Отправлено: 05.12.08 08:54. Заголовок: Савитри

Много времени нужно, чтобы выявить не переведённое никем. Но результат будет стоить того. А тему открываю сегодня.

 Отправлено: 15.11.22 18:54. Заголовок: Непреклонная волей, ..

Непреклонная волей, она произнесла речь свою, как бронзу.
Но в слушающем уме королевы её слова
Прозвенели, как голос самоизбранного Рока,
Отрицающий всякую возможность спасения.
Мать ответила на её собственное отчаяние;
Она плакала, как та, кто в её тяжёлом сердце
Трудится посреди рыданий её надежд,
Пробуждая ноту помощи из более печальных струн:
"О дитя, в великолепии твоей души,
Обитающей на границе большего мира
И ослеплённой твоими сверхчеловеческими мыслями,
Ты даруешь вечность смертной надежде.
Здесь, на этой изменчивой и невежественной земле,
Кто возлюбленный и кто друг?
Здесь всё проходит, ничто не остаётся прежним.
Ничто [останется] от любого на этом преходящем шаре.
Тот, кого ты любишь теперь, незнакомцем пришёл
И в далёкую неизвестность уйдет:
Его роль на миг однажды сыграна на сцене жизни,
Что на время была дана ему изнутри,
В других сценах он движется и других играет,
И смеётся, и плачет среди новых, неизвестных лиц.
Тело, что ты любила, отбрасывается
Среди грубого неизменного материала миров
В равнодушную могучую Природу и становится
Сырой материей для радости других жизней.
Но для наших душ, на колесе Бога
Вечно вращающихся, они приходят и уходят,
Женятся и разлучаются в магическом круге
Великого Танцора в безграничном танце.
Наши эмоции - лишь высокие и смертные ноты
Его дикой музыки, неотразимо изменённые
Страстными движениями ищущего Сердца
В непостоянных связях от часа к часу.
Взывать к далёкой ответной песне небес,
Взывать к незахваченному блаженству - вот всё, что мы смеем;
Однажды ухватив, мы теряем смысл небесной музыки;
Слишком близкий, ритмический крик исчез или пропал;
Все сладости здесь - озадачивающие символы.
Любовь умирает прежде возлюбленного в нашей груди:
Наши радости - ароматы в хрупкой вазе.
О, тогда что это за крушение на море Времени -
Развернуть паруса жизни по ураганному желанию
И позвать пилотом невидящее сердце!
О дитя, провозгласишь ли ты, последуешь ли затем
От Закона, который есть вечная воля,
К автаркии безрассудного настроения Титана,
Для которого его собственная яростная воля - единственный закон
В мире, где нет ни Истины, ни Света, ни Бога?
Только боги могут говорить то, что ты сейчас говоришь.
Ты, кто человек, не думай, как бог.
Ибо человеку, [кто] ниже бога, выше зверя,
Дан спокойный разум, как его проводник;
Он ведом не бездумной волей,
Как действия птицы и зверя;
Он не движим абсолютной Необходимостью,
Как бесчувственное движение несознательных вещей.
Свирепый марш гиганта и Титана
Поднимается, чтобы узурпировать царство богов,
Или обходит демонические масштабы Ада;
В неразмышляющей страсти их сердец
Они бросают их жизни против вечного Закона
И падают, и разбиваются их собственной неистовой массой:
Средний путь создан для мыслящего человека.
Выбирать его шаги бдительным светом разума,
Выбирать его путь среди многих путей
Дано ему, ибо каждая его трудная цель
Высечена из бесконечной возможности.
Не оставляй твоей цели, чтобы следить за прекрасным лицом.
Только когда ты вознесёшься над твоим умом
И станешь жить в спокойном просторе Единого,
Может любовь быть вечной в вечном Блаженстве,
И любовь божественная заменит человеческую связь.
Есть скрытый закон, строгая сила:
Он повелевает тебе укрепить твой бессмертный дух;
Он предлагает его суровые благодеяния
Труда и мысли, и размеренный серьёзный восторг,
Как ступени, чтобы подняться к далёким тайным высотам Бога.
Тогда наша жизнь - это спокойное паломничество,
Каждый год - миля на небесном Пути,
Каждый рассвет открывается в большем Свете.
Твои деяния - твои помощники, все события - знаки,
Бодрствование и сон - возможности,
Данные тебе бессмертной силой.
Так можешь ты возвысить твой чистый непобедимый дух,
Пока он не распространится до небес в широкой вечерней тишине,
Беспристрастный и нежный, как небо,
И медленно не превратится во вневременный покой."
Но Савитри ответила с непреклонным взглядом:
"Моя воля - это часть вечной Воли,
Моя судьба - это то, что может сделать сила моего духа,
Моя судьба - это то, что может вынести сила моего духа;
Моя сила не от Титана, она от Бога.
Я открыла свою радостную реальность
За пределами моего тела в существе другого:
Я нашла глубокую неизменяемую душу любви.
Тогда как же я буду желать одинокого блага
Или убивать, стремясь к белому пустому покою,
Бесконечную надежду, что заставила мою душу вырваться вперёд
Из её бесконечного одиночества и сна?
Мой дух узрел славу, ради которой он пришёл,
Биение одного обширного сердца в пламени вещей,
Мою вечность, охваченную его вечностью,
И, неутомимую сладостными безднами Времени,
Глубокую возможность всегда любить.
Это, это первая, последняя радость, и перед её биением
Богатства тысячи счастливых лет -
Нищета. Ничто для меня - смерть и горе,
Или обычная жизнь и счастливые дни.
И что для меня обычные души людей
Или глаза и губы, что не Сатьявана?
Мне нет нужды вырываться из его объятий
И открывшегося рая его любви
И путешествовать в неподвижную бесконечность.
Теперь лишь из-за моей души в Сатьяване
Я дорожу богатым случаем моего рождения:
В солнечном свете и мечтах об изумрудных путях
Я буду гулять с ним, подобно богам в Раю.
Если на год, то этот год - вся моя жизнь.
И всё же я знаю, что это не вся моя судьба -
Жить и любить лишь краткое время, и умереть.
Ибо теперь я знаю, почему мой дух пришёл на землю,
И кто я, и кто он, которого я люблю.
Я смотрела на него из моего бессмертного "Я",
Я видела, как Бог улыбается мне в Сатьяване;
Я видела вечное в человеческом лице."
Тогда никто не мог ответить на её слова. Молча
Они сидели и смотрели в глаза Судьбы.

Конец Первой Песни

перевод 27.09-02.10.2019 года

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 21:33. Заголовок: Книга 6 Песнь II ПУ..

Книга 6

Песнь II
ПУТЬ СУДЬБЫ И ПРОБЛЕМА БОЛИ

Безмолвие запечатало неотменяемый приговор,
Cлово Cудьбы, что упало с небесных уст,
Утверждая рок, что никакая сила никогда не сможет обратить,
Если сама воля небес не изменит её курса.
Или так казалось: всё же из тишины поднимался
Один голос, что вопрошал неизменный удел,
Воля, что боролась против неизменной Воли.
Сердце матери услышало роковую речь,
Что звучала, как санкция на зов смерти,
И пришла, как холод, закрывающий жизнь и надежду.
Но надежда угасала, как потухший огонь.
Она чувствовала свинцовую неотвратимую руку,
Вторгающуюся в тайну её охраняемой души
И поражающую внезапной болью её тихое содержимое
И империю её с трудом завоёванного спокойствия.
На какое-то время она упала на уровень человеческого ума,
Области смертного горя и законов Природы;
Она разделяла, она несла общую участь людей
И ощущала, что обычные сердца выносят во Времени.
Задавая вопрос земли непостижимой силе,
Королева обратилась ко всё ещё неподвижному провидцу:
Охваченная недовольством в глубинах Природы,
Участница в агонии немых гонимых существ
И во всём несчастьи, во всём невежественном крике,
Страстная, как печаль, вопрошающая небеса, она говорила.
Одолжив её речь поверхностной душе на земле,
Она высказала страдание в немом сердце мира
И бунт человека против его невежественной судьбы.
"О провидец, в странной двуприродной жизни земли
Какая безжалостная злая Необходимость
Или холодный каприз воли Творца,
Какая выпавшая катастрофа или управляемая Возможность,
Сформировав правило из случайных шагов,
Сотворила судьбу из эмоции часа, вошла
В неразборчивую тайну Времени,
В ещё более ужасную тайну горя и боли?
Это твой Бог, кто создал этот жестокий закон?
Или некая гибельная Сила исказила его работу,
И он стоит, не могущий защитить или спасти?
Роковое семя было посеяно при фальстарте жизни,
Когда зло сдвоилось с добром на земной почве.
Тогда впервые появилась болезнь ума,
Его муки мысли, его поиск цели жизни.
Он изогнул в формы добра и зла
Искреннюю простоту действий животного;
Он свернул с прямого пути, вырубленного богами тела,
Следуя зигзагу неопределённого курса
Жизни, что блуждает в поисках её цели
В бледном звёздном свете, падающем с небес мысли,
Его ведёт неуверенная идея, колеблющаяся воля.
Была утрачена безопасная идентичность инстинкта
С острием стрелы самого сокровенного взгляда существа,
Омрачены уверенные шаги простой прогулки Природы,
Истина и свобода в растущей душе.
Из некоей нестареющей невинности и покоя,
Привилегии душ, ещё не преданных рождению,
Брошенная страдать на этой тяжёлой опасной земле,
Наша жизнь родилась в боли и с криком.
Хотя земная природа приветствует дыхание небес,
Вдохновляющее Материю волей к жизни,
Тысячи болезней атакуют часы смертного
И стирают естественную радость жизни;
Наши тела - это хитро сделанная машина,
Но все её части так хитро спланированы,
Придуманы искусно с демоническим мастерством,
[Как] его соответствующее неизбежное наследие
Смертельной опасности и характерной боли,
[Как] оплата им налога Времени и Судьбы,
[Как] его способ страдать и его способ умереть.
Это выкуп за наше высокое положение,
Знак и печать нашей человечности.
Ужасная компания болезней
Приходит, узаконенные жильцы, в телесный дом человека,
Поставщики смерти и мучители жизни.
В зловещих полостях мира,
В его подсознательных пещерах-проходах
Подстерегающие, они лежат, ожидая их часа, чтобы прыгнуть,
Окружая опасностью осаждённый город жизни:
Впущенные в цитадель дней человека,
Они подрывают его силу и калечат или убивают внезапно.
Мы сами внутри нас вскармливаем летальные силы;
Мы делаем из наших врагов наших гостей:
Из своих нор, как звери, они выползают и подтачивают
Струны божественной лиры музыканта,
Пока обшарпанная и тонкая музыка не затихнет
Или не лопнет с грохотом последней трагической ноты.
Всё, что мы есть, подобно осаждённой крепости:
Всё, чем мы стремимся стать, меняется, как сновидение
В сером сне невежества Материи.
Ум страдает, изувеченный дисгармонией мира
И непривлекательностью человеческих вещей.
Сокровище, растраченное впустую или [отданное] дёшево, проданное без выгоды
На базаре слепой судьбы,
Дар бесценной важности от богов Времени
Потерян или утрачен в безразличном мире,
Жизнь - это пропущенное чудо, искусство, идущее криво;
Искатель в тёмном и глухом месте,
Плохо вооружённый воин, столкнувшийся с ужасным перевесом,
Несовершенный работник, получивший трудную задачу,
Невежественный судья проблем, созданных Невежеством,
Его небесные полёты достигают закрытых и лишённых ключей врат,
Его славные вспышки иссякают в грязи.
На дары Природы человеку наложено проклятие:
Все [они] шествуют, объятые их противоположностями,
Ошибка - товарищ нашей смертной мысли,
А ложь скрывается в глубокой груди истины,
Грех отравляет с его яркими цветами радости
Или оставляет красный шрам, выжженный на душе;
Добродетель - это серая неволя и тюрьма.
На каждом шагу для нас заложена ловушка.
Чуждый разуму и свету духа,
Наш источник действия [исходит] из колодцев тьмы;
В невежестве и неведении - наши корни.
Нарастающий реестр бедствий -
Это счёт из прошлого, книга Судьбы будущего:
Веками громоздятся людские безумства и людские преступления
На бесчисленное множество бедствий от Природы;
Как будто каменного груза мира недостаточно,
Посев несчастий упрямо сеется
Его собственной рукой в борозды богов,
Обширный возрастающий трагический урожай пожинается
От старых злодеяний, похороненных забытым Временем.
Он идет по его выбору в ловушку Ада;
Это смертное создание - его злейший враг.
Его наука - изобретатель рока;
Он рыщет по земле [в поисках] средств вредить своему виду;
Он убивает его счастье и благо других.
Ничему он не научился у Времени и его истории;
Как и прежде, в сырой юности Времени,
Когда Земля невежественно бежала по путям Судьбы,
Старые формы зла цепляются за душу мира:
Война делает ничто из сладкого улыбающегося покоя жизни,
Битва и грабёж, разруха и резня -
До сих пор жестокие забавы воюющих людских племён;
Идиотский час разрушает то, что сотворили века,
Его беспричинная ярость или разъярённая ненависть унижают
Красоту и величие его гениальных творений
И могучий результат труда нации.
Всё, чего он достиг, он тащит к пропасти.
Его величие он превращает в эпопею рока и падения;
Его ничтожество удовлетворённо ползает в убожестве и грязи,
Он призывает возмездие небес на его голову
И барахтается в его самодельном несчастье.
Частичный автор космической трагедии,
Его воля сговаривается со смертью, временем и судьбой.
Его краткое появление на загадочной земле
Всегда повторяется, но не приносит высшего результата
Этому страннику через эонические кольца Бога,
Что заперли его жизнь в их обширной продолжительности.
Широкие поиски его души и вечно возвращающиеся надежды
Cледуют по бесполезной орбите их курса
В тщетном повторении потерянных трудов
По следам вскоре забываемых жизней.
Всё это - эпизод в рассказе, лишённом смысла.
Зачем всё это и почему мы здесь?
Если для какого-то бытия в вечном блаженстве
Нашему духу предназначено возвращаться [сюда],
Или для какой-то ещё безличной высоты бесконечного покоя,
С тех пор, как мы есть То, и из Того мы вышли,
Откуда взялась эта странная и бесплодная интерлюдия,
Тщетно длящаяся в течение бесконечного Времени?
Кто захотел сформировать или симулировать вселенную
В холодной и бесконечной пустоте Пространства?
Или, если эти существа должны быть с их краткими жизнями,
Что за нужду имеет душа в невежестве и слезах?
Откуда взялся зов скорби и боли?
Или все пришли, беспомощные, без причины?
Что за сила принудила бессмертный дух к рождению?
Некогда вечный свидетель вечности,
Бессмертный поселенец среди преходящих сцен,
Он располагается в полуосвещённой тьме жизни
Среди обломков его мыслей и мечтаний.
Или кто убедил его выпасть из блаженства
И лишиться его бессмертной привилегии?
Кто возложил на него неустанную волю жить
Скитальцем в этом прекрасном, печальном мире,
И нести его бремя радости, горя и любви?
Или, если ни одно существо не наблюдает за работами Времени,
Какая жёсткая безличная Необходимость
Вынуждает тщетно трудиться краткоживущие существа?
В таком случае великая Иллюзия построила звёзды.
Но где же тогда безопасность души,
Её равновесие в этом круговороте нереальных солнц?
Или это именно странник из его дома
Забрёл в слепую аллею Времени и случая
И не находит выхода из бессмысленного мира.
Или же - где начинается и заканчивается царство Иллюзии?
Возможно, душа, которую мы чувствуем, - это лишь сон,
Вечное "я" - фикция, ощущаемая в трансе."

Затем, после молчания Нарад ответил:
Настроив его губы на земные звуки, он заговорил,
И теперь что-то от глубокого чувства судьбы
Утяжелило хрупкие подсказки смертной речи.
Лоб его сиял от торжествующего видения,
Обращённого к скрижали с верховными мыслями,
Словно символы неописуемого языка
Оставили в его широте надписи богов.
Обнажённое в этом свете Время трудилось, его невидимые дела
Обнаруживались; широко раскинутые дальновидные схемы,
Незаконченные, которые разворачивает его эонический полёт,
Были уже нанесены на карту в этом всемирном взгляде.
"Было ли тогда солнце сном, потому что есть ночь?
Скрыты в сердце смертного Вечные жизни:
Он живет тайно в комнате твоей души,
Свет сияет там, [её порог] ни боль, ни горе не могут пересечь.
Тьма стоит между тобой и ним,
Ты не можешь слышать или чувствовать чудесного Гостя,
Ты не можешь видеть блаженного солнца.
О королева, твоя мысль - свет Невежества,
Её блестящий занавес скрывает от тебя лик Бога.
Она освещает мир, рождённый из Несознательного,
Но скрывает смысл Бессмертия в мире.
Свет твоего ума скрывает от тебя мысль Вечного,
Надежды твоего сердца скрывают от тебя волю Вечного,
Радости земли запирают от тебя блаженство Бессмертного.
Поэтому возникла нужда в тёмном вторгшемся боге,
Страшном учителе мира, творце, боли.
Где есть невежество, туда должно прийти и страдание;
Твоё горе - это крик тьмы к Свету;
Боль была первенцем Несознательного,
Которое было немой изначальной базой твоего тела;
Там уже спала подсознательная форма боли:
Тень в тенистом мрачном чреве,
Пока жизнь не начнёт двигаться, она ждёт, чтобы пробудиться и быть.
В одной оболочке с радостью вышла вперёд страшная Сила.
В груди жизни она родилась, скрывая её близнеца;
Но боль пришла первой, лишь потом радость могла быть.
Боль вспахала первую твёрдую основу мировой дремоты.
От боли дух стартовал из праха,
От боли Жизнь зашевелилась в подсознательной глубине.
Интернированный, погружённый, скрытый в трансе Материи
Пробудился для самого себя сновидящий, спящий Ум;
Он создал видимое царство из его снов,
Он извлёк его формы из подсознательных глубин,
Затем обратился взглянуть на мир, что он создал.
Через боль и радость, яркого и мрачного близнецов,
Неодушевлённый мир воспринимал его чувствующую душу,
Иначе Несознательное никогда не претерпело бы изменений.
Боль - это молот богов, чтобы сломить
Мёртвое сопротивление в сердце смертного,
Его медленную инерцию, как у живого камня.
Если бы сердце не было вынуждено желать и плакать,
Его душа лежала бы довольная, вольготно,
И никогда не думала бы превзойти человеческое начало,
И никогда не научилась бы подниматься к Солнцу.
Эта земля полна труда, наполнена болью;
Муки бесконечного рождения по-прежнему угнетают её;
Века кончаются, эпохи проходят тщетно,
А Божество на ней не рождается.
Древняя Мать встречает всех с радостью,
Зовёт к жаркой боли, грандиозной дрожи;
Ибо с болью и трудом приходит всё творение.
Эта земля полна страданий богов;
Всегда они напрягаются, подгоняемые стимулом Времени,
И стремятся выработать вечную Волю
И сформировать божественную жизнь в смертных формах.
Его воля должна быть выработана в человеческой груди
Против Зла, что поднимается из бездн,
Против Невежества мира и его упрямой силы,
Против спотыканий извращённой воли человека,
Против глубокой глупости его человеческого ума,
Против слепого нежелания его сердца.
Дух обречён страдать, пока человек не освободится.
Здесь шум битвы, топот, марш:
Крик возникает, подобный стонущему морю,
Отчаянный смех под ударами смерти,
Рок крови и пота, труда и слёз.
Люди умирают, чтобы человек мог жить и [чтобы] Бог родился.
Ужасное Безмолвие наблюдает за трагическим Временем.
Боль - это рука Природы, ваяющая людей
До величия: вдохновенный труд высекает
С небесной жестокостью нежелающую форму.
Неумолимые в страсти их воли,
Поднимая молоты титанического труда,
Демиурги Вселенной работают;
Они формируют гигантскими ударами их собственность; их сыновья
Отмечены их огромной печатью огня.
Хотя потрясающее прикасание формирующего бога -
Невыносимая пытка для смертных нервов,
Огненный дух возрастает в силе внутри
И чувствует радость в каждой титанической муке.
Тот, кто хочет спасти себя, живёт голым и спокойным;
Тот, кто хочет спасти расу, должен разделить её боль:
Это узнает тот, кто повинуется этому грандиозному побуждению.
Великие, кто пришёл спасти этот страдающий мир
И вырваться из тени Времени и Закона,
Должны пройти под ярмом горя и боли;
Они пойманы Колесом, что они надеялись сломать,
На их плечах они должны нести груз судьбы человека.
Богатства Небес они приносят, их страдания считаются ценой,
Или же они оплачивают дар знания их жизнями.
Сын Бога, рождённый как Сын человека,
Испил горькую чашу, имея долг Божества,
Долг Вечного перед падшим родом,
Что его воля связала со смертью и борющейся жизнью,
Тщетно жаждущей отдыха и бесконечного покоя.
Теперь долг выплачен, стёрт оригинальный счёт.
Вечный страдает в человеческой форме,
Он подписал завет спасения его кровью:
Он открыл двери его неумирающего мира.
Божество компенсирует требования творения,
Творец несёт закон боли и смерти;
Возмездие поражает воплощенного Бога.
Его любовь проложила смертному дорогу на Небеса:
Он отдал его жизнь и свет, чтобы уравновесить здесь
Мрачный счёт смертного невежества.
Она закончена, ужасная мистическая жертва,
Принесённая мученическим телом Бога за мир;
Гефсимания и Голгофа - его удел,
Он несёт крест, к которому пригвождена душа человека;
Его сопровождение - проклятия толпы;
Оскорбления и насмешки - это признание его права;
Два разбойника, распятые вместе с ним, насмехаются над его могучей смертью.
Он прошёл с кровоточащим челом путь Спасителя.
Тот, кто обрёл его тождество с Богом,
Платит смертью тела за безбрежный свет его души.
Его бессмертное знание торжествует при его смерти.
Зарубленный, четвертованный на эшафоте, когда он падает,
Его распятый голос провозглашает: 'я, я - Бог'.
'Да, всё есть Бог', - откликается Бессмертный зов небес.
Семя Божества спит в смертных сердцах,
Цветок Божества растёт на мировом древе:
Все откроют Бога в себе и в вещах.
Но когда посланник Бога приходит, чтобы помочь миру
И привести душу земли к высшим вещам,
Он тоже должен понести ярмо, от которого он пришёл освободить;
Он тоже должен выносить боль, которую он исцелит:
Освобождённый и не затронутый судьбой земли,
Как он излечит болезни, которых никогда не испытал?
Он покрывает агонию мира его спокойствием;
Но, хотя внешним глазам не видно знака,
И мир даётся нашим истерзанным человеческим сердцам,
Идёт сражение, и платится невидимая цена;
Огонь, смута, борьба находятся внутри.
Он несёт страдающий мир в его собственной груди;
Его [мира] грехи отягощают его мысли, его [мира] горе принадлежит ему:
Древний груз земли лежит, тягостный, на его душе;
Ночь и её силы осаждают его медленные шаги,
Хватку Титана-противника он выносит;
Его марш - это битва и паломничество.
Зло жизни поражает, он поражён болью мира:
Миллион ран зияет в его тайном сердце.
Он путешествует, бессонный, сквозь бесконечную ночь;
Антагонист заставляет толпу пересекать его путь;
Осада, бой - это его внутренняя жизнь.
Ещё дороже может быть цена, ужаснее боль:
Его широкая идентичность и всеохватывающая любовь
Принесут космическую тоску в его глубины,
Скорбь всех живых существ придёт
И постучится в его двери, и будет жить в его доме;
Ужасная струна симпатии может связать
Все страдания в его единственное горе и сделать
Всю агонию во всех мирах его собственной.
Он встречает древнюю противостоящую Силу,
Его хлещут кнутами, что рвут истерзанное сердце мира;
Плач веков посещает его глаза:
Он носит окровавленную огненную рубашку Кентавра,
Яд мира запятнал его горло.
На рыночной площади столицы Материи,
Среди торгов действия, называемого жизнью,
Он привязан к столбу вечного Огня;
Он горит на невидимой изначальной грани,
С которой Материя может быть превращена в духовное вещество:
Он - жертва в его собственном жертвоприношении.
Бессмертный, связанный с земной смертностью,
Появляющийся и погибающий на дорогах Времени,
Создаёт момент Бога биениями вечности.
Он умирает, чтобы мир мог заново родиться и жить.
Даже если он избежит самых жестоких огней,
Даже если мир не прорвётся внутрь, затопляющее море,
Лишь тяжёлой жертвой заслуживается высокое небо:
Он должен столкнуться с боем, с болью, тот, кто победит Ад.
Тёмная скрытая враждебность поселилась
В человеческих глубинах, в скрытом сердце Времени,
Что претендует на право изменять и портить работу Бога.
Тайная вражда подстерегает Марш мира;
Она оставляет след в мыслях, речи и действиях:
Она штампует пятно и дефект на всех сделанных вещах;
Пока она не убита, мир на земле запрещён.
Нет видимого врага, но невидимые
Окружают нас, силы неощутимые осаждают,
Прикасания из чужих царств, мысли, не наши собственные,
Настигают нас и подчиняют заблудшее сердце;
Наши жизни пойманы в неопределённую сеть.
Противостоящая Сила была рождена старым:
Захватчица жизни смертного человека,
Она скрывает от него прямой бессмертный путь.
Мощь пришла, чтобы завуалировать вечный Свет,
Мощь, противостоящая вечной воле,
Отводит послания непогрешимого Слова,
Искажает контуры космического плана:
Шёпот соблазняет злом человеческое сердце,
Он запечатывает глаза мудрости, взгляд души,
Он - источник нашего страдания здесь,
Он связывает землю с бедствиями и болью.
Это всё должен победить тот, кто принесёт вниз мир Бога.
Этого скрытого врага, поселившегося в человеческой груди,
Человек должен преодолеть, или упустить свою высшую судьбу.
Это внутренняя война без [возможности] побега.

"Тяжка трудная задача спасителя мира;
Сам мир становится его врагом,
Те, кого он хотел бы спасти, - его противниками:
Этот мир влюблён в собственное невежество,
Его тьма отворачивается от спасительного света,
Он даёт крест в уплату за венец.
Его работа - ручеёк великолепия в долгой ночи;
Он видит долгий марш Времени, малую победу;
Некоторые спасаются, остальные стараются, но терпят неудачу:
Солнце прошло, тень Ночи падает на землю.
Всё же есть счастливые пути, близкие к солнцу Бога;
Но мало тех, кто ступает по освещённой солнцем тропе;
Лишь чистые душой могут ходить в свете.
Выход показан, дорога трудного бегства
Из печали и тьмы и цепей;
Но как немногие спасшиеся освободят мир?
Человеческая масса задерживается под ярмом.
Бегство, сколь бы высоким ни было, не искупает жизнь,
Жизнь, что остаётся позади на падшей земле.
Бегство не может поднять оставленную расу
Или принести ей победу и правление Бога.
Большая сила должна прийти, больший свет.
Хотя Свет на земле возрастает, а Ночь отступает,
Всё же, пока зло не будет убито в его собственном доме,
А Свет не вторгнется в бессознательную базу мира,
И противоборствующая Сила не погибнет,
Он ещё обязан трудиться, его работа выполнена [лишь] отчасти.
Некто всё же может прийти бронированный, непобедимый;
Его воля неподвижно встречает подвижный час;
Удары мира не могут склонить эту побеждающую главу;
Спокойны и уверенны его шаги в нарастающей Ночи;
Цель отступает, он не спешит в его ходьбе,
Он не оборачивается на высшие голоса в ночи;
Он не просит помощи у низших богов;
Его взгляд фиксирован на его неизменной цели.
Человек сворачивает в сторону или выбирает более лёгкие пути;
Он хранит одну высокую и трудную дорогу,
Единственную, что может подняться к вершинам Вечности;
Невыразимые планы уже почувствовали его поступь;
Он сделал небо и землю его инструментами,
Но границы земли и неба падают от него;
Их закон он превосходит, но использует его, как средство.
Он схватил руки жизни, он овладел его собственным сердцем.
Манёвры Природы не вводят в заблуждение его взгляд,
Непреклонен его взор на дальний предел Истины;
Глухое сопротивление Судьбы не может сломить его волю.
В страшных переходах, на роковых тропах
Неуязвима его душа, неубиваемо его сердце,
Он живёт через противостояние Силам земли
И засадам Природы, и атакам мира.
Высота его духа превосходит боль и блаженство,
Он встречает зло и добро спокойными и ровными глазами.
Он также должен бороться с загадочным Сфинксом
И погружаться в его долгую неизвестность.
Он прорвался в глубины Бессознательного,
Что скрывают себя даже от их собственного взгляда:
Он видел, как сон Бога формирует эти магические миры.
Он наблюдал, как немой Бог формирует структуру Материи,
Видел грёзы его неосознающего сна
И наблюдал бессознательную Силу, что строила звёзды.
Он изучил работу Бессознательного и его закон,
Его непоследовательные мысли и жёсткие действия,
Его рискованные траты импульса и идеи,
Хаос его механических частот,
Его случайные зовы, его шёпот, ложно истинный,
Вводящий в заблуждение сокрытую слушающую душу.
Все вещи входят в его уши, но ничто не остаётся;
Всё поднялось из безмолвия, всё идёт назад в его тишину.
Его сонливость основала вселенную,
Его смутное пробуждение заставляет мир казаться тщетным.
Возникшее из Небытия и к Небытию обращённое,
Его тёмное и мощное неведение было началом земли;
Это отходы материала, из которых всё было создано;
Творение может рухнуть в его глубины.
Противостояние с ним стопорит марш души,
Оно - мать нашего невежества.
Он должен призвать свет в эти тёмные бездны,
Иначе истина никогда не сможет победить сон Материи,
А вся земля - взглянуть в глаза Бога.
Все вещи, затемняющие его знание, должны заново осветиться,
Все вещи, извращающие его силу, должны развязаться:
Он должен перейти на другой берег моря лжи,
Он должен войти во тьму мира, чтобы принести туда свет.
Сердце зла должно быть открыто его глазам,
Он должен изучить его космическую тёмную необходимость,
Его право и его ужасные корни в почве Природы.
Он должен знать мысль, что движет демоническим действием
И оправдывает ошибочную гордость Титана
И ложь, таящуюся в извращённых мечтах земли:
Он должен войти в вечность Ночи
И познать тьму Бога, как он знает его Солнце.
Для этого он должен спуститься в яму,
Для этого он должен вторгнуться в печальные Просторы.
Нетленный, мудрый и бесконечный,
Он всё ещё должен путешествовать по миру Ада, чтобы спасти.
В вечный Свет он выйдет
На границах встречи всех миров;
Там, на краю высших ступеней Природы,
Исполняется тайный закон каждой вещи,
Все противоречия исцеляются от их долгого разногласия.
Там встречаются и обнимаются вечные противоположности,
Там боль становится неистовой огненной радостью;
Зло обращается назад в его оригинальное добро,
И печаль ложится на грудь Блаженства:
Она научилась плакать радостными слезами счастья;
Её взор наполнен задумчивым экстазом.
Тогда здесь завершится Закон Боли.
Земля станет домом Небесного света,
Провидец, рождённый на небесах, поселится в человеческой груди;
Сверхсознательный луч коснётся глаз людей,
И истинно сознательный мир спустится на землю,
Вторгаясь в Материю лучом Духа,
Пробуждая его безмолвие к бессмертным мыслям,
Пробуждая немое сердце к живому Слову.
Эта смертная жизнь должна вместить блаженство Вечности,
Самоиспытываемое бессмертие тела.
Тогда задача спасителя мира будет выполнена.

"До тех пор жизнь должна нести её семя смерти,
И жалоба печали будет слышна в медленной Ночи.
О смертный, неси этот великий закон боли мира,
В твоём тяжёлом переходе через страдающий мир
Опирайся для поддержки твоей души на силу Небес,
Обращайся к высшей Истине, стремись к любви и миру.
Малое блаженство даровано тебе свыше,
Прикасание божественное к твоим человеческим дням.
Сделай твой ежедневный путь паломничеством,
Ибо через маленькие радости и страдания ты движешься к Богу.
Не спеши к Божеству по опасной дороге,
Не открывай твои двери безымянной Силе,
Не взбирайся к Божеству по пути Титана.
Против Закона он ставит его одинокую волю,
Поперёк её пути он бросает его гордыню могущества.
К небу он взбирается по лестнице штормов,
Стремясь жить рядом с бессмертным солнцем.
Он старается с гигантским усилием вырвать силой
Из жизни и Природы право бессмертных;
Он берёт штурмом мир и судьбу и небеса.
Он не приходит на высокое место Творца мира,
Он не ждёт, когда протянутая рука Бога
Поднимет его из его смертности.
Всё он сделал бы его собственным, ничего не оставив свободным,
Растягивая его маленькое "я", чтобы совладать с бесконечностью.
Препятствуя открытым путям богов, он строит
Его собственное имение из воздуха и света земли;
Монополист мировой энергии,
Он доминирует над жизнями простых людей.
Его боль и боль других он делает его средствами:
На смерти и страданиях он возводит его трон.
В спешке и лязге деяний его могущества,
В буйстве и избытке славы и позора,
Масштабами ненависти и насилия,
Дрожанием мира под его поступью
Он противопоставляет себя спокойствию Вечного
И чувствует в себе величие бога:
Могущество - его образ небесного "я".
Сердце Титана - это море огня и силы;
Он ликует при смерти существ, разрушении и падении,
Он питает его силу своей и чужой болью;
В пафосе и страсти мира он находит восторг,
Его гордость, его мощь призывают к борьбе и муке.
Он прославляет страдания плоти
И покрывает стигматы именем Стоика.
Его глаза, ослеплённые и невидящие, таращатся на солнце,
Взгляд искателя отступает от его сердца
И не может уже найти свет вечности;
Он видит запредельное, как пустоту вакуума души,
И принимает его ночь за тёмную бесконечность.
Его природа возвеличивает пустоту нереального
И видит в Ничто единственную реальность:
Он будет штамповать его единственную фигуру в мире,
Навязывать слухам мира его единственное имя.
Его моменты центрируют обширную вселенную.
Он видит его маленькое "я", как самого Бога.
Его маленькое "я" поглотило весь мир,
Его эго растянулось в бесконечность.
Его ум, биение в изначальном Небытии,
Шифрует его мысли на доске безчасового Времени.
Он строит на могучей пустоте души
Гигантскую философию Небытия.
В нём Нирвана живёт, говорит и действует,
Невозможную создавая вселенную.
Вечный ноль - это его бесформенное "я",
Его дух - пустота, безличный абсолют.
Не делай этого шага, О растущая душа человека;
Не бросай твоё "я" в эту ночь Бога.
Страдание души - это не ключ вечности,
Не искупление скорбью требования небес к жизни.
О смертный, неси, но не проси об ударе,
Слишком скоро горе и тоска отыщут тебя.
Слишком велико это предприятие для твоей воли;
Лишь в границах сила человека может быть безопасной;
Всё же бесконечность есть цель твоего духа;
Его блаженство там, позади лица мира со слезами.
Могущество есть в тебе, которого ты не знаешь;
Ты - сосуд для заключённой искры.
Она ищет освобождения от оболочки Времени,
И, пока ты запираешь её внутри, печатью становится боль:
Блаженство - это венец Божества, вечного, свободного,
Не обременённого слепой мистерией боли жизни:
Боль - это подпись Невежества,
Свидетельствующая о тайном Боге, отвергнутом жизнью:
Пока жизнь не найдет его, боль не может никогда закончиться.
Спокойствие - это победа "я", преодолевающего судьбу.
Терпи; ты, наконец, найдешь твою дорогу к блаженству.
Блаженство - это тайная материя всего, что живёт,
Даже боль и горе - одеяния мирового восторга,
Оно скрывается за твоей печалью и твоим криком.
Потому что твоя сила - это часть, а не целое Бога,
Потому что, поражённое маленьким "я",
Твоё сознание забывает быть божественным,
Когда оно ходит в смутной полутени плоти
И не может выносить ужасное прикасание мира,
Ты вскрикиваешь и говоришь, что есть боль.
Безразличие, боль и радость, тройная маскировка,
Наряд восторженного Танцора в пути,
Удерживают от тебя тело блаженства Бога.
Сила твоего духа сделает тебя единым с Богом,
Твоя агония сменится экстазом,
Безразличие углубится до спокойствия бесконечности,
А обнажённая радость засмеётся на вершинах Абсолюта.

 Отправлено: 15.11.22 21:33. Заголовок: "О смертный, кто..

"О смертный, кто жалуется на смерть и судьбу,
Не обвиняй никого ни в одном из зол, что ты сам вызвал;
Этот беспокойный мир ты выбрал для твоего дома,
Ты сам - автор твоей боли.
Однажды в бессмертной безграничности Себя,
На просторах Истины, Сознания и Света
Душа выглянула из её счастья.
Она ощущала бесконечное блаженство духа,
Она знала себя бессмертной, вневременной, внепространственной, единой,
Она видела Вечное, жила в Бесконечном.
Затем, любопытствуя о тени, отбрасываемой Истиной,
Она напряглась в сторону некой инаковости себя,
Её потянуло к незнакомому Лику, всматривающемуся сквозь ночь.
Она ощутила негативную бесконечность,
Пустоту сверхъестественного, чей безмерный избыток,
Имитирующий Бога и вечное Время,
Предлагал почву для неблагоприятного рождения Природы
И для жёсткой твёрдой бессознательности Материи,
Таящей в себе блеск преходящей души,
Что освещает рождение, смерть и невежественную жизнь.
Ум возник, что глазел в Ничто,
Пока не сформировались фигуры чего-то, чего никогда не могло быть;
Оно содержит в себе противоположность всего, что есть.
Ничто появилось, как огромная запечатанная причина Бытия,
Его немая опора в пустой бесконечности,
В чьей бездне должен исчезнуть дух:
Затемнённая Природа жила и удерживала семя
Духа скрытым, притворяясь, что его нет.
Вечное Сознание стало причудой
Для бездушного всемогущего Бессознательного,
И, больше не вдыхаемое, как родной воздух духа,
Блаженство стало инцидентом смертного часа,
Чужаком в бесчувственной вселенной.
Будто притягиваемая величием Пустоты,
Душа, увлекаемая, склонялась к Бездне:

Она жаждала приключений Невежества,
Чуда и сюрприза Неизвестного
И бесконечных возможностей, что таились
В чреве Хаоса и в бездне Ничто
Или смотрели из непостижимых глаз Случая.
Она устала от её неизменного счастья,
Она отвернулась от бессмертия:
Она тянулась к зову риска и обаянию опасности,
Она жаждала пафоса горя, драмы боли,
Угрозы гибели, раненного нагого бегства,
Музыки крушения и его очарования и краха,
Вкуса сожаления и азартной игры любви
И страсти, и неоднозначного лика Судьбы.
Мир жёстких усилий и тяжёлого труда,
Битвы на опасной грани умирания,
Столкновения сил, обширной неуверенности,
Радости творения из Ничего,
Странных встреч на дорогах Невежества
И общения полузнакомых душ
Или обособленного величия и одинокой силы
Отдельного существа, завоёвывающего себе мир,
Вызвал её из её слишком безопасной вечности.
Начался грандиозный спуск, гигантское падение:
Ибо то, что видит дух, создаёт истину,
А то, что воображает душа, становится миром.
Мысль, что выпрыгнула из Вневременного, может стать
Индикатором космических последствий
И маршрута богов,
Циклическим движением в вечном Времени.
Так появился, рождённый из слепого чудовищного выбора,
Этот великий озадаченный и недовольный мир,
Это пристанище Невежества, этот дом Боли:
Там разбиты шатры желания, штаб-квартира горя.
Обширная маскировка скрывает блаженство Вечного."

Тогда Ашвапати ответил провидцу:
"Значит, дух управляется внешним миром?
О провидец, неужели нет исцеления внутри?
Но что есть Судьба, если не воля духа,
Спустя долгое время исполненная космической Силой?
Я полагал, что с ней пришла могучая Сила;
Разве эта Сила - не высокий товарищ Судьбы?"
Но Нарад ответил, покрывая истину истиной:
"О Ашвапати, случайными кажутся пути,
Вдоль чьих рядов блуждают или бегут твои шаги
В случайные часы или моменты богов,
Однако малейшие твои спотыкания предвидятся свыше.
Непогрешимо кривые жизни рисуются,
Следуя потоку Времени через неизвестное;
Они ведомы нитью, что хранят спокойные бессмертные.
Этот гербовый иероглиф пророческих утр
Пишет в символах смысл, более возвышенный,
Чем запечатанная Мысль пробуждается к нему, но об этом высоком скрипте
Как мой голос убедит ум земли?
Более мудрая любовь Небес отвергает молитву смертного;
Не ослеплённая дыханием его желания,
Незамутнённая туманами страха и надежды,
Она склоняется над борьбой любви со смертью;
Она сохраняет для неё её привилегию боли.
В душе твоей дочери живёт величие,
Что может трансформировать её саму и всех вокруг,
Но должно пройти по камням страдания к его цели.
Хотя [она] создана, как чаша нектара небес,
Из небесного эфира сделанная, она искала этот воздух,
Она тоже должна разделить человеческую нужду в горе
И все её причины радости превратить в боль.
Ум смертного человека управляется словами,
Его видение скрывается стенами Мысли
И выглядывает лишь через полуоткрытые двери.
Он разрезает безграничную Истину на небесные полосы,
И каждую полосу он принимает за все небеса.
Он глядит на бесконечную возможность
И даёт пластичному Простору название Шанса;
Он видит длительные результаты всеведающей Силы,
Планирующей последовательность шагов в бесконечном Времени,
Но в её звеньях воображает бессмысленную цепь
Или мёртвую руку холодной Необходимости;
Он не отвечает мистическому сердцу Матери,
Скучает по горячим вздыманиям её груди
И чувствует холодные жёсткие клешни безжизненного Закона.
Волю Вневременного, вырабатывающуюся во Времени
В свободных абсолютных шагах космической Истины,
Он считает мёртвой машиной или бессознательной Судьбой.
Формулы Мага создали законы Материи,
И, пока они существуют, все вещи связаны ими;
Но согласие духа необходимо для каждого действия,
И Свобода идёт в одном ритме с Законом.
Всё здесь может измениться, если Маг выберет.
Если бы человеческая воля могла стать единой с [волей] Бога,
Если бы человеческая мысль могла стать эхом мыслей Бога,
Человек мог бы быть всезнающим и всемогущим;
Но теперь он ходит в сомнительном луче Природы.
Всё же ум человека может принять свет Бога,
Сила человека может быть ведомой силой Бога,
Тогда он - чудо, творящее чудеса.
Ибо только так он может стать царём Природы.
Это решено, и Сатьяван должен умереть;
Час установлен, выбран смертельный удар.
Что ещё должно случиться, записано в её душе,
Но пока час не откроет роковой скрипт,
Письмо ждёт, неразборчивое и немое.
Судьба - это Истина, вырабатываемая в Невежестве.
О Король, твоя судьба - это сделка, совершаемая
В каждый час между Природой и твоей душой
С Богом в качестве её предвидящего арбитра.
Судьба - это баланс, нарисованный в книге Предназначения.
Человек может принять его судьбу, он может отказаться.
Даже если Единый поддерживает незримый указ,
Он записывает твой отказ на твоей кредитной странице:
Ибо рок - это не закрытая, мистическая печать.
Воскресающий из трагического крушения жизни,
Воскресающий из пыток и смерти тела,
Дух поднимается могущественнее от поражения;
Его богоподобные крылья становятся шире с каждым падением.
Его великолепные неудачи слагаются в победу.
О человек, события, что встречают тебя на твоём пути,
Хотя и поражают твоё тело и душу радостью и горем,
Не есть твоя судьба, - они касаются тебя на время и уходят;
Даже смерть не может сократить шествие твоего духа:
Твоя цель, дорога, что ты выбираешь, - есть твоя судьба.
Бросающая на алтарь твои мысли, твоё сердце, твои дела
Твоя судьба - это долгое жертвоприношение богам,
Пока они не откроют тебе твоё тайное "я"
И не сделают тебя единым с пребывающим в тебе Богом.
О душа, вторгшаяся в невежество Природы,
Вооружённая путешественница к невидимым верховным высотам,
Судьба твоего духа - это битва и непрерывный марш
Против невидимых противостоящих Сил,
Переход от Материи во вневременное "я".
Искательница приключений через слепое непредвидимое Время,
Вынужденная продвигаться через длинную линию жизней,
Она проталкивает её острую главу сквозь века.
Через пыль и трясину земной равнины,
По многим охраняемым линиям и опасным фронтам,
В страшных атаках, израненная в медленных отступлениях,
Удерживая окружённый и разбитый форт идеала
Или сражаясь с превосходящими силами на одиночных постах,
Или располагаясь в ночи вокруг бивуачных костров,
Ожидая запоздалых труб рассвета,
В голоде и в изобилии и в боли,
Через опасности, через триумф и через падение,
Через зелёные переулки жизни и по её пустынным пескам,
По голому болоту, вдоль хребта, залитого солнцем,
В сплочённых колоннах с разбросанным тылом,
Ведомая сигнальными огнями её кочевого авангарда,
Марширует армия потерявшего путь бога.
Тогда позднее ощущается невыразимая радость,
Тогда он вспоминает его забытое "я";
Он вновь обрёл небеса, с которых упал.
Наконец, неукротимая линия его фронта
Форсирует последние перевалы Невежества:
Продвигаясь за последние известные пределы Природы,
Разведывая грозное неизвестное,
За пределами ориентиров видимых вещей
Он поднимается через чудесный высший воздух,
Пока, взобравшись на немую вершину мира,
Он не встанет на пики великолепия Бога.
Напрасно ты скорбишь о том, что Сатьяван должен умереть;
Его смерть - это начало более великой жизни,
Смерть - это возможность для духа.
Обширное намерение сблизило две души,
А любовь и смерть сговорились ради одной великой цели.
Ибо из опасности и боли придёт блаженство небес,
Непредвиденное событие Времени, тайный план Бога.
Этот мир не был построен из случайных кирпичей Шанса,
Не слепой Бог - архитектор судьбы;
Сознательная сила нарисовала план жизни,
Есть смысл в каждой кривой и линии.
Это высокая и величественная архитектура,
Построенная многими именитыми и безымянными каменщиками,
В которой невидящие руки повинуются Невидимому,
И она - одна из его мастеров-строителей.
"Королева, больше не пытайся изменить тайную волю;
Случайности Времени - это шаги в его обширной схеме.
Не проноси свои краткие и беспомощные человеческие слёзы
Через бездонные мгновения сердца,
Что осознаёт его единственную волю и [Волю] Бога, как одно целое:
Оно может принять свою враждебную участь;
Оно сидит в стороне от горя и перед лицом смерти,
Бросая вызов неблагоприятной судьбе, вооружённое и одинокое.
В этом огромном мире стоящая особняком
В могуществе воли её безмолвного духа,
В страсти её жертвенной души,
Её одинокая сила, обращённая ко вселенной,
Противостоящая судьбе, не просит помощи ни человека, ни бога:
Иногда одна жизнь решает участь земли,
Она не взывает о подмоге к связанным временем силам.
В одиночку она равняется её могучей задаче.
Не вмешивайся в борьбу, слишком великую для тебя,
В битву, слишком глубокую, чтобы смертная мысль могла звучать,
В её вопрос к жёстким границам этой Природы,
Когда душа, обнажённая от одеяний, противостоит бесконечности,
В её слишком обширную тему одинокой смертной воли,
Шагающей в безмолвии вечности.
Как звезда, не сопровождаемая, движется в небесах,
Не удивляемая безмерностями Космоса,
Путешествуя в бесконечности с её собственным светом,
Так великие сильнее всего, когда они стоят в одиночестве.
Богом данная мощь существа - это их сила,
Луч от уединённого света их "я" - проводник;
Душа, что может жить наедине с собой, встречает Бога;
Её одинокая Вселенная - их рандеву.
Может наступить день, когда она должна встать, беспомощная,
На опасной границе мира рока и её собственного,
Неся будущее мира в её одинокой груди,
Неся человеческую надежду в сердце, оставшемся одиноким,
Чтобы победить или потерпеть неудачу на последнем отчаянном краю,
Наедине со смертью и на грани исчезновения.
Её одинокое величие в этой последней страшной сцене
Должно в одиночку пересечь опасный мост во Времени
И достичь вершины мирового удела,
Где всё завоевано или всё потеряно для человека.
В этой страшной тишине, одинокой и потерянной,
Решающего часа в судьбе мира,
В восхождении её души за пределы смертного времени,
Когда она стоит наедине со Смертью или наедине с Богом,
Обособленно на безмолвной отчаянной грани,
Одна с её "я" и смертью и судьбой,
Как на некой границе между Временем и Безвременностью,
Когда бытие должно закончиться или жизнь перестроить её базу,
Одна она должна победить или одна должна пасть.
Никакая человеческая помощь не сможет достичь её в этот час,
Никакой бронированный бог не будет сиять рядом с ней.
Не взывай к небесам, ибо одна она может спасти.
Для этого безмолвная сила пришла с миссией вниз;
В ней сознательная Воля приняла человеческий облик:
Только она может спасти себя и спасти мир.
О королева, отойди от этой грандиозной сцены,
Не становись между ней и её часом Судьбы.
Её час должен настать, и никто не может вмешаться:
Не думай отвратить её от её посланной небесами задачи,
Не пытайся спасти её от её собственной высшей воли.
Тебе нет места в этой страшной борьбе;
Твоя любовь и тоска не являются там арбитрами;
Оставь судьбу мира и её единственно охране Бога.
Даже если он, кажется, оставляет её [наедине с] её одинокой силой,
Даже если всё колеблется и падает, и виден конец,
И сердце терпит неудачу, и есть лишь смерть и ночь,
Богом данная, её сила может сражаться против рока
Даже на краю, где Смерть одна кажется близкой,
И никакая человеческая сила не может помешать или помочь.
Не вздумай вмешиваться в скрытую Волю,
Не вторгайся между её духом и её силой,
Но оставь её [наедине] с её могучим "я" и Cудьбой."

Он сказал и замолк и покинул земную сцену.
Вдали от борьбы и страданий на нашем земном шаре
Он повернулся к его далёкому блаженному дому.
Сверкающая стрела, указывающая прямо в небо,
Светящееся тело эфирного провидца
Атаковало пурпурную славу полдня
И исчезло, подобно удаляющейся звезде,
Исчезающей в свете Незримого.
Но всё ещё слышался крик в бесконечности,
И всё ещё для внимающей души на смертной земле
Высокий и далёкий нетленный голос
Пел гимн вечной любви.

Конец Второй Песни
Конец Шестой Книги

перевод 03-06.10.2019 г.

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 15.11.22 22:46. Заголовок: КНИГА ЙОГИ Песнь I ..

КНИГА ЙОГИ

Песнь I

РАДОСТЬ ЕДИНЕНИЯ; ИСПЫТАНИЕ ПРЕДВИДЕНИЕМ СМЕРТИ И СКОРБЬЮ СЕРДЦА

Судьба следовала её предвиденной неизменной дорогой.
Надежды и стремления человека создают путешествующие колёса,
Что несут тело его предназначения
И ведут его слепую волю к неизвестной цели.
Его судьба внутри него формирует его действия и правила;
Его лицо и форма уже рождены в нём,
Его происхождение - в его тайной душе:
Здесь Материя кажется формирующей жизнь тела,
А душа следует туда, куда её ведет природа.
Природа и Судьба вынуждают выбор его свободной воли.
Но более великие духи могут опрокинуть этот баланс
И сделать душу художником её судьбы.
Это мистическая истина, что скрыта нашим невежеством:
Рок - это проход для нашей врождённой силы,
Наше испытание - это выбор скрытого духа,
Ананке - собственное решение нашего существа.
Всё исполнилось, что сердце Савитри,
Цветочно-сладкое и непреклонное, страстное и спокойное,
Выбрало, и на несгибаемой дороге её силы
Вынудило к её исходу долгую космическую кривую.
Вновь она сидела сзади громких спешащих копыт;
Скорость бронированных эскадронов и голос
Далеко слышимых колесниц уносили её от её дома.
Лежащая земля проснулась в её немой задумчивости
И взглянула на неё из обширной лени:
Холмы, утопающие в яркой дымке, огромные земли,
Что вольготно раскинулись под летними небесами,
Область за областью, просторные под солнцем,
Города, похожие на хризолиты в широком сиянии,
И жёлтые реки, шагающие с львиной гривой,
Вели к изумрудной линии границ Шалвы,
Счастливому фронту железных просторов,
Суровых вершин и титанических одиночеств.
Вновь [она] была рядом с прекрасным и обречённым местом,
Границы которого сверкали восторгом рощ,
Где она впервые встретила лицо Сатьявана,
И он увидел, как некто, пробуждающийся от сна,
Некую вневременную красоту и реальность,
Лунно-золотую сладость рождённого землёй ребёнка небес.
Прошлое отступило, а будущее приблизилось:
Теперь далеко позади остались просторные залы Мадры,
Белые резные колонны, прохладные тусклые альковы,
Окрашенная мозаика хрустальных полов,
Возвышающиеся павильоны, пруды с рябью от ветра
И сады, гудящие от жужжания пчел,
Скоро забытые или поблёкшие в памяти
Плеск фонтана в бассейне, выложенном белым камнем,
Торжественный медитативный транс задумчивого полдня,
Сон колоннады, серой в тихом вечере,
Медленный восход луны, скользящей перед Ночью.
Далеко позади остались теперь знакомые лица,
Счастливый шёлковый лепет на губах смеха,
Крепкое пожатие близких рук
И свет обожания в любимых глазах,
Предлагаемый единственной правительнице их жизни.
Первобытное одиночество Природы здесь было:
Здесь слышался лишь голос птицы и зверя, -
В аскетическом изгнании в тускло-одушевлённом огромном
Нечеловеческом лесу вдали от весёлых звуков
Блаженного человеческого общения и его многолюдных дней.
В ясный вечер с единственным красным глазом из облака,
Через узкий проход, зелёную цветущую расщелину,
Из-под взгляда неба и земли они вошли
В громадный дом изумрудных сумерек.
Там, ведомые вперёд едва заметной задумчивой тропкой,
Что тянулась сквозь тень огромных стволов
И под арками скупых солнечных лучей,
Они увидели низкие соломенные крыши скита,
Сгрудившиеся под пятном лазурного цвета
На залитой солнцем поляне, что казалась вспышкой
Радостной улыбки в чудовищном сердце леса,
Примитивным убежищем мысли и воли человека,
Наблюдаемым толпящимися гигантами леса.
Прибыв в эту грубо вытесанную усадьбу, они отдали,
Уже не вопрошая о странности её судьбы,
Их гордость и любовь великому слепому королю,
Царственной колонне падшего могущества,
И величественной измученной заботами женщине, некогда королеве,
Которая теперь не надеялась ни на что для себя в жизни,
Но всего желала лишь для её единственного ребёнка,
На одну его голову призывая от [её] частной Судьбы
Всю радость земли, всё блаженство небес.
Поклоняясь мудрости и красоте, будто юного бога,
Она видела его любимым небом, как ею самой,
Она радовалась его яркости и верила в его судьбу,
И не знала о приближающемся зле.
Задержавшись на несколько дней на лесной опушке,
Подобно людям, что продлевают боль ухода,
Не желая расставаться с печальными цепляющимися руками,
Не желая видеть в последний раз лицо,
Отяжелевшее от печали предстоящего дня,
И удивляясь беспечности Судьбы,
Что разбивает неверными руками её высочайшие работы,
Они расстались с ней с отягощёнными сердцами, полными боли,
Как, вынуждаемые неизбежной судьбой, мы расстаёмся
С теми, кого никогда больше не увидим;
Движимые необычностью её судьбы,
Беспомощные перед выбором сердца Савитри,
Они оставили её наедине с её восторгом и её роком
В дикой тяжести огромного леса.
Всё оставалось позади, что когда-то было её жизнью,
Всё приветствовалось, что отныне было [жизнью] его и её,
Она обитала с Сатьяваном в диком лесу:
Бесценной она считала её радость, столь близкую к смерти;
Обособленная с любовью, она жила только ради любви.
Словно самоуравновешенный над маршем дней,
Её неподвижный дух наблюдал спешку Времени,
Статуя страсти и непобедимой силы,
Абсолютизм сладкой властной воли,
Спокойствие и неистовство богов,
Неукротимых и неизменных.

Сначала для неё под сапфирными небесами
Лесное уединение было роскошным сном,
Алтарём великолепия и огня лета,
Увенчанным небом, украшенным цветами дворцом богов,
А все его сцены - улыбкой на губах восторга,
И все его голоса - певцами счастья.
Здесь звучало пение в случайном ветре,
Здесь сияла слава в малейшем солнечном луче;
Ночь была хризопразом на бархатной ткани,
Гнездящейся тьмой или бездной, освещённой луной;
День был пурпурным зрелищем и гимном,
Волной смеха света от утра к вечеру.
Его отсутствие было сном памяти,
Его присутствие было империей Бога.
Слияние радостей земли и неба,
Трепетное пламя брачного восторга прошло,
Порыв двух духов стать одним,
Сгорание двух тел в одном пламени.
Открылись врата незабываемого блаженства:
Две жизни были заключены внутри земных небес,
А судьба и горе бежали от этого огненного часа.
Но вскоре теперь опало жаркое дыхание лета,
И толпы сине-чёрных туч поползли по небу,
И дождь бежал, рыдая над промокшими листьями,
И шторм стал титаническим голосом леса.
Затем, прислушиваясь к фатальному раскату грома
И к беглым топающим шагам ливней,
К долгому неудовлетворённому пыхтению ветра
И к печали, бормочущей в раздираемой звуками ночи,
Горе всего мира приблизилось к ней.
Тьма ночи казалась зловещим ликом её будущего.
Тень обречённости её возлюбленного поднялась,
И страх наложил руки на её смертное сердце.
Мгновения мчались быстро и безжалостно; встревоженные
Её мысли, её ум вспомнил дату Нарада.
Дрожью снедаемая, бухгалтер её богатств,
Она подсчитывала недостающие дни до срока:
Страшное ожидание постучало в её грудь;
Ужасными для неё были шаги часов:
Горе пришло, страстный чужак, к её воротам:
Изгнанная, хотя и в его объятиях, из её сна,
Она поднималась утром посмотреть в его лицо.
Тщетно она бежала в бездны блаженства
От преследующего её предвидения конца.
Чем больше она погружалась в любовь, тем сильнее становилась её тоска;
Её глубочайшее горе возникало из сладчайших бездн.
Воспоминание было пронзительной болью, она ощущала
Каждый день, как золотую страницу, жестоко вырываемую
Из её слишком тонкой книги любви и радости.
Так, раскачиваясь в мощных порывах счастья
И плавая в мрачных волнах предчувствия,
И питая печаль и ужас её сердцем, -
Пока они сидели среди гостей её груди
Или в её внутренних покоях шагали, отделённые, -
Её глаза слепо взирали в ночь будущего.
Из её отдельного "я" она смотрела и видела,
Двигаясь среди несознательных любимых лиц,
Чужих умом, хотя столь близких сердцем,
Как невежественный улыбающийся мир счастливо шёл
По его пути к неведомому року,
И удивлялась беззаботным жизням людей.
Словно в разных мирах они шли, хоть и близко,
Они были уверены в возвращающемся солнце,
Окутаны маленькими ежечасными надеждами и задачами, -
Она в её ужасном знании была одна.
Богатая и счастливая сокровенность, что когда-то
Охраняла её, как в серебряной беседке,
Отделённой в ярком гнезде мыслей и грёз,
Дала место трагическим часам одиночества
И одинокого горя, что никто не мог разделить или узнать,
Телу, видящему слишком скорый конец радости
И хрупкого счастья его смертной любви.
Её безмолвное лицо было неподвижно, мило и спокойно,
Её исполненные грации ежедневные действия стали теперь маской;
Тщетно она смотрела в её глубины, чтобы найти
Почву для неподвижности и покоя духа.
Всё ещё скрытым от неё оставалось безмолвное Существо внутри,
Что видит проходящую драму жизни неподвижными глазами,
Поддерживает печаль ума и сердца
И выносит в груди человека мир и судьбу.
Проблеск или вспышки приходили, [но] Присутствие было скрыто.
Лишь её неистовое сердце и страстная воля
Выдвигались вперёд, чтобы встретить неизменный рок;
Беззащитные, обнажённые, привязанные к её человеческой участи,
Они не имели ни средств действовать, ни способа спасти.
Их она контролировала, ничего не показывая снаружи:
Она ещё была для них ребёнком, которого они знали и любили;
Скорбящей женщины они не видели внутри.
Никаких изменений не было видно в её прекрасных движениях:
Императрица, почитаемая всеми, соперничающими когда-то, чтобы служить ей,
Она сделала себя прилежной рабыней всех,
Не жалея труда метлы, кувшина и колодца,
Или приближалась, нежно заботясь, или разжигала огонь
На алтаре и в кухне - ни малейшей задачи не позволяя [делать]
Другим, которую могла выполнить её женская сила.
Во всех её действиях сияла странная божественность:
В простейшее движение она могла внести
Единство с сияющим одеянием света земли,
Возвышение обычных действий любовью.
Все-любовь принадлежала ей, и её единственная небесная нить
Связывала всё со всем, с нею, как золотым узлом.
Но когда её горе давило на поверхность слишком близко,
Эти вещи, некогда милые приложения к её радости,
Казались ей бессмысленными, сверкающей оболочкой,
Или были кругом, механическим и пустым,
Действия её тела не разделялись её волей.
Всегда за этой странной разделённой жизнью
Её дух, подобный морю живого огня,
Овладевал её возлюбленным, и его тело облегало
Одно сомкнутое объятие, чтобы защитить её находящегося под угрозой супруга.
По ночам она просыпалась в медленные безмолвные часы,
Размышляя о сокровище его груди и лица,
Нависала над скованной сном красотой его лба
Или прижималась пылающей щекой к его ногам.
Просыпаясь утром, её губы без конца прижималась к его [губам],
Не желая никогда вновь разлучаться
Или терять этот медовый сток затяжной радости,
Не желая отрывать его тело от её груди,
Тёплые неадекватные знаки, что должна использовать любовь.
Нетерпимая к скудности Времени,
Её страсть, ловившая мимолётные часы,
Желала ценой веков один день
Расточительной любви и прибоя экстаза;
Или же она стремилась даже в смертном времени
Построить маленькую комнату для безвременья
Глубоким союзом двух человеческих жизней,
[Где] её душа уединённо заперта в его душе.
После всего данного она требовала ещё;
Даже в его сильных объятиях, неудовлетворённая,
Она рвалась закричать: "О нежный Сатьяван,
О возлюбленный моей души, отдай больше, отдай больше
Любви, пока ещё ты можешь, ей, которую ты любишь.
Отпечатай себя для каждого нерва, чтобы сохранить
То, что вибрирует к тебе посланием моего сердца.
Ибо скоро мы расстанемся, и кто знает, как скоро
Великое колесо в его чудовищном круге
Вернёт нас друг другу и нашей любви?"
Слишком сильно она любила, чтобы произнести роковые слова
И возложить её бремя на его счастливую голову;
Она вдавливала нахлынувшее горе обратно в грудь,
Чтобы оставаться в тишине, без поддержки, одной.
Но Сатьяван иногда отчасти понимал
Или, по крайней мере, ощущал, с неуверенным ответом
Наших ослеплённых мыслью сердец на невысказанную потребность,
Непроницаемую бездну её глубокого страстного желания.
Все его быстро идущие дни, что он мог освободить
От работы в лесу, от рубки дров
И охоты для питания на диких лесных полянах,
И от служения незрячей жизни его отца,
Он отдавал ей и помогал возрастать часам
Близостью его присутствия и объятий,
Щедрой мягкостью найденных сердцем слов
И близким биением, ощущаемым от сердца к сердцу.
Всё [это] было слишком малым для её бездонной потребности.
Если в его присутствии она ненадолго забывалась,
Горе наполняло его отсутствие своим болезненным прикасанием;
Она видела пустыню её грядущих дней,
Изображённую в каждом одиноком часе.
Хотя с тщетным воображаемым блаженством
Огненного единения через дверь спасения в смерти
Она мечтала о её теле, облачённом в погребальное пламя,
Она знала, что не должна цепляться за это счастье
Умереть вместе с ним и следовать, схватив его одеяние,
Сквозь другие наши страны радостными путешественниками
В сладкой или ужасной Запредельности.
Потому что их печальным родителям она ещё была нужна здесь,
Чтобы помочь пустым остаткам их дней.
Часто ей казалось, что боль веков
Вдавила свою квинтэссенцию в её единственное горе,
Сконцентрировав в ней измученный мир.
Таким образом, в безмолвной комнате её души,
Укрывающей её любовь, чтобы жить с тайным горем,
Она обитала, подобно немому жрецу, со скрытыми богами,
Не умиротворёнными бессловесным приношением её дней,
Вознося им её печаль, как ладан,
Её жизнь как алтарь, её саму как жертву.
Всё же они всё больше врастали друг в друга,
Пока не стало казаться, что никакая сила не может разорвать их врозь,
Поскольку даже стены тела не могли разделить.
Ибо, когда он бродил по лесу, часто
Её сознательный дух ходил с ним и знал
Его действия, как если бы он двигался в ней;
Он, менее осознанный, издалека восхищался ею.
Высота её страсти всегда возрастала;
Горе, страх стали пищей могучей любви.
Усиленная своими мучениями, она заполнила весь мир;
Она была всей её жизнью, стала всей её землёй и небом.
Хоть и рождённая жизнью, дитя часов,
Бессмертной она ходила, несокрушимой, как боги:
Её дух простирался безмерно в силе божественного,
Наковальня для ударов Судьбы и Времени:
Или, устав от страстной роскоши скорби,
Само горе становилось спокойным, тусклоглазым, решительным,
Ожидающим какого-то исхода его огненной борьбы,
Некоторого действия, в котором оно могло навсегда исчезнуть,
Победившее самого себя, и смерть, и слёзы.
Год теперь замер на краю перемены.
Больше не плыли шторма с огромными крыльями
И гром не шагал в гневе через мир,
Но всё ещё слышалось бормотание в небе
И дождь устало капал сквозь скорбный воздух,
И серые медленно плывущие облака закрывали землю.
Так тяжёлое небо её горя было заперто в её сердце.
Недвижимое "я" скрывалось позади, но не давало света:
Ни один голос не доносился с забытых высот;
Лишь в уединении его задумчивой боли
Её человеческое сердце говорило с судьбой тела.

Конец Первой Песни

07-08.10.2019 г.

ред. 15.11.2022

 Отправлено: 16.11.22 11:19. Заголовок: Книга 7 Песнь II П..

Книга 7

Песнь II
ПРИТЧА О ПОИСКАХ ДУШИ

Когда в бдительности бессонной ночи
В течение медленных, тяжело ступающих безмолвных часов,
Подавляя в её груди груз горя,
Она сидела, взирая на немую поступь Времени
И подход всё близящейся Судьбы,
Призыв пришёл с вершины её существа,
Звук, зов, что сломал печати Ночи.
Над её бровями, где воля и знание встречаются,
Могучий Глас вторгся в смертное пространство.
Казалось, он шёл с недосягаемых высот
И всё же был близок со всем миром,
И знал смысл шагов Времени,
И видел неизменную сцену вечной судьбы,
Заполняющую далёкую перспективу космического взора.
Когда Глас коснулся, её тело превратилось в застывшую
И твёрдую золотую статую неподвижного транса,
Камень Бога, освещённый аметистовой душой.
Вокруг неподвижности её тела всё стало тихим:
Её сердце прислушивалось к его медленным размеренным биениям,
Её ум отверг услышанную мысль и стал немым:
"Зачем ты пришла на эту немую, скованную смертью землю,
В эту невежественную жизнь под равнодушными небесами,
Привязанная, как жертва на алтаре Времени,
О дух, О бессмертная энергия,
Если бы ты лелеяла горе в беспомощном сердце
Или с чёрствыми бесслёзными глазами ждала своей участи?
Восстань, О душа, и победи Время и Смерть."
Но сердце Савитри отозвалось в тусклой ночи:
"Моя сила взята у меня и отдана Смерти.
Зачем я должна вздымать руки к запертым небесам
Или бороться с немой неизбежной Судьбой,
Или тщетно надеяться возвысить невежественную расу,
Что обнимает её участь и насмехается над спасительным Светом,
И видит в Уме единственную скинию мудрости,
В её суровом пике и её несознательной базе -
Скалу безопасности и якорь сна?
Есть ли Бог, которого может тронуть любой крик?
Он восседает в мире и оставляет силу смертного
Бессильной против его спокойного всемогущего Закона
И Несознательности, и всемогущих рук Смерти.
Что за нужду я имею, что за нужду имеет Сатьяван,
Чтобы избегать чёрной цепляющей сети, мрачной двери,
Или призывать более могущественный свет в закрытую комнату жизни,
Более великий Закон в маленький мир человека?
Почему я должна бороться с непреклонными законами земли
Или оттягивать неизбежный час смерти?
Несомненно, лучше смириться со своей судьбой
И следовать вблизи за шагами моего возлюбленного,
И пройти сквозь ночь от сумерек к солнцу
Через тёмную реку, что разделяет
Соседние приходы земли и неба.
Тогда мы могли бы лежать, обнявшись, грудь к груди,
Не потревоженные мыслью, не потревоженные нашими сердцами,
Забыв человека, жизнь и время, и его часы,
Забыв зов вечности, забыв Бога."
Глас отвечал: "Достаточно ли этого, О дух?
И что скажет твоя душа, когда проснётся и узнает,
Что работа, ради которой она пришла, осталась незавершённой?
Или это всё [лишь] для твоего существа, родившегося на земле,
Наделённого мандатом от вечности,
Слушателя голосов лет,
Последователя по стопам богов,
Чтобы пройти и оставить неизменными старые пыльные законы?
Разве здесь не будет ни новых скрижалей, ни нового Слова,
Ни большего света, сошедшего вниз на землю,
Избавляющего её от её бессознательности,
Дух человека - от неизменной судьбы?
Разве ты не для того сошла, чтобы открыть двери Судьбы,
Железные двери, что казались навсегда закрытыми,
И вывести человека на широкую и золотую дорогу Истины,
Что бежит через конечные вещи в вечность?
Разве таков отчёт, что я должен сделать,
Мою голову склонив со стыдом пред престолом Вечного, -
Его сила, что он зажёг в твоём теле, провалилась,
Его труженица возвращается, её задача не выполнена?"
Тогда сердце Савитри пало немым, оно не произнесло ни слова.
Но, удерживая позади её беспокойное мятежное сердце,
Резкая, прямая и сильная, спокойная, как холм,
Преодолевающий моря смертного невежества,
Чья вершина незыблема над воздухом ума,
Сила внутри неё ответила тихому Гласу:
"Я - твоя порция здесь, заряженная твоей работой,
Как и ты сам, восседающий вечно наверху,
Говори с моими глубинами, О великий и Бессмертный Глас,
Командуй, ибо я здесь, чтобы исполнять твою волю."
Глас ответил: "Вспомни, зачем ты пришла:
Отыщи свою душу, верни своё скрытое "я",
В молчании ищи Божий смысл в своих глубинах,
Тогда смертная природа сменится на божественную.
Открой дверь Бога, войди в его транс.
Отбрось Мысль от себя, эту проворную обезьяну Света:
В его огромной тишине, успокаивающей твой мозг,
Его обширная Истина просыпается внутри и знает, и видит.
Отбрось от себя чувство, что скрывает видение твоего духа:
В безграничной пустоте твоего ума
Ты увидишь тело Вечного в мире,
Узнаешь его в каждом голосе, слышимом твоей душе,
В контактах мира встретишь его единственное прикасание;
Все вещи заключат тебя в его объятия.
Победи биение своего сердца, позволь своему сердцу биться в Боге:
Твоя природа будет двигателем его работ,
Твой голос будет вмещать мощь его Слова:
Тогда ты приютишь мою силу и победишь Смерть."
Тогда Савитри села рядом со своим обречённым мужем,
Всё ещё непреклонная в её золотой недвижимой позе,
Статуя огня внутреннего солнца.
В чёрной ночи пронёсся гнев шторма,
Гром гремел над нею, шелестел дождь,
Миллионы его шагов стучали по крыше.
Бесстрастная среди движения и крика,
Свидетельница мыслей ума, настроений жизни,
Она смотрела в себя и искала её душу.

Сон открыл ей космическое прошлое,
Тайное семя и мистические истоки,
Теневые начала мировой судьбы:
Лампа символа, освещающая скрытую истину,
Изображала для неё значение мира.
В недетерминированной бесформенности Себя
Творение совершило его первые мистические шаги,
Оно сделало форму тела домом души,
А материя научилась мыслить, и человек вырос;
Она видела Пространство, засеянное семенами жизни,
И видела человеческое существо, рождённое во Времени.
Сначала появился смутный полу-нейтральный поток
Бытия, возникающий из бесконечного Ничто:
Сознание смотрело на несознательный Простор,
А удовольствие и боль шевелились в бесчувственной Пустоте.
Всё было делом слепого Мира-Энергии:
Неосознающая её собственные подвиги, она работала,
Формируя вселенную из Бессмысленного.
Во фрагментарных существах она росла осознанной:
Хаос маленьких восприимчивостей
Собрался вокруг булавочной головы маленького эго;
В ней разумное существо нашло его равновесие,
Оно двигалось и жило, дыша, мысля [себя] целым.
В тусклом океане подсознательной жизни
Бесформенное поверхностное сознание пробудилось:
Поток мыслей и чувств приходил и уходил,
Пена воспоминаний застывала и становилась
Яркой корочкой привычного чувства и мысли,
Место живой личности
И повторяющиеся привычки имитировали постоянство.
Зарождающийся ум трудился над изменчивой формой,
Он строил подвижный дом на зыбучих песках,
Плавучий остров в бездонном море.
Сознательное существо было создано этим трудом;
Он оглядывался вокруг на его трудном поле
На зелёной чудесной и опасной земле;
Он надеялся выжить в кратком теле,
Полагаясь на ложную вечность Материи.
Он ощущал себя божеством в его хрупком доме;
Он видел голубые небеса, мечтал о бессмертии.
Сознательная душа в мире Бессознательного,
Скрытая за нашими мыслями, надеждами и мечтами,
Безучастный Мастер, подписывающий деяния Природы,
Оставляет наместником ум, как мнимого короля.
В его плавучем доме на море Времени
Регент сидит за работой и никогда не отдыхает:
Он марионетка танца Времени;
Он движим часами, зов момента
Вынуждает его толпой жизненных нужд
И вавилоном голосов мира.
Этот ум не знает ни тишины, ни сна без сновидений,
В непрекращающемся кружении его шагов
Мысли ступают вечно сквозь слушающий мозг;
Он трудится, как машина, и не может остановиться.
В многоэтажные покои тела
Бесконечной толпой спускаются послания бога снов.
Всё это - стотонный ропот, болтовня и суматоха,
Здесь неутомимая беготня туда-сюда,
Спешащие движения и беспрерывный крик.
Торопливый слуга быстро ощущает ответ
На каждый стук в наружные двери,
Приводит посетителей Времени, сообщает о каждом зове,
Принимает тысячи запросов и призывов,
И посланий общающихся умов,
И тягостные дела бесчисленных жизней,
И всю тысячеликую коммерцию мира.
Даже в урочищах сна - скудный покой;
Он высмеивает шаги жизни в странных подсознательных снах,
Он блуждает в тонком царстве символических сцен,
Его ночь с тонко-воздушными видениями и смутными формами
Он пакует, или людей с лёгкими плывущими формами,
И лишь момент проводит в безмолвном "Я".
Путешествуя в бесконечном пространстве ума,
Он раскрывает его крылья мысли во внутреннем воздухе
Или путешествует в машине воображения,
Пересекает земной шар, странствует под звёздами,
В тонкие миры берёт его эфирный курс,
Посещает Богов на чудесных вершинах Жизни,
Общается с Небесами, суётся в Ад.
Это маленькая поверхность жизни человека.
Он есть это, и он есть всё во вселенной;
Он измеряет Невидимое, его глубины осмеливаются на Бездну;
Целый таинственный мир заперт внутри.
Неизвестный себе, он живёт скрытым королём
За богатыми гобеленами в больших тайных комнатах;
Эпикур невиданных радостей духа,
Он живёт сладким мёдом одиночества:
Безымянный бог в неприступном храме,
В тайном адитуме его сокровенной души
Он охраняет скрытые тайны существа
Под порогом, за тёмными вратами,
Или запертыми в обширных подвалах несознательного сна.
Непорочное Божественное Все-Чудесное
Бросает в серебряную чистоту его души
Его великолепие и его величие и свет
Самосозидания в бесконечности Времени,
Как в возвышенно отражающее стекло.
Человек в жизни мира осуществляет мечты Бога.
Но всё здесь, даже противоположности Бога;
Он - маленький фронт работ Природы,
Мыслящий контур загадочной силы.
Всё она открывает в нём, что есть в ней,
Её слава ходит в нём, и её тьма.
Дом жизни человека содержит не только богов:
Есть оккультные Тени, есть тёмные Силы,
Обитатели зловещих нижних комнат жизни,
Чудовищные обитатели теневого мира.
Беспечный хранитель сил его природы,
Человек таит в его доме опасные силы.
Титан и Фурия и Джинн
Лежат, связанные, в яме пещеры подсознания,
И Зверь ползает в его пещерном логове:
Страшное ворчание поднимается и бормочет в их дремоте.
Бунтарь иногда поднимает его гигантскую голову,
Чудовищная тайна таится в глубинах жизни,
Тайна тёмных и падших миров,
Страшные облики враждебных Королей.
Ужасные силы, удерживаемые внутри его глубин,
Становятся его хозяевами или его министрами;
Огромные, они вторгаются в его телесный дом,
Могут действовать в его действиях, инфицировать его мысль и жизнь.
Инферно врывается в человеческий воздух
И касается всех извращённым дыханием.
Серые силы, как тонкие миазмы, ползут,
Пробираясь сквозь щели в дверях его закрытого особняка,
Обесцвечивая стены более высокого ума,
В которых он живёт его прекрасной и благочестивой жизнью,
И оставляют после себя смрад греха и смерти:
В нём не только возникают извращённые течения мысли
И грозные бесформенные влияния,
Но входят присутствия и ужасные формы:
Огромные фигуры и лица поднимаются по тусклым ступеням
И временами заглядывают в его жилые комнаты
Или вызывают для страстной работы момента,
Ложащейся ужасным привычным требованием на его сердце:
Пробуждённые от сна, они больше не могут быть связаны.
Поражая дневной свет и тревожа ночь,
Вторгаясь по воле в его внешний дом,
Ужасные жуткие обитатели сурового мрака,
Поднимаясь в свет Бога, весь свет возмущают.
Все, к чему они прикасались или что видели, они делают их собственным,
В подвальном строении Природы заполняют проходы ума,
Нарушают связь мыслей и последовательность размышлений,
Прорываются сквозь тишину души с шумом и криком
Или призывают обитателей бездны,
Приглашают инстинкты к запретным радостям,
Смех пробуждая страшного демонического веселья,
И с низшими буйством и упоением сотрясают пол жизни.
Бессильный усмирить его ужасных пленников,
Потрясённый хозяин дома сидит наверху, беспомощный,
Отнятый у него дом больше не принадлежит ему.
Он связан и вынужден, жертва игры,
Или, соблазнённый, наслаждается безумным и могучим шумом.
Опасные силы его Природы поднялись
И устраивают по своей воле праздник бунтовщика.
Пробуждённые из темноты, где они пресмыкались в глубинах
Скрытыми от взгляда, они больше не могут быть удержаны;
Импульсы его Природы - теперь его господа.
Когда-то подавленные или носящие благовидные имена и наряды
Инфернальные элементы, демонические силы там.
Низшая природа человека скрывает этих ужасных гостей.
Их обширная инфекция иногда захватывает мир человека.
Ужасный бунт подавляет душу человека.
Из дома в дом растёт огромное восстание:
Адские компании освобождаются, чтобы делать их работу,
В земные пути они прорываются из всех дверей,
Вторгаются с жаждой крови и желанием убивать
И наполнять ужасом и резнёй прекрасный мир Бога.
Смерть и её охотники преследуют жертву земли;
Ужасный Ангел бьёт в каждую дверь:
Страшный смех глумится над болью мира,
Резнёй и пытками, ухмыляется Небу:
Всё это - добыча разрушительной силы;
Творение сотрясается и трепещет вершиной и основанием.
Эта злая Природа поселилась в человеческих сердцах,
Инородный обитатель, опасный гость:
Душу, что питает его, он может вытеснить,
Изгнать домохозяина, завладеть домом.
Противоположная сила, противоречащая Богу,
Сиюминутное всемогущество Зла
Оседлало прямой путь действий Природы.
Оно подражает божеству, которое отрицает,
Надевает его фигуру и принимает его черты.
Манихейский творец и разрушитель,
Оно может упразднить человека, уничтожить его мир.
Но есть охраняющая сила, есть Руки, что спасают,
Спокойные глаза божественного взирают на человеческую сцену.
Все возможности мира в человеке
Ждут, как ждёт дерево в его семени:
Его прошлое живёт в нём; оно управляет шагом его будущего;
Его действия в настоящем определяют его грядущую судьбу.
Нерождённые боги скрываются в доме его Жизни.
Демоны неизвестности затмевают его ум,
Бросая их мечты в живые формы мысли,
Формы, в которых его ум выстраивает его мир.
Его ум творит вокруг него его вселенную.
Всё, что было, возрождает в нём его рождение;
Всё, что может быть, изображается в его душе.
Проявляясь в делах, он отмечает на дорогах мира,
Неясных для догадок интерпретирующего ума,
Линии тайного предназначения богов.
В странных направлениях бежит замысловатый план;
Удерживаем от человеческого предвидения их конец,
И далёкое намерение некой организующей Воли
Или порядок произвольного Случая жизни
Находят их устоявшееся равновесие и судьбоносный час.
Наша поверхность тщетно наблюдала взглядом разума,
Захваченная экспромтом невидимого,
Беспомощные записи случайностей Времени,
Непроизвольные повороты и скачки жизни.
Лишь немногое в нас предвидит её шаги,
Лишь немногое имеет волю и целеустремлённый шаг.
Обширное подсознательное - неизмеримая часть человека.
Тусклое подсознание - его пещерная база.
Тщетно упразднённые в шествии Времени,
Наши прошлые жизни ещё в наших бессознательных "я",
И под тяжестью их скрытых влияний
Формируется наше будущее самораскрытие.
Таким образом, всё это - неизбежная цепь,
И всё же последовательность выглядит случайностью.
Незапоминающиеся часы повторяют старые действия,
Наше мёртвое прошлое цепляется вокруг лодыжек нашего будущего
И тянет назад славный шаг новой Природы,
Или из её погребённого трупа возникают старые призраки,
Старые мысли, старые стремления, мёртвые страсти вновь оживают,
Возвращаются во сне или побуждают бодрствующего человека
К словам, что преодолевают барьер губ,
К делам, что внезапно начинаются и опрокидывают
Его голову разума и охраняющую его волю.
Старое "я" скрывается в новом "я", которым мы являемся;
Едва ли мы убежим от того, чем мы когда-то были:
В тусклом отблеске ходов привычки,
В тёмных коридорах подсознания
Все вещи переносятся нервами-носильщиками,
И ничто не проверяется подземным умом,
Не исследуется стражами дверей
И проходит по слепой инстинктивной памяти,
Старая банда распущена, [но] старые отменённые паспорта служат.
Ничто не мертво полностью, что жило когда-то;
В тусклых туннелях бытия мира и в наших
Ещё выживает старая отвергнутая природа;
Трупы её убитых мыслей поднимают их головы
И посещают ночные прогулки ума во сне,
Его подавленные импульсы дышат, двигаются и поднимаются;
Всё хранит призрачное бессмертие.
Непреодолимы последовательности Природы:
Семена отвергнутых грехов прорастают из скрытой почвы;
Зло, изгнанное из наших сердец, вновь предстаёт перед нами;
Наши мёртвые "я" приходят убить нашу живую душу.
Часть нас живёт в настоящем Времени,
Тайная масса в смутном бессознательном нащупывается;
Из бессознательного и подсознательного
Выходя, мы живём в неуверенном свете ума
И стремимся познать и овладеть сомнительным миром,
Чья цель и смысл скрыты от нашего взора.
Над нами обитает сверхсознательный Бог,
Скрытый в тайне его собственного света:
Вокруг нас - бездна невежества,
Освещённая неуверенным лучом человеческого ума,
Под нами спит Бессознательное, тёмное и немое.
Но это лишь первый взгляд Материи на себя,
Шкала и ряд в Неведении.
Это не всё, что мы есть, и не весь наш мир.
Наше более великое "я" знания ожидает нас,
Высший свет в истинно-сознательном Просторе:
Он смотрит с вершин за пределами мыслящего ума,
Он движется в великолепном воздухе, превосходящем жизнь.
Он низойдет и сделает жизнь земли божественной.
Истина создала мир, а не слепая Природа-Сила.
Поскольку здесь нет наших великих прорицательских высот;
Наши вершины в пламени сверхсознательного
Славны самим ликом Бога:
Есть наш аспект вечности,
Есть образ Бога, которым мы являемся,
Его юный неслабеющий взгляд на бессмертные вещи,
Его радость в нашем бегстве от смерти и Времени,
Его бессмертие и свет и блаженство.
Наше большее существо сидит за загадочными стенами:
Есть величие, скрытое в наших невидимых частях,
Что ждут их часа шагнуть во фронт жизни:
Мы чувствуем помощь от глубоко пребывающих Богов;
Некто говорит изнутри, Свет приходит к нам свыше.
Наша душа действует из её таинственной комнаты;
Её влияние, давящее на наше сердце и ум,
Толкает их превзойти их смертное "я".
Она ищет Добра и Красоты и Бога;
Мы видим за стенами "я" наше безграничное "я",
Мы смотрим сквозь стекло нашего мира на полувидимые просторы,
Мы ищем Истину за видимыми вещами.
Наш внутренний Ум пребывает в более великом свете,
Его яркость смотрит на нас через скрытые двери;
Наши элементы светятся, растут, и лик Мудрости
Появляется в дверях мистического прихода:
Когда она входит в наш дом внешних чувств,
Тогда мы смотрим вверх и видим вверху её солнце.
Могучее жизненное "я" с его внутренними силами
Поддерживает карликовый минимум, что мы называем жизнью;
Он может привить на наше ползание два могучих крыла.
Тонкое "я" нашего тела главенствует внутри
В его незримом дворце правдивых снов,
Что есть яркие тени мыслей Бога.
В раннем смутном начале расы
Человек вырос в согбенного обезьяноподобного человека.
Он стоял прямо, богоподобная форма и сила,
И мысли души смотрели из земных глаз;
Человек стоял прямо, он нёс чело мыслителя:
Он посмотрел на небо и увидел его дружеские звёзды;
Видение пришло красоты и более великого рождения,
Медленно выходящего из часовни света сердца,
И двигалось в белом светящемся воздухе снов.
Он видел нереализованные просторы его существа,
Он стремился и вместил нарождающегося полубога.
Из тусклых глубин "я"
Оккультный искатель вышел в открытое место:
Он слышал далёкое и касался неощутимого,
Он вглядывался в будущее и в невидимое;
Он использовал силы, что не могут использовать земные инструменты,
Развлечение сделал из невозможного;
Он подхватывал фрагменты мысли Всеведающего,
Он разбрасывал формулы всемогущества.
Так человек в его маленьком домике, построенном из земной пыли,
Рос к невидимому небу мысли и мечты,
Глядя в обширные перспективы его ума
На маленьком глобусе, усеянном бесконечностью.
Наконец, поднявшись по длинной и узкой лестнице,
Он стоял один на высокой крыше вещей
И видел свет духовного солнца.
Устремляясь, он превосходит его земное "я";
Он стоит в широте его души новорождённой,
Освобождённой от окружения смертными вещами,
И движется в чистом свободном духовном царстве,
Как в редком дыхании стратосферы;
Последний конец далёких линий божественности,
Он поднимается хрупкой нитью к его высокому истоку;
Он достигает его источника бессмертия,
Он призывает Божество в его смертную жизнь.
Всё это скрытый дух сделал в ней:
Часть могучей Матери вошла
В неё, как в её собственную человеческую часть:
Среди космических трудов Богов
Он отметил её, как центр широко нарисованной схемы,
Мечтал в страсти её дальновидного духа
Сформировать человечество в собственный образ Бога
И вести этот великий слепой борющийся мир к свету
Или новый мир открыть или сотворить.
Земля должна трансформировать себя и сравняться с Небесами,
Или Небеса должны низойти в смертное состояние земли.
Но для того, чтобы произошло столь обширное духовное изменение,
С мистической пещеры в сердце человека
Небесная Психея должна сбросить её завесу
И шагнуть в переполненные комнаты обычной природы,
И стоять непокрытой пред этой природой,
И управлять её мыслями, и наполнять тело и жизнь.
Повинуясь высшему приказу, она села:
Время, жизнь и смерть были преходящими инцидентами,
Преграждая их преходящим видом её взгляд,
Её взгляд, что должен прорваться сквозь и освободить бога,
Заключённого в лишённом видений смертном человеке.
Низшая природа, рождённая в невежестве,
Ещё занимала слишком большое место, она скрывала её саму
И должна быть отодвинута в сторону, чтобы ей найти её душу.

Конец Второй Песни

перевод 08-10 октября 2019 г.

ред. 16.11.2022

 Отправлено: 16.11.22 13:26. Заголовок: Книга 7 Песнь III ..

Книга 7

Песнь III
ВХОЖДЕНИЕ ВО ВНУТРЕННИЕ СТРАНЫ

Сначала из занятого гулом ума,
Словно с шумного переполненного рынка, в пещеру
Магией внутреннего момента она вошла.
Абсолютная безмолвная пустота стала ею самой:
Её ум, не посещаемый голосами мысли,
Уставился в немую бесконечность глубокой пустоты.
Её высоты отступили, её глубины за ней закрылись;
Всё убежало от неё и оставило её пустой.
Но когда она возвращалась к её "я" мысли,
Вновь она становилась человеческим существом на земле,
Частью Материи, домом закрытого взгляда,
Умом, принуждаемым мыслить нашим невежеством,
Жизненной силой, вдавленной в лагерь трудов,
А материальный мир-- её ограничивающим полем.
Поражённая, подобная некто незнающему, она искала её путь
Из клубка невежественного прошлого человека,
Что принимал поверхностную личность за душу.
Затем заговорил Голос, обитавший на тайных высотах:
"Ты ищешь для человека, а не только для себя.
Только если Бог принимает человеческий ум
И надевает смертное невежество, как его плащ,
И делает себя Карликом с тройным шагом,
Он может помочь человеку превратиться в Бога.
Как человек, замаскированное космическое Величие трудится
И находит мистические недоступные врата,
И открывает золотую дверь Бессмертного.
Человек, гуманоид следует по человеческим стопам Бога.
Принимая его тьму, ты должна принести ему свет,
Принимая его печаль, ты должна принести блаженство.
В теле из Материи [должна] найти твою рождённую небом душу."
Тогда Савитри вынырнула из стен её тела
И встала с небольшим промежутком в стороне от себя,
И заглянула в глубины её тонкого существа,
И в его сердце, как в бутоне лотоса,
Предугадала её тайную и мистическую душу.
У тусклого портала внутренней жизни,
Что не выпускает из наших глубин ум тела
И всё, что живёт, кроме дыхания тела,
Она постучала и надавила на врата из чёрного дерева.
Живой портал заскрипел угрюмыми петлями:
Тяжело, неохотно он сетовал инертно
На тиранию прикасания духа.
Грозный голос вскричал изнутри:
"Назад, создание земли, чтобы ты не умерла в муках и терзаниях."
Страшный ропот поднялся, как смутное море;
Змей порога с шипением поднялся,
Фатальный страж в капюшоне с чудовищными кольцами,
Гончие тьмы зарычали, разинув пасти,
А тролли, гномы и гоблины хмурились и таращились,
И дикий звериный рык будоражил кровь страхом
И угроза бормотала на опасном языке.
Непоколебимо её воля давила на жёсткие прутья:
Ворота широко распахнулись с протестующим скрежетом,
Противостоящие Силы отвели их ужасную охрану;
Её существо вошло во внутренние миры.
В узком проходе, вратах подсознания,
Она дышала с трудом и болью и стремилась
Отыскать внутреннее "я", скрытое в чувствах.
В плотность тонкой упакованной Материи,
[В] полость, заполненную слепой массой силы,
[С] противостоянием из обманчивых сияний,
[С] тяжёлым барьером из невидящего зрения
Она пролагала её путь сквозь тело к душе.
Она прошла через опасную пограничную линию,
Где Жизнь погружается в подсознательный сумрак
Или пробивается из Материи в хаос ума,
Кишащий элементарными сущностями
И дрожащими формами смутной полутелесной мысли,
И грубыми началами несдержанной силы.
Сначала там была трудная узость,
Давление неопределённых сил и дрейфующих воль;
Ибо всё было там, но ничто [не было] на его месте.
Временами открывание происходило, дверь размыкалась;
Она пересекла пространства тайного "я"
И ступила в переходы внутреннего Времени.
Наконец она прорвалась в форму вещей,
Начало конечности, мир чувства:
Но всё по-прежнему путалось, ничто само не находилось.
Души там не было, а только крики жизни.
Толпа и шумный воздух окружили её.
Орда звуков игнорировала значение,
Диссонирующее столкновение криков и противоположных призывов;
Толпа видений прорвалась сквозь зрение,
Теснящаяся последовательность, лишённая смысла и порядка,
Чувства толкались в переполненном и обременённом сердце,
Каждое пробивало его отдельный непоследовательный путь
И не заботилось ни о чём, кроме движения его эго.
Ралли без ключа общей воли,
Мысль глазела на мысль и тянула за упругий мозг,
Словно для того, чтобы сорвать разум с его места
И бросить его труп в придорожный сток жизни;
Так мог бы [он,] забытый, лежать в грязи Природы,
Покинутый убитым стражем души.
Так могла бы сила жизни стряхнуть с себя власть ума,
Природа отреклась бы от правления духа,
И голые элементальные энергии
Сделали бы из чувства славу безграничной радости,
Великолепие экстатической анархии,
Упоение, могучее и безумное, от полного блаженства.
Это был инстинкт чувства пустоты души,
Или, когда душа спит, скрытая, - пустоты силы,
Но теперь витальное божество просыпается внутри
И поднимает жизнь прикасанием Всевышнего.
Но как придут слава и пламя,
Если ум будет отброшен в бездну?
Ибо тело без ума не имеет света,
Восторга духа от чувства, радости жизни;
Всё тогда становится подсознательным, мрачным,
Бессознательность ставит её печать на странице Природы
Или же безумный беспорядок кружит мозг,
Посылая [его] по разрушенным дорогам Природы,
Хаос беспорядочных импульсов,
При которых не может прийти ни свет, ни радость, ни покой.
Это состояние теперь угрожало, она его отталкивала от себя.
Как будто по длинной бесконечной качающейся улице
Одна, ведомая среди топота спешащей толпы,
Час за часом она шагала, не отпуская,
Удерживая её волей бессмысленную свору на расстоянии;
Из-под ужасного пресса она извлекла её волю
И сосредоточила её мысль на спасительном Имени;
Тогда всё стихло и опустело; она была свободна.
Пришло большое избавление, обширное спокойное пространство.
Некоторое время она двигалась сквозь пустое спокойствие
Обнажённого Света невидимого солнца,
Пустоту, что была бестелесным счастьем,
Блаженным вакуумом безымянного покоя.
Но теперь фронт ещё более мощной опасности приближался:
Давление телесного ума, размышление Бессознательного
Из бесцельных мыслей и воли отпали от неё.
Приближаясь, маячила гигантская голова Жизни,
Неуправляемой умом или душой, подсознательной, просторной.
Она вложила всю силу в единственный порыв,
Она превратила её силу в мощь опасных морей.
В тишину её безмолвного "я",
В белизну её медитации Пространства
Наплыв, поток скорости Жизни
Ворвался, будто стегаемая ветром гонимая толпа волн,
Мчащихся по бледному подножию летнего песка;
Она затопила её берега, гора взбирающихся волн.
Огромен был её обширный и страстный голос.
Он взывал к её слушающему духу, когда он бежал,
Требуя подчинения Бога отцепившейся Силе.
Глухая сила, взывающая к немому статусу,
Тысяча голосов в приглушённом Просторе,
Она требовала поддержки сердца для её хватки радости,
Для её нужды действовать - согласия свидетельствующей Души,
Для её жажды силы - печати её нейтрального существа.
В широту её наблюдающего "я"
Она принесла грандиозный порыв Дыхания Жизни;
Её поток нёс надежды и страхи мира,
Всей жизни, всей Природы неудовлетворённый голодный крик
И жажду, что вся вечность не может наполнить.
Она взывала к горним тайнам души
И к чуду никогда не умирающего огня,
Она говорила с неким первым невыразимым экстазом,
Скрытым в творческом биении Жизни;
Из низших невидимых глубин она вырвала
Её соблазн и магию беспорядочного блаженства,
В свет земли влила её путаницу замысловатого очарования
И пьянящую тягу примитивной радости Природы,
Огонь и тайну запретного наслаждения,
Выпитого из бездонного колодца мирового либидо,
И медово-сладкое ядовитое вино похоти и смерти,
Но мечтала об урожае славы богов жизни
И ощущала золотое жало небесного восторга.
Циклы бесконечности желаний
И мистики, что делали нереализованный мир
Шире, чем узнанное, и ближе, чем неизвестное,
В котором вечно охотятся гончие ума и жизни,
Искушали глубоко неудовлетворённый порыв внутри
Тосковать по несбывшемуся и вечно далёкому,
И превращали эту жизнь на ограниченной земле
В восхождение к вершинам, исчезающим в пустоте,
В поиск славы невозможного.
Она мечтала о том, что никогда не было познано,
Она хваталась за то, что никогда не было завоёвано,
Она преследовала в Элизиумной памяти
Очарования, что бегут из скоро утрачиваемого восторга сердца;
Она осмелилась на силу, что убивает, на радости, что ранят,
На образные формы незавершённых вещей
И на призыв к Цирцейскому трансмутирующему танцу,
И на страстное владение дворами любви,
И на ярость дикого Зверя, и на возню с Красотой и Жизнью.
Она принесла её крик и всплеск противоположных сил,
Её моменты прикосновения к светящимся планам,
Её огненные восхождения и устремлённые в небо обширные попытки,
Её огненные башни мечты, построенные на ветрах,
Её погружения во тьму и бездну,
Её мёд нежности, её крепкое вино ненависти,
Её смены солнца и облаков, смеха и слёз,
Её бездонные ямы опасности и глотающие бездны,
Её страх и радость, её экстаз и отчаяние,
Её оккультные колдовства, её простые линии
И великие причастия, и возвышающие движения,
Её веру в небеса, её общение с адом.
Эти силы не притуплялись от мёртвого груза земли,
Они давали вкус амброзии и жало яда.
Страсть была во взгляде Жизни,
Что видела небо голубым в сером воздухе Ночи:
Импульсы, направленные к Богу, парили на крыльях страсти.
Стремительные мысли Ума всплывали из их высоких шей,
Сияя великолепием, как радужная грива,
Парюра света чистой интуиции;
Её пламенноногому галопу они могли подражать:
Голоса ума имитировали напряжение вдохновения,
Его удар непогрешимости,
Его скорость и молниеносный небесный прыжок богов.
Острый клинок, что рубит сети сомнений,
Его меч проницательности казался почти божественным.
Но всё это знание было заимствовано у солнца;
Формы, что приходили, не были естественными порождениями небес:
Внутренний голос мог произнести Слово нереального;
Его могущество, опасное и абсолютное,
Могло смешать яд с вином Бога.
На этих высоких блестящих спинах могла скакать ложь;
Истина с восторгом лежала в страстных объятиях ошибки,
Скользя вниз по течению на весёлой позолоченной барже:
Она окаймляла её луч великолепной ложью.
Здесь, в низших царствах Жизни, встречаются все противоположности;
Истина смотрит и делает её дела с забинтованными глазами,
А Невежество здесь покровительствует Мудрости:
Эти галопирующие копыта на скорости их энтузиазма
Могут нести к опасной промежуточной зоне,
Где Смерть ходит, нося одеяние бессмертной Жизни.
Или они входят в долину блуждающего Блеска,
Откуда, пленники или жертвы благовидного Луча,
Души, пойманные в ловушку в этой области, никогда не могут выйти.
Агенты, а не хозяева, они служат желаниям Жизни,
Вечно трудясь в силках Времени.
Их тела, рождённые из чрева некоего Ничто,
Заманивают дух в мечтания момента,
Затем погибают, извергая бессмертную душу
Из чрева Материи в клоаку Ничего.
Всё же некоторые, не уловленные, не убитые могут осторожно пройти,
Неся образ Истины в защищённом сердце,
Вырвать Знание из скрытой хватки ошибки,
Пробить пути сквозь слепые стены маленького "я",
Затем отправиться дальше, чтобы достичь более великой жизни.
Всё это проносилось мимо неё и казалось её видящему взгляду,
Как будто вокруг высокого и безгласного острова
Шум воды с далёких неизвестных холмов
Поглощал его узкие берега толпящимися волнами
И создавал голодный мир белой дикой пены:
Спешащий, дракон с миллионом ног,
С его пеной и криком грохота пьяного великана,
Подбрасывая гриву Тьмы в небо Бога,
Он затихал, удаляясь в отдалённый рёв.
Затем вновь улыбнулся большой и спокойный воздух:
Голубые небеса, зелёная земля, партнёры царства Красоты,
Жили как прежде, товарищи по счастью;
И в сердце мира смеялась радость жизни.
Всё теперь было тихо, земля сияла, сухая и чистая.
Сквозь всё это она не двигалась, не погружалась в тщетные волны.
Из безбрежности безмолвного "я"
Сбежал крик Жизни; её дух был нем и свободен.

Затем, продвигаясь вперёд сквозь широкую тишину "я",
Она вошла в сверкающее упорядоченное Пространство.
Там Жизнь обитала, оставленная в вооружённом спокойствии;
Цепь была на её сильном мятежном сердце.
Приученная к скромности размеренного шага,
Она уже не хранила её неистовой страсти и порыва;
Она утратила беззаботное величие её вдохновения
И обильное великолепие её царственной силы;
Обузданы были её могучие пышности, её роскошное расточительство,
Отрезвлены пирушки её вакхической игры,
Были урезаны её траты на базаре желания,
Принуждена её деспотичная воля, танец её фантазии,
Холодная флегматичность сковывала буйство чувств.
Царственность без свободы была её уделом;
Правительница на троне повиновалась её министрам:
Её слуги - разум и чувство, - управляли её домом:
Границы её духа они набросали в жёстких линиях
И, охраняя фалангой из бронированных правил
Уравновешенное царствование разума, сохраняли порядок и мир.
Её воля жила, замкнутая в непреклонных стенах закона,
Принуждаема была её сила цепями, что притворялись украшающими,
Воображение было заключено в крепость,
Её бессмысленный и распущенный фаворит;
Уравновешенность реальности и симметрия разума
Были поставлены на их места, охраняемые выстроенными фактами,
Они дали для трона душе скамью Закона,
Для царства - маленький мир правила и линии:
Вековая мудрость, сморщенная до линий схолиаста,
Сжалась по образцу в копировальном аппарате.
Всемогущей свободы Духа здесь не было:
Учительский ум захватил огромное пространство жизни,
Но предпочитал жить в голых и жалких комнатах,
Остающихся вдали от слишком обширной опасной Вселенной,
Боясь потерять его душу в бесконечности.
Даже широкий размах Идеи был вырезан
В системе, прицепленной к неподвижным колоннам мысли
Или прикованной к твёрдой основе Материи:
Или же душа терялась в её собственных высотах:
Подчиняясь высоколобому закону Идеала,
Мысль воздвигала трон на несубстанциальном воздухе,
Презирая плоскую тривиальность земли:
Она запретила реальности жить в её мечтах.
Или же всё шагало в системную вселенную:
Империя Жизни была управляемым континентом,
Её мысли - армией, ранжированной и дисциплинированной;
Одетые в форму, они хранили логику их постоянного места
По приказу тренированного разума центуриона.
Или каждая входила в её положение, подобно звезде,
Или маршировала по неподвижным и сложенным из созвездий небесам,
Или хранила её феодальный ранг среди её сверстников
В неизменной космической иерархии неба.
Или, подобно высокородной деве с целомудренными глазами,
Которой запрещено ходить открытыми публичными путями,
Она должна [была] двигаться в тесных уединённых покоях,
Чувствуя себя в монастырской жизни или на садовой тропке.
Жизнь была обречена на безопасный ровный путь,
Она не осмеливалась искушаться большими и трудными высотами
Или взбираться, чтобы стать рядом с одинокой звездой,
Или обходить опасность пропасти,
Или искушаться опасным смехом пенно-вихрящихся разрушителей -
Лирики приключений, любителя опасности,
Или призывать в её покои какого-то пылающего бога,
Или покидать пределы мира и быть там, где нет границ,
Встречать страстью сердца Восхитительное
Или поджигать мир внутренним Пламенем.
Наказуемая за эпитеты в прозе жизни,
Она должна заполнить цветом лишь её санкционированное пространство,
Не вырываться из кабины идеи,
Не посягать на ритмы, слишком высокие или обширные.
Даже когда она парила в идеальном воздухе,
Полёт мысли не терялся в небесной синеве:
Она рисовала в небесах узорный цветок
Дисциплинированной красоты и гармоничного света.
Умеренный бдительный дух управлял жизнью:
Его действия были инструментами обдуманной мысли,
Слишком холодной, чтобы разжечь огонь и поджечь мир,
Или осторожными дипломатическими ходами разума,
Проверяющими средства к заранее установленной цели,
Или на высочайшем уровне - неким планом спокойной Воли
Или стратегией некоего Высшего Командования изнутри,
Чтобы завоевать тайные сокровища богов
Или добыть для замаскированного короля некий славный мир,
А не рефлексом спонтанного "я",
Показателем существа и его настроений,
Взмахом сознательного духа, таинством
Общения жизни с неподвижным Всевышним
Или его чистым движением по дороге Вечности.
Или же для тела некой высокой Идеи
Был выстроен дом из слишком тесно пригнанных кирпичей;
Действие и мысль цементировали стену
Маленьких идеалов, ограничивающих душу.
Даже медитация размышляла на узкой скамье;
И поклонение обращалось к исключающему Богу,
Универсальному молились в часовне,
Чьи двери были закрыты от вселенной;
Или преклоняли колени перед бестелесным Безличным
С умом, закрытым для крика и огня любви:
Рациональная религия высушивала сердце.
Она планировала плавные жизненные действия по правилам этики
Или предлагала холодную и лишённую пламени жертву.
Священная Книга лежала на освящённом столе,
Обёрнутая в шёлковые нити интерпретации:
Кредо запечатывало её духовный смысл.

Здесь была тихая страна неподвижного ума,
Здесь жизнь больше не была всем, и не было голоса страсти;
Крик чувства тонул в тишине.
Ни души не было там, ни духа, а только ум;
Ум претендовал быть духом и душой.
Дух видел себя как форму ума,
Терял себя в славе мысли,
Свет, что делал невидимым солнце.
Она вошла в твёрдое и устоявшееся пространство,
Где всё было спокойно, и все вещи сохраняли их места.
Каждый находил то, что искал, и знал его цель.
Всё удерживало финальную последнюю стабильность.
Там стоял впереди тот, кто нёс власть
На важном челе и владел жезлом;
Приказ был воплощён в его жесте и тоне;
Окаменевшая мудрость традиции вырезала его речь,
Его изречения смаковались оракулом.
"Путешественница или пилигрим внутреннего мира,
Тебе повезло достичь нашего сверкающего воздуха,
Пылающего высшей окончательностью мысли.
О стремящаяся к совершенному пути жизни,
Здесь найди его; отдохни от поиска и живи в мире.
Нам принадлежит дом космической уверенности.
Здесь истина, гармония Бога здесь.
Зарегистрируй твоё имя в книге избранных,
Допущенных санкцией от немногих,
Прими твоё положение в знании, твой пост в уме,
Твой билет порядка, нарисованный в бюро Жизни,
И восславь твою судьбу, что сделала тебя одной из нас.
Всё здесь, маркированное и связанное, ум может знать,
Всё спланировано законом, что Бог допускает к жизни.
Это конец, и здесь нет запредельного.
Здесь безопасность окончательной стены,
Здесь ясность меча света,
Здесь победа единой Истины,
Здесь горит алмаз безупречного блаженства.
Любимец Небес и Природы живёт."
Но слишком довольному и уверенному мудрецу
Савитри отвечала, бросив в его мир
Глубокое освобождение взгляда, вопрошающий внутренний голос сердца:
Ибо здесь сердце не говорило, лишь ясный дневной свет
Интеллекта царил, ограниченный, холодный, точный.
"Счастливы те, кто в этом хаосе вещей,
В этом приходе и уходе ног Времени
Может найти единственную Истину, вечный Закон:
Неприкосновенные, они живут надеждой, сомнением и страхом.
Счастливы люди, укоренённые в твёрдой вере
В этот неопределённый и неоднозначный мир,
Или те, кто посадил в богатую почву сердца
Одно малое зерно духовной уверенности.
Счастливейшие, кто стоит на вере, как на скале.
Но я должна пройти, оставив законченный поиск,
Округлый результат Истины, незыблемый, неизменный,
И это гармоничное строение мирового факта,
Это упорядоченное знание видимых вещей.
Здесь я не могу оставаться, ибо я ищу мою душу."
Никто не отвечал в этом ярком довольном мире,
Или лишь поворачивался на его привычный путь,
Удивлённый, услышав вопрос в этом воздухе
Или мысли, что всё ещё могли обратиться к Запредельному.
Но некоторые роптали, прохожие из родственных сфер:
Каждый по его кредо судил о мысли, что она говорила.
"Кто же тогда тот, кто не знает, что душа -
Это ничтожная железа или нарушение секреции,
Тревожащее разумное правление ума,
Нарушающее функцию мозга,
Или жажда, поселившаяся в смертном доме Природы,
Или сон, нашёптанный в пещере гулких мыслей человека,
Кто продлил бы его краткий несчастный срок
Или уцепился бы за жизнь в море смерти?"
Но другие: "Нет, она ищет её дух.
Великолепная тень имени Бога,
Бесформенный блеск из царства Идеала,
Дух - это Святой Дух Ума;
Но никто не прикасался к его членам и не видел его лица.
Каждая душа - распятый Сын великого Отца,
Ум - единственный родитель этой души, её сознательная причина,
Почва, на которой трепещет краткий преходящий свет,
Ум, единственный творец видимого мира.
Всё, что здесь есть - часть нашего собственного "я";
Наш ум создал мир, в котором мы живём."
Другой, с мистическими и неудовлетворёнными глазами,
Кто любил его убитую веру и оплакивал её смерть:
- Остался ли кто-нибудь, кто ищет Запредельное?
Может ли ещё тропа быть найдена, врата открыты?"

Так она путешествовала сквозь её безмолвное "я".
На дорогу она вышла, переполненную жаркой толпой,
Что мчалась, сверкая огненными ногами, с солнечными глазами,
Стремясь достичь таинственной стены мира
И пройти через замаскированные двери во внешний ум,
Куда не проникает ни Свет, ни мистический голос,
Посланники из нашего подсознательного величия,
Гости из пещеры тайной души.
В тусклую духовную дремоту они прорываются
Или проливают широкое чудо на наше бодрствующее "я",
Идеи, что преследуют нас сияющей поступью,
Мечты, что намекают на нерождённую Реальность,
Странные богини с глубоко-озёрными магическими глазами,
Сильные ветроволосые боги, несущие арфы надежды,
Великие лунного цвета видения, скользящие по золотому воздуху,
Солнечно-мечтательные головы и звёздно-резные ноги стремления,
Эмоции, делающие обычные сердца возвышенными.

И Савитри, смешавшись с этой славной толпой,
Возжаждав духовного света, который они несли,
Тут же страстно захотела поспешить, как и они, спасти Божий мир;
Но она обуздала высокую страсть в её сердце;
Она знала, что сначала должна открыть её душу.
Только тот, кто спасает себя, может спасти других.
Обратным образом она столкнулась с загадочной правдой жизни:
Они, неся свет страждущим людям,
Нетерпеливыми ногами спешили во внешний мир;
Её глаза были обращены к вечному источнику.
Протянув руки, чтоб остановить толпу, она закричала:
"О, счастливая компания сияющих богов,
Укажите, кто знает, дорогу, по которой я должна идти, -
Ибо, несомненно, этот яркий квартал - ваш дом, -
Чтобы найти место рождения оккультного Огня
И глубокое жилище моей тайной души".
Кто-то ответил, указав на безмолвие, тусклое
На отдалённой границе сна,
На каком-то далёком заднем плане внутреннего мира.
"О Савитри, мы пришли из твоей скрытой души.
Мы - посланники, оккультные боги,
Которые помогают серым и тяжёлым невежественным жизням людей
Пробудиться к красоте и чуду вещей,
Прикасаясь к ним славой и божественностью;
Во зле мы зажигаем бессмертное пламя добра
И несём факел знания по невежественным путям;
Мы - твоя воля и воля всех людей к Свету.
О, человеческая копия и личина Бога,
Кто ищет божество, что ты скрываешь,
И живёт Истиной, что ты не знаешь,
Следуй по извилистой дороге мира к её началу.
Там, в тишине, которую немногие когда-то достигали,
Ты увидишь огонь на голом камне
И глубокую пещеру твоей тайной души".
Затем Савитри, следуя по большой извилистой дороге,
Пришла туда, где она превращалась в узкую тропинку,
По которой ступали лишь редкие израненные ноги паломников.
Несколько ярких форм вынырнули из неведомых глубин
И посмотрели на неё спокойными бессмертными глазами.
Не было звука, чтобы нарушить задумчивую тишину;
Ощущалась безмолвная близость души.

Конец Третьей Песни

Октябрь 2019 г., 16.11.2022

 Отправлено: 16.11.22 14:54. Заголовок: ­Песнь IV ТРОЙСТВЕННЫ..

*PRIVAT*