродит,
Ветрогривая, по нашим пастбищам, при виде моего настроения
Отбрасывала черты стремительности; топот пятнистых оленей
На фоне вечернего неба становился песней
Вечера в тишине моей души.
Я ловил на какой-то вечный взгляд внезапного
Зимородка, мелькнувшего в тёмном пруду;
Медленный лебедь, серебривший лазурное озеро,
Форма волшебной белизны, плыл сквозь сон;
Листья, трепещущие от страсти ветра,
Нарядные бабочки, сознательные цветы воздуха,
И крылья, блуждающие в синей бесконечности
Жили на скрижалях моего внутреннего зрения;
Горы и деревья стояли там, как мысли от Бога.
Сверкающие длинно-клювые в их ярком оперении,
Павлин, рассыпающий по ветру его луны,
Раскрашивали мою память, как фресками стену.
Я вырезал своё видение из дерева и камня;
Я улавливал эхо от высочайшего слова
И отмерял ритмичные удары бесконечности
И слушал сквозь музыку вечный Голос.
Я ощущал тайное прикасание, я слышал зов,
Но не мог обнять тело моего Бога
Или держать в моих руках стопы Матери Мира.
В людях я встречал странные части "Я",
Что искали фрагментов и жили во фрагментах:
Каждый жил в себе и для себя одного,
А с остальными был связан лишь мимолётными узами;
Каждый страстно заботился о его поверхностной радости и горе,
Не видя Вечного в его тайном доме.
Я беседовал с Природой, размышлял с неизменными звездами,
Сторожевыми кострами Бога, пылающими в невежественной Ночи,
И видел, как на её могучий лик упал
Пророческий луч солнца Вечности.
Я сидел с лесными мудрецами в их трансе:
Там лились пробуждающие потоки алмазного света,
Я замечал присутствие Единого во всем.
Но всё ещё не хватало последней трансцендентной силы,
И Материя всё ещё спала без её Бога.
Дух был спасён, тело, потерянное и немое,
Ещё жило со Смертью и древним Невежеством;
Бессознательное было его базой, Пустота - его судьбой.
Но ты пришла, и всё обязательно изменится:
Я почувствую Мать Мира в твоих золотых дланях
И услышу её мудрость в твоём священном голосе.
Дитя Пустоты возродится в Боге,
Моя Материя избежит транса Бессознательного.
Моё тело, как и мой дух, будет свободным.
Оно спасётся от Смерти и Невежества."
И Савитри, всё ещё размышляя, отвечала ему:
"Больше говори со мной, больше говори, О Сатьяван,
Говори о себе и обо всём, что ты есть внутри;
Я хотела бы знать тебя так, как если бы мы всегда жили
Вместе в горнице наших душ.
Говори, пока свет не войдет в моё сердце
И мой волнующийся смертный ум не поймет
То, что ощущает всё бессмертное существо во мне.
Он знает, что ты - тот, кого искал мой дух
Среди толпящихся земных лиц и форм
В золотых пространствах моей жизни."
И Сатьяван, подобно арфе, откликающейся
На настойчивый зов флейты,
Отвечал на её вопрос и направлял к ней поток
Его сердца в разноцветных волнах речи:
"О золотая Принцесса, совершенная Савитри,
Я расскажу тебе больше, чем неуклюжие слова могут выразить,
Обо всём, что ты значила для меня, неизвестная,
Обо всём, что молниеносная вспышка любви раскрывает
В один великий час развуалированных богов.
Даже краткая близость изменила мою жизнь.
Ибо теперь я знаю, что всё, чем я жил и являлся,
Двигало к этому моменту возрождения моего сердца;
Я оглядываюсь назад на значение самого себя -
Души, выращенной на почве земли для тебя.
Когда-то мои дни были похожи на дни других людей:
Мыслить и действовать было всем, наслаждаться и дышать;
Это было шириной и высотой смертной надежды:
Всё же появлялись и проблески более глубокого "я",
Что живёт за Жизнью и заставляет её действовать на её сцене.
Истина ощущалась, что скрывала её облик от ума,
Величие, работающее для скрытой цели,
И смутно сквозь формы земли проглядывало
Нечто такое, чего не было и не должно было быть в жизни.
Я нащупывал Тайну с фонарём, Мыслью.
Её мерцания освещали абстрактным словом
Полу-видимую основу, и, передвигаясь ярд за ярдом,
Она рисовала систему "Я" и Бога.
Я не мог жить истиной, что она говорила и думала.
Я повернулся, чтобы схватить её форму в видимых вещах,
Надеясь закрепить её правление с помощью смертного ума,
Налагая узкую структуру мирового закона
На свободу Бесконечного,
Жёсткий прочный скелет внешней Истины,
Ментальную схему механической Силы.
Этот свет показывал всё больше непроглядной тьмы;
Он делал изначальный Секрет более оккультным;
Он не мог анализировать его космическую Завесу
Или заметить скрытую руку Чудотворца
И проследить узор его магических планов.
Я погрузился во внутреннее видение Ума
И познал тайные законы и колдовство,
Что делает Материю озадаченным рабом ума:
Тайна не была разгадана, но ещё больше углубилась.
Я пытался найти её подсказки через Красоту и Искусство,
Но Форма не может раскрыть пребывающую [в ней] Силу;
Она лишь бросает её символы в наши сердца.
Она вызывает настрой на самого себя, призывает знак
Всей задумчивой славы, скрытой в чувстве:
Я жил в луче, но не смотрел на солнце.
Я смотрел на мир и упускал Себя,
А когда я нашёл Себя, я потерял мир,
Мои другие самости я потерял, и тело Бога,
Связь конечного с Бесконечным,
Мост между видимостью и Истиной,
Мистическую цель, ради которой был создан мир,
Человеческое чувство Бессмертия.
Но теперь золотая связь приходит ко мне твоими ногами,
И Его золотое солнце светит на меня из твоего лика.
Ибо теперь другое царство приближается с тобой,
И теперь пророческие голоса наполняют мой слух,
Странный новый мир плывёт ко мне в твоём взгляде,
Приближаясь, подобно звезде с неизвестных небес;
Крик сфер приходит с тобой, и песнь
Пылающих богов. Я делаю более глубокие вдохи
И двигаюсь в более огненном марше моментов.
Мой разум преображается в восторженного провидца.
Пенный прыжок, летящий из волн блаженства,
Изменил моё сердце и изменил землю вокруг:
Всё с твоим приходом наполняет. Воздух, почва и поток
Надели свадебные одежды, чтобы быть пригодными для тебя,
И солнечный свет выращивает тень твоего оттенка
Из-за изменения внутри меня от твоего взгляда.
Подойди ко мне поближе из твоей колесницы света
На этом зелёном лугу, не презирая нашу землю.
Ибо здесь есть тайные пространства, созданные для тебя,
Чьи изумрудные пещеры стремятся укрыть твою форму.
Разве ты не сделаешь это смертное блаженство своей сферой?
Сойди, О счастье, твоими лунно-золотыми ногами,
Обогащая пласты земли, на чьём сне мы лежим.
О моя принцесса яркой красоты Савитри,
Моим восторгом и твоей собственной радостью вынуждаю [тебя]
Войти в мою жизнь, в твои покои и в твою святыню.
В великой тишине, где встречаются духи,
Ведомые моим стихшим желанием в мои леса,
Пусть тусклые шелестящие арки склонятся над тобой;
Единые с дыханием существ вечной жизни,
Твои сердцебиения [пусть станут] близки с моими, пока не нагрянет
Очарованный ароматом цветов
Миг, о котором напоминают все бормотания
И каждая птица помнит в её крике."

Его страстные слова заворожили её ресницы,
Её бездонная душа смотрела на него из её глаз;
Проходя через её губы, в текучих звуках она говорила.
Только эти слова она произнесла и сказала всё:
"О Сатьяван, я слышала тебя, и я знаю;
Я знаю, что ты и только ты есть он."
Затем вниз она сошла с её высокой резной повозки,
Спускаясь с мягкой и нерешительной поспешностью;
Её многоцветное одеяние, блиставшее на свету,
На мгновение зависло над шевелящейся от ветра травой,
Смешанное с мерцанием луча её тела,
Словно прелестное оперение слетающей птицы.
Её мерцающие ноги на зелёно-золотом лугу
Развеяли воспоминание о блуждающих лучах
И легко надавили по невысказанному желанию на землю,
Взлелеянную её слишком кратким проходом по почве.
Затем, порхая, как бледно-сверкающие мотыльки, её руки
Приняли из залитых солнцем ладоней лесной опушки
Изобилие скопившихся зарослей их драгоценных лиц -
Спутников весны и бриза.
Искренний венок, собранный из простых форм,
Её быстрые пальцы учили цветочную песню,
Строфическое движение брачного гимна.
Глубоко [проникая] в аромат и погружаясь в оттенок,
Они смешивали цветные знаки их устремления и делали
Цветение их чистоты и страсти единым.
Таинство радости в бережных ладонях
Она принесла, цветок-символ её предложенной жизни,
Затем с поднятыми руками, что теперь немного дрожали
От той самой близости, что желала её душа,
Эти узы сладости, знак их светлого союза,
Она возложила на грудь, желаемую её любовью.
Словно склоняясь перед каким-то милостивым богом,
Кто из его тумана величия сиял,
Чтобы наполнить красотой часы его обожателя,
Она преклонилась и коснулась его ног поклоняющимися руками;
Она сделала её жизнь его миром, в который он мог вступить,
И сделала её тело местом для его наслаждения,
Её бьющееся сердце - сувениром блаженства.
Он наклонился к ней и принял в своё владение,
Их супружеское томление соединилось, как сложенные надежды;
Словно весь богатый мир, внезапно обладаемый,
Обвенчался со всем, чем он был, стал им самим,
Неиссякаемая радость сделала его единственным [alone],
Он вобрал всю Савитри в его охват.
Вокруг неё его объятия стали знаком
Замкнутой близости в течение медленных интимных лет,
Первым сладким выражением грядущего наслаждения,
Одной сжатой интенсивностью от всей долгой жизни.
В широкий момент двух душ, что встретились,
Она почувствовала её существо втекающим в него, как с волнами
Река вливается в могучее море.
Как, когда душа сливается с Богом,
Чтобы жить в Нём всегда и знать Его радость,
Так её сознание стало осознавать его одного,
И всё её отдельное "я" было потеряно в его ["я"].
Как звёздное небо окружает счастливую землю,
Он замкнул её в себя в круг блаженства
И замкнул мир в себя и её.
Безграничная изоляция сделала их одним;
Он сознавал её, обволакивающую его,
И позволял ей проникать в самую его душу,
Как мир наполняется духом мира,
Как смертное пробуждается к Вечности,
Как конечное открывается Бесконечному.
Так они были потеряны друг в друге некоторое время,
Затем, отходя назад из их долгого транса экстаза,
Вошли в новое "я" и в новый мир.
Каждый теперь был частью единства другого,
Мир был лишь сценой их взаимного самопознания
Или более просторной рамой их собственного супружеского бытия.
На высоком пылающем куполе дня
Судьба завязала узел нитями ореола утра,
В то время как, при правлении покровительствующего часа,
Связывающего сердце перед солнцем, их брачным огнём,
Свадьба вечного Господа и Жены
Вновь произошла на земле в человеческих формах:
В новом акте драмы мира
Соединившиеся Двое начали более великую эпоху.
В тишине и шорохе этого изумрудного мира,
В бормотании священного стиха жреца-ветра,
Среди хорового шёпота листьев
Двое в Любви соединились вместе и стали одним.
Природное чудо вновь совершилось:
В неизменном идеальном мире
Один человеческий момент был сотворён вечным.

Затем вниз по узкой тропе, где встретились их жизни,
Он повел её и показал ей её будущий мир,
Убежище Любви и уголок счастливого одиночества.
В конце тропы сквозь зелёный просвет между деревьями
Она увидела горстку крыш отшельников,
И теперь впервые взглянула на будущий дом её сердца,
На соломенную крышу, что покрывала жизнь Сатьявана.
Украшенная лианами и красными вьющимися цветами,
Она выглядела лесной красавицей в её мечтах,
Дремлющей с коричневым телом и взъерошенными волосами
В её неприкосновенной комнате изумрудного покоя.
Вокруг неё простиралось отшельническое настроение леса,
Затерянное в глубинах его собственного одиночества.
Затем, движимая глубокой радостью, которую она не могла высказать,
Малая глубина которой дрожала в её словах,
Она счастливым голосом воззвала к Сатьявану:
"Моё сердце останется здесь, на этой лесной опушке
И рядом с этой соломенной крышей, пока я буду далеко:
Теперь ему больше не нужно блуждать.
Но я должна поспешить назад в дом моего отца,
Который скоро потеряет одну любимую привычную поступь
И будет тщетно прислушиваться к некогда лелеемому голосу.
Ибо скоро я вернусь, и никогда вновь
Единство не должно разорвать его возвращённое блаженство,
Или же судьба разлучит наши жизни, в то время как жизнь принадлежит нам."
Вновь она взобралась в резную карету,
И под жаром огненного полдня,
Менее яркого, чем великолепие её мыслей и мечтаний,
Она мчалась, быстро-правящая, быстро-сердечная, но всё ещё видевшая
В тихой ясности зрения внутреннего мира
Сквозь пахнущий холодом роскошный мрак прохладного леса
По тенистым тропкам между огромными шершавыми стволами
Шагающего к спокойной поляне Сатьявана.
Неф деревьев защищал соломенную крышу отшельника,
Новый глубокий тайник её счастья,
Предпочитая небесам храм и дом её души.
Это теперь осталось с ней постоянной сценой её сердца.

Конец Третьей Песни
Конец Пятой Книги

перевод 18-25.09.2019

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 15:58. Заголовок: окончание Песни 7-3

И Савитри, смешавшись с этой славной толпой,
Возжаждав духовного света, который они несли,
Тут же страстно захотела поспешить, как и они, спасти Божий мир;
Но она обуздала высокую страсть в её сердце;
Она знала, что сначала должна открыть её душу.
Только тот, кто спасает себя, может спасти других.
В противоположном смысле она столкнулась с загадочной правдой жизни:
Они, неся свет страждущим людям,
Нетерпеливыми ногами спешили во внешний мир;
Её глаза были обращены к вечному источнику.
Протянув руки, чтоб остановить толпу, она закричала:
"О, счастливая компания сияющих богов,
Укажите, кто знает, дорогу, по которой я должна идти, -
Ибо, несомненно, этот яркий квартал - ваш дом, -
Чтобы найти место рождения оккультного Огня
И глубокое жилище моей тайной души".
Один ответил, указав на безмолвие, тусклое
На отдалённой границе сна,
На каком-то далёком заднем плане внутреннего мира.
"О Савитри, мы пришли из твоей скрытой души.
Мы - посланники, оккультные боги,
Которые помогают серым и тяжёлым невежественным жизням людей
Пробудиться к красоте и чуду вещей,
Прикасаясь к ним славой и божественностью;
Во зле мы зажигаем бессмертное пламя добра
И несём факел знания по невежественным путям;
Мы - твоя воля и воля всех людей к Свету.
О, человеческая копия и личина Бога,
Кто ищет божество, что ты скрываешь,
И живёт Истиной, что ты не знаешь,
Следуй по извилистой дороге мира к её началу.
Там, в тишине, которую немногие когда-то достигали,
Ты увидишь огонь на голом камне
И глубокую пещеру твоей тайной души".
Затем Савитри, следуя по большой извилистой дороге,
Пришла туда, где она превращалась в узкую тропинку,
По которой ступали лишь редкие израненные ноги паломников.
Несколько ярких форм вынырнули из неведомых глубин
И посмотрели на неё спокойными бессмертными глазами.
Не было звука, чтобы нарушить задумчивую тишину;
Ощущалась безмолвная близость души.

Конец третьей песни

16.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 18:54. Заголовок: КНИГА СУДЬБЫ Песнь ..

КНИГА СУДЬБЫ
Песнь I

СЛОВО СУДЬБЫ

В безмолвных пределах, граничащих с планом смертных,
Пересекая широкий простор сверкающего покоя,
Нарад, небесный мудрец из Рая,
Летел, напевая, в огромном и блестящем воздухе.
Привлечённый золотой летней землёй,
Что лежала под ним, подобно пылающей чаше,
Опрокинутой на стол Богов,
Поворачиваясь, словно движимая по кругу невидимой рукой,
Чтобы поймать тепло и сияние маленького солнца,
Он перешёл от счастливых путей бессмертных
В мир труда и поиска, горя и надежды,
В эти комнаты зримой игры смерти с жизнью.
Через неощутимую границу душевного пространства
Он перешёл из Ума в материальные вещи
Среди изобретений бессознательного "Я"
И работ слепой сомнамбулической Силы.
Под ним, кружась, горели мириады солнц:
Он нёс рябь в эфирное море;
Первобытный Воздух принёс первую радость прикасания;
Тайный Дух втянул его могучее дыхание,
Сжимающее и расширяющее этот огромный мир
В его грозном круговороте через Пустоту;
Тайная мощь творящего Огня
Показала её тройное могущество строить и формировать,
Её переплетающийся танец бесконечно малых волн-искр,
Её туманные единицы, образующие форму и массу,
Магическое основание и узор мира,
Её сияние, прорывающееся в свете звёзд;
Он ощущал сок жизни, сок смерти;
В плотное общение твёрдой Материи
Погружаясь, и в её неясное единство форм,
Он разделял их немой идентичностью Духа.
Он созерцал космическое Существо за его задачей,
Его глаза измеряли пространства, оценивали глубины,
Его внутренний взор - движения души,
Он видел вечный труд Богов
И смотрел на жизнь зверей и людей.
Теперь в настроении певца произошла перемена,
Восторг и пафос тронули его голос;
Он уже не пел о Свете, что никогда не угасает,
О единстве и чистом вечном блаженстве,
Он не пел уже о бессмертном сердце Любви,
Его песнь стала гимном Невежества и Судьбы.
Он воспевал имя Вишну и рождение,
И радость, и страсть мистического мира,
И как звёзды были созданы, и жизнь началась,
И как немые регионы зашевелились с пульсацией Души.
Он воспевал Бессознательное и его тайное "я",
Его мощь, всемогущую, не знающую, что она творит,
Все-формирующую без воли, мысли или чувства,
Его слепую безошибочную оккультную тайну,
И тьму, стремящуюся к вечному Свету,
И Любовь, что размышляет внутри тусклой бездны
И ждёт ответа человеческого сердца,
И смерть, что взбирается к бессмертию.
Он воспевал Истину, что взывает из слепых глубин Ночи,
И Мудрость Матери, сокрытую в груди Природы,
И Идею, что работает через её немоту,
И чудо её трансформирующих рук,
Жизнь, дремлющую в камне и солнце,
И Ум, подсознательный в лишённой ума жизни,
И Сознание, что пробуждается в зверях и людях.
Он воспевал славу и чудо, что ещё должны родиться,
Божество, сбросившее, наконец, его завесу,
Тела, ставшие божественными, и жизнь, ставшую блаженством,
Бессмертную сладость, обнимающую бессмертную мощь,
Сердце, чувствующее сердце, мысль, смотрящую прямо на мысль,
Восторг, когда падают все барьеры,
И преображение, и экстаз.
И когда он пел, демоны плакали от радости,
Предвидя конец их долгой ужасной задачи
И поражение, на которое они напрасно надеялись,
И радовались освобождению от избранной ими судьбы
И возвращению в Единое, из которого они пришли.
Тот, кто завоевал троны Бессмертных,
Сошёл к людям на землю Человеком божественным.
Словно копьё, молния пролетела, слава озарила всё
Вблизи, пока восхищённые глаза мудреца
Выглядывали из светящегося облака, и, странно изображённое,
Его лицо, прекрасная маска античной радости,
Появившись в свете, спускалось туда, где стоял
Дворец короля Ашвапати среди ветров
В Мадре, расцветая в ажурном камне.
Там его приветствовал мудрый и задумчивый король,
Рядом с ним существо прекрасное, страстное, мудрое,
Устремлённое, как жертвенное пламя,
Ввысь от её земного трона сквозь светящийся воздух,
С королевским челом, - человеческая мать Савитри.
Там на протяжении часа, не затронутые осадой земли,
Они отстранили обычную жизнь и заботу, и сидели,
Склонясь к высокому и ритмичному голосу,
В то время как небесный провидец в его размеренном пении
Говорил о трудах людей и о том, к чему боги
Стремятся на земле, и о радости, что пульсирует позади
Чуда и тайны боли.
Он пел им о лотосном сердце любви
Со всей его тысячью лучезарных бутонов истины,
Что трепетно спит, завуалированная видимыми вещами.
Она дрожит от каждого прикасания, она стремится проснуться,
И однажды услышит блаженный голос,
И расцветёт в саду Супруги,
Когда она будет захвачена открывшимся ей Богом.
Могучая дрожащая спираль экстаза
Прокралась через глубокое сердце вселенной.
От ступора её Материи, от снов её ума
Она пробудилась, она взглянула на раскрытый лик Бога.

Ещё когда он пел, и восторг прокрадывался сквозь земное время
И улавливал небеса, прибыла со стуком копыт,
Словно её быстрого торопящегося сердца, Савитри;
Её сияющая поступь мерцала по полу.
Со счастливым удивлением в её бездонном взгляде,
Изменённом ореолом её любви, она пришла;
Её глаза были наполнены сияющим туманом радости,
Как у той, кто приходит из небесного посольства,
Исполняя гордую миссию её сердца,
Как у той, кто несёт санкцию богов
На её любовь и её сияющую вечность,
Она стояла перед троном её могущественного отца
И, стремясь к красоте на земле,
Трансформированной и новой в чудесном свете её сердца,
Видела, как дивную розу, поклоняясь,
Огнецветную сладость сына Неба.
Он бросил на неё безбрежный бессмертный взгляд;
Его внутренний взор окружил её своим светом,
И, удерживая знание из его бессмертных уст,
Он воззвал к ней: "Кто та, что приходит, невеста,
Пламерождённая, и вокруг её озарённой головы,
Проливая их огни, её свадебные великолепия
Движутся, сияя вокруг неё? Из какого зелёного мерцания полян,
Отступающих в росистые безмолвия
Или к полузабытой кромке вод, преданных луне,
Несёшь ты эту славу очарованных глаз?
Земля несёт золотистые просторы, тенистые холмы,
Что покрывают их мечтающие фантомные головы в ночи,
И, охраняемые в монастырской радости лесов,
Укрытые берега погружаются в блаженство,
Захваченное изогнутыми непрерывно жаждущими руками
И пенистой страстью взмывающего потока:
Среди прохладногубого шёпота его чистых объятий
Они теряют их души на ложах из дрожащего тростника.
И всё это - таинственные присутствия,
В которых ощущается некое бессмертное блаженство духа,
И они предают земнорождённое сердце радости.
Там ли ты задержалась и дивилась рождённым глазам
Неизвестным, или слышала голос, что вынудил твою жизнь
Напрячься от восторга через твою внимающую душу?
Или, если бы моя мысль могла довериться этому мерцающему взгляду,
Она сказала бы, что ты не пила из земной чаши,
Но, шагнув сквозь лазурные завесы полдня,
Ты была окружена волшебной каймой
В более ярких странах, чем глаза человека могут вынести.
Атакованные толпящимися голосами восторга
И схваченные среди залитого солнцем очарования ветвей
В волшебных лесах, ведомых вниз по сверкающим склонам
Гандхамадана, где бродят Апсары,
Твои ноги разделили спорт, которого никто не видел,
И в преследованиях бога твои человеческие шаги заблудились,
Твоя смертная грудь трепетала от божественной речи,
А твоя душа отвечала на неведомое Слово.
Какие ноги богов, какие восхитительные флейты небес
Трепетали высокими мелодиями вокруг, вблизи и вдали,
Приближаясь сквозь мягкий и упоительный воздух,
Что всё ещё изумляют тебя, слышимые? Они накормили
Твоё молчание неким красным странно-экстатическим плодом,
И ты ступила на туманные лунные пики блаженства.
Открой, О крылатая со светом, откуда ты летела,
Спеша ярко расцвеченной по зелёной спутанной земле,
Твоё тело ритмично с зовом весенней птицы.
Пустые розы твоих рук наполнены
Лишь их собственной красотой и дрожью
Памятного объятия, и в тебе сияет
Небесный кувшин, твоё твёрдое глубоко медоносное сердце,
Заново наполненное сладким и нектарным вином.
Ты не говорила с королями боли.
Опасная музыка Жизни ещё звучит в твоих ушах,
Далеко-мелодичная, быстрая и величественная, как песня Кентавра,
Или мягкая, как вода, плещущаяся среди холмов,
Или могучая, как великое пение многих ветров.
Лунно-яркая, ты живёшь в твоём внутреннем блаженстве.
Ты приходишь, подобно серебряному оленю, сквозь рощи
Коралловых цветов и бутонов сияющих грёз,
Или летишь, как богиня ветра сквозь листья,
Или бродишь, о голубка с рубиновыми глазами и снежными крыльями,
Порхая сквозь заросли твоих чистых желаний
В непораненной красоте твоей души.
Эти вещи - лишь образы для твоей земли,
Но истиннейшая истина того, что в тебе спит.
Ибо таков твой дух, сестра богов,
Твоё земное тело прекрасно для глаз,
И ты - родня в радости сынам неба.
О ты, кто пришла в этот великий опасный мир,
Ныне видимый лишь сквозь великолепие твоих снов,
Где любовь и красота едва ли могут жить безопасно,
Ты сама - существо опасно великое,
Душа, одинокая в золотом доме мысли,
Живущая ограждённой в безопасности твоих снов.
На вершинах счастья, оставляя спящим рок,
Что невидимо преследует бессознательные жизни людей,
Если бы твоё сердце могло жить запертым в золоте идеала,
Как высоко, как счастливо было бы твоё пробуждение!
Если бы можно было оставить рок спать навсегда!"
Он говорил, но удерживал его знание позади слов.
Как облако играет с ярким смехом молний,
Но всё ещё удерживает гром в его сердце,
Он лишь позволял вырываться ярким образам.
Его речь, словно шелестящая музыка, заволакивала его мысли;
Как ветер льстит яркому летнему воздуху,
Сострадая смертным, он говорил им лишь
О живой красоте и настоящем блаженстве:
Остальное он скрывал в его всезнающем уме.
Тем, кто внимал его небесному голосу,
Скрытое сострадание небес бросало на будущую боль
Санкцию Бессмертных, кажущуюся бесконечной радостью.
Но Ашвапати ответил провидцу; -
Его слушающий ум отметил близкое сомнение,
Зловещую тень, ощутимую за словами,
Но спокойный, подобно тому, кто всегда обращён лицом к Судьбе
Здесь, среди опасных контуров жизни земли,
Он ответил на скрытую мысль осторожной речью:
"О бессмертный мудрец, кто знает всё сущее здесь,
Если бы я мог читать лучом по моему собственному желанию
Сквозь резной щит символических образов,
Что ты бросил перед твоим небесным умом,
Я мог бы увидеть шаги молодой богоподобной жизни,
Счастливо начинающейся, светлоокой, по земле;
Между Непознаваемым и Невидимым
Рождённая на границе двух чудо-миров,
Она вспыхивает символами бесконечного
И живёт в великом свете внутренних солнц.
Ибо она прочитала и сломала волшебные печати;
Она пила из источников радости Бессмертия,
Она смотрела сквозь драгоценные барьеры небес,
Она вошла в устремлённую Сокровенность,
Она видит за пределами земных общих вещей
И общается с Силами, что строят миры,
Пока через сияющие врата и таинственные улицы
Града из лазурита и жемчуга
Гордые деяния не шагнут вперёд, ранг и марш богов.
Хотя в паузах нашей человеческой жизни
Земля хранит для человека несколько кратких и совершенных часов,
Когда непостоянная поступь Времени может казаться
Вечным моментом, которым живут бессмертные,
Но который редко касается мира смертных:
С трудом здесь рождаются душа и тело
В яростном нелёгком движении звёзд,
Чья жизнь может сохранить райскую ноту,
Её ритм повторяет многоголосую мелодию,
Неустанно пульсирующую в восторженном воздухе,
Схваченную в песне, что качает длани Апсары,
Когда она плывёт, сверкая подобно облаку света,
Волна радости, по лунно-каменному ярусу небес.
Узри этот образ, отлитый светом и любовью,
Строфа пылкости богов,
Совершенно рифмованная, увенчанная рябью золота!
Её тело подобно наполненному до краёв кувшину восторга,
Вылепленному в великолепии золотистой бронзы
Словно для того, чтобы схватить земную истину скрытого блаженства.
Созданные мечтой освещённые зеркала - её глаза,
Тонко драпированные сонной бахромой из гагата,
Хранящие в их глубинах отражения небес.
Каково её тело, такова она внутри.
Сияющие утра небес славно повторяются,
Как капли огня на серебряной странице,
В её юном духе, ещё не тронутом слезами.
Все прекрасные вещи вечными кажутся и новыми
Девственному чуду в её кристальной душе.
Неизменная синева раскрывает её всеобъемлющую мысль;
Чудесная луна плывёт по удивительным небесам;
Цветы земли расцветают и смеются над временем и смертью;
Очаровательные мутации волшебной жизни
Мчатся, как светлые дети мимо улыбающихся часов.
Если бы только эта радость жизни могла длиться, и боль
Не бросала свою бронзовую ноту в её ритмичные дни!
Созерцай её, певец с прозорливым взором,
И пусть твоё благословение воспоёт, как это прекрасное дитя
Изольёт нектар безгорестной жизни
Вокруг себя из её ясного сердца любви,
Исцелит её блаженством усталую грудь земли
И бросит, как счастливую ловушку, счастье.
Как растёт великое и золотое щедрое дерево,
Цветущее при журчащих волнах Алакананды,
Где с очаровательной быстротой бегут воды,
Шепча и бормоча в великолепии утра,
И цепляются с лирическим смехом вокруг колен
Дочерей небес, капая волшебным дождем,
Жемчужно-ярким, с лунно-золотых рук и облачных волос,
Так её зори подобны драгоценным листьям света,
Так бросает она её счастье людям.
Пламенем сияющего счастья она была рождена,
И это пламя, несомненно, озарит землю:
Рок, несомненно, увидит, как она проходит, и не скажет ни слова!
Но слишком часто здесь беззаботная Мать оставляет
Её избранника в завистливых руках Судьбы:
Арфа Бога смолкает, её зов к блаженству,
Преграждаемый, тонет среди несчастных звуков земли;
Струны сирены Экстаза не звучат здесь
Или скоро смолкают в человеческом сердце.
Песен скорби у нас достаточно: [пусть] попробуют однажды
Её радостные и беспечальные дни принести сюда небеса.
Или огонь всегда должен испытывать величие души?
Вдоль страшной мостовой Богов,
Бронированный любовью, верой и священной радостью,
Путешественник к дому Вечного
Однажды пусть невредимый пройдёт смертную жизнь."
Но Нарад не отвечал; молча он сидел,
Зная, что слова тщетны, и Судьба - господин.
Он смотрел в незримое видящими глазами,
Затем, забавляясь невежеством смертного,
Подобно тому, кто не знает, вопрошая, воскликнул:
"На какую высокую миссию отправились её спешащие колёса?
Откуда она пришла с этой славой в её сердце
И Раем, ставшим видимым в её глазах?
Что за внезапный Бог встретился, что за лик всевышний?"
К какому королю, "Красная ашока наблюдала
За ней, идущей вперёд, что теперь видит её возвращение.
Поднявшись в воздух пылающего рассвета,
Подобно яркой птице, уставшей на её одинокой ветви,
Чтобы найти её собственного господа, поскольку к ней на земле
Он ещё не пришёл, эта сладость брела вперёд,
Расчищая себе путь ударами её быстрых крыльев.
Ведомый далёким зовом, её неконкретный стремительный полёт
Пронизывал летние утра и залитые солнцем страны.
Её обременённые ресницы хранят счастливый покой,
И эти очарованные охраняющие губы удерживают сокровенное [имя] до сих пор.
Дева, кто пришла, совершенная в радости,
Открой имя, твоим внезапным сердцебиением узнанное.
Кого ты избрала, самая царственная из людей?"
И Савитри ответила её спокойным ещё голосом,
Как та, кто говорит под взглядом Судьбы:
- Отец и король, я исполнила твою волю.
Того, кого я искала, я нашла в далёких странах;
Я подчинилась своему сердцу, я услышала его зов.
На границе мечтающей глуши
Посреди гигантских холмов и задумчивых лесов Шалвы
В своём крытом соломой скиту обитает Дьюматсена,
Слепой, изгнанный, отверженный, некогда могущественный король.
Сына Дьюматсены Сатьявана
Я встретила на пустынной опушке дикого леса.
Мой отец, я выбрала. Это совершилось."
Удивлённые, все молча сидели на месте.
Затем Ашвапати взглянул внутрь и увидел
Тяжёлую тень, плывущую над именем,
Преследуемую внезапным и колоссальным светом;
Он посмотрел в глаза его дочери и сказал:
- Хорошо ты сделала, и я одобряю твой выбор.
Если это всё, то всё, несомненно, хорошо;
Если есть [нечто] большее, то всё ещё может быть хорошо.
Выглядит ли это добром или злом в человеческих глазах,
[Но] лишь во благо может действовать тайная Воля.
Наша судьба записана в двойных терминах:
Через противоречия Природы мы приближаемся к Богу;
Из темноты мы всё же растём к свету.
Смерть - это наша дорога к бессмертию.
"Плачьте от горя, плачьте от горя", - вопят потерянные голоса мира,
Но в конце концов побеждает вечное Добро."
Тогда мог бы заговорить мудрец, но король
Поспешно вмешался и задержал опасные слова:
"О певец предельного экстаза,
Не одалживай опасное видение слепым,
Ибо по прирождённому праву ты видишь ясно.
Не возлагай на дрожащую грудь смертного
Ужасного испытания, что приносит предвидение;
Не требуй сейчас Божества в наших деяниях.
Здесь нет счастливых вершин, где бродят небесные нимфы,
Или Кайласа, или звёздной лестницы Вайкунтхи:
Крутые, зубчатые холмы, могучий подъём только
Здесь, куда немногие осмеливаются даже помыслить взойти;
Далёкие голоса взывают вниз с головокружительных скал,
[Где лишь] холодные, скользкие, обрывистые тропы.
Слишком суровы боги с хрупкой человеческой расой;
В их гигантских небесах они живут, освобождённые от Судьбы,
И они забывают о раненных ногах человека,
О его членах, что слабеют под кнутами горя,
О его сердце, что слышит шаги времени и смерти.
Дорога будущего скрыта от взгляда смертного:
Он движется к завуалированному и тайному лицу.
Светить на один шаг вперёд - вся его надежда,
И лишь малой силы он просит,
Чтобы встретить загадку его спрятанной судьбы.
Ожидаемый смутной и полуразличимой силой,
Сознавая опасность для его неуверенных часов,
Он охраняет его колеблющиеся желания от её дыхания;
Он не чувствует, когда ужасные пальцы смыкаются
Вокруг него с хваткой, от которой никто не может ускользнуть.
Если ты можешь ослабить её захват, только тогда говори.
Возможно, из железной ловушки есть выход:
Наш ум, возможно, обманывает нас его словами
И придаёт имя рока нашему собственному выбору;
Возможно, слепота нашей воли - это Судьба.»

Он сказал, и Нарад не ответил королю.
Но теперь встревоженная королева возвысила её голос:
"О провидец, твоё светлое прибытие было приурочено
К этому высокому моменту счастливой жизни;
Тогда пусть мягкая речь из безгорестных сфер
Подтвердит этот счастливый союз двух звёзд
И санкционирует радость твоим небесным голосом.
Здесь[, где] не нависает опасность из-за наших мыслей,
Пусть наши слова не создают рок, которого они боятся.
Здесь нет причин для страха, нет шанса для горя
Поднять его зловещую голову и взирать на любовь.
Единый дух во множественности,
Счастлив Сатьяван среди земных людей,
Кого Савитри выбрала себе в супруги,
И благословен лесной скит,
Где, оставив её дворец, и богатства, и трон,
Моя Савитри поселится и [куда] принесёт небеса.
Тогда пусть твоё благословение наложит печать бессмертных
На незапятнанное счастье этих ярких жизней,
Отодвинув зловещую Тень от их дней.
Слишком тяжёлая Тень падает на сердце человека;
Он не смеет быть слишком счастливым на земле.
Он боится удара, преследующего слишком яркие радости,
Бича, невидимого в протянутой руке Судьбы,
Опасности, таящейся в гордых крайностях фортуны,
Иронии в снисходительной улыбке жизни,
И трепещет от смеха богов.
Или, если крадётся невидимой пантерой рок,
Если крылья Зла нависли над тем домом,
Тогда тоже скажи, что мы можем свернуть прочь
И спасти наши жизни от опасности придорожного рока
И случайного запутывания чужой судьбы."
И Нарад медленно ответил королеве:
"Какая помощь в предвидении для ведомого?
Безопасные двери скрипят, открываясь рядом, обречённые проходят [дальше].
Знание будущего - дополнительная боль,
Мучительное бремя и бесплодный свет
На бескрайней сцене, что построена Судьбой.
Вечный поэт, универсальный Ум,
Пронумеровал каждую строку его верховного действия;
Невидимо гигантские актёры шагают,
И человек живёт, как маска какого-то тайного игрока.
Он даже не знает, что будут говорить его уста.
Ибо мистическая Сила вынуждает его шагать,
И жизнь сильнее его трепещущей души.
Никто не может отказаться от того, что требует абсолютная Сила:
Её глаза фиксированы на её могучей цели;
Ни крик, ни молитва не могут свернуть её с её пути.
Она выпустила стрелу из лука Бога.»

Его слова были [словами] тех, кто живут, не вынужденные скорбеть
И помогать, успокаивая качающиеся колёса жизни
И долгое беспокойство преходящих вещей,
И тревогу и страсть беспокойного мира.
Как будто её собственная грудь была пронзена, мать увидела,
Как древний человеческий приговор поразил её дитя,
Её сладость, что заслуживала другой судьбы,
Но в большей мере отдана слезам.
Стремясь к природе богов,
К уму, защищённому броней, облачённому в могущественные мысли,
К воле, полностью скрытой за щитом мудрости,
Хотя к тихим небесам знания она поднялась,
Хотя [была] спокойной и мудрой, и королевой для Ашвапати,
Она ещё была человеком и открыла её двери для горя;
В каменноглазой несправедливости она обвиняла
Мраморное божество неумолимого Закона,
И не искала силу, что крайние невзгоды приносят
В жизни, что стоит прямо и лицом к лицу с Мировой Мощью:
Её сердце взывало к беспристрастному судье,
Осуждая с упрямством безличное Единое.
Её спокойный дух она не призвала к себе в помощь,
Но как обычный человек под его бременем
Становится слабым и дышит его болью в невежественных словах,
Так теперь она обличала бесстрастную волю мира:
"Какой тайный рок подкрался на её пути,
Выйдя из угрюмого сердца тёмного леса,
Что за злое существо стояло, улыбаясь, у дороги
И несло красоту мальчика из Шалвы?
Возможно, он явился врагом из её прошлого,
Вооружённым скрытой силой древних обид,
Сам себе неизвестный, и захватил её, неизвестную.
Здесь ужасно запутанные любовь и ненависть
Встречают нас, слепых странников среди опасностей Времени.
Наши дни - звенья гибельной цепи,
Необходимость мстит за случайные шаги;
Старые жестокости возвращаются неузнанными,
Боги используют наши забытые деяния.
И всё же тщетно был создан горький закон.
Наши собственные умы - оправдатели рока.
Ибо мы ничему не научились, но всё ещё повторяем
Наше грубое злоупотребление собой и душами других.
Есть страшные алхимии человеческого сердца,
И отпавшая от её эфирного элемента
Любовь темнеет до духа низших богов.
Страшный ангел, разгневанный его радостями,
Болезненно сладкими, от которых он ещё не может отказаться,
Безжалостен к душе,что обезоруживает его взор,
Он посещает его собственными муками его дрожащую добычу,
Вынуждая нас зачарованно цепляться в его хватку,
Словно в любви к нашей собственной агонии.
Это одно из мучительных несчастий в мире,
Но горе имеет и другие арканы для нашей жизни.
Наши симпатии становятся нашими мучителями.
Та сила, что я имею, чтобы вынести моё собственное наказание,
Знает, что оно справедливо, но на этой земле, ошеломлённая,
Поражённая горем бичуемых и беспомощных существ,
Часто она слабеет, встречая другие страдающие глаза.
Мы не подобны богам, что не знают горя
И бесстрастно смотрят на страдающий мир,
Спокойно они взирают на маленькую человеческую сцену
И краткоживущую страсть, пересекающую смертные сердца.
Древняя история горя ещё может волновать нас,
Мы сохраняем боль в груди, что уже не дышит,
Мы потрясаемся видом человеческого страдания
И разделяем муки, что чувствуют другие.
У нас не бесстрастные веки, что не могут стареть.
Слишком тяжело для нас безразличие небес:
Наших собственных трагедий недостаточно для нас,
Весь пафос и все страдания мы делаем своими;
Мы скорбим по ушедшему величию
И чувствуем прикасание слёз в смертных существах.
Даже чужая тоска рвёт моё сердце,
А это, О Нарад, моё любимое дитя.
Не скрывай от нас наш рок, если он наш.
Это самое худшее, неизвестный лик Судьбы,
Ужас зловещий, немой, скорее ощущаемый, чем видимый
За нашим троном днём, за нашим ложем ночью,
Судьба, таящаяся в тени наших сердец,
Мука от невидимого, что ждёт, чтобы поразить.
Лучше знать, как бы ни тяжело было вынести."
Тогда воскликнул мудрец, пронзая сердце матери,
Вынуждая закалиться волю Савитри,
Его слова освободили пружину космической Судьбы.
Великие боги используют боль человеческих сердец
Как острый топор, чтобы прорубить свой космический путь:
Они щедро расточают человеческую кровь и слёзы
Ради цели момента в их роковой работе.
Баланс этой космической Природы ни принадлежит нам,
Ни является мистической мерой её потребности и пользы.
Одно слово позволяет освободить огромные агентства;
Случайное действие определяет судьбу мира.
Так теперь он освободил судьбу в тот час.
"Истину ты требуешь; Я даю тебе истину.
Чудо встречи Земли и небес -
Он, кого Савитри выбрала среди людей,
Его фигура - фронт марша природы,
Его единое существо превосходит работы Времени.
Сапфир, вырезанный из сна небес,
Восхитительный - это душа Сатьявана,
Луч из восторженной Бесконечности,
Безмолвие, пробуждающееся к гимну радости.
Божественность и царственность опоясывают его чело;
Его глаза хранят память о мире блаженства.
Сверкающий, как одинокая луна в небесах,
Нежный, как сладкий бутон, которого желает весна,
Чистый, как ручей, что целует тихие берега,
Он принимает с ярким удивлением дух и ощущение.
Живой узел золотого Рая,
Синим Колоссом он склоняется над жаждущим миром,
Радость Времени, заимствованная из вечности,
Звезда великолепия или роза блаженства.
В нём душа и Природа, равные Присутствия,
Балансируют и сливаются в широкую гармонию.
Счастливые в их светлом эфире не имеют сердец
Более сладких и истинных, чем это смертное создание,
Что принимает всю радость, как родной дар мира,
И всем даёт радость, как естественное право мира.
Его речь несёт свет внутренней истины,
А широкоглазое общение с Силой
В обычных вещах сделало его ум лишённым вуали,
Провидцем в земных формах божества без покровов.
Безмятежная ширь неба, безветренного и неподвижного,
Наблюдающего за миром, подобно уму непостижимой мысли,
Безмолвное пространство, задумчивое и светящееся,
Раскрытое утром для наслаждения,
Зелёное сплетение деревьев на счастливом холме,
Превращённом южными ветрами в шелестящее гнездо, -
Вот его образы и параллели,
Его родня по красоте и ровня ему по глубине.
Воля к восхождению поднимает восторг жизни,
Высокого небесного компаньона очарованию земной красоты,
Стремление к воздуху бессмертных,
Возлегающее на коленях смертного экстаза.
Его сладость и его радость привлекают все сердца
Жить с ним самим в радостном владении,
Его сила подобна башне, построенной, чтобы достичь небес,
Божеству, добытому из камней жизни.
О утрата, если смерть, в элементы
Которой была встроена его благодатная оболочка,
Разобьёт эту вазу прежде, чем она вдохнёт её сладости,
Как если бы земля не могла слишком долго хранить с небес
Сокровище, столь уникальное, одолженное богами,
Существо столь редкого, столь божественного происхождения!
За один краткий год, пока этот светлый час отлетает назад
И усаживается беззаботно на ветвь Времени,
Эта суверенная слава заканчивает небеса, одолженные земле,
Это великолепие исчезает с неба смертных:
Величие небес пришло, но было слишком великим, чтобы остаться.
Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ему и ей;
В этот возвратившийся день Сатьяван должен умереть."
Молнией яркой и обнажённой упал приговор.
Но королева воскликнула: "Тщетной тогда может быть милость небес!
Небеса смеются над нами блеском их даров,
Ибо Смерть - чашница вина
Слишком краткой радости, поднесённого к смертным губам
На страстный миг беззаботными богами.
Но я отвергаю милость и насмешку.
Садись в твою карету, отправляйся вперёд, О Савитри,
И вновь путешествуй по населённым странам.
Увы, в зелёной радости лесов
Твоё сердце склонилось к обманчивому зову.
Выбери ещё раз и оставь эту обречённую главу,
Смерть - садовник этого чудо-дерева;
Сладость любви спит в его бледной мраморной руке.
Продвигаясь по линии, медово-сладкой, но замкнутой,
Малая радость купила бы слишком горький конец.
Не умоляй о своём выборе, ибо смерть сделала его тщетным.
Твоя юность и сияние рождены не для того, чтобы лечь
В пустоту гроба, брошенного в беззаботную почву;
Выбор, менее редкий, может призвать более счастливую судьбу."
Но Савитри отвечала из её неистового сердца, -
Её голос был спокоен, лицо неподвижно, как сталь:
"Однажды моё сердце выбрало и не выбирает снова.
Слово, что я сказала, никогда не может быть стёрто,
Оно записано в книге записей Бога.
Истина, однажды произнесённая, из земного воздуха вычеркнутая,
Умом забытая, звучит, бессмертная
Навсегда, в памяти Времени.
Один раз выпадают кости, брошенные рукой Судьбы
В вечный момент богов.
Моё сердце скрепило его клятву Сатьявану:
Его подпись неблагоприятная Судьба не может стереть,
Его печать - ни Судьба, ни Смерть, ни Время растворить.
Как могут расстаться те, кто выросли одним существом внутри?
Хватка смерти может сломать наши тела, но не наши души;
Если смерть заберёт его, я тоже знаю, как умереть.
Пусть Судьба делает со мной что хочет или может;
Я сильнее смерти и больше моей судьбы;
Моя любовь переживёт мир, рок отпадёт от меня,
Беспомощный против моего бессмертия.
Закон судьбы может измениться, но не воля моего духа."