Это был час до пробуждения Богов. Прямо на пути божественного События Огромный предчувствующий ум Ночи, один В её неосвещённом храме вечности, Лежал, вытянувшись неподвижно, на краю Безмолвия. Ощущалась почти лишь одна непрозрачная, непроницаемая, В мрачном символе её (Ночи) безглазого размышления Пропасть бестелесной Бесконечности; Бездонный ноль оккупировал мир. Сила себя падшего безграничного проснулась Между первым и последним Небытием, Окликая тёмное лоно, из которого она пришла, Отворачиваясь от неразрешимой тайны рождения И медленного процесса смертности, И стремилась достичь своего конца в пустом Ничто. Как в тёмном начале всех вещей, Немое безликое подобие Неизвестности, Вечно повторяющее неосознаваемые действия, Вечно продлевающее невидящую волю, Убаюкивало космическую дрёму невежественной Силы, Чей движущийся творческий сон зажигает солнца И несёт наши жизни в его сомнамбулическом вихре. Наперекор пустому чудовищному трансу Пространства, Его бесформенному ступору без ума и жизни, Как тень, кружащаяся в бездушной Пустоте, Вновь отброшенная назад в бездумные сны, Вращалась Земля, оставленная в пустых безднах, Забыв свой дух и свою судьбу. Бесстрастные небеса были безучастны, пусты, неподвижны. Затем что-то возникло в непостижимой тьме; Безымянное движение, безмысленная Идея, Настойчивое, неудовлетворённое, не имеющее цели Нечто, что желало быть, но не знало как, Дразнило Несознанье, чтобы пробудить Невежество. Мука, что пришла и оставила дрожащий след, Уступила место старому, утомлённому неисполненному хотению В мире, в его подсознательной безлунной пещере Поднять голову и искать отсутствующий свет, Напрягая закрытые глаза исчезнувшей памяти, Как тот, кто ищет себя прошлого, Но встречает лишь мёртвые тела своих желаний. Как будто даже в этой глубине Ничто, Даже в ядре этого окончательного распада Скрывалась никак не вспоминающаяся сущность, Выжившая из убитого и похороненного прошлого, Осуждённая возобновлять усилие и боль, Возрождающаяся в другом разочарованном мире. Бесформенное сознание пожелало света, И пустое предвидение устремилось к отдалённому изменению. Как если бы детский пальчик касался щеки, Напоминая о бесконечной нужде в вещах Беспечной Матери вселенной, Младенческое стремление ухватилось за мрачный Простор. Неощутимо где-то появилась брешь: Длинная одинокая линия колеблющегося цвета, Подобно смутной улыбке, искушающей сердце пустоты, Потревожила далёкий край тёмного сна жизни. Прибыв с другой стороны бесконечности, Глаз божества вглядывался в немые глубины; Скаут в разведке от солнца, кто, Казалось, среди тяжёлого космического отдыха, Вялости болезненного и утомлённого мира Ищет для духа, одинокого и покинутого, Слишком падшего, вспомнить о забытом блаженстве. Вмешавшись в безразумную вселенную, Его послание прокралось через сопротивлявшуюся тишину, Вызывая приключение сознания и радости, И, завоёвывая разочарованную душу Природы, Вынуждало возобновлять согласие видеть и чувствовать. В беззвучной Пустоте была посеяна мысль, Внутри глубин темноты родилось чувство, В сердце Времени дрогнула память, Как если бы душу, давно умершую, подвигнули жить: Но забвение, что следует за падением, Стёрло переполненные записи прошлого, И всё, что было разрушено, нужно было восстанавливать, И старый опыт с трудом вновь нарабатывать. Всё может быть сделано, если божественное касание в нём. Надежда прокралась в то, что едва осмеливалось быть Среди несчастного безразличия Ночи. Подобный просителю в чуждом мире, С застенчивой и рискованной инстинктивной грацией, Осиротевший и вытесненный искать для себя дом, Заблудшее чудо без места, чтобы жить, В отдалённый уголок неба там пришёл Неясный призыв медленного чудотворного жеста. Настойчивый трепет преобразующего касания Убеждал инертное чёрное спокойствие, А красота и чудо встревожили поля Бога. Блуждающая рука бледного чарующего света, Что пылал на краю исчезающего момента, Поставила с золотыми створками на опалесцирующих петлях Ворота снов, приоткрытых на краю тайны. Один прозрачный угол указывал скрытые вещи, Вызванные для взора в мировой слепой необъятности. Темнота проваливалась и, как падающий плащ, скользила С наклонившегося тела Бога. Затем через бледный просвет, которого, казалось, сначала Едва достаточно для струйки от солнц, Пролились откровение и пламя. Краткий вечный знак свыше повторился. Очарование недостигнутых трансцендентностей Переливалось славой Незримого, Послание из Света неведомого бессмертного Пылало на дрожащем краю творения, Заря воздвигала её ауру изумительных оттенков И сажала в часы семя великолепия. Мгновенный посетитель, божественность сияла. На тонкой грани жизни на некоторое время встало Видение И склонилось над обдумыванием чела земли. Интерпретируя красоту и блаженство, скрытые В цветных иероглифах мистического смысла, Оно написало строки значимого мифа, Рассказывающие о величии духовных рассветов, Бриллиантовый код, сочинённый небом для [этой] страницы. В тот день почти раскрылось прозрение, От которого наши мысли и надежды - сигнальные вспышки; Одинокое великолепие от невидимой цели Было почти вброшено в непрозрачную Пустоту. Снова шаг потревожил пустующие Просторы; Центр бесконечности, Лик восторженного покоя Отделил вечные крышки, что открывают небеса; Форма из далёких блаженств казалась близкой. Посланница между вечностью и изменением, Всезнающая Богиня склонилась через широты, Что обёртывают собой судьбоносные путешествия звёзд, И видела места, готовые для её ног. Едва оглянувшись на её скрытое солнце, Сразу же, исполненная мысли, приступила к её бессмертной работе. Земля почувствовала прохождение Неувядающей близко: Пробуждающееся ухо Природы услышало её шаги И широта повернулась к ней своим безграничным взглядом, И, разбросанная на запечатанных глубинах, её светящаяся улыбка Зажгла огнём безмолвие миров. Посвящение и действо всё возрастали. Воздух был живой связью между землёй и небесами; Ширококрылый гимн великого священного ветра Возник и стих над алтарями холмов; Высокие ветви молились в открытом небе. Здесь, где наше полуосвещённое невежество окаймляет пучины На немой груди неоднозначной земли, Здесь, где никто не знает даже на шаг вперёд, А Истина воздвигает трон на тёмном фоне сомнения, На этом мучительном и ненадёжном поле тяжкого труда, Простирающемся под неким великим безразличным взглядом, Беспристрастным свидетелем нашей радости и бед, Наша распростёртая земля получила луч пробуждения. Здесь тоже видение и пророческий отблеск Превратили в чудеса обычные формы без смысла; Затем божественное откровение, исчерпав себя, удалилось, Нежелаемое, из диапазона смертных исчезло. Сокровенная жажда задержалась в его следе, Поклонение Присутствию и Силе, слишком совершенным, Чтобы удержаться связанными смертью сердцами, Предвидение чудесного будущего рождения. Лишь малый свет бога может остаться: Духовная красота, освещающая черты человеческого вида С их страстью и тайной маской Материи, И расточительная вечность в биениях Времени. Как, когда душа приближается к порогу рождения, Соприкасая смертное время с Безвременным, Искра божества теряется в склепе Материи, Её блеск исчезает в несознательных планах, Так и это преходящее сияние магического огня Теперь рассеялось в ярком привычном воздухе. Послание прекратилось и умолк посланник. Одинокий Зов, не сопровождаемая Сила Вернула в какой-то далёкий тайный мир Оттенок и чудо божественного луча: Она больше не смотрела на нашу смертность. Избыток красоты, естественный для вида богини, Не мог удержать его притязаний на рождённые временем глаза; Слишком мистически-реальное для владения пространством, Её тело славы было вычеркнуто из небес: Редкость и чудо не жили больше. Здесь был обычный свет земного дня. Освобождённая от отсрочки из-за усталости, Вновь молва о скорости Жизни Преследовала циклы её слепых поисков. Все бросились к их неизменным ежедневным действиям; Тысяча народов земли и деревьев Повиновались непредвиденным побуждениям момента, И, лидер здесь с его неуверенным умом, Тот, кто смотрит на покрытое лицо будущего, Человек поднял бремя его судьбы.
И Савитри тоже пробудилась среди этих племён, Что спешили присоединиться к блистательному пению Глашатая И, соблазняемые красотой очевидных путей, Приветствовали свою долю эфемерной радости. Родственная вечности, откуда она пришла, Она не принимала участия в этом маленьком счастьи; Могущественный незнакомец на человеческом поприще, Воплощённый Гость внутри не давал ответа. Зов, что пробуждает скачок человеческого ума, Его изменчиво-нетерпеливое движение преследования, Его окрашенная трепетом иллюзия желания Посещали её сердце подобно сладкой чужой ноте. От времени послание из недолгого света было не для неё. В ней жило страдание богов, Заключённых в нашу преходящую человеческую форму, Бессмертие, побеждаемое смертью существ. Радость более обширной Природы когда-то принадлежала ей, Но не могла долго сохранять свой золотой небесный оттенок Или устоять на этом хрупком земном основании. Узкое движение над глубокой пропастью Времени, Хрупкая малость жизни отрицали силу. Гордую и сознательную широту и блаженство Она принесла с собой в человеческую форму, Спокойное восхищение, что сочетает одну душу со всеми, Ключ к пылающим дверям экстаза. Зерно земли, что нуждается в соке из удовольствия и слёз, Отвергает дар неумирающего восторга: Предложенный дочери бесконечности, Её страстный любви и гибели цветок она дарила. Тщетной теперь казалась величественная жертва. Расточительница её богатой божественности, Саму себя и всё, чем она была, она предоставила людям В надежде, что её великое существо внедрится И в жизнях их тел акклиматизируется, И что небеса смогут естественно произрастать на смертной земле. Трудно это - убедить земную природу измениться; Смертность плохо выдерживает прикасание вечности: Она боится чистой божественной непримиримости Этого нападения эфира и огня; Она бормочет о её безгорестном счастье, Отвергая почти с ненавистью свет, приносимый им; Она дрожит от его обнажённой силы Истины И энергии и сладости его абсолютного Голоса. Навязывая высотам закон пропасти, Она пятнает своей грязью посланников небес: Её шипы падшей природы - защита. Она обращается против спасающих рук Милости; Она встречает сыновей Бога смертью и болью. Красота озарений, пересекающих земную сцену, Их солнечные мысли тускнеют, омрачённые невежественными умами, Их труд предаётся, их благо превращается в зло, Крест - их награда за венец, что они приносят, Они оставляют после себя только сияющее Имя. Огонь пришёл, прикоснулся к человеческим сердцам и ушёл; Некоторые зажглись и поднялись к более великой жизни. Слишком непохожая на мир, она пришла помогать и спасать, Её величие надавило на его невежественную грудь, И из его мутных бездн хлынул страшный ответ, Часть его горя, борьбы, падения. Жить с горем, противостоять смерти на её пути, - Участь смертной стала долей Бессмертной. Так, захваченная в ловушку земных судеб, Пребывающая в ожидании часа её испытания, Изгнанная из её врожденного счастья, Принявшая жизни тёмные земные одежды, Скрывая себя даже от тех, кого любила, Божественность прирастала человеческой судьбой. Тёмное предвидение отделило её От всех, для кого она была светилом и прибежищем; Слишком великая, чтобы передавать [им] опасность и боль, В её порванных глубинах она удерживала горе, что должно прийти. Как тот, кто, приглядывая за людьми, оставленными слепыми, Принимает на себя груз не ведающей ни о чём расы, Укрывая врага, которого она должна кормить своим сердцем, Не зная своих действий, не зная рока, с которым она столкнулась, Без помощи она должна и предвидеть, и бояться, и сметь. Давно предсказанное и фатальное утро наступило, Несущее полдень, что подобен каждому полдню. Поскольку Природа, гуляющая по её могущественному пути, Небрежна, когда она ломает душу, жизнь; Оставляя её убитой позади, она шествует вперёд: Лишь человек замечает да всевидящие глаза Бога. Даже в этот момент отчаяния её души При её мрачном свидании со смертью и страхом Ни крик не сорвался с её губ, ни призыв о помощи; Ни одной душе она не открыла тайну её горя: Покой был в её лице, и мужество удерживало её молчащей. Но всё же её внешнее существо страдало и боролось; Даже её человеческое было отчасти божественным: Её дух открылся Духу во всём, Её природа чувствовала всю Природу, как свою собственную. Обособленная, живя внутри, она несла все жизни; Отстранённая, она несла в себе мир: Её страх был одно с великим космическим страхом, Её сила была основана на космических силах; Любовь универсальной Матери принадлежала ей. Против зла в страдающих корнях жизни, От которого её собственное бедствие - частный случай, Она сделала мистический острый меч из своих мук. Уединённый разум, сердце, широкое, как мир, К неразделённой работе одинокого Бессмертного она поднялась. Сначала жизнь не горевала в её обременённой груди: На этапе первичной сонливости земли Инертная, отпущенная в забвение, Распростёртая, она отдыхала, бессознательно, на грани ума, Тупо и спокойно, как камень или звезда. В глубокой расщелине тишины между двумя царствами Она лежала, удалившаяся от горя, невидимая для заботы, Ничто не напоминало здесь о страдании. Затем медленное слабое воспоминание, подобное тени, колыхнулось, И, вздохнув, она положила руку себе на грудь И узнала близкую и затянувшуюся боль, Глубокую, тихую, старую, сделавшуюся в этом месте естественной, Но [пока] не знала, ни почему она там была, ни откуда она пришла. Сила, что зажигает ум, ещё была отведена: Тяжёлыми, неохотными были слуги жизни, Как рабочие без зарплаты восторга; Угрюмый, факел чувства отказывался гореть; Беспомощный мозг не находил своего прошлого. Лишь смутная земная природа удерживала форму. Но теперь она встряхнулась, её жизнь разделила космический груз. Вызванный безмолвным зовом её тела, Её сильный ширококрылый дух возвратился назад, Назад к ярму невежества и судьбы, Назад к труду и напряжению смертных дней, Освещая путь сквозь странные символические видения, Через отлив морей сна. Её дом Природы почувствовал невидимое влияние, Стремительно осветились жизни затемнённые комнаты, И оконные створки памяти открылись на часах, И усталые ноги мысли подошли к её дверям. Все возвратились к ней: Земля, Любовь и Рок, Древние спорщики, окружили её, Подобно гигантским фигурам, борющимся в ночи: Божества, из тёмного Несознания рождённые, Пробудились к борьбе и острой боли божественного, И, в тени её пылающего сердца, В мрачном центре страшных дебатов Страж безутешной бездны, Унаследовавший долгую муку земного шара, Каменно-неподвижная фигура высокой и богоподобной Боли, Уставился в пространство пристальными невнимательными глазами, Что видели безвременные глубины горя, но не цель жизни. Придавленный своей суровой божественностью, Привязанный к своему трону, он ждал неудовлетворённый Ежедневное приношение её невыплаканных слез. Весь жестокий вопрос человеческих часов ожил вновь. Жертва страдания и желания, Которую Земля предлагает бессмертному Экстазу, Вновь началась под вечной Рукой. Пробуждённая, она выносила сомкнутый марш моментов И видела в этом зелёном улыбающемся опасном мире, И слышала невежественный крик живых существ. Среди обыденных звуков, неизменной сцены Её душа восстала, противостоя Времени и Судьбе. Неподвижная в себе, она собирала силу. Это был день, когда Сатьяван должен умереть.
Сообщение: 418
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 09.12.08 18:39. Заголовок: Письма о Савитри Шри Ауробиндо
"Самым важным для меня является, стала ли каждая строка, сама по себе, законченной и совершенной, не только в целом, но и в каждом слове;... Эти вещи совершаются не с помощью размышления или поиска верного слова – но тут двумя критериями являются видение и вибрация ритма. Также определённое ощущение в солнечном сплетении – солнечное сплетение должно чувствовать удовлетворение, иначе, нужно исправлять опять и опять."
—1936
*
"Я никогда не могу быть уверенным в новых строках «Савитри», пока я не посмотрю на них опять, спустя некоторое время. Кроме качества новых строк, есть ещё их согласованность с общим целым, которую я изменял более всего другого в моих последних переработках."
Сообщение: 419
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 09.12.08 21:31. Заголовок: Песнь 2
Песнь 2 Выбор
Уйдя на время в тайные поля мысли, Её ум двигался в многообразном прошлом, Что вновь ожило и видело приближение такого конца: Умирая, оно жило незабываемым в ней; Преходящее и исчезающее для преходящих глаз, Невидимый, роковой призрак самого себя, Оно несло будущее на своей призрачной груди. Вдоль далеко-простирающегося следа мимолётного события Поток настойчивых часов обращался вспять, И на отмели таинственного наводнения, Населённой самыми любимыми формами, сейчас ею не замечаемыми, И тонкими образами вещей, что были тогда, Её свидетельствующий дух стоял, пересматривая Время. Всё, на что она когда-то надеялась, что мечталось и сбылось, Пролетало мимо орло-крылым по небесам памяти. Как в многоцветной пылающей внутренней заре, Её жизни широкие дороги и их сладкие обходные тропки Лежали, отображаемые её солнечно-ясным вспоминающим взглядом, От яркой страны её детских дней И голубых гор её устремлённой юности И райских рощ и павлиньих крыльев Любви, Радуясь, складывались под молчащей тенью рока В последний поворот, где небеса состязались с адом. Двенадцать страстных месяцев вели в день судьбы. Абсолютная сверхъестественная тьма Иногда падает на человека, когда он приближается к Богу: Час наступает, когда подводят средства всей Природы; Вырванный из защищающего Невежества И брошенный назад в его голую первичную нужду, Он должен, наконец, сбросить с себя свою поверхностную душу И стать необлачённой сущностью внутри: Этот час теперь настал для Савитри. Она достигла точки, где жизнь должна стать напрасной Или, пробудившись в её нерождённом элементе, Её воля должна отменить судьбу её тела. Лишь для вневременной силы нерождённого духа Возможно поднять ярмо, налагаемое рождением во времени. Лишь Сам, что строит эту форму себя самого, Может стереть зафиксированную бесконечную линию, Что связывает эти меняющиеся имена, эти бесчисленные жизни, Эти новые забывающие личности, И продолжает скрывать в наших сознательных действиях След старых забытых мыслей и деяний, Отрицая сокровище наших похороненных самостей, Обременённых наследуемым от наших исчезнувших форм, Вслепую принятым телом и душой. Эпизод в незапамятной истории, Его начало потеряно, его мотив и сюжет скрылись, Как только живая история подготовила и сотворила Нашу нынешнюю судьбу, дитя прошлых энергий. Неподвижность космических последовательностей, Закреплённых скрытыми неизбежными связями, Она должна разрушить, сместить силой своей души Её прошлое, преграду на дороге Бессмертного, Сровнять с землёй и заново сформировать свою судьбу. Общение с изначальными Богами, Встречаемыми на границах неизвестного, Споры её души с воплощённым Ничто Должны были проходить на опасном тусклом фоне: Её существо должно противостоять его бесформенной Причине, Против вселенной уравниваясь единственно самим собой. На голой вершине, где Самость наедине с Ничто, И жизнь не имеет смысла, а любовь - места, чтобы встать, Она должна защитить свой жребий на грани исчезновения, В смертельной пещере мира поддержать жизни беспомощное утверждение И отстоять своё право быть и любить. Должна быть изменена жёсткая экономика Природы; Освобождённая, она должна победить эти связи прошлого, Исчерпав старый счёт страдания, Вычеркнуть из Времени длинный составной долг души И тяжёлые рабства у Кармических Богов, Медленную месть неумолимого Закона И глубокую необходимость универсальной боли, И трудную жертву, и трагическое последствие. Сквозь безвременный барьер она прорваться должна, Пронизать её мыслящими глубинами чудовищную тишину Пустоты, Посмотреть в одинокие глаза бессмертной Смерти И своим обнажённым духом измерить ночь Бесконечности. Великий и скорбный момент теперь был близок. Как отправленный батальон марширует к его року, Последние долгие дни шагали тяжёлой поступью, Долго, но слишком скоро проходили, слишком скоро конец. Один среди множества любимых лиц, Осознающий среди неведения счастливых сердец, Её бронированный дух на часах нёс вахту, Прислушиваясь к предсказанному ужасному шагу В закрытой красоте нечеловеческих дебрей. Боец в молчащих ужасных списках, Миру неизвестная, для мира она стояла: Нет помощника, [лишь] Сила внутри спасала её; Не было свидетеля с земными глазами; [Только] Боги выше и одинокая Природа ниже Были наблюдателями этой могущественной борьбы. Вокруг неё были строгие указующие в небо холмы И зелёные шелестящие широкие глубоко задумавшиеся леса, Постоянно бормочущие в их приглушённом очаровании. Плотная великолепная цветная озабоченная самой собой жизнь, Драпированная в яркую изумрудную монотонность листвы И усаженная пёстрыми солнечными бликами и блаженными цветами, Окружала уединённую сцену её судьбы. Там она возросла до высот её духа: Гений титанического молчания, Погрузивший её душу в своё широкое одиночество, Показал ей её существа обнажённую реальность И совместил её саму с её окружением. Его одиночество возвеличило её человеческие часы С фоном из вечного и уникального. Сила нетребовательной прямой необходимости Уменьшила тяжёлый каркас человеческих дней И их обременяющую массу внешних потребностей До первой тонкой прослойки из простых животных желаний, А могучая дикость примитивной земли И задумчивое множество терпеливых деревьев И размышляющий сапфирный отдых неба И торжественная масса медленно идущих месяцев Оставались в её глубокой комнате мысли и Бога. Так миновал сияющий пролог её драмы. Место для шага вечности на земле, Установленное в монастырской жажде лесов И наблюдаемое стремлением вершин, Появилось благодаря золотистому открытию во Времени, Где тишина, слушая, чувствует не произнесённое слово, А часы забывают прийти к горю и переменам. Здесь с внезапностью божественного появления, Повторяя чудо первого нисхождения, Изменяя в экстаз унылое земное окружение, Любовь пришла к ней, скрывая свою тень - Смерть. Прекрасно мог он найти в ней его совершенный храм. С тех пор начался рост земного существа в небесную высь, На протяжении всех длительных испытаний расы Никогда столь редкое создание не выносило его луч, Этот пылающий тест божественности в наших частях, Молнию с высот в нашу бездну. Всё в ней указывало на более благородный вид. Близкий широте земли, сокровенно близкий небесам, Возвышенный и быстрый, её юный далеко-видящий дух Путешествовал по мирам великолепия и спокойствия, Перелетал путями Мысли к нерождённым вещам. Горячей была её самоуравновешенная не спотыкающаяся воля; Её разум, море белой искренности, Страстный в потоке, не имел ни одной мутной волны. Как в мистическом и динамическом танце, Жрица безупречных экстазов, Вдохновляемая и ведомая с небосвода откровений Истины, Двигалась в некой пророческой пещере богов, Сердце тишины в руках радости, Населённое богатыми творческими биениями, Тело, подобное притче рассвета, Что казалось нишей для скрытого божества Или золотой дверью храма[, ведущей] к вещам запредельным. Бессмертные ритмы качались в её рождённых временем шагах; Её взгляд, её улыбка пробуждали небесное чувство Даже в земном материале, а их интенсивный восторг Изливал божественную красоту на человеческие жизни. Широкая самоотдача была её врождённым действием; Великодушие, как у моря или у неба, Окутывало величием всё, что происходило, И приносило ощущение, как от более великого мира: Её доброжелательная забота была сладким умеренным солнцем, Её высокая страсть - уравновешивающей голубые небеса. Как может душа лететь, как преследуемая птица, Вырвавшись с утомлёнными крыльями из мира штормов, И достичь покоя, будто возле материнской груди, В гавани безопасности и лучезарного мягкого отдыха, Так можно было испить жизни в потоках медового огня, Восстановить утраченную привычку к счастью, Почувствовать славную атмосферу её яркой природы И радостно расположиться в её сердечности и правлении красок. Глубина сострадания, успокоенное святилище, Её внутренняя помощь открывала врата на небесах; Любовь в ней была шире вселенной, Весь мир мог найти убежище в её единственном сердце. Огромное неудовлетворённое божество могло жить там: Свободное от тюремного воздуха карликового «я», Её настроение могло затаить его сублимированное дыхание Духовного, что может сделать все вещи божественными. Поскольку даже её глубины были тайнами света. Она была сразу и молчанием, и словом, Континент самораспространяющегося мира, Океан непоколебимого девственного огня; Сила, тишина богов принадлежали ей. В ней он нашёл необъятность, подобную его собственной, Свой высокий тёплый тонкий эфир он вновь нашёл И двигался в ней, как в его естественном доме. В ней он встретил его собственную вечность.
До сего времени никакая скорбная линия не прерывала этот луч. На хрупкой груди этой ненадёжной земли, С тех пор как её сферический взгляд в его закреплённом дыханием доме Открылся в симпатии более счастливым звёздам, Где жизнь не подвержена печальным переменам И помнит красоту, которую крышки, утверждённые смертью, заслоняют, И очаровывает в этом мире хрупких форм, Несомых на полотнах холста мерцающего Времени, Безнаказанность нерождённых Могуществ принадлежала ей. Хотя она склонилась, чтобы нести человеческий груз, Её походка ещё сохраняла мерки богов. Дыхание земли было неспособно замутить это алмазное стекло: Не покрытое пылью нашей смертной атмосферы, Оно ещё отражало духовную радость небес. Они почти видели того, кто жил внутри её света, Её приятеля в вечных сферах, Спускавшегося из его недосягаемых царств В её привлекающий светящийся след пришествия, Огненно-белую птицу-дракона нескончаемого блаженства, Парящую с огненными крыльями над её днями: Спокойный щит небес охранял несущее миссию дитя. Пылающая орбита была её ранним выражением, Годы, что прошли, подобные золотому одеянию богов; Её юность восседала царившей в тихом счастье. Но радость не может длиться без конца: Есть темнота в земных вещах, Что не сможет долго выносить слишком радостную ноту. Над ней тоже притаилась неизбежная Рука: Вооружённое Бессмертие рождается в ловушке Времени. Некто имел дело с ней, кто встречает обременённое величие. Назначающий испытания и путь, Тот, кто выбирает в этом холокосте души Смерть, падение и горе как стимулы для духа, Сомнительная божественность с его факелом боли Освещает пропасть незавершённого мира И вызывает её, чтобы заполнить её обширной самостью бездну. Величественный и безжалостный с его спокойным взглядом, Возвышающий ужасную стратегию Вечности, Он соизмерил трудность с могуществом И вырыл пропасть, более глубокую, которую все должны пересечь. Напав на её самые божественные элементы, Он сделал её сердце родственным борющемуся человеческому сердцу И направил её силу на её назначенную дорогу. Для этого она приняла смертное дыхание; Сразиться с Тенью она пришла И должна столкнуться с загадкой рождения человека И с краткой борьбой жизни в немой ночи Материи. Терпеть ли Невежество и смерть Или прорубить пути Бессмертия, Выиграть или проиграть богоподобную игру для человека, - Сам выбор её души выпал в игре с Судьбой. Но она не была рождена подчиняться и страдать; Вести, освобождать было её славной долей. Здесь не было ткани земных дел, Пригодной для ежедневного использования занятыми беззаботными Силами. Образ, трепещущий на экране Судьбы, Полуоживляемый для мимолётного показа Или потерпевший крушение в океане Желания, Брошенный в вихри в безжалостном спорте И разбросанный вдоль пучин Обстоятельств, Существо, рождённое, чтобы согнуться под ярмом, Движимое имущество и игрушка богов Времени, Или ещё одна пешка, что приходит, предназначенная выдвинуться На один медленный шаг вперёд на неизмеримой доске В шахматной игре земной души с Роком, - Такова человеческая фигура, нарисованная Временем. Сознательный облик был здесь, саморождённая Сила. В этой загадке сумерек Бога, В этом медленном и странном нелёгком компромиссе Ограниченной Природы с безграничной Душой, Где все обречены двигаться между упорядоченной Возможностью И беззаботной слепой Необходимостью, Слишком высокий духовный огонь не рискует сверкать.
Сообщение: 433
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.12.08 22:27. Заголовок: Как может душа летет..
Как может душа лететь, как преследуемая птица, Вырвавшись с утомлёнными крыльями из мира штормов, И достичь покоя, будто возле материнской груди, В гавани безопасности и лучезарного мягкого отдыха...
Сообщение: 2190
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 13.12.16 18:59. Заголовок: Перечитал через восе..
Перечитал через восемь лет. В общем, неплохо, показалось даже, что есть оттенок Чанди Много непонятного из-за излишней буквальности, также от отсутствия запятых и т.д. Есть мысль продолжить от мысли-источника просто прочитать всё на английском.
upd: Бред-бред-бред! Был тихий ужас вместо смысла. Исправлено 8.03.19. Предварительно.
Сообщение: 2191
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 13.12.16 19:10. Заголовок: продолжение Canto Two
If once it met the intense original Flame, An answering touch might shatter all measures made And earth sink down with the weight of the Infinite. A gaol is this immense material world: Across each road stands armed a stone-eyed Law, At every gate the huge dim sentinels pace. A grey tribunal of the Ignorance, An Inquisition of the priests of Night In judgment sit on the adventurer soul, And the dual tables and the Karmic norm Restrain the Titan in us and the God: Pain with its lash, joy with its silver bribe Guard the Wheel's circling immobility. A bond is put on the high-climbing mind, A seal on the too large wide-open heart; Death stays the journeying discoverer, Life. Thus is the throne of the Inconscient safe While the tardy coilings of the aeons pass And the Animal browses in the sacred fence And the gold Hawk can cross the skies no more. But one stood up and lit the limitless flame. Arraigned by the dark Power that hates all bliss In the dire court where life must pay for joy, Sentenced by the mechanic justicer To the afflicting penalty of man's hopes, Her head she bowed not to the stark decree Baring her helpless heart to destiny's stroke. So bows and must the mind-born will in man Obedient to the statutes fixed of old, Admitting without appeal the nether gods. In her the superhuman cast its seed. Inapt to fold its mighty wings of dream Her spirit refused to hug the common soil, Or, finding all life's golden meanings robbed, Compound with earth, struck from the starry list, Or quench with black despair the God-given light. Accustomed to the eternal and the true, Her being conscious of its divine founts Asked not from mortal frailty pain's relief, Patched not with failure bargain or compromise. A work she had to do, a word to speak: Writing the unfinished story of her soul In thoughts and actions graved in Nature's book, She accepted not to close the luminous page, Cancel her commerce with eternity, Or set a signature of weak assent To the brute balance of the world's exchange. A force in her that toiled since earth was made, Accomplishing in life the great world-plan, Pursuing after death immortal aims, Repugned to admit frustration's barren role, Forfeit the meaning of her birth in Time, Obey the government of the casual fact Or yield her high destiny up to passing Chance. In her own self she found her high recourse; She matched with the iron law her sovereign right: Her single will opposed the cosmic rule. To stay the wheels of Doom this greatness rose. At the Unseen's knock upon her hidden gates Her strength made greater by the lightning's touch Awoke from slumber in her heart's recess. It bore the stroke of That which kills and saves. Across the awful march no eye can see, Barring its dreadful route no will can change, She faced the engines of the universe; A heart stood in the way of the driving wheels: Its giant workings paused in front of a mind, Its stark conventions met the flame of a soul. A magic leverage suddenly is caught That moves the veiled Ineffable's timeless will: A prayer, a master act, a king idea Can link man's strength to a transcendent Force. Then miracle is made the common rule, One mighty deed can change the course of things; A lonely thought becomes omnipotent. All now seems Nature's massed machinery; An endless servitude to material rule And long determination's rigid chain, Her firm and changeless habits aping Law, Her empire of unconscious deft device Annul the claim of man's free human will. He too is a machine amid machines; A piston brain pumps out the shapes of thought, A beating heart cuts out emotion's modes; An insentient energy fabricates a soul. Or the figure of the world reveals the signs Of a tied Chance repeating her old steps In circles around Matter's binding-posts. A random series of inept events To which reason lends illusive sense, is here, Or the empiric Life's instinctive search, Or a vast ignorant mind's colossal work. But wisdom comes, and vision grows within: Then Nature's instrument crowns himself her king; He feels his witnessing self and conscious power; His soul steps back and sees the Light supreme. A Godhead stands behind the brute machine. This truth broke in in a triumph of fire; A victory was won for God in man, The deity revealed its hidden face. The great World-Mother now in her arose: A living choice reversed fate's cold dead turn, Affirmed the spirit's tread on Circumstance, Pressed back the senseless dire revolving Wheel And stopped the mute march of Necessity. A flaming warrior from the eternal peaks Empowered to force the door denied and closed Smote from Death's visage its dumb absolute And burst the bounds of consciousness and Time.
Сообщение: 3945
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.03.19 15:01. Заголовок: Если однажды он встр..
Если однажды он встретит интенсивное изначальное Пламя, Ответное прикасание может разрушить все [обще]принятые измерения, И земля утонет под тяжестью Бесконечного. Тюрьмой является этот огромный материальный мир: Поперёк каждого пути стоит вооружённый каменноглазый Закон, У каждых ворот шагают огромные смутные часовые. Серый трибунал Невежества, Инквизиция жрецов Ночи В суде заседают над душой, ищущей приключений, А двойные скрижали и кармическая Норма Удерживают в нас Бога и Титана. Боль с её плёткой, радость с серебряной взяткой Сторожат окружающую Колесо неподвижность. Узы налагаются на ум, взобравшийся [слишком] высоко, Печать - на слишком большое широко открытое сердце; Смерть останавливает путешествующего искателя, Жизнь. Поэтому трон Несознания в безопасности, Пока медлительные витки эонов проходят, И Животное пасётся за священным забором, А золотой Ястреб больше не может пересечь небеса. Но одна [она] встала и зажгла беспредельное пламя. Обвиняемая тёмной Силой, ненавидящей всякое блаженство, На страшном суде, где жизнь должна заплатить за радость, Приговорённая механическим судьёй К мучительному наказанию из человеческой надежды, Она не склонила голову перед строгим указом, Не обнажила её беспомощное сердце перед ударом судьбы. Так склоняется и должна повиноваться застывшим уставам прошлого Безоговорочно признающая низших богов Воля в человеке, рождённая умом. В ней же сверхчеловек посадил его семя. Не в силах сложить его мечты могучие крылья, Её дух отказался держаться за общую почву, Или, найдя все золотые смыслы жизни разграбленными, Смешиваться с землей, исключённой из звёздного списка, Или гасить чёрным отчаянием Богом данный свет. Привычное к вечному и истинному, Её существо, сознающее божественный источник, Не просило из-за смертной бренности облегчения боли, Не исцеляемой в случае неудачи сделки или компромисса. Работу она должна была сделать, слово произнести: Написать неоконченную историю её души В мыслях и действиях, запечатлённых в книге Природы, Она не согласилась закрыть сияющую страницу, Отменить её партнёрство с вечностью Или поставить подпись слабовольного согласия В грубом балансе мирового обмена. Сила в ней, что трудилась с тех пор, как была создана земля, Осуществляющая в жизни великий мировой план, Преследующая после смерти бессмертные цели, Отказалась принять бесплодную роль разочарования, Потерять смысл своего рождения во Времени, Повиноваться правлению случайного факта Или предать на волю Случая свою высокую судьбу. В её собственном существе она нашла её высокое прибежище; Она состязалась с железным законом по её суверенному праву: Одинокая её воля противостояла космическому правилу. Это величие поднялось, чтобы остановить колёса Рока. При стуке Невидимого в её скрытые врата Её сила, возросшая от касания озарения, Пробудилась от сна в углублении её сердца. Оно вынесло удар Того, Кто убивает и спасает. Став на пути ужасного марша, который ни один взгляд не может видеть, Запрещая его ужасный маршрут, который никакая воля не может изменить, Она столкнулась с локомотивами Вселенной; Сердце встало на пути движущихся колёс: Эти гигантские работы перед разумом остановились, А строгие условности встретили пламя души. Внезапно был найден магический рычаг, Что движется вневременной волей скрытого Невыразимого: Молитва, действие мастера, царственная идея Могут связать силу человека с трансцендентной Силой. Тогда чудо становится всеобщим правилом, Одно могущественное действие может изменить ход вещей; Одинокая мысль становится всемогущей. Всё теперь выглядит массивной машинерией Природы; Бесконечное рабство у материального правления И жёсткая цепь долгого детерминизма, Её твёрдые и неизменные привычки, подражающие Закону, Её империя несознательного ловкого механизма, Аннулировавшая притязание человека на свободную человеческую волю. Он тоже машина среди машин; Поршневой мозг выкачивает формы мысли, Бьющееся сердце выстригает режимы для эмоций; Бесчувственная энергия фабрикует душу. Или фигура мира открывает знаки Связанного Шанса, повторяющего её старые шаги По кругу внутри сдерживающих столбов Материи. Случайный ряд абсурдных событий, Которым разум придаёт иллюзорный смысл, тоже здесь, Или инстинктивный поиск эмпирической Жизни, Или колоссальная работа огромного невежественного ума. Но приходит мудрость, и видение растёт внутри: Тогда инструмент Природы коронует себя её королем; Он чувствует своё свидетельство себя и сознательную силу; Его душа отступает назад и видит Верховный Свет. Бог стоит за грубой машиной. Эта истина ворвалась в триумфе огня; Победа была достигнута для Бога в человеке, Божество открыло Его скрытый лик. Великая Матерь Мира в ней возникла теперь: Живой выбор полностью изменил холодный мёртвый поворот судьбы, Утвердил поступь духа на Обстоятельствах, Оттеснил бессмысленное ужасное вращающееся Колесо И остановил немой марш Необходимости. Пламенный воин с вечных вершин, Уполномоченный взломать дверь, отрицаемую и закрытую, Сорвал с лика Смерти её немой абсолют И разорвал пределы сознания и Времени.
Желание мира вызвало её смертное рождение. Один перед лицом извечного поиска, Главный герой загадочной игры, В которой Неизвестное преследует себя через формы И ограничивает свою вечность часами, А слепая Пустота борется за то, чтобы видеть и жить, Мыслитель и труженик в воздухе идеала, Принёс вниз для немых нужд земли её сияющую силу. Это был его дух, что спускался из высших сфер В нашу провинцию эфемерного видения Колонистом из бессмертия. Луч указующий на ненадёжных дорогах Земли, Его рождение содержало символ и знак; Его человеческое я, как полупрозрачный плащ, Скрывало Все-Мудрого, что ведёт незрячий мир. Соединённое с космическим Пространством и Временем И отдающее здесь Божественный долг земле и человеку, Великое богосыновство было его божественным правом. Хоть и соглашаясь на смертное невежество, Его знание разделяло невыразимый свет. Сила изначальной Неизменности Запуталась в моменте и его потоке, [Но] он сохранял видение Просторов позади: В нём была сила из Непознаваемого. Архивариус символов Запредельного, Казначей сверхчеловеческих мечтаний, Он нёс печать могучих воспоминаний И проливал свой грандиозный луч на человеческую жизнь. Его дни были долгим ростом к Всевышнему. Небесное существо, питавшее свои корни Средствами из оккультных духовных источников, Взбиралось сквозь белые лучи, чтобы встретить невидимое Солнце. Его душа жила, как делегат от вечности, Его ум был подобен огню, атакующему небеса, Его воля - охотнику на тропах света. Океанический импульс вздымал каждый вдох; Каждое действие оставляло следы Бога, Каждый миг был взмахом могучих крыльев. Маленький сюжет нашей смертности, Затронутый этим жильцом с высот, стал Игровой площадкой живого Бесконечного. Это телесное проявление - не всё; Форма обманывает, личность - маска; В глубине человека могут обитать небесные силы. Его хрупкий корабль переправляет через море лет Инкогнито Нетленного. Дух, что является пламенем Бога, пребывает Огненной частицей Изумительного, Художником его собственной красоты и восторга, Бессмертным в нашей смертной бедности. Этот скульптор форм Бесконечного, Этот скрытый неузнаваемый житель, Посвящённый в его собственные завуалированные тайны, Прячет в маленьком немом зёрнышке свою космическую мысль. В немой силе оккультной идеи, Определяющей предназначенную форму и действие, Пассажир из жизни в жизнь, от уровня к уровню, Меняющий его изображаемое "я" от формы к форме, Он рассматривает изображение, растущее при его взгляде, И в червяке предвидит грядущего Бога. Наконец, путешественник на путях Времени Прибывает на границы вечности. В переходный символ человечества экипированный, Он чувствует свою субстанцию бессмертного "я" И теряет своё родство со смертностью. Луч Вечного поражает его сердце, Его мысль простирается в бесконечность; Всё в нём обращается в духовные просторы. Его душа рвётся соединиться со Сверхдушой, Его жизнь омывается этой сверхжизнью. Он пил от груди Матери миров; Суперприрода топлесс заполняет его каркас: Она принимает вечную основу его духа, Как безопасность для её изменяющегося мира, И формирует фигуру её нерождённых сил. Бессмертной она воспринимает себя в нём, В существе работает Создательница без вуали: Её лицо видно сквозь его лицо, её глаза - сквозь его глаза; Её существо - его через обширную идентичность.
Тогда в человеке открывается очевидное Божественное. Статическое Единство и динамическая Cила Нисходят в него, печати интегрального Божества; Его душа и тело принимают этот великолепный отпечаток. Долгая смутная подготовка - жизнь человека, Круг труда и надежды, войны и мира, Выводимый Жизнью на тёмной основе Материи. В его восхождении на вершину, куда ни одна нога ещё не ступала, Он ищет сквозь полутьму, простреливаемую огнём, Скрытую реальность, отчасти известную, всегда недостающую, Поиск нечто или некто [иного] никогда не достигал цели, Культ идеала никогда не реализовал себя здесь, [Лишь] бесконечная спираль восхождения и падения, Пока, наконец, не достигнута гигантская точка, Благодаря которой сияет его Слава, ради которой мы сотворены, И мы врываемся в бесконечность Бога. Через границу нашей природы мы убегаем В сверхприродную арку живого света. Теперь это было засвидетельствовано в том сыне Силы; В нём этот высокий переход заложил свою основу. Оригинальная и высочайшая Имманентность, При которой все процессы Природы - это искусство, Космический Работник приложил свою тайную руку, Чтобы превратить эту хрупкую грязную махину в средство небес. Присутствие вызвалось позади двусмысленного экрана: Оно взбивало его почву, чтобы [ей] выносить вес Титана, Очищая полуотёсанные блоки естественной силы, Оно превратило его душу в изваянного бога. Художник магического вещества самого себя, Что трудится над своим высоким и сложным планом В широкой мастерской чудесного мира, Смоделировал во внутреннем Времени его ритмические части. Затем произошло внезапное трансцендентное чудо: Замаскированное безупречное Величие смогло обрисовать себя, В родовых муках в оккультном чреве жизни Мечтаемое им великолепие вещей настало. Венец архитектуры миров, Мистерия супружества Земли и Неба Присоединила божественность к смертной схеме. Родился Провидец, сияющий Гость Времени. Для него ограничивающий небосвод разума наверху исчез. В грифоньем авангарде Ночи и Дня, Во всесокрывающем своде брешь прорвалась; Сознательные цели бытия откатились назад: Ориентиры маленькой личности упали, Остров эго присоединился к своему континенту. Этот мир жёстких ограничивающих форм был превзойдён: Жизненные барьеры открылись в Неизвестность. Упразднены были заветы концепций И, вычёркивая строгие пункты подчинения, Был аннулирован договор души с неведением природы. Все серые запреты были сорваны И сломана твёрдая и блестящая крышка интеллекта; Истина неразделённая нашла огромную небесную комнату; Эмпирическое видение видело и знало; Ограниченный разум стал безграничным светом, Конечное "я" совместилось с бесконечностью. Теперь его марш воспарил до [высоты] полёта орла. Из ученичества в невежестве Мудрость вознесла его до её мастерства И сделала его главным масоном души, Строитель тайного дома Бессмертных, Соискатель высочайшей безвременности: Свобода и держава взывали к нему с небес; Над сумерками разума и звёздной ночью жизни Воссияла заря духовного дня.
Поскольку он возрос до своего более обширного Я, Человеческое всё меньше и меньше формировало его движения; Великое существо увидело великий мир. Бесстрашная воля к знанию осмелилась стереть Линии безопасности Разума, рисующего эти преграды Взлёту ума, погружению души в Бесконечное. Даже первые его шаги сломали наши маленькие земные границы И бродили в более просторном и свободном воздухе. Руками, поддерживаемыми преображающим могуществом, Он легко поймал, словно лук гиганта, Оставленные дремлющими в запечатанной тайной пещере Силы, что спят, неиспользуемые, внутри человека. Он превратил чудо в обычное действие И обратился к общей части божественных работ, Великолепно естественных на этой высоте, Усилий, что разрушили бы силу смертных сердец, Преследуя с королевской властью могущественной простоты Цели, слишком возвышенные для ежедневной воли Природы: Дары духа толпой пришли к нему; Они были узором его жизни и его привилегией. Чистое восприятие предоставило свою прозрачную радость: Его сокровенное видение не ожидало мысли; Оно окутывало всю Природу единым взглядом, Оно смотрело в самую суть вещей; Больше не обманутый формой, он видел душу. В существах оно знало то, что скрывалось, им неизвестное; Оно схватывало идею в уме, желание в сердце; Оно извлекало из серых складок секретности Мотивы, что люди скрывают от своих собственных глаз. Он ощущал жизнь, бьющуюся в других людях, Вторгающуюся в него с их счастьем и их горем; Их любовь, их гнев, их невысказанные надежды, Втекающие потоком или вливавшиеся волнами В неподвижный океан его спокойствия. Он услышал вдохновенный звук собственных мыслей, Вторящий эхом под сводами других умов; Мировые потоки мыслей появлялись в его видении; Его внутреннее "я" прорастало ближе к другим "я" И несло вес родства, общую связь, И всё же оставалось нетронутым, королём самого себя, одиноким. Магический аккорд оживил и настроил На эфирные симфонии старые земные струны; Это подвигло слуг ума и жизни Быть счастливыми партнёрами в отклике души, Ткани и нервы были превращены в чувствительные созвучия, Записи блеска и экстаза; это сделало Средства тела служителями духа. Небесная функция с её более тонким методом Освещает своей благодатью внешнюю приземлённость человека; Переживание душой её более глубоких оболочек Уже не спало, одурманенное господством Материи. В мёртвой стене, закрывающей нас от более широкого «я», В тайну видимого сна [ведущая,] На мистический тракт за пределами наших бодрствующих мыслей, Дверь раскрылась, построенная силой Материи, Высвобождая вещи, не связанные земным смыслом: Мир невидимый, неизвестный внешнему уму, Открылся в безмолвных пространствах души. Он восседал в тайных комнатах и смотрел На лучезарные страны нерождённых, Где все вещи, о которых мечтает ум, видны и истинны, И всё то, к чему стремится жизнь, приближается. Он видел Совершенство в их звёздных домах, Носящих славу бессмертной формы, Лежал в объятьях Вечного мира, Погружённый в биение сердца Божественного экстаза. Он жил в мистическом пространстве, где зарождается мысль, А воля вскармливается эфирным Могуществом, И питался белым молоком от Вечных сил, Пока это вырастало в подобие бога. В оккультных комнатах Свидетеля с возведёнными умом стенами На скрытых интерьерах, скрывающихся проходах Открылись окна внутреннего видения. Он овладел домом неразделённого Времени. Подняв тяжёлый занавес плоти, Он стоял на пороге, охраняемом змеем, И вглядывался в сияющие бесконечные коридоры, Тихий и прислушивающийся в безмолвном сердце К приходу нового и неизвестного. Он пристально смотрел через пустые неподвижности И слышал шаги невообразимой Идеи На далёких аллеях Запредельного. Он услышал тайный Голос, Слово, которое знает, И увидел тайный лик, что есть наш собственный [лик]. Внутренние планы раскрыли свои хрустальные двери; Странные силы и влияния коснулись его жизни. Видение пришло более высоких областей, чем наша, Осознание более ярких пространств и небес, Существ, менее ограниченных, чем недолговечные люди, И более тонких тел, чем эти преходящие образы, Предметов, слишком тонких для нашей материальной хватки, Действий, вибрирующих сверхчеловеческим светом, И движений, подталкиваемых сверхсознательной силой, И радостей, которые никогда не текли через смертные члены, И более прекрасных сцен, чем земные, и более счастливых жизней. Сознание красоты и блаженства, Знание, что становится тем, что воспринимает, Заменило разделённые чувства и сердце И заключило всю Природу в свои объятия.
Разум выглянул [из тела], чтобы встретить скрытые миры: Воздух сиял и изобиловал изумительными формами и оттенками, В ноздрях трепетали небесные ароматы, На языке задержался мёд рая. Канал универсальной гармонии, Слух был потоком магической аудитории, Ложем для оккультных звуков, что земля не может слышать. По тайному тракту спящего себя Голос донёсся истины погружённой, неведомой, Что протекает под космическими поверхностями, Что слышна лишь посреди всеведающей тишины И удерживается интуитивным сердцем и тайным чувством. Он выразил бремя тайн, запечатанных и немых, Он озвучил неисполненное хотение земли И песнь обетования [ещё] нереализованных небес, И всё, что скрывается во всемогущем Сне. В непрекращающейся драме, разыгрываемой Временем В его долгом слушающем потоке, который несёт Неразрешимое сомнение мира в паломничестве без цели, Смех неспящего удовольствия вспенился и зажурчал, И ропот желания, которое не может умереть: Крик пришёл от восторга мира быть, От грандиозности и величия его воли к жизни, Воспоминание о путешествии души в космосе Путешественника сквозь магические столетия О труде существа во вселенной Материи, О поиске им мистического смысла его рождения И о радости высокого духовного отклика, Об его трепете удовлетворения и довольства От всей сладости даров жизни, О его широком дыхании и пульсе и дрожи от надежды и страха, О вкусе мук, и слёз, и экстаза, О восхищающем остром ударе внезапного блаженства, О рыданиях его страсти и бесконечной боли. Ропот и шёпот неслышимых звуков, Которые толпятся вокруг наших сердец, но не находят окон, Чтобы войти, выросли в песнь Всего, что страдает, всё ещё оставаясь неизвестным, И всего, что трудится тщетно, чтобы родиться, И всей сладости, которую никто никогда не попробует, И всей красоты, которой никогда не будет. Неслышимо для наших глухих смертных ушей Широкие ритмы мира сплетали их изумительное пение, К которому жизнь стремится подогнать наши рифмы-биения здесь, Расплавляя наши границы в безграничном, Настраивая конечное на бесконечность. Из подсознательных пещер донеслось слабое бормотание, Заикание первичного невежества; В ответ на его невнятный вопрос Туда нисходил с шеей молнии и крыльями грома Сияющий гимн Невыразимому И хорал сверхсознательного света. Всё, что открывалось там, никто не сможет здесь выразить; Видение и сон были сказками, рассказанными истиной, Или символами, более достоверными, чем факты, Или истинами, подтверждёнными сверхъестественными печатями. Бессмертные глаза приближались и смотрели в его [глаза], И существа из многих царств подходили и говорили: Вечно живые, которых мы называем мёртвыми, Могли оставить свою славу за пределами смерти и рождения, Чтобы произнести мудрость, которая превосходит все фразы: Короли зла и короли добра, Апеллянты к судейскому креслу разума, Провозглашали евангелия взаимных противоположностей, И все считали себя представителями Бога: Боги света и титаны тьмы Сражались за его душу, как за дорогостоящий приз. В каждый час, освобождённый от дрожи Времени, Поднималась песнь нового открытия, Протяжный смычковый гул юношеского эксперимента. Каждый день был духовным романсом, Как будто он родился в ярком новом мире; Приключение набрасывалось на неожиданного друга, И опасность содержала острый сладкий привкус радости; Каждое событие было глубоким опытом. Там были высокие встречи, эпические разговоры, И приходили советы, выражаемые небесной речью, И сладостные молитвы выдыхались оккультными губами, Чтобы помочь сердцу поддаться зову восторга, И сладостные искушения закрадывались из царств красоты, И внезапные экстазы из мира блаженства. Это была область чудес и восторга. Его светлое яснослышание теперь могло воспринимать всё; [Его] волновал контакт с могущественными неизвестными вещами. Пробуждённое для новой неземной близости [всего], Прикосновение отвечало тонким бесконечностям, И с серебряным криком открывающихся ворот Молнии взгляда прыгали в невидимое. Его сознание и видение постоянно росли; Они обретали более широкий размах, более высокий полёт; Он перешёл границу, отмеченную для правления Материи, И прошёл за территорию, где мысль заменяет жизнь. Внезапно он вышел из этого мира символов В безмолвное "я", где не было мира, И заглянул за предел в безымянный простор. Эти символические фигуры потеряли своё право на жизнь, Все признаки, что наши чувства могут распознать, были отброшены; Там сердце больше не билось при касании тела, Там глаза больше не смотрели на формы красоты. В редкие и прозрачные промежутки тишины Он мог парить в беззначной области, Переполненный глубоким содержанием бесформенности, Когда мир был поглощён в едином существе И всё было известно в свете идентичности, А Дух был своей собственной самоочевидностью. Верховный взгляд смотрел сквозь [его] человеческие глаза И видел все вещи и существа, как самого себя, И знал все мысли и слова, как свой собственный голос. Там единство слишком близко для поиска и объятий, И любовь - это стремление Единого к Единому, А красота - это сладкая разница Одного и того же, А единство - это душа множества. Там все истины объединены в единую Истину И все идеи воссоединены с Реальностью. Там, зная себя своим собственным бессрочным "я", Мудрость высочайшая, бессловесная, абсолютная Сидела в одиночестве в вечном Спокойствии, Всевидящая, неподвижная, суверенная и одинокая. Там знание не нуждается в словах, чтобы воплотить идею; Идея, ищущая дом в безграничности, Устав от своего бездомного бессмертия, Не просит об отдыхе в усечённой сверкающей ячейке мысли, Чьё единственное окно, обрезая взгляд на вещи, Видит только маленький свод необъятного неба Бога. Безграничное с безграничным там супруги; Находясь там, можно быть шире, чем мир; Находясь там, каждый является его собственной бесконечностью. Его центр больше не был в земном уме; Сила видящего молчания наполняла его члены: Пойманный безгласным белым прозрением В видение, что превосходит формы, В жизнь, что превосходит жизнь, Он приблизился к неподвижному сознанию, поддерживающему всё. Голос, что только речью может двигать ум, Стал безмолвным знанием в душе; Сила, что только в действии чувствует её истину, Поселилась теперь в немом всемогущем мире. Отдых среди труда миров, Пауза в радости и печали поисков Возвратили напряжение Природы к спокойствию Бога. Безбрежное единодушие положило конец жизненным спорам. Война мыслей, что являются отцами вселенной, Столкновение сил, борющихся за преобладание В громадном потрясении, что зажигает звезду, Как и в создании зерна из пыли, Орбиты, что обращают их немой эллипс в пространстве, Вспаханном поисками мирового желания, Длительные отрыжки от наводнения Времени, Мучения, окаймляющие страшную силу вожделения, Что пробуждают кинетику в тупом иле Земли И вырезают личность из грязи, Горе, что утоляет голод Природы, Импульс, что созидает с огнём боли, Судьба, что наказывает добродетель поражением, Трагедия, что разрушает долгое счастье, Плач Любви, ссора Богов Прекращаются в истине, что живёт в своём собственном свете. Его душа оставалась свободной, свидетель и король. Не поглощаемый больше в обусловленном моментом потоке, Где ум непрерывно дрейфует, как на плоту, Спеша от феномена к феномену, Он пребывал в покое в неразделённом Времени. Как будто история давно написана, но действовала сейчас, В своём настоящем он удерживал своё будущее и своё прошлое, Чувствовал в секундах бессчётные годы И видел часы, как точки на странице. Аспект неизвестной Реальности Изменил смысл космической сцены. Эта огромная материальная вселенная стала Малым результатом [действия] колоссальной силы: Обгоняющий момент вечный Луч Освещал То, что ещё не было воплощено. Мысль утвердилась в могущественной безмолвности; Трудящийся Мыслитель расширился и всё возрастал, Трансцендентная мудрость коснулась его трепещущего сердца: Его душа могла выходить за пределы освещённого барьера мысли; Ум больше не заграждал безбрежную бесконечность. Сквозь пустое отступающее небо он заметил Через последний проблеск и дрейф исчезающих звёзд Сверхсознательные царства неподвижного Мира, Где суждение исчезает и слово немо, А Немыслимое возлегает без путей и в одиночестве. Там не было ни формы, ни какого-то воскликающего голоса; Там были только Тишина и Абсолют. Из этой неподвижности возник разум новорождённый И проснулся к истинам, когда-то невыразимым, И формы появились, безмолвно значимые, Видящая мысль, самооткровения голос. Он познал источник, из которого пришёл его дух: Движение было обручено с неподвижной Обширностью; Он погрузил свои корни в Бесконечность, Он базировал свою жизнь на вечности.
Сначала лишь недолго эти небесные состояния, Эти большие широко-уравновешенные подъёмы можно выдерживать. Слишком быстро нарушаются высокое и освещённое напряжение, Каменная неподвижность тела и безмолвный транс жизни, Бездыханная мощь и спокойствие безмолвного ума; Или они медленно опадают, как только закатывается золотой день. Беспокойных низших участников мир утомляет; Ностальгия по старым маленьким работам и радостям, Необходимость вызывать назад маленькие привычные "я", Идти по привычному и низшему пути, Необходимость отдохнуть в естественной позе падения, Подобно ребёнку, который учится ходить, но может ходить недолго, Сменяет титаническую волю всегда подниматься, На алтаре сердца тускнеет священный огонь. Возобновляется старая тяга подсознательных струн; Они стаскивают неготовый дух с его высот, Или унылая гравитация тянет нас вниз К слепо ведомой инерции нашей базы. И это тоже высший Дипломат может использовать, Он превращает наше падение в средство для большего подъёма. Ибо в порывистое поле невежественной Природы, В полуупорядоченный хаос смертной жизни Бесформенная Сила, Самость вечного света Следует в тени нисхождения духа; Двойная дуальность всегда одним [клином] Выбирает свой дом посреди смятения чувств. Он приходит незримым в наши тёмные части И, окутанный темнотой, совершает свою работу, Тонкий и всезнающий гость и гид, Пока они тоже не почувствуют потребность и волю измениться. Всё здесь должно научиться подчиняться более высшему закону, Клетки нашего тела должны удерживать пламя Бессмертного. Иначе только дух достиг бы своего источника, Предоставив наполовину спасённый мир его сомнительной судьбе. Природа всегда трудилась бы, неискупленная; Наша Земля всегда вращалась бы в космосе, беспомощная, И цель этого огромного творения не была бы достигнута, Пока, наконец, расстроенная вселенная не утонула бы незаконченной. Даже его богоподобная сила, поднявшись, должна упасть: Его большее сознание - отступить назад; Тусклый и затмеваемый, его внешний человек старался Вновь почувствовать былое величие, Принести высокое спасительное прикасание, эфирное пламя, Вернуть назад свою крайнюю нужду в божественной Силе. Сила всегда изливалась, как внезапный дождь, Или медленно в его груди возрастало присутствие; Оно вновь взбиралось на какую-то запомнившуюся высоту Или взлетало над вершиной, с которой оно упало. Каждый раз, когда он поднимался, большее равновесие было [достигнуто], Обитание на более высоком духовном плане; Свет пребывал в нём на большем пространстве. В этом колебании между землёй и небом, В этом невыразимом восхождении причастия В нём выросло, как растёт прибывающая луна, Великолепие целостности его души. Союз Реального с уникальным, Взгляд Единого из каждого лица, Присутствие Вечного в часах Расширило полувзгляд смертного ума на вещи, Преодолело разрыв между силой человека и Судьбой, Сделало целым фрагментарное существо, какими являемся мы здесь. Наконец, было завоёвано устойчивое духовное равновесие, Постоянное пребывание в царстве Вечного, Безопасность в Тишине и Луче, Поселение в Неизменном. Высоты его существа жили в неподвижном Я; Его разум мог покоиться на высочайшем основании И смотреть вниз на магию и игру, Где Бог-дитя возлежит на коленях у Ночи и Рассвета, А Вечное облекает себя в маскировку Времени. На тихие высоты и на беспокойные глубины Его ровный дух дал своё широкое согласие: Уравновешенная безмятежность спокойной силы, Широкий непоколебимый взгляд на волнения Времени Сталкивался с любым опытом при неизменном покое. Безразличный к горю и восторгу, Не обольщаемый чудом и зовом, Неподвижный, он созерцал поток вещей, Спокойно и обособленно поддерживая всё, что есть: Его духовная неподвижность помогала трудящемуся миру. Вдохновляемая тишиной и взглядом закрытых глаз, Его сила могла работать с новым всеозаряющим искусством Над сырым материалом, из которого сделано всё - И отказ масс Инерции, И серый фронт мирового Невежества, И несознательная Материя, и гигантская ошибка жизни. Как скульптор высекает божество из камня, Так он медленно откалывал тёмную оболочку, Линию защиты невежества Природы, Иллюзию и тайну Несознательного, В чей чёрный покров Вечный облекает свою голову, Так что он может действовать не узнанным в космическом Времени. Великолепие само-сотворения с вершин, Преображение в мистических глубинах, Более счастливая космическая работа могла начаться И сформировать облик мира в нём заново, Бог обретён в Природе, Природа осуществилась в Боге. Эта задача Силы в нём уже была видна: Жизнь построила свой дом на высоких вершинах своих; Его душа, ум, сердце стали единым солнцем; Лишь низшие сферы жизни [ещё] оставались тусклыми. Но и там, в смутной тени жизни Был [слышен] труд и огненное дыхание; Двуликое небесное могущество работало под капюшоном, Наблюдаемое неподвижным покоем внутреннего Свидетеля. Даже в борющейся Природе, остающейся ниже, Наступали яркие периоды озарений: Молнии от славы за славой сгорали, Опыт был рассказом о блеске и огне, Воздух струился вокруг кораблей богов, Странные богатства приплывали к нему из Незримого; Великолепия прозрений наполняли пустоту мысли, Знание говорило с несознательными неподвижностями, Проливались реки блаженства и сияющей силы, Визиты красоты, штормовые потоки восторга, Льющиеся свыше из всемогущей Мистерии. Орлы Всеведения оттуда склонились. Плотная завеса была разорвана, могучий шёпот услышан; Повторяющийся в уединении его души, Крик мудрости от восторженных трансцендентностей Пел в горах невидимого мира; Голоса, слышимые внутренним слухом, Передавали ему свои пророческие высказывания, И, обёрнутые пламенем, вспышки бессмертного Слова, И вспышки оккультного Света откровения Приближались к нему из недостижимой Тайны. Вдохновенное Знание восседало воцарённым внутри, Чьи секунды освещают больше, чем годы разума: Мазок раскрывающего блеска падал, Подобно акценту, указывающему на Истину, И, как небесная вспышка, проявляющая всю землю, Быстрое интуитивное различение сияло. Единственный взгляд мог отделить истинное от ложного Или поднять свой быстрый огонь факела в темноте, Чтобы проверить претендентов, толпящихся у ворот разума, Покрытых поддельными подписями богов, Обнаружить магическую невесту под её маскировкой Или просканировать кажущееся лицо мысли и жизни.
Сообщение: 3950
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 16.03.19 14:26. Заголовок: Часто
Часто [богиня] вдохновения с её молниеносными ногами, Внезапная посланница с всевидящих вершин, Пересекала беззвучные коридоры его ума, Принося её ритмическое чувство скрытых вещей. Музыка говорила, превосходя смертную речь. Как будто из золотого флакона Всеблаженства, Радость света, радость от внезапного взгляда, Восторг от волнующего бессмертного Слова Вливались в его сердце, словно в пустую чашу, Повторение первого восторга Бога, Творящего в юное и девственное время. На краткий миг пойманное в небольшом пространстве, Всезнание паковалось в великие бессловесные мысли, Поселяющие в выжидательную тишину его [Ашвапати] глубин Кристалл окончательного Абсолюта, Часть невыразимой Истины, Раскрываемой молчанием для безмолвной души. Интенсивная созидательница в его неподвижности творила; Сила её, нисходящая без слов, становилась всё более сокровенной; Она смотрела на видимое и непредвидимое, Не предполагаемые области она делала своими собственными владениями. Всевидение собралось в единый луч, Как когда глаза смотрят на невидимую точку [до тех пор], Пока через интенсивность одного светового пятна Апокалипсис мира образов Не войдёт в царство провидца. Огромная обнажённая рука великолепия внезапно поднялась; Она сняла непрозрачную вуаль Неведения: Немыслимо острый кончик её поднятого пальца Раскрыл огненным ударом закрытое Запредельное. Глаз пробудился в безмолвных высотах транса, Ум потянулся в невообразимое, Перепрыгнув одним опасным прыжком Высокую чёрную стену, скрывающую сверхсознание, Она ворвалась с вдохновенной речью вместо косы И разграбила обширное имение Непознаваемого. Собирательница бесконечно малых зёрен Истины, Переплётчица бесконечных переживаний, Она пронзала охраняемые тайны Мировой Силы И её магические методы, окутанные тысячью вуалей; Или она собирала потерянные секреты, обронённые Временем В пыли и трещинах его восходящего пути Посреди старых заброшенных мечтаний спешащего Ума И похороненных остатков забытых мест. Путешественница между вершиной и бездной, Она присоединяла далёкие края, непросматриваемые глубины, Или носилась вдоль дорог Рая и Ада, Преследуя любые знания, подобно гончей собаке. Репортёр и секретарь тайных мудрых бесед, Её сияющие минуты небесной речи, Пройдя через замаскированный кабинет оккультного ума, Транслируясь, дарили пророку и провидцу Вдохновенное тело мистической Истины. Стенографистка изысканий богов, Выразительница безмолвных видений Высочайшего, Она приносила бессмертные слова смертным людям. Над блестящей тонкой кривой ума, Освобождённые, подобные лучащемуся воздуху, затуманивающему луну, Широкие пространства видения без грани Или предела проплывали в поле зрения его духа. Океаны бытия встречали его путешествующую душу, Призывая к бесконечному открытию; Безвременные сферы радости и абсолютного могущества Простирались, окружённые вечной тишиной; Пути, ведущие к бесконечному счастью, Бежали, подобно улыбкам сновидений, через медитирующие просторы: Раскрытые, в золотом сиянии мига стояли Белые солнечные степи в неисследованной Бесконечности. Вдоль обнажённой кривой в беспредельности Себя Моменты, что пробегают сквозь закрытое сердце вещей, Оттеняются неопределимой линией, Что несёт Вечное сквозь годы. Магический порядок космического Ума Принуждает свободу бесконечности С [её] абсолютным множеством символических фактов Природы И непрерывными сигналами от событий жизни Превращать случайные повторения в законы, Хаос знаков - во вселенную. Из богатых чудес и замысловатых узоров Танца духа с Материей в качестве его маски Баланс мирового дизайна стал ясен, Его симметрия самоорганизующихся эффектов Управляемая в глубоких перспективах души, И реализм его иллюзорного искусства, Его логика бесконечного интеллекта, Его магия изменяющейся вечности. Отблеск был пойман вещей, всегда неизвестных: Буквы выступали из неподвижного Слова: В незыблемом безымянном Источнике Было видно появляющийся, как из бездонных морей, След идей, что создали мир, И, посеянное в чёрную землю транса Природы, Семя слепого и огромного желания Духа, Из которого дерево космоса было задумано И простёрло свои волшебные руки сквозь видение пространства. Необъятные реальности приняли форму: Там из тени Неизвестного выглянуло Бестелесное Безымянное, что видело Бога рождённым И пытается извлечь из разума и души смертного Бессмертное тело и божественное имя. Неподвижные губы, большие ирреальные крылья, Облик, замаскированный сверхсознательным Сном, Глаза с закрытыми веками, что видят все вещи, Появились Архитектора, что созидает в трансе. Изначальное Желание, рождённое в Пустоте, Выглянуло наружу; он видел надежду, что никогда не спит, Ноги, бегущие за мимолётной судьбой, Невыразимое значение бесконечной мечты. Едва ли на мгновение мелькнув, невидимый для Разума, Как будто факел, удерживаемый силой Бога, Сияющий мир вечной Истины Мерцал, как слабая звезда, окружённая ночью, Над сверкающим хребтом золотого Надразума. Даже были пойманы, как сквозь искусную завесу, Улыбка любви, что санкционирует долгую игру, Спокойная снисходительность и материнские груди Мудрости, Вскармливающие детский смех Шанса, Тишина, кормилица силы Всемогущего, Всезнающее молчание, чрево бессмертного Слова, И Безвременности всё ещё задумчивое лицо, И творящий глаз Вечности. Вдохновляющая богиня вошла в грудь смертного, Основала там её кабинет предсказующей мысли И святилище пророческой речи, И воссела на треноге ума: Всё было сделано широко свыше, всё освещено внизу. В сердцевине тьмы она откопала источники света, На неизведанные глубины наложила форму, Предоставила вибрирующий крик несказанным просторам, И через великие бескрайние, безмолвные, беззвёздные широты Принесла на землю фрагменты мысли откровения, Высеченные из безмолвия Невыразимого. Голос в сердце произнёс несказанное Имя, Мечта о поиске Мысли, странствующей через Космос, Вошла в невидимый и запретный дом: Сокровище было найдено в божественный День. В глубоком подсознании её драгоценная лампа воссияла; Поднимаемая, она осветила богатства Пещеры, Где, скупыми торговцами смыслом Неиспользованные, охраняемые под лапами Дракона Ночи, В складки бархатной тьмы драпированные, спят они, Чья неизмеримая ценность могла бы спасти мир. Темнота, несущая утро в своей груди, Искала вечный широкий возвращающийся отблеск В ожидании появления большего луча И спасения потерянных стад Солнца. В великолепной расточительности потерь Бога, Неосторожно обронённые в растраченной работе творения, Оставленные в трущобах бездонного мира И украденные грабителями Глубины, Золотые шекели Вечной лжи, Накопленные от прикосновения, взгляда и желания мысли, Заперты в слепых пещерах невежественного потока, Чтобы люди не нашли их и не стали как Боги. Видение, освещённое с невидимых высот, Мудрость, просвещённая из безмолвных глубин: Более глубокая интерпретация увеличивала Истину, Грандиозная перестановка Ночи и Дня; Все ценности мира изменились, возвышая цель жизни; Слово мудрее, мысль шире пришли, Чем может принести медленный труд человеческого разума, Тайный смысл проснулся, что может воспринимать Присутствие и Величие всюду. Вселенная больше не была этим бессмысленным вихрем, Несомым по кругу инерцией на огромной машине; Она отбросила свой грандиозный безжизненный фасад, [Становясь] уже не механизмом или работой Случайности, А живым движением тела Бога. Дух, скрытый в силах и формах, Был зрителем подвижной сцены: Красота и непрекращающееся чудо Впустили сияние Непроявленного: Бесформенное Вечное двигалось в нём, Ища свою совершенную форму в душах и вещах. Жизнь больше не сохраняла унылый и бессмысленный облик. В борьбе и потрясениях мира Он видел труд рождения бога. Тайное знание замаскировано под Невежество; Судьба покрыта невидимой необходимостью Игры возможностей всемогущей Воли. Слава, восторг и обаяние, Все-Блаженство пребывали неизвестными в сердце; Боли Земли были искуплением для её запертого наслаждения. Радостное общение скрашивало проходящие часы; Дни были путешественниками по предназначенной дороге, Ночи - спутниками его размышляющего духа. Небесный импульс оживил всю его грудь; Блуждание во Времени превратилось в великолепный марш; Божественный Гном возвышался над непокорёнными мирами, Земля стала слишком тесной для его победы. Лишь однажды отметив тяжёлый след Слепой Силы на человеческой малости, Жизнь теперь обрела верный подход к Богу, Существования божественный эксперимент И космос возможностей души. Мир был зачатием и рождением Духа в Материи в живых формах, А Природа несла Бессмертного в своём чреве, Чтобы благодаря ему она могла подняться к вечной жизни. Его существо лежало в ярком неподвижном мире И купалось в источниках чистого духовного света; Оно бродило по широким полям мудрости Я, Залитым лучами вечного солнца. Даже "я" его тонкого тела внутри Могло поднять земные части к высшим вещам И почувствовать на них дыхание небесного воздуха. Оно уже путешествовало к божественности: Поднятое крылатыми ветрами быстрой радости, Поддержанное Светом, который оно не всегда могло удержать, Оно сократило дистанцию ума от верховной Истины И утратило неспособность жизни к блаженству. Всё подавленное в нас стало появляться теперь.
Так происходило освобождение его души от Невежества, Первое духовное изменение его ума и тела. Обширное знание о Боге проливалось свыше, Новое знание о мире расширялось изнутри: Его ежедневные мысли смотрели ввысь на Истину и Единое, Его самые обычные дела направлялись внутренним Светом. Пробудившись к линиям, которые скрывает Природа, Настроясь на её движения, которые превосходят наш кругозор, Он стал единым с тайной вселенной. Его понимание удивляло источники её самых могущественных энергий; Он говорил с неизвестными Стражами миров, Формы, что он рассмотрел, наши смертные глаза не видят. Его широко раскрытые глаза оформляли существ без облика, Он видел космические силы за их работой И чувствовал оккультный импульс за волей человека. Тайны времени были для него часто читаемой книгой; Записи будущего и прошлого Излагали свои выдержки на эфирной странице. Единый и гармоничный при мастерстве Создателя, Человек в нём ходил с божественным; Его действия не предавали внутреннее пламя. Это ковало величие его вида на земле. Гений возрастал в клетках его тела, Что осознавало смысл его ограждённых судьбой работ, Сродни маршу незавершённых Сил За пределами свода жизни в безграничности духа. Он жил обособленно в одиночестве своего ума, Полубог, формирующий жизни людей: Стремление одной души поднимало расу; Сила работала, но никто не знал, откуда она пришла. Универсальные силы были связаны с его [силами]; Заполняя малость земли их безграничной широтой, Он притягивал энергии, что трансмутируют эпоху. Неизмеримый обычным взглядом, Он сделал великие мечты формой для грядущих вещей И запускал свои дела, как бронзу, на годы вперёд. Его прогулка сквозь Время опережала человеческий шаг. Одиноки его дни и роскошны, как [дни] солнца.
Сообщение: 3951
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 17.03.19 19:07. Заголовок: Книга 1 Песнь 4 Тайн..
Книга 1 Песнь 4 Тайное знание
На вершине он стоял, что смотрела на более высокие вершины. Наши ранние приближения к Бесконечному - Это великолепия восхода солнца на чудесной грани, Когда медлит, ещё невидимое, славное солнце. То, что мы видим теперь, - тень от того, что должно прийти. Взгляд Земли на отдалённое Неизвестное - Лишь предисловие к эпическому подъёму Человеческой души из её плоского земного состояния К открытию большего Я И к далёкому сиянию вечного Света. Этот мир - начало и основа, Где Жизнь и Ум воздвигают свои структурированные мечты; Нерождённая Сила должна построить реальность. Смертная малость - не всё, чем мы являемся: Бессмертные наши забытые просторы Ожидают открытия на наших вершинах себя самих; Неизмеримые широты и глубины бытия - наши. Сродни невыразимой Тайне Мистическое, вечное в нереализованном Времени Соседство Небес и Природных вершин. В эти высокогорные владения, запечатанные для нашего поиска, Слишком далёкие от поверхностных почтовых маршрутов Природы, Слишком величественные для наших смертных жизней, чтобы [они могли] дышать, Забытые глубоко в нас родственные связи И слабый голос экстаза и молитвы Зовут к тем лучащимся потерянным необъятностям. Даже когда мы не можем взглянуть в наши души Или лжём, заключённые в земное сознание, Всё же в нас есть части, которые растут к свету, Ещё есть освещённые тропы и безмятежные небеса, И Эльдорадо великолепия и экстаза, И храмы[, посвящённые] божеству, которые никто не видит. Бесформенная память удерживается в нас до сих пор, И временами, когда наш взгляд обращается внутрь, Невежественная завеса Земли снимается с наших глаз; Это короткий чудесный побег. Эта узкая кайма захваченного опыта, Которую мы оставляем позади, отмеряется нам в качестве жизни, [Как] наши маленькие прогулки, наши недостаточные достижения. Наши души могут посетить в великие одинокие часы Тихие регионы непреходящего Света, Всевидящие орлиные вершины безмолвного Могущества И лунно-пламенные океаны быстрого бездонного Блаженства, И спокойные необъятности духовного пространства. В процессе разворачивания Себя Иногда невыразимая Мистерия Выбирает человеческий сосуд для нисхождения. Ощущается дуновение горнего воздуха, Присутствие рождается, пробуждается путеводный Свет, Тишина ложится на инструменты: Замершее, неподвижное, как мраморный монумент, Каменно-спокойное, тело выглядит пьедесталом, Поддерживающим фигуру вечного Мира. Или Сила откровения охватывает, полыхая; С некоего гигантского верховного континента Знание прорывается при перемещении его сияющих морей, И Природа трепещет от силы, от пламени. Иногда более великая Личность Овладевает нами, которую мы всё же узнаём, как нашу: Или мы поклоняемся Мастеру наших душ. Тогда маленькое телесное эго истончается и спадает; Больше не настаивая на своём отдельном "я", Теряя формальность своего отдельного рождения, Оно оставляет нас одним [целым] с Природой и с Богом. В моменты, когда возжигаются внутренние лампы, А заветные гости жизни оставлены снаружи, Наш дух одиноко сидит и говорит со своими глубинами. Более широкое сознание открывает тогда свои двери; Вторгаясь из духовных безмолвий, Луч вневременной Славы склоняется ненадолго Пообщаться с нашей выхваченной [им] освещённой глиной, И оставляет свою огромную белую печать на наших жизнях. В забывчивом поле смертного ума, Раскрываясь для закрытых глаз пророка в трансе Или в каком-то глубоком внутреннем одиночестве, Свидетельствуемые странным нематериальным чувством, Появляются сигналы вечности. Истина, что разум не может знать, раскрывает своё лицо, Мы слышим то, что смертные уши никогда не слышали, Мы ощущаем то, что земные чувства никогда не ощущали, Мы любим то, что обычные сердца отвергают и [чего] боятся; Наши умы смолкают пред ярким Всезнанием; Голос зовёт из палат души; Мы встречаем экстаз от прикасания Божества В золотых уединениях бессмертного огня. Эти знаки - родные для более широкого "я", Что живёт в нас самих, невидимое нами; Лишь иногда входит [его] более святое влияние, Прилив более могучих волн несёт нашу жизнь, А божественное Присутствие движет [нашей] душой; Или сквозь земные покровы что-то врывается, Благодать и красота духовного света, Воркующий язык небесного огня. Мы сами — [тот] высший незнакомец, которого мы ощущаем, Он здесь и действует невидимым, как если бы его не было; Он следует линии вечного рождения И всё же кажется гибнущим [вместе] со своим смертным обликом. Уверенный, что Апокалипсис должен настать, Он не считает моментов и часов; Великий, терпеливый, спокойный, он смотрит, как проходят века В ожидании медленного чуда нашего изменения В уверенном целенаправленном процессе мировой силы И в долгом марше всераскрывающего Времени. Это источник и главный ключ, Безмолвие над головой, внутренний голос, Живой образ, восседающий в сердце, Ширь без стен и бездонная точка, Истина всех этих загадочных явлений в Космосе, Реальное, к которому движутся наши усилия, Тайный грандиозный смысл наших жизней. Сокровище мёда в сотах Бога, Великолепие, сияющее в мрачном плаще, Это наша слава пламени Бога, Наш золотой фонтан восторга в мире, Бессмертие под капюшоном плаща смерти, Образ нашей нерождённой божественности. Он охраняет для нас нашу судьбу в глубинах внутри, Где спит вечное семя преходящих вещей. Всегда мы носим в себе магический ключ, Скрытый в герметичной оболочке жизни. Пылающий Свидетель в святилище Взирает сквозь Время и глухие стены Формы; Безвременный Свет сияет в его скрытых глазах; Он видит тайные вещи, что могут говорить без слов, И знает цель несознательного мира И сердце тайны путешествующих лет.
Но всё погружённо, подсознательно, мистично; Ему нужно интуитивное сердце, поворот вовнутрь, Ему нужна сила духовного взора. Иначе под мелким сиюминутным взглядом нашего бодрствующего ума Бесцельный вояж окажется нашим сомнительным курсом, Некой Возможностью, что устроена или поставлена на карту некой Волей, Или Необходимостью без цели или причины, Невольно вынужденной появиться и быть. В этой плотной области, где нет ничего ясного или уверенного, Само наше существо кажется нам сомнительным, Наша жизнь - смутным экспериментом, душа - Мерцающим светом в странном невежественном мире, Земля - грубой механической случайностью, Сетью смерти, в которой по воле случая мы живём. Всё, что мы узнали, кажется сомнительным предположением, Достигнутое исполнение - отрезком или этапом [на пути], Чей дальний конец скрыт от нашего взгляда, Случившейся удачей или случайной судьбой. От неизвестного мы движемся к неизвестному. Наше краткое существование здесь всегда окружено Серыми тенями вопросов, оставшихся без ответа; Безвестные тайны тёмного Несознания Остаются неразгаданными за стартовой линией Судьбы. Стремление в глубине Ночи, Семя погибающего тела и полуосвещённого ума, Возносит свой одинокий язык сознательного огня К бессмертному Свету, всегда теряемому; Но оно слышит, как единственное эхо своего зова, Смутный ответ в несознающем сердце человека, И встречает, не понимая, почему оно пришло, Или по какой причине здесь страдает, Санкцию Бога на парадокс жизни И загадку рождения Бессмертного во времени. Вдоль пути серпантина эонов, В закрученной темноте, не ведая своего пути, Земля-Богиня бредёт по пескам Времени. Существо есть в ней, которое она надеется узнать, Слово говорит её сердцу, которого она не слышит, Судьба принуждает, чей облик она не видит. В её бессознательном кружении через Пустоту Из своих безумных глубин она стремится подняться, Опасная жизнь - её достижение, борющаяся радость; Мысль, что может понять, но вряд ли знает, Медленно возникает в ней и создаёт Идею, речь, что больше маркирует, чем освещает; Дрожащая радость, меньшая, чем блаженство, Вторгается от всей той красоты, что должна умереть. Встревоженная печалью, что влечётся за её ногами, И сознающая высокие вещи, которые ещё не победили, Она всегда вскармливает в своей бессонной груди Внутреннее побуждение, которое отнимает у неё отдых и покой. Невежественная и усталая, но непобедимая, Она ищет через войну души и трепетную боль Чистое совершенство, в котором нуждается её испорченная природа, Дыхание Бога на её камне и болоте. Веры она жаждет, что может пережить поражение, Сладости любви, что не знает смерти, Сияния истины, навсегда правдивой. Свет растёт в ней, голос она воспринимает, Её состояние она учится читать и действие, что она совершила, Но одна необходимая истина ускользает от её понимания, Что она сама и всё, что она [представляет], является символом. Невнятный шепот ведёт её шаги, Которого она чувствует силу, но не смысл; Немногие редкие указания приходят, как руководство, Огромные вспышки предвидения рассекают её мозг, И иногда в её часы мечты и вдохновения Истина, которую она не заметила, смотрит на неё Как будто издалека, и всё же изнутри её души. Приближается изменение, что ускользает от её догадок И, всегда откладываемое, заставляет пытаться и надеяться, И всё же кажется слишком великим, чтобы смертная надежда осмелилась на него. Её встречает видение высочайших Могуществ, Что притягивают её, будто могучие родственники, потерянные, Что приближаются с отстранённым великим сияющим взором. Затем она движется ко всему, что не она, И протягивает руки к тому, что никогда не принадлежало ей. Простирая руки к бессознательной Пустоте, Страстная, она молится невидимым формам богов, Прося у немой Судьбы и тяжёлого Времени то, Что больше всего ей нужно, что больше всего превосходит её масштаб, - Разум, не посещаемый отблесками иллюзии, Волю, выражающую божественность души, Силу, не вынужденную спотыкаться из-за своей скорости, Радость, что не тянет [за собой] печаль, как свою тень. По ним она тоскует и чувствует их предназначенными ей: Привилегию Небес она требует, как её собственное право. Справедливо её требование, утверждённое всевидящими Богами, Ясное в более великом свете, чем имеет ум: Наши интуиции - его заглавные действия; Наши души принимают то, от чего отказываются наши слепые мысли. Крылатые химеры Земли - это кони Истины в Небесах, Невозможное Божественное знамение о вещах, должных быть. Но немногие могут заглянуть за пределы нынешнего состояния Или перепрыгнуть эту путанную изгородь смысла. Всё, что происходит на земле и за её пределами, Есть части беспредельного плана Единого, хранящегося в его сердце и известного ему одному. Наши внешние события имеют их семена внутри, И даже эта случайная Судьба, что подражает Шансу, Эта масса непонятных результатов Есть немой график истин, что работают невидимыми: Законы Неизвестного создают известное. События, которые формируют облик наших жизней, - Этот шифр подсознательных дрожаний, Которые мы редко застаём [врасплох] или смутно чувствуем, - Являются результатом подавленных реальностей, Что вряд ли поднимаются в материальный день: Они рождены от солнца духа скрытых сил, Роющих туннель посредством критической ситуации. Но кто проникнет в таинственную пропасть И узнает, в чём глубокая потребность души, Предопределяющей случайный поступок и следствие? Поглощённые рутиной ежедневных действий, Наши глаза прикованы к внешней сцене; Мы слышим грохот колёс Обстоятельств И удивляемся скрытой причине вещей. Всё же предвидящее Знание могло бы стать нашим, Если б мы могли занять позицию нашего духа внутри, Если б мы могли слышать приглушённый голос демона. Слишком редко тень того, что должно произойти, Отбрасывается на мгновение в тайное чувство, Которое испытывает шок от невидимого, И редко в тех немногих, кто даёт ответ, Могучий процесс космической Воли Передаёт его образ нашему взору, Отождествляя ум мира с нашим. Наш диапазон установлен внутри переполненного круга Того, что мы наблюдаем и к чему прикасаемся, и мысль может угадывать И изредка озаряться светом Неизвестного, Пробуждающим в нас пророка и провидца. Внешнее и непосредственное - это наша область, Мёртвое прошлое - наш фон и поддержка; Ум держит душу заключенной, мы рабы своих действий; Мы не можем освободить свой взгляд, чтобы достичь солнца мудрости.
Наследник краткого животного ума, Человек, всё ещё ребёнок в могучих руках Природы, Живёт в последовательности моментов; Имеет тесное право на изменение настоящего; Его память глядит назад на призрачное прошлое, Будущее бежит впереди него по мере того, как он движется; Он видит воображаемые одежды, а не лицо. Вооруженный ограниченной ненадёжной силой, Он защищает плоды своего труда от неблагоприятных случайностей. Борющееся невежество - спутник его мудрости: Он ждёт, чтобы увидеть последствия своих действий, Он ждёт, чтобы оценить уверенность своих мыслей, Он не знает, чего он должен достичь и когда; Он не знает, выживет ли он, наконец, Или закончит, подобно мастодонту и ленивцу, И исчезнет с лица земли, где он был царём. Он не знает смысла своей жизни, Он не знает о своей высокой и чудесной судьбе. Лишь Бессмертные на их бессмертных высотах, Обитающие за стенами Времени и Пространства, Мастера жизни, свободные от оков Мысли, Которые являются надзирателями Судьбы, Шанса и Воли И экспертами теоремы о мировой необходимости, Могут видеть Идею, Могущество, что изменяют курс Времени, Что приходят, облачённые светом из неоткрытых миров, Слышать, в то время как мир трудится со своим глубоко слепым сердцем, Скачущие копыта непредвиденного события, Несущие сверхчеловеческого Всадника, близкого И безразличного к шуму Земли и к испуганному крику, Возвращающимся в тишину холмов Бога; Как молния блещет, как гром раздаётся, так они проходят И оставляют свой след на вытоптанной груди Жизни. Над миром стоят создатели мира, В явлении видят его мистический источник. Они не обращают внимания на обманчивую внешнюю игру, Они не поворачиваются на оживлённый топот момента, Но прислушиваются со спокойным терпением Нерождённых К медленным шагам далёкой Судьбы, Приближающимся через огромные расстояния Времени, Не замечаемым глазами, которые видят эффект и причину, Неслышимым посреди шума человеческого плана. Внимательные к Истине, что невидима, они улавливают, Будто звук от незримых крыльев Авгура, Голоса непостижимого значения, Бормотания, что размышляют в ядре сна Материи. В глубоком прислушивании сердца они могут уловить Шумы, потерянные беззаботным ухом Жизни, Пророческую речь во всезнающем трансе Мысли. Над иллюзией надежд, что проходят, За видимостью и очевидным действием, За этим часовым механизмом Возможности и смутных предположений, Среди борьбы сил, топчущих ног, Сквозь крики боли и радости, Сквозь триумф, борьбу и отчаяние Они наблюдают Блаженство, О котором сердце Земли кричало на долгом пути, Что не может увидеть его конец, Вьющийся незамеченным через скептические дни, И встречают его, направляя беспечно движущийся мир. Так замаскированное Трансцендентное взойдет на свой трон. Когда тьма сгущается, удушая грудь земли, И телесный ум человека - единственная лампа, Как у вора в ночи, будет скрытая поступь того, Кто невидимым взойдёт в его дом. Чуть слышный голос заговорит, душа повинуется, Сила прокрадётся во внутренние покои ума, Очарование и сладость откроют запертые двери жизни, И красота покорит сопротивляющийся мир, Свет Истины захватит природу врасплох, Хитрость Бога заставит сердце блаженствовать, А земля неожиданно станет божественной. В Материи будет гореть сияние духа, В теле за телом зажжётся священное рождение; Ночь пробудится под гимн звёзд, Дни станут счастливым маршем пилигрима, Наша воля - силой вечного Могущества, А мысль - лучами духовного солнца. Немногие увидят то, что ещё никто не понимает; Бог будет расти, пока мудрецы говорят и спят; Ибо человек не должен знать прихода до его часа, И веры не будет, пока работа не будет сделана.
Сознание, которое не знает своей собственной истины, Бродячий охотник за зорями, вводящими в заблуждение, Между тёмным и светлым концами существа Движется здесь в полусвете, что кажется целым: Междуцарствие в Реальности Отсекает интегральную Мысль, тотальную Силу; Оно кружит или стоит в смутном промежутке [interspace], Сомневаясь в его начале и в его окончании, Или бежит по дороге, что не имеет конца; Вдали от изначальных Сумерек, от последнего Пламени В некой огромной пустоте Несознательного оно живёт, Как мысль, сохраняющаяся в широкой пустоте. Как непонятная фраза Предполагает миллион толкований Умом, Так оно придаёт значение случайному миру. Предположение, основанное на сомнительных доказательствах, Неправильно понятое сообщение, запутанная мысль, Потерявшая свою цель - это всё, что оно может сказать, Или [один] фрагмент универсального слова. Оно оставляет две гигантские буквы лишёнными смысла, В то время как без санкции поворачивает средний знак, Несущий загадочную вселенную, Как если бы настоящее без будущего или прошлого, Повторяющее вихрь всё той же революции, Повернулось вокруг его оси в своей Пустоте. Так скрыто значение творения; Ибо без контекста читается космическая страница: Её знаки смотрят на нас, как неизвестный скрипт, Как будто появившаяся, заслонённая чужим языком Или кодом из блистающих знаков без ключа Частица притчи возвышенного. Это открывает глазам бренного существа Великолепие бесполезного чуда; Тратя себя, так что это может продлиться какое-то время, Как река, что никогда не сможет найти своё море, Оно бежит через жизнь и смерть на краю Времени; Огонь в ночи - это пламя его могучего действия. Это наша глубочайшая потребность - вновь соединить то, Что сейчас разделено, противоположно и двойственно, Удалено в независимые сферы, что никогда не встречаются Или противостоят, как дальние полюса Ночи и Дня. Мы должны заполнить огромную бездну, что мы создали, Соединить закрытые одинокие согласные конечного С открытыми гласными Бесконечности, Дефис, узкий перешеек восходящей души, Должен соединить Материю и Ум: Мы должны возобновить тайную связь в вещах, Наши сердца вспоминают потерянную божественную Идею, Воссоздают совершенное слово, объединяют Альфу и Омегу в единый звук; Тогда Дух и Природа станут едины. Два конца есть у загадочного плана. В широком беззначном эфире Себя, В неизменном Безмолвии, белом и обнажённом, Отстранённые, сияющие, как золотые ослепительные солнца, Скрытые лучами, которые не может выдержать смертный взгляд, Голые и абсолютные потенции Духа Пылают в одиночестве мыслей Бога. Восторг, сияние и молчание, Освобождённые от приближения раненных сердец, Отвергающие Идею, что смотрит на горе, Удалённые от Силы, что кричит от её боли, Они живут в его неотъемлемом блаженстве. Безупречные в само-знании и само-силе, Спокойные, они отдыхают в вечной Воле. Только её закон они учитывают и ей подчиняются; У них нет цели достичь, нет цели служить. Неумолимые в их вневременной чистоте, Они отказываются от любого обмена или взятки поклонения; Не затрагиваемые криком бунта и невежественной молитвой, Они не подсчитывают нашу добродетель и наш грех; Они не снисходят до голосов, которые умоляют, Они не поддерживают отношений с ошибкой и её правлением; Они стражи молчания Истины, Они хранители неизменного указа. Глубокая сдача - источник их силы, Тихая идентичность - их способ знать, Неподвижность - их действие, подобное сну. В покое, рассматривая проблемы под звёздами, Бессмертные, наблюдая работы Смерти и Случайности, Неподвижные, видя, как проходят тысячелетия, Незатронутые, пока разворачивается длинная карта Судьбы, Они смотрят на нашу борьбу беспристрастными глазами, И всё же без них не могло бы быть космоса. Непроницаемое для желания, гибели и надежды, Их положение нерушимой мощи Неподвижно поддерживает колоссальную задачу мира, Его невежество освещается их знанием, Его стремление длится при их безразличии. Как высота тянет низкое всегда подниматься, Как широта призывает мелкое к приключению простора, Их отстранённость заставляет человека превзойти себя. Наша страсть поднимается, чтоб сочетаться с покоем Вечного, Наш разум, ищущий гномов, - чтобы встретить свет Всеведающего, Наши беспомощные сердца - чтобы хранить силу Всемогущего. Соглашаясь с мудростью, сотворившей ад, И с суровой полезностью смерти и слёз, Соглашаясь с постепенными шагами Времени, Они кажутся беззаботными при горе, которое жалит сердце мира, Беззаботными при боли, которая раздирает его тело и жизнь; Выше радости и печали проходит это величие: Они не имеют доли в добре, что умирает, Безмолвные, чистые, они не участвуют в совершённом зле; Иначе их сила может быть омрачена и не сможет спасти. Живя в истине, что обитает в крайностях Бога, Пробуждённый к движению всевидящей Силы, Медленный итог долгих неоднозначных лет И неожиданное благо от горестных дел Бессмертный видит не так, как мы тщетно видим. Он смотрит на скрытые аспекты и силы за сценой, Он знает закон и естественный порядок вещей. Не движимый краткой волей жизни действовать, Не стеснённый побуждениями жалости и страха, Он действует, не спеша развязывать космический узел Или успокаивать раздражённое терзаемое сердце мира.
Он ожидает час Вечного во времени. Всё же есть духовная тайная помощь; Пока проявляются медлительные витки Эволюции, А Природа прорубает свой путь благодаря непреклонному Божественному вмешательству, воцарённому выше. Живя в мёртвой вращающейся вселенной, Мы не кружим здесь на случайном земном шаре, Брошенные для выполнения задачи свыше наших сил; Даже через запутанную анархию, названную Судьбой, И через горечь смерти и падения Поддерживающая Рука ощущается в наших жизнях. Она рядом с нами в бесчисленных телах и рождениях; В её неслабеющем захвате она хранит для нас в безопасности Единый неизбежный высший результат, Который ни воля не может отнять, ни рок изменить, Корону сознательного Бессмертия, Что Бог обещал нашим борющимся душам, Когда сердце первого человека осмелилось [согласиться] на смерть и страдающую жизнь. Тот, кто сформировал этот мир, навсегда его бог: Наши ошибки - его шаги на пути; Он работает через жестокие превратности наших жизней, Он работает через тяжёлое дыхание битвы и труда, Он работает через наши грехи и печали и наши слёзы, Его знание отрицает наше невежество; Какую бы видимость мы ни должны были носить, Какими бы ни были наши серьёзные беды и настоящая судьба, Когда мы не видим ничего, кроме течения и несчастий, Могучее Руководство неслышно ведёт нас через всё это. После того, как мы станем служить этому великому разделённому миру, Блаженство и единство Бога станут нашим врождённым правом. Дата установлена в календаре Неизвестного, Годовщина возвышенного Рождения: Наша душа оправдает её изменчивую прогулку, Всё приблизится, что сейчас ничтожно или далеко. Эти спокойные и отдалённые Могущества должны, наконец, [начать] действовать. Неподвижные, готовые к выполнению своей предназначенной задачи, Вечно мудрые, сострадательные Великолепия Ожидают звук голоса Воплощённого, Чтоб перепрыгнуть и замостить пропасти Неведения, Исцелить глухие тоскующие низины Жизни И заполнить бездну, которой является вселенная. Тем временем здесь, на противоположном полюсе Духа, В тайне глубин, которые выстроены Богом Для его обители ниже взгляда Мыслителя, В этом компромиссе совершенной Абсолютной Истины Со Светом, что обитает возле тёмного конца вещей, В этой трагикомедии божественной маскировки То, что долго и далеко ищется для радости, всегда рядом, В грандиозной мечте, из которой создан мир, В этом золотом куполе на основе чёрного дракона Сознательная Сила, что действует в груди Природы, Чернорабочая в космической схеме, Несущей глиняные изображения нерождённых богов, Исполнительница неизбежной Идеи, Стеснённая, окружённая обручами Судьбы, Терпеливая попечительница медленного бесконечного Времени С часу на час снимает её тайное бремя. Всё это она предвидит в замаскированных императивных глубинах; Немое намерение несознательных низин Отвечает воле, что смотрит с высот, А первый слог развивающегося Слова, Тяжеловесный, грубо-зримый, содержит его сияющее завершение, Причастен к обширному нисхождению с побеждающих вершин И предвещает душе необозримый восход.
Всё здесь, где каждое существо кажется одиноким "я", - Это фигуры единственного трансцендентного Единого: Только им они существуют, его дыхание - их жизнь; Невидимое Присутствие формирует забытую глину. Партнёр в игре могущественной Матери, Единый сощёл на сомнительный вращающийся шар, Чтобы скрыться от её преследования в силе и форме. Тайный дух во сне Несознательного, Бесформенная Энергия, безмолвное Слово, Он был здесь прежде, чем могли возникнуть элементы, Прежде, чем появился свет ума или смогла дышать жизнь. Соучастник её космического притворства, Свои видимости он превращает в реальные формы И приравнивает символ к правде: Он придаёт своим вневременным мыслям форму во Времени. Он есть субстанция, он - самость вещей; Она выковала из него свои произведения мастерства и могущества: Она окутывает его магией своего настроения И превращает его мириады истин в свои бесчисленные мечты. Мастер бытия сошёл к ней, Бессмертное дитя, рождённое в мимолётные годы. В производимых предметах, в людях, которых она зачинает, Мечтая, она преследует свою идею о нём, И ловит здесь взгляд, а там - жест: Всегда он повторяет в них свои бесчисленные рождения. Он и Создатель, и мир, что он создал, Он - видение, и он - Видящий; Он сам и актёр, и действие, Он сам и знающий, и знаемое, Он сам и мечтатель, и мечта. Есть Двое, кто есть Одно и играют во многих мирах; В Знании и Невежестве они говорили и встречались, А свет и тьма - это чередование их глаз; Наше удовольствие и боль - их борьба и объятие, Наши дела, наши надежды сокровенно близки их истории; Они сочетаются тайно в нашей мысли и жизни. Вселенная - это бесконечный маскарад, Ибо ничто здесь не является тем, чем кажется; Это сновидческое видение истины, Которое, если бы не сон, не было бы полностью истинным, Феномен выделяется, как что-то значительное, На тусклом фоне вечности; Мы замечаем [только] его лицо и пропускаем всё, что он означает; Видя часть, мы принимаем её за целое. Так они создали их игру с нами в ролях: Автор и актёр с самим собой в качестве сцены, Он движется там как Душа, как Природа - она. Здесь, на земле, где мы должны исполнять наши роли, Мы не знаем, как будет проходить курс драмы; Произносимые нами предложения завуалированы в их мыслях. Она удерживает от нашего взгляда её могущественный план: Она скрыла свою славу и своё блаженство И замаскировала Любовь и Мудрость в её сердце; Из всего чуда и красоты, принадлежащих ей, Мы можем ощутить лишь затемнённую малую частичку. Он тоже выглядит здесь уменьшенным божеством; Он оставил своё всемогущество, Своё спокойствие он утратил и бесконечность. Он знает только её, он забыл себя; Для неё он отказывается от всего, чтобы сделать её великой. Он надеется заново найти себя в ней, Воплощаясь, обвенчать его бесконечный мир С экстазом её творящей страсти.
Сообщение: 3952
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 18.03.19 20:45. Заголовок: Книга 1 Песнь 4 продолжение
Хотя [он] и владелец земли и небес, Он оставляет ей космическое управление И наблюдает за всем, Свидетель её зрелища. Статист на её сцене, Он не говорит ни слова или прячется за кулисами. Он рождается в её мире, ждёт её воли, Предугадывает значение её загадочных жестов, Колеблющиеся случайные повороты её настроения, Выясняет её намерения, которых она, похоже, не знает, И служит её тайной цели на долгое Время. Он поклоняется ей, как слишком великой для него; Он обожает её, как регента его желания, Он уступает ей, как инициатору его воли, Он возжигает фимиам своих ночей и дней, Предлагая свою жизнь, великолепие жертвы. Восторженный поверенный её любви и грации, Для него его блаженство в ней - весь его мир: Благодаря ей он возрастает во всех силах его существа; Он читает её скрытую Божественную цель в вещах. Или, будучи придворным в её бесчисленных свитах, Довольствуется тем, чтобы быть с ней и чувствовать её рядом, Он извлекает максимум из той малости, что она даёт, И всё, что она делает, украшается его собственным удовольствием. [Её] взгляд может сделать весь его день счастливым, Слово из её уст окрыляет восторгом на часы. Он полагается на неё во всём, что он делает и чем является: Из её щедрых даров он строит свои гордые счастливые дни И тянет за собой украшенную павлиньим плюмажем радость жизни И солнц во славе её мимолётной улыбки. Тысячью способов он служит её королевским потребностям; Он заставляет часы вращаться вокруг её воли, Делает всё отражающим её прихоти; всё это их игра; Весь этот огромный мир - это только он и она.
Это узел, что связывает звёзды вместе: Двое, являющиеся одним, - это секрет всего могущества, Двое, являющиеся одним, - это сила и право в вещах. Его душа, безмолвная, поддерживает мир и её, Его действия - это реестры её повелений. Счастливый, инертный, он лежит у неё под ногами: Свою грудь он предлагает для её космического танца, От которого наши жизни - это трепещущий театр, И никто не может вынести [представление], кроме его силы внутри, И всё же никто не покидает из-за его восторга. Его работы, его мысли были придуманы ею, Его существо - это её гигантское зеркало: Активный, вдохновляемый ею, он говорит и движется; Его дела подчиняются невысказанным требованиям её сердца: Пассивный, он переносит влияния мира, Как будто её прикасания формируют его душу и жизнь: Его путешествие через дни - это её солнечный марш; Он бежит по её дорогам; её курс - его. Свидетель и ученик её радости и горя, Партнер в её зле и её добре, Он согласился на её страстные пути, Он ведом её сладкой и ужасной силой. Его санкционирующее имя инициализирует все её работы; Его молчание - это его подпись под её делами; В исполнении схемы её драмы, В её фантазиях момента и настроении, В марше этого очевидного обычного мира, Где всё глубоко и странно для глаз, которые видят, А обычные формы Природы - это нить из чудес, Она через его свидетельское зрение и движение силы Разворачивает материал её космического Действия, Её события, что возвышают и поражают душу, Её силу, что движется, её силу, что спасает и убивает, Её Слово, что в молчании говорит с нашими сердцами, Её молчание, что превосходит вершины Слова, Её высоты и глубины, к которым движется наш дух, Её события, что ткут текстуру нашей жизни, И всё, благодаря чему мы обретаем или теряем себя, Вещи сладкие и горькие, великолепные и подлые, Вещи ужасные и прекрасные и божественные. Как её империя в космосе, что она построила, Он управляется её тонкими и могущественными законами. Его сознание - это младенец на её коленях, Он был полем её огромного эксперимента, Её бесконечное пространство - игровая площадка его мыслей; Она связывает себя знанием форм Времени И творческой ошибкой ограничения ума, И случайностью, что носит суровое лицо судьбы, И её спортом смерти и боли и Неведения, Его изменённым и борющимся бессмертием. Его душа - это тонкий атом в массе, Его вещество - материал для её работ. Его дух выживает среди смерти вещей, Он взбирается в вечность через разрывы существа, Он переносится ею из Ночи в бессмертный Свет. Эта великая сдача - дар его свободной воли, Его чистая трансцендентная сила подчиняется ей. В тайне её космического невежества, В неразрешимой загадке её игры Создание, выполненное из тленного материала, Он движется в шаблоне, что она установила для него, Он мыслит её мыслями, от её проблем вздымается его грудь; Он виден тем, чем она хотела бы его видеть, Он - это всё, что может сделать её художник. Хотя она водит его по дорогам своей фантазии, Играя с ним, как с её ребенком или рабом, К свободе и мастерству Вечного И бессмертного, пребывающим над миром, Она двигает свою кажущуюся марионетку на час. Даже в его смертной сессии в доме тела, Не имеющего цели путешественника между рождением и смертью, Эфемерно мечтающего о бессмертии, Она принуждает его царствовать. Он принимает её силы; Он запряг её в ярмо её собственного закона. Его лицо человеческой мысли надевает корону. Удерживаемый ею на поводке, привязанный к завуалированному капризу, Он изучает её пути, если так он может преобладать Даже на час, и она выполняет его волю; Он делает из неё крепостную его мгновенной страсти: Чтобы повиноваться, она притворяется, она следует за лидерством её творения: Для него она была создана, живёт только для использования им. Но, побеждая её, он ещё более её раб; Он её иждивенец, все его средства - её; Ничего без неё он не может, она всё ещё управляет им. Наконец, он пробуждается к памяти о Себе: Он видит внутри лик божества, Божество прорывается сквозь человеческую форму: Она снимает маску с её высочайших высот и является его помощником. До тех пор он - фишка в её игре; Её кажущийся регент, и всё же её модная игрушка, Живой робот, движимый источниками её энергии, Он действует, как в движениях сна, Автомат, ступающий в канавки Судьбы, Он спотыкается, ведомый её кнутом Силы: Его мысль трудится, как вол на полях Времени; Его воля, которую он считает его собственной, сформирована в её кузнице.
Послушный немому контролю Мировой Природы, Движимый его собственным грозным могуществом, Его избранным партнёром в титанической игре, Её волю он сделал мастером его судьбы, Её прихоть - раздатчиком его удовольствия и боли; Он продал себя в её царственную власть За любые удар или благо, которые она может выбрать: Даже в том, что страдает в нашем смысле, Он чувствует сладость её овладевающего прикасания, В любом переживании встречает её блаженные руки; На своём сердце он выносит счастье её поступи И сюрприз радости её прихода В каждое событие и в каждую возможность момента. Всё, что она может сделать, чудесно в его глазах: Он упивается ею, пловец в её море, Неутомимый любитель её мирового восторга, Он радуется каждой её мысли и действию И даёт согласие на всё, что она может хотеть; Что бы она ни пожелала, он стремится исполнить: Дух, неисчислимый Один, Он оставил позади свою одинокую вечность, Он - бесконечное рождение в бесконечном Времени, Её конечное множество в бесконечном Пространстве.
Мастер существования таится в нас И играет в прятки со своей собственной Силой; В инструментах природы медлит тайный Бог. Имманентное живёт в человеке, как в собственном доме; Он сделал вселенную его игровым полем, Огромным залом для работ его могущества. Всезнающий, он принимает наше омрачённое состояние, Божественный, носит облики животного или человека; Вечный, он соглашается на Судьбу и Время, Бессмертный, развлекается смертностью. Все-Сознание решилось на Неведение, Все-Блаженство терпело пребывание бесчувственным. Воплощённый в мире вражды и боли, Он одевает радость и печаль, как одежду, И пьёт опыт, как крепкое вино. Он, чья трансцендентность правит беременными Просторами, Предвидящий, теперь обитает в наших подсознательных глубинах, Светоносная индивидуальная Сила, одинокая. Абсолютный, Совершенный, Единственный Вызвал из Безмолвия его немую Силу, Где она лежала в безликой и бесформенной тишине, Охраняя от Времени её неподвижным сном Невыразимую мощь его одиночества. Абсолютный, Совершенный, Единственный Вошёл с его безмолвием в пространство: Он сформировал эти бесчисленные личности единственной самости; Он построил миллион фигур его могущества; Он живёт во всех, кто одиноко живёт в его просторах; Пространство - это он сам, и время - только он. Абсолютный, Совершенный, Неуязвимый, Тот, кто в нас, как наша тайная самость, Принял нашу маску несовершенства, Он сделал эту обитель из плоти своей собственной, Его образ в человеческом измерении показывает, Что мы можем подняться до его божественного измерения; Затем в фигуре божественности Создатель переделает нас и наложит План божества на форму смертного, Вознося наши конечные умы к его бесконечности, Соприкасая момент с вечностью. Это преображение - обязательство земли перед небесами: Взаимный долг связывает человека со Всевышним: Его природу мы должны надеть, как он надел нашу; Мы сыновья Бога и должны стать такими же, как он: Его человеческая часть, мы должны стать божественными. Наша жизнь - это парадокс с Богом, как ключом. Но пока всё это - тень, отбрасываемая мечтой, А в размышляющей и неподвижной жизни Духа и сам он наделяется аспектом мифа, Бременем долгой бессмысленной истории. Ибо ключ спрятан и хранится в Несознательном; Тайный Бог обитает под порогом. В теле, заслоняющем бессмертный Дух, Безымянный Обитатель наделяет невидимые силы Формами из Материи и мотивами за гранью мысли И опасностью непредсказуемых последствий, Всемогущее неразличимое Влияние, Он восседает, не ощущаемый формой, в которой он живёт, И скрывает своё знание под нащупывающим умом. Странник в мире, что сотворён его мыслями, Он превращается в светотень ошибки и истины, Чтоб обрести мудрость, которая ему принадлежит. Он разыскивает себя, как позабывший; Как будто он потерял внутренний свет, он ищет: Как странник, задержавшийся среди чужеземных сцен, Он путешествует к дому, которого он больше не знает. Истину самого себя он ищет, [тот,] кто [сам] есть Истина; Он - Игрок, который стал игрой, Он - Мыслитель, который стал мыслью; Он - многие, кто был безмолвным Единым. В символических фигурах космической Силы, И в её живых и неодушевлённых знаках, И в её сложном узоре событий Он исследует непрекращающееся чудо самого себя, Пока тысячеликая загадка не будет решена В едином свете всесвидетельствующей Души. Это был его договор с его могучей напарницей Ради любви к ней и соединения с ней навсегда, Чтобы следовать по пути вечности Времени Среди магических драм её внезапных настроений И сюрпризов её замаскированных Идей И перипетий её вселенских капризов. Две, кажется, у него стороны [goals], и всё же они едины И смотрят друг на друга в беспредельном времени; Дух и Материя есть их цель и источник. Искатель скрытых смыслов в формах жизни, Широкой неведомой воли великой Матери И грубой загадки её земных путей Он исследователь и мореплаватель В тайном внутреннем океане без границ: Он искатель приключений и космолог Неизвестной географии магической земли. В установленном замысле её материального порядка, Где всё кажется уверенным и, даже если изменившимся, то тем же самым, Даже если конец остаётся навсегда неизвестным И вечно нестабильным, и [где всё] является меняющимся потоком жизни, Его пути пролагаются для него безмолвной судьбой; Как станции во вздымающемся наводнении веков, Появляются твёрдые земли, что соблазняют и удерживают на время, Затем новые горизонты влекут к продвижению ума. Не подойти близко к беспредельности конечного, Нет окончательной уверенности, при которой может прерваться мысль, И нет конечной станции для опыта души. Предел, дальность, никогда полностью не достижимые, Незавершённое совершенство взывают к нему Из дальних окраин Невидимого: Лишь длительное начало было положено.
Это моряк на потоке Времени, Это Материи Мира медленный исследователь, Кто, пускающийся в это маленькое телесное рождение, Научился своему ремеслу в крошечных бухтах, Но, наконец-то, отваживается на непознанные бесконечности, Путешественник по морям вечности. В сыром начальном старте его мирового приключения Он выглядит не ведающим о силе его божества, Робким инициатором своего обширного замысла. Опытный капитан хрупкого корабля, Торговец мелкими временными товарами, Сначала он держится у берегов и избегает широт, Не смеет бросать вызов далёкому опасному океану. Он курсирует в мелких прибрежных перевозках, Его оплата скупо поступает из порта в соседний порт, Довольный неизменным курсом его безопасного маршрута, Он опасается не нового, а невидимого. Но теперь он слышит звук обширных морей. Расширяющийся мир зовёт его к дальним краям И к путешествиям в круге большего видения, И к людям неизвестных и не посещённых до сих пор берегов. На заказном корабле его торговый мостик Обслуживает мировую торговлю богатствами Времени, Рассекая пену огромного закрытого моря, Чтобы достичь неизвестных огней гавани в отдалённых краях И открытых рынков для пышных искусств жизни, Тюков богатств, резных статуэток, расписных холстов И украшенных драгоценностями игрушек, принесённых для игры младенца, И скоропортящихся продуктов тяжёлого труда, И преходящих великолепий, выигранных и потерянных за дни. Или, пройдя через ворота из каменных столбов, Ещё не решаясь пересечь безымянные океаны И путешествовать в мечту о расстояниях, Он скитается возле незнакомых берегов И находит новую гавань у островов, терзаемых штормом, Или, ведомый уверенным компасом своей мысли, Он плывёт через яркую дымку, скрывающую звезды, Направляясь по торговым путям Неведения. Его корабль тянется к неоткрытым берегам, Он рискует на невообразимых континентах: Искатель островов Блаженных, Он покидает последние страны, пересекает последние моря, Он обращается к вечным вещам его символического поиска; Жизнь меняет для него свои сцены, построенные временем, Её образы вуалируют бесконечность. Границы Земли отступают, и земной воздух Висит вокруг него, уже не его полупрозрачная пелена. Он пересёк предел смертных мыслей и надежд, Он достиг конца мира и смотрит за его пределы; Глаза смертного тела погружают свой взгляд В Глаза, что смотрят на вечность. Путешественник во Времени должен исследовать больший мир. Наконец, он слышит пение на высотах, И далёкое говорит, а неизвестное становится ближе: Он пересекает границы невидимого И проходит по краю смертного зрения К новому видению себя и вещей. Он - это дух в незаконченном мире, Который его не знает и не может знать себя: Поверхностный символ его бесцельного поиска Придаёт более глубокое значение его внутреннему взгляду; Его поиск - [это поиск] тьмой света, смертной жизнью - бессмертия. В сосуде земного воплощения Над узкими рельсами ограниченных чувств Он смотрит на магические волны Времени, Где ум, подобно луне, освещает темноту мира. Там показывается, всегда отступающий от взгляда, Как будто нарисованный в разреженном туманном свете грёз, Контур смутного таинственного берега. Моряк на бездонном море Бессознательного, Он путешествует по звёздному миру мыслей На палубе Материи к духовному солнцу. Сквозь шум и многочисленные крики, Сквозь поглощающие непостижимые безмолвия, Через странный срединный мир под верховными небесами, За пределы земных долгот и широт, Его цель установлена вне всех существующих карт. Но никто не узнает, куда он плывёт через неизвестное Или какую секретную миссию дала [ему] великая Мать. В скрытой силе её всемогущей Воли, Ведомый её дыханием через жизни качающуюся глубину, Сквозь громовой рёв и сквозь безветренную тишину, Сквозь туман и мглу, где больше ничего не видно, Он несёт её запечатанные приказы в его груди. Позже он узнает, вскрыв мистический скрипт, Идёт ли он в пустой порт в Невидимом Или, вооружившись её санкцией, Открывает новые ум и тело в граде Бога И сохраняет Бессмертие в доме его славы, И делает конечное одним [целым] с Бесконечностью. Сквозь соляные отмели бесконечных лет Её океанские ветры гонят его странствующую лодку, Космические воды плещутся, когда он идёт, Слухи вокруг него и опасность и зов. Он всегда следует за ней. Он плывёт через жизнь и смерть и другую жизнь, Он путешествует через бодрствование и через сон. Могущество есть в нём от её оккультной силы, Связывающее его с судьбой его собственного творения, И никогда не сможет успокоиться могущественный Путешественник, И никогда не сможет прекратиться мистическое путешествие, Пока сумерки неведения не снимутся с души человека, А утренние лучи Бога не настигнут его ночь. Пока Природа продолжается, он тоже там, Ибо это верно, что он и она едины; Даже когда он спит, он держит её на груди: Кто б ни оставил её, он не покинет, Чтоб отдыхать без неё в Непознаваемом. Есть истина, что нужно узнать, работа, что нужно сделать; Её игра реальна; Мистерию он исполняет: В глубокой мировой прихоти Матери есть план, Есть цель в её просторной и случайной игре. Это она всегда имела в виду с первого рассвета жизни, Эту постоянную волю она покроет её спортом, Чтобы вызвать Личность в безличной Пустоте, Светом Истины ударить по массивным корням транса земли, Пробудить онемевшее "я" в несознательных глубинах И поднять утерянную Силу из её питоньего сна, Чтобы глаза Вневременного смогли выглянуть из Времени, А мир проявил открытое Божество. Для этого он оставил свою белую бесконечность И возложил на дух бремя плоти, Семя этого Божества может расцвести в безумном Пространстве. Конец Песни 4
Сообщение: 3959
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 24.03.19 01:25. Заголовок: Песнь V Йога Короля:..
Йога Короля: Йога Свободы и Величия Духа
Это знание он приобрёл первым из рождённых во времени людей. Пропущенный через завесу яркого ума, Что висит между нашими мыслями и абсолютным видением, Он обнаружил оккультную пещеру, мистическую дверь У стен колодца восприятия в душе, И вошёл туда, где Крылья Славы размышляют В безмолвном пространстве, где всё навсегда известно. Безразличный к сомнениям и вере, Жадный до единственного шока обнажённой реальности, Он обрубил шнур ума, что связывает земное сердце, И отбросил ярмо закона Материи. Правила тела не связывали силы духа: Когда жизнь перестала биться, смерть не наступила; Он осмелился жить, когда стихли дыхание и мысль. Так он смог войти в то магическое место, Которое могут немногие даже видеть быстрым взглядом, Оторванным на мгновение от трудных работ ума И от скудности земного зрения Природы. Всё, что узнали Боги, там самоочевидно. Там в скрытой комнате, закрытой и немой, Хранятся графические записи космического писца, А в них скрижали священного Закона, Начальная страница Книги Бытия; Текст и глоссарий Ведической истины Там; ритмы и метры звёзд, Значимые в движениях нашей судьбы: Символические могущества чисел и форм, И секретный код истории мира, И переписка Природы с душой, Сохранённые в мистическом сердце Жизни. В сиянии комнаты воспоминаний духа Он смог восстановить озарённые заметки на полях, Покрывающие светом неразборчивый неоднозначный свиток, Освободить преамбулу и спасительный пункт Тёмного Договора, который управляет всем, Что поднимается из сна материальной Природы, Чтобы облечь Вечное в новые формы. Теперь он мог перечитать и интерпретировать его новые Странные символические буквы, разбросанные глубокомысленные знаки, Разгадать его предсказание и его парадокс, Его загадочные фразы и его условия, отводящие глаза, Глубокий оксюморон его реплик истины, И расценить, как справедливую необходимость, Тяжёлые условия для могущественной работы, - Невозможный Геркулесов труд Природы Только её колдовское мудрое ремесло может навязать, Её закон противостояния богов, Её список неразделимых противоположностей. Немая великая Мать в её космическом трансе, Использующая для радости и боли творения Санкцию Бесконечности на рождение формы, Неуклонно принимает для исполнения Волю знать в несознательном мире, Волю жить под властью смерти, Жажду восторга в сердце плоти, И вырабатывает через появление души [Её] чудесным рождением в плазме и газе Мистерию договора Бога с Ночью. Вновь в тихом космическом уме были услышаны Обещание Вечного его трудящейся Силе, Побуждающей мировую страсть начаться, Крик рождения в смертность И заглавный стих трагедии Времени. Из глубин поднялась похороненная тайна мира; Он прочёл оригинальный указ, хранящийся В закрытых архивах тайника духа, И увидел подпись и огненную печать Мудрости на скрытой работе незримой Силы, Что выстраивает шаги Света в Неведении. Спящий бог открыл бессмертные глаза: Он увидел бесформенную мысль в бездушных формах, Узнал, что материя беременна духовным смыслом, Что ум осмеливается изучать Непознаваемое, А жизнь - это созревание Золотого Ребёнка. В свете, затопляющем пустую вакансию мысли, Интерпретируя вселенную знаками из души, Он читал изнутри текст[, что был] вовне: Загадка стала простой и утратила её притягательную неясность. Более яркое сияние залило могучую страницу. Цель смешалась с прихотями Времени, Смысл встретился со спотыкающимся шагом Случая, А Судьба раскрыла последовательность видящей Воли; Сознательная широта заполнила старое немое Пространство. В Пустоте он увидел воцарённое верховное Всезнание.
Воля, огромная надежда теперь охватили его сердце, И, чтоб разглядеть форму сверхчеловека, Он возвёл его глаза на невидимые духовные высоты, Стремясь принести вниз более великий мир. Слава, которую он узрел, должна стать его домом. Более яркое, более небесное солнце вскоре должно осветить Эту сумрачную комнату с её тёмной внутренней лестницей, Младенческая душа в своих маленьких детских садах Среди объектов, предназначенных для уроков, с трудом училась Перерастать её раннюю грамматику интеллекта И её подражание искусству Земли-Природы, Её земной диалект, изменяющий язык Бога, В живых символах изучая Реальность И учась логике Бесконечного. Идеал должен стать всеобщей истиной Природы, Тело - озариться Богом, пребывающим внутри, Сердце и ум - чувствовать себя едиными со всем, что существует, Сознающая душа - жить в сознающем мире. Как сквозь туман виден верховный пик, Так открылось величие вечного Духа, Изгнанного в раздробленную вселенную Среди частичных подобий самых божественных вещей. Теперь они больше не могли служить его царственному повороту; Гордость Бессмертного отказывалась от участи жить Скрягой в скудной сделке, заключённой Между нашей ничтожностью с ограниченными надеждами И сострадательными Бесконечностями. Его высота отвергала низость земного состояния: Широта, недовольная её рамками, Отреклась от бедного согласия с условиями Природы, Суровый контракт был разорван и откуп уменьшен. Здесь достигаются лишь начинания; Только Материя нашей базы выглядит завершённой, Абсолютная машина без души. Или всё [целиком] кажется непригодным для половины идей, Или же мы обременяем недостатками земной формы Торопливый несовершенный отблеск небесных вещей, Догадки и пародии на небесные типы. Здесь хаос сортирует себя в мир, Кратковременная формация, плывущая в пустоте: Кривляния знания, незавершённые своды из могущества, Вспышки красоты в земных формах, Разбитые рефлексы единения любви Плавают, осколки-отражения парящего солнца. Уплотнённое скопление сырых временных жизней Объединено в мозаичное целое. На наши надежды нет совершенного ответа; Есть слепые глухие двери, к которым нет ключа; Мысль взбирается тщетно и приносит заимствованный свет, Обманутые подделками, проданными нам на витрине жизни, Наши сердца цепляются за утраченное небесное блаженство. Есть корм для насыщения ума, Есть трепет плоти, но нет желания души. Здесь даже высочайший восторг, что может дать Время, - Это имитация непостижимых блаженств, Изуродованная статуя экстаза, Раненное счастье, которое не может жить, Краткий восторг ума или чувств, Брошенный Мировой Силой её рабу-телу, Или видимость насильственного наслаждения В гаремах Невежества. Ибо всё, что мы приобрели, вскоре теряет ценность, Старый обесцененный кредит в банке Времени, Чек несовершенства, нарисованный на Бессознательном. Непоследовательность преследует каждое прилагаемое усилие, И хаос ждёт каждый сформированный космос: В каждом успехе скрывается семя неудач. Он видел сомнительность всех вещей здесь, Неуверенность гордой самонадеянной мысли человека, Мимолётность достижений его силы. Мыслящее существо в бездумном мире, Остров в море Неизвестного, Он есть малое, пытающееся стать великим, Животное с некоторыми инстинктами бога, Его жизнь - история, слишком обычная, чтобы быть рассказанной, Его деяния - число, сводимое к нулю, Его сознание - факел, зажигаемый, чтобы быть погашенным, Его надежда - звезда над колыбелью и могилой. И всё же более великая судьба может ему принадлежать, Ибо вечный Дух - это его истина. Он может воссоздать себя и всё вокруг И заново сформировать мир, в котором он живёт: Он, невежественный, - это Знающий вне Времени, Он является Самим, кто превыше Природы, превыше Судьбы.
Его душа удалилась от всего, что он сделал. Смолк бесполезный шум человеческого труда, Оставленный [им], вращался круг дней; Вдали затонул многолюдный топот жизни. Безмолвие было его единственным оставшимся спутником. Бесстрастный, он жил свободным от земных надежд, Фигура в святилище невыразимого Свидетеля, Расхаживающая по огромному собору своих мыслей Под его сводами, тусклыми в бесконечности, С небесным размышлением невидимых крыльев. Призыв был к нему с нематериальных высот; Безразличный к маленькому форпосту Ума, Он жил в широте правления Вечного. Его существо теперь превосходило мыслимое пространство, Его безграничная мысль была соседом космического видения: Универсальный свет сиял в его глазах, Золотой приток протекал через сердце и мозг; Сила сошла в его смертные конечности, Течение из вечных морей Блаженства; Он чувствовал вторжение и безымянную радость. Осознавая свой оккультный всемогущий Источник, Очаровывающий всеведающим Экстазом, Живой центр Безграничного, Расширенный, чтобы сровняться с окружностью мира, Он повернулся к своей неизмеримой духовной судьбе. Оставленная на полотне разорванного воздуха, Картинка затерялась в далёких и исчезающих полосах, Вершины земной природы опустились ниже его ног: Ещё выше он поднялся навстречу бесконечности. Океаническая тишина Неподвижности видела, как он проходил, Стрела, прыгнувшая через вечность, Внезапно вылетела из натянутого лука Времени, Луч возвращается к породившему его солнцу. Противник этой славы побега, Чёрное Несознание взмахнуло своим драконьим хвостом, Его силой загоняя сонную Бесконечность В глубокие помрачения формы: Смерть лежала под ним, подобно вратам сна. Однонаправленный к безупречному Восторгу В поисках Бога, как прекрасной добычи, Он, поднимаясь, горел, как конус огня. Немногим даётся это богоподобное редкое освобождение. Один из многих тысяч, никогда не касавшихся, Поглощённых замыслом внешнего мира, Выбирается тайным свидетельствующим Оком И движется указующей рукой Света Через неизведанные неизмеримости его души. Пилигрим вечной Истины, Наши мерки не могут удержать его безмерный ум; Он отвернулся от голосов узкого царства И покинул маленький переулок человеческого Времени. В беззвучных окрестностях более обширного плана Он ступает по вестибюлям Невидимого, Или прислушивается, подобно бестелесному Гиду, К одинокому крику в безграничной пустоте. Весь глубокий космический ропот замирает, Он живёт в тишине[, существовавшей] до того, как был рождён мир, Его душа осталась обнажённой для вневременного Единого. Вдали от принуждения сотворёнными вещами Мысль и её призрачные идолы исчезают, Облики формы и личности уничтожены: Невыразимая Широта знает его для себя самой. Одинокий предтеча земли, восходящей к Богу, Среди символов ещё не сформированных вещей, Наблюдаемых закрытыми глазами, немых лиц Нерождённого, Он путешествует, чтобы встретить Непередаваемое, Слыша эхо его одиноких шагов В вечных дворах Одиночества. Безымянное чудо наполняет неподвижные часы. Его дух смешивается с сердцем вечности И несёт безмолвие Бесконечного.
В божественном отступлении от смертной мысли, В удивительном жесте видения души Его существо взошло на высоты без троп, Обнажённое из его человекоподобного одеяния. По мере того как он поднимался, навстречу ему, голое и чистое, Огненное Нисхождение прыгнуло вниз. Могущество, Пламя, Красота, полувидимые бессмертными глазами, Неистовый Экстаз, ужасная Сладость Окутали его своими изумительными конечностями И пронизали нервы и сердце и мозг, Которые встрепенулись и замерли от прозрения: Его природа содрогнулась в объятиях Неизвестного. В момент, что короче смерти, дольше Времени, Силой, что безжалостней Любви, счастливей Небес, Суверенно принятый в вечные руки, Влекомый и принуждаемый полным и абсолютным блаженством, В вихревой цепи восторга и силы, Спешащих в невообразимые глубины, Возносящих на неизмеримые высоты, Он был вырван из своей смертности И подвергся новому и безграничному изменению. Всеведающее, знающее без взглядов и мыслей, Неразбирающее Всемогущество, Мистическая Форма, которая может содержать миры, И всё же превратить одну человеческую грудь в страстное святилище, Вытащила его из его ищущего одиночества В магнитуду объятий Бога. Как, когда вневременный Глаз аннулирует часы, Упраздняется деятель и действие, Так теперь его дух сиял широким, пустым, чистым: Его пробуждённый ум стал пустой грифельной доской, На которой мог писать Универсальный и Единственный. Всё, что подавляет наше падшее сознание, Было из него изъято, как забытый груз: Огонь, что казался телом бога, Поглотил ограничивающие фигуры прошлого И создал просторную комнату для жизни нового "я". Контакт с Вечностью сломал формы смысла. Более великая Сила, чем выдерживали его земные конечности, [И её] грандиозные работы обнажили его нераскрытые оболочки, Странные энергии, вызванные и отображённые огромными руками, Расплели тройной шнур ума и освободили Небесную широту взгляда Божества. Как сквозь платье виден облик владельца, Так сквозь формы постигается скрытый абсолют Космическим чувством и трансцендентным зрением. Инструменты были увеличены и усилены. Иллюзия потеряла её увеличительное стекло; Как только из её упавшей руки выпали мерки, Атомарными показались те вещи, что столь огромными нависали. Круг маленького эго больше не мог образоваться; В огромных пространствах себя Тело теперь казалось лишь блуждающей оболочкой, Его ум - украшенным фресками внешним двором нетленного Жителя: Его дух дышал сверхчеловеческим воздухом. Заключённое божество сломало его магический забор. Как будто со звуками грома и морей, Огромные барьеры обрушились вокруг громадного побега. Неизменные ровесники мира, Циклы и итоги каждой надежды и труда, Неумолимо очерченные вокруг мыслей и действий, Замыкающие недвижимые периферии Вычёркивали себя при шагах Воплощённого. Ужасный веламен и бездонный склеп, Между которыми вечно движутся жизнь и мысль, Что до сих пор не вольны пересечь тусклые страшащие их границы, - [Эти две] стерегущие мглы, немые и грозные, Имеющие [достаточно] силы, чтобы оградить бескрылый дух Границами Ума и Невежества, Больше не защищают [их] двойную вечность, Исчезнувшую и отменившую их жуткую роль: Прежняя фигура тщетного эллипса творения, Расширяющийся ноль потерял свою гигантскую кривую. Старые несокрушимые вето не устояли: Пересилены были земля и устаревшее правление Природы; Питоньи кольца ограничивающего Закона Не могли удержать стремительно возникшего Бога: Были отменены скрипты судьбы. Больше не было ни маленького творения, преследуемого смертью, Ни хрупкой формы существа, чтобы уберечься От всепоглощающей Необъятности. Великие удары молота сдерживаемого мирового сердца Взламывают узкие плотины, что защищают нас От сил вселенной. Душа и космос сталкиваются, как равные силы. Бескрайнее существо в безмерном Времени Вторглось в Природу бесконечностью; Он увидел не пройденный, не ограждённый его титанический масштаб.
Всё было открыто его глазам, лишённым печати. Тайная Природа сняла свою защиту, Некогда грозная, в страшном полусвете, Настигнутая в её могучем уединении, Лежала, обнажённая в пылающем великолепии его воли. В тёмных камерах, освещённых странным солнцем И с трудом открывающихся, чтобы скрыть мистические ключи, Её опасные арканы и закамуфлированные Могущества Исповедовали пришествие мастерового Ума И несли принуждение во взгляде, рождённом временем. Неисчислимые в своих колдовских режимах, Непосредственные и непобедимые в действии, Её тайные силы, родные более великим мирам, Поднимаются над нашими убогими ограниченными возможностями, Оккультная привилегия полубогов И уверенный шаблон мощи её загадочных знаков, Её диаграммы геометрической силы, Её потенции замысла, чреватого чудом, Преследовали работу вскармливаемой землёй мощи. Быстрая машинерия сознательной Природы Вооружена скрытым великолепием чуда, Пророческой страстью видящего Ума И молниеносной наготой свободной силы души. Всё, что прежде считалось невозможным, Теперь может стать естественной частью возможности, Новой областью верховной нормальности. Всемогущий оккультист воздвигает в Космосе Этот кажущийся внешним мир, который обманывает чувство; Он плетёт его скрытые нити сознания, Он строит тела для его бесформенной энергии; Из бесформенного и пустого Простора он создал Своё колдовство твёрдых образов, Свою магию формирующего числа и дизайна, Фиксированные иррациональные связи, которые никто не может отменить, Этот перекрёстный клубок незримых законов; Его непогрешимые правила, его скрытые процессы Безошибочно достигают необъяснимого Сотворения, когда наши ошибки вырезают мёртвые рамки Знания для живущего невежества. В её настроениях тайны, оторванных от законов Создателя, Она, также как суверенно создаёт своё поле, Её волей формирует неопределённые просторы, Создавая конечное из бесконечности; Она тоже может сделать заказ её каприза, Как будто её прекрасная опрометчивость держит пари на то, чтобы превзойти Скрытого Создателя космические секреты. Быстрые шаги её фантазии, Среди которых чудеса рождаются так же, как растут цветы, Безошибочнее разума, искуснее механизма И быстрее крыльев Воображения. Всё то новое, что она формирует мыслью и словом, Принуждает всю субстанцию её жезлом Ума. Ум - это посредник божественности: Его силы могут уничтожить всю работу Природы: Ум может приостановить или изменить конкретный закон земли. Освобождённый от сонной печати земной привычки, Он может разрушить свинцовый захват Материи; Безразличный к сердитому взгляду Смерти, Он может увековечить работу момента: Простое указание его мыслительной силы, Случайное давление его лёгкого согласия Может освободить Энергию, немую и заключённую Внутри его комнат мистического транса: Он превращает сон тела в могущественную длань, Удерживает спокойным дыхание, биение сердца, Пока невидимое находится, невозможное делается, Общается без средств невысказанной мыслью; Он движет события своей голой безмолвной волей, Действует на расстоянии без рук и ног. Это гигантское Невежество, эту карликовую Жизнь Он может осветить пророческим видением, Вызвать вакхический восторг, побуждение Ярости, В нашем теле разбудить демона или бога, Призвать Всеведающего и Всесильного, Пробудить забытое Всемогущество внутри. Сияющий император на его собственном плане, Даже в этом жёстком царстве Ум может стать королём: Логика его полубожественной Идеи В прыжке переходного момента приносит Сюрпризы творения, которые никогда не были бы достижимы Даже странным бессознательным мастерством Материи. Всё здесь - чудо и может чудом измениться. Это и есть та тайная грань силы Природы. На краю великих нематериальных планов, В царствах безграничной славы силы, Где Ум - мастер жизни и формы, А душа исполняет свои мысли своей собственной силой, Она размышляет над могучими словами и смотрит На невидимые связи, что соединяют разделённые сферы. Оттуда посвящённому, который соблюдает её законы, Она приносит свет её таинственных царств: Здесь, где он стоит, [где] его ноги на поверженном мире, Его ум больше не брошен в форму Материи, Поверх их границ в потоках великолепной силы Она несёт их магические процессы И формулы их изумляющей речи, Пока небеса и ад не станут поставщиками для земли, А вселенная - рабом смертной воли. Посредница скрытых и безымянных богов, Чья чуждая воля затрагивает нашу человеческую жизнь, Подражая способам Мирового Мага, Она изобретает для её самоограниченной свободной воли свои борозды И имитирует для магических причуд связующие причины. Все миры она делает партнёрами в её делах, Соучастниками её могучего неистовства, Её смелого прыжка в невозможное: Из каждого источника она берёт её хитрые средства, Она черпает из брака свободной любви планов Элементы для тура силы своего творения: Чудесная нить неисчислимого знания, Сборник подвигов божественной изобретательности, Которые она объединила, чтобы сделать нереальное истинным Или освободить подавленную реальность: В её не отгороженной чарующей волшебной стране Неразберихи она пасёт свои оккультные могущества; Её мнемоники ремесла Бесконечного, Всплески прикрытых капризов из подсознательного, Метки магии от Несознания, Свобода суверенной Истины без закона, Мысли, что рождены в мире бессмертных, Оракулы, вырывающиеся из-за святилища, Предупреждения от внутреннего демонического голоса, И звуки, и молниеносные прыжки пророчеств, И намёки для внутреннего слуха, Резкие вмешательства, полные и абсолютные, А также необъяснимые действия Сверхсознания Соткали её сбалансированную сеть чудес И странную технику её потрясающего искусства. Это странное королевство перешло в его ведение. Как некто, сопротивляющийся тем больше, чем больше она любит, Её великие владения и её силу и знания Она отдала, вынужденная, с неохотной радостью; Саму себя она отдала для восторга и для использования. Глубоко освобождённая от аберраций, Она восстановила цели, ради которых она была создана: Она обратилась против зла, которому она помогала, Будучи движимой её гневом, её невидимыми средствами убийства; Её опасные настроения и произвольную силу Она сдала служению души И контролю духовной воли. Более великий деспот укротил её деспотизм. Атакованная, застигнутая врасплох в её крепости себя самой, Покорённая её собственным неожиданным королём, Исполненная и искупленная её рабством, Она уступила в покорном экстазе, Её запечатанная герметическая мудрость была вытеснена из неё, [Как] фрагменты мистерии всемогущества.
Повелитель границ - это оккультная Сила. Страж порога [на пути] За пределы земной сцены, Она проложила каналы для вспышек Богов И прорубила сквозь перспективы интуитивного взгляда Длинный путь из сверкающих открытий. Миры чудесного Неизвестного были рядом, Позади неё невыразимое Присутствие стояло: Её власть приняла их мистические влияния, Их львиные силы прижались у её ног; Будущее спит неизвестным за их дверями. Инфернальные бездны зияли вокруг шагов души И взывали к её восходящему видению божественных вершин: Бесконечное восхождение и приключение Идеи Неустанно искушали исследующий ум, И бесчисленные голоса посещали очарованное ухо; Прошёл миллион фигур, и больше их не было видно. Это был авангард тысячеричного дома Бога, Начало полуоткрытого Невидимого. Волшебное крыльцо входа, мерцающее, Колышущееся в полутьме скрытого Света, Площадка мистического движения миров, Балкон и чудесный фасад. Над ней сияли высокие необъятности; Всё [прежде] неизвестное выглянуло из безграничности: Оно поселилось на краю Времени вне часов, Вглядываясь в некое вечное Сейчас, Его тени сверкают при рождении богов, Его тела сигнализируют о Бестелесном, Его чело сияет Сверхдушой, Его формы проецируются из Непознаваемого, Его глаза мечтают о Невыразимом, Его лица смотрят в вечность. Жизнь в нём постигла её огромный подсознательный тыл; Маленькие фасады отворились в невидимые Просторы: Её заливы стояли обнажёнными, её далёкие трансцендентности Пылали в прозрачностях, переполненных светом.
Здесь был обнаружен гигантский порядок, Кисти и свисающая бахрома от которого - Скудный материал наших материальных жизней. Эта очевидная вселенная, чьи фигуры, слитные в сверхсознательном свете, скрывают тайны, Ясно написала буквы своего светящегося кода: Карта тонких знаков, превосходящих мысль, Висела на стене глубочайшего ума. Обращая конкретные образы мира В значимые символы своим блеском, Она предлагала интуитивному толкователю Своё отражение вечной Мистерии. Восходящие и нисходящие между двумя полюсами жизни, Последовательные царства градуированного Закона Погружались из Вечности во Время, Затем, обрадовавшись славе множественного ума, Полные жизненных приключений и восторга И насыщенные красотой форм и оттенков Материи, Взбирались назад из Времени в неумирающее "Я" По золотой лестнице, несущей душу, Связывая алмазными нитями крайности Духа. В этом снижении из сознания в сознание Каждое опиралось на силу оккультного Несознательного, Источник его необходимого Неведения, Архимасона границ, в которых оно живёт. В этом взлёте от сознания к сознанию Каждое поднимало вершины к Тому, откуда оно пришло, К источнику всего, чем оно когда-то было, И родине всего, чем оно могло ещё стать. Органная гамма действий Вечного, Восходящих до их кульминации в бесконечном Покое, Шаги многоликого Чудесного, Предопределённые стадии развивающегося Пути, Меры высоты растущей души, Они интерпретировали существование для себя И, посредничая между высотами и глубинами, Объединяли скрыто сочетающиеся противоположности И связывали творение с Неописуемым. Последний высший мир был виден там, где встречаются все миры; На этой сияющей вершине, где нет ни Ночи, ни Сна, Свет Верховной Триады начинался. Всё там было открыто, что он ищет здесь. Он освободил конечное в безграничность И поднялся в его собственные вечности. Бессознательное обрело своё сердце сознания, Идея и чувство, ищущие наощупь в Неведении, Наконец, страстно схватили тело Истины, Музыка, рождённая в молчаниях Материи, Вырвала из бездонности Невыразимого обнажённый Смысл, который оно имело, но не могло озвучить; В совершенном ритме теперь временами грезился Ответ, доносящийся на голодную нужду израненной земли, Разрывающий ночь, которая скрывала Неизвестное, Возвращающий ей её потерянную забытую душу. Грандиозное решение закрыло долгий тупик, Которым кончаются вершины смертных усилий. Примиряющая Мудрость смотрела на жизнь; Она приняла сражающиеся подтексты ума, Приняла запутанный рефрен человеческих надежд И сделала из них сладкий и счастливый призыв; Она подняла из подполья боли Невнятный ропот нашей жизни И нашла в нём чувство безграничного. Могущественное единство - её вечная тема, Она уловила слабые разрозненные высказывания души, Едва разобрав [их] между строк наших жёстких мыслей Или посреди этой сонливости и комы на груди Материи Услышав, подобно бессвязным бормотаниям во сне; Она сгруппировала золотые звенья, что потерялись в них, И показала им их божественное единство, Спасающую от заблуждения разделённого "Я" Глубокую духовную мольбу во всём, что существует. Все великие Слова, что трудились, чтобы выразить Единое, Были подняты в абсолютность света, К огню вечно пламенеющего Откровения И к бессмертию вечного Голоса. Больше не было ссоры истины с истиной; Бесконечный сюжет их разницы, Пересказанный при свете всезнающим Писцом, Путешествовал через разницу к единству, Извилистые поиски ума утратили весь оттенок сомнения И свели его к концу всевидящей речью, Что облачала изначальную и оригинальную мысль В финальность окончательной фразы: Творческое настроение Времени объединилось С напряжённостью стиля и синтаксиса Идентичности. Хвалебная песнь взошла из потерянных задумчивых глубин; Гимн прогремел в триединых экстазах, Крик мгновений к блаженству Бессмертного. Как будто строфы космической оды, Иерархия восходящих гармоний, Населённых голосами и ликами, Стремилась в крещендо Богов От пропастей Материи к вершинам Духа. Выше были неизменные троны Бессмертного, Белые покои для игр с вечностью И грандиозные врата Единственного. Вдоль разворачивающихся морей самого себя Появились бессмертные страны Единого. Много-чудное Сознание развернуло Обширную цель и процесс, и расковало нормы, Большие знакомые дороги более великой Природы. Освобождённые от сети земных чувств, Были видны спокойные континенты мощи; Родные страны красоты, закрытые для человеческих глаз, Наполовину увиденные сначала через сверкающие крышки чуда, Потрясали видение счастьем; Солнечные области знания, лунные области восторга Простирались в экстазе свидетелей За пределами нашего бедного телесного диапазона. Туда он смог войти, там некоторое время пребывать. Путешественник по неизведанным маршрутам, Сталкивающийся с невидимой опасностью Неизвестного, Путешествующий через неимоверные царства, Он прорвался в другие Пространство и Время.
Сообщение: 3965
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 29.03.19 22:31. Заголовок: Книга вторая КНИГА П..
Книга вторая КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь I ЛЕСТНИЦА МИРА
В одиночестве он двигался, наблюдаемый бесконечностью Вокруг него и Непознаваемым свыше. Всё могло быть видимо, чего избегает смертный взгляд, Всё могло быть знаемо, что никогда не постигал ум; Всё могло быть сделано, на что не решится смертная воля. Безграничное движение наполняло безграничный покой. В глубоком существовании за пределами земного Родителя или родства для наших идей и мечтаний, Где Пространство является обширным экспериментом души, В нематериальной субстанции, связанной с нашей В глубоком единстве всех вещей, что существуют, Возникла вселенная Неизвестного. Самосотворение без конца или паузы Раскрывало величие Бесконечного: Оно бросало в опасности своей игры Миллионы настроений, мириады энергий, Мировые формы, что есть фантазии его Истины И формулы свободы его Силы. Оно изливало в поток Вечно стабильного Вакхический восторг и наслаждение Идеями, Страсть и движение вечности. Нерождённые, на волне Неизменного поднялись Мысли, что пребывают в их бессмертном последствии, Слова, что остаются бессмертными, хоть и впали в молчание, Действия, что извлекают из Тишины её немой смысл, Строки, что передают невыразимое. Спокойствие Вечного в безмятежной радости смотрело, Как его универсальная Сила за работой проявляет В сюжетах боли и драмах восторга чудо и красоту её воли. Всё, даже боль, было здесь удовольствием для души; Здесь весь опыт был единым планом, Тысячеликим выражением Единого. Всё одновременно предстояло перед его единым взглядом; Ничто не ускользало от его обширного интуитивного видения, Ничто не приближалось, что он мог бы почувствовать, как родственное: Он был единым духом с этой необъятностью. Образы в сверхъестественном сознании, Воплощающем Нерождённого, кто никогда не умирает, Структурированные видения космического "Я", Живущие прикосновением вечности бытия, Смотрели на него, как связанные формой духовные мысли, Изображающие движения Невыразимого. Аспекты бытия, облечённые в контуры мира; формы, Открывающие подвижные двери божественным вещам, Стали привычными его ежечасному зрению; Символы реальности Духа, Живые тела Бестелесного Росли рядом с ним, его ежедневные спутники. Неисчерпаемые видения неспящего Ума, Записи его контакта с невидимым Окружали его бесчисленными указывающими знаками; Голоса из тысяч царств Жизни Передавали ему её могущественные послания. Небесные подсказки, вторгающиеся в наши земные жизни, Ужасные воображения, навеваемые Адом, Которые, если бы проявились и испытали здесь Нашу притуплённую способность, вскоре перестали бы ощущаться, Или наша смертная слабость не смогла бы долго их выносить, Были установлены в их возвышенных пропорциях. Живя в само-порождаемой ими атмосфере, Они возобновили свою неприкрытую степень и естественную силу; Их укрепляющее воздействие на душу Вбивало глубоко в почву сознания Страсть и чистоту их крайностей, Абсолютность их единого крика И суверенную сладость или жестокую поэзию Их прекрасного или ужасного восторга. Всё, что мысль может знать или широчайшее видение воспринимать, И всё, что мысль и видение никогда не смогут узнать, Все вещи, оккультные и редкие, отдалённые и странные, Были близкими для контакта сердца, ощутимыми духовным чувством. Попросившись войти во врата его природы, Они заполнили расширенные пространства его ума, Пылающие свидетели его самораскрытия, Предложили свои чудеса и свою множественность. Теперь они стали новыми частями его самого, Фигурами более великой жизни его духа, Движущимся пейзажем его большой прогулки во времени Или вышитой тканью его чувства: Они заняли место интимных человеческих вещей И двигались, как близкие спутники его мыслей, Или были естественным окружением его души. Неутомимое приключение сердца восторга, Бесконечные царства блаженства Духа, Бесчисленные звуки, звучащие из струн единой гармонии; Каждый в его ширококрылом универсальном уравновешивании, Его бездонном чувстве Всего в одном, Приносил ноты некоторого совершенства, ещё невидимого, Его одиночный ретрит в тайны Истины, Его счастливый боковой свет на Бесконечном. Всё было найдено там Уникальным, грезившимся и становящимся Окрашенным непрекращающимся восторгом и удивлением И богатой красотой страстных различий, Повторяющимся биением моментов, когда Бог во Времени. Недоставало лишь единственного вневременного Слова, Что несло бы вечность в его одиноком звучании, Идеи самоозарённого ключа ко всем идеям, Целого совершенной суммы Духа, Что уравнивает неравность Всего с равностью Одного, Единственного символа, интерпретирующего каждый символ, Абсолютного индекса Абсолюта.
Там, окружённый своей собственной внутренностью, В мистическом заграждении динамического света Он увидел одинокую необъятную, восходящую дугой мировую громаду, Стоящую, как горная колесница Богов, Неподвижно под непостижимым небом. Как будто из постамента и невидимого основания Материи К вершине, также невидимой, резное море миров Взбиралось пеногривыми волнами к Всевышнему, Поднимаясь к неизмеримым широтам; Оно надеялось воспарить в царство Невыразимого: Сотня уровней возносила его к Неизвестному. Так оно поднималось до неосязаемых высот И исчезало в безмолвном сознательном Просторе, Как вздымается в небеса многоэтажная храмовая башня, Построенная устремлённой душой человека, чтоб жить Рядом со своей мечтой о Невидимом. Бесконечность зовёт [душу] к себе, когда та мечтает и взбирается; Её шпиль касается вершины мира; Восходя в великие безмолвные неподвижности, Она соединяет Землю с укрытыми [от глаз] вечностями. Среди множества систем Единого, Созданных интерпретирующей творческой радостью, Одно это указывает нам на наше путешествие назад Из нашей долгой самопотери в глубинах Природы; Построенная на земле, она содержит в себе все сферы: Это краткий сборник Обширного. Это была единственная лестница к цели бытия. Краткое выражение ступеней духа, Его копия космических иерархий Приспособили в нашем тайном воздухе себя Тонкую модель вселенной. Она внутри, внизу, снаружи, вверху. Действуя по схеме этой видимой Природы, Она пробуждает тяжёлую дрёму земной материи Думать и чувствовать и реагировать на радость; Она моделирует в нас наши божественные части, Поднимает смертный ум в более великий воздух, Делает эту жизнь плоти жаждущей неосязаемых целей, Связывает смерть тела с призывом к бессмертию: Из обморока Несознания Оно с трудом карабкается к сверхсознательному Свету. Если бы земля была всем, а этого бы не было в ней, Ни мысли не могло быть, ни отклика радости жизни: Лишь материальные формы могли быть её гостями, Движимыми неодушевлённой мировой силой. Земля из-за этого золотого излишка Породила мыслящего человека, и должна породить более, чем человека; Эта высшая схема бытия является нашей причиной И содержит ключ к нашей восходящей судьбе; Из нашей плотной смертности она вызывает Сознательный дух, растущий в доме Материи. Живой символ этих сознательных планов, Его влияния и божества невидимого, Его немыслимая логика действий Реальности, Проистекающих из невысказанной истины в вещах, Установили медленно поднимающиеся степени нашей внутренней жизни. Его шаги - это стадии возвращения души Из глубокого приключения материального рождения, Лестница восхождения и ступени, По которым Природа поднимается к божеству. Однажды в бдении бессмертного взгляда Эти уровни отметили её гигантское нисходящее погружение, Широкий и наклонный прыжок падения божества. Наша жизнь - это Холокост Всевышнего. Великая Мать Мира своей жертвой Сделала её душу телом нашего состояния; Принятие горя и бессознательности При провале божественности из её собственных великолепий соткало Многоузорчатую основу всего, чем мы являемся. Идол себя - это наша смертность. Наша земля — это фрагмент и остаток; Её сила, наполненная веществом высших миров И залитая их цветными сияниями, потускнела из-за её дремоты; Атавизм высших рождений присутствует в ней, Её сон взбудоражен их похороненными воспоминаниями, Напоминающими [ей] о потерянных сферах, из которых они упали. Неудовлетворённые силы двигаются в её груди; Они - партнёры её большей растущей судьбы И её возвращения к бессмертию; Они соглашаются разделить её рок рождения и смерти; Они разжигают частичные проблески Всего и заставляют Её слепой трудящийся дух составлять Скудный образ могущественного Целого. Спокойная и освещённая Близость внутри Санкционирует её работу и направляет невидимую Силу. Её обширный замысел обретает крохотное начало. Попытка, полузавершённый набросок - вот жизнь мира; Его линии колеблются в их скрытом значении, Его кривые не соединяются со своим высоким планируемым завершением. Всё же там дрожит некий первый образ величия, И когда неоднозначные переполненные части встретят Многоцветное единство, к которому они стремятся, Радость Художника посмеётся над правилами разума; Божественное намерение внезапно будет раскрыто, Финал подтвердит уверенную технику интуиции. Схема должна состоять из множества встречающихся миров, Куб и соединённый кристалл богов; Ум должен мыслить за бездумной маской Природы, Сознательный Простор - заполнить старое немое грубое Пространство. Этот слабый и текучий набросок души, именуемый человеком, Должен выделяться на фоне длительного Времени Сияющим воплощением вечности, Маленькой точкой, раскрывающей бесконечности. Процесс Мистерии - это вселенная. Сначала была заложена странная аномальная основа, Пустота, шифр некоего тайного Целого, Где ноль содержал бесконечность в своей сумме, А Всё и Ничто были единым термином, Вечным отрицанием, матрицей Ничто: В её формы всегда рождается Дитя, Которое вечно живёт в просторах Бога. Затем произошло медленное движение разворота: Из какого-то невидимого Огня был извергнут газ, Из его плотных колец образовались эти миллионы звёзд; На новорождённой почве земли была услышана поступь Божественного. Сквозь густой туман невежества земли Ум начал видеть и смотреть на формы И нащупывать знания в неведомой Ночи: Пойманная в слепую каменную хватку, Сила разработала свой план И создала во сне этот огромный механический мир, Чтобы Материя могла стать сознающей свою душу И, подобно занятой акушерке, жизненная сила Освободила ноль, несущий Всё. Оттого, что вечные глаза обратили на глубины земли Освещённую ясность чистого взгляда И увидели тень Непознаваемого, Отражённую в безграничном сне Несознательного, Поиск творения самости начал своё движение. Дух грезил в грубом космическом вихре, Ум протекал, не зная, в соке жизни, А груди Материи вскармливали божественную Идею. Чудо Абсолюта родилось; Бесконечность облекла конечную душу, Весь океан жил в блуждающей капле, В теле, созданном временем, поселилось Бесграничное. Наши души пришли сюда, чтобы пережить эту Мистерию.
Провидец внутри, кто знает упорядоченный план, Скрытый за нашими сиюминутными шагами, Вдохновляет наше восхождение на невидимые высоты, Как когда-то ужасный прыжок на землю и в жизнь. Его зов достиг Путешественника во Времени. Обособленный в непостижимом одиночестве, Он путешествовал в своей немой и единственной силе, Несущей бремя желания мира. Бесформенная Неподвижность звала, безымянный Свет. Над ним был белый неподвижный Луч, Вокруг него вечные Безмолвия. Никакого срока не было установлено для высоко нацеленной попытки; Мир за миром раскрывал свои охраняющие силы, Небо за небом - свои глубокие блаженства, Но всё же невидимый Магнит притягивал его душу. Одинокая фигура на гигантской лестнице Природы, Он поднялся к неразличимой цели На голой вершине сотворённых вещей. Конец Песни 1
Сообщение: 3969
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 03.04.19 00:00. Заголовок: Песнь II ЦАРСТВО ТО..
Песнь II ЦАРСТВО ТОНКОЙ МАТЕРИИ
В неосязаемой области тайного "я", Обширной опоре этого маленького внешнего существа, Отделённого от видения твёрдым забором земли, Он вошёл в магический кристальный воздух И нашёл жизнь, которая жила не плотью, Свет, который делал видимыми нематериальные вещи. Прекрасная ступень в иерархии чуда, Царство феерического мастерства тонкой Материи, Обрисованное на фоне неба ярких оттенков, Выпрыгивающее из великолепий транса и тумана Волшебное откровение его фасада. Рядом с нашим [миром] расположен мир более чудесных форм, Где, не скрываемые деформирующим взглядом Земли, Все формы прекрасны и все вещи истинны. В этой светящейся атмосфере, мистически ясной, Глаза были дверями к небесному чувству, Слух был музыкой и прикасанием очарования, А сердце притягивало более глубокое дыхание силы. Там обитают сияющие источники земной природы: Совершенные планы, на которых она формирует её работы, Отдалённые результаты её порождающей силы, Покоятся в рамках предназначенной судьбы. Попытки, ныне тщетные или напрасно победившие, Уже нанесены на карту, и запланировано время И образ её будущих суверенностей В их роскошных чертах, проложенных желанием. Золотой выбор из сюжетов в лабиринтах ума, Богатства, не найденные или ещё не пойманные нашими жизнями, Не запятнанные ущербностью смертной мысли, Пребывают в этой прозрачной атмосфере. Наши смутные начинания там превзойдены, Наши срединные успехи набросаны в пророческих линиях, Наши окончательные цели ожидаются вживую. Эта сверкающая крыша нашего нисходящего плана, Перекрывающая свободный дар небесного воздуха, Пропускает малые прорывы мощного дыхания Или ароматные притоки сквозь золотые решётки; Она ограждает наш потолок земного ума От бессмертных солнц и потоков дождя Бога, И всё же проводит странное радужное сияние, И яркие росы капают с неба Бессмертного. Проход для Могуществ, что двигают наши дни, Оккультный за этими более грубыми Природными стенами, Дымчатый зал союза Ума с Формой Скрыт гобеленом снов; Небесные значения проникают сквозь него, как сквозь завесу, Его внутреннее зрение поддерживает эту внешнюю сцену. Более тонкое сознание с более счастливыми линиями, Оно имеет такт, которого не могут достичь наши прикасания, Чистоту чувств, которую мы никогда не ощущаем; Его заступничество вдохновляет вечным Лучом Краткоживущие попытки нашей преходящей земли [Достичь] красоты и совершенной формы вещей. В комнатах юного божества силы И ранних игр вечного Ребёнка Воплощения его витающих мыслей, Омытые яркими оттенками вечного чуда И убаюканные шёпотом этого ясного воздуха, Отдыхают в цветных снах, как птицы на вневременных деревьях, Прежде чем они нырнут, чтобы плыть по морю земного времени. Всё, что видится здесь, имеет более восхищающее подобие там. Что бы ни задумали наши сердца, наши головы творят, Теряя некую высшую оригинальную красоту, Изгнанные оттуда, здесь соглашаются на земные оттенки. Что бы ни проявилось здесь с видимым очарованием и грацией, Находит там свои безупречные и бессмертные черты; Всё, что прекрасно здесь, - там божественно. Фигуры там невообразимы смертным умом: Тела, не имеющие земного аналога, Пересекают освещённый транс внутреннего зрения И восхищают сердце их небесной поступью, Убеждая небеса населить эту чудесную сферу. Чудеса будущего странствуют в её безднах; Вещи старые и новые формируются в этих глубинах: Карнавал красоты переполняет высоты В этом магическом королевстве идеального зрения. В его вестибюлях прекрасного уединения Материя и душа встречаются в сознательном союзе, Как влюбленные в уединённом тайном месте: В объятиях страсти, ещё не несчастной, Они объединяют свои силы, сладость, восторг, И смешиваются, делая высший и низший миры одним. Нарушитель из бесформенного Бесконечного, Осмелившийся прорваться в царство Бессознательного, Дух прыжком к телу касается земли. Пока ещё не обёрнутый в земные очертания, Он уже несёт переживание смерти и рождения, Убеждая бездну небесной формой, Покрывалом его бессмертия, Живущим в блеска ранга [его] владельца, Пригодным для того, чтобы выдержать трение Изменения и Времени. Ткань, смешанная из лучистого света души И Материальной субстанции обременённой знаками Силы, - Тщетно воображаемый в тонком воздухе нашего ума Абстрактный фантом, формируемый ментальным образом, - Она ощущает то, что земные тела не могут ощущать, И она более реальна, чем этот грубый каркас. После спадания плаща смертности Её вес облегчается, чтобы усилить её восхождение; Становясь тоньше от прикасания более тонких сред, Она сбрасывает старые узорчатые покровы более плотной материи, Отменяет хватку нисходящего тяготения Земли И несёт душу из мира к высшему миру, Пока в обнажённом эфире вершин Не останется лишь простота духа, Первое прозрачное одеяние вечного существа. Но когда оно должно возвратиться к своей смертной ноше И жёсткому ансамблю земного опыта, Тогда его возвращение возобновляет это более тяжёлое облачение. Ибо задолго до того, как плотный жилет земли был выкован Техникой атомной Пустоты, Сияющая пелена самомаскировки Была соткана вокруг тайного духа в вещах. Тонкие царства сделаны из этих ярких оболочек. Этот чудо-мир со всем его лучезарным благом Видения и нерушимого счастья Заботится лишь о выражении и совершенной форме; Справедливый на его вершинах, он имеет опасные нижние планы; Его свет приближается к грани падения Природы; Он придаёт красоту ужасу пучин И пленительные глаза опасным Богам, Наделяет изяществом демона и змею. Его транс навязывает несознание земле, Бессмертный, он ткёт для нас мрачное одеяние смерти И авторизует нашу смертность. Этот медиум служит более великому Сознанию: Кубок его скрытого самовластия, Он есть тонкая основа миров Материи, Он неизменен при его изменчивых формах, В анналах его творческой памяти Он охраняет бессмертный [архе]тип тленных вещей: Его понижающиеся потенции нашли наши падшие силы; Его мысль изобретает наше рассуждающее невежество; Его чувство порождает рефлексы нашего тела. Наше тайное дыхание не испытанной могущественной силы, Потаённое солнце внутреннего вида момента, Его тонкие внушения - тайный источник Для наших радужных богатых воображений, Касающихся вещей, общих с преображающими оттенками, Пока даже земная грязь не станет богатой и тёплой [наравне] с небесами И слава не воссияет из декаданса души. Его знание - это отправная точка нашей ошибки; Его красота надевает на нас грязевую маску уродства, Его артистичное добро начинает сказание о нашем зле. Небеса творческих истин выше, Космос гармоничных снов между, Хаос растворяющихся форм внизу, Он погружается, теряясь в нашей несознательной основе. Из его падения вышла наша более плотная Материя.
Так происходило погружение Бога в Ночь. Этот падший мир стал кормилицей душ, Населяемых скрытой божественностью. Существо проснулось и жило в бессмысленной пустоте, Всемирное Несознание стремилось к жизни и мысли, Сознание вырвалось из бездумного сна. Всё здесь движимо не чувствующей волей. Таким образом, падшая, несознательная, разочарованная, плотная, инертная, Утонувшая в неодушевлённой и вялой дремоте Земля лежала, рабыня сна, принуждаемая создать Подсознательной жаждущей памятью, Оставшейся от счастья, умершего до её рождения, Чуждое чудо на её бесчувственной груди, Это болото должно питать орхидею и розу, Из её слепой нежелающей субстанции должна появиться Красота, принадлежащая более счастливым сферам. Это судьба, завещанная ей, Как будто убитый бог оставил золотое доверие [Её] слепой силе и заключённой душе. Тленные части бессмертного божества Она должна восстановить из утраченных фрагментов, Перефразировать из документа, заполненного в других местах Её сомнительным титулом к её божественному Имени. Как остаток её одинокого наследства, Все вещи она несёт в её бесформенной пыли. Её гигантскую энергию, привязанную к мелким формам В медленном пробном движении её силы, Использующей лишь хрупкие тупые инструменты, Она приняла, как необходимость своей природы, И отдала человеку, как его колоссальную работу, [Как] труд, невозможный для богов. Жизнь, едва выживающая в поле смерти - Это её часть, претендующая на бессмертие; Грубое полусознательное тело служит средством Ума, который должен восстановить знание, потерянное, Удерживаемое в каменной хватке несознательности мира, А всё ещё носящий эти бесчисленные узлы Закона Дух, связанный, [должен] встать, как король Природы. Могущественное родство - причина этой смелости. Всё, что мы пытаемся сделать в этом несовершенном мире, Смотрит вперёд или смотрит назад за пределы лоска Времени На его чистую идею и твёрдый неприкосновенный тип В безупречном мастерстве абсолютного творения. Овладеть абсолютом в формах, что преходят, Установить прикасание вечного в сотворённых временем вещах - Это закон всякого совершенства здесь. Фрагмент здесь пойман от замысла небес; Иначе мы никогда не могли бы надеяться на более великую жизнь, А экстаз и слава не могли бы существовать. Даже в малости нашего смертного состояния, Даже в этом доме-тюрьме внешней формы Сверкающий проход для непогрешимого Пламени Ведёт через грубые стены нервов и мозга, Великолепие давит или Сила прорывается через них, Гигантский тусклый барьер Земли убирается на какое-то время, Несознательная печать снимается с наших глаз, И мы становимся вместилищем для творящей мощи. Энтузиазм божественного сюрприза Пронизывает нашу жизнь, чувствуется мистический ажиотаж, Радостная мука дрожит в наших конечностях; Мечта о красоте танцует[, пройдя] через сердце, Приближается мысль из вечного Ума, Нисходят намёки, отбрасываемые Невидимым, Пробуждающимся от сна Бесконечности, Символы Того, что ещё не было сотворено. Но вскоре инертная плоть перестаёт отвечать, Затем [в глубине] тонет священная оргия восторга, Пламя страсти и прилив силы Забираются из нас, и, хотя светящаяся форма Пребывает в удивительной земле, представляемой высочайшей, Слишком малое из того, что предназначено, оставляет след. Глаза Земли [лишь] отчасти видят, её силы отчасти творят; Её редчайшие работы - это копии небесного искусства. Сияние золотой выдумки, Шедевр вдохновенного устройства и правления, Её формы скрывают то, что они хранят, и лишь имитируют Неуловимое чудо само-рожденных форм, Что вечно живут во взгляде Вечного. Здесь, в трудном, незаконченном мире, Происходит медленная работа бессознательных Сил; Здесь невежественный разделяющий ум человека, Его гений, рожденный из бессознательной почвы. Копировать от земных копий - его искусство. Ибо когда он стремится к вещам, превосходящим землю, Слишком грубы инструменты работника, слишком сыры его материалы, И едва ли не кровью своего сердца он достигает Его преходящего дома для Божественной Идеи, Его образа гостиницы Времени для Нерождённых. Наше существо трепещет от высоких далёких воспоминаний И принесло бы сюда их недатированные значения, Но, слишком божественные для замысла земной природы, Вечные чудеса пылают за пределами нашей досягаемости. Они пребывают в абсолюте, нерождённые, не меняющиеся, Безупречные в бессмертном воздухе Духа, Бессмертные в мире неподвижного времени И неизменного вдохновения из глубокого пространства себя. Лишь когда мы поднимаемся над собой, Линия Трансцендентного пересекает наш путь И соединяет нас с вневременным и истинным; Это приносит нам неизбежное слово, Богоподобное действие, мысли, что никогда не умирают. Пульсация света и славы обволакивает мозг И, путешествуя по исчезающему маршруту момента, Прибывают фигуры вечности. Будучи посетителями ума или гостями сердца, Они поддерживают нашу смертную краткость какое-то время Или изредка в некотором редком освобождающем проблеске Улавливаются тонкой догадкой нашего видения. Хотя это лишь начало и первые попытки, Эти мерцания указывают на тайну нашего рождения И скрытое чудо нашей судьбы. Кем мы являемся там и кем должны стать здесь на земле, Выражено в контакте и зове. Пока несовершенство Земли является нашей сферой, Зеркало нашей природы не отражает наше реальное "Я"; Это величие ещё пребывает сдерживаемым внутри. Сомнительное будущее Земли скрывает наше наследство: Свет, теперь далёкий, станет здесь родным, Сила, которая посещает нас, - нашей дружеской силой; Невыразимое обретёт тайный голос, Нетленное просияет сквозь экран Материи, Делая это смертное тело одеянием божества. Величие Духа - наш вневременный источник, И оно будет нашим венцом в бесконечном Времени. Обширное Неизвестное вокруг нас и внутри; Все вещи обёрнуты в динамическое Единство: Тонкая связь союза соединяет всю жизнь. Таким образом, всё творение есть единая цепь: Мы не оставлены в одиночестве в закрытой схеме Между движением несознательной Силы И несообщающимся Абсолютом. Наша жизнь - это стимул в возвышенном диапазоне души, Наше существо смотрит за пределы его стен ума И общается с более великими мирами; Есть более яркие земли и более широкие небеса, чем наши. Есть царства, где Бытие пребывает в своих глубинах; Оно чувствует в его огромном динамическом ядре, Что его безымянные, не сформированные, не рождённые потенции Взывают к выражению в бесформенном Просторе: Невыразимые за пределами Невежества и смерти, Образы его вечной Истины Выглядывают из комнаты его самовосторженной души: Как будто при взгляде его собственного внутреннего свидетеля, Дух поддерживает его зеркальное "я" и труды, Силу и страсть своего вечного сердца, Фигуры его бесформенного экстаза, Величие его многочисленной мощи. Оттуда мистическая субстанция наших душ приходит В чудо рождения нашей природы, Существует нерушимая высота всего, что мы есть, И нескончаемый источник всего, чем мы надеемся стать. На каждом плане иератическая Сила, Посвящённая в невысказанные истины, Мечтает записать и сделать частью жизни В её собственном родном стиле и живом языке Какую-то черту совершенства Нерождённого, Какое-то видение, зримое во всезнающем Свете, Какой-то далёкий звук Голоса бессмертного исполнителя рапсодий, Какой-то восторг от всемогущего Блаженства, Какую-то форму и план невыразимой Красоты. Там есть миры[, находящиеся] ближе к этим абсолютным царствам, Где отклик на Истину быстр и уверен, И дух не скован его рамками, И сердца не захвачены и не разорваны резким разделением, И где восторг и красота - обитатели, а любовь и сладость - закон жизни. Более утончённая субстанция в более тонкой форме Воплощает божественную землю, а не мечты; Её сила может обогнать бегущие ноги радости; Перепрыгивая фиксированные препятствия, установленные Временем, Быстрая сеть интуитивного схватывания Улавливает мимолётное счастье, желаемое нами. Природа, поднимаемая более широким дыханием, Пластичная и пассивная перед всесозидающим Огнём, Отвечает на случайное прикасание пламенного Божества: Неуязвимая перед инерцией нашего отклика, Она слышит слово, к которому наши сердца глухи, Принимает видение бессмертных глаз И, странствуя по дорогам линии и цвета, Преследует дух красоты в её доме. Таким образом, мы приближаемся к Все-чудесному, Следуя его восторгу в вещах, как знаку и руководству; Красота - это его след, показывающий нам, где он прошёл, Любовь - это ритм его сердцебиения в смертной груди, Счастье - улыбка на его обожаемом лице. Общение духовных сущностей, Гений творческой Имманентности, Делает всё творение глубоко сокровенным: Четвёртое измерение эстетического чувства, Где всё находится в нас самих, а мы сами во всём, Перестраивает наши души для космической широты. Воспламеняющий восторг присоединяется к видящему и увиденному; Мастер и мастерство, становясь внутренне одним, Достигают совершенства магическим пульсом И страстью их близкой идентичности. Всё, что мы медленно складываем из собранных частей Или развиваем, спотыкаясь, долгим трудом, Там является само-рожденным по нашему вечному праву. В нас тоже может гореть интуитивный Огонь; Агент Света, он свёрнут в наших сложенных сердцах, На небесных уровнях стоит его дом: Нисходя, он может принести сюда эти небеса. Но редко горит пламя и не горит долго; Радость, которую он вызывает с этих божественных высот, Приносит краткие прекрасные воспоминания И великолепные проблески интерпретирующей мысли, Но не полное видение и восторг. Завеса сохраняется, что-то всё ещё сдерживается, Чтобы наши души, пленники красоты и радости, Не забывали стремиться к Высшему.
В этом прекрасном тонком царстве за нашим собственным Форма - это всё, а физические боги - короли. Вдохновляющий Свет играет в тонких границах; Безупречная красота приходит по милости Природы; Там свобода - это гарантия совершенства: И хотя отсутствует абсолютный Образ, Слово Воплощённое, открытый духовный экстаз, Всё является чудом симметричного обаяния, Фантазией совершенной линии и правила. Там все чувствуют себя удовлетворёнными собой и целым, Богатая полнота достигает предела, Чудо изобилует [даже] в совершенных мелочах, Затейливый восторг буйствует в малом пространстве: Каждый ритм сродни своему окружению, Каждая линия совершенна и неизбежна, Каждый объект создан безупречно для шарма и использования. Все очарованы своим восторгом. Незатрагиваемые, они живут своим совершенством, уверенные В небесно-радостной довольной собой неприкосновенности; Содержимое [в них] должно быть, им не нужно ничего более. Здесь не было тщетных усилий разбитого сердца: Освобождённый от испытаний и проверок, Лишённый сопротивления и боли, Этот мир не мог ни бояться, ни горевать. Он не имел ни милости ошибки, ни поражения, Там не было ни места для вины, ни силы для неудачи. Из некоего переполненного самоблаженства он сразу извлекал Его формальные открытия немой Идеи И чудо его ритмичных мыслей и действий, Его ясную технику твёрдой и округлой жизни, Его радушных жителей в неодушевлённых формах И славу дышащих тел, подобных нашему. Изумлённый, с его чувствами, зачарованными восторгом, Он двигался в божественном, и всё же родственном мире, Восхищаясь чудесными формами, столь близкими к нашим, Но совершенными, подобно игрушкам бога, Бессмертными с точки зрения смертности. В их узких и исключительных абсолютах Ранжированные верховенства конечного пребывают на тронах; [Здесь] никогда не грезят о том, что могло бы быть; Лишь в границах может жить этот абсолют. В превосходстве, связанном с его собственным планом, Где всё было законченным и не осталось ширины, Нет пространства для теней неизмеримого, Нет места для удивления неисчислимому, Пленник своей собственной красоты и экстаза, В магическом круге, отделанном заколдованным Могуществом, Дух отступил назад, вычеркнутый за его рамками. Восхищающий яркой окончательностью своих линий, Синий горизонт ограничивал душу; Мысль движется в освещённых удобствах, Отмели внешнего идеала - её плавательный диапазон: Жизнь медлит в её границах, удовлетворённая Маленьким счастьем действий тела. Назначенная, как Сила, связанному Уму [своего] угла, Привязанная к безопасной скудности её комнаты, Она выполняла её маленькие работы, играла, спала И не думала о том, что более великая работа не сделана. Забыв о её жестоких безграничных желаниях, Забыв о высотах, на которые она поднялась, Её прогулка была зафиксирована в лучистой канавке. Прекрасное тело непринуждённой души, Похожей на ту, что смеётся в сладких и залитых солнцем рощах, По-детски она качалась в её золотой колыбели радости. Зов космоса не достигал её зачарованного жилища, Она не имела крыльев для широкого и опасного полёта, Она не сталкивалась ни с опасностью неба, ни с бездной, Она не знала ни перспектив, ни могучих снов, Ни тоски по её потерянным бесконечностям. Совершенная картина в совершенной раме, Это волшебное мастерство не могло удержать его волю: Оно дало лишь тонкое освобождение на момент; Беззаботный час был проведён в лёгком блаженстве. Наш дух устал от поверхностей бытия, Превзошёл великолепие формы; Он обращается к скрытым силам и более глубоким состояниям. И теперь он посмотрел за пределы для [поиска] большего света. На пике подъёма его душа оставила позади Этот сверкающий двор Дома Дней, Он покинул этот чудесный материальный Рай. Его судьба лежала за пределами в более обширном Космосе.
Сообщение: 3972
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 06.04.19 20:49. Заголовок: Песнь III СЛАВА И ПА..
Песнь III СЛАВА И ПАДЕНИЕ ЖИЗНИ
Неровный широкий подъём теперь манил его ноги. Откликаясь на тревожный зов более великой природы, Он пересёк границы воплощённого Ума И вступил в тёмные широкие спорные области, Где всё было сомнением и переменами, и не было ничего уверенного, Мир поисков и труда без отдыха. Подобный тому, кто, встречая лицо Неизвестного, Вопрошает, но никто не даёт ответа, Привлечённый проблемой, которую никогда не решить, Всегда неуверенный в почве, по которой он ступал, Всегда влекущийся к непостоянной цели, Он путешествовал по стране, населённой сомнениями В перемещающихся пределах на колеблющемся основании. Впереди он видел границу, которая никогда не была достигнута, И теперь мыслил себя c каждым шагом ближе к ней, - К далеко отступающему горизонту миража. Там жило бродяжничество, которое не выносило дома, Путешествие по бесчисленным путям без конца. Ничто из того, что он находил, не удовлетворяло его сердце; Неутомимое странствие искало и не могло прекратиться. Жизнь там — это проявление Неисчислимого, Движение неспокойных морей, долгий И рискованный прыжок духа в Пространство, Раздражающее беспокойство в вечном Покое, Импульс и страсть бесконечного. Принимая любую форму, какую пожелает её фантазия, Вырвавшись из сдержанности устоявшихся форм, Она покинула безопасность испытанного и известного. Не затрагиваемая страхом, что проходит сквозь Время, Неустрашимая Судьбой, что преследует, и Случайностью, что возникает, Она принимает бедствие, как обычный риск; Беззаботная перед страданием, невнимательная к греху и падению, Она борется с опасностями и находками На неизведанных просторах души. Казалось бы, это только долгий эксперимент, Риск для ищущей невежественной Силы, Что испытывает все истины и, не найдя ни одной превосходной, Движется, неудовлетворённая, неуверенная в своей цели. Как некий внутренний ум видел, так формировалась жизнь: Она переходила от мысли к мысли, от стадии к стадии, Мучимая её собственными силами или гордая и благословенная, То владея собой, то становясь игрушкой и рабыней. Огромная непоследовательность была законом её действия, Как будто все возможности должны были исчерпаться, А страдание и блаженство были развлечениями [её] сердца. В галопе громоподобных перемен Она проносилась через гоночные поля Обстоятельств Или, раскачиваясь, металась между своими высотами и глубинами, Возносясь или ломаясь на непостоянном колесе Времени. Среди утомительного кишения однообразных желаний Она извивалась, червяк среди червей в грязи Природы, Затем, вырастая в Титана, принимала всю землю, как пищу, Возжелала моря как одежду, звёзды как корону, И с криками шагала с пика на гигантский пик, Требуя себе миры, чтобы покорять и править. Затем, безрассудно влюблённая в лицо Скорби, Она погружалась в тоску глубин И, барахтаясь, цеплялась за своё собственное страдание. В грустной беседе со своим растраченным "я" Она подводила итог всему, что потеряла, Или сидела с печалью, как со старым другом. Шумная игра бурного восторга вскоре иссякала, Или она медлила, привязанная к неадекватной радости, Упуская повороты судьбы, упуская цель жизни. Сцена была запланирована под все её бесчисленные настроения, И каждое могло стать законом и образом жизни, Но ни одно не могло предложить чистого счастья; Они оставляли за собой лишь мерцающую изюминку Или жестокую страсть, что приносит мёртвую усталость. Среди её стремительного, неисчислимого разнообразия Что-то оставалось неудовлетворённым, всегда тем же, И в новом виделось лишь лицо старого, Ибо каждый час повторял все остальные, И каждая перемена продлевала всё то же беспокойство. Неуверенная в духе себя самой и в своей цели, Скоро устающая от слишком большой радости и счастья, Она нуждается в шпорах из удовольствия и боли И в прирождённом вкусе к страданию и неспокойствию: Она стремится к цели, что никогда не может быть достигнута. Извращённый вкус преследует её жаждущие губы: Она плачет от горя, что приходит по её собственному выбору, От наслаждения томится, что покрывает ранами её грудь; Стремясь к небу, она обращает свои шаги к аду. Она выбрала риск и опасность для товарищей по играм; Ужасные качели Судьбы она приняла за колыбель и скамью. И всё же чистым и ярким было её рождение из Вневременного, Потерянный восторг мира сохраняется в её глазах, Её настроения - это лики Бесконечного: Красота и счастье - её неотъемлемое право, А бесконечное Блаженство - её вечный дом. Теперь это обнаружило его античный лик радости, Внезапно раскрытый сердцу горя, Искушая его терпеть, и стремиться, и надеяться. Даже в меняющихся мирах, лишённых покоя, В воздухе, пронизанном печалью и страхом, И в то время как его ноги ступали по небезопасной земле, Он видел образ более счастливого состояния. В архитектуре иератического Пространства, Кружащегося и поднимающегося к вершинам творения, В синей высоте, которая никогда не была слишком высока Для тёплого общения между телом и душой, Столь же далёкое, как небо, столь же близкое, как мысль и надежда, Брезжило царство безгорестной жизни. Над ним по новому небесному своду, Другому, чем небеса, видимые смертными глазами, Как по резному потолку богов, Архипелагами смеха и огня Плыли звёзды вдали друг от друга в колышущемся море неба. Высящиеся спирали, магические кольца ярких оттенков И сверкающие сферы странного счастья Плыли сквозь расстояния, словно символический мир. Они не могли разделить ни беду, ни усилие, Они не могли помочь в несчастье, Невосприимчивые к страданиям, борьбе, горю жизни, Незапятнанные её гневом, мраком и ненавистью, Недвижимые, незатрагиваемые, [они] смотрели вниз с великих [пред]видящих планов, Навсегда блаженные по их вечному праву. Поглощённые их собственной красотой и содержанием, Они надёжно живут в их бессмертной радости. Обособленно погружённые в их собственную славу, пылающие Вдалеке, они проплывали в смутном сияющем тумане, Вечном прибежище света снов, Туманности великолепий богов, Созданных из размышлений вечности. Почти невероятные для человеческой веры, Вряд ли они казались материей вещей, что существуют. Как сквозь стекло магического телевизора, Обрисованные для некоего увеличивающего внутреннего восприятия, Они сияли подобно образам, отбрасываемым далёкой сценой, Слишком высокие и радостные, чтобы быть захваченными смертными веками. Но есть близкие и реальные для тоскующего сердца И для страстной мысли и чувства тела Скрытые царства блаженства. В некой близкой недостижимой области, которую мы всё же ощущаем, Неприкосновенные для суровых тисков Смерти и Времени, Избегающие поисков печали и желания, В светлых заколдованных безопасных перифериях Они располагаются, вечно купаясь в счастье. Во сне, трансе и вдохновении перед нашими глазами Через внутреннее поле тонкого видения Широкие восторженные пейзажи, ускользающие от взгляда, Фигуры совершенного царства проходят И оставляют за собой памяти сияющий след. Воображаемые сцены или великие вечные миры, Уловленные во сне или ощущаемые, они трогают наши сердца их глубиной; Кажущиеся нереальными, и всё же реальней, чем жизнь, Счастливее счастья, истиннее истинного, Если бы они были [лишь] снами или пойманными образами, Истина сновидения обратила бы в ложь пустые реальности земли. В быстром вечном мгновении, установленном там, живут Или всегда вспоминаются, возвращаясь для тоскующих глаз, Спокойные небеса нетленного Света, Озарённые континенты фиолетового покоя, Океаны и реки радости Божьей И беспечальные страны под пурпурными солнцами. Некогда звезда яркой отдалённой идеи Или кометный след мечты воображения, Это теперь принимает облик, близкий к реальности. Была преодолена пропасть между истиной мечты и земным фактом, Чудеса жизни больше не были мечтами; Его видение делало всё, что они раскрывали, его собственным: Их сцены, их события встречались его глазами и сердцем И поражали их чистой красотой и блаженством. Лишённый дыхания высший регион привлёк его взгляд, Границы которого выступали в небо Себя И опускались к странной эфирной основе. Квинтэссенция сияла высочайшим восторгом Жизни. На духовном и таинственном пике Лишь высокая преображающая линия чуда Отделяла жизнь от бесформенного Бесконечного И защищала Время против вечности. Из этого бесформенного материала Время чеканит его формы; Тишина Вечного содержит космическое действие: Протейские образы Мирового Могущества Притягивали силу быть, волю продолжаться Из глубокого океана динамичного покоя. Обращая вершину духа к жизни, Она тратит пластичные свободы Единого на то, Чтобы выразить в действиях мечты её каприза, Зов его мудрости делает устойчивыми её беззаботные ноги, Он поддерживает её танец на жёсткой базе, Его вечная неподвижная неизменность Должна стандартизировать чудо её творения. Из невидимых энергий Пустоты Изобретая сцену конкретной вселенной, Его мыслью она фиксировала свои шаги, в своих слепых действиях Она видит при вспышках его всезнающего Света. По её воле непостижимый Сверхразум нисходит вниз, Чтобы направлять её силу, которая чувствует, но не может знать, Его дыхание могущества контролирует её беспокойные моря И подчиняет жизнь руководящей Идее. По её воле, ведомой освещённой Имманентностью, Опасный экспериментирующий Ум Пробивает себе путь сквозь неясные возможности Среди случайных формаций не осознающего мира. Наше человеческое невежество движется к Истине о том, Что Несознание может стать всезнающим, Преображённые инстинкты - формировать божественные мысли, Мысли - приводить к непогрешимому бессмертному видению, А природа - подниматься в идентичность с Богом. Мастер миров, сделавшийся её рабом - Исполнитель её фантазий: Она проложила каналы из морей всемогущества; Она ограничила своими законами Безграничного. Бессмертный связался выполнением её работ; Он трудится над задачами, что ставит её Невежество, Скрытое под плащом нашей смертности. Миры, формы, что творит фантазия её богини, Утратили их источник на невидимых высотах: Даже оторванные, отклонившиеся от своего вневременного источника, Даже деформированные, тёмные, проклятые и падшие, - Ибо даже падение несёт свою извращённую радость, А она не оставляет ничего, что служит восторгу, - Они также могут вернуться к вершинам или здесь Вычеркнуть приговор падения духа, Вернуть их утраченную божественность. Сразу же пойманный в размах вечного видения, Он увидел гордость и великолепие её высоко рождённых зон, И её области, затаившиеся в низших глубинах. Вверху была монархия не падшего "я", Внизу - мрачный транс бездны, Противоположный полюс или смутные антиподы. Здесь были просторы славы жизненных абсолютов: Все смеялись в безопасном бессмертии И вечном детстве души, [бывшем] Прежде чем наступила тьма и родились горе и боль, И где все могли сметь быть самими собой и единым, И мудрость играла в безгрешной невинности С обнажённой свободой под солнцем счастливым Истины. Здесь располагались миры её смеха и ужасной иронии, Пролегали поля её вкуса труда, раздоров и слёз; Её голова лежала на груди у влюблённой Смерти, Сон какое-то время имитировал покой вымирания. Свет Бога она разлучила с его тьмой, Чтобы испытать вкус голых противоположностей. Здесь, смешавшись в сердце человека, их тона и оттенки Сплели изменчивый облик его существа, Его жизни прямой пульсирующий поток во Времени, Его природы постоянную фиксированную подвижность, Его души меняющийся фильм из движущихся картин, Его космический хаос личности. Великая создательница с её загадочным прикасанием Обратилась к пафосу и само-мечте о мощи существа, Сотворив страстную игру её бездонной тайны.
Но здесь были и миры, отчасти поднятые к небесам. Здесь была Завеса, но не Тёмная Стена; В формах, не слишком удалённых от человеческого понимания, Некая страсть к ненарушенной чистоте Прорывалась, луч изначального Блаженства. Радость небес могла бы принадлежать земле, если бы земля была чиста. Здесь могли быть достигнуты наши обожествлённые чувство и сердце, Некая яркая крайность натурального счастья, Некий трепет абсолютов Сверхприроды: Все силы могли смеяться и резвиться на жёстких дорогах земли И никогда не ощущать её жестокую грань боли, Вся любовь могла играть и нигде не [испытывать] стыда Природы. Но она сохранила свои мечты во дворцах Материи, И всё же её двери замкнуты для высочайших вещей. Эти миры могли чувствовать дыхание Бога, посещающее их вершины; Там было некое мерцание Трансцендентной каймы. Сквозь белые эонические безмолвия Бессмертные фигуры воплощённой радости Пересекали широкие просторы, близкие к сну вечности. Чистые мистические голоса в тишине блаженства Обращались к непорочным сладостям Любви, Призывая его медовое прикасание взволновать миры, Его блаженные ладони — ухватиться за тело Природы, Его сладкую нестерпимую мощь единения - Принять все существа в её спасительные руки, Привлекая к его состраданию бунтаря и беспризорного, Чтобы навязать им счастье, от которого они отказывались. Брачный гимн невидимому Божеству, Пылающая рапсодия белого желания Завлекла бессмертную музыку в сердце И разбудила дремлющее ухо экстаза. Более чистое, более пламенное чувство видело там свой дом, Жгучее желание, которое не могут выдержать земные члены; Единство вызвало глубокое, не обременённое вместительное дыхание, И сердце забилось от удара к [более] восторженному удару. Голос Времени пел о радости Бессмертного; Вдохновение и лирический возглас, Моменты пришли с экстазом на своих крыльях; Невообразимая красота двигалась небесно-обнажённой, Избавленной от границ в просторах мечты; Крик Птиц Чуда взывал с небес К бессмертным жителям на берегах света. Творение выпрыгивало прямо из рук Бога; Чудо и восторг бродили по дорогам. Просто быть было высшим наслаждением, Жизнь была счастливым смехом души, А Радость была королём с Любовью к подданным. Светимость духа там была воплощена. Противоположности жизни были любовниками или естественными друзьями, А её крайности - гармонии острыми краями: Снисходительность с нежной чистотой пришла И кормила бога её материнской грудью: Там никто не был слаб, поэтому ложь не могла жить; Невежество было тонким оттенком, защищающим свет, Воображение - свободной волей Истины, Наслаждение - кандидатом в огни небес; Интеллект был поклонником Красоты, Сила была рабом спокойного духовного закона, Могущество ложило голову на грудь Блаженства. Там были непостижимые вершины славы, Автономии тихого самоправления Мудрости И высшие зависимости от её девственного солнца, Освещённые теократии видящей души, Воцарённые в силе луча Трансцендентного. Видение величий, мечты о значимости В царствах солнечного света двигались царственной походкой: Собрания, переполненные сенаты богов, Могущества жизни царили на тронах мраморной воли, Высокие господства и автократии, Силы, увенчанные лаврами и вооружённые императивные могущества. Все объекты там были велики и прекрасны, Все существа носили королевскую печать могущества. Там сидели олигархи естественного Закона, Гордые неистовые головы служили одному спокойному челу монарха: Все позы души облекались в божественность. Там встретились пылкие взаимные близости Радости владычества и радости подчинения, Налагаемые любовью на сердце Любви, которое повинуется, И на тело Любви, удерживаемое под восторженным игом. Всё было игрой встречи царственностей. Ибо поклонение возвышает склонённую силу поклоняющегося, Приближая к гордости бога и к блаженству, которые его душа обожает: Правитель един со всеми, кем он правит; Для того, кто служит со свободным ровным сердечным Послушанием, это школа его королевского обучения, Венец и привилегия его благородства, Его вера - это идиома высшей природы, Его служение - духовный суверенитет. Были сферы, где Знание соединилось с творческой Силой В её высоком доме и всю её сделало его собственной: Великий Просветлённый схватил её сияющие персты И наполнил их страстью его луча, Пока всё её тело не стало его прозрачным домом, А вся её душа - двойником его души. Обожествлённые, преображённые прикасанием мудрости, Её дни стали светоносной жертвой; Бессмертная бабочка в счастливом и бесконечном огне, Она горела в его сладком невыносимом пламени. Пленная Жизнь венчалась со своим завоевателем. В его широком небе она построила свой мир заново; Она придала спокойному шагу ума скорость мотора, Мысли - потребность жить тем, что видит душа, Жизни - стимул знать и видеть. Его великолепие охватило её, её могущество прильнуло к нему; Она венчала Идею королём в пурпурных одеждах, Поместила её магический змеиный скипетр в руку Мысли, Создала формы [для] ритмичных образов его внутреннего видения, [Превратила] свои действия в живое тело его воли. Пылающий гром, созидающие вспышки, Его победный Свет мчались на её бессмертной Силе; Могучий галоп кентавра нёс бога. Жизнь царила [вместе] с умом в двойном величии. Там были миры счастья, великого и серьёзного, И действия, окрашенного мечтой, и смеха - мыслью, И страсть там могла ожидать его желания, Пока не услышит вблизи пришествие Бога. Там были миры с детским весельем и радостью; Беззаботная молодость ума и сердца Нашла в теле небесный инструмент; Оно зажгло золотистый ореол вокруг желания И освободило обожествлённое животное в членах Для божественных прыжков любви, красоты и блаженства. На лучезарной земле, взирающей на улыбку небес, Стремительный жизненный импульс не останавливался и не угасал: Он не знал, как устать; счастливы были его слёзы. Там работа была игрой, а игра - единственной работой, Задания небес - игрой богоподобной мощи: Небесная вакханалия, навсегда чистая, Не останавливаемая слабостью, как в смертных телах, Жизнь была вечностью настроений восторга: Старость никогда не приходила, забота никогда не покрывала лицо морщинами. Налагая на безопасность звёзд гонку и смех бессмертных сил, Обнажённые божественные дети бегали по своим игровым полям, Поражая ветры сверканием и скоростью; Из шторма и солнца они делали спутников, Резвились с белой гривой волнующихся морей, Убивали расстояние, до смерти растоптанное под их колёсами, И боролись на аренах своей силы. Властные в своем сиянии, подобно солнцам, Они зажигали небеса славой своих дланей, Бросаемых в мир со щедростью, подобной божественной. Чарами принуждая сердце к абсолютному восторгу, Они несли гордость и мастерство их обаяния, Как знамя Жизни на дорогах Пространства. Идеи были светоносными товарищами души; Ум играл с речью, бросая копья мысли, Но не нуждался в труде этих инструментов, чтобы знать; Знание было приятным развлечением Природы, как и всё остальное. Облечённые ярким лучом чистого сердца, Дети-наследники раннего Божественного инстинкта, Обитатели вечности Времени, Ещё трепещущие от блаженства первого творения, Они погрузились в существование в юности их души. Изысканная и неистовая тирания, Мощное принуждение их воли к радости Изливали улыбающиеся потоки счастья по всему миру. Там царило дыхание высокого свободного содержания, Счастливая поступь дней в безмятежном воздухе, Поток универсальной любви и мира. Господство неутомимой сладости возлегало, Подобно песне наслаждения, на губах Времени. Широкий спонтанный порядок освободил волю, Солнечно-распахнутое устремление души к блаженству, Широту и величие неограниченного действия И золотую свободу быстрого пылающего сердца. Там не было лжи об отдельности души, Там не возникало кривизны мысли или слова, Чтобы лишить творение его исконной истины; Всё было искренностью и натуральной силой. Свобода была единственным правилом и наивысшим законом. Счастливой чередой восходили или опускались эти миры: В царствах изумительной красоты и сюрприза, В полях величия и титанической мощи Жизнь легко играла с её необъятными желаниями. Тысячу Эдемов она могла построить, не останавливаясь; Не было предела её величию, её благодати, Её небесному разнообразию. Просыпаясь с криком и шевелением бесчисленных душ, Являющихся из груди некой глубокой Бесконечности, Улыбаясь, подобно новорождённому ребёнку, с любовью и надеждой, В её природе [она] поселила силу Бессмертного, В её груди несла вечную Волю, Не нуждаясь в проводнике, кроме её освещённого сердца: Ни падение не унижало божественность её шагов, Ни чужая Ночь не ослепляла её глаз. Не было пользы от узкого круга [жизни] или забора; Каждое действие было совершенством и радостью. Оставленная на произвол настроений её быстрой фантазии И обильного красочного буйства её ума, Посвящённая в божественные и могущественные мечты, Магическая созидательница бесчисленных форм, Исследующая меры ритмов Бога, По своей воле она творила её волшебный чудо-танец Дионисийской богини восторга, Вакханки творящего экстаза. Этот мир блаженства он видел и чувствовал его зов, Но не находил способа войти в его радость; Через бездну сознания не было [построено] моста. Его душу, связанную с образом беспокойной жизни, Всё ещё окружал более тёмный воздух. Несмотря на жаждущий ум и страстное чувство, Печальной Мысли, сформированной серым опытом, И видению, затемнённому заботой, печалью и сном, Всё это казалось лишь яркой желанной мечтой, Придуманной в тоскующей дали сердцем Того, кто ходит в тени земной боли. Хотя когда-то он ощущал объятия Вечности, Слишком близко к страдающим мирам жила его природа, И врата ночи стояли там, где он пребывал. Вряд ли, слишком близко осаждённая заботой мира, Может плотная форма, в которой мы сотворены, Вернуть прозрачную радость к радости, чистый свет к свету. Поскольку его измученная воля думать и жить Вначале пробуждалась к смешанным боли и удовольствию И всё ещё сохраняет привычку [от] своего рождения: Ужасная двойственность - наш способ быть. В грубых началах этого смертного мира Жизнь не была ни игрой ума, ни желанием сердца. Когда земля была построена в бессознательной Пустоте, И не было ничего, кроме материальной сцены, Отождествлённой с морем, небом и камнями, Её молодые боги жаждали освобождения душ, Спящих в объектах, неясных, не оживлённых. В этом пустынном величии, в этой обнажённой красоте, В глухой тишине среди не замечаемых звуков Тяжёл был непередаваемый груз Божества в мире, что не нуждался в нём; Никто не должен был чувствовать [его] или получить. Эта твёрдая масса, не выносящая биения сознания, Не могла вместить их широкий творческий порыв: Уже не погружённый в гармонию Материи, Дух утратил свой величавый покой. В безразличном трансе он блуждал взглядом, Страстный до движений сознательного сердца, Изголодавшийся по речи и мыслям, радости и любви, В немом бесчувственном круговороте дня и ночи Жаждал биений стремления и отклика. Уравновешенное бессознательное, сотрясаемое прикасанием, Интуитивное Безмолвие, дрожащее от [звука] имени, Они призывали Жизнь вторгнуться в бессмысленную почву И пробудить божество в грубых формах. Голос был слышен на немо вращающемся земном шаре, Ропот, стенавший в не слушающей Пустоте. Казалось, существо вздыхало там, где раньше никого не было: Нечто, накопленное в мёртвых бесчувственных глубинах, Отрицало сознательное существование, терялось для радости, Будто превращаясь в спящего с незапамятных времен. Осознавая его собственную похороненную реальность, Вспоминая его забытое «я» и право, Оно жаждало знать, стремиться, наслаждаться, жить. Жизнь услышала зов и оставила [для него] её родной свет. Изливаясь из её яркого великолепного плана На жёсткие витки и разрастания смертного Космоса, И сюда милостивый большекрылый Ангел вылил Её великолепие, её стремительность и её блаженство, Надеясь наполнить радостью светлый новый мир. Как богиня входит в грудь смертного И наполняет его дни её небесными объятиями, Так она склонилась создать себе дом в переходных формах; В недра Материи она вбросила огонь Бессмертия, В бесчувственном Просторе пробудила мысль и надежду, Поразила своим очарованием и красотой плоть и нервы И принудила к восторгу бесчувственный каркас земли. Живое и одетое деревьями, травами и цветами, Огромное коричневое тело Земли улыбалось небесам, Лазурь отвечала лазури в смехе моря; Новые чувствующие существа наполняли невидимые глубины, Слава и стремительность жизни выражались в красоте зверей, Человек дерзал и мыслил и встречал его душой мир. Но пока магическое дыхание было в пути, Прежде чем её дары достигли наших заключённых сердец, Тёмное неоднозначное Присутствие всё поставило под сомнение. Тайная Воля, что облачает себя в Ночь И предлагает духу испытание плотью, Наложила мистическую маску смерти и боли. Интернированная, теперь в медленных и мучительных годах Пребывает крылатая и чудесная странница, И уже не может вспомнить её более счастливое состояние, Но должна подчиняться закону инертного Несознания, Бесчувственному основанию мира, В котором на красоту наложены слепые пределы, А печаль и радость живут, как борющиеся товарищи. Тусклая и ужасная немота упала на неё: Упразднён был её тонкий могучий дух И убита её милость счастья ребёнка-бога, И вся её слава обратилась в незначительность, А вся её сладость - в искалеченное желание. Питать смерть своими делами - вот удел жизни. Её бессмертие было так завуалировано, что она казалась, Навязывая сознание бессознательным вещам, Эпизодом в вечной смерти, Мифом существа, что должно всегда исчезать. Такой была злая тайна её перемены.
Конец Песни 3 перевод Н. Антипова, 06-10.04, 15-16.04.2019 года
Сообщение: 3977
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 10.04.19 22:53. Заголовок: Песнь IV ЦАРСТВА МАЛ..
Шри Ауробиндо «Савитри» КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ Песнь IV ЦАРСТВА МАЛОЙ ЖИЗНИ
Дрожащий, трепетный, неуверенный мир, Рождённый от этой скорбной встречи и затмения, Возник в пустоте, где ступали её ноги, Стремительная неясность, ищущая суматоха. Там бились судороги полусознательной силы, Едва пробудившейся от сна Несознания, Связанной с Невежеством, ведомым инстинктом, В попытках найти себя и ухватиться за вещи. Наследница нищеты и потерь, Атакуемая воспоминаниями, что исчезают, когда схвачены, Преследуемая забытой возвышающей надеждой, Она стремилась вслепую, словно на ощупь, Заполнить ноющий и катастрофический пробел Между земной болью и блаженством, из которого выпала Жизнь. Мир, который всегда ищет что-то упущенное, Охотится за радостью, которую земля не может сохранить. Слишком близко к нашим вратам её неутолимое беспокойство Вместо покоя, чтобы жить, как на инертном твёрдом земном шаре: Она соединила свой голод с голодом Земли, Она дала закон стремления нашим жизням, Она сделала нужду нашего духа бездонной пропастью. Влияние вошло в смертные ночь и день, Тень покрыла расу, рождённую временем; В неспокойном потоке, где скачет слепой сердечный пульс, И нервное биение чувства пробуждается при ощущении, Отделяющем сон Материи от сознательного Ума, Заблудился зов, который не знал, почему он пришёл. Сила из-за пределов земной сферы коснулась земли; Отдых, что мог быть [раньше], не мог уже продолжаться; В сердце человека — бесформенные жаждущие страсти, В его крови крик о более счастливых вещах: Иначе он мог бы бродить по свободной залитой солнцем земле С детским, забывающим боль умом зверей, Или счастливо жить неподвижным, подобно цветам и деревьям. Могущество, что пришло на землю благословлять, Осталось на земле страдать и стремиться. Детский смех, что звенел через время, утих: Естественная радость жизни человека омрачена, А печаль - кормилица его судьбы. Бездумная радость животного оставлена позади, Забота и размышление обременяют его ежедневные прогулки; Он поднялся до величия и неудовлетворённости, Он пробудился к Невидимому. Ненасытный искатель, всему он должен учиться: Он исчерпал теперь жизни поверхностные действия, Скрытые царства его существа ещё предстоит исследовать. Он становится умом, он становится духом и "я"; В его хрупком жилище он выращивает бога Природы. В нём Материя пробуждается от её долгого смутного транса, В нём земля чувствует приближение Божества. Безглазая Сила, что больше не видит своей цели, Беспокойная, голодная энергия Воли, Жизнь бросила её семя в ленивую форму тела; Она пробудила от счастливого оцепенения слепую Силу, Принуждая её понимать, искать и чувствовать. В гигантских потугах Пустоты, Возмущающих её мечтами обширную рутину И мёртвое обращение спящей вселенной, Могучая пленница боролась за освобождение. [Клетки,] живые её стремлением[,] пробудили инертные клетки, В сердце она зажгла огонь страсти и необходимости, Среди глубокого покоя неодушевлённых вещей Возник её великий голос труда, молитвы и борьбы. Нащупывающее сознание в безгласном мире, Ей было дано не руководящее ощущение для её пути; Мысль была отведена, и теперь она ничего не знала, Но всё неизвестное принадлежало ей, чтобы ощущать [его] и хватать. Повинуясь толчку нерождённых вещей к рождению, Она вырвалась из её запечатанной бесчувственной жизни: В её субстанции бездумной немой силы души, Что не может произнести то, что в её божественной глубине, Пробудилась слепая необходимость знать. Цепь, что связывала её, она сделала её инструментом; Инстинкт принадлежал ей, куколка Истины, И усилие, и рост, и стремящееся неведение. Налагая на тело желание и надежду, Навязывая сознание несознательности, Она принесла в унылое упорство Материи Её мучительное требование утерянного ею суверенного права, Её неустанный поиск, её раздражённое беспокойное сердце, Её странствующие неуверенные шаги, её мольбу о переменах. Поклонница радости без имени, В её мрачном соборе восторга Для тусклых карликовых богов она предлагает тайные обряды. Но тщетна нескончаемая жертва, Священник - невежественный маг, что совершает Лишь бесполезные мутации в плане алтаря И бросает слепые надежды в бессильное пламя. Бремя преходящих выгод отягощает её шаги, И вряд ли она сможет продвинуться под этой ношей; Но часы взывают к ней, она путешествует, Переходя от мысли к мысли, от желания к желанию; Её величайший прогресс - это углубляющаяся потребность. Неудовлетворённая материей, она обращается к Уму; Она покоряет землю, её поле, затем претендует на небеса. Бесчувственная, она ломает работу, которую совершила, Спотыкающиеся века прошли за её трудом, Но всё ещё не снизошёл великий трансформирующий свет, И откровенный восторг не коснулся её падения. Лишь проблеск иногда раскалывает небо ума, Оправдывая неоднозначное провидение, Что делает ночь путём к неизвестным рассветам Или тёмным ключом к какому-то божественному состоянию. В Несознании она начала её могучую задачу, В Неведении она преследует незаконченную работу, Ибо знание нащупывает, но не встречает лик Мудрости. Медленно поднимаясь бессознательными шагами, Найдёныш Богов, она бродит здесь, Как душа ребёнка, оставленная возле врат Ада, Шарящая в тумане в поисках Рая.
В этом медленном восхождении он должен следовать её шагам Даже с её слабого и смутного подсознательного старта: Только так может прийти последнее спасение земли. Ибо только так он может познать тёмную причину всего, Что сдерживает нас и озадачивает Бога в освобождении из тюрьмы заключённой души. По быстрым путям падения, сквозь опасные врата Он погрузился в серый мрак, Кишащий инстинктами из бездумных пропастей, Что толкали облачаться в форму и завоёвывать место. Жизнь здесь была близка со Смертью и Ночью И ела пищу Смерти, чтобы ей можно было дышать какое-то время; Она была их заключённой и удочерённой беспризорницей. Приняв подсознание, в царстве немой тьмы Странница, она больше не надеялась ни на что. Там, вдали от Истины и освещённой мысли, Он увидел изначальное место, отдельное рождение Свергнутой, деформированной и страдающей Силы. Несчастное лицо лжи, ставшей истиной, Противоречие нашему божественному рождению, Безразличная к красоте и к свету, Шествуя, она выставляла напоказ свой животный позор, Не пользуясь камуфляжем, грубая и обнажённая, Подлинный образ, признанный и подписанный Её отверженной силой, изгнанной с небес и [лишённой] надежды, Падшей, прославляющей мерзость своего состояния, Унижение мощи, некогда наполовину Божественной, Бесстыдное убожество её звериных желаний, Пристальный лик её невежества, Обнажённое тело её бедности. Здесь она впервые выползла из своей грязной хижины, Где она лежала без сознания, неподвижная, немая: Её узость и оцепенение удерживали её неподвижно, Темнота цеплялась за неё, не прогоняясь Светом. Не приближалось ни прикасание, ни искупление свыше: Взгляд вверх был чужд её взору, Забыт бесстрашным божеством её походки; Отвергнуты были слава и счастье, Приключение в опасных полях Времени: Едва ли она была способна, погрязнув, [всё] вытерпеть и жить.
Широкий неспокойный туман ищущего Пространства, Область без лучей, поглощённая смутными завесами, Что казалась, безымянная, бестелесная и бездомная, Спелёнутым безвидным и бесформенным умом, Просящим тела, чтобы выразить его душу. Его молитва отвергалась, и он копошился вслед за мыслью. Ещё не способный мыслить, едва живой, Он открылся в странный и пигмейский мир, Где эта несчастливая магия имела её источник. В неясных границах, где встречаются Жизнь и Материя, Он блуждал среди вещей, полувидимых, полуугадываемых, Преследуемых не схваченными началами и потерянными концами. Там жизнь рождалась, но умирала прежде, чем становилась способной жить. Там не было твёрдой почвы, не было постоянного течения; Лишь некоторое пламя бездумной Воли имело силу. Он сам выглядел тусклым для самого себя, полуощутимым, смутным, Словно в борьбе с Пустотой за то, чтобы быть. В странных областях, где всё было живым смыслом, Но овладение мыслью не было ни причиной, ни правилом, Лишь грубое детское сердце взывало к игрушкам блаженства, Ум мерцал беспорядочным младенческим сиянием, И случайные бесформенные энергии устремлялись к форме И принимали каждый сполох огня за путеводное солнце. Эта ослеплённая сила не могла ступить мыслящим шагом; Требуя света, она следовала подсказкам тьмы. Несознательная Мощь нащупывала сознание, Материя, поражённая Материей, мерцала ощущениями, Контакты вслепую, медленные реакции выбивали искры Инстинкта из скрытого подсознательного cлоя, Ощущения теснились, немые заменители мысли, Восприятие отвечало на пробуждающие удары Природы, Но всё ещё было механическим откликом, Рывком, прыжком, стартом во сне Природы, И грубые, не сдерживаемые импульсы бежали, толкаясь, Невнимательные к любому движению, кроме их собственного, И, темнея, сталкивались с более тёмными, чем они сами, Свободными в мире установившейся анархии. Потребность существовать, инстинкт выжить Занимали напряжённую, ненадёжную волю момента, И чувствовалось незрячее желание еды. Порывы природы были единственным законом, Сила боролась с силой, но результат не сохранялся: Достигались лишь невежественные захват и порыв, Чувства и инстинкты, не знающие своего источника, Чувственные удовольствия и чувственные муки, скоро пойманные, скоро потерянные, И грубое движение бездумных жизней. Это был тщетный ненужный мир, Чья воля быть принесла плохие и печальные результаты, Бессмысленные страдания и серое беспокойство. Ничто возникшее, казалось, не стоило труда.
Но не так рассуждал его дух с пробудившимся взглядом. Как сияет одинокая свидетельствующая звезда, Что горит в отдалении, одинокий страж Света, В потоке и изобилии бессмысленной Ночи, Так, одинокий мыслитель в бесцельном мире, Ожидающем какой-то грандиозный рассвет Бога, Он увидел замысел в трудах Времени. Даже в этой бесцельности работа была Чреватой магической волей и божественным изменением. Первые извивы космической змеиной Силы Разматывались из мистического кольца транса Материи; Она подняла её голову в тёплом воздухе жизни. Она ещё не могла сбросить с себя цепенящий сон Ночи Или носить чудесные веснушки и полоски ума, Или надеть на свой украшенный драгоценностями капюшон корону души, Или встать прямо в сиянии солнца духа. Пока лишь грязь и сила были видны, Тайное подползание сознания к свету Через плодородную слизь похоти и жирнеющее чувство, Под коркой тела толстеющего "я" Запоздалая лихорадочная работа в темноте, Мутные дрожжи страстного изменения Природы, Фермент для создания души из грязи. Небесный процесс надел эту серую маску, Падшее невежество в его тайной ночи Трудилось, чтобы выполнить его немую неблаговидную работу, [Как] камуфляж нужды Несознательного Освободить славу Бога в грязи природы. Его взгляд, духовный в воплощении сфер, Мог проникать сквозь серую фосфоресцирующую дымку И просматривать секреты изменчивого потока, Что оживляет эти немые и твёрдые клетки И руководит мыслью и желанием плоти И острой похотью и голодом её воли. Он проследил [за ней] также вдоль её скрытого потока И очертил её действия до чудесного источника. Мистическое Присутствие, которое никто не может ни исследовать, ни [им] управлять, Создатель этой игры лучей и теней В этой сладкой и горькой парадоксальной жизни, Требует от тела интимностей души И быстрой вибрацией нерва Связывает его механическое биение со светом и любовью. Оно вызывает спящие воспоминания духа Из глубин подсознания под пеной Времени; Забывшие их пламя счастливой истины, Прибывая с тяжёлыми глазами, что едва видят, Они появляются замаскированными под чувства и желания, Подобно сорнякам на поверхности, всплывают временами, То поднимаются, то тонут в сомнамбулическом потоке. Хоть её движения нечисты и деградированны, Истина небес всегда вынашивается в глубинах жизни; Этот огонь горит в её самых тёмных членах. Прикосновение восторга Бога в действиях творения, Утраченное воспоминание о счастье Всё ещё скрываются в немых корнях смерти и рождения, Бессмысленная красота мира отражает восторг Бога. Эта улыбка восторга - тайна повсюду; Она течёт в дыхании ветра, в соке дерева, Её красочное великолепие расцветает в листьях и цветах. Когда жизнь пробилась сквозь её полудрёму в растении, Что чувствует и страдает, но не может двигаться или кричать, В звере и в крылатой птице, и в мыслящем человеке, Она создала биение её музыки в ритме сердца; Она заставляла несознательные ткани просыпаться И просить счастья, зарабатывая муку И трепет с удовольствием и смехом краткого восторга, И дрожать от боли, и жаждать экстаза. Императивная, безгласная, непонятная, Слишком далёкая от света, Слишком близкая к сердцевине бытия, Рождённая странным образом во Времени от вечного Блаженства, Она давит на ядро и трепещущий нерв сердца; Её резкий самопоиск разрывает наше сознание; Наша боль и удовольствие имеют это жало, как причину: Инстинкт [всегда] с ней, но, слепое к её истинной радости, Желание души бросается к преходящим вещам. Страстная жажда всей Природы, побуждению которой никто не может противиться, Проходит волной через кровь и оживляет чувства; Экстаз бесконечного - её причина. Это превращается в нас в конечные любовь и вожделение, В волю к победе и обладанию, к захвату и сохранению, К расширению пространства жизни, масштаба и диапазона удовольствий, К битве, преодолению и созданию своей собственности, В надежду смешать свою радость с радостью других, В стремление обладать и быть обладаемым, Ублажать и быть ублажаемым, чувствовать, жить. Это была её начальная краткая попытка существовать И быстрый конец её мгновенного восторга, Чья печать неудачи преследует всю невежественную жизнь. Всё ещё навязывая клеткам свою привычку, Фантом тёмного и злого старта, Подобно призраку, преследует всё, о чём мы мечтаем и что делаем. Хотя на земле твёрдо укоренились жизнь, Действие привычки или чувство закона, Постоянное повторение в потоке, Всё же корни её воли всегда одни и те же; Эти страсти - материал, из которого мы сделаны. Это был первый крик пробуждающегося мира. Они всё ещё цепляются за нас и удушают Бога. Даже когда разум рождён и душа приняла форму, В звере и рептилии, и в мыслящем человеке Они продолжаются и являются источником всей их жизни. Это тоже было необходимо, чтобы могли возникнуть дыхание и жизнь. Дух в конечном невежественном мире Так должен спасти своё заключённое сознание, Вытесняемое мелкими струйками в трепещущих точках Из запечатанной бесконечности Несознательного. Затем он медленно набирает массу, смотрит на Свет. Эта Природа живёт, привязанная к её источнику, Хватка низшей силы всё ещё [лежит] на ней; Её инстинкты выпрыгивают из бессознательных глубин; Сосед - для её жизни неодушевлённое Ничто. Невежественный мир был создан по такому закону. В загадке потемневших Просторов, В страсти и самопотере Бесконечного, Когда всё погружено в отрицающую Пустоту, Ночь Небытия никогда не была бы спасена, Если бы Существо не погрузилось во тьму, Неся с собой его тройной мистический крест. Призывая в мировое время вневременную истину, Блаженство изменяется в печаль, Знание становится невежественным, Сила Бога превращается в беспомощность ребёнка, Что может принести вниз небеса своей жертвой. Противоречие закладывает базу жизни: Вечная, божественная Реальность Столкнулась с её собственными противоположностями; Бытие стало Пустотой, а Сознательная Сила - Неведением и движением слепой Энергии, А Экстаз принял облик мировой боли. В таинственном законе устроения Мудрость, что подготавливает свои далёкие цели, Так спланировала, чтобы начать её медленную эоническую игру. Ослеплённый поиск, и борьба, и неуклюжие объятия Природы, видимой отчасти, и скрытой Души, Прятки в сумеречных комнатах, Игра любви и ненависти, страха и надежды, Продолжается в детской комнате ума Жёсткая и тяжёлая возня её саморождённых близнецов. Наконец, борющаяся энергия может появиться И встретиться с безгласным Существом в более широких полях; Тогда они могут видеть и говорить, и, грудь к груди, В большем сознании, в более ясном свете, Двое обнимаются и борются, и каждый знает, Каждый из них теперь ближе рассматривает лицо товарища. Даже в этих бесформенных витках он мог ощущать Отклик материи на младенческое шевеление души. В Природе он видел скрытый могучий Дух, Наблюдал за слабым рождением потрясающей Силы, Разгадывал загадку пробного шага Божества, Слышал слабые ритмы великой нерождённой Музы.
Затем пришло более огненное дыхание бодрствующей Жизни, И из туманной бездны вещей возникли Странные создания мыслящего разума, Существования, отчасти реальные, отчасти сны. Там была жизнь, что не надеялась выжить: Рождались существа, что гибли без следа, События, что были частями бесформенной драмы, И действия, управляемые слепой творящей волей. Ищущая Сила нашла свой путь к форме, Были построены образцы из любви, радости, боли, И символические фигуры для настроений Жизни. Гедонизм насекомых трепетал, ползал И грелся в залитом солнцем поверхностном дрожании Природы, И драконьи восторги, питоньи агонии Ползали по болоту и грязи и лизали солнце. Огромные бронированные силы потрясали слабую дрожащую землю, Великие могучие существа с карликовым мозгом, И пигмейские племена навязывали их маленькое жизненное течение. В карликовой модели человечества Природа теперь запустила экстремальный опыт И главную точку каприза своего замысла, Освещённый результат её полусознательного подъёма По ступеням между её величием и гротеском От мельчайших форм к массивности, К тонкому балансу тела и души, К порядку разумной малости. Вокруг него в биениях моментов Времени Возникло царство животного "я", Где действие - это всё, а ум ещё рождён [лишь] наполовину, И сердце подчиняется немому невидимому контролю. Сила, что работает при свете Невежества, Начала её животный эксперимент, Наполнив сознательными существами её мировую схему; Но они были живы лишь внешне, Они лишь отвечали на прикасания и обличия И на уколы нужды, что управляла их жизнями. Тело, что не знало его собственной души внутри, Жило и тосковало, имело гнев, радость и горе; Там был ум, который встречал объективный мир, Как чужого или врага у его дверей: Его мысли были перемешаны с толчками чувств; Он не схватывал дух в форме, Он не входил в сердце того, что он видел; Он не искал силу, стоящую за действием, Не изучал скрытые мотивы в вещах И не пытался найти смысл всего этого. Там были существа, которые имели человеческую форму; Поглощённые, они жили в страсти сцены, Но не знали, кто они и почему они жили: Довольная тем, чтобы дышать, чувствовать, ощущать, действовать, Жизнь не имела для них цели, кроме радости Природы, Стимула и восторга внешних вещей; Отождествлённые с внешней оболочкой духа, Они работали для желаний тела, Они не жаждали большего. Завуалированный зритель, наблюдавший из их глубин, Не обращал его внутреннего взгляда на себя, Не оборачивался, чтобы найти автора сюжета, Он видел только драму и сцену. Не было размышляющего напряжения [для поиска] более глубокого смысла, Бремя осмысления не возникало: Ум смотрел на Природу незнающими глазами, Обожал её блага и боялся её чудовищных ударов. Он не размышлял о магии её законов, Не жаждал тайных источников Истины, Но составлял реестр толпящихся фактов И нанизывал ощущения на яркую нить: Он охотился и он убегал, и вдыхал ветры Или лениво [лежал], инертный, в солнечном свете и мягком воздухе: Он искал захватывающих контактов с миром, Но только чтобы наполнить блаженством поверхностное чувство. Они чувствовали дрожь жизни во внешнем прикасании, Они не могли почувствовать за этим прикасание души. Охранять их форму себя самих от вреда [со стороны] Природы, Наслаждаться и выживать было всей их заботой. Узкий горизонт их дней был заполнен Вещами и существами, что могли помочь или причинить боль: Ценности мира зависели от их маленького "я". Разделённые, стиснутые в гигантском неизвестном, Чтобы спасти свои маленькие жизни от окружающей Смерти, Они создавали крохотный круг защиты От осады огромной вселенной: Они охотились на мир и были его добычей, Но никогда не мечтали победить и стать свободными. Повинуясь подсказкам Мировой Силы и твёрдым табу, Они извлекали скудную часть из её обильного запаса; Не было ни сознательного кодекса, ни жизненного плана: Шаблоны мышления малой группы Устанавливали закон традиционного поведения. Не ведая о Душе, кроме как о призраке внутри, Привязанные к механизму неизменных жизней И к тупому обычному ощущению и биению чувств, Они крутились в бороздах животного желания. В каменных стенах, обнесённых оградой, они трудились и воевали, Совершали, связанные эгоизмом, малое добро Или причиняли ужасное зло и жестокую боль Разумным жизням и думали, что не делают ничего плохого. Азартные от разграбления счастливых мирных домов И насыщенные резнёй, грабежами, насилием и огнём, Они превращали человеческие личности в свою беспомощную добычу, Толпу пленников вели на пожизненное страдание Или пытки, ставшие зрелищем и праздником Для издевающихся или возбуждённых муками их терзаемых жертв; Восхищаясь собой, как титанами и богами, Они с гордостью прославляли их высокие и славные деяния И восхваляли их победу и их великолепную силу. Животное в инстинктивном стаде, Подталкиваемое жизненными импульсами, вынуждаемое общими нуждами, Каждый в его собственном роде видел зеркало его эго; Всё служило цели и действию стаи. Такие же, как он, по крови или обычному родству, Были для него частями его жизни, его другими самостями, Звёздами, составляющими его личную туманность, Сопутствующими компаньонами его солнечного Я. Мастер окружения в его жизни, Лидер толпящейся человеческой массы, Образующей стаю ради безопасности на опасной земле, Он собирал их вокруг себя, как будто малые Силы, Чтобы создать общий фронт против мира, Или, слабый и одинокий на равнодушной земле, В качестве крепости для его незащищённого сердца, Или чтобы исцелить одиночество его тела. В других, кроме его рода, он чувствовал врага, Чужую, непохожую силу нужно было избегать и бояться, Чужака и противника - ненавидеть и убивать. Или он жил, как живёт одинокий зверь; В войне со всеми он проживал свою единственную судьбу. Поглощённый действием в настоящем, скоротечными днями, Никто не помышлял смотреть за пределы достижений часа, Не мечтал сделать эту землю более прекрасным миром, Не чувствовал какое-то божественное прикасание, удивляющее его сердце. Веселье, что давал беглый момент, Схваченное желание, блаженство, завоёванный опыт, Движение, скорость и сила были достаточной радостью, И телесные желания объединялись, ссорились и играли, И слёзы, и смех, и потребность, называемая любовью. В войне и объятиях эти жизненные потребности присоединялись к Всеобщей Жизни, Борьбе разделённого единства, Причиняя взаимное горе и счастье В неведении о Себе, навсегда едином. Вооружая свои создания восторгом и надеждой, Полупробудившееся Неведение боролось за то, Чтобы узнать в лицо и потрогать внешнюю сторону вещей. Инстинкт был сформирован; в переполненном сне памяти Прошлое жило, как в бездонном море: Инвертируя в полумысль обострившееся чувство, Она ощупывала [всё] вокруг неловкими руками в поисках истины, Цепляясь за то немногое, до чего могла дотянуться, схватить И отложить в сторону в её подсознательной пещере. Так тусклое существо должно возрастать в свете и силе И, наконец, подняться к его высшей судьбе, Смотреть на Бога и на вселенную вокруг, И учиться на неудачах, и прогрессировать при падении, И биться с окружением и роком, Через страдание открывать его глубокую душу И через обладание расти в его собственные просторы. На полпути она остановилась и больше не находила дороги. По-прежнему не было достигнуто ничего, кроме начала, И всё же круг её силы выглядел завершённым. Но она выбивала искры невежества; Только жизнь могла мыслить, но не ум, Только чувства могли ощущать, но не душа. Только разгорался какой-то жар пламени Жизни, Какая-то радость быть, какие-то восторженные прыжки чувства. Всё было импульсом полусознательной Силы, Духом, распростёртым, утонувшим в густой жизненной пене, Смутным "я", цепляющимся за форму вещей. Позади все двигались в поисках сосудов, чтобы убрать Первый сырой урожай винограда Бога, Избыток высочайшего Блаженства на грязи земли, Опьяняющий ошеломлённую душу и ум Крепким вином восторга, тёмным и грубым, Мутным, не приводимым ещё в духовную форму, Тёмным обитателем слепого ядра мира, Волей нерождённого божества, немым Желанием.
Сообщение: 3978
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.04.19 16:59. Заголовок: Третье творение тепе..
Третье творение теперь раскрыло его лицо. Была создана форма раннего ума тела. Отблеск света зажёг тёмную Мировую Силу; Он наделил ведомый мир видящей Идеей И вооружил действием с динамической точкой мысли: Маленькое мыслящее существо наблюдало за работой Времени. Трудная эволюция снизу Вызывается замаскированным вмешательством свыше; Иначе эта великая, слепая, несознательная вселенная Никогда бы не раскрыла её скрытый ум, И даже в шорах у животных и людей не работал бы Разум, который изобрёл космическую схему. Сначала он увидел смутную, неясную силу ума, Движущуюся, будучи скрытой Материей и немой жизнью. Тонкое течение, оно струилось в обширном потоке жизни, Качаясь и дрейфуя под дрейфующим небом Среди валов и мерцающих дрожащих волн, Высвобождаемых во всплесках ощущений и в колебаниях чувств. В глубине посреди бесчувственного мира Его сгрудившиеся волны и пена сознания бежали, Теснясь и клубясь, через узкий пролив, Неся опыт в своём переполненном ритме. Они текли, выходя в верхний свет Из глубокого бассейна своего подсознательного рождения, Чтобы достичь некоего высшего существования, ещё неизвестного. Не было мыслящего "я", не было цели: Всё было неорганизованным стрессом и смутными поисками. К нестабильной поверхности поднимались лишь Ощущения, уколы и краешки желания, Прыжки страсти и краткие крики эмоций, Случайный разговор плоти с плотью, Шёпот сердца с жаждущим бессловесным сердцем, Проблески знания без формы мысли И струи подсознательной воли или тяги голода. Всё было тусклым блеском на пенящейся вершине: Он кружился вокруг дрейфующего теневого "я" На несознательном потоке Силы во Времени. Затем пришло давление от видящей Мощи, Которое собрало всё в танцующую мутную массу, Кружащуюся вокруг одной светящейся точки, Центра отсчёта в сознательном поле, Фигуры единого Света внутри. Она зажгла импульс полуразумного потока, Создала даже иллюзию неподвижности, Как будто море могло служить твёрдой почвой. Эта странная наблюдающая Сила наложила свой взгляд. Она придала течению границы и форму, Поместила поток в более низкие узкие берега, Нарисовала линии, чтобы поймать бесформенность духа. Это сформировало жизненный ум птицы и зверя, Отклик рептилии и рыбы, Примитивный шаблон мыслей человека. Конечное движение Бесконечного Пришло, прокладывая себе путь через широкий воздух Времени; Марш знания двигался в Несознании И охранял в форме отдельную душу. Его право быть бессмертным он сохранил, Но построил стену против осады смерти И бросил крюк, чтобы ухватиться за вечность. Мыслящая сущность появилась в Пространстве. В поле зрения ворвался слегка упорядоченный мир, Где у существа была комната-тюрьма для действия и видения, Пол, чтобы ходить, ясный, но скудный диапазон. Была рождена личность-инструмент, И скованный ущемлённый разум Согласился ограничить узкими рамками Его поиск; он связывал мысль с видимыми вещами, Запрещая приключение Невидимого И движение души в неизвестных бесконечностях. Рефлекторный разум, зеркало привычки Природы, Освещал жизнь, чтобы познать и зафиксировать её поле, Принять опасную невежественную кратковременность И неубедительную цель своей прогулки И воспользоваться сомнительным шансом часа В отведённых границах его судьбы. Немного радости и знания удовлетворяли Это маленькое существо, завязанное в узел И висящее на выпуклости его окружения, Маленькая кривая, вырезанная из бесконечного Пространства, Маленький промежуток жизни из всего бесконечного Времени. Там была мысль, которая планировала, воля, которая стремилась, Но для малых целей и внутри узкого диапазона, Растрачивая неизмеримый труд на преходящие вещи. Оно знало себя сотворённым из грязи; Оно не требовало большего закона, более высокой цели; Оно не обращало взгляд ни внутрь себя, ни вверх. Отсталый учёный на шаткой скамье логики, Внушаемой ошибочным чувством, Он принимал видимость лица за Бога, Случайного света - за маршировку солнц, Звёздной полосы небес - за сомнительную синеву; Аспекты существа, притворяющегося, чтобы выразить целое. Раздавался голос оживлённого обмена, Рынка тривиальных мыслей и действий: Жизнь, что быстро тратится, ум, раб тела, Казались здесь сверкающим венцом работы Природы, И крохотные эго воспринимали мир, как средство Утоления на время карликовых похотей и кратких желаний, В пути, завершающемся смертью, видели начало и конец жизни, Как если бы тупик был знаком творения, Как будто для этого душа жаждала рождения В чудесной стране само-творящегося мира И возможностей космического Пространства. Это существо, страстно желающее лишь выжить, Прикованное к ничтожным мыслям без широкого диапазона, К потребностям, мукам и радостям тела, Это пламя, растущее со смертью топлива, Усиливается тем, что оно захватило и сделало его собственным: Оно собиралось, росло и никому не отдавало себя. Оно лишь надеялось на величие в его логове, На удовольствие и победу в маленьких полях силы И на завоевание жизненного пространства для себя и родных, Животное, ограниченное его местом кормления. Оно не знало Бессмертного в его доме; Оно не имело более великой, более глубокой причины жить. Лишь в границах оно было сильным; Проницательное в том, чтобы захватить истину для внешнего использования, Его знание было инструментом тела; Погружённое в мелкие работы его дома-тюрьмы, Оно вращалась вокруг тех же неизменных точек В том же круге интересов и желаний, Но считало себя хозяином своей темницы. Хотя для действия, а не для мудрости, созданная, Мысль была его вершиной - или краем сточной канавы: Оно видело образ внешнего мира И видело его поверхностное "я", но больше ничего не знало. Из медленного, беспорядочного, запутанного самоисследования Ум вырос к ясности, вырезанной, точной, К блеску, замкнутому в каменном невежестве. В узком лидерстве этого ограниченного мышления, Связанного с землёй, вдохновлённого общими вещами, Привязанного к ограниченному знакомому миру, Среди множества её мотивированных сюжетов, Её меняющихся актеров и её миллионов масок, Жизнь была одной и той же монотонной игрой. Не было ни обширных перспектив духа, Ни быстрых вторжений неизвестного восторга, Ни золотых просторов широкого освобождения. Это мелкое состояние напоминало наши человеческие дни, Но было зафиксировано в вечности неизменного вида, Движение момента, обречённое продлеваться во Времени. Существование, подобно мосту, соединяло бессознательные бездны, Полуосвещённое строение в тумане, Которое из пустоты Формы поднялось к видению И выступило в пустоту Души. Маленький свет родился в великой тьме, Жизнь не знала, ни куда она идёт, ни откуда она пришла. Вокруг всего ещё плыла дымка неведения.
Конец Песни 4 перевод Н. Антипова, 10-17, 22.04.2019 года
Сообщение: 3985
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 16.04.19 22:50. Заголовок: Песнь V БОЖЕСТВА МА..
Песнь V БОЖЕСТВА МАЛЕНЬКОЙ ЖИЗНИ
Как неподвижную и узкую силу в застывших формах, Он видел империю маленькой жизни, Несчастный уголок в вечности. Она жила на границе Идеи, Защищённая Невежеством, будто укрытая в раковине. Затем, в надежде узнать тайну этого мира, Он заглянул за его скудную грань видения, Чтобы отделить от его поверхностно-ясной темноты Силу, что двигала им, и Идею, что сотворила, Навязывая малость Бесконечному, дух, правящий его мелочностью, Божественный закон, что давал ему право быть, Его требование к Природе и его необходимость во Времени. Он погрузил свой взгляд в осаду тумана, Что удерживала этот плохо освещённый обездоленный континент, Окружённый небесами и морями невежества, И оберегала его от Истины, Самости и Света. Как, когда прожектор пронзает слепую грудь Ночи, И дома, и деревья, и фигуры людей появляются, Как будто открываются глазу в Ничто, Так все притаившиеся вещи были вырваны из-под своих покровов И удерживались в солнечно-белом сиянии его видения. Суетливые, неспокойные, грубые народы Кишели там сумеречными, безымянными тысячами. В тумане тайны, окутывающем мировую сцену, Маленькие божества низшего действия Времени, Работающие вдали от контролирующего взгляда Небес, Замышляют, неизвестные существам, которыми они двигают, Мелкие заговоры этого маленького царства, Забавляются мелкими хитростями, краткими надеждами И маленькими нетерпеливыми шагами, и маленькими путями, И рептильными барахтаниями во тьме и пыли, И пресмыканиями, и бесславием ползающей жизни. Трепетное и пёстрое множество, Странная мешанина магических ремесленников Виделась лепящей пластичную глину жизни, Потомство эльфов, элементарный вид. Поражённые непривычным сиянием, Будто постоянно [сидящие] в тени, выскакивали Чертенята с кривыми конечностями и резными звериными мордами, Эльфы-подсказчики, сморщенные гоблины или маленькие феи, И духи, более светлые, но не душевные, несчастные И падшие существа, их небесная часть была потеряна, И блуждающие божества заперты в пыли времени. Невежественные и опасные воления, но вооружённые силой, Полуживотные, полубоги их настроением, их обликом. Из серости тусклого фона Их шёпот приходит, нечленораздельная сила, Пробуждающая в уме эхо мысли или слова, К их жалящему импульсу [они] притягивают санкцию сердца, И в этой маленькой Природе совершают свою работу И наполняют её силы и создания беспокойством. Её семя радости они проклинают с плодом печали, Гасят дыханием ошибки её скудные огни И обращают её поверхностные истины в ложные выводы, Её маленькие эмоции [они] подстёгивают, её страсти направляют В бездну или через болото и трясину: Или же стимулом жёстких сухих вожделений они укалывают, В то же время толкая на окольные пути, что никуда не ведут, Повозку жизни, что не находит выхода из невежества. Забавляться с добром и злом - их закон; Заманивая в неудачу и в успех, лишённый смысла, Все модели они извращают, все меры искажают, Делают знание ядом, добродетель - образцом глупости, И ведут бесконечные циклы желаний Через видимости печального или счастливого случая К неизбежному поражению. Всё там предписано их влиянием. Но не только там их империя и роль: Где бы ни были бездушные умы и не руководимые жизни, И где "я" в маленьком теле - это всё, что имеет значение, Где бы ни был недостаток любви, света и широты, Там эти бесчестные формовщики берутся за свою задачу. Они распространяют своё господство на все полусознательные миры. И здесь эти божки управляют нашими человеческими сердцами, Сумерки нашей природы - их укрытие: И здесь затемнённое примитивное сердце повинуется Завуалированным внушениям скрытого Ума, Что преследует наше знание обманчивым светом И стоит между нами и Истиной, что спасает. Он говорит с нами голосами Ночи: Наши затемнённые жизни движутся в большую тьму; Наши поиски прислушиваются к пагубным надеждам. Строится структура невидящих мыслей, И разум используется иррациональной Силой. Эта земля не одна наша учительница и кормилица; Силы всех миров имеют доступ сюда. В их собственных областях они следуют колесу закона И сохраняют безопасность устоявшегося типа; На землю с их неизменной орбиты сброшенный, Их закон сохранён, [но] утрачена их неизменная форма вещей. Они брошены в творческий хаос, Где все требуют порядка, но движимы Случайностью; Чужие для земной природы, они должны учиться земным путям, Инородные или противоположности, они должны объединиться: Они работают и борются, и с болью соглашаются: Эти соединяются, те отделяются, все разделяются и вновь соединяются, Но мы никогда не сможем знать и жить истинно, Пока всё не обретёт его божественную гармонию. Ветры неопределённого пути нашей жизни кружат, Беспокойные поиски нашего ума всегда требуют света, Пока они не изучат их тайну в их источнике, В свете Вневременного и его беспространственного дома, В радости Вечного, единственного и единого. Но теперь высший Свет далеко: Наша сознательная жизнь подчиняется законам бессознательного; К невежественным целям и слепым желаниям Движимы неопределённой силой наши сердца; Даже завоевания нашего разума носят потрёпанную корону.
Медленно меняющийся порядок связывает нашу волю. Это наш рок, пока наши души не будут свободны. Могучая Рука тогда откатит небосводы ума назад, Бесконечность примет на себя действия конечного, И Природа вступит в вечный Свет. Только тогда завершится этот сон низшей жизни.
В начале этого загадочного мира, Что выглядит одновременно гигантской грубой машиной И медленным откровением духа в вещах, В этой вращающейся комнате без стен, В которой Бог бесстрастно восседает повсюду, Как будто неведомый себе и невидимый для нас, В чуде не осознаваемой тайны, Тем не менее, всё здесь - его действие и его воля. В этом вихре и распростёртости через бесконечную пустоту Дух стал Материей и лежал в вихре, Тело спало без разума и души. Массовый феномен видимых форм, Поддерживаемый тишиной Пустоты, Появился в вечном Сознании И казался внешним и бесчувственным миром. В нём не было никого видимого и ощущаемого; Лишь чудотворное Несознание, Тонкий искусный чародей, выполняло свою задачу. Изобретая пути для магических результатов, Управляя чудесным устройством творения, Механически отмечая немые точки мудрости, Используя немыслимую неизбежную Идею, Оно совершало работы Божественного разума Или творило волю некоего высочайшего Неизвестного. Сознание всё ещё было скрытым в чреве Природы, Неощутимым было Блаженство, восторг которого грезил мирами. Бытие было инертной субстанцией, движимой Силой. Сначала было лишь эфирное Пространство: Его огромные вибрации кружили и кружили Вокруг жилища какой-то неосознанной инициативы: Поддержанный высшим изначальным Дыханием, Мистический акт расширения и сжатия Создал прикасание и трение в вакууме, В абстрактную пустоту принёс столкновение и сжатие: Родитель расширяющейся вселенной В матрице распадающейся силы, Тратя её, сохранял бесконечную сумму. В горниле космоса он зажёг незримый огонь, Который, разбрасывая миры, как кто-то разбрасывает семена, Завихрил светящийся порядок звёзд. Океан электрической Энергии Бесформенно формировал его странные волны-частицы, Создавая своим танцем эту твёрдую схему, Её мощь скрывалась в атоме, чтобы покоиться; Массы были фальшивыми или сфабрикованными, но видимыми формами; Свет выбросил быструю раскрывающую искру фотона И показал, в детальности его вспышкой Отображённый, этот космос видимых вещей. Так был создан этот реальный невозможный мир, Очевидное чудо или убедительное шоу. Или таким он кажется дерзкому уму человека, Который водружает свою мысль арбитром истины, Его личное видение [считает] безличным фактом, Свидетелями объективного мира - Его заблуждающиеся чувства и искусство его инструментов. Так он должен прорабатывать жизни материальную загадку При сомнительном свете, с ошибками ухватиться за Истину И медленно отделить лик от завесы. Или же, покинутый верой в ум и чувства, С его знанием, ярким телом невежества, Он видит во всех вещах, странным образом сотворённых здесь, Непрошеную шутку обманчивой Силы, Притчу о Майе и её могуществе. Это огромное вечное движение, пойманное и удерживаемое В таинственном и неизменном изменении Постоянного потока, что мы называем Временем, И всегда возобновляющее свой повторяющийся ритм, Эти подвижные орбиты, что создают стереотипное течение, Эти статичные объекты в космическом танце, Которые суть лишь самоповторяющиеся витки Энергии, Продлеваемые духом вынашивающей Пустоты, Ожидают жизни и чувства и пробудившегося Ума. Мечтатель изменил немного его позу камня. Но когда скрупулёзная работа Несознательного была завершена, А Случайность обуздана фиксированными непреложными законами, Была установлена сцена для сознательной игры Природы. Затем Дух был пробуждён из [его] безмолвного недвижимого сна; Скрытая Cила молча, медленно вырвалась наружу. Мечта о жизни проснулась в сердце Материи, Воля к жизни подняла пыль Несознательного, Причуда жизни поразила пустое Время, Эфемерная в пустой вечности, Бесконечно малая в мёртвой Бесконечности. Более тонкое дыхание оживляло формы мёртвой материи; Установившийся ритм мира сменился на сознательный крик; Змеиная Мощь удвоила бесчувственную Силу. Островки жизни усеяли безжизненное пространство И зародыши жизни формировались в бесформенном воздухе. Родилась Жизнь, которая следовала закону Материи, Не ведая мотивов её шагов; Всегда непостоянная, но всегда одна и та же, Она повторяла парадокс, давший ей рождение: Её беспокойная и нестабильная стабильность Непрерывно повторялась в потоке Времени, И целенаправленные движения в немыслимых формах Выдавали колебания заключённой воли. Бодрствование и сон лежали в объятиях друг друга; Беспомощные и неясные, пришли наслаждение и боль, Дрожащие от первого слабого трепета Мировой Души. Сила жизни, что не могла кричать или двигаться, Всё же прорывалась в красоте, обозначая какой-то глубокий восторг: Нечленораздельная чувствительность, Биение сердца неведомого мира Пробежали сквозь дремотное оцепенение, и там зашевелился Смутный, неуверенный трепет, блуждающий ритм, Тусклое раскрытие, словно тайных глаз. Младенческое самоощущение возрастало и рождение произошло. Божественность проснулась, но лежала с дремлющими конечностями; Её дом отказывался открыть его запечатанные двери. Бесчувственная к нашим глазам, что видят только Форму, действие, а не заключённого Бога, Жизнь скрывала в её оккультном пульсе роста и силы Сознание с немыми сдерживаемыми порывами чувств, Ум, подавленный, который ещё не знал мысли, Инертный дух, который мог только быть. Сначала она не повышала голоса, не осмеливалась шевельнуться: Заряженная мощью мира, инстинктом с живой силой, Она лишь цеплялась её корнями за безопасную землю, Безмолвно трепеща от ударов лучей и ветра И протягивая тонкие пальцы желания; Сила в её стремлении к солнцу и свету Не ощущала объятий, что заставляли её дышать и жить; Поглощённая, она мечтала наполниться красотой и цветом. Наконец, зачарованная Необъятность взглянула вперёд: Возбуждённая, трепещущая, алчущая, она нащупала разум; Затем медленно чувство задрожало и мысль выглянула наружу; Она заставила сопротивляющийся облик стать осознающим. Магия была высечена [из] сознательной формы; Её трансовые вибрации заритмовали быстрый отклик, А освещённые взбалтывания побуждали мозг и нервы, Пробуждали в Материи идентичность духу, А в теле освещали чудо Любви сердца и свидетельствующий взор души. Принуждаемые незримой Волей, там могли прорываться Фрагменты некоего обширного импульса к становлению И яркие проблески тайного "я", И неопределённые семена и сила форм, что должны быть Пробуждены от бессознательного обморока вещей. Животное создание ползало и бегало, Летало и взывало между землёй и небом, Преследуемое смертью, но всё же надеющееся выжить И радующееся, что может дышать хотя б какое-то время. Затем из первобытного животного был создан человек. Мыслящий ум пришёл, чтобы поднять настроения жизни, Остро заточенный инструмент Природы, смешанной и неопределённой, Разум, что полу-свидетель и полу-машина. Этот кажущийся водитель колеса её трудов, Предназначенный двигать и фиксировать её течение И установить его закон на её непостоянных силах, Этот мастер-пружина тонкого механизма Стремился просветить своего пользователя и усовершенствовать Подъём к видению Могущества, обитающего в нас, Поглощённого грубой инициативой механика: Он поднял глаза; Небесный свет отразил Лик.
Поражённая работами, совершёнными в её мистическом сне, Она смотрела на мир, который она создала: Удивление теперь овладело великим автоматом; Она остановилась, чтобы понять саму себя и цель, Размышляя, она училась действовать по сознательному правилу, Видящая мера руководила её ритмичными шагами; Мысль окаймляла её инстинкты рамкой воли И освещала идеей её ослеплённое побуждение. На её массу импульсов, на её рефлекторные действия, На толкаемое или направляемое течение Несознательного И на тайну бездумных точных шагов Она налепила обманчивый образ себя, Живого идола изуродованного духа; На действия Материи она наложила узорчатый закон; Она создала мыслящее тело из химических клеток И сформировала существо из движущей силы. Быть тем, кем она не была, воспламенило её надежду: Она обратила свою мечту к какому-то высокому Неизвестному; Внизу ощущалось дыхание всевышнего Единства. Отверстие смотрело на сферы наверху, И цветные тени изображали на смертной земле Проходящие фигуры бессмертных вещей; Иногда может произойти быстрая небесная вспышка: Озарённый луч души упал на сердце и плоть И коснулся подобием идеального света Материала, из которого состоят наши земные мечты. Хрупкая человеческая любовь, что не могла долго длиться, Как крыльям мотылька эго [тяжело] поднимать душу серафима, Появилась, поверхностный гламур на краткий срок, Погашенный скупым дыханием Времени; Пришла радость, что забыла о смертности на время, Редкий гость, который уходит своевременно, И на час заставила все вещи выглядеть прекрасными, Надежды, что вскоре потускнеют до серой реальности, И страсти, что рассыпаются в прах, пока они пылают, Зажигая обычную землю их кратким пламенем. Ничтожное и маленькое создание, Посещённое, поднимаемое неведомой Силой, Человек трудился на его маленьком клочке земли Для того чтобы продержаться, насладиться, страдать и умереть. Дух, который не погибал вместе с телом и дыханием, Был там, подобно тени Непроявленного, И стоял позади маленькой личной формы, Но ещё не претендовал на это земное воплощение. Соглашаясь на долгий медленный труд Природы, Наблюдая работы его собственного Невежества, Неизвестный, неощутимый, могучий Свидетель живёт, И ничто не показывает Славу, которая здесь. Мудрость, правящая мистическим миром, Тишина, прислушивающаяся к крику жизни, Они видят, как спешащая толпа моментов струится К неподвижному величию отдалённого часа.
Этот гигантский мир непонятно вращается В тени размышляющего Несознательного; Он скрывает ключ к пропущенным внутренним смыслам, Он запирает в наших сердцах голос, который мы не можем услышать. Загадочный труд духа, Точная машина, которой никто не знает применения, Искусство и изобретательность без смысла, Эта минутная, тщательно оркестрованная жизнь Всегда играет её симфонии, лишённые мотива. Ум учится и не знает, поворачиваясь спиной к истине; Он изучает поверхностные законы поверхностной мыслью, Исследует шаги жизни и наблюдает процесс Природы, Не видя, для чего она действует или почему мы живём; Он отмечает её неутомимую заботу о справедливом устройстве, Её терпеливую сложность мелких деталей, Смелый изобретательный план остроумного духа В её огромной бесполезной массе бесконечных работ, Добавляет целенаправленные числа в её бесцельную сумму, Её остроконечные нагромождения этажей, её вздымающиеся крыши На тесно вырубленных фундаментах, которые она положила, Воображаемые цитадели воздвигнуты в мифическом воздухе Или поднимают [свои] лестницы мечты к мистической Луне: Преходящие создания указывают и ударяют в небо: Схема мировой гипотезы разрабатывается На тусклом уровне неуверенности ума Или мучительно выстраивает фрагментарное целое. Непроницаем, таинственен, непонятен Обширный план, частью которого мы являемся; Его гармонии - это диссонансы для нашего взгляда, Потому что мы не знаем великой темы, которой они служат. Непостижима работа космических агентств. Мы видим лишь край широкой волны; Наши инструменты не имеют этого большего света, Наша воля не настроена на вечную Волю, Зрение нашего сердца слишком слепо и страстно. Бессильный разделить мистический такт природы, Неспособный чувствовать пульс и сердце вещей, Наш разум не может услышать могучее море жизни, А только считает его волны и просматривает его пену; Он не знает, где эти движения прикасаются и проходят, Он не видит, куда несётся спешащий поток: Он лишь стремится построить каналы для его мощностей И надеется повернуть свой курс к человеческим целям: Но все его средства исходят из хранилища Несознательного. Невидимые, здесь действуют неясные гигантские мировые энергии, И лишь струйки и токи выпадают на нашу долю. Наш разум живёт далеко от подлинного Света, Ловя маленькие фрагменты Истины. В маленьком уголке бесконечности Наши жизни - это входы силы океана. Наши сознательные движения имеют запечатанные истоки, Но с этими тёмными местами нет обратной связи; Понимание не связывает наши товарищеские части; Наши действия появляются из склепа, который игнорируется нашим умом. Наши глубочайшие глубины невежественны о себе самих; Даже наше тело - таинственная мастерская; Как корни нашей Земли скрываются под нашей землей, Так остаются невидимыми и корни нашего ума и жизни. Наши источники хранятся закрытыми и спрятаны внизу, внутри; Наши души движимы силами за стеной. В подземных пределах духа Могущество действует и не обращает внимания на то, что оно означает; Использование бездумных советников и писцов - Причина того, что мы думаем и чувствуем. Троглодиты подсознательного Ума, Плохо обученные, медлительные, заикающиеся толкователи, Сознающие лишь рутину их маленькой задачи И занятые записью в наших клетках, Скрытые в подсознательных тайнах Среди тёмных оккультных механизмов, Перехватывают мистическую азбуку Морзе, чей размеренный ритм Передаёт сообщения от космической Силы. Шёпот проникает во внутреннее ухо жизни И отдаётся эхом из тёмных пещер подсознания, Речь прыгает, мысль дрожит, сердце вибрирует, воля Отвечает, ткани и нервы повинуются зову. Наши жизни выражают эти тонкие интимности; Всё это коммерция тайной Мощи. Мыслящая марионетка - это ум жизни: Его выбор - это работа элементарных сил, Что не знают их собственного рождения, и конца, и причины, И не замечают огромного намерения, которому они служат. В этой низшей жизни человека, окрашенной серым и тусклой, Но наполненной мучительными мелкими постыдными вещами, Сознательная Кукла толкается сотнями способов И чувствует толчок, но не руки, что управляют. Ибо никто не может видеть замаскированную ироническую труппу, Для которой наши фигуры-личности - марионетки, Наши поступки - невольные движения в их хватке, Наша страстная борьба - сцена для развлечения. Сами не ведая о их собственном источнике силы, Они играют свою роль в гигантском целом. Агенты тьмы, имитирующие свет, Духи, тёмные и движущие тёмными вещами, Не желая того, они служат более могущественной Силе. Машины Ананке организуют Случай, Направляют извращение колоссальной Воли, Инструменты Незримого, которые используют нас, как их инструменты, Облечённые силой в низшем состоянии Природы, В действия, которые смертные считают их собственными, Они вносят несогласованность Судьбы Или создают рок из небрежного каприза Времени И бросают жизни людей из рук в руки В непоследовательной и коварной игре.
Против любой высшей истины бунтует их материал; Лишь к Титанической силе склонна их воля. Чрезмерен их захват человеческих сердец, Они вмешиваются во все повороты нашей природы. Ничтожные архитекторы низкопробных жизней И инженеры интереса и желания, Из грубой приземлённости и грязных трепетаний И грубых реакций материальных нервов Они строят наши сгрудившиеся структуры самоволия И плохо освещённые особняки нашей мысли, Или окружают прекрасный храм души Фабриками и рынками эго. Минутные художники оттенков малости, Они устанавливают мозаику нашей комедии Или планируют тривиальную трагедию наших дней, Устраивают дела, сочетают обстоятельства И фантазию костюма настроения. Эти неразумные подстрекатели невежественного сердца человека И наставники его спотыкающейся речи и воли, Движители мелких возмущений, вожделений, ненависти, Изменчивых мыслей и толчков поверхностных эмоций, Эти слабые иллюзионисты в их масках, Художники декораций тускло расцвеченного театра И проворные сценографы человеческой пьесы Всегда заняты этой плохо освещённой сценой. Мы сами не способны строить свою судьбу, Лишь говорить и кичиться своими ролями, как актёры, Пока не закончится пьеса, и мы не уйдём В более светлое Время и в более тонкое Пространство. Так они налагают их маленький пигмейский закон И сдерживают восходящий медленный подъём человека, Затем они завершают смертью его слишком скудную прогулку.
Это повседневная жизнь эфемерного существа. До тех пор пока человеческое животное есть бог, А плотная низшая природа скрывает душу, До тех пор пока внешне-пристальное восприятие интеллекта Служит земным интересам и радостям существа, Неизлечимая малость преследует его дни. С тех пор как на земле родилось сознание, Жизнь в насекомом, обезьяне и человеке одинакова, Её материал неизменен, её путь - это общий маршрут. Если [даже] новые проекты, если более богатые детали вырастают, И мысль добавляется, и более запутанные заботы, Если мало-помалу она обретает всё более светлый образ, Всё же даже в человеке [её] сюжет убог и беден. Грубое содержание продлевает его падшее состояние; Его маленькие успехи - это неудачи души, Его маленькие радости перемежаются частыми горестями: Тяготы и тяжкий труд - высокая цена, которую он платит За право жить, и его последняя расплата - смерть. Инерция, погружённая в бессознательное, Сон, что имитирует смерть, - вот его покой. Ничтожное великолепие творческой силы Побуждает его к хрупким человеческим творениям, Которые всё же переживают краткое дыхание их создателя. Иногда ему снятся празднества богов, И он видит, как проходит Дионисийский жест, - Львиное величие, что разорвало бы его душу, Если бы через его ослабевшие члены и слабеющее сердце Пронеслось сладкое и радостное могучее безумие: Тривиальные развлечения стимулируют и растрачивают Энергию, данную ему, чтобы расти и быть. Его маленький час проходит в мелочах. Недолгое товарищество со многими разногласиями, Немного любви, ревности и ненависти, Прикосновение дружбы среди равнодушной толпы Рисуют его сердечный план на крохотной карте жизни. Если что-то великое пробуждается, [оно] слишком хрупко, чтобы с его подачи Раскрыть своё зенитное напряжение восторга, Его мыслью увековечить свой эфемерный взлёт, Сверкающий отблеск искусства - это развлечение для его глаз, Трепет, что поражает нервы, - это чары музыки. Среди его изнурительного труда и столпотворения забот, Задавленный кружением его теснящихся мыслей, Он иногда проводит вокруг его ноющего лба Спокойными могучими руками Природы, чтобы исцелить его жизненную боль. Её молчание спасает его от самоистязания; В её спокойной красоте - его чистейшее блаженство. Новая жизнь брезжит, он смотрит из широких перспектив; Дыхание Духа движет им, но вскоре отступает: Его сила не предназначалась удерживать этого могущественного гостя. Всё притупляется до условностей и рутины, Или яростное возбуждение приносит ему яркие радости: Его дни окрашены красным оттенком борьбы, И жарким ослеплением похоти, и алым пятном страсти; Битвы и убийства - его племенная игра. У него нет времени, чтобы повернуть его взгляд внутрь И найти его потерянное "я" и его мёртвую душу. Его движение — на слишком короткой оси колёс; Он не может парить, но ползёт по своей долгой дороге, Или, если он, нетерпеливый в тянущемся ходе Времени, Погнался бы в великолепной спешке по медленной дороге Судьбы, Его сердце, что бежит, быстро задыхается, устаёт и тонет; Или он всё время идёт и не находит конца. Немногие могут с трудом подняться к большей жизни. Всё настроено на низшие масштаб и сознательный уровень. Его знание обитает в доме Невежества; Его сила даже однажды не касается Всемогущего, Редки его визиты небесного экстаза. Блаженство, что спит в вещах и пытается пробудиться, Прорывается в нём в мелкую радость жизни: Эта скудная милость - его постоянное пребывание; Она облегчает бремя его многочисленных болезней И примиряет его с его маленьким миром. Он удовлетворён своим обычным средним видом; Надежды на завтрашний день и его старые круги мысли, Его старые знакомые интересы и желания Он превратил в толстую и узкую изгородь, Защищающую его маленькую жизнь от Незримого; Родство его существа с бесконечностью Он спрятал от себя в самое внутреннее "я", Отгораживая себя от величия скрытого Бога. Его существо было сформировано, чтобы играть тривиальную роль В маленькой драме на незначительной сцене; В узком сюжете он раскинул свой шатёр жизни Под широким взглядом звёздного Простора. Он - это венец всего, что было создано: Поэтому труд творения оправдан; Это - результат мира, последнее равновесие Природы, И если бы это было всем и ничего большего не значило, Если бы то, что видится сейчас, было всем, что должно быть, Если бы это не было ступенью, через которую мы проходим На нашем пути от Материи к вечному "Я", К Свету, что создал миры, Причину вещей, Вполне можно было бы интерпретировать существование Ограниченного взгляда нашего ума, Как случайность во Времени, Как иллюзию или феномен или чудачество, Как парадокс творящей Мысли, Что движется между нереальными противоположностями, Как неодушевлённую Силу, борющуюся, чтобы чувствовать и знать, Как Материю, что случайно прочитала себя Умом, Как бессознательность, чудовищно породившую душу. Временами всё выглядит нереальным и далёким: Нам кажется, что мы живём в выдумке наших мыслей, Взятых из рассказа об ощущениях фантастического путешественника Или пойманных на плёнку записывающего мозга, В вымысле или в обстоятельствах в космическом сне. Лунатик, гуляющий под луной, Образ эго проходит через невежественный сон, Считая моменты призрачного Времени. В ложной перспективе следствия и причины, Доверяя обманчивой панораме мирового пространства, Он непрестанно дрейфует от сцены к сцене, Не зная куда, к какому мифическому краю. Всё здесь снится или сомнительно существует, Но кто этот сновидец и откуда он смотрит, Пока неизвестно или лишь смутно угадывается. Либо мир реален, но мы сами слишком малы, Недостаточны для могущества нашей сцены. Тонкая кривая жизни пересекает титанический вихрь Орбиты бездушной вселенной, И в чреве разбросанной катящейся массы Ум выглядывает из маленького случайного шара И задаётся вопросом, что есть он сам и все вещи. И всё же для некоего интернированного субъективного зрения, Что странным образом сформировалось в незрячем веществе Материи, Точечный момент маленького "я" Принимает фигуру, как сознательную базу мирового существа. Такова наша сцена в полусвете внизу. Это признак бесконечности Материи, Это таинственный смысл картины, показанной Для Науки великаншей, измерительницей её поля, Когда она изучает записи её тщательного исследования И математизирует её огромный внешний мир, Чтобы Разум был связан в круге чувств Или в широком неощутимом Обмене Мыслей, Как спекулянт в тонких обширных идеях, Абстракциях в пустоте её валюты, Мы не знаем, на каких твёрдых ценностях она основана.
Лишь религия в этом банкротстве Презентует её сомнительные богатства нашим сердцам Или подписывает необеспеченные чеки на Запредельное: Наша бедность должна там получить своё воздаяние. Наши духи уходят, отбрасывая бесполезную жизнь, В пустое неизвестное или забирают с собой Паспорт смерти в бессмертие.
Сообщение: 3986
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 17.04.19 15:12. Заголовок: Всё же это было лишь..
Всё же это было лишь временной схемой, Ложной видимостью, набросанной ограниченным чувством, Недостаточным самораскрытием Ума, Ранней попыткой, первым экспериментом. Это была игрушка, чтобы развлечь землю-дитя; Но знание не заканчивается на этих поверхностных силах, Что живут на краю Невежества И не осмеливаются заглянуть в опасные глубины Или вглядеться вверх, измеряя Неизвестное. Есть более глубокое видение изнутри, И, когда мы покидаем эти маленькие окрестности ума, Более великое видение встречает нас на высотах В сияющей широте взгляда духа. Наконец, в нас пробуждается Душа-свидетель, Что смотрит на невидимые истины и сканирует Неизвестное; Тогда всё принимает новый и чудесный облик: Мир дрожит от Божественного света в своём средоточии, В глубине сердца Времени двигаются и живут высокие цели, Границы жизни рушатся и соединяются с бесконечностью. Эта широкая, беспорядочная, но жёсткая схема становится Величественной путаницей Богов, Игрой, работой неоднозначной божественности. Наши поиски - это краткоживущие эксперименты, Проводимые бессловесным и непостижимым Могуществом, Проверяющим его исходы из бессознательной Ночи, Чтобы встретить его сияющее "я" Истины и Блаженства. Оно всматривается в Реальность через видимую форму; Оно трудится в нашем смертном уме и чувствах; Среди фигур невежества, В символических изображениях, нарисованных словом и мыслью, Оно ищет истину, на которую указывают все фигуры; Оно ищет источник Света с помощью лампы видения; Оно трудится, чтобы найти Делателя всех работ, Неощутимое "Я" внутри, которое есть проводник, Неведомое "Я" вверху, которое есть цель. Не всё здесь - задача ослеплённой природы: Слово, Мудрость наблюдают за нами свыше, Свидетель, санкционирующий её волю и работы, Око, невидимое в невидящих просторах; Есть Влияние Света свыше, Есть мысли, далёкие и запечатанные вечностью; Мистический мотив движет звёздами и солнцами. В этом переходе от глухой невежественной Силы К борющемуся сознанию и преходящему дыханию Могущественная Сверхприрода ожидает во Времени. Мир другой, чем мы думаем сейчас и видим, Наши жизни - более глубокая тайна, чем нам казалось; Наши умы - запускающие в гонке к Богу, Наши души - делегированные "я" от Всевышнего. Через космическое поле по узким улочкам, Просящий скудную подачку из рук Фортуны И облачённый в нищенские одежды, идёт Единый. Даже в театре этих маленьких жизней Позади действия дышит тайная сладость, Побуждение миниатюрной божественности. Мистическая страсть из колодцев Бога Протекает через охраняемые пространства души; Сила, что помогает поддерживать страдающую землю, Невидимая близость и скрытая радость. Приглушённые биения оттенков смеха, Шёпот оккультного счастья, Ликование в глубинах сна, Сердце блаженства внутри мира боли. Дитя, вскормленное тайной грудью Природы, Дитя, гуляющее в волшебных лесах, Играющее на флейте в восторге от потоков духа, Ожидает часа, когда мы повернёмся на его зов. В этом облачении плотской жизни Душа, что есть искра Бога, выживает, И иногда она прорывается через грязный экран И зажигает пламя, что делает нас отчасти божественными. В клетках нашего тела восседает скрытое Могущество, Что видит невидимое и планирует вечность, Мельчайшие наши части имеют пространство для глубочайших потребностей; Туда тоже могут прийти золотые Посланники: Дверь прорезана в грязной стене самости; Через низкий порог со склонёнными головами Проходят Ангелы экстаза и самоотдачи, А во внутреннем святилище сновидений поселились Создатели образа божественной жизни. Там есть и сострадание, и огнекрылая жертва, И вспышки симпатии и нежности Отбрасывают небесные огни из уединённого святилища сердца. Работа делается в глубокой тишине; Слава и чудо духовного чувства, Смех в вечном пространстве красоты, Трансформирующие мировой опыт в радость, Населяют тайну нетронутых глубин; Убаюканная ритмами Времени, вечность спит в нас. В запечатанном герметическом сердце, в счастливой сердцевине, Неподвижной за этой внешней формой смерти, Вечная Сущность подготавливает внутри Своей материи божественное счастье, Своё царство небесных феноменов. Даже в нашем скептическом уме невежества Приходит предвидение какого-то огромного освобождения, Наша воля медленно поднимается к нему и формирует руки. Каждая часть в нас желает своего абсолюта. Наши мысли жаждут вечного Света, Наша сила исходит от всемогущей Силы, И с тех пор как из завуалированной радости Бога были созданы миры, И с тех пор как вечная Красота требует формы, Даже здесь, где всё сделано из праха бытия, Наши сердца захвачены, уловленные формами, Наши истинные чувства слепо ищут блаженства. Наше заблуждение распинает Реальность, Чтобы заставить её родиться и [обрести] божественное тело здесь, Неодолимое, воплощённое в человеческой форме И дышащее во плоти, которую можно потрогать и обнять, Его знание должно спасти древнее невежество, Его спасительный свет - несознательную вселенную. И когда это более великое "Я", подобно морю, спустится вниз, Чтобы заполнить этот образ нашей быстротечности, Всё будет захвачено восторгом, трансформировано: В волнах невообразимого экстаза будут катиться Наши ум и жизнь, и чувства, и смех в свете, Другом, чем этот жёсткий ограниченный человеческий день, Ткани тела будут трепетать в апофеозе, Его клетки выдержат яркую метаморфозу. Это маленькое существо Времени, эта призрачная душа, Этот живой карлик-марионетка затемнённого духа, Восстанет из его блуждания в мелких мечтах. Его форма личности и его эго-облик, Лишённые этой смертной пародии, Подобно глиняному троллю, замешиваемому в бога, Новосотворённые в образе вечного Гостя, Будут уловлены [и прижаты] к груди белой Силы И, пылая райским прикасанием В розовом огне сладкой духовной милости, В красной страсти их бесконечного изменения, Вздрогнут, проснутся и затрепещут в экстазе. Будто развернув вспять чары искажения, Освободясь от чёрной магии Ночи,
Отказавшись от рабства у тусклой Бездны, Он, наконец, постигнет, кто жил в невидимом, И, охваченный изумлением в сердце, поклоняющемся Царствующему Божеству-Ребёнку, преклонит колени, осознавая, Трепеща от красоты, восторга и любви. Но сначала мы должны достичь восхождения духа Из бездны, из которой взошла наша природа. Душа должна суверенно парить над формой И взбираться на вершины за пределами полусна разума; Наши сердца должны сообщаться с небесной силой, Удивить животное оккультным богом. Затем, разжигая золотой язык жертвоприношения, Призывая силы светлого полушария, Мы сбросим позор нашего смертного состояния, Сделаем бездну дорогой для нисхождения Небес, Познакомим наши глубины с божественным Лучом И расколем тьму мистическим Огнём.
Снова отважившись [войти] в натальный туман, Через опасную дымку, через беременное шевеление, Он держал свой путь по берегу астрального хаоса, Среди серых лиц его демонических богов, Вопрошаемый шёпотом их мерцающих призраков, Осаждаемый колдовством их текучей силы. Подобно тому, кто идёт без проводника по чужим полям, Склоняясь к незнанию о том, где он и на что надеется, Он ступал по земле, которая проваливалась под его ногами, И путешествовал в каменной силе к мимолётной цели. Его след за ним был исчезающей линией Мерцающих точек в смутной необъятности; Бестелесный ропот перемещался рядом с ним В раненом мраке, жалуясь на свет. Огромное препятствие для его неподвижного сердца, Наблюдающая непрозрачность умножалась, когда он сдвигал Её враждебную массу мёртвых и пристально смотрящих глаз; Темнота мерцала, как гаснущий факел. Вокруг него потухло призрачное сияние, Населённое тёмными и обманчивыми обликами Тёмной и безмерной пещеры смутного Несознательного. Его единственным солнечным светом было пламя его духа.
Сообщение: 3990
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 22.04.19 23:59. Заголовок: Песнь VI ЦАРСТВА И ..
Песнь VI ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОЙ ЖИЗНИ
Как тот, кто между тусклыми отступающими стенами К далёкому проблеску выхода из тоннеля, Надеясь на свет, идёт теперь более свободным шагом И чувствует приближение дыхания в более просторном воздухе, Так он вырвался из этой серой анархии. Он вошёл в недействительный мир, В лишённый цели регион остановленного рождения, Где бытие убегало от небытия и осмеливалось Жить, но не имело силы держаться долго. Вверху мерцал задумчивый лик неба, Мучительного, пересекаемого полосами сомнительной дымки, Путешествующего с пением блуждающих ветров И взывающего о направлении в пустоте, Подобно слепым душам, ищущим себя самих, что они потеряли, И странствующим через неведомые миры; Крылья смутного вопрошания встретили ответ Пространства. После отрицания забрезжила сомнительная надежда, Надежда на себя и на форму, и на позволение жить, И на рождение того, чего ещё никогда не могло быть, И радость от риска ума, от выбора сердца, От Милости неизвестного и от вручения внезапного сюрприза, И от прикасания уверенного восторга в неуверенных вещах: К странному неопределённому тракту привело его путешествие, Где сознание играло с бессознательным "я", А рождение было попыткой или эпизодом. Обаяние приближалось, что не могло сохранить его чар, Жаждущее Могущество, что не могло отыскать его путь, Случай, что выбрал странную арифметику, Но не мог связать с ней формы, что она создавала, Множество, что не могло защитить его сумму, Которая меньше нуля становилась и более единицы. Придя к большому и смутному ощущению, Что не заботилось определять его мимолётное течение, Жизнь трудилась в странном и мифическом воздухе, Лишённом её сладких великолепных солнц. В воображаемых мирах, никогда ещё не становившихся истинными, Длительное мерцание на грани творения Одно блуждало и мечталось и никогда не останавливалось, чтобы воплотить [себя]: Воплотить означало бы разрушить это магическое Пространство. Чудеса сумеречной волшебной страны, Полной красоты, странно, тщетно созданной, Волнение причудливых реальностей, Смутные знаки Великолепия, запечатлённого наверху, Пробудили страсть желания глаз, Вынудили поверить влюблённой мысли И привлекли сердце, но не привели его к цели. Магия текла, словно движущиеся сцены, Что сохраняли на какое-то время свою мимолётную утонченность Бережливых линий, очерченных абстрактным искусством В редком скудном свете слабой кистью сновидения На серебряном фоне неопределённости. Младенческое сияние небес ближе к утру, Огонь, интенсивно задуманный, но никогда не зажигаемый, Ласкал воздух жаркими намёками дня. В совершенной жажде шарма несовершенства, Озарённые, пойманные в ловушку Невежества, Эфирные существа, привлечённые соблазном тела В этот регион обещаний, взмахивая невидимыми крыльями, Пришли, голодные, за радостью конечной жизни, Но были слишком божественными, чтобы ступать по сотворённой почве И разделять судьбу бренных вещей. Дети невоплощённого Отблеска, Возникшие от бесформенной мысли в душе И влекомые непреходящим желанием, Пересекали поле преследующего [их] взгляда. Там работала Воля, что не упорствовала и терпела неудачу: Жизнь была поиском, но найденное никогда не появлялось. Ничто там не удовлетворяло, но всё манило, Казалось, что бывают вещи, никогда не завершающиеся, Виделись образы, что выглядели живыми действиями, И символы скрывали смысл, который они должны были выражать, Бледные сны становились реальными для глаз сновидца. Туда приходили души, что тщетно стремились к рождению, И духи, пойманные в ловушку, могли [там] блуждать неограниченное время, Но никогда не находили истины, которой они живут. Все бежали подобно надеждам, что ищут скрытый шанс; Не было ничего твёрдого, ничто не ощущалось завершённым: Всё было ненадёжно, чудесно и частично истинно. Это, казалось, было царство жизней, что не имеют основы.
Затем осенил более великий поиск, расширенное небо, Путешествие под крыльями размышляющей Силы. Сначала пришло царство утренней звезды: Сумеречная красота трепетала под его копьём И пульсация обещания более широкой Жизни. Затем медленно взошло огромное и сомнительное солнце, И в его свете она создала из себя мир. Там был дух, что искал его собственное глубинное "я", Но был доволен фрагментами, выставленными напоказ, И частями жизни, что противоречили целому, Но, сложенные вместе, могли однажды стать истиной. И всё же что-то, казалось, было, наконец, достигнуто. Растущий объём воли существовать, Текст жизни и график силы, Скрипт действий, песня сознательных форм, Отягощённых смыслами, ускользающими от захвата мыслью, И переполненных оттенками ритмического крика жизни, Могли написать себя на сердцах живых существ. Во вспышке могущества тайного Духа, В ответном восторге Жизни и Материи Можно было уловить некое лицо бессмертной красоты, Что придавало бессмертие радости момента, Некое слово, способное воплотить высочайшую Истину, Выскочившее от случайного напряжения души, Некий оттенок Абсолюта мог упасть на жизнь, Некая слава знания и интуитивного видения, Некая страсть восторженного сердца Любви. Иерофант бестелесной Тайны, Интернированный в незримую духовную оболочку, Воля, что выталкивает чувства за пределы их диапазона, Чтобы ощущать неосязаемые свет и радость, Отчасти нашла свой путь в покой Невыразимого, Отчасти захватила запечатанную сладость желания, Что жаждало [испить] из груди таинственного Блаженства, Отчасти проявила завуалированную Реальность. Душа, не закутанная в свой плащ ума, Могла уловить истинный смысл мира форм; Освещённая видением в мысли, Воспламенённая понимающим пламенем сердца, Она могла удерживать в сознательном эфире духа Божественность символической Вселенной. Это царство вдохновляет нас нашими обширными надеждами; Силы его осуществили высадку на наш земной шар, Знаки его начертали свой узор в наших жизнях: Оно придаёт суверенное движение нашей судьбе, Его блуждающие волны мотивируют высокий всплеск нашей жизни. Всё, что мы ищем, имеет прообраз там, И всё, о чём мы не знали и никогда не искали, Также однажды должно родиться в человеческих сердцах, Чтобы Вневременный мог осуществиться в вещах. Воплощённая в мистерии дней, Вечная в незамкнутой Бесконечности, Восходящая бесконечная возможность Поднимается высоко по безвершинной лестнице снов Существа, что навсегда в сознательном трансе. Всё, что на этой лестнице, ведёт к невидимому концу. Энергия нескончаемой быстротечности совершает Путешествие, из которого нет гарантированного возврата, Паломничество Природы в Неизвестное. Как будто в её восхождении к её потерянному источнику Она надеется развернуть всё, что когда-либо могло существовать, Её высокая процессия движется от ступени к ступени, Прогресс прыгает от вида к большему виду, Процесс марширует от формы к более обширной форме, [Это] караван неисчерпаемых Формаций безграничной Мысли и Силы. Её вневременная Мощь, что когда-то лежала на коленях Безначального и бесконечного Покоя, Теперь отделена от бессмертного блаженства Духа, Воздвигает в типе все радости, которые она потеряла; Облекая преходящую субстанцию в форму, Она надеется освобождением от творящего акта Перескочить когда-нибудь пропасть, которую она не может заполнить, Исцелить на время рану разделения, Вырваться из тюрьмы моментов ничтожества И встретиться с широкими величественностями Вечности В неопределённом поле времени, разделённом здесь [на части]. Она почти приближается к тому, что никогда не может быть достигнуто; Она заключает вечность в часы И наполняет маленькую душу Бесконечностью; Недвижимое склоняется к магии её зова; Она стоит на берегу в Безграничном, Воспринимает бесформенного Обитателя во всех формах И ощущает вокруг себя объятия бесконечности. Её задача не имеет конца; она не служит никакой цели, Но трудится, ведомая безымянной Волей, Что пришла из какого-то непознаваемого бесформенного Простора. Это её тайная и невыполнимая задача - Поймать беспредельное в сеть рождения, Облечь дух в физическую форму, Одолжить речь и мысль Невыразимому; Она подталкивается к раскрытию вечно Непроявленного. И всё же благодаря её мастерству было сделано невозможное: Она следует своему возвышенному иррациональному плану, Изобретает приёмы её магического искусства, Чтобы найти новые тела для Бесконечного И образы для Невообразимого; Она заманила Вечное в объятия Времени. Даже теперь ни себя она не знает, ни то, что сотворила. Ибо всё произведено под загадочной маской: Видимость другого аспекта, чем скрытая истина, Носит на себе фокус иллюзии, Фальшивую управляемую временем нереальность, Незавершённое творение изменяющейся души В теле, изменяющемся [вместе] с обитателем. Незначительны её средства, бесконечна её работа; На огромном поле бесформенного сознания, В маленьких конечных штрихах ума и чувств Она бесконечно раскрывает бесконечную Истину; Вневременная мистерия вырабатывается во Времени. Величие, о котором она мечтала, её действия упустили, Её труд - это страсть и боль, Восторг и мука, её слава и её проклятие; И всё же она не может выбирать, но трудится; Её могучее сердце запрещает ей прекращать. Пока существует мир, её неудача живёт Удивительным и вмешивающимся взглядом Разума, Безрассудством и неописуемой красотой, Великолепным безумием воли к жизни, Смелостью, бредом восторга. Это закон её существа, его единственный ресурс; Она насыщается, хотя удовлетворение никогда не приходит, Её голодная воля расточает повсюду Её многообразные фантазии о Себе И тысячу форм одной и той же Реальности. Мир, что она создала, затронут бегущей каймой истины, Мир, брошенный в мечту о том, что он ищет, Икона истины, форма сознательной мистерии. Он не сдерживался, как земной ум, Окружённый твёрдыми барьерами очевидных фактов; Он осмелился доверять уму снов и душе. Охотник за духовными истинами, Что ещё только мыслил или догадывался, или удерживался верой, Он схватил нарисованную в воображении Райскую птицу и заключил её в клетку. Эта более великая жизнь очарована Невидимым; Она взывает к некоему наивысшему Свету за пределами её досягаемости, Она может чувствовать Тишину, что освобождает душу; Она чувствует прикасание спасителя, луч божественного: Красота, добро и истина - вот её божества. Она ближе к небесным небесам, чем видят земные глаза, И [её] темнота страшнее, чем жизнь человека может вынести: Она имеет родство с демоном и Богом. Странный энтузиазм тронул её сердце; Она жаждет высот, она страстно желает высочайшего. Она ищет совершенное слово, совершенную форму, Она прыгает на вершину мысли, на вершину света. Ибо Бесформенное приближается формой, И полное совершенство граничит с Абсолютом. Как дитя небес, которое никогда не видело его дома, Её импульс встречает вечное в точке: Она может лишь приблизиться и коснуться, но не может удержать; Она может лишь напрячься в сторону какой-то яркой крайности: Её величие в том, чтобы искать и творить. На каждом плане это Величие должно творить. На земле, в небесах, в аду она всё та же; В каждой судьбе она играет её могущественную роль. Хранительница огня, что зажигает солнца, Она торжествует в её славе и её могуществе: Противостоящая, угнетённая, она несёт желание Бога родиться: Дух выживает на почве небытия, Мировая сила переживает шок утраты иллюзий мира: Немая, она всё ещё Слово, инертная - Могущество. Здесь, падшая, рабыня смерти и невежества, К бессмертным вещам она ведома, чтобы [к ним] стремиться, И движима, чтобы знать даже Непознаваемое. Даже невежественный, нулевой, её сон творит мир. Когда наиболее невидима, наиболее могущественно она работает; Находящаяся в атоме, погребённая в прахе, Её быстрая творящая страсть не может прекратиться. Несознание - это её долгая гигантская пауза, Её космический обморок - колоссальная фаза: Рождённая во Времени, она скрывает её бессмертие; В смерти, в её постели, она ожидает часа, чтобы подняться. Даже если отвергнут Свет, что послал её вперёд, И мертва надежда, в которой она нуждалась для её задачи, Даже когда её ярчайшие звёзды гаснут в Ночи, Выкармливаемая трудностями и бедствиями И с болью для служанки её тела, массажистки, кормилицы, Её измученный невидимый дух всё ещё продолжает Трудиться, хоть и во тьме, творить, хоть и с муками; Она носит распятого Бога на её груди. В холодных бесчувственных глубинах, где нет радости, Замурованная, подавленная сопротивляющейся Пустотой, Где ничто не движется и ничто не может становиться, Она всё ещё помнит, всё ещё призывает умение, Которое Чудотворец дал ей при её рождении, Придаёт сонной бесформенности облик, Открывает мир там, где раньше ничего не было. В царствах, ограниченных распростёртым кругом смерти, Тёмной вечностью Невежества, Дрожью в инертной несознательной массе, Или заточённых в неподвижных вихрях Силы, Глухих и немых при слепом принуждении Материи, Она отказывается неподвижно спать в пыли. Затем, в наказание за её бунтарское пробуждение, Вызванное лишь жёсткими механическими Обстоятельствами, Как орудием её магического ремесла, Она лепит богоподобные чудеса из грязи; В плазму она вкладывает её немой бессмертный порыв, Помогает живой ткани мыслить, закрытому чувству ощущать, Мелькает в хрупких нервах острыми посланиями, В сердце плоти чудесным образом любит, Грубым телам даёт душу, волю, голос. Она всегда призывает, будто волшебным жезлом, Бесчисленных существ, формы и сцены, Факелоносцев её великолепия через Время и Пространство. Этот мир - её долгое путешествие сквозь ночь, Солнца и планеты, будто лампы, освещают её путь, Наш разум - доверенный её мыслей, Наши чувства - её вибрирующие свидетели. Там, черпая свои знаки из вещей, отчасти истинных, отчасти ложных, Она трудится, чтобы заменить реализованными мечтами Память о её потерянной вечности. Таковы её деяния в этом огромном мировом невежестве: Пока завеса не будет снята, пока ночь не мертва, При свете или во тьме, она продолжает её неустанный поиск; Время - её путь бесконечного паломничества. Одна могучая страсть движет всеми её работами. Её вечный Возлюбленный - причина её действий; Для него она выпрыгнула вперёд из невидимых Просторов, Чтобы переместиться сюда, в совершенно бессознательный мир. Его действия - её коммерция с её скрытым Гостем, Его настроения она принимает за страстные формы её сердца; В красоте она дорожит солнечным светом его улыбки. Стыдясь её богатой космической бедности, Она задабривает её маленькими дарами его могущество, Хранит в её сценах верность его взгляду И уговаривает его большеглазые блуждающие мысли обитать В фигурах её миллионно-импульсной силы. Лишь привлекать её завуалированного компаньона И удерживать его близко от её груди в её мировом плаще, Чтобы он не вернулся из её объятий в его бесформенный покой, - Есть [всё] занятие её сердца и её цепкая забота. Но когда он наиболее близок, она чувствует его далёким. Ибо противоречие - закон её природы. Хотя она всегда [пребывает] в нём, а он в ней, Словно не ведая о вечной связи, Её воля в том, чтобы запереть Бога в её работах И охранять его, как её любимого пленника, Чтобы они никогда не могли вновь расстаться во Времени. Сначала она устроила роскошную палату Для сна духа, глубокую внутреннюю комнату, Где он спит, как забытый гость. Но теперь она поворачивается, чтобы разрушить чары забвения, Будит спящего на скульптурном диване; Она вновь находит Присутствие в форме И в свете, который пробуждается вместе с ним, восстанавливает Смысл в спешке и торможении Времени, И через этот ум, что когда-то затмевал душу, Проходит сияние невидимого божества.
Через светящийся сон духовного пространства Она строит творение, подобное радужному мосту Между изначальной Тишиной и Пустотой. Сеть создаётся из мобильной Вселенной; Она плетёт ловушку для сознательного Бесконечного. С ней знание, что скрывает его шаги И выглядит немым всемогущим Невежеством. С ней сила, что творит истинные чудеса; Невероятное - это её материал обычных фактов. Её цели, её работы оказываются загадками; Изученные, они становятся другими, чем были, Объяснённые, они кажутся ещё более необъяснимыми. Даже в нашем мире воцарилась тайна, Скрыта хитрая земная ширма тривиальной простоты; Её большие уровни сделаны из магии. Здесь загадка показывает свою великолепную призму, Здесь нет глубокой маскировки обыденностью; Оккультный, глубокий приходит весь опыт, Диво всегда ново, чудо божественно. Есть скрытое бремя, таинственное прикасание, Есть загадка скрытого смысла. Хотя никакая земная маска не давит на её лицо, Она скрывается в себя от её же собственного взгляда. Все формы есть знаки какой-то завуалированной идеи, Чья тайная цель скрывается от преследования ума, Но всё же является чревом суверенного последствия. Там каждая мысль и чувство - это действие, И каждое действие - символ и знак, И каждый символ скрывает живое могущество. Она строит вселенную из истин и мифов, Но то, что ей больше всего нужно, она не может построить; Всё показываемое есть форма или копия Истины, Но Реальное скрывает от неё своё мистическое лицо. Всему остальному, что она находит, недостаёт вечности; Всё разыскивается, но Бесконечное упускается.
Сознание, озарённое Истиной свыше, Ощущалось; оно видело свет, но не Истину: Оно уловило Идею и построило из неё мир; Оно создало там Образ и назвало его Богом. И всё же что-то истинное и внутреннее таилось там. Существа этого мира большей жизни, Обитатели более истинного воздуха и более свободного пространства, Живут не телом и не внешними вещами: Более глубокая жизнь была местопребыванием их "я". В этом интенсивном пространстве близости Объекты обитают, как компаньоны души; Действия тела - это второстепенный сценарий, Поверхностное отображение жизни внутри. Все силы - это свита Жизни в этом мире, А мысль и тело двигаются, как её слуги. Вселенские шири дают ей место: Все чувствуют космическое движение в их действиях И являются инструментами её космической мощи. Или их собственное "я" они делают их вселенной. Всем, кто поднялся к более великой Жизни, Голос нерождённых вещей шепчет [что-то] на ухо, Их глазам, посещаемым неким высоким солнечным светом, Устремление показывает образ короны: Чтобы выработать семя, которое она бросила внутрь, Чтобы достичь её силы, в них живут её создания. Каждый - это величие, растущее к высотам, Или из его внутренних центральных океанов наружу; В круговой ряби концентрической силы Они поглощают, пресыщаясь, своё окружение. Даже из такой величины многие строят хижины; Замкнутые в более узких широтах и в более кратких перспективах, Они живут, довольствуясь некоторым небольшим завоёванным величием. Управлять маленькой империей самих себя, Быть личностью в их личном мире, Делать радости и горести окружающих своими И удовлетворять свои жизненные мотивы и жизненные потребности - Это достаточная плата и должность для этой силы, Управляющей Личностью и её судьбой. Это была переходная линия и стартовая точка, Первая иммиграция в небесное Для всех, кто переходит в эту сверкающую сферу: Это родственники нашей земной расы; Этот регион граничит с нашим смертным состоянием. Из этого более широкого мира исходят наши более великие движения, Его могущественные формации строят наши растущие "я"; Его творения - наши более яркие копии, - Завершают типажи, которые мы лишь инициируем, И надёжно являются теми, кем мы стремимся стать. Как будто продуманные вечные характеры, Целые, не увлекаемые, как мы, противоположными течениями, Они следуют невидимому лидеру в сердце, Их жизни подчиняются закону внутренней природы. Там хранится кладезь величия, форма героя; Душа - бдительный строитель её судьбы; Нет духа безразличного и инертного; Они выбирают их сторону, они видят Бога, которому поклоняются. Битва ведётся между истинным и ложным, Паломничество отправляется к божественному Свету. Ибо даже Невежество там стремится знать И сияет блеском далёкой звезды; Там есть знание в сердце сна, И природа приходит к ним, как сознательная сила. Идеал - их лидер и их король: Стремясь к монархии солнца, Они взывают в Истине к их высокой правительнице, Удерживая её воплощаемой в их ежедневных действиях, И наполняют их мысли её вдохновенным голосом, И преображают их жизни в её дышащую форму, Пока они тоже не разделят её солнечно-золотую божественность. Или они подписываются на истину Тьмы; Будь то за Небеса или Ад, они должны вести войну: Воины Добра, они служат сияющему делу, Или являются солдатами Зла в уплату за Грех. Для зла и добра равное владение сохраняется везде, Где Знание есть близнец Невежества. Все силы жизни стремятся к их божеству В широте и смелости этого воздуха, Каждая строит её храм и расширяет её культ, И Грех там тоже есть божественность. Утверждая красоту и великолепие её закона, Она требует жизнь как её естественное владение, Занимает трон мира или облачается в папскую мантию: Её поклонники провозглашают её священное право. Ложь в красной тиаре они почитают, Поклоняются тени искривлённого Бога, Признают чёрную Идею, которая выкручивает мозг, Или лгут с блудной Силой, которая убивает душу. Мастерская добродетель делает величавую позу Или Титаническая страсть подстрекает к гордому беспокойству: На алтаре Мудрости они - короли и жрецы, Или их жизнь - это жертва идолу Власти. Или Красота сияет над ними, подобно блуждающей звезде; Слишком далёкие, чтобы дотянуться [до неё, слишком] страстные, они следуют за её светом; В Искусстве и жизни они ловят луч Все-Прекрасного И делают мир сияющим дворцом их сокровищ: Даже обычные фигуры одеваются в чудо; Шарм и величие, заключённые в каждом часе, Пробуждают радость, которая дремлет во всех созданных вещах. Могучая победа или могучее падение, Трон на небесах или яма в аду, Двойную Энергию они оправдали, И отметили их души её огромной печатью: Что бы ни сделала с ними Судьба, они это заслужили; Что-то они содеяли, кем-то они явились, [теперь] изживают. Материя есть результат души, а не её причина. В противовес земной истине вещей Грубое весит меньше, тонкое значит больше; На внутренние ценности навешивается внешний план. Как трепещет от мысли выражающее слово, Как жаждется действие со страстью души, Так кажущийся разумным облик этого мира, Вибрируя, оглядывается назад на некую внутреннюю мощь. Ум, не ограниченный внешними чувствами, Придавал фигуры невесомостям духа, Воздействия мира регистрировались без каналов И превращались в конкретную дрожь тела, В яркие работы бестелесной Силы; Могущества, здесь подсознательные, что действуют незримо Или из засады, притаившись за стеной, Вышли вперёд, раскрывая их лица. Оккультизм там рос открыто, очевидное содержало Скрытый поворот и взваливало неизвестное на плечи; Невидимое ощущалось и толкалось зримыми фигурами. В общении двух встретившихся умов Мысль смотрела на мысль и не нуждалась в речи; Эмоция обнимала эмоцию в двух сердцах, Они чувствовали трепет друг друга во плоти и нервах Или таяли друг в друге и становились огромными, Как когда два дома горят, и огонь соединяется с огнём: Ненависть сражалась с ненавистью, и любовь врывалась в любовь, Воля боролась с волей на невидимой почве ума; Ощущения других, проходя насквозь, подобно волнам, Оставляли дрожать каркас тонкого тела, Их гнев мчался галопом в грубой атаке, Грохотом топочущих копыт по трясущейся земле; Кто-то чувствовал, как горе другого вторглось в [его] грудь, Радость другого, ликуя, бежала в крови: Сердца могли сближаться через расстояния, голоса [слышались] рядом, Что говорили на берегу чужих морей. Там бился пульс живого обмена: Существо ощущалось существом, даже когда [оно] далеко, И сознание отвечало сознанию. И всё же окончательного единства там не было. Была отделённость души от души: Можно было построить внутреннюю стену молчания, Броню сознательной мощи, что защищает и укрывает; Существо могло быть замкнутым и уединённым; Кто-то мог оставаться обособленным в себе, одиноким. Идентичность ещё не была покоем союза. Всё было ещё несовершенным, отчасти известным, отчасти сделанным: Чудо Несознательного [было] преодолено, Чудо Сверхсознательного, до сих пор Неизвестное, само-завёрнутое, неосязаемое, непознаваемое, Смотрело вниз на них, источник всего, чем они были. Как формы, они пришли из бесформенной Бесконечности, Как имена, жили в безымянной Вечности. Начало и конец были оккультными; Средний термин работал необъяснимо, резко: Это были слова, что говорили с обширной бессловесной Истиной, Это были цифры, заполнявшие незаконченную сумму. Никто по-настоящему не знал себя, не знал мир Или Реальность, живущую там воплощённой: Они знали лишь, что Ум может воспринимать и творить Из огромного хранилища тайного Сверхразума. Темнота под ними, яркая Пустота наверху, Неуверенные, они жили в огромном восходящем Пространстве; Мистериями они объясняли Мистерию, Загадочный ответ встречался с загадкой вещей. Двигаясь в этом эфире неопределённой жизни, Он сам вскоре стал загадкой для себя; Он видел всё, как символы, и искал их смысл.
Через [высоко] взметнувшиеся источники смерти и рождения И через подвижные границы изменения души, Охотник на творческой тропе духа, Он следовал по прекрасным и могучим путям жизни, Преследуя её запечатанный грозный восторг В опасном приключении без конца. Сначала в этих больших шагах не видно было цели: Лишь широкий источник всех вещей, что он видел здесь, Смотрел на более широкий источник за пределами. Ибо, как только она удалилась от земных линий, Более напряжённое притяжение Неизвестного стало ощущаться, Более высокий контекст освобождающей мысли Подтолкнул её к чуду и открытию; Наступило высшее освобождение от мелочных забот, Более могучий образ желания и надежды, Более обширная формула, более величественная сцена. Всегда кружась, она [стремилась] к некоему далёкому Свету: Её знаки всё ещё больше скрывали, чем показывали; Но, связанные с каким-то непосредственным видением и волей, Они теряли их цель в радости использования, Пока, лишённые их бесконечного значения, не становились Шифром, сияющим нереальным смыслом.
Вооружённая магическим призрачным луком, Она целилась в мишень, остававшуюся невидимой И всегда считающуюся далёкой, хоть и всегда близкую. Как тот, кто пишет озарённые символы, Ключ-книгу из неразборчивого магического текста, Он рассматривал её тонкие запутанные странные узоры И демонстрируемую трудную теорему её ключей, Прослеживал в чудовищных песках пустынного Времени Нитевидные начала её титанических работ, Наблюдал её шараду действий с каким-то намёком, Читал жесты её силуэтов И старался поймать в их обременённом течении Танец-фантазию её эпизодов, Ускользающих в ритмическую тайну, Мерцание мимолётных ног на исчезающей почве. В лабиринтной структуре её мыслей и надежд И в закоулках её сокровенных желаний, В сложных уголках, переполненных её мечтами И раундами, пересекаемыми интригами неуместных раундов, Странник, блуждающий среди мимолётных сцен, Он терял их знаки и преследовал всякую ошибочную догадку. Он всегда встречал ключевые слова, не имея к ним ключа. Как солнце, что ослепляло его собственный глаз видения, Блестящий капюшон светящейся загадки Освещал плотный пурпурный барьер неба мысли: Тусклый великий транс показывал её звезды в ночи.
Сообщение: 3991
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 25.04.19 11:45. Заголовок: Как будто сидя в про..
Как будто сидя в проёме открытого окна, Он читал при вспышках молнии на [очередной] переполненной вспышке Главы её метафизического романа О поисках душой утраченной Реальности И о её вымыслах, основанных на подлинном факте духа, О её капризах, самомнениях и запертых смыслах, О её необдуманных, непостижимых причудах и таинственных превращениях. Великолепные покровы её тайны, Что укрывают её желанное тело от взгляда, Странные и [что-то] означающие формы, вытканные на её одеянии, Её выразительные очертания душ вещей Он видел, её фальшивую прозрачность оттенков мыслей, Её богатую парчу с вышитыми изображёнными фантазиями, И изменчивые маски, и вышивки для маскировки. Тысячи сбивающих с толку лиц Истины Смотрели на него из её форм неизвестными глазами, И бессловесными ртами, неузнаваемые, Говорили из фигур её маскарада Или вглядывались из неясного великолепия И тонкого блеска её драпировок. Во внезапных проблесках Неведомого Невыразительные звуки становились правдивыми, Идеи, что казались бессмысленными, вспыхивали истиной; Голоса, что доносились из невидимых ожидающих миров, Произносили слоги Непроявленного, Чтобы облечь тело мистического Слова, И волшебные диаграммы оккультного Закона Запечатывали некую точную нечитаемую гармонию Или использовали цвет и фигуру, чтобы воссоздать Геральдический герб тайных вещей Времени. В её зелёных дебрях и скрытых глубинах, В её чащах радости, где опасность обнимается с восторгом, Он заметил скрытые крылья её поющих надежд, Мерцание голубого, золотого и алого огня. В её укромных закоулках, граничащих со случайными полевыми тропинками, У её поющих ручейков и спокойных озёр Он находил сияние её золотых плодов блаженства И красоту её цветов мечты и вдохновения. Словно чудо, вызванное изменением сердца от радости, Он наблюдал в алхимическом сиянии её солнц Малиновую вспышку единственного мирского цветка На древе жертвы духовной любви. В сонном великолепии её полдней он видел Непрестанное повторение в течение часов Танца стрекоз Мысли на потоке тайны, Что скользит, но никогда не испытывает [прелесть] его журчания, И слышал смех её розовых желаний, Бегущих, как будто вырываясь из желанных рук, Звеня сладкими ножными колокольчиками фантазии. Среди живых символов её оккультной силы Он двигался и ощущал их, как близкие реальные формы: В той жизни, более конкретной, чем жизни людей, Пульсировали биения сердца скрытой реальности: Там воплощалось то, что мы [ещё] только думаем и чувствуем, Cамооформлялось то, что здесь принимает внешние заимствованные формы. Товарищ Безмолвия на её суровых высотах, Принятых её могучим одиночеством, Он стоял с ней на медитирующих пиках, Где жизнь и бытие - таинство, Предлагаемое потусторонней Реальности, И видел, как она выпускает в бесконечность Её орлов, скрытых колпаками значимости, Посланников Мысли к Непознаваемому. Отождествляясь в видении души и в чувстве души, Входя в её глубины, как в дом, Он становился всем, чем она была или хотела быть, Он мыслил её мыслями и путешествовал её шагами, Жил её дыханием и смотрел на всё её глазами, Так он мог узнать тайну её души. Свидетель, захваченный его сценой, Он восхищался её великолепным фасадом помпезности и игры, И чудесами её богатого и тонкого ремесла, И трепетал от настойчивости её крика;
Страстный, он выносил чары её могущества, Ощущал возложенную на него её внезапную таинственную волю, Её руки, что замешивают судьбу в их неистовых объятиях, Её прикасания, что двигают, её силы, что захватывают и ведут. Но также он видел и это: её душу, что рыдала внутри, Её тщетные поиски, что цеплялись за ускользающую истину, Её надежды, чей мрачный взгляд сочетался с отчаянием, Страсть, овладевшую её жаждущими членами, Тревогу и восторг её жаждущих грудей, Её ум, что трудится, неудовлетворённый своими плодами, Её сердце, что не захватывает единственного Возлюбленного. Он всегда встречал завуалированную и ищущую Силу, Изгнанную богиню, строящую имитируемые небеса, Сфинкса, чьи глаза смотрят на скрытое Солнце. Всегда он ощущал вблизи дух в её формах: Его пассивное присутствие было силой её природы; Это была единственная реальность в видимых вещах, Даже на земле дух есть ключ к жизни, Но её заскорузлая внешняя сторона ни в чём не несёт его следа. Его печать на её действиях не прослеживается. Пафос потерянных высот - это его призыв. Лишь иногда угадывается призрачная линия, Что кажется намёком на завуалированную реальность. Жизнь взирала на него смутными беспорядочными очертаниями, Предлагая картину, что не могли удержать глаза, Историю, что ещё не была написана. Как на отрывочном полузабытом рисунке, Смысл жизни скрылся от преследующих глаз. Облик жизни скрывает реальную самость жизни от взгляда; Тайный смысл жизни записан внутри, [либо] вверху. Мысль, что придаёт ей смысл, живёт далеко за её пределами; Она не видна в её полузаконченном рисунке. Тщетно мы надеемся прочитать загадочные знаки Или найти слово из наполовину разгаданной шарады. Лишь в этой более великой жизни можно найти Зашифрованную мысль, намёк на какое-то истолкованное слово, Что делает земной миф понятной историей. Временами, наконец, виделось что-то похожее на истину. В полуосвещённом воздухе опасной тайны Взгляд, что смотрит на тёмную половину истины, Разглядел образ среди яркого пятна И, вглядываясь сквозь туман тонких оттенков, Он увидел полуслепого, скованного бога, Озадаченного миром, в котором он двигался, Но сознающего, что какой-то свет побуждает его душу. Привлеченный странными далёкими мерцаниями, Ведомый флейтой далёкого Музыканта, Он искал его путь среди смеха и зова жизни И указующего хаоса из её мириад шагов К какой-то совокупной глубокой бесконечности. Вокруг толпился лес её знаков: Наугад он читал выпрыгивающие стрелы Мысли, Что поражали цель догадкой или освещённой случайностью, Её меняющиеся цветные дорожные огни идеи, И её сигналы неуверенных быстрых событий, Иероглифы её символических пышных зрелищ И её ориентиры на запутанных путях Времени. В её лабиринтах приближения и отступления С любой стороны она притягивает его и отталкивает, Но, притягивая слишком близко, ускользает из его объятий; Она ведёт его всеми путями, но среди них нет ни одного уверенного. Очарованный многоголосым чудом её пения, Привлечённый колдовством её настроений И движимый её небрежным касанием к радости и горю, Он теряет себя в ней, а не завоёвывает её. Мимолётный рай улыбается ему из её глаз: Он мечтает о её красоте, навеки принадлежащей ему, Он мечтает о его мастерстве, которое будет нести её тело, Он мечтает о магии её груди блаженства. В её озарённом скрипте, в её причудливом Переводе чистого оригинального текста Бога Он рассчитывает прочесть Чудесное Священное Писание, Иератический ключ к неведомым блаженствам. Но Слово Жизни скрыто в её скрипте, Пение жизни потеряло его божественную ноту. Невидимый, пленённый в доме звуков Дух, потерянный в великолепии сна, Слушает многоголосую оду иллюзии. Нежная ткань колдовства крадёт сердце Или огненная магия окрашивает её тона и оттенки, Но они лишь пробуждают трепет преходящей милости; Как блуждающий марш, поражённый странствующим Временем, Они призывают к недолгому неудовлетворённому восторгу Или купаются в наслаждениях ума и чувств, Но упускают светлый отклик души. Слепое биение сердца, что достигает радости сквозь слёзы, Тоска по вершинам, никогда не достигаемым, Экстаз несбывшегося желания Следуют за последними небесными подъёмами её голоса. Воспоминания о прошлых страданиях превращаются В сладкий исчезающий след старой печали: Её слёзы превратились в жемчужины алмазной боли, Её печаль - в магическую корону песни. Кратки её обрывки счастья, Что касаются поверхности, а затем убегают или умирают: Потерянное воспоминание отдаётся эхом в её глубинах, Бессмертное стремление принадлежит ей, скрытый зов её "я"; Пленник в ограниченном мире смертных, Дух, раненный жизнью, рыдает в её груди; Лелеемое страдание - её глубочайший крик. Скиталец по заброшенным, безнадёжным маршрутам, Вдоль дорог звука разочарованный голос, покинутый, Взывает к забытому блаженству. Заблудившись в эхе пещер Желания, Он охраняет призраки умерших надежд души И сохраняет живым голос умерших вещей Или задерживается на сладких и заблудших нотах, Охотясь за удовольствием в сердце боли. Роковая рука коснулась космических струн, И вторжение беспокойного напряжения Покрывает скрытый ключ внутренней музыки, Что неслышно направляет поверхностные каденции. И всё же это радость жить и творить, И радость любить и трудиться, хотя всё терпит неудачу, И радость искать, хотя всё, что мы находим, обманывает, И всё, на что мы опираемся, предаёт наше доверие; Но что-то в его глубине стоило боли, Страстное воспоминание преследует огнём экстаза. Даже горе несёт в себе радость, скрытую под его корнями: Ибо ничто не является действительно тщетным из того, что сделано Единым: В наших разбитых сердцах выживает сила Бога, И звезда победы всё ещё освещает наш отчаянный путь; Наша смерть сделана переходом к новым мирам. Это добавляет к музыке Жизни свой нарастающий гимн. Всем она предоставляет славу её голоса; Небесные восторги шепчут её сердцу и проходят, Земные мимолётные желания взывают с её губ и исчезают. Лишь Богом данный гимн избегает её искусства, Что пришло с ней из её духовного дома, Но остановилось на полпути и потерпело неудачу, безмолвное слово Пробудилось в какой-то глубокой паузе ожидающих миров, Ропот, приостановленный в тишине вечности: Но дыхание исходит не из божественного покоя: Роскошная интерлюдия оккупирует уши, И сердце слушает, и душа соглашается; Мимолётная музыка, которую она повторяет, Растрачивает вечность на скоротечность времени. Тремоло голосов часов Забвенно показывает высокую предназначенную тему, Самовоплощающийся дух пришёл играть На огромном клавикорде Силы Природы. Только могучий ропот здесь и там Вечного Слова, блаженный Голос Или прикасание Красоты, преображающие сердце и чувства, Блуждающее великолепие и мистический крик Напоминают о силе и сладости, которых больше не слышно. Здесь пробел, здесь останавливается или тонет сила жизни; Этот дефицит истощает мастерство мага: Эта нехватка делает всё остальное видимым тонким и голым. Полувзгляд рисует горизонт её действий: Её глубины помнят, зачем она пришла, Но ум забыл или сердце ошибается: За бесконечными линиями Природы теряется Бог. В знании суммировать всеведение, В действии воздвигнуть Всемогущего, Создать здесь её Создателя было тщеславием её сердца, Вторгнуться в космическую сцену абсолютным Богом. Трудясь, чтобы трансформировать всё ещё далёкий Абсолют Во всеисполняющее прозрение, В изречение Невыразимого, Она принесла бы сюда славу силы Абсолюта, Изменила бы равновесие в ритмичное колебание творения, Обвенчалась со спокойным небом, с морем блаженства. Огонь, призывающий вечность во Время, Делает радость тела столь же яркой, как [радость] души, Земля, которую она подняла бы к соседству с Небесами, Трудится, чтобы приравнять жизнь к Высшему И примирить Вечное с Бездной. Её прагматизм трансцендентной Истины Наполняет тишину голосами богов, Но в крике теряется единственный Голос. Ибо видение Природы поднимается за пределы её действий. Жизнь богов на небесах, которую она видит вверху, Полубог, выходящий из обезьяны, - Это всё, что она может в нашем смертном элементе. Здесь полубог, полутитан - её вершина: Эта более великая жизнь колеблется между землёй и небом. Острый парадокс преследует её мечты: Её скрытая энергия подвигает невежественный мир Искать радости, что отталкиваема её же собственными сильными объятиями: В её объятиях она не может обратиться к своему источнику. Необъятна её сила, бесконечна её обширная тяга к действию, Заблудилось её значение и потерялось. Хотя она носит в её тайной груди Закон и путешествующую кривую всех вещей, что рождаются, Её знание выглядит частичным, её цель мала; На почве тоски протекают её роскошные часы. Свинцовое Неведение отягощает крылья Мысли, Её сила подавляет существо своими одеяниями, Её действия сковывают её бессмертный взгляд. Ощущение предела преследует её мастерство, И нигде не обеспечены удовлетворение или покой: При всей глубине и красоте её работе Недостаёт мудрости, что оставляет дух свободным. Старое и выцветшее обаяние выражает теперь её лицо, И утомляет его её быстрое и любопытное знание; Его широкая душа требовала более глубокой радости, чем её. Из её искусных пут он стремился вырваться; Но ни врат из рога, ни из слоновой кости Он не нашёл, ни потайной двери духовного зрения, Из этого подобного сну пространства не было выхода. Наше существо должно вечно двигаться сквозь Время; Смерть не помогает нам, тщетна надежда на прекращение; Тайная воля заставляет нас выносить. Отдых для нашей жизни - в Бесконечном; Она не может завершиться, её конец - высшая Жизнь. Смерть - это переход, а не цель нашей прогулки: Какое-то древнее глубокое побуждение трудится [в нас]: Наши души влекутся, будто на скрытом поводке, Несомые от рождения к рождению, от мира к миру, Наши действия продолжают после спадания тела Старое вечное путешествие без перерыва. Не найти безмолвной вершины, где Время может отдохнуть. Это был магический поток, что не достигал моря. Как бы далеко он ни шёл, куда бы ни повернул, Колесо работ бежало вместе с ним и опережало [его]; Всегда оставалось завершить последнюю задачу. Ритм действия и крик поиска Всегда нарастали в этом неспокойном мире; Деловитый ропот заполнял сердце Времени. Всё было изобретением и непрестанным движением. Сотня способов жить была тщетно испробована: Однообразие, что принимало тысячи форм, Пыталось вырваться из его долгой монотонности И создавать новые вещи, что вскоре становились похожими на старые. Любопытное украшение заманивало взгляд, А новые ценности реставрировали древние темы, Чтоб обмануть ум идеей перемен. Другая картина, что была всё той же, Появилась на космическом смутном фоне. Лишь другой лабиринтообразный дом Созданий, их деяний и событий, Город торговли связанными душами, Рынок творения и её товаров, Был предложен трудящемуся уму и сердцу. Цепочка, оканчивающаяся там, где она впервые началась, - Это дублированный передовой и вечный марш Прогресса по неизвестному пути совершенства. Каждая окончательная схема ведёт к продолжению плана. Всё же каждое новое отступление выглядит последним, Вдохновенным евангелием, максимальным пиком теории, Провозглашающим панацею от всех болезней Времени Или несущим мысль в её предельном зенитном полёте И трубящим о высочайшем открытии; Каждая короткая идея, преходящая структура Публикует бессмертие её правила, Её притязание быть совершенной формой вещей, Последним воплощением истины, золотым лучшим [мигом] Времени. Но не было достигнуто ничего из бесконечной ценности: Мир, всегда творимый заново, никогда не завершённый, Всегда складывал полупопытки на неудачные попытки И видел фрагмент, как вечное Целое. В бесцельно нарастающей тотальности сделанных вещей Существование казалось действием тщетной необходимости, Борьбой вечных противоположностей В тесно сжатых объятиях яростного антагонизма, Пьесой без развязки или идеи, Голодным маршем жизней без цели, Или написанной на чистой школьной доске Пространства Бесплодной и повторяющейся суммой душ, Надеждой, что не оправдалась, светом, что никогда не сиял, Трудом неосуществлённой Силы, Связанной своими действиями в тусклой вечности. Здесь нет конца или ещё не [может быть] видно: Несмотря на поражение, жизнь должна бороться; Всегда она видит корону, которую не может ухватить; Её глаза устремлены за пределы её падшего состояния. В её и в нашей груди всё ещё трепещет Слава, что когда-то была и которой больше нет, Или к нам взывает из какого-то не исполненного запредельного Величие, ещё не достигнутое спотыкающимся миром. В памяти за нашим смертным чувством Сохраняется мечта о более просторном, более счастливом воздухе, Веющем вокруг свободных сердец радости и любви, Забытых нами, бессмертных в потерянном Времени. Призрак блаженства преследует её потревоженные глубины; Ибо она всё ещё помнит, хоть и столь далёкие теперь, Её царство золотой лёгкости и радостного желания, И красоту, и силу, и счастье, что принадлежали ей В сладости её сияющего рая, В её царстве бессмертного экстаза На полпути между безмолвием Бога и Бездной. Это знание мы храним в наших скрытых частях; Пробуждённые к смутному призыву тайны, Мы встречаем глубокую невидимую Реальность, Гораздо более истинную, чем лик нынешней истины мира: Мы преследуемы [тем] "я", которое не можем сейчас вспомнить, И движимы Духом, которым мы ещё [только] должны стать. Как тот, кто потерял царство его души, Мы оглядываемся назад на некую божественную фазу нашего рождения, Другую, чем это несовершенное творение здесь, И надеемся в этом или в более божественном мире Всё же восстановить из терпеливой стражи Небес то, Что мы упускаем из-за забывчивости нашего ума, - Естественное блаженство нашего существа, Восторг нашего сердца, который мы обменяли на печаль, Трепет тела, который мы заменили на простую боль, Блаженство, к которому стремится наша смертная природа, Как стремится тёмный мотылёк к полыхающему Свету. Наша жизнь - это марш к победе, что никогда не завоёвывалась. Эта волна бытия, жаждущего восторга, Эта энергичная суматоха неудовлетворённых сил, Эти длинные далёкие ряды устремлённых вперёд надежд Поднимают поклоняющиеся глаза в голубую Пустоту, называемую небом, Ища золотую Руку, что никогда не приходила, Пришествие, которого ожидает всё творение, Прекрасный лик Вечности, что появится на дорогах Времени. И всё же мы говорим себе, разжигая веру, "О, несомненно, однажды он придёт на наш зов, Однажды он сотворит нашу жизнь заново И произнесёт магическую формулу мира И принесёт совершенство в схему вещей. Однажды он низойдет в жизнь и на землю, Оставив скрытность вечных дверей, В мир, что взывает к нему о помощи, И принесёт истину, которая освобождает дух, Радость, которая есть крещение души, Силу, которая есть протянутая рука Любви. Однажды он приподнимет ужасную завесу его красоты, Наложит восторг на бьющееся сердце мира И обнажит его тайное тело света и блаженства." Но теперь мы напрягаемся, чтобы достичь неизвестной [нам] цели: Нет конца поискам и рождению, Нет конца умиранию и возвращению; Жизнь, что достигает её цели, требует больших целей, Жизнь, что терпит неудачу и умирает, снова должна жить; Пока она не нашла себя, она не может исчезнуть. Должно быть сделано всё, ради чего созданы жизнь и смерть. Но кто скажет, что даже тогда будет покой? Или же отдых и действие - одно и то же В глубокой груди верховного восторга Бога. В высшем состоянии, когда неведения больше нет, Каждое движение - это волна покоя и блаженства, Отдых недвижимой творящей силы Бога, Действие - рябь в Бесконечном, И рождение - жест Вечности. Солнце преображения всё ещё может сиять, И ночь может обнажить её сердцевину мистического света; Парадокс самопогашения, самосокрушения Может превратиться в самосветящуюся тайну, А неразбериха - в радостное чудо. Тогда Бог мог бы быть видимым здесь, принять форму здесь; Была бы раскрыта идентичность духа; Жизнь открыла бы её истинное бессмертное лицо. Но теперь бессрочный труд - это её судьба: В её повторяющейся десятичной дроби событий Рождение, смерть - это точки непрерывной итерации; Старые вопросительные знаки на полях каждой законченной страницы, Каждого тома истории её усилий. "Да", хромающее сквозь эоны путешествий, всё ещё Сопровождается вечным "Нет". Всё кажется тщетным, но игра бесконечна. Бесстрастно вращается вечно крутящееся Колесо, Жизнь не имеет выхода, смерть не приносит избавления. Пленник самого себя, существо живёт И сохраняет его тщетное бессмертие; Вымирание отрицается, его единственный выход. Ошибка богов создала мир. Или равнодушный Вечный наблюдает за временем.
Сообщение: 3994
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 29.04.19 16:36. Заголовок: Песнь VII Нисхождени..
Песнь VII Нисхождение в Ночь
Ум, освобождённый от жизни, успокоенный с тем, чтобы знать, Сердце, оторванное от слепоты и боли, От печати слёз, от уз невежества, Он повернулся, чтобы найти причину этой глобальной мировой неудачи. Прочь он взглянул от видимого лица Природы И устремил свой взгляд в безвидный Простор, В грозную неведомую Бесконечность, Спящую за нескончаемым кольцом из вещей, Что несла Вселенную во вневременных широтах, И пульсации её бытия - это наши жизни. Миры строятся её бессознательным Дыханием, А Материя и Ум - это её фигуры или силы, Наши бодрствующие мысли - результат её снов. Завеса была разорвана, что скрывала глубины Природы: Он видел источник длительной боли мира И пасть чёрной бездны Невежества; Зло, охранявшее корни жизни, Подняло голову и посмотрело ему в глаза. На тусклом берегу, где умирает субъективное Пространство, С застывшего хребта, возвышающегося над всем, что есть, Мрачное пробудившееся Несознание, Её широкие пустые глаза, удивляясь Времени и Форме, Взирали на изобретения живой Пустоты И Бездны, откуда взошли наши начала. Позади появилась серая резная маска Ночи, Наблюдающая за рождением всех сотворённых вещей. Скрытое Могущество, сознающее его силу, Смутное и таящееся Присутствие повсюду, Противоречащий Рок, что угрожает всему созданному, Смерть, фигурирующая, как тёмное семя жизни, Казалось, порождала и убивала мир. Затем из мрачной тайны бездн И из впалой груди Маски Нечто выползло вперёд, что казалось бесформенной Мыслью. Вкрадывалось фатальное влияние на творения, Чьё летальное прикасание преследовало бессмертный дух, Призрачный перст смерти был возложен на жизнь И покрыл заблуждением, горем и болью Врождённую волю души к истине, радости и свету. Деформация скручивала в кольцо то, что претендовало быть Истинным поворотом существа, истинным побуждением Природы. Враждебный и извращённый Ум за работой, Укрывающийся в каждом углу сознательной жизни, Искажал Истину своими собственными формулами; Перехватчик слушания души, Придающий знанию оттенок сомнения, Он захватывал оракулы оккультных богов, Стирал указатели паломничества Жизни, Отменял твёрдые наскальные указы, высеченные Временем, И на фундаменте космического Закона Воздвигал свои бронзовые пилоны беспорядка. Даже Свет и Любовь, этими замаскированными чарами угрозы Превращённые из сверкающей природы богов В падших ангелов и обманчивые солнца, Сами стали угрозой и прельщением, Извращённой сладостью, злобой, рождённой небом: Его сила могла искажать самые божественные вещи. Ветер печали подул на мир; Все мысли были осаждены ложью, все действия Отмечены дефектом или знаком разочарования, Все высокие попытки - неудачей или тщетным успехом, Но никто не мог знать причину его падения. Серая Маска зашептала, и, хотя не было слышно ни звука, Всё же в невежественном сердце было посеяно семя, Что несло чёрный плод страдания, смерти и бедствий. Из холодных степей мрачного Невидимого Незаметные, носящие серую маску Ночи, Появились тёмные, ужасные вестники, Пришельцы из опасного мира силы, Посланцы абсолюта зла. В тишине неслышные голоса заговорили, Руки, которых никто не видел, посеяли роковое зерно, Не было видно формы, и всё же страшная работа была сделана, Железный указ, написанный кривыми унциалами, Наложил закон греха и неблагоприятной судьбы. Жизнь смотрела на него изменившимися и мрачными глазами: Её красоту он видел и тоскующее сердце в вещах, Что довольствовалось небольшим счастьем, Отвечая на маленький лучик истины или любви; Он видел её золотой солнечный свет и её далёкое голубое небо, Её зелень листьев, и оттенки, и запах цветов, И очарование детей, и любовь друзей, И красоту женщин, и добрые сердца мужчин, Но также видел ужасные Силы, что управляют её настроениями, И мучения, которыми она устилала свои пути, Судьбу, поджидающую людей на невидимых ступенях, И её зло, и горе, и последний дар смерти. Дыхание разочарования и упадка, Развращающее, наблюдало за зрелостью Жизни И заставляло гнить всё зерно души: Прогресс стал поставщиком Смерти. Мир, что цеплялся за закон убитого Света, Лелеял гнилые трупы мёртвых истин, Преподносил искривлённые формы как вещи свободные, новые и истинные, Красотой безобразия и зла упивались, Чувствуя себя гостями на пиру богов, И вкушали разложение, как густо приправленную пищу. Темнота осела на тяжёлом воздухе; Она согнала яркую улыбку с губ Природы, Убила врождённое доверие в её сердце И вселила в её глаза искажённый взгляд страха. Похоть, что извращает естественную благость духа, Заменила сфабрикованными добродетелью и пороком Искренние спонтанные импульсы души: Поражая природу ложью двойственности, Их двойные ценности разжигали запретный пыл, Делали зло избавлением от ложного добра, Эго откармливалось праведностью и грехом, И каждый из них становился орудием Ада. В мусорных кучах вдоль монотонной дороги Старые простые радости оставались лежать На пустоши[, возникшей от] нисхождения жизни в Ночь. Вся слава жизни потускнела, поблёкла от сомнений; Вся красота заканчивалась стареющим лицом; Вся власть была названа тиранией, проклятой Богом, А Истина - фикцией, необходимой [лишь] уму: Погоня за радостью была теперь усталой охотой; Всё знание оставалось вопрошающим Невежеством.
Он увидел, будто из тёмного чрева появляющиеся, Тело и облик невидимого Мрака, Скрытого за прекрасными внешними сторонами жизни. Его опасная коммерция - причина наших страданий. Его дыхание - тонкий яд в сердцах людей; Всё зло начинается с этого двусмысленного лица. Опасность преследовала теперь обычный воздух; Мир наполнился угрожающими Энергиями, И, куда бы ни обращались его глаза за помощью или надеждой, В поле и в доме, на улице, на отдыхе и на рынке Он встречал рыскающие и скрыто приходящие и исчезающие Вооружённые, беспокоящие воплощённые влияния. Марш фигур богинь, тёмных и обнажённых, Тревожил воздух грандиозным беспокойством; Ужасающие шаги незримо приближались, Облики, что таили опасность, вторгались в свет сна, И зловещие существа проходили мимо него по дороге, Чей взгляд сам по себе нёс угрозу: Обаяние и сладость, внезапные и грозные, Лица, что вздымали манящие губы и глаза, Приближались к нему, вооружённые красотой, как силком, Но скрывали роковой смысл в каждой линии И могли опасно измениться в момент. Но он единственный разглядел эту скрытую атаку. Завеса лежала на внутреннем видении, Там была сила, что скрывала её ужасные шаги; Всё было опровергнуто, но сама мысль была истиной; Все были осаждены, но не знали об осаде: Ибо никто не мог видеть авторов их падения. Сознавая, что какая-то тёмная мудрость ещё таилась, Что была печатью и гарантом этой силы, Он пошёл по следу тусклых огромных шагов, Возвращавшихся в ночь, из которой они пришли. Территория, достигнутая им, была не застроена и не принадлежала никому: Туда все могли войти, но никто не оставался там надолго. Это была ничейная земля зловещего воздуха, Переполненная окрестность без единого дома, Пограничная область между миром и адом. Там нереальность была повелителем Природы: Это было пространство, где ничто не могло быть истинным, Ибо ничто не являлось тем, чем претендовало быть: Высокая наружность окутывала благовидную пустоту. И всё же ничто не призналось бы в [его] собственном притворстве Даже самому себе в двусмысленном сердце: Огромный обман был законом вещей; Только этим обманом они могли жить.
Несубстанциальное Ничто гарантировало Ложность форм, что эта Природа принимала И заставляла их казаться некоторое время существующими и живыми. Заимствованная магия вытаскивала их из Пустоты; Они принимали облик и материал, что не относились к ним, И показывали цвет, который они не могли сохранить, Отражая фантом реальности. Каждое радужное сияние было великолепной ложью; Прекрасная нереальность украшала чарующее лицо. Ни на что нельзя было надеяться, что оно сохранится: Радость взращивала слёзы, а добро доказывало зло, Но никогда из зла никто не выносил добро: Любовь рано заканчивалась ненавистью, восторг убивался болью, Истина превращалась в ложь, а жизнью правила смерть. Сила, что смеялась над злом мира, Ирония, что соединяла противоположности мира И бросала их друг другу в объятия, чтобы они сражались, Поместила сардоническую усмешку на лик Бога. Отчуждённое, её влияние проникало повсюду И оставляло на груди след раздвоенного копыта; Искривлённое сердце и странная сумрачная улыбка Насмехались над зловещей комедией жизни. Объявляющая о пришествии опасной Формы Угрожающая поступь смягчала свои ужасные шаги, Которые никто не мог различить или быть настороже; Никто не слышал, пока не приближалась страшная хватка. Или же все предвидели божественное пришествие, Чувствовали воздух пророчества, небесную надежду, Слушали евангелие, смотрели на новую звезду. Дьявол был виден, но скрыт в свете; Он выглядел ангелом, помогающим с небес: Он вооружил неправду Писанием и Законом; Он обманывал мудростью, убивал душу добродетелью И вёл небесным путём к погибели. Он давал щедрое ощущение силы и радости, А когда изнутри поднималось предостережение, Успокаивал слух нежными интонациями Или захватывал ум в свою собственную сеть; Его строгая логика заставляла ложь выглядеть правдой. Поражая избранных святым знанием, Он говорил будто голосом самого Бога. Воздух был полон предательства и хитрости; Правдиво говорить в этом месте было [одной из] уловок; Засада таилась в улыбке, и опасность использовала Безопасность, как своё прикрытие, доверие её входным вратам: Ложь приходила, смеясь, с глазами истины; Любой из друзей мог обратиться во врага или шпиона, Рука, которую он пожимал, могла поразить ударом кинжала, А объятие могло стать железной клеткой Рока. Агония и опасность преследовали их дрожащую добычу И тихо разговаривали, как с робким другом: Атака начиналась внезапно, ожесточённая и невидимая; Страх запрыгивал в сердце на каждом повороте И кричал мучительным, страшным голосом; Он звал хоть кого-то помочь, но никто не приближался. Все ходили осторожно, ибо смерть всегда была рядом; Однако осторожность казалась тщетной тратой заботы, Ибо всё, что охраняло, [тоже] оказывалось смертельной сетью, И когда после долгого ожидания спасение приходило И приносило радостное облегчение, обезоруживая силу, Оно служило улыбающимся переходом в более худшую судьбу.
Там не было ни перемирия, ни безопасного места для отдыха; Никто не осмеливался уснуть или сложить руки: Это был мир сражений и неожиданностей. Все, кто находились там, жили единственно для себя самих; Все воевали против всех, но с общей ненавистью, Обращённой к уму, что искал какого-то высшего блага; Истина была изгнана, чтобы она не осмелилась заговорить И не ранила её светом сердце тьмы Или не заставила её гордость знания поносить Установившуюся анархию признанных вещей. Затем сцена изменилась, но сохранила свою ужасную суть: Изменив свою форму, жизнь осталась прежней. Столица там была без Государства: Она не имела правителя, только группы, которые боролись. Он увидел город древнего Невежества, Основанный на земле, что не знала Света. Там каждый шёл один в его собственной темноте: Только они согласились различаться на путях Зла, Жить их собственным способом для самих себя Или насаждать общую ложь и зло; Эго было господином на его павлиньем троне, И Ложь сидела с ним, его супруга и королева: Мир обращался к ним, как Небо к Истине и Богу. Несправедливость оправдывалась твёрдыми декретами, Суверенными весами узаконенной торговли Заблуждения, Но все Весы были фальшивыми и не совпадающими; Она всегда следила за их балансом с мечом [наготове], Чтобы ни одно святотатственное слово не разоблачило Священные формулы её старого поддельного правления. В высоких профессиях, обёрнутых самоволием, шли широко, И надзор преследовал, болтая о порядке и праве: Там не было алтаря, воздвигнутого Свободе; Истинная свобода была ненавидима и выслеживалась: Гармонию и терпимость нельзя было увидеть нигде; Каждая группа провозглашала свой страшный и голый Закон. Рамки этики скреплялись библейскими правилами Или теорией, в которую страстно верили и восхваляли, Скрижалью, что казалась высоким священным кодексом Небес. Формальная практика в кольчугах и с железными подковами Придавала грубому и безжалостному воинскому виду, Извлечённому из диких недр земли, Гордую строгую осанку сурового благородства, Гражданскую позу, жёсткую и грозную. Но все их личные действия противоречили этой позе: Сила и полезность были их Истиной и Правом, Орлиная хищность цеплялась за желанное им добро, Клювы клевали, а когти рвали всё более слабеющую добычу. В их сладкой тайне приятных грехов Природе они повиновались, а не моралистскому Богу. Несознательные торговцы в связках [из] противоположностей, Они делали то, что в других они преследовали бы; Когда их глаза смотрели на порок их товарища, Негодование вспыхивало, добродетельный гнев; Забыв об их собственном глубоко скрытом преступлении, Подобно черни, они побивали камнями соседа, уличённого в грехе. Прагматичный судья внутри выносил ложные решения, Совершал худшие беззакония на основе справедливости, Обосновывал справедливостью дурные действия, Одобрял размах интересов и желаний продажного эго. Так сохранялся баланс, [так] мир мог жить. Фанатичный пыл толкал их безжалостные культы, Любая вера, отличающаяся от их [веры], кровоточила, будучи наказанной, как ересь; Они допрашивали, брали в плен, пытали, жгли или били И заставляли душу отказаться от [её] правды или умереть. Среди своих конфликтующих верований и враждующих сект Религия восседала на окровавленном троне. Сотни тираний угнетали и убивали И основывали единство на обмане и силе. Только показное ценилось там, как реальное: Идеалом была задница циничного насмешника; [Сопровождаемый] улюлюканьем толпы, высмеянный просвещёнными умами, Духовный поиск блуждал изгнанным, - Паутиной самообмана из мыслей мечтателя, Или безумной химерой сочтённый, или плутовством лицемера, Его страстный инстинкт тянулся через тёмные умы, Затерянные в цепях Невежества. Ложь здесь была истиной, а истина - ложью. Здесь путешественник по восходящему Пути должен был - Ибо дерзкие царства Ада вьются небесным маршрутом - Остановиться или медленно пройти через это опасное пространство С молитвой на его устах и с великим Именем. Если не исследовать всё пронзающим остриём копья проницательности, Он мог бы попасться в бесконечную сеть лжи. Он должен был часто оглядываться через плечо, Подобно тому, кто чувствует дыхание врага на своей шее; Иначе подкравшийся сзади предательский удар Мог бы повергнуть ниц и пригвоздить к нечестивой земле, Пронзив его спину острым колом Зла. Так кто-то может пасть на пути Вечности, Лишившись одинокого шанса духа во Времени, И никакие вести о нём не достигнут ожидающих богов, Отмеченном "пропавшим" в реестре душ, Его имя [станет] показателем несбывшейся надежды, Положением мёртвой запомнившейся звезды. Только те были в безопасности, кто хранил Бога в их сердцах: Отвага — их броня, вера — их меч, они должны идти, Рука готова ударить, глаз - заметить [врага], Бросая дротик взгляда вперёд, Герои и солдаты армии Света. Несмотря на это, едва страшная опасность миновала, Выпущенные на более спокойный и более чистый воздух, Они осмелились, наконец, вздохнуть и вновь улыбнуться. Они снова двигались под реальным солнцем. Хотя Ад требовал власти, дух всё ещё обладал силой. Эту Ничейную землю он прошёл без дебатов; Ему поручены высоты, ему желанна Бездна: Никто не стоял у него на пути, ничей голос не запрещал. Ибо быстр и лёгок нисходящий путь, И теперь к Ночи было обращено его лицо.
Большая тьма ожидала, худшее царство, Если худшее может быть там, где всё - крайность зла; Но перед покрытым непокрытое голо, что хуже всего. Там никогда не было ни Бога, ни Истины, ни верховного Света, Или же [они] больше не имели силы. Как когда кто-то соскальзывает в глубоком трансе момента По ту сторону границы ума в другой мир, Он пересекает черту, чей скрытый след Глаз не может видеть, но лишь душа чувствует. Он вошёл в бронированное жестокое царство И увидел себя блуждающим, как потерянная душа, Среди грязных стен и диких трущоб Ночи. Вокруг него теснились серые и убогие хижины, Соседствующие с гордыми дворцами извращённой Власти, Нечеловеческими кварталами и демоническими палатами. В [этом] зле гордость обнималась с его убожеством; Нищета, преследующая великолепие, давила на эти жестокие Сумрачные окрестности городов жизни-сна. Там Жизнь являла душе-зрителю Тёмные глубины её странного чуда. Сильная и падшая богиня без надежды, Затемнённая, изуродованная каким-то ужасным заклятием Горгоны, Какой могла бы [предстать] блудная императрица в притоне, Обнажённая, бесстыдная, ликующая, она подняла Её злое лицо опасной красоты и шарма И, вызывая панику содрогающимся поцелуем Между великолепием её роковых грудей, Соблазняла падением духа в их бездну. По всему полю его зрения она умножала, Как на сценической плёнке или движущейся фотопластинке, Неумолимое великолепие её кошмарных помпезностей. На тёмном фоне бездушного мира Она ставила между зловещим светом и тенью Её драмы печали глубин, Написанные на агонизирующих нервах живых существ: Эпопеи ужаса и мрачного величия, Кривые статуи, изрыгнутые и застывшие в грязи жизни, Избыток отвратительных форм и отвратительных действий Парализовал сострадание в очерствевшей груди. В балаганах греха и ночных клубах порока Стилизованные низости вожделения тела И грязные фантазии, запечатлённые во плоти, Превращали грех в декоративное искусство: Злоупотребляя даром Природы, её извращённое мастерство Увековечивало посеянное зерно живой смерти, В глиняный кубок наливало вакхическое вино, Давало сатиру тирс Бога. Нечистые, садистские, с гримасничающими ртами, Серые грязные измышления, ужасные и жуткие, Поступали по телевидению из глубин Ночи. Её мастерство, изобретательное в чудовищности, Нетерпимое ко всякой природной форме и осанке, Зияющее обнажёнными преувеличенными линиями, Придавало карикатуре суровую реальность, А парады искусства в причудливых искажённых формах И маски горгулий, непристойные и ужасные, Втаптывали в мучительные позы разорванный смысл. Неумолимая поклонница зла, Она сделала мерзость великой и сублимированной грязью; Драконья сила рептильных энергий И странные прозрения пресмыкающейся силы И змеиного величия, лежащего в грязи, Вызывали восхищение блеском слизи. Вся Природа вырвалась из её рамок, и основание Было скручено в неестественную позу: Отталкивание стимулировало инертное желание; Агония сделалась красно-пряной пищей для блаженства, Ненависти была доверена работа похоти, А пытка приняла форму объятий; Ритуальная мука освящалась смертью; Поклонение предлагалось Небожественному. Новая эстетика искусства Инферно, Которая приучала ум любить то, что ненавидит душа, Навязывала лояльность трепещущим нервам И принуждала нежелающее тело вибрировать. Слишком сладостная и слишком гармоничная, чтобы возбуждать В этом режиме, что пятнал [самую] сердцевину существа, Красота была запрещена, чувства сердца притуплялись, чтобы спать И лелеять на их месте острые ощущения; Мир прощупывался в поисках струй чувственной привлекательности. Здесь судьей был холодный материальный интеллект, И [он] нуждался в чувственных уколах, толчках и ударах, Чтобы его жёсткая сухость и мёртвые нервы могли почувствовать Какую-то страсть, силу и едкую пряность жизни. Новая философия теоретизировала права зла, Прославляясь в мерцающей гнили декаданса, Или давала питону Силу убедительной речи И вооружала знанием первобытного дикаря. Ум, лишь задумчиво склонявшийся над жизнью и Материей, Изменился в образ безудержного зверя; Он залез в яму, чтобы выкопать истину, И осветил его поиски вспышками подсознания. Оттуда поднимались, бурля и оскверняя воздух вверху, Грязь и гноящиеся секреты Бездны: Он называл их позитивными фактами и реальной жизнью. Теперь это составляло зловонную атмосферу. Страсть дикого зверя выползла из тайной Ночи, Чтобы наблюдать за её добычей завораживающими глазами: Вокруг него, подобно огню с шипящими языками, Тешился и смеялся звериный экстаз; Воздух был наполнен желаниями, грубыми и жестокими; Теснясь и жаля чудовищным роем, В его ум с ядовитым гулом вдавливались мысли, Что могли отравить самое небесное дыхание Природы, Заставляя неохотные веки атаковать взглядом Действия, что раскрывали мистерию Ада. Всё, что там было, было сделано по этому образцу.
В этих краях обитала раса одержимых. Демоническая сила, скрывающаяся в глубинах человека, Что вздымается, подавляемая человеческим законом сердца, Трепещущая перед спокойными и властными глазами Мысли, В огне и землетрясении души может Возникнуть и, взывая к родной ночи, Низвергнуть разум, оккупировать жизнь И топнуть её копытом по трясущейся земле Природы: Это было для них пылающим ядром их существа. Могучая энергия, чудовищный бог, Жёсткий для сильных, неумолимый для слабых, Он взирал на суровый, безжалостный мир, Который он создал каменными веками его застывшей идеи. Сердце его было опьянено страшным вином голода, От страданий других [он] чувствовал трепетный восторг, А в смерти и разорении слышал грандиозную музыку. Иметь власть, быть хозяином являлось единственной добродетелью и благом: Он претендовал на весь мир, как на гостиную Зла, А мрачное тоталитарное правление его партии - На жестокую судьбу дышащих существ. Всё формировалось и стандартизировалось по одному плану Под удушающей тяжестью тёмной диктатуры. На улицах и в домах, в советах и при дворах Он встречал существ, которые выглядели, как живые люди, И поднимались в речи на высоких крыльях мысли, Но таили в себе всё нечеловеческое, подлое И более низкое, чем пресмыкание последней из рептилий. Разум, предназначенный для близости к богам И для вознесения на небесную высоту прикосновением ума, Лишь усиливал его просветляющим лучом Кривую чудовищность их врождённой природы. Часто, изучая знакомое лицо, Радостно встреченное на опасном повороте, Надеясь распознать взгляд Света, Его видение, предупреждённое внутренним взглядом духа, Внезапно обнаруживало там клеймо Ада Или видело внутренним чувством, что не может ошибаться, В видимости прекрасной или мужественной формы демона, гоблина и упыря. Наглость царила холодной каменно-сердечной силы, Могучей, повинующейся, одобряемой законом Титана, Громовой хохот гигантской жестокости И лютые самодовольные деяния людоедского насилия. В этом широком циничном логове мыслящих зверей Кто-то тщетно искал бы след сострадания или любви; Там нигде не было прикасания сладости, Но только Сила и её помощники, жадность и ненависть: Там не было помощи в страдании, никто не мог спасти, Никто не осмеливался сопротивляться или сказать благородное слово. Вооружённая эгидой тиранической Власти, Подписывающая эдикты её ужасного правления И использующая кровь и пытки, как печать, Тьма провозглашала её лозунги миру. Рабское зашоренное молчание утихомиривало ум Или оно лишь повторяло преподанные уроки, Пока ложь в митре, держа посох доброго пастыря, Возводила на трон среди благоговейных и распростёртых сердец Культы и вероучения, что организовывали живую смерть И убивали душу на алтаре лжи. Все были обмануты или служили их собственному обману; Истина не могла жить в этой удушливой атмосфере. Несчастность там верила в присущую ей радость, А страх и слабость обнимали их жалкие глубины; Всё, что есть низкого и грязно мыслящего, низменного, Всё, что есть тусклого, бедного и несчастного, Дышало вялым содержимым его природного воздуха И не чувствовало жажды божественного освобождения: Высокомерные, насмехающиеся над более освещёнными состояниями, Жители бездн презирали солнце. Загражденная автаркия исключала свет; Упёртый в его воле быть его собственным серым "я", Он хвалился его нормой, уникальным и великолепным типом: Он утолял его голод мечтой грабителя; Щеголяя его крестом рабства, как короной, Он цеплялся за его мрачную суровую автономию. Бычье горло взревело его медным языком; Его жестокий и бесстыдный шум заполнял Пространство И угрожал всем, кто осмеливался слушать истину, Утверждая монополию избитого уха; Оглушённое согласие давало свой голос, И хвастливые догмы кричали в ночи, Хранимые для падшей души, когда-то считавшей бога Гордостью её бездонного абсолюта.
Одинокий исследователь в этих угрожающих царствах, Охраняемых от солнца, подобно городам термитов, Угнетённый среди толпы и топота, шума и вспышек, Переходя из сумерек в более глубокие опасные сумерки, Он боролся с силами, что выхватывали из ума [его] свет И поражали его их цепляющими влияниями. Вскоре он появился в тусклом пространстве без стен. Ибо теперь населённые районы остались позади; Он шёл между широкими рядами failing eve. Вокруг него росла мрачная духовная пустота, Угрожающая пустыня, зловещее одиночество, Что оставляло ум голым перед невидимым нападением, Пустая страница, на которой все, кто хотел, могли писать Совершенно чудовищные сообщения без [всякого] контроля. Странствующая точка на нисходящих дорогах Сумерек Среди бесплодных полей, амбаров и разбросанных хижин, И нескольких кривых и призрачных деревьев, Он столкнулся с ощущением смерти и сознательной пустоты. Но всё же там была невидимая враждебная Жизнь, Чьё подобное смерти равновесие, сопротивляясь свету и истине, Делало жизнь мрачным разрывом в [пустоте] ничто. Он слышал ужасные голоса, которые отрицали; Атакуемый мыслями, что роились, как призрачные орды, Добыча глазеющих фантомов мрака И ужаса, приближающихся с их смертоносной пастью, Ведомый странной волей всё ниже и ниже, Небом, что над коммюнике Рока, Он пытался защитить его дух от отчаяния, Но чувствовал ужас надвигавшейся Ночи И Бездны, поднимавшейся требовать его душу. Затем прекратились обиталища существ и их формы, И одиночество окутало его в свои безмолвные складки. Всё внезапно исчезло, подобно вычеркнутой мысли; Его дух стал пустой слушающей бездной, Свободной от мёртвой иллюзии мира: Ничего не осталось, даже злого лица. Он был наедине с серым питоном Ночи. Плотное и безымянное Ничто, сознательное, немое, Казавшееся живым, но без тела и ума, Жаждало аннигилировать все существа, Чтобы навсегда остаться обнажённым и единственным. Как в неощутимых челюстях бесформенного зверя, Схваченное, удушаемое этим жаждущим вязким пятном, Притягиваемое к какой-то чёрной гигантской пасти И глотающему горлу, и огромному чреву погибели, Его существо исчезло из его собственного видения, Притягиваемое к глубинам, что жаждали его падения. Бесформенная пустота угнетала его борющийся мозг, Тьма, мрачная и холодная, парализовала его плоть, Шёпот серого внушения холодил его сердце; Вытащенная змеиной силой из её теплого дома И влекомая к исчезновению в угрюмой пустоте, Жизнь цеплялась за её место жилами вдохов задыхающегося; Его тело облизывали языки мрака. Существование, задыхающееся, напрягалось, чтобы выжить; Надежда, будучи задушенной, гибла в его пустой душе, Вера и память, упразднённые, умерли, И всё, что помогает духу на его пути. По каждому напряжённому и ноющему нерву полз, Оставляя за собой острый, дрожащий след, Безымянный и невыразимый страх. Как море подступает к жертве, связанной и неподвижной, Приближение [мрака] тревожило его ум, навсегда онемевший От неумолимой вечности Боли, нечеловеческой и невыносимой. Это он должен вынести, его надежда на небеса отдалилась; Он должен всегда существовать без покоя угасания В медленном страдающем Времени и мучительном Пространстве, В мучительном небытии своего нескончаемого состояния. Безжизненной пустотой была теперь его грудь, И в том месте, где когда-то светилась мысль, Оставалась лишь, подобная бледному неподвижному призраку, Неспособность к вере и надежде И страшная уверенность побеждённой души, Ещё бессмертной, но утратившей свою божественность, Утратившей себя, Бога и прикасание более счастливых миров. Но он вытерпел, усмирил тщетный ужас, вынес Удушающие кольца агонии и страха; Затем возвратились покой и суверенный взгляд души. Пустому ужасу спокойный Свет ответил: Неизменное, неумирающее и нерождённое, Могущественное и безмолвное Божество в нём проснулось И столкнулось с болью и опасностью мира. Он взглядом овладел приливами Природы: Он встретил его обнажённым духом голый Ад.
Конец Песни VII
перевод Н. Антипова, 29.04-05.05., правка 11, 13.05.2019 года
Сообщение: 3999
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 05.05.19 15:30. Заголовок: Песнь VIII МИР ЛЖИ,..
Песнь VIII МИР ЛЖИ, МАТЬ ЗЛА И СЫНОВЬЯ ТЬМЫ
Затем он смог увидеть скрытое сердце Ночи; Труд её абсолютной бессознательности Раскрывал бесконечную жуткую Бессмыслицу. Лишённая духа пустая Бесконечность была там; Природа, что отрицала вечную Истину, В тщетной хвастливой свободе её мысли Надеялась упразднить Бога и править сама. Там не было ни суверенного Гостя, ни свидетельствующего Света; Без помощи она творила бы её собственный мрачный мир. Её большие слепые глаза следили за действиями демонов, Её глухие уши слушали неправду, её немые губы говорили; Её огромная ложно направляемая фантазия принимала обширные формы, Её бездумная чувствительность дрожала от яростного тщеславия; Порождённые грубым принципом жизни Зло и боль произвели чудовищную душу. Анархи бесформенных глубин восстали, Великие Титанические существа и демонические силы, Мировые эго, изнуряемые вожделением, мыслью и волей, Обширные умы и жизни без духа внутри; Нетерпеливые архитекторы дома заблуждений, Лидеры космического невежества и беспокойства И покровители скорби и смертности Воплощали тёмные Идеи Бездны. В пустоту вошла тёмная субстанция, Смутные формы родились в немыслящей Пустоте, И вихри встретились и создали неблагоприятное Пространство, В чёрных складках которого Существо воображало Ад. Его [А.] глаза, пронизывающие трёхслойный мрак, Идентифицировали их зрение с его слепым взглядом; Привыкшие к неестественной темноте, они видели Нереальность, ставшую реальной и сознательной Ночью. Жестокий, свирепый и грозный мир, Древнее чрево огромных пагубных снов Свернулось, подобно лярве, во мраке, Что хранил его от острых копий Небесных звёзд. Это были врата ложной Бесконечности, Вечности гибельных абсолютов, Безмерного отрицания духовных вещей. Все [они], бывшие когда-то самоосвещёнными в сфере духа, Теперь превратились в их тёмные противоположности; Бытие коллапсировало в беспредметную пустоту, Что всё же была нулём, рождающим миры; Несознательное, поглотившее космический Ум, Произвело вселенную из его летального сна; Блаженство, впавшее в чёрную кому, бесчувственное, Свернулось назад в его собственную и Бога вечную радость Через ложную мучительную фигуру горя и боли, Всё ещё скорбно пригвождённую к кресту, Воздвигнутому на почве немого, не чувствующего мира, Где рождение было мукой, а смерть - агонией, Чтобы всё не могло слишком скоро вновь обратиться в блаженство. Мысль, жрица Извращённости, сидела На её чёрной треноге триединого Змея, Вечные скрипты читая противоположными знаками, Колдунья, переворачивающая Божественный образ жизни. В тёмных проходах со злыми глазами вместо ламп И роковыми голосами, поющими из апсиды, В странных инфернальных тусклых базиликах, Распевая магию нечестивого Слова, Зловещая мудрая Посвящённая Исполняла ритуал её Мистерий. Там страдание было ежедневной пищей Природы, Манящей измученное сердце и плоть, А пытка была формулой наслаждения, Боль подражала небесному экстазу. Там Добро, неверующий садовник Бога, Поливал добродетелью мировое древо анчар И, заботясь о внешних словах и действиях, Прививал его лицемерные цветы на врождённое зло. Все высокие вещи служили их низшим противоположностям; Формы Богов поддерживали культ демонов; Лик Небес стал маской и ловушкой Ада. Там, в сердце тщетного феномена, В корчащейся сердцевине гигантского действия Он увидел Форму, безграничную и неясную, Восседающую на Смерти, что поглощает всё рождённое. Холодное застывшее лицо со страшными и неподвижными глазами, Её тёмную руку с ужасным трезубцем Протянув, она пронзила всех существ одной и той же судьбой.
Когда не было ничего, кроме Материи без души, И лишённая духа пустота была сердцем Времени, Тогда Жизнь впервые коснулась бесчувственной Бездны; Пробудив совершенную Пустоту к надежде и горю, Её бледный луч ударил в бездонную Ночь, В которой Бог скрыл себя от своего собственного взора. Во всех вещах она искала их дремлющую мистическую истину, Невысказанное Слово, что вдохновляло несознательные формы; Она нащупала в его глубинах невидимый Закон, Шарила в смутном подсознательном в поисках его ума И пыталась найти способ проявиться для духа. Но из Ночи пришёл другой ответ. В этой низшей матрице было посеяно семя, Немая неисследованная оболочка извращённой истины, Клетка бесчувственной бесконечности. Исполинское рождение подготовило его космическую форму В титаническом эмбрионе Природы, Невежестве. Затем, в роковой и чудовищный час, Нечто, возникшее из сна абсолютного Несознательного, Неохотно порождённое безмолвной Пустотой, Подняло его зловещую голову к звёздам; Затмевая землю его огромным телом Рока, Оно холодило небеса угрозой [от его] лица. Безымянная Сила, призрачная Воля возникла, Гигантская и чуждая нашей Вселенной. В непостижимом Намерении никто не может измерить Обширное Небытие, облёкшее себя в форму, Безграничное Неведение несознательных глубин, Покрытых вечностью ничто. Ищущий Ум заменил видящую Душу; Жизнь переросла в огромную и голодную смерть, Блаженство Духа сменилось космической болью. Убедившись в само-скрывшейся нейтральности Бога, Могучая оппозиция завоевала Пространство. Суверенно правящая [с помощью] лжи, смерти и горя, Она давила её жестокой гегемонией на землю; Дисгармонизируя оригинальный стиль Архитектуры замысла её судьбы, Она фальсифицировала изначальную космическую Волю И связала с борьбой и ужасными превратностями Долгий медленный процесс терпеливой Силы. Насаждая заблуждение в материале вещей, Из все-мудрого Закона она создала Невежество; Она нарушала уверенное прикасание скрытого смысла жизни, Удерживала молчащим интуитивного гида во сне Материи, Деформировала инстинкт насекомого и зверя, Уродовала рождённую мыслью человечность в людях. Поперёк простого Луча пала тень; Затемнён был свет Истины в пещере сердца, Что горит не свидетельствуемым в алтарной крипте Позади тайны тихого веламена, Сопровождающего Божество святилища. Так родилась ужасная антагонистическая Энергия, Что подражает могущественному облику вечной Матери И пародирует её сияющую бесконечность Серым искажённым силуэтом в Ночи. Сдерживая страсть взбирающейся души, Она принуждает жизнь идти медленным и неуверенным шагом; Отклоняющий и замедляющий вес её руки Возложен на кривую мистической эволюции; Извилистую линию её обманчивого ума Боги не видят, и человек бессилен; Подавляя искру Бога в душе, Она вызывает человеческое падение назад к зверю. И всё же в её грозном инстинктивном уме Она чувствует Единого, растущего в сердце Времени, И видит Бессмертного, сияющего сквозь человеческую форму. Потревоженная в её правлении, полная страха и ярости, Она рыщет вокруг каждого огонька, что мерцает сквозь тьму, Отбрасывая его луч из одинокого шатра духа, Надеясь войти яростной неслышной походкой И убить божественное Дитя в колыбели. Неисчислимы её сила и хитрость; Её прикасание - очарование и смерть; Она убивает пострадавшего его собственным восторгом; Даже Добро она делает крюком, чтобы тащить в Ад. Для неё мир бежит к его агонии. Часто пилигрим на дороге Вечности, Плохо освещённой из-за облаков бледной луной Ума, Или в извилистых закоулках блуждающий в одиночестве, Или заблудившийся в пустыне, где не видно тропы, Падает, пересиленный её львиным прыжком, Побеждённый пленник под её ужасными лапами. Опьянённый жгучим дыханием И любовно выращенный губительными устами, Некогда спутник священного Огня, Смертный гибнет для Бога и Света, Противник управляет сердцем и мозгом, Природа враждебна Материнской Силе. Самость жизни уступает её инструменты Титану и демоническим агентствам, Что возвеличивают земную природу и разлагают; Скрытый пятый колонист - теперь проводник мысли; Его тонкий пораженческий ропот убивает веру, И, поселившись в груди или шепча извне, Ложное вдохновение валит с ног, и тёмный Новый порядок заменяет божественное. Тишина опускается на высоты духа, Из скрытого святилища удаляется Бог, Пусто и холодно в комнате Невесты; Золотой Нимб теперь уже не виден, Уже не горит белый духовный луч, И навсегда смолкает тайный Голос. Затем Ангел Сторожевой Башни Вычёркивает имя из записной книжки; Пламя, что пело на Небесах, погружается, гаснущее и немое; Эпопея души заканчивается в руинах. Это трагедия внутренней смерти, Когда утрачен божественный элемент, И только ум и тело живут, чтобы умереть.
Поскольку Дух допускает [эти] ужасные агентства, Есть тонкие и грандиозные силы, Что защищают себя покрывающим Невежеством. Исчадия бездн, агенты тёмной Силы, Ненавистники света, нетерпимые к миру, Подражающие мысли сияющего Друга и Ведущего, Противостоящие в сердце вечной Воле, Они скрывают оккультного возвышающего Гармонизатора. Его мудрости оракулы [они] делают нашими оковами; Двери Бога они заперли ключами веры И преградили Законом его неутомимую Милость. Вдоль всех линий Природы они установили их посты И перехватывают караваны Света; Где бы Боги ни действовали, они там вмешиваются. Ярмо лежит на тусклом сердце мира; Замаскированы его биения от высочайшего Блаженства, И закрытые периферии сверкающего Ума Блокируют тонкие входы небесного Огня. Кажется, что тёмные Авантюристы всегда побеждают; Они наполняют Природу институтами зла, Обращают победы Истины в поражения, Вечные законы провозглашают фальшью И отягощают кости Судьбы колдовской ложью; Они оккупировали святилища мира, узурпировали его троны. С презрением к уменьшающимся шансам Богов Они объявляют творение своей завоёванной вотчиной И коронуют себя железными Богами Времени. Адепты иллюзии и маски, Ремесленники падения и боли Природы Построили их алтари триумфальной Ночи В глиняном храме земной жизни. В пустых окрестностях священного Огня, Перед экраном в мистическом обряде, Лицом к смутному веламену, который никто не может пронзить, Свой торжественный гимн распевает жрец в митре, Призывая их ужасное присутствие в его груди: Приписывая им ужасное Имя, Он поёт слоги магического текста И призывает акт невидимого причастия, В то время как, между благовониями и бормочущейся молитвой, Все жестокие бедствия, от которых страдает мир, Смешиваются в пенящейся чаше человеческого сердца И льются на них, как священное вино. Принимая божественные имена, они руководят и правят. Противники Наивысшего, они пришли Из их мира бездушной мысли и силы, Чтобы враждой послужить космической схеме. Ночь - их убежище и стратегическая база. Против меча Пламени, сияющего Ока Ограждённые, они живут в массивных фортах мрака, Спокойные и защищённые в уединении без солнца; Ни один блуждающий луч Небес не может проникнуть туда. Бронированные, защищённые их смертельными масками, Как в студии творящей Смерти, Гигантские сыны Тьмы сидят и планируют Драму земли, их трагическую сцену. Все, кто хочет поднять падший мир, должны пройти Под опасными сводами их силы; Поскольку даже сияющие дети богов [Тоже] имеют страшное право омрачать свои привилегии. Ни один не может достичь небес, кто не прошёл через ад.
Путешественник в мирах должен отважиться и на это. Воин в битве бессрочной дуэли, Он вступил в немую, отчаянную Ночь, Бросая вызов тьме его освещённой душой. Тревожа своими шагами мрак порога, Он вошёл в жестокое и скорбное царство, Населённое душами, что никогда не вкушали блаженства; Невежественные, подобные людям, рождённым слепыми, не знающим света, Они могли приравнять худшее зло к наивысшему добру, Добродетель была, на их взгляд, ликом греха, А зло и нищета были их естественным состоянием. Уголовный кодекс страшной администрации Создавал общий закон горя и боли, Предписывал всеобщую безрадостность, Превращал жизнь в стоическое таинство, А пытки - в ежедневный фестиваль. Был принят закон, чтобы наказывать за счастье; Смех и наслаждение были запрещены, как смертные грехи: Невопрошающий ум считался мудрым довольством, Безмолвная апатия тупого сердца - покоем: Сна не было там, оцепенение было единственным отдыхом, Смерть приходила, но не давала ни передышки, ни конца; Душа оставалась живой всегда и страдала всё больше. Он всё глубже погружался в это царство боли; Вокруг него нарастал террор мира, [где] За агонией следовала ещё более ужасная агония, А в терроре [возникала] великая злобная радость, Радующаяся своему и чужому несчастью. Там мысль и жизнь были долгим наказанием, Дыхание - ярмом, а любая надежда - бичом, Тело - полем мучений, массой беспокойства; Покой был ожиданием между болью и болью. Это было законом вещей, который никто не мечтал изменить: Жёсткое мрачное сердце, суровый неулыбчивый ум Отвергали счастье, как приторную сладость; Спокойствие было скукой и тоской: Лишь при страдании жизнь делалась красочной; Она нуждалась в пряности боли, в соли слёз. Если бы можно было перестать быть, всё было бы хорошо; Иначе лишь неистовые ощущения давали некую изюминку: Ярость ревности, сжигающей измученное сердце, Жало убийственной злобы, ненависти и похоти, Шёпот, заманивающий в яму, и удар предательства Бросали яркие пятна на тусклые, болезненные часы. Наблюдать драму несчастья, Корчи созданий под бороной рока, И трагический взор скорби в ночи, И ужас с сердцем, колотящимся от страха, - Было ингредиентами в тяжёлой чаше Времени, Что радовали и помогали наслаждаться её горьким вкусом. Из такого жестокого материала состоял долгий ад жизни: Это были нити тёмной паутины, В которую поймана душа, трепещущая и восхищённая; Это было религией, это было правилом Природы. В падшей часовне беззакония, Чтобы поклониться чёрному безжалостному образу Силы, Нужно было на коленях пересечь жестокосердные каменные дворы, Мостовую, подобную полу злой судьбы. Каждый камень был острой гранью безжалостной силы И склеен холодной кровью из истерзанных грудей; Сухие сучковатые деревья стояли, подобно умирающим людям, Застывшим в позе агонии, И из каждого окна выглядывал зловещий священник, Поющий Te Deums для милости, покровительствующей резне, Стиранию с лица земли городов, взрывам человеческих домов, Сжиганию корчащихся тел, уничтожению бомбардировками. "Наши враги пали, пали" - пели они, "Все, кто когда-то остались, поражены нашей волей и мертвы; Как мы велики, как Ты милосерден!" Так они думали достичь бесстрастного Престола Божия И скомандовать Ему, кому противостояли все их действия, Возвеличить их деяния, чтобы коснуться его небес И сделать его соучастником их преступлений. Там не могло быть места смягчающей жалости, Но властвовали безжалостная сила и железные построения, Бессрочная власть ужаса и мрака: Это приняло форму тёмного Бога, Почитаемого измученным убожеством, которое он создавал, Кто держал в рабстве несчастный мир, И беспомощные сердца, пригвождённые к непрекращающимся бедствиям, Обожали ноги, что втаптывали их в грязь. Это был мир горя и ненависти, Горя с ненавистью к своей одинокой радости, Ненависти с горем других, как её пиршеством; Горькая гримаса искривила страдающий рот; Трагическая жестокость увидела свой зловещий шанс. Ненависть была чёрным архангелом этого царства; Она сияла, мрачный камень в сердце, Сжигая душу своими зловещими лучами, И барахталась в её падшей бездне могущества. Эти страсти, казалось, источали даже предметы, - Ибо разум был переполнен неживым, Что отвечало со злобой, которую оно получало, - Против тех, кто пользовался ими, применялись зловредные силы, Что ударяли без рук и странно, внезапно убивали, Назначенные инструментами невидимой гибели. Или они делали себя роковой тюремной стеной, Где осуждённые люди просыпались через [несколько] ползущих часов, Отсчитываемых ударами зловещего колокола. Злое окружение ухудшало злые души: Все вещи были сознательны там, и все извращены. В этом инфернальном царстве он осмеливался вталкиваться Даже в самую глубокую яму и в самую тёмную сердцевину, Возмущать её тёмное основание, осмеливался оспаривать Её древнее привилегированное право и абсолютную силу: В Ночь он погружался, чтобы познать её ужасное сердце, В Аду он искал корень и причину Ада. Эти мучительные бездны открылись в его собственной груди; Он прислушивался к крикам переполняющей его боли, К сердцебиениям его рокового одиночества. Наверху была холодная глухая вечность. В смутных ужасных пассажах Рока Он слышал Голос гоблина, что ведёт убивать, И сталкивался с чарами Знака демона, И попадал в засаду враждебной Змеи. В зловещих местах, в мучительном одиночестве, Без спутников он бродил по безлюдным дорогам, Где красный Волк ждёт у потока без брода И чёрные орлы Смерти кричат с обрыва, И встречал злые своры, что охотятся за человеческими сердцами, Лающие через степи Судьбы, В полях битв, происходящих посреди Бездны, Сражался в тенеподобных боях в немых безглазых глубинах, Выдерживая нападения Ада и Титанические удары И перенося жестокие внутренние раны, которые медленно заживают.
Узник магической Силы, скрытой под капюшоном, Захваченный и влекомый летальной сетью Лжи, И часто задушенный арканом горя Или брошенный в мрачную трясину поглощающих сомнений, Или запертый в ямах ошибок и отчаяния, Он пил глотками её яд, пока не осталось ни капли. В мире, куда не могли войти ни надежда, ни радость, Он претерпел испытание абсолютным господством зла, Но сохранил нетронутой сияющую истину его духа. Неспособный к движению или усилию, В Материи пустое отрицание заключённый и слепой, Прикованный к чёрной инерции нашей базы, Он, как сокровище, хранил в его руках его мерцающую душу. Его существо рисковало, [входя] в бездумную Пустоту, В невыносимые бездны, что не знали ни мысли, ни чувства; Мысли прекратились, чувства подвели, но его душа всё ещё видела и знала. В раздроблении Бесконечного на атомы, Близкий к немым истокам потерянного "Я", Он ощущал странную ничтожную тщетность Создания материальных вещей. Или, задыхаясь в пустотном сумраке Несознательного, Он вслушивался в таинственную темноту и бездонность Огромных и бессмысленных глубин, Из которых поднималась борющаяся жизнь в мёртвой вселенной. Там, в абсолютной тождественности, утраченной разумом, Он ощутил запечатанные чувства бесчувственного мира И безмолвную мудрость в несознательной Ночи. В бездонную тайну он вошёл, Где темнота выглядывает из-под её чехла, серая и голая, И встал на последний запертый пол подсознания, Где Существо спало, не сознавая своих мыслей, И строило мир, не зная, что оно строило. Там, ожидая своего часа, лежало неизвестное будущее, Там — запись исчезнувших звёзд. Там, во сне космической Воли, Он увидел тайный ключ к изменению Природы. Свет был с ним, невидимая рука Легла на заблуждение и боль, Пока они не превратились в трепещущий экстаз, В шок от сладости объятий. Он увидел в Ночи тёмную завесу Вечности, Узнал, что смерть - это подвал дома жизни, В разрушении ощущал [лишь] поспешный шаг творения, Узнал, что потеря - это цена небесного обретения, А ад - краткий путь к небесным вратам. Затем на оккультной фабрике Иллюзии И в магической типографии Несознательного Разорвались форматы первобытной Ночи И разрушились стереотипы Невежества. Живая, дышащая глубоким духовным дыханием, Природа вычеркнула её жёсткий механический код И статьи контракта связанной души, Ложь возвратила Истине её измученную внешность. Были аннулированы таблицы закона Боли, И на их месте появились светящиеся символы. Невидимый палец искусного Писца писал Его быструю интуитивную каллиграфию; Формы земли сделались его божественными документами, Мудрость, воплощённая умом, не могла раскрыться, Несознательное изгнано из безмолвной груди мира; Были преображены фиксированные схемы рассуждающей Мысли. Пробуждая сознание в вещах инертных, Он наложил на тёмный атом и немую массу Алмазный скрипт Нетленного, Написал на тусклом сердце падших вещей Песнь свободной Бесконечности И Имя, основание вечности, И начертил на бодрствующих ликующих клетках В идеограммах Невыразимого Лирику любви, что ожидает сквозь Время, И мистический том Книги Блаженства, И послание сверхсознательного Огня. Тогда жизнь, чистая, забилась в телесной оболочке; Инфернальный Отблеск умер и больше не мог убивать. Ад раскололся по его огромному резкому фасаду, Словно было разрушено магическое здание, Ночь разверзлась и исчезла, как пропасть сна. В разрыв бытия, вырытый, как пустое Пространство, В котором она заполняла место отсутствующего Бога, Лился широкий сокровенный и блаженный Рассвет; Все вещи исцелились, что сотворило разорванное сердце Времени, И печаль больше не могла жить в груди Природы: Разделение прекратилось, ибо Бог был там. Душа осветила сознательное тело её лучом, Материя и дух смешались и слились воедино.
Сообщение: 4002
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.05.19 16:51. Заголовок: Песнь IX РАЙ БОГОВ Ж..
Песнь IX РАЙ БОГОВ ЖИЗНИ
Вокруг него сиял великий счастливый День. Блеск некой восторженной Бесконечности, Он удерживал в великолепии его золотого смеха Области сердечного счастья, освобождённые, Опьянённые вином Бога, Погружённые в свет, вечно божественные. Любимый и сокровенно близкий Богам, Повинующийся божественному повелению радости, Он был властелином его собственного восторга И мастером царств его силы. Уверенный в блаженстве, ради которого были созданы все формы, Не затронутый страхом и горем и ударами Судьбы, Не встревоженный дыханием мимолётного Времени И не осаждённый неблагоприятными обстоятельствами, Он дышал в сладкой, безопасной, не охраняемой лёгкости, Свободный от хрупкости нашего тела, привлекающей смерть, Вдали от опасной зоны спотыкающейся Воли. Ему не нужно было сдерживать страстные биения [его сердца]; Трепеща от объятий тёплого, удовлетворённого чувства, От быстрого чудесного порыва, пламени и крика Красной великолепной расы жизненных импульсов, Он жил в драгоценном ритме смеха Бога И лежал на груди универсальной любви. Неуязвимый, [ничем] не скованный Дух Восторга Пас его сверкающие солнечные стада и лунные стаи Вдоль лирической быстроты безгорестных потоков В благоухании неземного асфоделя. Безмолвие счастья окутывало небеса, Беззаботное сияние улыбалось над вершинами; Шёпот невнятного восхищения Дрожал на ветру и касался очарованной земли; Беспрестанно в объятиях экстаза, Повторяя его сладостную непроизвольную ноту, Рыдания восторга стекали по часам. Продвигаясь под аркой славы и мира, Путешествуя по плато и по задумчивому хребту, Как тот, кто видит в зеркале Волшебника Мира Чудесные образы пробегающих пейзажей души, Он пересекал сцены бессмертной радости И заглядывал в бездны красоты и блаженства. Вокруг него лился свет сознательных солнц И задумчивое счастье великих символических вещей; Его встречали переполненные равнины сверкающего покоя, Горы и фиолетовые долины Блаженных, Глубокие лощины радости и поющие водопады, И леса трепещущего пурпурного одиночества; Под ним лежали, подобные сверкающим драгоценностями мыслям, Восторженные грезящие города королей Гандхарвы. Сквозь вибрирующие тайны Пространства Сладко кралась приглушённая и счастливая музыка, Поражённый невидимыми руками, он слышал сердечно-близкое Звучание арф пролетавших небесных менестрелей, И голоса неземной мелодии Воспевали славу вечной любви В бело-голубом освещённом луной воздухе Рая. Вершина и сердцевина всего этого чудесного мира Cтояли отдельно на высоких безымянных Елисейских холмах, Пылающих, как закаты в трансе вечера. Будто в какую-то новую не обнаруженную глубину, В радостную тишину уходила их основа; Их склоны тонули сквозь спешку смеха и голосов, Пересекаемые множеством поющих ручейков, [сбегающих] Поклоняясь голубому небу с их счастливым гимном, Вниз, в леса тенистой тайны: Вознесённые в широкую безгласную мистерию, Их вершины поднимались к величию за пределами жизни. Сияющие Эдемы витальных богов Приняли его в их бессмертные гармонии. Все вещи были совершенны там, где этот цветок [рос] во Времени; Красота там была врождённой формой творения, Покой - трепетной чувственной чистотой. Любовь там исполняла её золотые и розовые сны, А Сила - её коронные и могущественные мечтания; Желание взмывало вверх, стремительное всемогущее пламя, А Наслаждение было высотой с богов; Мечта гуляла вдоль путей звёзд; Сладкие обычные вещи обратились в чудеса: Настигнутая внезапными чарами духа, Поражённая алхимией божественной страсти, Самость боли была вынуждена трансформироваться в мощную радость, Исцеляющую антитезис между небом и адом. Все высокие видения жизни там воплощены, Её блуждающие надежды осуществлены, её золотистые соты Пойманы стремительным языком медового едока, Её жгучие догадки превратились в экстатические истины, Её мощные вздохи стихли в бессмертном покое И освободили её необъятные желания. В этом раю совершенного сердца и чувства Никакая низкая нота не могла нарушить бесконечного очарования Её сладости, пылкой и безупречной; Её шаги уверены в их интуитивном ступании. После мучений долгой душевной борьбы, Наконец, покой и небесный отдых были найдены, И, омытые магическим потоком беспечальных часов, Исцелились его раненые члены воинской природы В охватывающих руках Энергий, Что не терпели пятен и не боялись их собственного блаженства. В сценах, недоступных нашему бледному чувству, Среди чудесных ароматов и волшебных оттенков Он встречал формы, что обожествляют зрение, Музыку, что может обессмертить ум И сделать сердце широким, как будто бесконечность Слушает, и уловил неслышимые Каденции, что пробуждают оккультное ухо: Из невыразимой тишины он слышит, как они приходят, Трепеща от красоты бессловесной речи И мыслей, слишком великих и глубоких, чтобы обрести голос, Мыслей, чьё желание заново создаёт Вселенную. Масштаб чувств, что взбираются огненными ногами На высоты невообразимого счастья, Преобразил ауру его существа в сияние радости, Его тело мерцало, как небесная оболочка; Его врата в мир были омыты морями света. Его земля, наделённая небесной компетенцией, Таила в себе силу, которой теперь больше не требовалось Пересекать закрытую таможенную границу ума и плоти И тайно проносить божество в человечество. Он больше не уклонялся от высочайшего требования Неутомимой способности к блаженству, Мощи, что могла бы исследовать свою собственную бесконечность И красоту, страсть и ответ глубин, Не боясь обморока радостной идентичности, Когда дух и плоть соединяются во внутреннем экстазе, Аннулируя ссору между собой и формой. Он черпал из видения и звука духовную силу, Прокладывал дорогу для чувств, чтобы достичь неощутимого: Он трепетал от верховных влияний, Что строят субстанцию более глубокой души жизни. Природа Земли стояла возрождённой, товарищ неба. Достойный спутник вневременных Королей, Равный божествам живых Солнц, Он смешивался в лучезарных играх с Нерождёнными, Слышал шёпот Игрока, всегда невидимого, И слышал его голос, который крадёт сердце И притягивает его к груди желания Бога, И чувствовал, как мёд его блаженства Течёт по его венам, подобно рекам Рая, Делая тело чашей нектара Абсолюта. Во внезапных мгновениях открывающего пламени, В страстных ответах, полураскрытых, Он достигал краёв неведомых экстазов; Прикосновение верховного удивило его спешащее сердце, Объятие вспомнилось Чудесного, И намёки на белые блаженства прыгнули вниз. Вечность, замаскированная под Любовь, приблизилась И положила её руку на тело Времени. Малый дар приходит из Безмерностей, Но для жизни неизмерима его прибыль радости; Всё несказанное Запредельное отражается там. Гигантская капля непостижимого Блаженства Захлестнула его тело, и вокруг его души образовался Огненный океан счастья; Он шёл ко дну, утопая в сладких и обжигающих просторах: Ужасный восторг, который мог сокрушить смертную плоть, Упоение, что испытывали боги, он выдерживал. Бессмертное наслаждение очистило его в своих волнах И превратило его силу в бессмертную мощь. Бессмертие захватывало Время и несло Жизнь.
Конец Песни IX
перевод Н. Антипова, 14-17.05., правка 31.05.2019 года
Сообщение: 4004
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 17.05.19 12:07. Заголовок: Песнь X ЦАРСТВА И Б..
Песнь X ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА МАЛОГО УМА
Это тоже должно быть преодолено и оставлено, Как и всё [остальное], пока не будет достигнуто Наивысшее, В котором мир и "я" станут истинными и едиными: Пока не достигнуто То, прекратиться не может наше путешествие. Всегда безымянная цель манит за собой, Всегда зигзаг богов поднимается вверх И указывает на восходящий Огонь духа. Это дыхание стоцветного восторга И его чистый возвышенный образ радости [во] Времени, Разбросанной по волнам безупречного счастья, Бьющегося в отдельных ударах экстаза, Эта частица целого духа, Пойманная в страстное величие крайностей, Это ограниченное существо, поднятое к зениту блаженства, Счастливое наслаждаться одним прикасанием к высочайшим вещам, Упакованное в его запечатанную маленькую бесконечность, Его бесконечный созданный временем мир, выходящий за пределы Времени, - Маленький выход обширного восторга Бога. Мгновения тянулись к вечному Сейчас, Часы открывали бессмертие, Но, удовлетворённые их возвышающим содержанием, Они останавливались на вершинах, чьи макушки на полпути к Небесам Указывали на пик, который они никогда не могли покорить, На величие, в воздухе которого они не могли жить. Привлекая в их высокую и изысканную сферу, В их надёжные и прекрасные крайности То существо, что держится за его пределы, чтобы чувствовать себя в безопасности, Эти высоты отклоняли зов более великого приключения. Слава и сладость удовлетворённого желания Привязывали дух к золотым столбам блаженства. Он не мог вместить в себя широту души, Что нуждалась во всей бесконечности для её дома. Память, мягкая, как трава, и слабая, как сон, Красота и зов отступили, скрывшись позади, Подобно сладкой песне, что слышится, затихая вдали На долгой высокой дороге в Безвременье. Наверху было горячее белое спокойствие. Размышляющий дух взирал на миры И, подобно сверкающему взбиранию небес, Проходящих через ясность к невидимому Свету, Сверкал из тишины огромными сияющими царствами Ума. Но сначала он встретил серебристо-серое пространство, Где День и Ночь сочетались и были одним [целым]: Это было поле тусклых и подвижных лучей, Отделяющее чувственный поток Жизни от самообладания Мысли. Коалиция неопределённостей Осуществляла там нелёгкое правление На почве, сохранённой для сомнений и обоснованных догадок, При рандеву Знания с Невежеством. При её низшей крайности с трудом удерживалось влияние Ума, который едва видел и медленно находил; Его природа близка нашей земной природе И родственна нашей сомнительной смертной мысли, Что смотрит с земли на небо и с неба на землю, Но не знает ни низа, ни запредельного, Она лишь ощущает себя и внешние вещи. Это было первое средство нашего медленного восхождения Из полусознания животной души, Живущей в переполненном давлении форм событий В царстве, которое она не может ни понять, ни изменить; Она лишь видит и действует в данной сцене, И чувствует, и радуется, и печалится какое-то время. Идеи, что ведут тёмный воплощённый дух По дорогам страдания и желания В мире, что борется за открытие истины, Нашли здесь их мощь существовать и силу Природы. Здесь изобретены формы невежественной жизни, Что видит эмпирический факт как установленный закон, Что трудится для часа, а не для вечности, И торгует своими достижениями, чтобы удовлетворить зов момента: Медленный процесс материального ума, Служащего телу, которым он должен управлять и использовать [его], И нуждающегося в опоре на заблуждающееся чувство, Рождался в этой освещённой темноте. Медленно продвигаясь от хромающего старта, Опираясь гипотезой на аргумент, Водружая свои теории как несомненности, Он рассуждает от полуизвестного к неизвестному, Всегда конструируя его хрупкий дом мысли, Всегда распутывая паутину, которую он же сплёл. Сумеречный мудрец, чья тень кажется ему самим собой, Живёт, двигаясь от минуты к краткой минуте; Король, зависящий от его сателлитов, Подписывает указы невежественных министров, Судья, полувладеющий его доказательствами, Голос, кричащий о постулатах неопределённости, Архитектор знания, а не его источник. Этот могущественный раб своих инструментов Считает его низшее положение наивысшей вершиной Природы, Забывая о его вкладе во всё созданное И надменно смиряясь в его собственном тщеславии, Полагает себя порождением из грязи Материи И принимает его собственные творения за его причину. К вечному свету и знанию, предназначенным для восхождения, От голого начала человека идёт наш подъём; Из тяжёлой малости земли мы должны вырваться, Мы должны исследовать нашу природу духовным огнём: Насекомое ползёт, предваряя наш славный полёт; Наше человеческое состояние баюкает будущего бога, Наша смертная слабость - бессмертную силу. На светлячковой вершине этих бледных мерцающих царств, Где сияние рассвета играло с природными сумерками И помогало Дню расти, а Ночи - угасать, Перейдя по широкому мерцающему мосту, Он вошёл в царство раннего Света И в регентство полувзошедшего солнца. Из его лучей родился полный шар нашего ума. Назначенный Духом Миров Для посредничества с неизвестными глубинами, Прототипичный ловкий Разум, Балансирующий на равных крыльях мысли и сомнения, Непрестанно трудился между скрытыми концами бытия. Тайна дышала в движущемся действии жизни; Тайная кормилица чудес Природы, Она формировала чудеса жизни из грязи Материи: Она вырезала узор форм вещей, Она раскинула шатёр ума в смутном невежественном Просторе. Мастерица-Магиня меры и устройства Сотворила вечность из повторяющихся форм, И блуждающей наблюдающей мысли Отвела место на бессознательной сцене. На земле волей этого Архи-Разума Бестелесная энергия облачается в одеяние Материи; Протон и фотон служили формирующему Глазу Для превращения тонкого в физический мир, И невидимое появлялось, как форма, И неосязаемое ощущалось, как масса: Магия восприятия соединилась с искусством концепции И назначила каждому объекту интерпретирующее имя: Идея была замаскирована в артистизме тела, И странной мистикой атомного закона Была сотворена основа, в которую разум мог поместить Его символическую картину Вселенной. Произошло ещё большее чудо. Посреднический свет связал силу тела, Сон и сновидения дерева и растения, Вибрирующее чувство животного, мысль в человеке С сиянием Луча наверху. Его умение, подтверждающее право Материи на мысль, Прорезало чувствующие проходы для ума плоти И нашло средства для того, чтобы Невежество могло знать. Предлагая свои маленькие квадраты и кубики слов, Как фигурные заменители реальности, Мумифицированный мнемонический алфавит, Он помогал невидящей Силе читать её работы. Погребённое сознание поднялось в ней, И теперь она видит себя человеком и бодрствует. Но всё остаётся пока подвижным Невежеством; Всё же Знание не могло прийти и твёрдо ухватить Этот огромный вымысел, видимый как вселенная. Специалист твёрдой машины логики Наложил его жёсткую искусственность на душу; Помощник изобретательного интеллекта, Он разрезал Истину на управляемые кусочки, Чтобы каждый мог получить его порцию мысленной пищи, Затем вновь построенное тело Истины было убито его искусством: Робот, точный, практичный и ложный, Вытеснил более тонкий взгляд духа на вещи: Отполированный двигатель делал работу бога. Не было найдено ни одного истинного тела, его душа казалась мёртвой: Никто не имел внутреннего взгляда, что видит Истину как целое; Все прославляли сверкающую подмену. Затем с тайных высот прихлынула волна, Возник блистательный хаос мятежного света; Он взглянул наверх и увидел ослепительные вершины, Он заглянул внутрь и разбудил спящего бога. Воображение призывало её сияющие отряды, Что отваживаются [проникать] в [ещё] не открытые сцены, Где скрываются все чудеса, [о которых] никто ещё не знал: Подняв свою прекрасную и чудотворную голову, Она сговорилась с потомством [её] сестры вдохновения Наполнить небо мысли мерцающими туманностями. Яркая Ошибка окаймляла фриз таинственного алтаря; Тьма стала кормилицей оккультного солнца мудрости, Миф вскормил знание её блестящим молоком; Младенец перешёл от тусклых грудей к сияющим. Так Могущество действовало на растущий мир; Его тонкое мастерство сдерживало полный орб пламени, Лелеяло детство души и питало вымыслами, Гораздо более богатыми своим сладким и нектарным соком, Вскармливающим её незрелое божество, Чем сырьё или сухая солома пашни Разума, Eго громоздящийся корм из бесчисленных фактов, Плебейская пища, на которой мы сегодня процветаем. Так из царства раннего Света стекали Эфирные мысли в мир Материи; Его золоторогие стада устремились в пещеру сердца земли. Его утренние лучи освещают наши сумеречные глаза, Его юные формации побуждают ум земли Трудиться, мечтать и творить новое, Чувствовать прикасание красоты и познавать мир и себя: Золотое Дитя начало мыслить и видеть.
В этих светлых царствах Ум совершает первые шаги вперёд. Невежественный во всём, но жаждущий познать всё, Начинает там его пытливое медленное исследование; Всегда его поиск цепляется за формы вокруг, Всегда он надеется отыскать более великие вещи. Пламенный и золотисто-сверкающий огнями рассвета, Бдительный, он живёт на грани изобретения. Но всё, что он делает, - в масштабе младенца, Как если бы космос был детской игрой, Ум, жизнь - игрушками Титанического ребёнка. Он работает подобно тому, кто строит имитацию крепости, Чудом устойчивую на какое-то время, Сделанную из песка на берегу Времени Посреди безбрежного моря оккультной вечности. Маленький острый инструмент, выбранный великим Могуществом, Тягостную забаву страстно преследует; Обучать Невежество - её трудная обязанность, Её мысль исходит из начальной несознающей Пустоты, И то, чему она учит, она сама должна узнать, Пробуждая знание из его сонной берлоги. Ибо знание не приходит к нам, как гость, Призванный в наши покои из внешнего мира; Друг и обитатель нашего тайного "я", Оно скрылось за нашими умами, заснуло И медленно просыпается под ударами жизни; Могучий демон лежит внутри, бесформенный, Пробудить, придать ему форму - задача Природы. Всё было хаосом истины и лжи, Ум искал в глубоком тумане Неведения; Он смотрел внутрь себя, но не видел Бога. Материальная промежуточная дипломатия Отрицала Истину о том, что преходящие истины могут жить, И скрывала Божество за вероучением, и предполагала, Что Невежество Мира может медленно становиться мудрым. Это была путаница, созданная суверенным Умом, Смотревшим с мерцающего гребня в Ночь В её первых манипуляциях с бессознательным: Чужой сумрак озадачивает её сияющие глаза; Её быстрые руки должны научиться осторожному усердию; Земля может выдержать лишь медленное продвижение. И всё же её сила отличалась от [силы] невидящей земли, Вынужденной обращаться с самодельными инструментами, Изобретёнными жизненной силой и плотью. Земля воспринимает всё через сомнительные образы, Она всё рассматривает в опасных струях зрения, Маленькими огоньками, зажжёнными от прикасаний ощупывающей мысли. Неспособная к прямому взгляду души, Она видит спазмами и припаивает кусочки знания, Делает истину рабыней своей бедности, Изгоняя мистическое единство Природы, Разрезает на кванты и массы движущееся Целое; Она принимает за мерило её невежество. В её собственных владениях понтифик и провидец, Эта большая Мощь с её полувзошедшим солнцем Действовала внутри пределов, но обладала её полем; Она знала по привилегии мыслящей силы И претендовала на младенческий суверенитет видения. В её глазах, как бы мрачно они ни были окаймлены, светился Взор Архангела, который знает, что вдохновляет его действия, И формирует мир в его дальновидящем пламени.
В её собственном царстве она не спотыкается и не терпит неудачу, Но движется в границах тонкой силы, Через которые ум может шагнуть к Солнцу. Кандидатура на высший сюзеренитет, Она прорубала проход из Ночи к Свету И искала неизведанное Всеведение.
Карликовая трёхтелая троица была её рабой. Во-первых, самая маленькая из трёх, но крепкая в конечностях, Низколобая с квадратной тяжёлой челюстью Пигмейская Мысль, нуждающаяся в границах, чтобы жить, Вечно склонившаяся, чтобы вдолбить факт и форму. Поглощённая и стеснённая внешним взглядом, Она занимает своё положение на твёрдой базе Природы. Замечательная специалистка, грубая мыслительница, Клепающая Жизнь к бороздам привычки, Покорная тирании грубой Материи, Пленница форм, в которых она работает, Она связывает себя тем, что сама создаёт. Раба установленной массы абсолютных правил, Она видит привычки мира, как Закон, Она видит привычки ума, как Истину. В её царстве конкретных образов и событий, Вращающихся в изношенном круге идей И всегда повторяющихся старых привычных действий, Она живёт, довольствуясь общим и известным. Она любит старую землю, что была её местожительством: Отвращающаяся от перемен, как от дерзкого греха, Недоверчивая к каждому новому открытию, Она продвигается лишь осторожно шаг за шагом И боится неизвестного, как смертельной бездны. Расчётливая охранительница своего невежества, Она избегает приключений, моргает от великолепной надежды, Предпочитая безопасную опору на вещи Опасной радости от широты и высоты. Медленные впечатления мира на её трудящемся уме, Запоздалые отпечатки, почти неизгладимые, Увеличивают их ценность из-за их бедности; Старые верные воспоминания - её основной капитал: Лишь то, что может понять рассудок, считается абсолютным: Она полагает единственной истиной внешний факт, Отождествляет мудрость с земным взглядом, А вещи, давно известные, и действия, всегда совершаемые, Для её цепляющегося захвата - балюстрада Безопасности на опасной лестнице Времени. Доверие Небес к ней - это устоявшиеся древние пути, Неизменные законы, которые человек не имеет права изменить, Священное наследие великого мёртвого прошлого Или единственная дорога, которую Бог проложил для жизни, Твёрдый облик Природы, никогда не могущий измениться, Часть огромного порядка вселенной. Улыбка Хранителя Миров Послана этим старым охраняющим Умом на землю, Чтобы всё могло стоять в его зафиксированном неизменном виде И никогда не сдвигаться со своего векового положения. Мы видим, как она [пигмейская Мысль - прим. перев.] кружит, верная своей задаче, Неутомимая, в круговороте предписанной традиции; В обветшалых и разрушающихся офисах Времени Она зорко стоит на страже перед стеной обычая, Или в тусклых окрестностях древней Ночи Дремлет на камнях маленького дворика И лает на каждый незнакомый свет, Как на врага, который разрушит её жилище, Собака, сторожащая ограждённый рассудком дом духа От незваных гостей из Невидимого, Питающаяся обрывками жизни и костями Материи В её конуре объективной уверенности. И всё же за ней стоит космическая мощь: Размеренное Величие хранит его обширный план, Бездонное тождество ритмизирует поступь жизни; Неизменные орбиты звёзд бороздят инертный Космос, Миллионы видов следуют одному немому Закону. Огромная инертность - это защита мира, Даже в изменении сберегается неизменность; В инерцию погружается революция, В новом платье старое возвращает его роль; Энергия действует, стабильность - её печать: На груди Шивы остаётся [этот] огромный танец. Огненный дух пришёл следующим из трёх. Горбатый всадник красного Дикого Осла, Опрометчивый Разум спрыгнул, с гривой льва, Из великого мистического Пламени, что окружает миры И своим страшным краем пожирает сердце существа. Оттуда возникло жгучее видение Желания. Тысячу обличий оно носило, принимало бесчисленные имена: Нужда во множественности и изменчивости Вынуждала его всегда преследовать Единое На бесчисленных дорогах[, бегущих] через просторы Времени, Через цепи бесконечных различий. Оно сжигает все груди двусмысленным огнём. Сияние, мерцающее в мутном потоке, Оно вспыхивало до небес, затем снижалось, поглощённое, до ада; Оно карабкалось, чтобы утащить Истину в болото, И использовало его сверкающую Силу для грязных целей; Огромный хамелеон золотого, синего и красного цвета, Переходящих в чёрный, серый и буро-коричневый, Голодный, он выглядывал с пёстрой ветки жизни, Чтобы радостно хватать насекомых, его любимую еду, Тёмный хлеб для роскошного тела, Вскармливающий великолепную страсть его оттенков. Огненный змей с тусклым облаком вместо хвоста, Сопровождаемый грезящей стаей сверкающих мыслей, Подняв голову с многоцветными мерцающими гребнями, Он лизал знание закопчённым языком. Всасывающий вихрь в пустом воздухе, Он зиждется на пустоте колоссальных притязаний, В Ничто рождённый, в Ничто возвращается, Но всё время движется невольно К скрытому Нечто, которое есть Всё. Пылкое желание найти, неспособное удержать, Сверкающая нестабильность были его метками, Ошибаться было его врождённой тенденцией, его природным сигналом. Склонный сразу к неразмышляющему доверию, Он предполагал верным всё, что льстило его собственным надеждам; Он лелеял золотые пустоты, рождённые желанием, Он хватал нереальное, как пищу. В темноте он обнаруживал светящиеся формы; Вглядываясь в нависающую тенью полутьму, Он видел цветные изображения, нацарапанные в пещере Фантазии; Или он носился по кругу в ночи предположений И ловил в камеру воображения Яркие сцены обещаний, удерживаемые мимолётными вспышками, Фиксировал в воздухе жизни ноги торопливых снов, Сохранял отпечатки проходящих Форм и скрытых Могуществ И вспышки-образы полувидимых истин. Прыжок, жаждущий схватить и овладеть Без помощи разума или видящей души, Был его первым натуральным движением и последним, Он растрачивал жизненную силу, чтобы достичь невозможного: Он презирал прямую дорогу и бежал по извилистым тропам, Оставляя то, что он выиграл, для неиспытанных вещей; Он видел нереализованные цели, как мгновенную судьбу, И выбирал обрыв для его прыжка на небеса.
Рискуя его системой в авантюре жизни, Он принимал случайные достижения за надёжные результаты; Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд, Не ведающий о глубоком законе путей бытия, И неудача не могла замедлить его огненную хватку; Один шанс, ставший истинным, оправдывал всё остальное. Попытка, а не победа, составляла очарование жизни. Неуверенный победитель с неуверенными ставками, Инстинкт был его матерью, а жизненный ум - отцом, Он бежал в его гонке и приходил первым или последним. Всё же его деяния не были малыми, тщетными и ничтожными; Он кормился порцией силы бесконечности И мог творить высокие вещи, что желало его воображение; Его страсть ловила то, чего не хватало спокойному разуму. Прозрение импульса направляло его прыгающий захват На небеса, [где] высокая Мысль скрывалась в ослепительном тумане, Улавливало проблески, что указывали на спрятавшееся солнце: Он исследовал пустоту и находил там сокровище. Полу-интуиция багровела в его рассудке; Он бросал зубец молнии и попадал в невидимое. Он видел в темноте и смутно моргал на свету, Невежество было его полем, неизвестное - его призом. Из всех этих Сил величайшей была последняя. Прибыв позже с далёкого плана мысли В переполненный иррациональный мир Возможностей, Где всё ощущалось грубым и совершалось вслепую, И всё же случайность казалась неизбежной, Пришёл Разум, приземистый божественный мастер, В его узкий дом на гребне Времени. Адепт ясного устроения и замысла С задумчивым лицом и близкими всматривающимися глазами, Он занял его твёрдое и непоколебимое место, Сильнейший, мудрейший из троллеподобной Триады. Вооружившись его линзами, измерительной штангой и зондом, Он смотрел на объективную Вселенную, На множества, что жили и умирали в ней, На тело пространства и на бегущую душу Времени, И брал землю и звёзды в его руки Попробовать, что он может сделать из этих странных вещей. В своём сильном, целеустремленном, трудолюбивом уме, Изобретая его схемы-линии реальности И геометрические кривые его плана времени, Он умножал свои медленные полусрезы[, взятые] из Истины: Не выносящий загадки и неизвестное, Нетерпимый к беззаконию и уникальности, Навязывая рефлексию маршу Силы, Навязывая ясность непостижимому, Он стремился свести к правилам мистический мир. Он ничего не знал, но обо всех вещах надеялся узнать. В тёмных бессознательных царствах, когда-то лишённых мысли, Призванный верховным Разумом Направить свой луч на тёмный Простор, Несовершенный свет, ведущий заблуждающуюся массу Силой чувства, идеи и слова, Он отыскивает Природный процесс, субстанцию, причину. Гармонизируя всю жизнь контролем мысли, Он всё ещё борется с гигантской неразберихой; Невежественный во всём, кроме его собственного ищущего ума, Он пришёл спасти мир от Невежества. Суверенный работник, на протяжении веков Наблюдающий и меняющий всё, что существует, Он уверенно взял на себя огромную ответственность. Там низко согнутая могучая фигура сидит, Склонившись под дуговыми фонарями его фабричного дома Среди грохота и звона его инструментов. Строгий взгляд его творящих глаз Принуждает пластичный материал космического Ума [принимать форму], Он ставит жёсткие измышления его мозга В образец вечной неподвижности: Безразличный к космическому немому требованию, Не сознавая слишком близкие реальности Невысказанной мысли, безмолвного сердца, Он склоняется выдумывать свои кредо, железные кодексы И металлические структуры для заключённой [в них] жизни И механические модели для всех вещей, что существуют. Для видимого мира он соткал понимаемый мир: Он плетёт тугие, но несубстанциальные нити Его паутины словесных сетей абстрактной мысли, Его сегментных систем Бесконечного, Его теодицей, космогонических карт И мифов, которыми он объясняет необъяснимое. По воле он простирается в тонком воздухе ума, Подобно картам, висящим в школе интеллекта, Втискивая широкую Истину в узкую схему Его бесчисленных враждующих строгих философий; Из Природного тела феноменов Он вырезает острым краем мысли в жёстких линиях, Подобных рельсам для могущества Мировой Магии, чтобы [по ним] бежать, Его науки, точные и абсолютные. На огромных голых стенах человеческого неведения, [Среди] начертанных вокруг глубоких немых иероглифов Природы, Он пишет ясными демотическими знаками Обширную энциклопедию его мыслей; Алгебру знаков его математики, Его чисел и безошибочных формул Он строит, чтобы завершить его резюме вещей. Со всех сторон бегут, как в космической мечети, Отслеживая священные вирши его законов, Затейливость его узорчатых арабесок, Искусство его мудрости, хитрость его знаний. Это искусство, эта хитрость - его единственный запас. В его высоких трудах чистого разума, При его отходе из ловушки чувств Не происходит разрушения стен разума, Не проскакивает разрывающая вспышка абсолютного могущества, Не восходит свет небесной несомненности. Миллион лиц носит его знание здесь, И каждое лицо - в тюрбане сомнения. Всё теперь под вопросом, всё сведено в ничто. Когда-то монументальные в их массивном мастерстве, Его старые великие мифические писания исчезают, И на их месте стартуют строгие эфемерные знаки; Эта постоянная перемена означает прогресс для его глаз: Его мысль - это бесконечный марш без цели. Нет вершины, на которую он мог бы встать И одним взглядом охватить всю бесконечность. Неубедительная пьеса - это труд Разума. Любая сильная идея может использовать его, как свой инструмент; Принимая каждое послание, он отстаивает своё дело. Открытый каждой мысли, он не может знать. Вечный Адвокат, восседающий, как судья, Облачает в неуязвимую кольчугу логики Тысячи бойцов за завуалированный трон Истины, И подстрекает с высокой конской спины аргумента Всегда склонять словесные копья В притворном турнире, где никто не может победить. Анализируя ценность мыслей его жёсткими тестами, Балансируя, он сидит на широком и пустом воздухе, Отстранённый и чистый в его беспристрастном равновесии. Его суждения выглядят абсолютными, но никто [в них] не уверен; Время отменяет все его вердикты в апелляции. Хотя, подобно солнечным лучам для нашего светлячкового ума, Его знание притворяется падающим с ясных небес, Его лучи - это свет фонаря в Ночи; Он набрасывает сверкающее одеяние на Невежество. Но теперь утрачено его древнее суверенное притязание Править высшим царством ума по его абсолютному праву, Связывать мысль кованой непогрешимой цепью логики Или видеть истину обнажённой в ярком абстрактном тумане. Хозяин и раб абсолютного явления, Он путешествует по дорогам заблуждающегося зрения Или смотрит на выстроенный механический мир, Сконструированный для него его инструментами. Вол, запряжённый в повозку с доказанными фактами, Он тянет огромные тюки знаний по пыли Материи, Чтобы достичь огромного базара полезности. Ученик, он дорос до его старой ломовой лошади; Помогающее чувство - арбитр его поисков. Теперь он использует его в качестве пробного камня. Как будто он не знает, что факты - это шелуха истины, Шелуху он хранит, зерна выкидывает прочь. Древняя мудрость уходит в прошлое, Вера веков становится досужей сказкой, Бог уходит из пробуждённой мысли, Старая отброшенная мечта больше не нужна: Он ищет лишь ключи от механической Природы. Интерпретируя каменные законы, как неизбежные, Он роется в твёрдой, сокрытой почве Материи, Чтобы откопать процессы всех сотворённых вещей. Нагруженная огромная работающая сама по себе машина предстаёт Перед жадным и восхищённым взглядом его глаз, Замысловатая и бессмысленная инженерия Упорядоченного рокового и неизменного Шанса: Изобретательное, тщательное и детальное, Его грубое несознательное скрупулёзное устройство Разворачивает безошибочный марш, отображает верную дорогу; Он планирует без мышления, действует без воли, Миллион целей не служит ни одной цели И строит рациональный мир без ума. У него нет ни движителя, ни творца, ни идеи: Его обширное самодействие работает без причины; Безжизненная Энергия, ведомая неудержимо, Голова смерти на теле Необходимости, Вызывает жизнь и порождает сознание, Потом удивляется, почему всё возникло и откуда пришло. Наши мысли - это части огромной машины, Наши размышления - лишь причуда закона Материи, Мистические знания были фантазией или слепотой; Мы теперь не нуждаемся ни в душе, ни в духе: Материя - это восхитительная Реальность, Очевидное, неизбежное чудо, Твёрдая истина вещей, простая, вечная, единственная. Самоубийственная безрассудная трата, Создающая мир мистерией самопотери, Вылила её разрозненные труды в пустое Пространство; Позднее саморазрушающаяся Сила Сократит огромное расширение, которое она произвела: Тогда завершается этот могучий и бессмысленный труд, Пустота остаётся голой, пустой, как прежде. Так подтверждённая, увенчанная, великая новая Мысль Объяснила мир и овладела всеми его законами, Коснулась немых корней, пробудила скрытые потрясающие силы; Она обязана служить несознательным джиннам, Что спят, не задействованные в невежественном трансе Материи. Всё было точным, жёстким, бесспорным.
Сообщение: 4005
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 23.05.19 15:04. Заголовок: В её собственном цар..
Но когда, основываясь на вековой скале Материи, Встало целое, твёрдое, отчётливое и надёжное, Всё отшатнулось назад в море сомнений; Эта прочная схема плавилась в бесконечном потоке: Он [рассудок - прим. перев.] встретил бесформенную Силу, изобретающую формы; Внезапно он наткнулся на невидимые вещи:
Молния из неоткрытой Истины Поразила его глаза своим озадачивающим блеском И вырыла пропасть между Реальным и Известным, Пока всё его знание не показалось невежеством. Мир вновь стал волшебной сетью, Магическим процессом в магическом пространстве, Непостижимыми глубинами чуда, Чей источник теряется в Невыразимом. Вновь мы сталкиваемся с чистым Непознаваемым. В крушении ценностей, в огромном роковом сломе, В распылении и рассеянии его разрушенной работы Он потерял его чистый законсервированный сконструированный мир. Остался квантовый танец, россыпь случайностей В колоссальном опрокидывающем вихре Энергии: Непрерывное движение в безграничной Пустоте, Формы, изобретаемые без мысли и цели: Необходимость и Причина стали бесформенными призраками; Материя была инцидентом в потоке бытия, Законной, но работающей по часам привычкой слепой силы. Идеалы, этика, системы не имели основы И вскоре рухнули или жили без санкции; Всё превратилось в хаос, в волнение, в столкновение и борьбу. Идеи, воюющие и свирепые, обрушивались на жизнь; Жёсткое сжатие сдерживало анархию, А свобода была лишь именем призрака: Созидание и разрушение вальсировали, вооружённые, На груди разорванной и дрожащей земли; Всё погрузилось в мир танца Кали. Так, обрушившись, утопая, растянувшись в Пустоте, Хватаясь за подпорки, за почву, на которой можно [было] стоять, Он видел лишь тонкий атомный Простор, Разрежённый с редкими точками субстрат вселенной, На котором плавает феноменальный облик твёрдого мира. Только процесс событий был там И пластичные и многообразные изменения Природы, И, богатая смертью, чтобы убить или сотворить, Всемогущая сила расщеплённого невидимого атома. Оставался единственный шанс, что здесь может найтись могущество, [Способное] освободить человека от старых неадекватных средств И оставить его властелином земной сцены. Поскольку Разум тогда мог бы схватить изначальную Силу, Чтобы вести его машину по дорогам Времени. Всё тогда могло бы служить нуждам мыслящей расы, Абсолютное Государство нашло бы абсолют порядка, Сократило бы все вещи до стандартизированного совершенства, Построило бы в обществе справедливую точную машину. Тогда наука и рассудок, не заботясь о душе, Могли бы отладить [этот] спокойный единообразный мир, Эонические искания переполнить внешними истинами, И одношаблонно мыслящей силой - ум, Навязали бы логику Материи видениям Духа, Сделали бы из человека разумное животное, А из его жизни - симметричную ткань. Это было бы вершиной Природы на тёмном земном шаре, Грандиозным результатом долгих веков усилий, Эволюция Земли увенчалась бы успехом, её миссия выполнилась. Так могло быть, если бы дух уснул; Тогда человек мог бы отдыхать в довольстве и жить в мире, Владыка Природы, кто когда-то трудился, будучи её рабом, А беспорядок в мире уплотнился бы до Закона, - Если бы ужасное сердце Жизни не восстало в бунте, Если бы Бог внутри не мог отыскать более великого плана. Но космическая Душа многолика; Прикосновение может изменить установленный фронт Судьбы. Внезапный поворот может произойти, дорога - появиться. Ум более великий может увидеть более великую Истину, Или мы можем обнаружить, когда всё остальное рухнет, Скрытый в нас самих ключ к совершенному изменению. Поднимаясь из почвы, где ползут наши дни, Сознание Земли может сочетаться с Солнцем, Наша смертная жизнь - лететь на крыльях духа, Наши конечные мысли - общаться с Бесконечным. В ярких царствах восходящего Солнца Всё есть рождение в могущество света: Всё, деформированное здесь, там хранит его счастливый облик, Всё, что здесь смешано и искажено, там чисто и цело; И всё же каждое из них - это преходящий шаг, фаза момента. Пробудившись к более великой Истине за пределами её деяний, Посредница сидела и смотрела на свои творения И чувствовала в них чудо и силу, Но знала [и] могущество за ликом Времени: Она выполнила задачу, повиновалась данному знанию, Её глубокое сердце стремилось к великим идеальным вещам И из света смотрело на более широкий свет: Сверкающая изгородь, окружавшая её, сужала её могущество; Верная её ограниченной сфере, она трудилась, но знала, Что её наивысшее, широчайшее видение было наполовину поиском, А самые могучие [её] действия - переходом или стадией.
Ибо не Разумом было создано творение, И не Разумом может быть видима истина, Которую сквозь завесы мысли, экраны чувств Едва может рассмотреть видение духа, Затемнённое несовершенством его средств: Маленький Ум привязан к мелочам: Его смысл - лишь внешнее касание духа, Полупроснувшегося в мире тёмного Несознательного; Он чувствует его существа и его формы, Как некто, оставленный [идти] наощупь в невежественной Ночи. В этом маленьком слепке детского ума и чувств Желание - это плач детского сердца, взывающего к блаженству, Наш разум - только мастер игрушек, Создатель правил в странной спотыкающейся игре. Но он с его карликовыми помощниками знал, чьё уверенное зрение Ограниченная перспектива принимала за дальнюю цель. Мир, который он создал, - это промежуточный отчёт Путешественника к полуобретённой истине в вещах, Движущегося между неведением и неведением. Поскольку ничего не известно, пока что-то остаётся скрытым; Истина познаётся только тогда, когда видно всё. Привлечённый Всем, что есть Одно, Он стремится к более высшему свету, чем его [свет]; Скрытый своими культами и верованиями, он видел мельком лик Бога: Он знает, что нашёл лишь форму, одежду, Но всегда надеется увидеть его в своём сердце И почувствовать тело его реальности. Пока ещё есть маска, а не чело, Хотя иногда появляются два скрытых глаза: Разум не может сорвать эту мерцающую маску, Его усилия лишь заставляют её ярче мерцать; Он увязывает Неделимое в свёртки; Обнаружив, что его руки слишком малы, чтобы удержать безбрежную истину, Он разбивает знание на отчуждённые [друг от друга] части Или всматривается сквозь облачный покров в исчезнувшее солнце: Он видит, не понимая того, что видел, Сквозь замкнутые облики конечных вещей Мириады аспектов бесконечности. Однажды Лик должен прогореть сквозь маску. Наше невежество - это куколка Мудрости, Наше заблуждение сочетается с новым знанием на своём пути, Его тьма - это почерневший узел света; Мысль танцует рука об руку с Неведением На серой дороге, что вьётся к Солнцу. Даже когда его пальцы нащупывают узлы, Что связывают их в их странное компаньонство, В моменты их супружеской борьбы Иногда прорываются вспышки просветляющего Огня. Даже теперь здесь есть великие мысли, что гуляют одни: Вооружённые, они пришли с непогрешимым словом В посвящении интуитивного света, Что несёт санкцию от глаз Бога; Предвестники далёкой Истины, они пылают, Прибывая с края вечности. Огонь выйдет из бесконечностей, Более великий Гнозис взглянет на мир, Переходя из какого-то далёкого всеведения На сверкающих морях, из тихого восхищённого Одиночества, Чтобы осветить глубокое сердце себя и вещей. Вневременное знание он принесёт в Ум, Его цель - в жизнь, в Невежество - его конец.
Наверху, в высокой бездыханной стратосфере, Затеняя карликовую триаду, Жили, устремлённые в безграничное Запределье, Пленники пространства, окружённые ограничивающими небесами, В нескончаемом круговороте часов, Тоскующие по прямым путям вечности, И с высоты своего положения смотрели вниз на этот мир Два солнечноглазых Демона, свидетельствующие обо всём, что есть. Могущество, [способное] возвысить отсталый мир, Властное, ехало на огромной высококрылой Жизни-Мысли, Не желая ступать по твёрдой неизменной почве: Привыкшее к синей бесконечности, Оно парило в солнечном небе и в звёздном воздухе; Оно видело вдали дом недостижимого Бессмертного И слышало вдали голоса Богов. Иконоборец и разрушитель фортов Времени, Преодолевающий предел и превышающий норму, Оно освещало мысли, что сияли чрез века И двигали действиями сверхчеловеческой силы. Так далеко, как могли долететь его крылатые самолёты, Посещая будущее в великих сверкающих рейдах, Оно разведывало перспективы мечты-судьбы. Способное к зачатию, неспособное к достижению, Оно рисовало его концептуальные карты и планы видения, Слишком великие для архитектуры смертного Пространства. За пределами в обширности, где нет опоры, Имажинист бестелесных Идей, Безразличный к крику жизни и рассудка, Чистый Мыслящий Ум обозревал космическое действие. Архангел белого трансцендентного царства, Он видел мир с одиноких высот, Сияющих в далёком и пустом воздухе.
Конец Песни X
перевод Н. Антипова, 17-31.05.2019 года, правка 19.07.19
Сообщение: 4009
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 03.06.19 12:50. Заголовок: Песнь XI ЦАРСТВА И ..
Песнь XI ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО УМА
Там исчезли пределы для трудящейся Силы. Но бытие и творение не прекращается там. Ибо Мысль превосходит круги смертного ума, Она больше, чем её земной инструмент: Божество, втиснутое в узкое пространство ума, Ускользает во все стороны в некий простор, Являющийся переходом в бесконечность. Оно вечно движется в поле духа, Бегун к далёкому духовному свету, Дитя и слуга силы духа. Но ум тоже падает с безымянной вершины. Его существо простёрлось за пределы видения Мысли. Ибо дух вечен и несотворён, И не мышлением родилось его величие, И не мышлением может прийти его знание. Он знает себя и живёт в себе, Он движется там, где нет ни мысли, ни какой-то формы. Его ноги твёрдо стоят на конечных вещах, Его крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное. В его поле зрения входило удивительное пространство Великих и чудесных встреч, вызываемых его шагами, Где Мысль опиралась на Видение за пределами мысли И формировала мир из Немыслимого. На вершинах, недоступных воображению, На горизонтах, что не утомляли взгляд, Под синим покровом вечности Было видно великолепие идеального Ума, Простирающегося через границы познаваемых вещей. Источник [той] малости, что мы есть, Инстинкт бесконечно большего, которым мы должны стать, Поддержка всего, что человеческая сила выполняет, Творец надежд нереализованной земли, Он распространяется за пределы расширяющейся вселенной; Он улетает за границы мечты, Он пролетает сквозь потолок парения жизни. Бодрствуя в светящейся сфере, не связанной Мыслью, Открытый всеведущим необъятностям, Он бросает в наш мир его великие венчающие влияния, Его скорость, что опережает прогулку часов, Его силу, что непобедимо шагает сквозь Время, Его могущества, что наводят мост через пропасть между человеком и Богом, Его огни, что борются с Невежеством и Смертью. В его обширном диапазоне идеального Пространства, Где красота и могущество идут рука об руку, Истины Духа принимают форму живых Богов, И каждая может по праву строить её собственный мир. В воздухе, который сомнение и заблуждение не могут отметить Cтигматами их уродства, В общении с задумчивым уединением Истины, что видит в безошибочном свете, Где зрение не колеблется и не блуждает мысль, Освобождённая от непомерного налога слёз нашего мира, Мечтая, его светоносные творения взирают На Идеи, что населяют вечность. В солнечном сиянии радости и абсолютного могущества Вверху Мастера Идеала правят В сессиях спокойного блаженства, В области освещённой несомненности. Эти царства далеки от нашего труда, стремления и зова, Правление совершенства и благословенное святилище Закрыты для неуверенных мыслей человеческого ума, Далеки от мутной поступи смертной жизни. Но поскольку наши тайные "я" - [наши] близкие родственники, Дыхание недостижимой божественности Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся; Сквозь золотой смех сверкающего эфира Свет падает на наши мучительные неудовлетворённые жизни, Мысль нисходит из идеальных миров И движет нас к новой модели даже здесь Некоторого образа их величия, притягательности И чуда за пределами кругозора смертной надежды. Среди тяжёлого однообразия дней И противоречащей человеческому закону Веры в вещи, которых нет и не должно быть, Живёт товарищ восторга и боли этого мира, Дитя запретного желания тайной души, Рождённое от её любви с вечным. Наши души вырываются на свободу из их окружения; Будущее приближает лик его чуда, Его божество смотрит на нас настоящими глазами; Деяния, считающиеся невозможными, становятся естественными; Мы чувствуем бессмертие героя; Мужество и сила, не затрагиваемые смертью, Пробуждаются в конечностях, что смертны, в сердцах, что ослабевают; Мы движемся быстрым импульсом воли, Что презирает медлительное влачение смертного времени. Эти побуждения исходят не из чуждой сферы: Мы сами - граждане этого материнского Государства, Искатели приключений, мы колонизировали ночь Материи. Но теперь наши права попраны, наши паспорта аннулированы; Мы живём само-изгнанными из нашего небесного дома. Блуждающий луч бессмертного Ума Принял слепоту земли и стал Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества. Изгнанник, труженик на этой ненадёжной земле, Захваченный и загнанный в Жизни невежественную хватку, Стеснённый тёмной клеткой и предательскими нервами, Он мечтает о более счастливых государствах и более благородных силах, О естественной привилегии не падших богов, Помня до сих пор его старую утраченную суверенность. Среди земного тумана и мглы, грязи и камней Он до сих пор помнит свою возвышенную сферу И высокий город его великолепного рождения. Память вкрадывается о потерянных небесах Истины, Обширное освобождение приближается, Слава зовёт, Мощь выглядывает, отдалённое счастье. В чарующих переходах полускрытый свет Блуждает, яркая тень его самого, Этот быстрый неуверенный лидер слепых богов, Эта нежность от маленьких светильников, Этот служитель-раб, нанятый умом и телом для использования на земле, Забывает о своей работе среди грубой реальности; Он восстанавливает его отвергнутое верховное право, Он вновь носит пурпурную мантию мысли И знает себя провидцем и царём Идеала, Причастником и пророком Нерождённого, Наследником восторга и бессмертия. Все вещи реальны, что являются здесь лишь мечтами, В наших неведомых глубинах спит их запас истины, На наших недостигнутых высотах они царят и приходят к нам В мыслях и вдохновениях, влача за собой их одежды из света. Но наша карликовая воля и холодный прагматический смысл Небесных визитёров не допускают: Ожидающие нас на вершинах Идеала Или охраняемые в нашем тайном "я", невидимые, Но иногда вспыхивающие через пробуждённую душу, [Они] скрывают при наших жизнях их величие, красоту, силу. Наше настоящее иногда ощущает их царственное прикасание, Наше будущее стремится к их сверкающим тронам: Из духовной тайны они выглядывают, [Их] бессмертные шаги звучат в коридорах ума: Наши души могут подняться на сияющие планы, Широты, из которых они пришли, могут стать нашим домом. Вновь обретя его привилегию видеть без тени, Мыслитель вошёл в воздух бессмертных И вновь испил из своего чистого и могучего источника. Неизменный в ритмичном покое и радости, Он видел, суверенно свободный в безграничном свете, Неуничтожимые планы, миры, сотворённые мыслью, Где Знание есть лидер действия, А Материя сотворена из мыслящей субстанции, Чувство - это небесная птица, балансирующая на крыльях мечты, Отвечающая на зов истины, как на голос родителя, Формы - это озарённые прыжки всеформирующего луча, А Воля, сознательная колесница Богов, И Жизнь, великолепный поток вдохновенной Силы, Несут голоса мистических Солнц. Это приносит счастье [от] шепчущей истины; Там звучит в его медоносном потоке из недр Пространства Смех из бессмертного сердца Блаженства И непостижимая вневременная Радость, Звук журчания Мудрости в Неизвестном И дыхание невидимой Бесконечности. В сияющей ясности аметистового воздуха Нескованный и всемогущий Дух Ума Размышляет на голубом лотосе Идеи. Золотое верховное солнце вневременной Истины Изливало вниз мистерию вечного Луча Через безмолвие, дрожащее от слова Света В бесконечном океане открытий. Вдалеке он увидел соединяющиеся полусферы. На восходящем краю транса медитации Великие ступени мысли поднимались к нерождённым высотам, Где последние хребты Времени касаются небес вечности И Природа говорит с абсолютом духа.
Сначала пришло тройное царство упорядоченной мысли, Малое начало огромного восхождения: Наверху были яркие эфирные небеса ума, Переполненное и бесконечное парение, как будто небо давило на небо, Поддерживаемое против Пустоты бастионами света; Высшее стремилось к соседству с вечностью, Огромнейшее расширялось в бесконечность. Но, хотя и бессмертные, могущественные и божественные, Первые царства были близки и родственны человеческому уму; Их божества формируют дороги нашего более великого мышления, Фрагмент их могущества может стать нашим: Эти широты не были слишком широки для наших душ, чтобы [там] расположиться, Эти высоты не были слишком высоки для человеческой надежды. Тройной подъём привёл в этот тройной мир. Хотя и [слишком] крутой для общих усилий идти [по нему], Его восходящий склон смотрит вниз на наше земное равновесие: На склоне, не слишком отвесно крутом, Можно было повернуть назад, путешествуя по глубоким нисходящим линиям, Чтобы общаться со вселенной смертных. Могучие смотрители восходящей лестницы, Кто ходатайствуют со всесозидающим Словом, Там ожидали душу пилигрима, связанную с небесами; Держа тысячу ключей от Запредельного, Они предлагали их знание восходящему уму И наполняли жизнь безграничностью Мысли. Пророчествующие иерофанты оккультного Закона, Огненно-яркие иерархи божественной Истины, Толкователи между умом человека и Бога, Они приносят бессмертный огонь смертным людям. Радужные, воплощающие невидимое, Стражи ярких степеней Вечности Выстроились перед Солнцем в сияющие фаланги. Издали они казались символическими образами, Освещёнными оригиналами теневого скрипта, В который наше видение транскрибирует идеальный Луч, Или иконами, изображающими мистическую Истину, Но вблизи - Богами и живыми Присутствиями. Марш [из] фризов обозначил самые низшие ступени; Фантастически витиеватые и богато мелкие, Они имели место для всего содержания мира, Символов минут радости его совершенства, Странных зверей, что были силами Природы, сделанными живыми, И, пробуждённый к чуду его роли, Человек стал ненарушенным образом Бога, А предметы - прекрасными монетами из царства Красоты; Но широкими территориями были эти уровни служения. Перед восходящим прозрением стояли Миром-Временем наслаждающиеся, любимцы Мира-Блаженства, Мастера вещей актуальных, властелины часов, Товарищи по играм юной Природы и Бога-дитя, Творцы Материи скрытым напряжением Ума, Чьи тонкие мысли поддерживают бессознательную Жизнь И направляют фантазию грубых событий, Раса юных богов с острым зрением, Дети-цари, рождённые на раннем плане Мудрости, Обученные в её школьной мистической игре создания мира. Архмасоны вечного Чудотворца, Формовщики и измерители фрагментированного Пространства, Они осуществили их план скрытого и известного Жилища для невидимого царя. Повинуясь глубинному повелению Вечного, Они построили на материальном фронте вещей Этот широкий мир - детский сад юных душ, Где младенческий дух учится с помощью ума и чувств Читать буквы космического скрипта И изучать тело космического "я", И искать тайное значение целого. Всему, что задумывает Дух, они придают форму; Убеждая Природу в видимых настроениях, Они придают конечную форму бесконечным вещам. Каждую силу, что выпрыгивает из Непроявленного, Покидая величие покоя Вечности, Они захватывали и удерживали их точным взглядом И делали фигурантом в космическом танце. Его свободный каприз они связали ритмическими законами И вынудили его принять позу и линию В колдовстве [ставшей] упорядоченной вселенной. Все-содержащее содержалось в форме, Единство было раздроблено на измеримые блоки, Безграничность собрана в космическую сумму: Бесконечное Пространство было разбито на кривые, Неделимое Время разрезано на маленькие минуты, Бесконечно малое массировано, чтобы надёжно сохранить Мистерию Бесформенного, низвергаемого в форму. Непобедимо их ремесло, разработанное для использования Магии последовательных чисел и чар знаков, Чудесная потенция замысла была [ими] схвачена, Нагруженная [теперь] красотой и значением, И под детерминирующим мандатом их взгляда Форма и качество, уравниваясь, объединились В неразрывную идентичность. На каждом событии они отпечатывали графики их закона, Их веру и заряд обременяющих обстоятельств; Уже не свободный и божественный случай, Желаемый в каждый момент, не приключение души Удлиняли связанную судьбой таинственную цепь, Линию, предусмотренную неизменным планом, [Представляя] ещё один шаг в долгом марше Необходимости. Срок был установлен для каждой жаждущей силы, Сдерживающей свою волю монополизировать мир, Канавка из бронзы предписана для силы и действия, Что указывала каждому мгновению его назначенное место, Неизменным предволимое в спиральной Огромной петле Времени, ускользающего от вечности. Неизбежны их мысли, подобные звеньям Cудьбы, Наложенным на прыжки и молниеносную гонку ума И на хрупкий случайный поток жизни, И на свободу атомных вещей Неизменной причиной и непреклонным следствием. Идея отказалась от пластичной бесконечности, Для которой она была рождена, и теперь отслеживала вместо неё Небольшие отдельные шаги цепной работы в сюжете: Бессмертное когда-то, теперь связанное рождением и смертью, Вырванное из непосредственности его безошибочного взгляда, Знание было перестроено из клеток умозаключения В фиксированное тело, дряблое* и тленное; Соединённое таким образом, оно росло, но не могло [продержаться] долго и разрушалось, И уступило его место телу нового мышления. Клетка для большеглазых Мыслей серафимов Бесконечности Была закрыта крест-накрест мировыми законами вместо прутьев, И радужное видение Невыразимого Ограждено краткой дугой горизонта. Вневременный дух сделался рабом часов; Несвязанный был брошен в тюрьму рождения, Чтобы создать мир, который Ум мог бы охватить и править [им]. На земле, которая смотрела на тысячу cолнц, Чтобы сотворённые могли вырастить владыку Природы И осветить душой глубины Материи, Они привязали к дате, норме и конечному масштабу Миллионно-мистическое движение Единого. Выше по рангу стояла тонкая раса архангелов С большими веками и взглядами, что искали невидимое. Свет освобождающего знания сиял Через бездны тишины в их глазах; Они жили в уме и знали истину изнутри;
Взгляд, отводимый в сконцентрированное сердце, Мог проникнуть за ширму результатов Времени, За жёсткие очертания и формы видимых вещей. Всё, что ускользнуло из узкой петли концепций, Видение замечало и схватывало; их видящие мысли Заполняли пробелы, оставленные ищущими чувствами. Высокие архитекторы возможности И инженеры невозможного, Математики бесконечностей И теоретики непознаваемых истин, Они формулируют постулаты загадки И соединяют неизвестное с видимыми мирами. Послушники, они ждут под вневременной Силой, Исследуя цикл её работ; Миновав её ограду бессловесного уединения, Их ум мог проникнуть в её оккультный ум И нарисовать диаграмму её тайных мыслей; Они читали коды и шифры, что она запечатала, Они снимали копии всех её охраняемых планов, Поскольку каждый поворот её таинственного пути Имел причину и неизменное правило. Невидимое становилось видимым для изучающих глаз, Схема огромного Несознательного была объяснена, Смелые линии были начертаны в Пустоте; Бесконечность была сведена к квадрату и кубу. Располагая символы и значения, Прослеживая кривую трансцендентной Силы, Они формировали каббалу космического Закона, Балансирующую линию, открытую в технике Жизни И структурирующую её магию и её тайну. Налагая схемы знания на Необъятное, Они связывали с силлогизмами конечной мысли Свободную логику бесконечного Сознания, Грамматизировали скрытые ритмы танца Природы, Критиковали сюжет драмы миров, Делали фигуру и число ключом ко всему сущему: Психоанализ космического "Я" Был начертан, выслежены его тайны И выяснена непонятная патология Уникального. Была оценена система вероятного, Опасность избегаемых возможностей, Рассчитана невычисляемая сумма Актуального, Построены логарифмические таблицы Необходимости, Сложенные в схему тройного действия Единого. Раскрытое внезапно, невидимое множество Сил, вихрящихся в руках Случая, Казалось повинующимся какому-то обширному императиву: Их запутанные мотивы вырабатывали единство. Мудрость читала их ум, неведомая им самим, Их анархия втискивалась в формулу, И из их гигантской случайности Силы, Следуя привычке миллионов их путей, Различая каждую малейшую линию и ход Скрытого неизменного замысла, Из хаоса настроений Невидимого Выводилось исчисление Судьбы. В его яркой гордости универсального применения Знание ума превзошло мощь Всеведущего: Орлокрылые могущества Вечного, Удивляющиеся в их неотслеженных эмпиреях, Склонялись из [описываемых ими] кругов, Повинуясь мановению Мысли: Каждый таинственный Бог, вынужденный раскрывать себя в форме, Назначив его установившиеся движения в игре Природы, Зигзагом двигался от жестов Воли-шахматиста По шахматной доске космической судьбы. В широкой последовательности предсказанных шагов Необходимости каждое действие и мысль Бога, Взвешенные для их оценки бухгалтерским умом, Проверенные его математизированным всемогуществом, Утрачивали их божественный аспект чуда И становились числом в космической сумме. Капризы и молниеносные настроения могущественной Матери, Возникшие из её премудрого неуправляемого восторга В свободе её сладкой и страстной груди, Лишённые их чуда, были прикованы к причине и цели; Бронзовый идол заменил её мистическую форму, Что захватывает движения космических просторов, В точном наброске идеального лика Был забыт отпечаток сна её ресниц, Несущий в своих очертаниях мечты бесконечности, И потерялось манящее чудо её глаз; Вздымающаяся волна-пульс её обширного моря-сердца Стала связанной теоремой упорядоченных биений: Её глубокие замыслы, что она скрывала от самой себя, Склонялись к самораскрытию на их исповеди. Для рождения и смерти миров они установили дату, Очертили диаметр бесконечности, Измерили отдалённую дугу невидимых высот И визуализировали бездонные безвидные глубины, Пока не стало казаться известным всё, что могло быть во все времена. Всё было подчинено числу, имени и форме; Ничто не осталось невыразимым, неисчислимым. И всё же их мудрость была окружена пустотой: Истины они могли находить и удерживать, но не единую Истину: Высочайшее оставалось непознаваемым для них. Зная слишком много, они упустили [то] целое, что нужно знать: Бездонное сердце мира оставалось неразгаданным И Трансцендентное хранило свою тайну. В величественном и более смелом воспарении К широкой вершине тройной лестницы поднимались голые ступени, Будто пылающие золотые камни, Прожигающие себе путь к чистому абсолютному небу. Августейшие и немногочисленные суверенные Короли Мысли Сделали из Пространства свой широкий всевидящий взор, Обозревающий огромную работу Времени: Широта все-содержащего Сознания Поддерживала Бытие в неподвижных объятиях. Посланники от светоносного Незримого, В долгом переходе к миру они хранят Императивы творящего "Я", Подчиняясь невежественной земле, сознательному небу; Их мысли - партнёры в его просторном контроле. Великое правящее всем Сознание здесь присутствует, А Ум невольно служит более высшей Силе; Это канал, а не источник всего. Космос - не случайность во Времени; В каждой игре Случая есть смысл, В каждом лике Судьбы есть Свобода. Мудрость знает и направляет таинственный мир; Взгляд Истины формирует его существа и события; Слово, саморождённое на вершинах творения, Голос Вечного во временных сферах, Пророк видений Абсолюта, Засевает значение Идеи в Форму, И из этого семени всходят ростки Времени. На вершинах за пределами нашего кругозора восседает Все-Мудрость: Вниз опускается единственный и непогрешимый взгляд, Безмолвное прикасание воздуха верховного Пробуждает [в помощь] невежественному знанию в его действиях Тайную силу в бессознательных глубинах, Вынуждая ослеплённое Божество появиться, Детерминируя голый танец Необходимости, Когда она проходит через круг часов И скрывается от преследования конечными глазами Вниз по кружащимся перспективам эонического Времени. Неприкосновенные силы космического вихря Несут в их вакхических ладонях неподвижность Изначального предвидения, что является Судьбой. Даже неведение Природы - это инструмент Истины; Наше борющееся эго не может изменить её курс: И всё же эта сознательная сила, что движется в нас, [Это] семя-идея есть родитель наших действий, А неизбежность - не узнанное дитя Воли. Под непогрешимо направляющим взором Истины Все существа раскрывают здесь их тайну, Вынуждаются стать тем, что они скрывают в себе. Ибо Тот, кто Есть, растёт, проявляясь с годами, И медлительное Божество, заключённое в клетку, Взбирается из плазмы к бессмертию.
Но то, что скрыто, что отрицается смертным пониманием, Что мистично, невыразимо - есть истина духа, Неизречённая, улавливаемая его лишь взором. Когда лишён он эго и ума, он слышит Голос; Он смотрит сквозь свет на всё больший свет И видит Вечность, окружающую Жизнь. Эта великая Истина чужда нашим мыслям; Там, где свободная Мудрость действует, они ищут правил; Либо мы видим лишь спотыкающуюся игру Случая Или работу в цепях, вынуждаемую сковывающим законом Природы, Абсолютизмом немой бездумной Власти. Дерзкие в их чувстве рождённой Богом силы, Они осмелились ухватить их мыслью абсолют Истины; Абстрактной чистотой безбожного зрения, Перцептивной наготой, нетерпимостью к формам Они доставляли Уму то, чего Ум никогда не мог бы достичь, И надеялись покорить верховное основание Истины. Оголённый императив концептуальной фразы, Архитектонический и неизбежный, Переводил немыслимое в мысль: Серебрянокрылый огонь обнажённого тонкого чувства, Ухо ума, оторванное от рифм внешнего [мира], Открывало звуки-семена вечного Слова, Слышало ритм и музыку, что строят миры, И схватывало в вещах бестелесную Волю быть. Безграничное они измеряли мерами чисел И прослеживали последнюю формулу ограниченных вещей, В прозрачные системы воплощали безграничные истины, Вневременное делали подотчётным Времени И оценивали несоизмеримое Высочайшее. Чтобы припарковать и оградить неохватываемые бесконечности, Они воздвигли абсолютные стены [из] мысли и речи И создали вакуум, чтобы вместить Единое. На их взгляд, они двигались к пустой вершине, В громадное пространство холодного и залитого солнцем воздуха. Чтобы объединить свои задачи, исключающие жизнь, Что не могут вынести наготу Необъятного, Они сделали ребус из множества, В отрицании нашли смысл Всего, А в ничто - абсолютный позитив. Единый закон упростил космическую тему, Сжав Природу в формулу; Их титанический труд сделал всё знание единым, Ментальной алгеброй путей Духа, Абстракцией живой Божественности. Здесь мудрость ума остановилась; она почувствовала себя завершённой; Больше не о чем было думать и знать: В духовном нуле она восседала на троне И принимала её обширное молчание за Невыразимое.
Это было игрой ярких богов Мысли. Привлекая во время вневременный Свет, Заключая вечность в часы, Они планировали уловить ноги Истины В позолоченную сеть из концепций и фраз И удерживать её в плену для радости мыслителя В его маленьком мире, построенном из бессмертных грёз: Там она должна пребывать заточённой в человеческом уме, Как императрица, узница в доме своего подданного, Боготворимая, чистая и всё ещё царящая в его сердце, Его великолепная собственность, лелеемая и отделённая Стеной молчания его тайной музы, Непорочная в белой девственности, Одна и та же испокон веков, и всегда одна, Его почитаемая неизменная Богиня во все времена. Или же, верная супруга его ума, Согласная с его природой и его волей, Она санкционирует и вдохновляет его слова и действия, Продлевая их резонанс сквозь внимающие годы, Спутница и регистратор его марша, Пересекающего сверкающий участок мысли и жизни, Вырезанный из вечности Времени. Свидетельница его высокой триумфальной звезды, Её божественность - слуга [его] коронованной Идеи, С её помощью он будет господствовать в поверженном мире; Гарантия для его деяний и его верований, Она подтверждает его божественное право вести и управлять. Или, как любовник, [он] обнимает свою единственную возлюбленную, Божество для поклонения и вожделения в его жизни, Икону для единственного идолопоклонства его сердца, Она теперь - его [собственность], и должна жить лишь для него: Она захватила его своим внезапным блаженством, Неисчерпаемым чудом в его счастливых объятиях, Соблазном, пойманным восхитительным дивом. Теперь, после долгих восторженных поисков, он заявляет, что она - Единственная радость его тела и его души: Неотвратима её божественная притягательность, Её необъятное обладание, неумирающий трепет, Опьянение и экстаз: Страсть её самораскрывающихся настроений, Небесные слава и многообразие Делают её тело всегда новым для его глаз Или же повторяют первое прикасание [её] очарования, Сияющий восторг её мистических грудей И прекрасных вибрирующих конечностей, живую область Пульсирующего нового раскрытия без конца. Новое начало расцветает в слове и смехе, Новое очарование возвращает назад прежний предельный восторг: Он потерялся в ней, она - его рай здесь. Истина улыбнулась грациозной золотой игре. Из её безмолвных вечных пространств выглянула Великая и безграничная Богиня, притворяясь уступающей Залитую солнцем сладость её тайн. Воплощая её красоту в его объятиях, Она отдала [ему] для краткого поцелуя её бессмертные губы И притянула к её груди эту прославленную смертную голову: Она, для которой небеса были слишком малы, сделала землю её домом. В человеческой груди жило её оккультное присутствие; Он вырезал из самого себя её образ: Она вложила её тело в объятия ума. В узкие пределы мысли она вошла; Её величие она позволила втиснуть В маленькую каморку Идеи, В закрытую комнату понимания одиноким мыслителем: Она снизошла с её высот до положения наших душ И ослепила наши веки её небесным взором. Итак, каждый удовлетворён его высокой прибылью И мыслит себя блаженным за пределами смертности, Царём истины на его отдельном троне. Для её обладателя в поле Времени Одинокое великолепие, уловленное от её славы, кажется Единственным истинным светом, сияющей полнотой её красоты. Но ни мысль, ни слово не могут ухватить вечную Истину: Весь мир живёт в одиноком луче её солнца. В тесном и узком доме наших мыслей, освещённом лампой, Тщеславие нашего закрытого смертного ума Мечтает о том, чтобы цепи мысли сделали её нашей; Но мы лишь играем с нашими собственными слепящими связями; Связывая её, мы связываем себя. В нашем гипнозе [от] одной светящейся точки Мы не видим, что мы удерживаем [лишь] её маленькую форму; Мы не чувствуем её вдохновляющей безграничности, Мы не разделяем её бессмертной свободы. Это так даже с провидцем и мудрецом; Поскольку человек до сих пор ограничивает божественное: Из наших мыслей мы должны выпрыгнуть, чтобы видеть, Вдыхать её божественный безграничный воздух, Признать её простое безбрежное превосходство, Осмелиться сдаться её абсолюту. Тогда Непроявленное отражает его форму В неподвижном уме, как в живом зеркале; Вневременный Луч нисходит в наши сердца, И мы восхищаемся в вечность. Ибо Истина шире, больше, чем её формы. Тысячи икон они сотворили из неё И находят её в идолах, которым они поклоняются; Но она остаётся собой и бесконечной.
Конец Песни Одиннадцатой
*слово с фр.
перевод Н. Антипова, 3-27.06.2019 года, правка 19.07.19
Сообщение: 4013
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 27.06.19 21:49. Заголовок: Песнь XII НЕБЕСА ИДЕ..
Песнь XII НЕБЕСА ИДЕАЛА
Всегда Идеал манил издалека. Пробуждённая прикасанием Невидимого, Покидая границу достигнутых вещей, Стремилась могучая исследовательница, неутомимая Мысль, Раскрывая на каждом шагу светоносный мир. Она оставляла известные вершины ради неизвестных пиков: Страстная, она искала единственную нереализованную Истину, Она жаждала Света, что не знает смерти и рождения. Каждая стадия в отдалённом восхождении души Возвышалась в неизменных небесах, что всегда ощущались здесь. На каждом шагу удивительного путешествия Новая степень чуда и блаженства, Новая ступень формировалась на могучей лестнице Бытия, Огромный широкий пролёт, трепещущий драгоценным огнём, Как будто горящий дух колыхался там, Поддерживая своим пламенем бессмертную надежду, Как будто сияющий Бог отдал свою душу, Чтобы он мог чувствовать шаги пилигримов, В спешке взбирающихся в дом Вечного. На обоих концах каждой лучезарной лестницы Виделись небеса идеального Ума В голубом сиянии грезящего Пространства, Подобно полосам сверкающего неба, цеплявшимся за луну. С одной стороны, оттенок за оттенком плывущим, мерцали Сияния восхода, озаряющие душу, В трепетном восторге прозрения сердца И в спонтанном блаженстве, что приходит с красотой, [стояли] Прекрасные царства бессмертной Розы. Выше духа, заключённого в смертном уме, Располагаются сверхсознательные царства небесного мира, Ниже - мрачная тусклая бездна Несознательного, Между ними, за нашей жизнью, - бессмертная Роза. Чрез тайный воздух, которым дышит дух, Тело космической красоты и радости, Незримое, не замечаемое слепым страдающим миром, Поднимаясь из глубоко сдавшегося сердца Природы, Вечно цветёт у стоп Бога, Питаясь жертвенными мистериями жизни. И здесь его бутон рождается в человеческой груди; Затем прикосновением, присутствием или голосом Мир превращается в подножие храма, И всё раскрывает неизвестного Возлюбленного. В порыве небесной радости и лёгкости Жизнь уступает божественности внутри И приносит восторженную жертву всего, что имеет, И душа открывается к счастью. Блаженство чувствуется, что никогда не может полностью исчезнуть, Внезапная мистерия тайной Милости Укрывает золотом нашу землю красного желания. Все высшие боги, что скрывали свои облики От пятнающего страстного ритуала наших надежд, Раскрывают их имена и их неумирающие силы. Огненная неподвижность пробуждает дремлющие клетки, Страсть плоти, становящейся духом, И внезапно исполняется, наконец, Чудо, для которого была создана наша жизнь. Пламя в белом безмолвном куполе Видно, и лики бессмертного света, Сияющие длани, что не знают рождения и смерти, Груди, что вскармливают первенцев Солнца, Крылья, что переполняют пламенные безмолвия мысли, Глаза, что смотрят в духовное Пространство. Наши скрытые центры небесной силы Открываются, подобно цветам, в небесной атмосфере; Ум останавливается, трепеща от божественного Луча, И даже это преходящее тело может тогда почувствовать Идеальную любовь и безупречное счастье, И смех сладости и восторга сердца, Освобождённого от грубой и трагической хватки Времени, И красоту, и ритмичную поступь часов. В высших царствах это касается бессмертного вида; То, что здесь в зародыше, там [уже] расцвело. Там [обретается] тайна Дома Пламени, Сияние богоподобной мысли и золотого блаженства, Восторженный идеализм небесного чувства; Там - чудесные голоса, солнечный смех, Журчание водоворотов в реках радости Божьей И мистические виноградники золотого лунного вина, Весь огонь и сладость, от которых здесь едва ли Сверкающая тень посещает смертную жизнь. Хотя там наблюдаются и радости Времени, Давящее на грудь, ощущается касание Бессмертного, Слышатся звуки флейты Бесконечного. Здесь, на земле, ранние пробуждения, Моменты, что трепещут в божественном воздухе, И взращённый на тоске её почвы Взгляд солнечных цветов Времени на золотую Вечность: Там - нетленные блаженства. Миллион лотосов, качающихся на одном стебле, Мир за миром, цветные и экстатические, Взбираются к какому-то далёкому невидимому прозрению. По другую сторону вечной лестницы Могущественные царства бессмертного Пламени Стремятся достичь абсолютов Существа. Из скорби и тьмы мира, Из глубин, где погребены жизнь и мысль, Одиноко поднимается к небесам бессмертное Пламя. В священных тайнах скрытой Природы Оно вечно горит на алтаре Ума, Его жрецы - души посвящённых богов, Человечество - его дом для жертвоприношений. Однажды зажжённые, его языки никогда не могут угаснуть. Огонь вдоль мистических троп земли, Он восходит через полушарие смертного, Пока, несомый бегунами Дня и Сумерек, Он не войдёт в оккультный вечный Свет И не вскарабкается, белея, на незримый Трон. Его миры - это шаги восходящей Силы: Видение с гигантскими контурами, титаническими линиями, Дома непогрешимой и озарённой Мощи, Небеса неизменного Блага, чистые и нерождённые, Высоты великолепий извечного луча Истины, Они становятся видимыми, как в символическом небе, И призывают наши души в более просторный воздух. На своих вершинах они несут неспящее Пламя; Мечтая о мистическом Запредельном, Трансцендентные путям Судьбы и Времени, Они указывают ввысь над собой направляющими пиками Сквозь бледно-сапфировый эфир божественного ума На некий золотой апокалипсис Бесконечного. Гром, раскатывающийся среди холмов Бога, Неутомимый, суровый - их потрясающий Глас: Превзойдя нас, превзойти себя самих они призывают И предлагают нам неустанно подниматься всё выше. Вдали от нашей нетерпеливой досягаемости эти вершины живут, Слишком величественные для нашей смертной силы и высоты, Вряд ли [бывая] в страшном экстазе труда, Поднимаемого обнажённой атлетической волей духа. Строгие, нетерпимые, они требуют от нас Усилий, слишком длительных для наших смертных нервов, Наши сердца не могут ни пробиться, ни поддержать нашу плоть; Только сила Вечного в нас может отважиться Предпринять неизмеримое приключение этого восхождения И пожертвовать всем, что мы здесь лелеем. Наше человеческое знание - это свеча, горящая На тусклом алтаре пред солнечно-просторной Истиной; Человеческая добродетель - грубо сшитое, плохо сидящее платье, Одеяние деревянных идолов Блага; Страстная и ослеплённая, кровоточащая, покрытая грязью, Его энергия претыкается о бессмертную Силу. Несовершенство преследует наши высочайшие усилия; [Лишь] части и бледные отражения - наша доля. Счастливы миры, что не ощутили нашего падения, Где Воля едина с Истиной, а Добро с Силой; Не истощаемые бедностью земного ума, Они хранят естественное дыхание могущества Бога, Его голую спонтанную быструю интенсивность; Там его великое прозрачное зеркало, Я, И там его суверенная автаркия блаженства, В которой бессмертные природы играют их роли, Наследники и акционеры божественности. Он двигался волей сквозь царства Идеала, Принимал их красоту и выносил их величие, Вкушал славу их чудесных полей, Но проходил [дальше], не оставаясь под властью их великолепия. Всё там было интенсивным, но частичным светом. В каждом [из них] серафо-крылая высоколобая Идея Объединяла всё знание единой мастерской мыслью, Убеждала всё действие в едином золотом смысле, Подчиняла все силы единой силе И создавала мир, где она могла бы править одна, Совершенный дом абсолютного идеала. Как знак их победы и их веры, Они предлагали Путешественнику у своих ворот Неугасимое пламя или неувядающий цветок, Эмблему привилегии высокого королевства. Славный сияющий Ангел Пути Представлял исканию души Сладость и мощь идеи, Каждая из которых считалась Сокровенным источником Истины и вершиной силы, Сердцем смысла вселенной, Ключом к совершенству, паспортом в Рай. Но там были и области, где встречались эти абсолюты И формировали круг блаженства сочетающимися руками; Свет стоял, объятый светом, огонь венчался с огнём, Но никто в другом не потерял бы его тело, Чтобы найти его душу в единой Душе мира, Множественный восторг бесконечности. Далее он прошёл в более божественную сферу: Там, соединённые в общем величии, свете и блаженстве, Все высокие, прекрасные и желаемые силы, Забыв их различие и их отдельное правление, Становятся единым множественным целым. Над разветвлением дорог Времени, Над Безмолвием и его тысячекратным Словом, В неизменной и нерушимой Истине, Навеки единой и неразделимой, Сияющие дети Вечности обитают На широкой духовной высоте, где всё едино.
Сообщение: 4020
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 23.07.19 15:12. Заголовок: Песнь XIII В "Я..
Песнь XIII В "Я" УМА
Наконец, подступило голое безразличное небо, Где Безмолвие слушало космический Голос, Но ничего не отвечало на миллион призывов; Бесконечный вопрос души не встречал никакого ответа. Внезапное завершение положило конец страстным надеждам, Глубокое прекращение в могучем спокойствии, Финальная строка на последней странице мысли - И поля, и пустота бессловесного покоя. Там остановилась восходящая иерархия миров. Он стоял на широкой арке вершины Пространства Наедине с огромным "Я" Ума, Что держало всю жизнь на краю своих просторов. Всемогущее, неподвижное и отстранённое, Оно не принимало участия в мире, что возник из него: Оно не обращало внимания на пеаны победы, Оно было равнодушно к собственным поражениям, Оно слышало крик страдания и не подавало никакого знака; Его беспристрастный взгляд падал на зло и добро, Оно видело приближающееся разрушение и не сдвигалось [с места]. Равная Причина вещей, одинокий Провидец И Мастер множества его форм, Оно не действовало, но несло все мысли и дела, Свидетель мириада действий Бога Природы, Согласного с движениями её Силы. Его ум отражал этот гигантский квиетизм. Это молчание свидетеля - тайная база Мыслителя: Скрытое в безмолвных глубинах слово формируется, Из скрытых безмолвий действие рождается В полный голосов ум, в трудящийся мир; В тайну облачается семя, что посеяно Вечным, Молчание [укрывает] мистическое место рождения души. В верховной замкнутой и вневременной тишине Бога Встретились видящее "Я" и мощная Энергия; Безмолвие познало себя, и мысль приняла форму: Самосозданное из двойной мощи творение поднялось. В тишине [этого] "я" он жил, и оно в нём; Его немые незапамятные слушающие глубины, Его обширность и тишина стали его собственными; [Будучи] одним существом с ним, он рос широко, мощно, свободно. Отдельный, не связанный, он смотрел на все совершаемые вещи. Как тот, кто строит его собственные воображаемые сцены И не теряет себя в том, что видит, [Как] зритель драмы, задуманной им самим, Он смотрел на мир и наблюдал за его движущими мыслями С бременем освещённого пророчества в их глазах, Его силы с их ногами ветра и огня Возникали из немоты в его душе. Всё теперь он, казалось, понимал и знал; Ни желание не приходило, ни порыв воли, Великий беспокойный исследователь потерял свою задачу; Никто больше ничего не спрашивал и не хотел. Там он мог бы остаться, "Я", Безмолвие победили: Его душа обрела покой, она познала космическое Целое. Затем внезапно светящийся палец упал На все вещи, видимые, осязаемые, слышимые или ощущаемые, И показал его уму, что ничто не может быть познано; То должно быть достигнуто, из чего исходит всё знание. Скептический Луч разрушил всё, что казалось, И ударил в самые корни мысли и чувства. Во вселенной Неведения они проросли, Стремясь к сверхсознательному Солнцу, Играя в сиянии и дожде с более высокими небесами, Они никогда не смогут победить, как бы высоко они ни дотянулись Или [сколько бы] ни преодолели, как бы ни был остр их зонд. Сомнение разъедало даже средства мышления, Недоверие было брошено на инструменты Ума; Всё, что требуется для сияющей монеты реальности, - Доказанный факт, фиксированный вывод, ясная дедукция, Твёрдая теория, гарантированное значение, - Оказалось мошенничеством в кредитном банке Времени Или активами, не имеющими ценности в сокровищнице Истины. Невежество на неудобном троне, Перемешанное со случайным суверенитетом, Фигура знания, облачённая в сомнительные слова И показные мыслеформы, ярко неадекватные. Труженик в темноте, ослеплённый полусветом, То, что он знал, было образом в разбитом стекле, Что он видел, было реальным, но его взгляд был не истинным. Все идеи в его обширном репертуаре Были подобны рокотанию преходящего облака, Что истощило себя в звуке и не оставило следа. Хрупкий дом, подвешенный в неопределённом воздухе, Тонкая искусная паутина, вокруг которой он движется, На время распустившаяся на древе вселенной И вновь собравшаяся в себя, Была лишь ловушкой, чтобы поймать в пищу насекомых жизни - Крылатые мысли, что трепещут, хрупкие, в кратком свете, Но мёртвые, однажды захваченные в фиксированные формы ума, Цели, ничтожные, но кажущиеся большими на мелкой шкале человека, Мерцания блестящей дымки воображения И завёрнутые в паутину верования, уже не живые. Магическая хижина выстроенных уверенностей, Сделанная из сверкающей пыли и яркого лунного света, В котором освящается её образ Реального, Рухнула в Неведение, откуда она поднялась. Лишь проблеск символических фактов Окутывал тайну, скрывающуюся в их сиянии, И ложь базировалась на скрытых реальностях, Которыми они живут, пока не упадут от Времени. Наш ум - это дом, населённый убитым прошлым, Идеями, вскоре мумифицируемыми, призраками старых истин, [где] Спонтанность Бога связана формальными нитями И упакована в ящики аккуратного бюро разума, [Это] могила великих упущенных возможностей Или офис для ошибочного использования души и жизни И для всех растрат, что человек совершает из даров небес, И для всех расточений им запасов Природы, Сцена для комедии Невежества. Мир выглядел долгой сценой эонического провала: Всё росло бесплодно, ни одна основа не оставалась надёжной. Атакуемый краем обличающего луча Строитель Разум потерял свою уверенность В удачной ловкости и повороте мысли, Что делает душу пленницей фразы. Его наивысшая мудрость была [лишь] блестящей догадкой, Его могучая структурированная наука о мирах - Мимолётным светом на поверхностях бытия. Не было ничего, кроме схемы, нарисованной умом, Подмены вечных тайн, Корявой фигуры реальности, плана И возведения по Слову архитектора, Налагаемых на видимость Времени. Само существование было омрачено сомнением; Оно казалось лишь листком лотоса, плавающим В обнажённом бассейне космического Небытия. Этот великий зритель и творец Ум Был лишь неким делегатом полувидения, Завесой, что висела между душой и Светом, Идолом, а не живым телом Бога. Даже неподвижный дух, что смотрит на его работы, Был неким бледным фронтом Непознаваемого; Тенью казалось широкое и свидетельствующее "я", Его освобождение и неподвижный покой - Пустым отскоком существа от сотворённых временем вещей, А не самовидением Вечности. Глубокий мир был там, но не безымянная Сила: Там не было нашей милой и могущественной Матери, Кто собирает на её груди жизни её детей, Её объятий, что заключают мир в её руках В непостижимом восторге Бесконечности, Блаженства, что есть великолепное зерно творения, Или белой страсти Богоподобного экстаза, Что смеётся в сиянии безграничного сердца Любви. Более великий Дух, чем "Я" ума, Должен ответить на запросы его души. Ибо здесь не было ни твёрдой подсказки, ни уверенной дороги; Высоко идущие тропы исчезли в неизвестности; Взгляд художника строил Запредельное В противоречивых узорах и конфликтующих оттенках; Частичный опыт фрагментировал Целое. Он взглянул наверх, но всё оставалось пустым и неподвижным: Сапфирный небосвод абстрактной Мысли Ускользал в бесформенную Пустоту. Он посмотрел вниз, но всё было тёмным и немым. Слышался шум между мыслью и молитвой, Борьба, труд без конца и перерыва; Тщетный и невежественный поиск возвысил свой голос. Слухи, движение и зов, Пенящаяся масса, неисчислимый крик Всё [также] катились по океанской волне Жизни Вдоль берегов смертного Невежества. На его нестабильной и неизмеримой груди Существа и силы, формы, идеи, подобно волнам, Теснились ради воплощения и превосходства, Возвышались, тонули и снова поднимались во Времени; И на дне бессонного ажиотажа, Небытия, родителя борющихся миров, Огромной творящей Смерти, мистической Пустоты, Вечно поддерживающей иррациональный крик, Вечно исключающей высочайшее Слово, Неподвижной, отказывающейся от вопросов и ответов, Под голосами и маршами покоилась Немая неуверенность смутного Бессознательного. Две тверди - тьмы и света - Противопоставляли свои пределы хождению духа; Он двигался, скрытый от бесконечности "Я", В мире существ и сиюминутных событий, Где все должны умереть, чтобы жить, и жить, чтобы умереть. Бессмертный при возобновлённой смертности, Он блуждал по спирали его действий Или бежал по циклам его мысли, Но был не более чем своим оригинальным "я" И знал не больше, чем когда он начал впервые. Быть стало тюрьмой, исчезновение - побегом.
Сообщение: 4021
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 24.07.19 16:47. Заголовок: Песнь XIV МИРОВАЯ Д..
Песнь XIV МИРОВАЯ ДУША
Тайный ответ пришёл на его поиск. На далёком мерцающем фоне Пространства Ума Увиделась, подобная пылающим устам, освещённая шахта; Она казалась вратами отшельника, размышляющего о радости, Скрытым убежищем и переходом в тайну. Прочь от неудовлетворяющего поверхностного мира Она вела в грудь неизвестного, В колодец, в туннель глубин Бога. Она проникала, словно мистическое русло надежды, Через многие слои бесформенного безгласного "я", Чтобы достичь последней глубины сердца мира, И из этого сердца исходил бессловесный зов, Умоляющий вместе с неким ещё не прозреваемым Умом, Выражающий какое-то страстное невидимое желание. Как будто манящий перст тайны, Протянутый в кристальный настрой воздуха, Указывал на него из какой-то скрытой поблизости глубины, Как будто послание из глубокой души мира, Будто намёк на скрытую радость, Что вытекала из чаши размышляющего блаженства, Там мерцал крадущийся в Ум Немой и дрожащий экстаз света, Страсть и нежность розового огня. Как некто, влекомый к его потерянному духовному дому, Ощущает теперь близость ожидающей [его] любви, В проход, тусклый и трепетный, Что укрыл его от преследования днём и ночью, Он направился, ведомый мистическим звуком. Ропот, многоголосый и одинокий, Все звуки поочерёдно сменялись, но были всё те же. Скрытый зов к непредвиденному восторгу В призывающем голосе кого-то, давно знакомого, горячо любимого, Но безымянного для не помнящего ума, Приводил в восхищение заплутавшее сердце. Бессмертный крик чаровал пленённое ухо. Затем, понижая его властную мистерию, Он утопал в шёпоте, кружащемся вокруг души. Это казалось тоской одинокой флейты, Что скиталась по берегам памяти И наполняла глаза слезами вожделенной радости. Как резкая и огненная одинокая нота сверчка, Она вторгалась пронзительной мелодией в безлунную тишину ночи И била по нерву мистического сна Её высоким настойчивым магическим подъёмом. Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков Путешествовал тропами одинокого сердца; Его танец утешал вечное одиночество: Старая забытая сладость рыданий пришла. Или с далёкого гармоничного расстояния услышанной Звякающей поступью длинного каравана Это временами казалось, или гимном бескрайнего леса, Торжественным напоминанием храмового гонга, Пением пчёл в медовом упоении на летних островах, Раскалённых экстазом в дремлющий полдень, Или далёкими раскатами от моря пилигримов. Благовония в дрожащем воздухе плыли, Мистическое счастье в груди трепетало, Как будто вошёл незримый Возлюбленный, Придавая неожиданную красоту лицу И соединяя радостные руки, способные схватить его бегущие ноги, И мир изменился от красоты улыбки. В чудесное бестелесное царство он пришёл, В дом страсти без имени или голоса, В глубине, что он чувствовал отвечающей каждой высоте, Был найден уголок, что мог объять все миры, Точка, что была сознательным узлом Пространства, Час вечности в сердце Времени. Безмолвная Душа всего мира была там: Существо [там] жило, Присутствие и Сила, Единственная Личность, кто была собой и всем И лелеяла сладкие и опасные пульсации Природы, Преображая [их] в биения, божественные и чистые. Тот, кто мог любить без отдачи за любовь, Встречая и обращая к лучшему худшее, Он исцелял горькие жестокости земли, Трансформируя все переживания в восторг; Вмешиваясь в исполненные печали пути рождения, Он качал колыбель космического Ребёнка И успокаивал всех плачущих своей рукой радости; Злые вещи он вёл к их тайному добру, Обращал измученную ложь в счастливую правду; Его сила заключалась в раскрытии божественности. Бесконечный, сверстник ума Бога, Он нёс в себе семя, пламя, Семя, из которого заново рождается Вечное, Пламя, что уничтожает смерть в смертных вещах. Все вырастали до всех, как родственных себе и близких; Сокровенность Бога была повсюду, Не ощущалось ни завесы, ни грубого барьера инерции, Расстояние не могло разделить, Время не могло изменить. Огонь страсти горел в глубинах духа, Постоянное касание сладости связывало все сердца, Пульсация единого блаженства [от] одного [и того же] обожания В восторженном эфире неумирающей любви. Во всём пребывало внутреннее счастье, Чувство универсальной гармонии, Неизмеримая безопасная вечность Истины и красоты, добра и радости, ставших едиными. Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни; Бесформенный дух стал душой формы.
Всё там было душой или сделано из чистого вещества души; Небо души укрывало глубокую землю-душу. Всё здесь было знаемо духовным чувством: Мысли там не было, но знание было рядом, и единое Схватывало все вещи движущейся идентичностью, Симпатией от себя к другим "я", Прикасанием сознания к сознанию И взглядом существа на существо сокровенным взором, И сердцем, обнажённым перед сердцем без стен из речи, И единодушием видения умов В мириадах форм, освещённых единым Богом. Жизни там не было, но страстная сила, Тоньше тонкости, глубже глубин, Ощущалась, как утончённая и духовная мощь, Трепещущая, от души к отвечающей душе, Мистическое движение, близкое влияние, Свободное, счастливое и интенсивное приближение Существа к существу без завесы или проверки, - [Всё то,] без чего жизнь и любовь никогда не могли бы возникнуть. Тела там не было, ибо тела были не нужны - Сама душа была своей собственной бессмертной формой И сразу встречала прикасания других душ Близко, блаженно, конкретно, чудесно истинно. Как когда некто идёт во сне сквозь освещённые сновидения И, сознающий, знает истину, что означают их фигуры, Здесь, где реальность была его собственным сном, Он знал вещи из их души, а не из их формы: Как те, кто долго жил, став едиными в любви, Не нуждаются в словах или знаках для ответа сердца сердцу, Он встречался и общался без барьера речи С существами, не скрытыми материальным каркасом. Там был странный духовный пейзаж, Красота озёр, ручьёв и холмов, Поток, неподвижность в пространстве души, Равнины и долины, просторы душевной радости И сады, что были цветущими оазисами духа, Его медитациями разноцветных мечтаний. Воздух был дыханием чистой бесконечности. Аромат веял в цветной дымке, Как будто запахи и оттенки всех сладких цветов Смешались, чтобы скопировать атмосферу небес. Взывающая к душе, а не к глазам, Красота жила там в доме, в своём собственном жилище, Где всё было прекрасно само по себе И не нуждалось в великолепии одеяния. Все объекты были подобны телам Богов [и являлись] Символами духа, окружающими душу, Ибо мир и "я" были единой реальностью.
Погружённые между рождениями в безмолвный транс Существа, что когда-то носили формы на земле, сидели там В сияющих покоях духовного сна. Пройдены были вехи рождения и смерти, Пройдена их маленькая сцена символических деяний, Пройдены небеса и ад их долгой дороги; Они возвратились в глубокую душу мира. Всё теперь собралось в значимый [pregnant] покой: Личность и природа претерпевали смену сна. В трансе они собирали их прошлые "я", В фоновой памяти предвидящая муза, Пророчествуя о новой личности, Выстраивала карту их грядущего пути судьбы: Наследники их прошлого, открыватели их будущего, Выборщики их собственного само-избираемого жребия, Они ожидали приключение новой жизни. Личность, хранимая на протяжении [этих] провалов в миры, Хотя и всегда одна и та же во многих формах, Не узнаваемая внешним умом, Принимая имена, неизвестные в неизвестных краях, Запечатлевает во Времени на истёртой странице земли Растущую фигуру её тайного "я" И узнаёт на опыте то, что знал дух, Пока она не сможет увидеть её живую истину и Бога. Вновь они должны столкнуться с проблемой-игрой рождения, Экспериментом души для радости и горя, Мысли и импульса, освещающих слепое действие, И рисковать на дорогах обстоятельств, Через внутренние движения и внешние сцены Путешествуя к себе через формы вещей. Он пришёл в центр творения. Дух, блуждающий от состояния к состоянию, Находит здесь безмолвие его стартовой точки В бесформенной силе и тихой неподвижности И задумчивой страсти мира Души. Всё, что сделано и вновь разрушено, Спокойное настойчивое видение Единого Неизбежно восстанавливает, оно живёт заново: Силы и жизни, существа и идеи На время погружаются в тишину; Там они переназначают их цель и их течение, Переделывают их природу и перестраивают их форму. Всегда они изменяются и всегда, изменяясь, растут И проходят через плодотворную стадию смерти, И после долгого восстанавливающего сна Вновь занимают их место в процессе Богов, Пока не завершится их работа в космическом Времени. Здесь была мастеровая палата миров. Был оставлен интервал между действием и действием, Между рождением и рождением, между сновидением и пробуждённым видением, Пауза, что давала новые силы действовать и быть. За ними простирались регионы восторга и спокойствия, Безмолвные места рождения света, надежды и любви, Колыбели небесного восхищения и тишины. В дремоте голосов мира Он стал сознавать вечный момент; Его знание было раздето от всех облачений чувств, Было узнаваемо идентичностью без мыслей и слов; Его существо видело себя без своих покровов, Линия Жизни падала из бесконечности духа. По дороге чистого внутреннего света, Одна между огромными Присутствиями, Под наблюдающими взглядами безымянных Богов Его душа прошла, одинокая сознательная сила, К концу, что всегда начинается вновь, Приближаясь через неподвижность, немую и спокойную, К источнику всех вещей, человеческих и божественных. Там он узрел в их могучем равновесии союза Фигуру бессмертных Двоих-в-Одном, Единственного существа в двух обнимающихся телах, Диархию двух объединённых душ, Восседающих погружёнными в глубокую творящую радость; Их транс блаженства поддерживал подвижный мир. Позади них в утренних сумерках Единица стояла, Кто вывела их вперёд из Непостижимого. Всегда замаскированная, она ждёт ищущего духа; Наблюдательница на высших недостижимых вершинах, Проводница путешественника по незримым тропам, Она охраняет суровый подход к Одиночеству. В начале каждого далеко простирающегося плана, Пронизывающего её силой космические солнца, Она правит, вдохновительница его многочисленных работ И мыслитель символа его сцены. Над всеми она стоит, поддерживая всех, Единственная всемогущая Богиня, [кто] всегда за вуалью, Для которой мир - это [её] непостижимая маска; Века - это шаги её поступи, События в них - формы её мыслей, И всё творение - её бесконечное действие. Его дух сделался сосудом для её силы; Немой в бездонной страсти его воли, Он протянул к ней сложенные в молитве руки. Затем в повелительном ответе его сердцу Жест пришёл, будто отбросивший миры прочь, И из сияющей тайны её одеяния поднялась Её рука, приоткрыв вечную завесу. Свет казался неподвижным и нетленным. Притягиваемый к широким и освещённым глубинам Восхитительной загадки её глаз, Он увидел мистические очертания [её] лика. Ошеломлённый её неумолимым светом и блаженством, Атом в её безграничном "я", Овладевший мёдом и молнией её силы, Выброшенный на берег её океанического экстаза, Опьянённый глубоким золотым духовным вином, Он исторгнул из разорванной тишины его души Крик обожания и желания И сдачи его безграничного ума И самоотдачи его безмолвного сердца. Он упал к её ногам без сознания плашмя.
Конец Четырнадцатой Песни
перевод Н. Антипова, 24-29.07.2019 года, правка 31.07.2019
Сообщение: 4022
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 30.07.19 21:07. Заголовок: Песнь XV ЦАРСТВА БО..
Песнь XV ЦАРСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО ЗНАНИЯ
После неизмеримого мгновения души, Вновь возвратившейся в эти поверхностные области Из вневременных глубин, куда она погружалась, Он вновь услышал медленный шаг часов. Всё, когда-то воспринятое и пережитое, было далеко; Он сам был для себя единственной сценой. Над Свидетелем и его вселенной Он стоял в царстве безграничной тишины, Ожидая Голос, что говорил и созидал миры. Свет вокруг него был широким и абсолютным, Алмазной чистотой вечного видения; Сознание лежало неподвижно, лишённое форм, Свободное, бессловесное, не принуждаемое признаком или правилом, Навсегда довольное лишь бытием и блаженством; Чистое существование жило в его собственном мире На голой и бесконечной земле единого духа. Из сферы Ума он поднялся, Он покинул царство оттенков и полутонов Природы; Он пребывал в бесцветной чистоте своего "я". Это был план недетерминированного духа, Что может быть нулём или круглой суммой вещей, Состояние, в котором всё прекращалось и всё начиналось. Всё это становилось тем [средством], что изображает абсолют, Высоким просторным пиком, откуда Дух может видеть миры, Широким прозрением покоя, молчащим домом мудрости, Одинокой станцией Всезнания, Трамплином силы Вечного, Белым полом в доме Все-Восторга. Вот пришла мысль, что выходит за пределы Мысли, Вот тихий Голос, что не может быть уловлен нашим слухом, Знание, при котором знающий - это знаемое, Любовь, в которой возлюбленный и любящий - одно. Все стояли в изначальной полноте, Смолкшие и исполненные прежде, чем они могли сотворить Славную мечту об их универсальных деяниях; Здесь побуждалось духовное рождение, Здесь замыкалось поползновение конечного к Бесконечному. Тысячи дорог прыгали в Вечность Или, поющие, бежали навстречу лику Бога без вуали. Знаемое освободило его от своей ограничивающей цепи; Он постучал в двери Непознаваемого. Оттуда, взирая с неизмеримым обзором, Единым с его личным внутренним взглядом в его собственные чистые просторы, Он видел великолепие царств духа, Величие и чудо его безграничных работ, Могущество и страсть, выпрыгивающие из его покоя, Восторг его движения и его неподвижности, И его огненно-сладкое чудо трансцендентной жизни, Миллионогранный неделимый захват Его видением одного и того же колоссального Всего, Его нескончаемые действия во вневременном Времени, В пространстве, что есть его собственная бесконечность. Славная множественность одного сияющего "Я", Отвечающая на радость радостью, на любовь любовью, - Всё там было движущимися обителями Бога-блаженства; Вечные и уникальные, они жили единым Целым. Там силы - это великие вспышки истины Бога, А объекты - её чистые духовные формы; Дух больше не сокрыт от его собственного взгляда, Вся чувствительность - это море счастья, А всё творение - это действие света. Из нейтрального безмолвия его души Он перешёл к её полям могущества и спокойствия И увидел Силы, стоящие над миром, Пересёк царства верховной Идеи И искал вершину сотворённых вещей И всемогущий источник космических изменений. Там Знание звало его к своим мистическим вершинам, Где мысль удерживается в просторном внутреннем ощущении, А чувство плывёт по морю покоя И видение взбирается за пределы досягаемости Времени. Равный первым творцам-провидцам, Сопровождаемый всераскрывающим светом, Он двигался через регионы трансцендентной Истины Внутрь, необъятный, неисчислимо единый. Там расстояние было его собственной огромной протяжённостью духа; Освобождённый от фикций ума, Времени тройной разделяющий шаг уже не затруднял; Его неизбежный и непрерывный поток, Долгое течение его проявляющего курса Удерживались в едином широком взгляде духа. Универсальная красота показала её облик: Невидимые глубоко-сущностные значения, Спрятанные здесь за бесчувственным экраном из формы, Показали ему свою бессмертную гармонию И [подарили] ключ к чудесной книге обычных вещей. Под их объединяющий закон встали, раскрытые, Множественные меры созидающей силы, Линии техники Мирового Геометра, Чары, что поддерживают космическую паутину И магию, лежащую в основе простых форм. На вершинах, где Безмолвие с тихим сердцем слушает Ритмичные метры кружащихся миров, Он служил сеансам тройного Огня. На краю двух континентов — сна и транса - Он слышал голос никогда не изрекаемой Реальности, Пробудивший мистический крик откровения, Отыскал место рождения внезапного непогрешимого Слова И жил в лучах интуитивного Солнца. Освобождённый от оков смерти и сна, Он скакал по морям молний космического Ума И пересёк океан изначального звука; На последнем шаге к высочайшему рождению Он прошёл вдоль узкой грани исчезновения Рядом с высокими пределами вечности И поднялся на золотой гребень мира-видения Между убийственными и спасительными огнями; Он достиг сектора неизменной Истины, Встретил границы невыразимого Света И трепетал от присутствия Неописуемого. Над собой он видел пылающие Иерархии, Крылья, что складывались вокруг сотворённого Пространства, Солнечноглазых Стражей и золотого Сфинкса, Многоярусные планы и неизменных Богов. Мудрость, ожидающая Всеведения, Безгласно восседала в широкой пассивности; Она не судила, не оценивала, не стремилась знать, А прислушивалась к завуалированной всевидящей Мысли И к рефрену спокойного трансцендентного Голоса. Он достиг вершины всего, что могло стать узнанным: Его взгляд превзошёл главу и базу творения; Пылающие тройные небеса раскрыли их солнца, Тёмная Бездна обнажила её чудовищное правление. Всё, кроме конечной Мистерии, было его полем, Непостижимое почти показало его край. Бесконечности его "я" начали появляться, Скрытые вселенные взывали к нему; Вечности призывали вечности, Посылая их безмолвные сообщения ещё издали. Возникший из чуда глубин И горящий со сверхсознательных высот, И несущийся в огромных горизонтальных вихрях Миллион энергий объединился и стал Единым. Всё неизмеримо текло в одно море: Все живые формы стали его атом[ар]ными домами. Панергия, что гармонизировала всю жизнь, Удерживала теперь существование под её обширным контролем; Частью этого величия он был создан. По воле он жил в незабываемом Луче. В том высшем царстве, куда никакая ложь не могла проникнуть, Где все различны и всё - едино, В океане Безличного без берегов Личность, в Мировом Духе бросив якорь, дрейфовала; Он трепетал от могучих маршей Мировой Силы, Его действия были участниками бесконечного мира Бога. [Как] прилагающаяся слава и символ «я», Тело было [полностью] предоставлено душе, - Бессмертная точка силы, блок равновесия В широкой бесформенной волне космичности, Сознательное острие мощи Трансцендентного, Вырезающее совершенство из яркой мировой материи, Оно выражало в нём смысл вселенной. Сознание там было тесным и единым утком; Далёкое и близкое были едины в пространстве духа, Моменты несли в себе всё время [целиком]. Экран сверхсознания был прорван мыслью, Идея вращала симфониями видения, Взгляд был огненным броском из идентичности; Жизнь была чудесным путешествием духа, Чувство - волной из универсального Блаженства. В царство могущества и света Духа, Как тот, кто прибыл из чрева бесконечности, Он пришёл заново рождённым, младенцем и безграничным, И рос в мудрости вневременного Ребёнка; Он был простором, что вскоре стал Солнцем. Великая освещённая тишина шептала его сердцу; Его знание - уловленный внутренний взгляд [inview] непостижимого, Обзор [outview] без кратких усечённых горизонтов: Он мыслил и чувствовал во всём, его взор обладал могуществом. Он общался с Несообщаемым; Существа с более широким сознанием были его друзьями, Формы более великого, более тонкого творения приближались; Боги беседовали с ним за завесой Жизни. Соседнее с ним существо вырастало до вершин Природы. Первичная Энергия приняла его в свои руки; Его мозг был окутан ошеломляющим светом, Всеобъемлющее знание захватило его сердце: Мысли поднимались в нём, что ни один земной ум не мог бы удержать, Могущества играли, что никогда не бежали по смертным нервам: Он сканировал тайны Надразума, Он выносил восторг Сверхдуши. Пограничный с империей Солнца, Настроенный на высочайшие гармонии, Он связывал творение со сферой Вечного. Его конечные части приблизились к их абсолютам, Его действия обрамляли движения Богов, Его воля приняла поводья космической Силы.
Сообщение: 4023
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 07.08.19 10:50. Заголовок: Книга Третья КНИГА ..
Книга Третья КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Песнь I ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕПОЗНАВАЕМОГО
Слишком мало всё, что может дать мир: Его сила и знание - это дары Времени, И они не могут утолить священную жажду духа. Несмотря на то, что эти формы величия принадлежат Единому, И благодаря его дыханию милости жизнь нами обретается, Хотя [оно] ближе к нам, чем сама близость, Это некая выразимая истина того, что мы есть; Скрытая своими собственными творениями, она казалась далёкой, Непроницаемой, оккультной, безмолвной, тёмной. Присутствие было утрачено, при котором все вещи имеют шарм, Славы недоставало, [от] которой они тусклые знаки. Мир жил, став опустошённым от его Причины, Подобный любви, когда скрывается лик возлюбленного. Труд познания казался тщетной борьбой Ума; Всё знание оканчивалось в Непознаваемом: Усилие править казалось тщетной гордостью Воли; Тривиальное достижение презиралось Временем, Вся власть замыкалась во Всемогущем. Пещера темноты охраняется вечным Светом. Тишина воцарилась в его сражающемся сердце; Освобождённый от голосов желания мира, Он повернулся на вневременный зов Невыразимого. Существо, интимное и неописуемое, Широкий неодолимый экстаз и покой Ощущались в нём самом и во всём, и всё же, не схваченные, Приближались и ускользали от преследования его душой, Как будто навсегда заманивали его за предел. Вблизи они отступали; издали они тихо звали его. Ничто не могло удовлетворить, кроме их восторга: Их отсутствие оставляло величайшие действия тусклыми, Их присутствие заставляло и малейшее выглядеть божественным. Когда они были там, бездна сердца была наполненной; Но когда возвышающее Божество удалялось, Существование теряло свою цель в Бессмысленности. Порядок незапамятных планов, Богоподобная полнота инструментов Превращались в реквизит для непостоянной сцены. Но кем была эта мощь, он ещё не знал. Неосязаемая, и всё же наполняющая всё сущее, Она создавала и уничтожала миллионы миров, Принимала и утрачивала тысячи обликов и имён. Она носила видимость неразличимой Обширности Или возникала тонким ядром в душе: Далёкое величие оставляло её огромной и неясной, Мистическая близость сладко запирала её внутри: Временами она казалась ему вымыслом или [внешним] обликом, А иногда - его собственной колоссальной тенью. Гигантское сомнение омрачало его продвижение. Через нейтральную всеподдерживающую Пустоту, Чья белизна питала его одинокий бессмертный дух, Манила к какому-то неведомому Величайшему, Помогала, принуждала загадочными Силами, Стремящийся, полуутопающий и поддерживаемый, Непобедимо он поднимался без пауз. Беззнаковая смутная Необъятность всегда Нависала [над ним], без приближения, вне отклика, Обрекая конечные вещи на [исчезновение в] ничто, Сталкивая его с несоизмеримым. Затем могучий срок для восхождения настал. Высота была достигнута, где ничто сотворённое не могло жить, Линия, где любая надежда и поиск должны прекратиться, Приближаясь к какой-то невыносимой голой Реальности, Нуль сформировался, чреватый безграничным изменением. На головокружительной грани, где спадают все маски, И человеческий ум должен сдаться в Свете Или умереть, подобно мотыльку, в обнажённом сиянии Истины, Он был вынужден сделать грандиозный выбор. Всё, чем он был, и всё, к чему он стремился, Теперь должно было остаться позади или трансформироваться В сущность Того, что не имеет имени. Одинокий и противостоящий неосязаемой Силе, Которая ничего не предлагала для понимания Мыслью, Его дух столкнулся с приключением Бессмысленного. Покинутый мирами Формы, он боролся. Плодотворное мировое Невежество здесь проваливалось; Долгое путешествие Мысли по далям орбит прикасалось к нему вблизи И, неэффективное, останавливалось действующей Волей. Символические способы бытия уже не помогали, Структуры, что созданы Неведением, рушились, коллапсируя, И даже дух, что удерживает вселенную, Слабел от недостаточной освещённости. В бездонном падении всех вещей, созданных Трансцендентными всякой бренной опоре И соединявшихся, наконец, в их могучем источнике, Отдельное "я" должно расплавиться или переродиться В Истину за пределами призывов ума. Вся слава очертаний, сладость гармонии, Отвергнутые, как грация тривиальных нот, Изгнанные из нагого, сурового безмолвия Бытия, Умерли в прекрасном и блаженном Ничто. Демиурги потеряли их имена и формы, Великие замысловатые миры, что они планировали и создавали, Миновали, взятые и упразднённые один за другим. Вселенная сняла её цветную завесу, И в невообразимом конце Огромной загадки сотворённых вещей Появился далеко видимый Бог всего, Его ноги твёрдо стояли на гигантских крыльях Жизни, Всемогущий, одинокий провидец Времени, Внутренний, непостижимый, с алмазным взором. Привлечённые неизмеримым взглядом, Нерешённые медленные циклы возвращались к их источнику, Чтобы вновь подняться из этого невидимого моря. Всё рождённое от его могущества было теперь уничтожено; Ничего не осталось из того, что постигает Космический Ум. Вечность готовилась исчезнуть и казалась Оттенком и наложением на Пустоту, Пространство было колыханием сна, что тонул До его конца в глубинах Ничто. Дух, что не умирает, и само Божество Казались мифами, проецируемыми из Непознаваемого; Из Него всё возникло, в Нём призвано прекратиться. Но чем Это было - не могли выразить ни мысль, ни видение. Лишь бесформенная Форма "я" оставалась, Слабый призрак чего-то, что было [раньше], Последнее переживание падающей волны, Прежде чем она погрузится в бескрайнее море, - Как будто она сохраняла точно на грани Ничто Её голое ощущение океана, откуда она пришла. Обширность, размышляющая[, будучи] свободной от чувства Пространства, Вечность, отрезанная от Времени; Странный возвышенный неизменный Покой Молча отклонял от себя мир и душу. Суровая, не сообщающаяся [ни с кем[ Реальность Ответила, наконец, на страстный поиск его души: Бесстрастная, безмолвная, поглощённая её бездонной тишиной, Хранящая мистерию, которую никто никогда не сможет постичь, Она размышляла, непостижимая и неосязаемая, Представ перед ним с её немым потрясающим спокойствием. Она не была родственна вселенной: Не было ни действия, ни движения в её Просторе: Вопрос Жизни, встреченный этим молчанием, умер у неё на губах, Усилия мира прекратились, осуждённые за невежество, Не находя санкции от высочайшего Света: Там не было ума с его потребностью знать, Там не было сердца с его потребностью любить. Всякая личность гибла в её безымянности. Не было второго, она не имела партнёра или равного; Лишь сама была реальна для себя. Чистое существование, защищённое от мыслей и настроений, Сознание неделимого бессмертного блаженства, Оно обитало в одиночестве в его голой бесконечности, Единое и уникальное, невыразимо единственное. Существо, бесформенное, безликое и немое, Познавшее себя его собственным вневременным "я", Вечно сознающее в его неподвижных глубинах, Не творящее, не сотворённое и не рождённое, То Единое, кем живут все, [но] кто не живёт никем, Неизмеримая светящаяся тайна, Хранимая завесами из Непроявленного, Над меняющейся космической интерлюдией Пребывает, высочайшая, неизменно одна и та же, Безмолвная Причина, оккультная, непроницаемая, - Бесконечная, вечная, немыслимая, одинокая.
Сообщение: 4024
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 13.08.19 16:36. Заголовок: Песнь II ПОКЛОНЕНИЕ ..
Песнь II ПОКЛОНЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Тишина абсолютная, непередаваемая Встречает полное самооткровение души; Стена тишины отделяет её от мира, Бездна тишины поглощает чувство И делает нереальным всё, что узнал ум, Всё, что трудящиеся чувства ещё могли бы соткать, Продлевая воображаемую нереальность. Широкое духовное безмолвие "Я" оккупирует Пространство; Лишь Немыслимое остаётся, Лишь Безымянное без пространства и времени: Упразднена обременяющая необходимость жизни: Мысль спадает с нас, мы избавлены от радости и от горя; Эго мертво; мы свободны от бытия и от заботы, Мы покончили с рождением и смертью, с работой и судьбой. О душа, слишком рано веселиться! Ты достигла безграничного молчания [своего] "Я", Ты прыгнула в радостную божественную бездну; Но где ты бросила Свою миссию и Свою силу? На какой мёртвой обочине дороги Вечности? Внутри тебя был Единый, кто был самим собой и миром, Что ты сделала для [достижения] его цели в звёздах? Побег не принесёт [тебе] ни победы, ни короны! Ты пришла, чтобы сотворить нечто из Неведомого, Но ничто не закончено, и мир движется вперёд, Потому что лишь часть космической работы Бога выполнена. Приблизилось лишь вечное Нет И уставилось в твои глаза, и убило твоё сердце: Но где же вечное Да Любящего И бессмертие в тайном сердце, Голос, что воспевает творящий Огонь, Символический ОМ, великое согласное Слово, Мост между восторгом и покоем, Страсть и краса Невесты, Комната, где целуются славные враги, Улыбка, что спасает, золотой апофеоз вещей? Это тоже Истина в мистическом источнике Жизни. Чёрный занавес был поднят; мы увидели Могущественную тень всеведущего Господа; Но кто поднял занавес света И кто видел тело Короля? Мистерия рождения и деяний Бога продолжается, Остаётся неснятой печать последней главы, Не разгадана загадка незаконченной Пьесы; Космический Игрок смеётся под его маской, И всё же последняя ненарушенная тайна скрывается За человеческой славой Формы, За золотым эйдолоном Имени. Яркая белая линия представлялась финалом, Но далеко за гранью сверкают солнечные тропы невыразимого. То, что казалось источником и концом, стало широкими вратами, Последним босым шагом в вечность. Глаз открылся на безвременье, Бесконечность принимает обратно формы, что она дала, И через тьму Бога или его обнажённый свет Миллионы его лучей возвращаются в Солнце. Там есть нулевой знак Всевышнего; Природа осталась обнажённой и до сих пор раскрывает Бога. Но в её грандиозном ничто есть всё: Когда её крепкие одежды сорваны с нас, Невежество души [бывает] убито, но не душа: Ноль скрывает бессмертный лик. Высокое и пустое отрицание - это не всё, Безбрежное угасание - не последнее слово Бога, Не высший смысл жизни, не конец пути бытия, Не смысл этого великого таинственного мира. В абсолютном безмолвии спит абсолютное Могущество. Пробудившись, оно может разбудить душу, скованную трансом, И раскрыть в луче рождающее солнце: Оно может сделать мир сосудом для силы Духа, Оно может вылепить из глины совершенную форму Бога. Освободить себя - это всего лишь один сияющий шаг; Осуществить себя здесь было желанием Бога.
Даже когда он стоял на голом краю бытия, И вся страсть и искание его души Столкнулись с их угасанием в каком-то безликом Просторе, Присутствие, которого он жаждал, внезапно приблизилось. Через безмолвие предельного Покоя, Из удивительного ядра Трансцендентности, Тела чуда и полупрозрачности, Как будто сладкая мистическая сумма её самой, Ускользающая в изначальное Блаженство, Вошла, расширенная, из вечности, Некто пришёл, бесконечный и абсолютный. Существо мудрости, силы и восторга, Подобно тому, как мать берёт её ребенка на руки, Прижало к её груди Природу, мир и душу. Упраздняя безразличную пустоту, Нарушая вакантность и безмолвную тишину, Пронзая безграничное Непознаваемое, В свободу бездвижных глубин Прокрался прекрасный и счастливый блеск. Сила, Свет, Блаженство, не выразимые никакими словами, Отобразились в неожиданном луче И построили золотой проход к его сердцу, Соприкасаясь через него со всеми жаждущими чувствующими существами. Мгновенная сладость Все-Прекраснейшей Отменила тщету космического вихря. Природа, бьющаяся с божественным Сердцем, Ощущалась в несознательной вселенной; Это сделало дыхание счастливой тайной. Любовь, что с радостью несла крест боли, Эвдемонизировала [eudaemonised] горе мира, Сделала счастливой тяжесть долгого бесконечного Времени, Уловила тайну Божественного счастья. Утверждая в жизни скрытый экстаз, Она удерживала дух на его чудесном пути; Внося бессмертную значимость в часы, Она оправдывала труд солнц. Ибо одна там была вершительницей позади Бога. Материнская Мощь промышляла над миром; Сознание раскрыло его чудесный фронт, Превосходящий [transcending] всё сущее, ничего не отрицающий: Нетленный над нашими поникшими головами, Он ощущал восторженную и безошибочную Силу. Появилась неумирающая Истина, превозмогающая Мощь Всего, что здесь создано, а затем разрушено, Мать всех божеств и всех сил, Кто, как посредница, связывает землю со Всевышним. Исчезла загадка, что правила ночью нашей природы, Покрывающее Неведение было разоблачено и убито; Его ум ошибок был сорван с вещей, И [удалены] тупые настроения его извращённой воли. Освещённые её всевидящей идентичностью, Знание и Неведение не могли больше бороться; Титанические Противоположности, Антагонистические полюса мировой искусственности уже не могли Налагать Иллюзию их двойного экрана, Вбрасывающего их фигуры между нами и ней. Мудрость была рядом, замаскированная её собственными работами, Для которых затемнённая вселенная - [лишь] одеяние. Ничьё существование уже не казалось бесцельным падением, Угасание уже не являлось единственным освобождением. Скрытое Слово было найдено, давно искавшийся ключ, Раскрыт был смысл рождения нашего духа, Осуждённого на несовершенное тело и ум, В несознательности материальных вещей И в унизительности смертной жизни. Сердце чувствовалось в пространствах, широких и нагих, Пылающая Любовь из белых духовных источников Аннулировала горе невежественных глубин; Страдание потерялось в её бессмертной улыбке. Жизнь из-за пределов стала победителем смерти здесь; Ошибаться больше не было естественным для ума; Зло не могло прийти туда, где всё было светом и любовью. Бесформенное и Имеющее форму были соединены в ней: Необъятность была превзойдена взглядом, Лик открывал переполненную Бесконечность. Воплощая невыразимо в её членах Безграничную радость, что ищут слепые мировые силы, Её тело красоты плыло луной по морям блаженства. Она стоит во главе рождения, труда и судьбы, В их медленном кружении циклы оборачиваются на её зов; Лишь её руки могут изменить драконью основу Времени. Это её мистерия, что скрываема Ночью; Алхимическая энергия духа принадлежит ей; Она - это золотой мост, чудесный огонь. Светящееся сердце неизвестного - это она, Сила безмолвия в глубинах Бога; Она - Сила, неизбежное Слово, Магнит нашего трудного восхождения, Солнце, от которого мы зажигаем все наши солнца, Свет, что исходит из нереализованных Просторов, Радость, что манит из невозможного, Мощь всего, что никогда ещё не спускалось вниз. Вся Природа немо взывает к ней одной Исцелить её стопами ноющее биение жизни И сломать печати на смутной душе человека, И зажечь её огонь в закрытом сердце вещей. Всё здесь однажды станет домом её сладости, Все противоположности подготовят её гармонию; Наше знание взбирается к ней, наша страсть наощупь идёт [к ней]; В её чудесном восторге мы будем жить, Её объятия превратят нашу боль в экстаз. Наше "я" станет единым со всеми "я" с её помощью. В ней утверждённая, ибо трансформированная в ней, Наша жизнь найдет в её исполнившемся отклике Вверху - безграничные стихнувшие блаженства, Внизу - чудо божественных объятий. Это узнаётся, как при грозовой вспышке Бога, Восторг вечных вещей наполнил его члены; Изумление охватило его восхищённое чувство; Его дух был пойман её нестерпимым пламенем. Однажды увидев, его сердце признавало лишь её. Осталась лишь жажда бесконечного наслаждения. Все цели были потеряны в ней, затем найдены в ней; Его основа была собрана в один указующий шпиль.
Это было семя, брошенное в бесконечное Время. Слово произносится или Свет показывается, Видимый на момент, [затем] века трудятся, чтобы выразить [его]. Так, вспыхнув, из Безвременья выпрыгнули миры; Вечное мгновение есть причина лет. Всё, что он сделал, было подготовкой области; Его маленькие начинания требовали могучего завершения: Поскольку всё, чем он был, теперь должно сформировать заново В нём её радость, воплотить, сохранить Её красоту и величие в его доме жизни. Но теперь его существо было слишком широким для себя; Требование его сердца стало неизмеримым: Его одинокая свобода не могла удовлетворить, Её света, её блаженства он просил для земли и людей. Но тщетны человеческая сила и человеческая любовь, Чтобы сломать земную печать невежества и смерти; Мощь его природы казалась теперь хваткой ребёнка; Небеса слишком высоки, чтобы схватить их протянутыми руками. Этот Свет приходит не от борьбы или мысли; В безмолвии ума Трансцендентное действует, И замолчавшее сердце слышит невысказанное Слово. Широкая сдача была его единственной силой. Могущество, что живёт на высотах, должно действовать, Внося в закрытую комнату жизни воздух Бессмертия И наполняя конечное Бесконечным. Всё, что отрицает, должно быть вырвано и убито, И сокрушены многие стремления, ради которых Мы теряем Того, для кого были созданы наши жизни. Теперь другие притязания заглушили в нём их крик: Он жаждал лишь привлечь её присутствие и силу В его сердце, ум и дышащее тело; Он жаждал лишь навсегда призвать вниз Её исцеляющее прикасание любви, истины и радости В темноту страдающего мира. Его душа была освобождена и отдана ей одной.
Сообщение: 4026
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.08.19 14:10. Заголовок: Песнь III ДОМ ДУХА ..
Песнь III ДОМ ДУХА И НОВОЕ ТВОРЕНИЕ
Оставалась ещё более могучая задача, чем всё, что он сделал. К Тому он обратился, из которого исходит всё сущее, Знак, посещающий из Сокровенности, Что знает Истину, не улавливаемую позади наших мыслей, И охраняет мир её всевидящим взором. В неприступной тишине его души, Интенсивной, однонаправленной, монументальной, одинокой, Терпеливой, он сидел, подобный воплощённой надежде, Неподвижно на пьедестале молитвы. Он искал силу, которой ещё не было на земле, Помощь от Могущества, слишком великого для смертной воли, Свет Истины, видимый теперь лишь издали, Санкцию из его высшего всемогущего Источника. Но с потрясающих высот не сошёл никакой голос; Вневременные крышки были закрыты; [пора] открытия [ещё] не пришла. Нейтральная беспомощная пустота подавляла [эти] годы. В текстуре нашего связанного человечества Он ощущал упорное сопротивление, гигантское и немое, Нашей несознательной и невидящей основы, Упрямое молчаливое отрицание в глубинах жизни, Невежественное Нет в источнике вещей. Завуалированное сотрудничество с Ночью Даже в нём самом выжило и скрывалось от его взгляда: Нечто в его земном существе ещё сохраняло Своё родство с Несознательным, откуда оно пришло. Призрачное единство с исчезнувшим прошлым, Хранившимся в теле [frame] из старого мира, скрывалось там, Тайное, не замечаемое освещённым умом, И в подсознательных шёпотах и во сне Ещё роптало[, отзываясь] на выбор ума и духа. Его предательские элементы распространялись, как скользкие зёрна, В надежде, что входящая Истина может споткнуться и упасть, И старые идеальные голоса блуждали, стеная И умоляя о небесной снисходительности К любезным несовершенствам нашей земли И к сладким слабостям нашего смертного состояния. Теперь он желал обнаружить и изгнать Этот элемент в нём, предающий Бога. Все тёмные пространства Природы были обнажены, Все её тусклые склепы и углы обыскивались с огнём, Где беглые инстинкты и бесформенные бунты Могли отыскать убежище в святилище темноты От белой чистоты очищающего пламени небес. Казалось, всё, что было небожественным, погибло: [И] всё же какой-то мелкий диссидент мог сбежать, И всё же в центре таилась бы слепая сила. Ибо Бессознательное тоже бесконечно; Чем больше мы настаиваем, чтобы зондировать его бездны, Тем больше оно тянется, тянется бесконечно. Затем, чтобы человеческий крик не исказил Истину, Он вырвал желание с его кровоточащими корнями И предложил богам освободившееся место. Так он мог безукоризненно переносить прикасания. Последняя и самая могущественная трансформация произошла. Его душа была вся впереди, подобная великому морю, Затопляющему ум и тело его волнами; Его существо, распространившееся, чтобы охватить вселенную, Объединило внутреннее и внешнее, Чтобы создать из жизни космическую гармонию, Империю имманентного Божественного. В этой огромной универсальности Не только его душа-природа и ум-чувство Включали каждую душу и ум в себя, Но даже жизнь плоти и нервов изменилась, И выросла одна плоть и нерв со всем, что живёт; Он чувствовал радость других, как его радость, Он выносил горе других, как его горе; Его универсальное сочувствие поддерживало, Огромное, как океан, бремя творения, Как земля поддерживает жертву всех существ, Взволнованное скрытой радостью и миром Трансцендентного. Больше не было бесконечного свитка разделения; Единое возрастало тайным единством Духа, Вся Природа вновь ощущала одно [и то же] блаженство. Не было разногласия между душой и душой, Не было барьера между миром и Богом. Превзойдены были форма и ограничительная черта памяти; Покрывающий ум был схвачен и разорван на части; Он был растворён и отныне уже не мог существовать, Одно Сознание, что создало мир, стало видимым; Всё теперь было сиянием и силой. Упразднённый в его последнем тонком слабеющем следе, Круг маленького "я" исчез; Отдельное существо уже не могло ощущаться; Оно исчезло и больше не знало себя, Потерявшись в широкой идентичности духа. Его природа стала движением Всего, Исследуя себя, чтобы найти, что всё было Им, Его душа была делегацией Всего, Что отвернулось от себя, чтобы соединиться с единым Всевышним. Была превзойдена человеческая формула; Сердце человека, что затмевало Незыблемое, Приняло могучее биение [сердца] Бога; Его ищущий ум смолк в Истине, которая знает; Его жизнь стала потоком универсальной жизни. Он стоял, исполненный, на высочайшей грани мира, Ожидая восхождения за пределы мира, Ожидая нисхождения, которое должно спасти мир. Великолепие и Символ окутывали землю, Безмятежные прозрения взирали и священные просторы Окружали, мудрые бесконечности были вблизи И яркие дали склонялись, близкие и родные. Чувства подводили в этой потрясающей ясности; Эфемерные голоса отпадали от его слуха, И могущественная Мысль уже не тонула, большая и бледная, Как усталый Бог, в мистических морях. Одежды смертного мышления были сброшены, Оставив его знание открытым для абсолютного зрения; Движение Судьбы прекратилось и бессонный порыв Природы: Атлетические вздымания воли стихли В недвижимом покое Всемогущего. Жизнь в его элементах лежала просторно и немо; Обнажённая, лишённая стен, неустрашимая, она несла Огромное внимание [regard] Бессмертия. Последнее движение умерло, и всё сразу стало тихо. Масса, что была дланью невидимого Трансцендентного, Наложила на его члены неизмеримую печать Духа, Бесконечность поглотила его в безбрежном трансе.
Как тот, кто направляет его парус к таинственным берегам, Гонимый дыханием Бога через огромные океаны, Бездонные внизу, неизвестные вокруг, Его душа покинула слепое звёздное поле, Космос. Вдалеке от всего, что составляет измеримый мир, Погружаясь в скрытые вечности, она отступила Назад от пенящейся поверхности ума к Просторам, Безмолвным внутри нас во всезнающем сне. Над несовершенной досягаемостью слова и мысли, За пределами зрения, что ищет опоры в форме, Затерянный в глубоких проходах сверхсознательного Света Или путешествующий в пустом безликом Небытии, Одинокий в бесследном Несоизмеримом, Или прошедший "не-я" и "я" и отсутствие [какого-либо] "я", Выходя за пределы берегов сна сознательного ума, Он, наконец, достиг его вечной базы. На беспечальных высотах[, где] ни один ранящий крик не тревожит, Чистых и незатронутых над этой смертной игрой, Простирается безмолвный недвижимый воздух духа. Там нет ни начала, ни конца; Там есть стабильная сила во всём, что движется; Там эонический труженик в покое. В пустоте не вращается ни управляемое творение, Ни гигантский механизм, наблюдаемый душой; Не скрипит вращаемая судьбой огромная машинерия; Брак зла с добром в одной груди, Столкновение борьбы в самих объятиях любви, Опасная боль эксперимента жизни В ценностях Непоследовательности и Случайности, Риск азартной игры ума, бросающего наши жизни, Как ставку в пари равнодушных богов, И движущиеся огни и тени идеи, Падающие на поверхностное сознание, И в видении немого свидетеля души Создающие ошибку полувидимого мира, Где знание - это ищущее невежество, Шаги жизни - спотыкающиеся ряды без соответствия, Его аспект случайного замысла, Его равная мера истины и лжи В этом неподвижном и неизменном царстве Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить: Там правит лишь недвижимое могущество духа, Уравновешенное в себе через неподвижную вечность, И его всезнающий и всемогущий мир. Мысль не сталкивается с мыслью, а истина с истиной, Нет войны права с соперничающим правом; Нет спотыкающихся и полувидящих жизней, Переходящих от случая к неожиданному случаю, Нет страданий сердец, вынужденных биться В телах, созданных инертным Несознательным. Вооружённые неуязвимым оккультным незатухающим Огнём, Стражи Вечности хранят их закон, Навсегда установленный на гигантской основе Истины В её великолепном и бессрочном доме. Там Природа на её безмолвном духовном ложе, Неизменно трансцендентная, знает её источник И с шумом множества миров Соглашается, неподвижная в вечном покое. Все-порождающий, все-поддерживающий и отстранённый, Свидетель смотрит из его неколебимого равновесия, Око, безмерное в сравнении со всем сотворённым. Обособленно, в покое над движением творения, Поглощённый вечными высотами, Он пребывал, защищённый в его безбрежном "я", Сопровождаемый лишь всевидящим Единым. Ум, слишком могущественный, чтобы быть связанным Мыслью, Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве, Душа без границ, не убеждаемая Временем, Он ощущал затихание долгой боли мира, Он стал нерождённым «Я», что никогда не умирает, Он соединился с сессиями Бесконечности. На космический ропот пало первичное одиночество, Аннулировался контакт, сформировавшийся с вещами, рождёнными временем, Пустой стала широкая общность Природы. Все вещи были возвращены в их бесформенное семя, Мир молчал в течение повторяющегося часа. Хотя страдающая Природа, оставленная им, Поддерживала внизу её широкие бесчисленные поля, Её громадное действие, отступая, [уже] не касалось издали, Как будто бездушный сон, наконец, прекратился. Ни один голос не слышался с высоких Безмолвий, Никто не отвечал из её безлюдных уединений. Неподвижность прекращения царила, широкая Бессмертная тишина до того, как боги родились; Универсальная сила ждала, немая, Окончательного указа скрытого Трансцендентного.
Затем внезапно появился нисходящий взгляд. Будто море, исследующее его собственные глубины, Живое единство расширилось в своей сердцевине И соединило его с бесчисленными множествами. Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь Ухватили всё в единственные неизмеримые объятия; Существование нашло свою истину на груди Единства, И каждый стал "я" и пространством всего. Великие ритмы мира были сердцебиениями одной Души, Ощущать было пламенным открытием Бога, Весь Ум был единой арфой из многих струн, Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней; Ибо миров было множество, а "Я" было едино. Это знание теперь сделалось семенем космоса: Это семя было посажено в безопасность Света, Оно не нуждалось в оболочке Невежества. Затем из транса этих огромных объятий, Из биений этого единственного Сердца И из победы обнажённого Духа Возникло новое и чудное творение. Неисчислимые изливающиеся бесконечности, Смеющиеся от безмерного счастья, Жили в их бесчисленном единстве; Миры, где существо не связано и широко, Воплощали немыслимое "Я" без эго; Восторг энергий, приносящих блаженство, Соединял Время и Вневременное - полюса одной радости; Белые просторы были видны там, где всё было завёрнуто во всё. Не было ни противоположностей, ни разлучённых частей, Все были соединены духовными связями со всеми И неразрывно связаны с Единым: Каждый был уникален, но принимал все жизни, как его собственные, И, следуя этим тонам Бесконечного, Узнавал в себе вселенную. Великолепный центр вихря бесконечности, Устремлённый в его высоту зенита, к его последнему расширению, Ощущал божественность его собственного самоблаженства, Повторяющегося в бесчисленных других "я": Он неустанно принимал в свой круг Личности и формы Безличного, Словно продлевая непрерывным счётом В восторженной сумме умножения Повторяющиеся десятичные дроби вечности. Никто не был обособленным, никто не жил для одного себя, Каждый жил для Бога в себе и Бога во всём, Каждая неповторимость невыразимо вмещала целое. Единство там не было сковано монотонностью; Оно являло тысячи аспектов самого себя - Его спокойную непреложную стабильность, Укреплённую на неизменной почве, навсегда безопасной, Вынуждаемую к спонтанному служению, Постоянно меняющиеся неисчислимые шаги Кажущегося безумным танца на тонком плане Гигантских мировых сил в их совершенной игре. Внешность оглянулась на свою скрытую истину И из разницы создала улыбающуюся игру единства; Оно делало все личности крупицами Уникального, Но все были тайными целыми [integers] бытия. Вся борьба превратилась в сладкую схватку любви В гармонизированном круге надёжных объятий. Согласующее счастье идентичности давало Богатую почву для различий. На встречной линии опасных крайностей Игра игр доходила до её переломного момента, Где через самообретение после божественной самопотери Достигается превосходящий восторг единства, Чья блаженная неразделённая сладость Ощущает общность Абсолюта. Нигде там не было всхлипываний страдания; Опыт бежал от одной точки радости к другой: Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей. Вся Природа была сознательным фасадом Бога: Мудрость действовала во всём, движимая собой, уверенная в себе, Полнота безграничного Света, Подлинность интуитивной Истины, Слава и страсть творящей Силы. Непогрешимая, выпрыгивающая из вечности Мысль момента вдохновляла происходящее действие. Слово, смех вырывались из груди Безмолвия, Ритм Красоты в покое Пространства, Знание в бездонном сердце Времени. Все обращались ко всем без сдерживания реакций: Единый экстаз без перерыва, Любовь была близкой и трепетной идентичностью В пульсирующем сердце всей этой светящейся жизни. Универсальное видение, что объединяет, Симпатия нерва, отвечающего на нерв, Слух, что слушает внутренний звук мысли И следует ритмическим значениям сердца, Прикасание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, обнимать, Там были врождёнными средствами сознания, И повышенная близость души с душой. Великий оркестр духовных сил, Диапазон взаимного обмена душ Гармонизировали Единство, глубокое, неизмеримое. В этих новых проецируемых мирах он стал Частью универсального взгляда, Станцией всенаселяющего света, Рябью на едином море мира. Его ум отвечал бесчисленным общающимся умам, Его слова были слогами речи космоса, Его жизнь - полем обширного космического движения. Он слышал, как шаги миллионов воль Движутся в унисон к одной цели. В потоке вечно новорождённом, что никогда не умирает, Пойманный в его тысячеликих струях восхитительного наводнения, Трепещущий в водоворотах бессмертной сладости, Он витками переносил через свои члены, когда те проходили, Спокойные движения нескончаемого восторга, Блаженства мириада мириад, кто есть одно.
В этой обширной вспышке закона совершенства,
Налагающего его неподвижность на поток вещей, Он видел иерархию освещённых планов, Пожалованных [enfeoffed] этому наивысшему царству Божественной страны. Настроенные на единую Истину, они управлялись их собственным правом, Каждое [из них] вмещало радость в яркой степени, Единственное по красоте, совершенное в своём роде, Образ, создаваемый абсолютностью одной глубокой истины, Соединённый со всеми в счастливом различии. Каждое из них отдавало свои силы, чтобы помочь соседним, Но не страдало от уменьшения при [этом] даре; Получая выгоду от мистического взаимообмена, Они возрастали от того, что брали, и от того, что отдавали, Все другие [царства] они ощущали, как их собственные дополнения, Единые в могуществе и радости множественности. Даже в равновесии, где Единство разделяется, Чтобы ощутить восторг своих отделившихся "я", Отдельное в его одиночестве стремилось ко Всему, И Многое оборачивалось, чтобы оглянуться на Единое. Всераскрывающее всетворящее Блаженство, Ищущее формы для проявления божественных истин, Соединило в своей многозначительной тайне Отблески символов Невыразимого, Сияющие, подобно оттенкам в бесцветном воздухе На белой чистоте Души-Свидетеля. Эти оттенки происходили от призмы самого Всевышнего, Причины красоты, мощи, восторга его творения. Огромное Сознание-Истина приняло эти знаки, Чтобы передать их какому-то божественному детскому Сердцу, Что смотрело на них со смехом и восторгом И радовалось этим трансцендентным образам, Живым и реальным, как истины, что они содержат. Белый нейтралитет Духа стал Игровой площадкой чудес, местом встречи Для тайных сил мистического Безвременья: Он сотворил из Пространства чудесный дом Бога, Он изливал сквозь Время его творения нестареющей мощи, Раскрывал видимое, как заманчивый восторженный лик, Чудо и красоту его Любви и Силы. Вечная Богиня двигалась в её космическом доме, Играя с Богом, как Мать со своим ребёнком: Для него вселенная была её лоном любви, Бессмертные истины были его игрушками. Всё, потерявшее себя здесь, имело его божественное место там. Силы, что здесь предают наши сердца и вводят в заблуждение, Там были суверенными в истине, совершенными в радости, Мастерами творения без изъянов, Обладателями их собственной бесконечности. Там Разум, великолепное солнце лучей видения, Сформировал субстанцию славой его мыслей И двигался среди величия его снов. Великий колдовской жезл воображения Призывал неведомое и давал ему дом, Простирал роскошно в золотистом воздухе Истинности фантазии радужно-цветные крылья, Или пел интуитивному сердцу радости Ноты видений чуда, что приближают Реальное. Его мощь, что делает непознаваемое близким и истинным, В храме идеала освящается Единым: Она населяет мысль и ум и счастливое чувство, Наполненные яркими аспектами могущества Бога, И живые личности единого Всевышнего, Речь, что произносит невыразимое, Луч, открывающий невидимые присутствия, Девственные формы, через которые сияет Бесформенное, Слово, что возвещает божественный опыт, И Идеи, что толпятся в Бесконечном. Не было пропасти между мыслью и фактом, Всегда они отвечали, как птица зовущей птице; Воля повиновалась мысли, действие - воле. Там была гармония, сотканная между душой и душой. Брак с вечностью обожествлял Время. Там Жизнь преследовала, не уставая от её спорта, Радость в её сердце и смех на её губах, Насыщенное приключение Божественной игры возможностей. В её изобретательном азарте каприза, В её преображающем веселье она наносила на Время Чарующие пазлы событий, Соблазняющих на каждом повороте новыми превратностями Для самораскрытия, что никогда не может прекратиться. Иногда она налагала суровые узы для воли [их] разорвать, Приносила новые творения для сюрприза мысли И страстные авантюры для сердца, чтобы осмелиться [на них], Где Истина появлялась в неожиданном облике, Или же повторяла старую знакомую радость, Как возвращение восхитительной рифмы. В прятках на груди Матери-Мудрости, Художница, переполненная её мировой идеей, Она никогда не могла исчерпать её бесчисленные мысли И обширные приключения в мыслимых формах, И испытания, и соблазн мечтаний о новой жизни. Не уставая от однообразия и не уставая от перемен, Она бесконечно разворачивала её движущееся действие, Мистическую драму божественного восторга, Живую поэму мирового экстаза, Какэмоно значимых форм, Круговую перспективу развивающихся сцен, Сверкающую погоню за самораскрывающимися формами, Пылкую охоту души, ищущей душу, Поиск и обретение [их], как богов. Там Материя - это твёрдая плотность Духа, Искусство радостной объективности себя, Сокровищница длительных образов, Где чувство может построить мир чистого восторга: Дом вечного счастья, [в котором] Он проводил часы, как в приятной гостинице. Чувства там были выходами души; Даже самое юное дитя-мысль ума Воплощало некоторое прикасание наивысших вещей. Субстанция там была резонирующей арфой "я", Сетью для постоянных молний духа, Магнетической силой интенсивности любви, Чей трепетный пульс и крик обожания Притягивали прохождения Бога, близкие, сладкие, чудесные. Её основательность была массой небесного творения; Её неподвижность и сладкое постоянство шарма Воздвигали яркий пьедестал для счастья. Её тела, сотканные божественным чувством, Продлевали близость объятий души с душой; Её тёплая игра внешнего видения и прикасания Отражала сияние и трепет радости сердца, Восхождение сверкающих мыслей ума, блаженство духа; Восторг жизни сохранял навсегда его пламя и крик. Всё, что теперь преходит, живёт там бессмертно В гордой красоте и тонкой гармонии Материи, послушной духовному свету. Её упорядоченные часы провозглашали вечный Закон; Видение покоилось на надёжности бессмертных форм; Время было прозрачным одеянием для Вечности. Архитектор, высекающий из себя живую скалу, Феномен, построил летний домик Реальности На пляжах моря Бесконечности.
На фоне этой славы духовных состояний, Их параллелей и всё же их противоположностей, Плывущих и колеблющихся, затмеваемых и подобных тени, Как будто сомнение творило субстанцию, мерцающую, бледную, Эта другая схема обнаружила два огромных отрицания. Мир, что не знает населяющего его "Я", Трудится, чтобы отыскать его причину и необходимость быть; Дух, не ведающий о мире, что он создал, Затемнённый Материей, искажённый Жизнью, Борется, чтобы проявиться, стать свободным, знать и править; Они были тесно связаны в одну дисгармонию, Но расходящиеся линии нигде не встречались. Три Могущества управляли его иррациональным ходом: В начале - неведающая Сила, В середине - воплощённая устремлённая душа, В конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь. Скучная и несчастная интерлюдия Раскрывает её сомнительную истину вопрошающему Уму, Вынуждаемому невежественной Силой играть её роль И записать её неубедительную историю, Тайну её несознательного плана И загадку существа, рождённого в Ночи От союза Необходимости со Случайностью. Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу. Куколка великой и славной истины, Она удерживает крылатое чудо в её оболочке, Чтобы оно не вырвалось из плена Материи И, растрачивая свою красоту на бесформенный Простор, Не поглотилось тайной Непостижимого, Оставив чудесную судьбу мира неосуществлённой. Пока мысль — лишь мечта какого-то высокого духа Или досадная иллюзия в трудящемся уме человека, Новое творение из старого восстанет, Не артикулированное Знание обретёт речь, Подавленная Красота вспыхнет райским цветением, Удовольствие и боль погрузятся в абсолютное блаженство. Безъязыкий оракул, наконец, заговорит, Сверхсознательное сознание возрастёт на земле, Чудеса вечности соединятся с танцем Времени. Но теперь всё казалось [лишь] тщетным переполненным простором, Поддерживаемым обманчивой Энергией Для зрителя, самопоглощённого и немого, Беззаботно [относящегося] к бессмысленному зрелищу, что он наблюдал, Разглядывая странную проходящую процессию, Как тот, кто ждёт [её] вероятного конца. Он видел мир, происходящий от мира, что должен настать. Там он, скорее, угадывал, чем видел или чувствовал, Далеко на краю сознания, Преходящий и хрупкий, этот маленький кружащийся шар, И на нём оставалось, как пустая форма из потерянного сна, Хрупкая копия оболочки духа, Его тело, собранное в мистический сон. Оно казалось чужеродной формой, мифическим оттенком.
Чужой теперь казалась эта тусклая далёкая вселенная, Лишь "я" и вечность были истинны. Затем память поднялась к нему с борющихся планов, Принося крик некогда любимых заветных вещей, И на крик, как на его собственный потерянный зов, Ответил луч из оккультного Всевышнего. Ибо даже там обитает безграничное Единство. Неузнаваемый его собственным взглядом, Он жил, всё ещё погружённый в его собственные мрачные моря, Поддерживая несознательное единство мира, Скрытое в бесчувственной множественности Материи. Это семя себя, посеянное в Недетерминированном, Лишается его славы божественности, Скрывает всемогущество его Силы, Скрывает всеведение его Души; Агент его собственной трансцендентной Воли, Оно сливает знание с бессознательной глубиной; Принимая заблуждение, скорбь, смерть и боль, Оно платит выкуп невежественной Ночи, Искупая его субстанцией падение Природы. Он знал себя и [знал,] зачем его душа ушла В страстную темноту земли, Чтобы участвовать в труде блуждающей Силы, Которая путем разделения надеется найти Единство. Двумя существами он был, одно - широкое и свободное наверху, Другое - борющееся, связанное, напряжённое, его часть здесь. Связь между ними всё ещё могла соединить два мира; Был смутный ответ, отдалённое дыхание; Всё это не прекращалось в безграничной тишине. Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое, Далеко внизу под ним, как лампа в ночи; Оставленное им, лежало, одинокое, нетленное, Неподвижное от избытка страстной воли, Его живое, пожертвованное и предложенное сердце, Поглощённое мистическим обожанием, Обращённое к своему далёкому источнику света и любви. В светящейся тишине его немого призыва Он смотрел на высоты, которые не мог видеть; Он стремился из жаждущих глубин, которые не мог оставить. В центре его обширного и рокового транса, На полпути между его свободным и [его] падшим "я", Ходатайствуя между днём Бога и ночью смерти, Принимая поклонение, как его единственный закон, Принимая блаженство, как единственную причину вещей, Отказываясь от суровой радости, которую никто не может разделить, Отказываясь от покоя, что живёт лишь для покоя, К ней он обратился, для которой он желал существовать. В страсти его одинокого сна Он лежал, как в закрытой беззвучной молельне, Где спит освящённый серебряный пол, Залитый единственным не дрожащим лучом, И невидимое Присутствие склоняет [наши] колени в молитве. На какой-то глубокой груди освобождающего мира Всё остальное было удовлетворено покоем; Оно знало лишь, что есть истина за пределами. Все остальные части онемели в сосредоточенном сне, Соглашаясь на медленную преднамеренную Силу, Что терпит ошибку мира и его горе, Соглашаясь на долгую космическую задержку, Безвременно ожидая в течение терпеливых лет Её прихода, что они просили для земли и людей; Это была огненная точка, что взывала к ней сейчас. Замирание не могло погасить этот одинокий огонь; Его видение заполняло пустоту ума и воли; Мысль была мертва, [а] его неизменная сила пребывала и росла. Вооружённое интуицией блаженства, К которому ключом служило некое спокойствие, Оно упорно пробивалось сквозь огромную пустоту жизни Среди пустых отрицаний мира. Он посылал его безмолвную молитву Неизвестному; Он прислушивался к шагам его надежд, Возвращающихся сквозь пустые необъятности, Он ждал указания от Слова, Что приходит сквозь неподвижное "я" от Всевышнего.
Конец Третьей Песни
перевод Н. Антипова, 15-20.08.2019 года, правка 27-29.08.19
Сообщение: 4028
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 20.08.19 17:28. Заголовок: Песнь IV. ВИДЕНИЕ И..
Песнь IV. ВИДЕНИЕ И БЛАГО
Затем внезапно поднялось священное волнение. Среди безжизненного безмолвия Пустоты В одиночестве и необъятности Раздался звук, дрожащий, подобно любимой поступи, Услышанный во внимающих пространствах души; Прикосновение взволновало восторгом его фибры. Влияние приблизилось к смертному диапазону, Безграничное Сердце [забилось] рядом с его жаждущим сердцем, Мистическая Форма окутала его земной облик. Всё при контакте с ней вырывалось из-под печати молчания; Дух и тело трепетали, отождествлённые, Связанные объятиями несказанной радости; Ум, члены тела, жизнь слились в экстазе. Будто опьянённая нектарным дождём, Его природы страстная распростёртость текла к ней, Сверкая молниями, обезумев от светлого вина. Всё было безграничным морем, которое вздымалось к луне. Божественный поток овладел его венами, Клетки его тела пробудились к духовному чувству, Каждый нерв стал горящей нитью радости: Ткань и плоть восприняли блаженство. Освещённые, серые непроницаемые бессознательные пещеры Трепетали от предчувствия её долгожданных шагов И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками. Даже затерявшееся во сне, немое, неодушевлённое, Само его тело отзывалось на её силу. Та, кому он поклонялся, теперь была внутри него: Пламенно-чистый, эфирно-сплетённый могучий Лик Появился, и губы двигались бессмертными словами; Веки, листья Мудрости, опускались на сферы восторга. Мраморный монумент размышлений, сияющий Лоб, склеп видения, и широкий, подобный океану, взгляд К Небесам, два спокойных глаза безграничной мысли Смотрели в человека и видели бога, кто должен прийти. Форма была видна на пороге Ума, Голос Абсолютный и мудрый, в покоях сердца сказал: "О Сын Силы, кто поднимается на вершины творения, Нет души, кто была бы тебе товарищем в свете; Один ты стоишь у вечных дверей. Что ты выиграл, принадлежит тебе, но не проси больше. О Дух, стремящийся в невежественном теле, О Голос, доносящийся из мира Бессознательного, Как ты можешь говорить за людей, чьи сердца немы, Сделаешь ли подслеповатую землю домом пророческого видения души И облегчишь ли бремя бесчувственного земного шара? Я - Мистерия, недоступная для достижения умом, Я - цель усилий солнц; Мой огонь и сладость - причина жизни. Но слишком велики моя опасность и моя радость. Не пробуждай неизмеримое нисхождение, Не произноси моё тайное имя во враждебное Время; Человек слишком слаб, чтобы выдержать вес Бесконечности. Истина, рождённая слишком рано, может разрушить несовершенную землю. Оставь всевидящую Силу прорубать себе путь: Царствуй обособленно в твоём единственном обширном достижении, Помогая миру твоими великими одинокими днями. Я прошу тебя не погружать твоё пламенное сердце В широкое безразличное блаженство Неподвижного, Отвернувшегося от бесплодного движения лет, Покинув жестокий труд миров, Отчуждаясь от существ, теряясь в Одиночестве. Как твой могучий дух будет пребывать в покое, Пока Смерть ещё не побеждена на земле, А Время - поле страданий и боли? Твоя душа рождена разделить груз этой отягощённой Силы; Повинуйся твоей природе и исполни твою судьбу: Прими трудность и богоподобный труд, Ради медленно шагающей всеведущей цели живи. Узел Загадки завязан в человечестве. Молния с высот, что мыслят и планируют, Вспахивает воздух жизни, оставляя исчезающие следы, Человек, единственный бодрствующий в бессознательном мире, Тщетно стремится изменить космический сон. Прибывший из некой полуосвещённой Запредельности, Он чужой в безумных просторах; Путешественник в его часто меняющемся доме Среди шагов множества бесконечностей, Он разбил шатёр жизни в пустынном Пространстве. Взор небес созерцает его свыше, В доме Природы волнующий гость, Путешественник между непостоянными берегами Мысли, Охотник за неизвестными и прекрасными Силами, Кочевник далёкого мистического Света, Малая искра Бога на широких путях. Всё находится в страшном объединении против его духа, Влияние Титана останавливает его взгляд, обращённый к Богу. Вокруг него жаждет безжалостная Пустота, Вечная Темнота ищет его своими руками, Загадочные Энергии движут им и вводят в заблуждение, Огромные непримиримые божества противостоят [ему]. Инертная Душа и сомнамбулическая Сила Сделали мир отчуждённым от жизни и мысли; Дракон тёмных основ сохраняет Неизменным закон Случая и Смерти; На его долгом пути сквозь Время и Обстоятельства, Окрашенная серым, загадочная низшая тень Сфинкса С её ужасными лапами на поглощающих песках Ожидает его, вооружённая словом, убивающим душу: Поперёк его пути располагается тусклый лагерь Ночи. Его день - это момент в вечном Времени; Он - жертва минут и часов. Осаждающий землю и не уверенный в небесах, Спустившийся сюда, несчастный и надменный, Связующее звено между полубогом и зверем, Он не знает ни его величия, ни его цели; Он забыл, зачем он пришёл и откуда. Его дух и его элементы в состоянии войны; Его высоты обрываются слишком низко, чтобы [могли] достичь небес, Его масса погребена в животном болоте. Странная антиномия - это правило его природы. Загадка противоположностей сделана его областью: Свободы он просит, но должен жить в оковах, Он нуждается во тьме, чтобы воспринять немного света, И нуждается в горе, чтобы ощутить немного блаженства; Он нуждается в смерти, чтобы отыскать более великую жизнь. Он смотрит во все стороны и оборачивается на каждый зов; Он не имеет определённого света, на который [мог бы] идти; Его жизнь - это игра в жмурки, в прятки; Он ищет себя и от себя бежит; Встречая самого себя, он мыслит его другим, чем он сам. Он всегда строит, но не находит постоянной основы, Он всегда путешествует, но никуда не прибывает; Он будет ведом миром, собой он не может быть ведом; Он будет спасать его душу, его жизнь он не может спасти. Свет, что приносит его душа, утрачивается в его уме; Всё, что он узнал, вскоре вновь под сомнением; Солнце кажется ему тенью от его мыслей, Затем всё становится тенью, и вновь нет ничего истинного. Не зная, что он делает и куда стремится, Он фабрикует знаки Реального в Неведении. Он привязал его смертельную ошибку к звезде Истины. Мудрость привлекает его своими светящимися масками, Но никогда он не видел лица за ними: Гигантское Невежество окружает его знания. Выданный, чтобы встретить космическую мистерию В немом выражении материального мира, Его паспорт для входа ложен, и его персонаж, Он вынужден быть тем, кем не является; Он подчиняется Бессознательному, которым он пришёл управлять, И погружается в Материю, чтобы реализовать его душу. Пробудившись от её низших ведомых форм, Мать-Земля отдала её силы в его руки, И он болезненно охраняет тягостное доверие; Его ум - потерянный факелоносец на её дорогах. Просветляя дыхание, чтобы мыслить, и плазму, чтобы чувствовать, Он трудится с его медленным и скептическим мозгом, Которому помогают колеблющиеся огни рассудка, Чтобы сделать его мысль и волю магической дверью Для знания, чтобы войти в темноту мира, И любовь, чтобы управлять царством борьбы и ненависти. Ум, бессильный примирить небо и землю И связанный с Материей тысячью уз, Он возвышает себя, чтобы стать сознательным богом. Даже когда слава мудрости венчает его чело, Когда ум и дух проливают грандиозный луч, Чтобы возвысить этот продукт спермы и гена, Это алхимическое чудо из плазмы и газа, И тот, кто разделял бег и ползание животного, Вздымает его мысленный рост до высот Бессмертного, Его жизнь всё ещё сохраняет человеческий средний путь; Его тело он уступает смерти и боли, Оставляя Материю, слишком тяжёлый груз для него. Тауматургический скептик в отношении чудес, Дух, оставленный стерильным от его оккультной силы Неверующим мозгом и легковерным сердцем, Он покидает мир, чтобы закончить там, где он начал: За его незаконченную работу он требует небесный приз. Так он упустил абсолют творения. Он останавливает его звезду судьбы на полпути: Огромный и тщетный, давно испытанный эксперимент, Малопригодная высокая концепция, сомнительно выполняемая, Жизнь мира колеблется, не видя её цели, - Зигзаг навстречу неизвестной опасной земле, Постоянно повторяющий его привычный путь, Постоянно отступающий после долгих маршей И тяжелейших побед без уверенного результата, Бесконечно тянущаяся не завершающаяся игра. В плохо сидящем и не по росту одеянии Сияющая цель всё ещё скрадывает её лик, Могучая слепота спотыкается, надеясь, Питая её силу дарами светлого Шанса. Из-за того, что человеческий инструмент терпит неудачу, Разочарованное Божество спит внутри его семени, Дух плутает в формах, что он создал. Его неудача - это не неудача, к которой ведёт Бог; Медленный мистический марш идёт сквозь всё: Неизменная Сила создала этот изменчивый мир; Самореализующаяся трансцендентность шествует по пути человека; Водитель души [находится] на его дороге, Он знает его шаги, его путь неизбежен, И как конец может быть тщетным, если Бог - проводник? Как бы ни был утомлён ум человека и как ни подводила бы его плоть, Воля преобладает, отменяя его сознательный выбор: Цель отдаляется, безграничная ширь зовёт, Отступая в необъятное Неизвестное; Нет конца грандиозному маршу мира, Нет отдыха для воплощённой души. Она должна жить [дальше], описывая гигантскую кривую всего Времени. Приток давит из замкнутого Запредельного, Запрещая ему покой и земную лёгкость, Пока он не обнаружит, что не может остановиться. Есть Свет, что ведёт, Сила, что помогает; Не замечаемые, неощутимые, они видят в нём и действуют: Невежественный, он формирует Все-Сознающее в его глубинах, Человеческий, взирает на сверхчеловеческие вершины: Заимствуя золото Сверхъестественного, Он прокладывает его путь к Бессмертию. Высшие боги смотрят на человека, наблюдают и выбирают Сегодняшние невозможности для основы будущего. Его быстротечность дрожит от прикасания Вечного, Его барьеры рушатся от поступи Бесконечного; Бессмертные ведут свои записи в его жизни: Посланники Невидимого приближаются. Великолепие, запятнанное смертным воздухом, Любовь проходит через его сердце, странствующий гость. Красота окружает его на волшебный час, Он посещаем огромной раскрывающей радостью, Краткие расширения освобождают его от самого себя, Завлекая к славе, что всегда впереди, Надежды на бессмертную сладость заманивают и уходят. Его ум пересекаем странными открывающими огнями, Редкие сообщения поднимают его спотыкающуюся речь До мгновенного родства с вечным Словом; Маска Мудрости кружится в его мозгу, Волнуя его проблесками, отчасти божественными. Временами он возлагает его руки на Неизвестное; Временами он общается с Вечностью. Странным и грандиозным символом было его рождение, И бессмертие, и комната духа, И чистое совершенство, и блаженство, лишённое тени, - Могучий жребий этого страдающего существа. В нём Мать-Земля видит приближение перемены, Предвещаемой в её немых и огненных глубинах, Божество, извлекаемое из её трансмутированных конечностей, Алхимию Небес на базе Природы. Адепт саморождённой непогрешимой линии, Не оставляй умирать свет, что рождён веками, Помогай ещё слепой и страждущей жизни человечества: Повинуйся широкому всемогущему побуждению твоего духа. Свидетель переговоров Бога с Ночью, Он сострадательно склонялся из бессмертного покоя И вмещал желание, беспокойное семя вещей. Соглашайся с твоим высшим "я", твори, терпи. Не останавливайся в познании, пусть твой труд будет обширным. Земные пределы больше не могут сдерживать твою силу; Уравняй твою работу с долгим нескончаемым Временем. Странник на голых вечных высотах, Ступай всё ещё трудным и бессрочным путём, Соединяющим циклы его строгой кривой, Отмеренной для человека посвящёнными Богами. Мой свет будет в тебе, моё могущество - твоя сила. Пусть нетерпеливый Титан не гонит твоё сердце, Не проси несовершенного плода, частичного приза. Только одно благо - возвеличить твой дух - требуй; Только одну радость - возвысить твой вид - желай. Над слепой судьбой и противоборствующими силами Недвижимо стоит высшая неизменная Воля; Её всемогуществу оставь результат твоей работы. Все вещи изменятся в преображающий час Бога."
Величественный и сладкий, утонул, стихнув, этот могучий Голос. Теперь ничто не двигалось в обширном задумчивом пространстве: Тишина опустилась на слушающий мир, Немая необъятность покоя Вечного. Но сердце Ашвапати ответило ей Криком среди безмолвия Просторов: "Как я буду отдыхать, довольствуясь смертными днями И скучной мерой земных вещей, Я, кто видел за космической маской Славу и красоту твоего лица? Тяжела участь, на которую ты обрекаешь своих сыновей! Как долго наши духи будут сражаться с Ночью И выносить поражение и грубое иго Смерти, Мы, кто есть сосуды бессмертной Силы И строители божества расы? Или, если это твоя работа, которую я делаю внизу Среди заблуждения и траты человеческой жизни В смутном свете полусознательного ума человека, Почему бы не прорваться в какой-нибудь отдалённый отблеск тебя? Всегда проходят века и тысячелетия. Где в серости луч твоего пришествия? Где гром крыльев твоей победы? Мы слышим только шаги проходящих богов. План в оккультном вечном Уме Намечен для прошедшего и пророческого видения, Эоны всегда повторяют их неизменный круг, Циклы всё видоизменяют и всегда устремляются. Всё, что мы сделали, всегда нужно делать заново. Всё разрушается и всё возобновляется, и [вновь] то же самое. Огромные круговороты бесплодного вихря жизни, Новорождённые века гибнут, подобно старым, Как будто печальная Загадка сохраняет её права, Пока не исполнится всё, для чего эта сцена была создана. Слишком мала сила, что сейчас в нас рождается, Слишком тускл свет, что пробивается сквозь веки Природы, Слишком скудна радость, которой она окупает нашу боль. В грубом мире, что не знает его собственного смысла, Изнуряемые мыслями, в колесе рождения мы живём, Инструменты импульса, который не наш, Движимые достичь кровью нашего сердца в качестве цены Полузнания, полу-творений, что скоро надоедают. Будучи заблудившейся бессмертной душой с гибнущими конечностями, Озадаченные и отброшенные назад, мы по-прежнему трудимся; Уничтоженные, разочарованные, истощённые, мы по-прежнему выживаем. В муках мы трудимся, чтобы из нас мог возникнуть Широко видящий человек с более благородным сердцем, Золотой сосуд воплощённой Истины, Реализатор божественной попытки, Способный носить земное тело Бога, Причастник и пророк, возлюбленный и царь. Я знаю, что твоё творение не может потерпеть неудачу: Ибо даже сквозь туманы смертной мысли Непогрешимы твои мистические шаги, И, хотя Необходимость облачается в одеяние Случая, Скрытая в слепых изменениях Судьбы, она хранит Медленную спокойную логику темпа Бесконечности И нерушимую последовательность её воли. Вся жизнь фиксируется в восходящей шкале, И несокрушим эволюционирующий Закон; В начале подготавливается конец. Этот странный иррациональный продукт трясины, Этот компромисс между зверем и Богом - Не венец твоего чудесного мира. Я знаю, что там будут сообщаться несознательные клетки, Одно с Природой и высотой с небеса, Дух, обширный, как [все]содержащее небо, И охваченный экстазом от невидимых источников, Бог сойдёт вниз и [станет] более великим при нисхождении. Мощь взошла из клетки моего сна. Отбросив запоздалую хромоту часов И непостоянное моргание смертного зрения, Там, где Мыслитель спит в слишком ярком свете, И нестерпимо пылает одинокий все-свидетельствующий Глаз, Слушая слово Судьбы из сердца Безмолвия В бесконечном мгновении Вечности, Он увидел из вневременности работы Времени. Преодолены были свинцовые формулы Ума, Побеждено препятствие смертного Пространства: Разворачивающийся Образ показывал вещи, что должны произойти. Гигантский танец Шивы разорвал прошлое; Гром раздался будто от миров, что упали; Земля была переполнена огнём и рёвом Смерти, Требующей уничтожить мир, что её голод создал; Раздался лязг крыльев Разрушения: Боевой клич Титана звучал в моих ушах, Тревога и слухи сотрясли бронированную Ночь. Я видел пылающих первопроходцев Всемогущего Над небесной гранью, что обращена к жизни, Спускающихся толпой по янтарной лестнице рождения; Предтечи божественной множественности, Сойдя с путей утренней звезды, они вошли В маленькую комнату смертной жизни. Я видел, как они пересекают сумерки века, Солнечноглазые дети чудесной зари, Великие творцы с широким челом покоя, Массивные разрушители барьеров мира И борцы с судьбой в её списках воли, Труженики в каменоломнях богов, Посланники Непередаваемого, Архитекторы бессмертия. В падшую человеческую сферу они вошли, Лица, что всё ещё несли славу Бессмертного, Голоса, что всё ещё общались с мыслями Бога, Тела, сотворённые прекрасными светом духа, Несущие магическое слово, мистический огонь, Несущие Дионисийскую чашу радости, Грядущие глаза более божественного человека, Губы, поющие неизвестный гимн души, Ноги, слышимые эхом в коридорах Времени. Высшие жрецы мудрости, сладости, могущества и блаженства, Открыватели залитых солнцем путей красоты И пловцы в смеющихся огненных потоках любви, И танцоры за золотыми дверями восторга, Их поступь однажды изменит страдающую землю И оправдает свет на лике Природы. Хотя Судьба медлит в высоком Запредельном, И кажется тщетной работа, на которую была потрачена сила нашего сердца, Исполнится всё то, за что мы несли нашу боль. Подобно тому, как старый человек пришёл после зверя, Этот высокий божественный преемник, несомненно, придёт После неэффективного смертного пути человека, После его тщетного труда, пота, крови и слёз: Он должен знать то, о чём едва смеет мыслить смертный ум, Он должен делать то, на что не может осмелиться сердце смертного. Наследник труда человеческого времени, Он примет на себя бремя богов; Весь небесный свет посетит мысли земли, Мощь небес укрепит земные сердца; Земные деяния коснутся высоты сверхчеловека, Земное видение расширится в бесконечность. Неизменно тяжёл вес всё ещё несовершенного мира; Великолепная юность Времени прошла и не удалась; Тяжёлые и долгие, подсчитываются годы нашего труда, И всё же крепки печати на душе человека, И утомлено сердце древней Матери. О Истина, защищённая твоим тайным солнцем, Огласи же её могучие размышления в закрытых небесах О вещах, отведённых в её светящиеся глубины, О Мудрость-Великолепие, Мать вселенной, Создательница, Невеста художника Вечности, Не задерживайся долго с твоей преображающей рукой, Приложенной тщетно к одному золотому слитку Времени, Как будто Время не смеет открыть его сердце Богу. О лучезарный фонтан восторга мира, Свободный от мира и недостижимый сверху, О Блаженство, что всегда обитает, скрытое глубоко внутри, В то время как люди ищут тебя снаружи и никогда не находят, Мистерия и Муза с иератическим языком, Воплоти белую страсть твоей силы, Пошли с миссией на землю какую-то живую форму тебя. Наполни твоей вечностью один миг, Пусть твоя бесконечность живёт в одном теле, [Пусть] Все-Знание обернёт один ум в моря Света, [Пусть] Все-Любовь забьётся в одном человеческом сердце. [Пусть] Бессмертная, ступающая по земле смертными ногами, Вся красота небес переполнит земные части! [Пусть] Всемогущество, опоясывающее силой Бога Движения и моменты смертной воли, Наполнит вечным могуществом один человеческий час И одним жестом изменит всё будущее время. Пусть великое слово будет произнесено с высот И одно великое действие разомкнёт двери Судьбы."
Его молитва погрузилась в сопротивляющуюся Ночь, Подавляемая тысячами сил, что отрицали, Как будто слишком слабая, чтобы подняться к Всевышнему. Но тут раздался широкий согласный Голос; Дух красоты проявился в звуке: Свет плыл вокруг чудесного облика Видения, И на её губах радость Бессмертной приняла форму. "О усердный предвестник, я слышала твой крик. Кто-то должен спуститься и нарушить железный Закон, Изменить обречённость Природы силой одинокого духа. Безграничный Ум, что может вместить мир, Сладкое и неистовое сердце[, исполненное] пламенного спокойствия, Движимое страстями богов, придёт. Все силы и величия должны присоединиться к ней; Красота небесная будет ходить по земле, Восторг будет спать в облаке-сети её волос, И в её теле, как на своём родном древе, Бессмертная Любовь будет бить её славными крылами. Музыка беспечальных вещей должна соткать её обаяние; Арфы Совершенного будут созвучны её голосу, Потоки Небес будут шептать в её смехе, Её губы будут сотами Бога, Её длани - его золотыми сосудами экстаза, Её груди - восторженными цветами Рая. Она будет нести Мудрость в её безмолвной груди, Сила будет с ней, как меч победителя, И из её глаз будет взирать блаженство Вечного. Семя будет посеяно в страшный час Смерти, Ветвь небес пересажена на человеческую почву; Природа должна перепрыгнуть её смертный шаг; Судьба должна быть изменена неизменной волей."
Как пламя исчезает в бесконечном Cвете, Бессмертно угасая в своём источнике, Исчезло великолепие и стихло слово. Эхо восторга, что когда-то был близок, Гармония путешествовала к какой-то далёкой тишине, Музыка транса замирала в ушах, Каденция, вызываемая далёкими каденциями, Голос, что дрожал в напряжении, ушёл. Её форма отступила от тоскующей земли, Отвергнув близость для покинутого чувства, Вознесясь к её недостижимому дому. Одинокие, сверкающие, пустые лежали внутренние поля; Всё было незаполненным неупорядоченным духовным пространством, Безразличным, невозделанным, пустыней яркого покоя. Затем на дальнем краю спокойствия появилась линия: Теплогубая чувствующая мягкая земная волна С быстрым и многоголосым стоном и смехом Вошла, скользя на белых ступнях звука. Незапертым было глубокое великолепие сердца Безмолвия; Абсолютная неподвижность покоя Сдалась дыханию смертного воздуха, Растворяя безграничные небеса транса, Рухнувшие от пробудившегося ума. Вечность Опустила свои несообщающиеся веки Над её уединениями, удаляясь из видимости За безмолвную мистерию сна. Грандиозная передышка не удалась, широкое освобождение. Сквозь свет быстро удалявшихся планов, Что убегали от него, как от падающей звезды, Вынужденная наполнять её человеческий дом во Времени, Его душа отступила в скорость и шум Обширной деятельности сотворённых вещей. [Как] колесница с чудесами небес, Всеобъемлющая, чтобы нести богов на огненных колёсах, Пылая, он пронёсся сквозь духовные врата. Смертное движение приняло его в свою среду. Он вновь двигался среди материальных сцен, Поднимаемый указаниями с высот, И в паузах созидающего мозга Затронутый мыслями, что скользят по бездонной волне Природы и улетают обратно к скрытым берегам. Вечный искатель в эоническом поле, Осаждённый нестерпимым давлением часов, Вновь был сильным для великих быстроногих дел. Проснувшись под невежественным сводом Ночи, Он увидел бесчисленных людей [со] звёзд И услышал вопрошание неудовлетворённого потока И трудился с создателем формы, измеряя Ум. Скиталец от оккультных невидимых солнц, Вершащий судьбу преходящих вещей, Бог в образе поднявшегося зверя, Он вознёс его чело завоевания к небесам, Устанавливая империю души В Материи и её ограниченной вселенной, Как на твёрдой скале в бесконечных морях. Владыка Жизни возобновил его могущественные круги В скудном поле недостаточно конкретного земного шара.
Конец Третьей Книги Конец Четвёртой Песни Конец Первой Части
перевод Н. Антипова, 20-26.08.2019 года, правка 28-29.08.19
Сообщение: 4029
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 29.08.19 15:00. Заголовок: Книга IV КНИГА РОЖДЕ..
Книга IV КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА
Песнь I РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО ПЛАМЕНИ
Менада циклов желания, Вокруг Cвета, к которому она не должна сметь прикасаться, Cпеша к далёкой неизвестной цели, Земля следовала за бесконечным путешествием Солнца. Ум, но полупробуждённый от качания пустоты, На лоне Бессознательного мечтал о жизни И нёс этот конечный мир мыслей и деяний Через неподвижный транс Бесконечности. Необъятная неизменная тишина с ней бежала: Пленница скорости на драгоценном колесе, Она общалась с мистическим сердцем в Пространстве. Среди неоднозначного молчания звёзд Она двигалась к какому-то не раскрываемому событию, И её ритм отмерял долгий круговорот Времени. В непрерывном движении вокруг пурпурного обода День за днём проносились, будто цветные спицы, И сквозь очарование изменчивых оттенков воздуха Сезоны вовлекали в связный многозначительный танец Символическое зрелище изменяющегося года. Через пылающую томность почвы Проходило Лето с его пышностью знойных полдней И отпечатывало его тиранию жаркого света И синее клеймо огромного[, будто] полированного неба. Затем сквозь его огненный обморок или свернувшийся клубок Поток дождя врывался на разорванных крыльях жары, Поражал молниями беспокойную дремоту воздуха, Хлестал живительными потоками увядшую землю, Заволакивал вспышками и звуками и штормо-крылой темнотой Защищённые звёздами врата тусклого сна небес, Или от золотого взгляда её возлюбленного Скрывал плотными облачными покровами коричневое лицо земли. Армии революций пересекали поле времени, Нескончаемый марш облаков осаждал мир, Воззвания бурь претендовали на небо, Громовые барабаны представляли готовых к бою богов. Путешественник из неспокойных соседних морей, Густогривый муссон скакал со ржанием через земные часы: Толсты теперь эмиссарские копья: Громадные молнии раскалывали круг горизонта И, выбрасываемые из квадрантов, как из враждующих лагерей, Соединяли края небес, крутые, голые и слепые: Всплеск, шелест и натиск сильного дождя, Долгий ровный поток слякоти, шумы крылатой штормовой атаки, Толчея лиц ветра, порыв ветровых ног, Спеша, пронеслись по простёртым страдающим равнинам: Воды небес стекали и просачивались сквозь затопленную землю. Тогда всё шло быстрым шагом, журчащим бегом, Или же всё становилось криком бури и водопадом. Полумрак опускался на серый пол дня, Его выцветшая растянувшаяся длина соединяла утро с вечером, Барахтаясь в грязи и ливне, он достигал чёрной темноты. День полутьма носила, как её унылое платье. Свет взглянул в потускневшее стекло рассвета и встретил Там его собственное лицо, близнеца полуосвещённой ночи: Ливень, капель и просачивающийся туман всколыхнули всё И превратили сухую почву в болото и вонючую грязь: Земля превратилась в трясину, небо - в мрачную массу. Никто не видел в течение сырых промозглых недель заключённого в темницу солнца. Даже когда никакой беспорядок не нарушал мрачный покой воздуха Или слабый луч света пробивался сквозь плачущие облака, Как печальная улыбка мерцает, скрытая возвращающимися слезами, Вся обещанная яркость терялась, сразу же отрицаемая, Или, вскоре осуждённая, умирала, как краткоживущая надежда. Затем последний массивный ливень взбил мёртвое болото, И затихающее бормотание оставило всё неподвижным, Или [остался] только грязный оползень от спадающего потока, Или только шёпот и зелёное отряхивание деревьев. Настроение Земли теперь изменилось; она лежала в усыпляющем отдыхе, Часы шли медленным умиротворённым шагом: Широкий и тихий воздух вспомнил о покое, Земля была товарищем счастливого солнца. Спокойствие близилось, как от приближения Бога, Свет размышляющего транса освещал землю и небо, А идентичность и экстаз наполняли одинокое сердце медитации. Сон бродил в немом уме Пространства, Время открыло свои палаты счастья, Экзальтация вошла [в них] и надежда: Сокровенное "я" смотрело вверх на небесную высоту, Сокровенная мысль разжигала скрытое пламя, А внутреннее зрение обожало невидимое солнце. Три задумчивых сезона прошли сияющей поступью И, просматривая один за другим беременные часы, Наблюдали за пламенем, что скрывалось в светящихся глубинах, Оберегая какое-то могущественное рождение, что должно прийти. Осень вела в славу её лун И мечтала в великолепии её лотосовых прудов, А Зима и время Росы возложили их спокойные прохладные руки На грудь Природы[, что была] ещё в полусне, И углубили оттенками слабой и мягкой лёгкости Спокойную красоту уходящего года. Затем Весенний сезон, жаркий любовник, прыгнул сквозь листья И поймал землю-невесту в его жадные объятия; Его наступление несло огонь радужных цветов, Его руки были кругом для пришествия радости. Его голос был зовом к сфере Трансцендентного, Чьё тайное прикасание к нашим смертным жизням Сохраняет всегда новым трепет, что создал мир, Преобразует древнюю сладость в новые формы И хранит нетронутым не изменяемый ни смертью, ни Временем Ответ наших сердец на очарование Природы, И сохраняет всегда новое, но всё то же, Биение, что всегда пробуждает к старому блаженству И красоте, восторгу и радости жизни. Его приход принёс магию и чары; От его прикасания усталое сердце жизни стало радостным и юным; Он сделал радость добровольной пленницей в её груди. Его хватка была, как у юного бога с земными конечностями: Изменённое страстью его божественной вспышки, Он сделал её тело прекрасным своим поцелуем. Нетерпеливый, для счастья он пришёл, Высокой флейтой [играя]* со счастливым голосом, Его павлиний тюрбан волочился по деревьям; Его дыхание было тёплым призывом к наслаждению, Плотная сладострастная лазурь была его взором. Мягкое небесное побуждение взволновало кровь, Богатую инстинктом чувственных радостей Бога; Раскрытая в красоте, каденция звучала повсюду, Настаивая на трепете восторга в жизни: Бессмертные движения коснулись мимолётных часов. Богоподобная переполняющая интенсивность чувства Сделала страстное удовольствие даже из дыхания; Все взгляды и голоса сплелись в единое очарование. Жизнь заколдованного шара стала Бурей сладости и света, и песней, Упоением от цвета и экстаза, Гимном лучей, литанией криков: Напев хоровой священной музыки звучал, И, качаясь на раскачивающемся кадиле деревьев, Жертвоприношение благовоний наполняло часы. Ашоки горели малиновыми каплями пламени, Чистые, как дыхание незапятнанного желания, Белые жасмины догоняли влюблённый воздух, Бледные цветы манго питали переливчатый голос Обезумевшего от любви дрозда*, и коричневая пчела Жужжала в аромате посреди медовых бутонов. Солнечный свет был золотой улыбкой великого бога. Вся Природа собралась на фестиваль красоты.
В этот высший сигнализирующий момент [для] богов, Отвечая на жажду земли и на её крик о блаженстве, Пришло величие из других наших сфер. Тишина в шуме земных вещей Неизменно раскрывала тайное Слово, Более могучий приток наполнял забывчивую глину: Лампа была зажжена, священный образ создан. Посреднический луч коснулся земли, Перекрывая пропасть между умом человека и [умом] Бога; Его яркость связывала нашу быстротечность с Неизвестным. Дух его небесного источника, сознающий, Переводящий небеса в человеческий облик, Низошёл в несовершенную форму земли И не плакал, впадая в смертность, А смотрел на всё большими и спокойными глазами. Та [Мощь] возвратилась с трансцендентных планов И вновь несла бремя смертного дыхания, Что в древности боролась с нашей тьмой и нашей болью; Она вновь принялась за её божественное неоконченное дело: Пережившая смерть и эонические годы, Вновь она противостояла Времени её бездонным сердцем. Вновь возродилась, вновь открылась Древняя близость, завуалированная земным видением, Тайный контакт, прерванный во Времени, Кровное родство земли и неба, Между человеческой частью, трудящейся здесь, И ещё нерождённой и безграничной Силой. Вновь началась мистическая глубокая попытка, Дерзкое пари космической игры. Ибо с тех пор, как на этом слепом и кружащемся шаре Земная плазма впервые задрожала от озаряющего [её] ума И жизнь вторглась в материальную оболочку, Поражая Несознательное необходимостью чувствовать, С тех пор, как в безмолвии Бесконечности пробудилось слово, Материнская мудрость действует в груди Природы, Чтобы излить восторг на сердце труда и нужды И надавить совершенством на спотыкающиеся силы жизни, Наложить небесную чувствительность на тёмную бездну И сделать немую Материю сознающей её Бога. Хотя наши падшие умы забывают подниматься, Хотя наш человеческий материал сопротивляется или разрушается, Она хранит её волю, что надеется обожествить глину; Неудача не может подавить, поражение - низвергнуть; Ни Время не может утомить её, ни пустота - покорить, Века не сделали её страсть меньше; Она не признаёт победы ни Смерти, ни Судьбы. Всегда она движет душу к новым попыткам; Всегда её магическая бесконечность Заставляет стремиться инертные грубые элементы; Как некто, у кого есть вся бесконечность, чтобы тратить [её], Она расточает семя силы Вечного На полуживую и крошащуюся форму, Сажает восторг небес в страстное болото сердца, Изливает поиски божества в голое звериное тело, Скрывает бессмертие под маской смерти. Вновь Воля облачается в земную форму. Ум, наделённый силой от неизменного трона Истины, Был обрамлён для видения и интерпретирующего действия, А инструменты были суверенно разработаны Для выражения божественности в земных признаках. Очерченное давлением этого нового нисхождения, Сформировалось более прекрасное тело, чем знала земля. Пока лишь пророчество и намёк, Пылающая дуга [от] зачарованного невидимого целого, Она пришла в небо смертной жизни, Яркая, как рог полумесяца золотой луны, Возвращающейся в тускло освещённый вечер. В начале мерцая, как бесформенная идея, Она пассивно лежала, укрытая в бессловесном сне, Вовлечённая и утонувшая в гигантском трансе Материи, Младенческое сердце глубоко укрытого мирового плана В колыбели божественного бессознательного, убаюкиваемое Универсальным экстазом солнц. Некая миссионерская Сила в полупробуждённом теле Вскормила немое славное семя трансцендентного рождения, Для которого была создана эта яркая обитель. Но вскоре связь души с формой стала уверенной; Тусклая пещера была залита неспешным сознательным светом, Семя выросло в нежный чудесный бутон, Бутон раскрыл великий и небесный цветок. Казалось, она сразу обнаруживала более могущественную расу. Добравшись до странного и сомнительного шара, Дитя, внутренне помнящее далёкий дом, Жило, охраняемое, в светящейся келье её духа, Одинокое среди людей при её более божественном виде. Даже в её детских движениях можно было ощутить Близость света, всё ещё укрытого от земли, Чувства, которые лишь вечность могла разделить, Мысли, естественные и родные для богов. Поскольку она не нуждалась ни в чём, кроме своего собственного восторженного полёта, Её природа обитала в мощном отдельном воздухе, Как странная птица с большой богато расцвеченной грудью, Что гостит на тайной плодоносящей ветке, Затерянная в изумрудной славе лесов, Или летает над божественными недостижимыми вершинами. Гармоничная, она впечатляла землю с небесами. Подчиняясь быстрому ритму чистого восторга И напевая про себя, проходили её дни; Каждая минута была биением сердца красоты; Часы были настроены на сладкозвучное наполнение, Ничего не требующее, но принимающее всё, что давала жизнь, Суверенно, как врождённое право её природы. Близок был её дух к породившему его Солнцу, Дыхание внутри - к вечной радости. Первая прекрасная жизнь, что вырывается из обморока Природы, Поднимается по пути восторга к небесам; Поглощенная её собственным счастливым стремлением, она живёт, Самодостаточная, и всё же обращённая ко всем: Она не имеет ни видимого общения с её миром, Ни открытого общения с окружающими вещами. Есть единство родное и оккультное, Что не нуждается в инструментах и не воздвигает форм; В унисон она растёт со всем, что существует. Все контакты она принимает в её транс, Разбрасываясь смехом, соглашается на поцелуй ветра и принимает Трансмутирующие удары солнца и бриза: Блаженная жажда бушует в её листьях, Магическая страсть трепещет в её цветах, Её ветви устремляются в приглушённом счастье. Оккультное божество этой красоты - причина, Дух и близкий гость всего этого очарования, Жрица этой сладости и муза этой мечты. Незримо защищённая от наших чувств, Дриада живёт, пропитанная более глубоким лучом, И чувствует другой воздух штормов и штилей, И трепещет внутри с мистическим дождём. Это было видно в ней с большей высоты. Даже когда она склонялась встретить земные приближения, Её дух сохранял величие богов; Она клонилась, но не терялась в царствовании Материи. Мир переводился её сверкающим умом, И дивно-лунные яркие толпящиеся фантазии Питались духовной пищей снов Идеальной богини в её золотом доме. Осознавая формы, для которых наши глаза закрыты, Сознавая близость, которую мы не можем чувствовать, Сила внутри неё лепила её формирующее чувство В более глубоких фигурах, чем наши поверхностные типы. Невидимый солнечный свет пробежал по её венам И затопил её мозг небесным сиянием, Которое пробудило более широкое восприятие, чем земля могла осознать. Очерченные в искренности этого луча Её возникающие детские мысли обильно превращались В освещённые узоры глубокой истины её души, И из её глаз она бросала другой взгляд На всё вокруг неё, чем невежественное зрение человека. Все объекты были для неё формами живых "я", И она воспринимала послание её родства В каждом пробуждающем прикасании внешних вещей. Каждое из них было символической силой, яркой вспышкой В цепи полуизвестных бесконечностей; Ничто не было чуждым или неодушевлённым, Ничто [не было] без его значения или его призыва. Ибо она была одно с более великой Природой. Как из земли взошла слава ветви и цветка, Как из жизни животного поднялся мыслящий человек, Так и в ней явилось новое прозрение. Ум света, жизнь ритмичной силы, Телесный инстинкт со скрытой божественностью Подготовили образ грядущего бога; И когда медленная рифма разрастающихся лет И обильно жужжащая роящаяся работа дней Залили мёдом её ощущения и наполнили её конечности, Завершая лунный шар её грации, Самозащищённое в тишине её силы, Её одинокое величие не стало меньше. Более близкое к поверхности божество давило, Солнце заменило туманность детства, Суверен в голубом одиноком небе. Вверх она поднялась, чтобы объять человеческую сцену: Сильная Обитательница повернулась осмотреть её поле. Более прекрасный свет озарил её духовное чело, И, сладкий и торжественный, возрос её размышляющий взор; Небесно-человеческие глубокие тёплые сонные огни Пробудились в долгой окаймляющей славе её глаз, Подобно алтарным возжжениям в мистическом святилище. Из этих хрустальных окон сияла воля, Что придавала жизни большое значение. Удерживая чистое безупречное пространство её лба За ученической аркой, благородная сила Мудрости смотрела из света на преходящие вещи. Разведчик победы в сторожевой башне, Её стремление звало высокую судьбу вниз; Молчаливый воин расхаживал в её городе силы, Не затрагиваемый, охраняющий алмазный трон Истины. [Как] луна в нектарном ореоле, её страстное сердце Любило всё и не говорило ни слова, и не подавало ни знака, Но хранило восторженную тайну её груди, Блаженный пылкий подвижный и безмолвный мир. Гордая, быстрая и радостная волна жизни бежала Внутри неё, как поток в Раю. Многие высокие боги обитали в одном прекрасном доме; И всё же орб её Природы был совершенным целым, Гармоничным, подобно пению со множеством тонов, Огромным и разнообразным, как вселенная. Тело, что удерживало это величие, казалось почти Образом, сделанным из прозрачного небесного света. Его очарование напоминало вещи, увиденные в часы видения, Золотой мост, перекинутый через волшебный поток, Чуть освещённую луной одинокую пальму у озера, Спутницу широкого и мерцающего мира, Шелест, будто от листьев в Раю, Движущихся, когда проходят ноги Бессмертных, Огненный ореол над спящими холмами, Странную звёздную главу, одну в Ночи.
Сообщение: 4030
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 01.09.19 16:06. Заголовок: Песнь II РОСТ ПЛАМЕ..
Песнь II РОСТ ПЛАМЕНИ
Страна гор, широких залитых солнцем равнин И гигантских рек, бегущих к бескрайним морям, Поле творения и духовной тишины, Безмолвие, поглощающее действия жизни в [его] глубинах, Трансцендентное восхождение мысли и прыжок к небесам, Размышляющий мир мечтаний и транса, Наполненный самыми могучими делами Бога и человека, Где Природа казалась сном Божественного, А красота, милость и величие были у себя дома, Укрыли детство воплощённого Пламени. Тысячелетние влияния наблюдали за ней И глубокие божества грандиозного прошлого Смотрели на неё и видели, как приходят божества будущего, Как будто этот магнит притягивал их невидимые силы. Задумчивая мудрость земли говорила с её тихой душой; Поднимаясь от последних вершин разума к сочетанию с богами, Превращая блестящие мысли земли в трамплин Для погружения в космические просторы, Знание мыслителя и провидца Видело невидимое и мыслило немыслимое, Открывало огромные двери неизвестного, Прорывало горизонты человека в бесконечность. Безбрежный размах придавался действиям смертной, А искусство и красота возникали из человеческих глубин; Природа и душа соперничали в благородстве. Этика человека включалась, чтобы подражать небесам; Гармония тонов богатой культуры Утончала чувства и расширяла их диапазон, Чтобы слышать неслышимое и замечать невидимое, И учила душу парить за пределами известных вещей, Вдохновляя жизнь превзойти и нарушить её границы, Стремясь к невидимому миру Бессмертных. Покидая безопасность земли, смелые крылья Ума Возносили её над исхоженными полями мысли, Пересекая мистические моря Запредельного, Чтобы жить на орлиных высотах близ Солнца. Там Мудрость восседает на её вечном троне. Все повороты её жизни привели её к символическим дверям, Допускающим к тайным Силам, что были её родственниками; Адепт истины, посвящённая блаженства, Мистическая служительница, обученная в школе Природы, Сознающая чудо сотворённых вещей, Она возлагала тайны глубокой музы её сердца На алтарь Чудесного; Её часы были ритуалом во вневременном храме; Её действия стали жестами жертвоприношения. Облечённое ритмом высших сфер, Слово использовалось, как иератическое средство, Для освобождения заключённого духа В общение с его товарищами-богами. Или же оно помогало выбивать новые выразительные формы Того, что трудится в сердце жизни, Некую незапамятную Душу в людях и вещах, Искательницу неведомого и нерождённого, Несущую свет из Невыразимого, Чтобы разорвать завесу последних тайн. Интенсивные философии указывали земле на небеса Или на основы, широкие, как космическое Пространство, Поднимали земной ум до сверхчеловеческих высот. Преодолевая черты, что радуют внешний взор, Но скрывают вид того, что живёт внутри, Скульптура и живопись концентрировали ощущение На неподвижной грани внутреннего видения, Раскрывали фигуру незримого, Обнаруживали весь смысл Природы в форме Или улавливали Божественное в тело. Архитектура Бесконечного Открывала здесь свои внутренне задуманные очертания, Схваченные в широком размахе парящего камня: Музыка низводила небесные стремления, песня Удерживала слитным сердце, поглощённое в восторженных глубинах, Связывая человека с космическим криком; Интерпретирующие мир движения танца Формировали идею и настроение [его] ритмичными колыханиями И позициями; детальные ремёсла в тонких линиях Увековечивали память о быстро летящем моменте Или показывали в изгибе резьбы, дизайне чаши Лежащие в [их] основе узоры незримого: Стихи в безмерность бросались, подобно движущимся мирам, И размеры, вздымающиеся с голосом океана, Переводили в великолепиях, запертых в сердце Природы, Но брошенных теперь в многолюдную славу речи, Красоту и возвышенность её форм, Страсть её моментов и её настроений, Поднимая человеческое слово ближе к божественному. Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства; Его исследование обнаружило закон числа И организовало движения звёзд, Наметило видимое формирование мира, Вопрошало о процессе его мыслей или построило Теоретизированную диаграмму ума и жизни. Эти вещи она воспринимала, как пищу для её Природы, Но одни они не могли заполнить её широкое "Я": Человеческий поиск ограничен его достижениями, Для неё они казались великими и ранними шагами, Опасными для молодого исследующего духа, Который ещё не видел его собственного родного света; Он выстукивал вселенную испытательными ударами Или простирался, чтобы отыскать истину предвидящим жезлом ума; Это было разрастание в бесчисленные стороны, Но не широчайшее видение души, Ещё не обширное прямое непосредственное прикасание, Ещё не искусство и мудрость Богов. Безграничное знание, более великое, чем мысль человека, Счастье, слишком высокое для сердца и чувств, Запертых в мире и жаждущих освобождения, Она ощущала в себе; пока ожидая формы, Оно просило объектов, вокруг которых [могло] расти, И природы, сильной, чтобы нести без реакции Великолепие её врождённой королевской власти, Её величие, её сладость и её блаженство, Её мощь обладать и её огромную силу любить: Земля построила ступень, чтобы завоевать небеса, Душа увидела за пределами ограничительные межи небес, Встретила великий свет из Непознаваемого И мечтала о сфере трансцендентного действия. Осознавая универсальное "Я" во всём, Она обращалась к живым сердцам и человеческим формам, К отражениям её души, дополнениям, двойникам, К близким внешним частям её существа, Отделённым от неё стенами тела и ума, Но всё же связанным с её духом божественными узами. Преодолевая невидимую ограду, замаскированную защиту И одиночество, что отделяет душу от души, Она хотела объять всё одним неизмеримым объятием, Чтобы вместить в него всех живых существ, Поднятых в великолепное место видения света Из плотной бессознательной пучины разделения, И сделать их едиными с Богом, миром и с нею самой. Лишь немногие откликнулись на её зов: Ещё меньше [людей] ощутили скрытую божественность И стремились соединить её божество с их собственным, Приближаясь с некоторым родством к её высотам. Вознесённые к светящимся тайнам Или сознающие некое великолепие, скрытое свыше, Они выпрыгивали, чтобы найти её в мгновенной вспышке, Заметив свет в небесном просторе, Но не могли удержать видение и силу И падали назад в тусклый обычный тон жизни. Ум, осмелившийся на небесный эксперимент, Выросший до некой огромности, которую они ощущали вблизи, Испытывал грань неизвестного нетерпеливым прикасанием, [Но] они ещё были заключены в человеческих песчинках: Они не могли угнаться за её неутомимым шагом; Слишком малы и нетерпеливы для её широко шагающей воли, Слишком ограничены, чтобы смотреть взглядом нерождённого Бесконечного, Их природа уставала расти до слишком великих вещей. Ибо даже близкие спутники её мыслей, Что могли бы идти ближе всего к её лучу, Поклонялись силе и свету, которые они ощущали в ней, Но не могли равняться с мерой её души. Друг, и всё же слишком великая, чтобы быть полностью узнанной, Она шла впереди них к более великому свету, Лидер и королева над их сердцами и душами, Единственно близкая к их груди, и всё же божественная и далёкая. Восхищаясь и изумляясь, они видели её шаг, Стремящийся богоподобным порывом и прыжком достичь Высот, от их человеческого роста слишком удалённых, Или с медленным великим многогранным трудом Толкающий [их] к целям, которые они едва могли понять; Всё же вынужденные быть спутниками её солнца, Они двигались, неспособные отказаться от её света, Желая схватить её протянутыми руками, Или следовали, спотыкаясь, по тропинкам, что она проложила. Или, страдая своими «я» жизни и плоти, Они цеплялись за неё для питания сердца и поддержки: Остальное они не могли разглядеть в видимом свете; Смутно они выносили её внутреннюю мощь. Или, связанные чувствами и жаждущим сердцем, Обожали мутной человеческой любовью, [Но] не могли осознать могучий дух, которым она являлась, Или измениться с [её] близостью, чтобы стать такими же, как она. Некоторые ощущали её их душами и трепетали от неё, Величие ощущалось рядом, и всё же за пределами понимания ума; Видеть её означало призыв к обожанию, Быть рядом с ней - притягивать силу высшей причастности. Так люди поклоняются богу, слишком великому, чтобы знать [его], Слишком высокому, слишком обширному, чтобы носить ограничивающую форму; Они чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу, Боготворят любовь, чей восторг вторгается в их грудь; Божественному пылу, ускоряющему сердцебиение, Закону они следуют, возвышая сердце и жизнь. Открыт для дыхания новый, более божественный воздух, Открыт для человека более свободный, более счастливый мир: Он видит высокие ступени, поднимающиеся к Себе и к Свету. Её божественные части вызывали преданность души: Она видела, она чувствовала, она знала божество. Её воля была могущественна в действиях их природы, Неиссякаемая сладость её сердца овладевала их сердцами, Они любили существо, чьи границы превосходили их; Они не могли достигнуть её размера, но переносили её прикасания, Отвечая [ей], как цветок отвечает солнцу, Они отдавали себя ей и не просили большего. Некто более великий, чем они, слишком широкий для их кругозора, [Кого] их умы не могли ни понять, ни полностью знать, Их жизни отвечали её [жизни], двигались по её словам: Они чувствовали божество и подчинялись зову, Отвечали на её руководство и делали её работу в мире; Их жизни, их природы двигались, принуждаемые ею, Как будто истина их собственных больших "я" Надела аспект божественности, Чтобы возвысить их до высоты, превышающей их земную. Они чувствовали, что более великое будущее встретит их на прогулке; Она держала их за руки, она выбирала для них пути: Они были движимы ею к великим неизвестным вещам, Вера привлекала их, и радость ощущать себя принадлежащими ей; Они жили в ней, они видели мир её глазами. Некоторые повернулись к ней вопреки склонности их природы; Раздвоенные между удивлением и бунтом, Привлечённые её обаянием и созидаемые её волей, Обладаемые ею, её стремлением обладать, Нетерпеливые подданные, их связанные страстью сердца Обнимали узы, на которые они жаловались больше всего, Роптали на ярмо, которое они оплакивали бы, потеряв, Великолепное ярмо её красоты и её любви: Другие преследовали её слепыми желаниями жизни И требовали у неё всё, как их единоличную собственность, Спешили поглотить её сладость, предназначенную для всех. Как земля требует света лишь для своей отдельной нужды, Притязающие на неё для их единственных ревнивых объятий, Они просили от неё движений, ограниченных, как их собственные, И на их малость хотели подобного же ответа. Или они роптали, что она превзошла их контроль, И надеялись крепко связать её веревками страсти/тоски. Или найдя её вожделенное прикасание слишком сильным, чтобы [его] вынести, Они обвиняли её в тирании, которую любили, Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца, И всё же жаждали великолепия, от которого отказывались. Гневно влюблённые в её сладкий страстный луч, Что слабость их земли едва могла выдерживать, Они жаждали, но вскрикивали от прикасания, имея Неуместное желание встретить божественное так близко, Нетерпимые к Силе, которую они не могли вместить. Некоторые, невольно привлеченные её божественным влиянием, Терпели это, как сладкие, но чуждые чары; Неспособные подняться на слишком высокие уровни, Они жаждали стянуть её вниз на их собственную землю. Или же, вынужденные центрировать вокруг неё свою страстную жизнь, Они надеялись привязать к человеческим нуждам их сердец Её славу и милость, которые порабощали их души.
Но среди этого мира, этих сердец, что откликнулись на её зов, Никто не мог стать ей равным и её напарником. Тщетно она склонялась, чтобы сравняться с ними её ростом, Слишком чистым был этот воздух для маленьких душ, чтобы [им] дышать. Чтобы поднять эти дружеские "я" к её собственным обширным широтам, Желанным её сердцу, и наполнить [их] её собственной силой, Чтобы божественная Сила могла войти в жизнь, Дыхание Божества возвеличило человеческое время. Хотя она снижалась до их малости, Покрывая их жизни её сильными страстными руками, И знала через симпатию их нужды и желания, И ныряла в мелкие глубины волн их жизней, И встречала, и делила их сердцебиения от горя и радости, И нагибалась, чтобы исцелить их печаль и их гордость, Расточая мощь, что принадлежала ей на её одинокой вершине, Чтобы поднять к ней крик их устремления, И, хотя она втягивала их души в её просторы И окружала тишиной её глубин, И держала, как великая Мать держит её собственность, Лишь её земная поверхность несла их бремя И смешивала свой огонь с их смертностью: Её более великое «я» жило одиноким, невостребованным внутри. Чаще всего в немом движении и покое Природы Она могла безмятежно чувствовать близость единого; Сила в ней притягивала субчеловеческие размышления земли; И с великим и свободным восторгом её духа Она соединяла пламенно-окрашенные великолепные жизни Животных и птиц, цветов и деревьев. Они отвечали ей простым сердцем. В человеке живёт нечто смутное нарушающее; Он знает, но отворачивается прочь от божественного Света, Предпочитая тёмное невежество падения. Среди многих, кто приходил, влекомый к ней, Она нигде не находила её партнёра по высоким задачам, Товарища её души, её другого "я", Кто был создан вместе с ней, подобно Богу и Природе, единым. Кто-то из них приближался, был затронут, загорался, потом отпадал, Слишком велики были её требования, слишком чиста её сила. Так освещалась земля вокруг неё, будто солнцем, Но в её внутреннем небе светило [держалось] отчуждённо, Расстояние отделяло её [и] от тех, кто был наиболее близок. Могущественная, обособлена её душа, как живут боги.
Пока не связанная с широкой человеческой сценой, В малом кругу юных нетерпеливых сердец, Ранней школе её существа и закрытом владении, Ученица в бизнесе земной жизни, Она приучила её небесную породу переносить его прикасание, Довольствуясь [этим] в её маленьком саду богов, Как расцветает цветок в не посещаемом месте. Земля нянчила, всё ещё бессознательная, населяющее [её] пламя, Но что-то в глубине волновалось и смутно знало; Было движение и страстный зов, Радужная мечта, надежда на золотое изменение; Какое-то тайное крыло ожидания билось, Растущее чувство чего-то нового, редкого И прекрасного вкрадывалось через сердце Времени. Затем его слабый шёпот коснулся земли, Дышал, как скрытая нужда, угадываемая душой; Око великого мира открыло её, И удивление возвысило его бардовский голос. Ключ к Свету, всё ещё хранящийся в пещере бытия, Солнечное слово смысла древней мистерии, Её имя пробегало шёпотом по устам людей, Возвышенное и сладкое, как вдохновенный стих, Вырванный из эпической лиры ветров из слухов, Или воспевалось, как мысль, поющаяся поэтом Славы. Но этот культ был подобным [культу] священного символа. Восхищающие, непрошеные, неуловимые для понимания, Её красота и пылающая сила были видны издали, Как молния, играющая с заходящим днём, Как слава, неприступно божественная. Ни одно равное сердце не приблизилось, чтобы присоединиться к её сердцу, Ни одна преходящая земная любовь не завладела её покоем, Ни одна героическая страсть не имела силы захватить [её]; Ничей взгляд не требовал от неё ответного взгляда. Могущество внутри неё пугало несовершенную плоть; Самозащищающий гений в нашей глине Угадывал богиню в облике женщины И отстранялся от прикасания за пределами его образа Земной природы, связанной узким наделом чувственной жизни. Сердца людей влюблены в глиняных родственников И не выносят духов одиноких и высоких, что приносят Огненные намёки с бессмертных планов, Слишком обширных для душ, не рождённых сочетаться с небесами. Тот, кто слишком велик, должен жить одиноко. Обожаемый, он гуляет в могучем уединении; Тщетен его труд по созданию ему подобных, Его единственный товарищ - это Сила внутри. Так было некоторое время с Савитри. Все восхищённо поклонялись, никто не смел претендовать. Её ум восседал высоко, изливая его золотые лучи, Её сердце было переполненным храмом восторга. Единственная лампа сияла в доме совершенства, Яркий чистый образ в святилище без священников Среди тех окружающих жизней[, где] обитал её дух, Обособленный в ней до часа её судьбы.
Сообщение: 4031
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 03.09.19 16:10. Заголовок: Песнь III ПРИЗЫВ К ..
Песнь III ПРИЗЫВ К ПОИСКУ
Утро, что казалось фасадом нового творения, Несущего больше солнечного света, более счастливые небеса, Пришло, обременённое красотой, подвижной и странной, Из неизменного источника вещей. Древняя жажда вновь пустила новые корни: Воздух глубоко впитал неисполненное желание; Высокие деревья трепетали от блуждающего ветра, Как души, что трепещут при приближении радости, И на лоне зелёной тайны Всегда с его единственной любовной нотой, неутомимый, Лирический дрозд* кричал среди листвы. Отвернувшись от земного ропота, Где преходящие зовы и ответы смешивались в их потоке, Царь Ашвапати прислушивался через луч К другим звукам, нежели те, что встречает сформированное чувствами ухо. В тонком [меж]пространстве, что окружает нашу жизнь, Были отперты закрытые трансом двери внутреннего духа: Неслышимая мелодия в Природе может быть поймана; Сквозь этот цикличный топот нетерпеливых жизней, Сквозь глубокую срочность нынешних забот Бессловесный гимн земли к Невыразимому Возник из безмолвного сердца космической Пустоты; Он услышал приглушённый голос нерождённых Сил, Журчащий за светящимися решётками Времени. Вновь могучее стремление вознесло его пламя, Что просит совершенной жизни на земле для людей И молится об уверенности в неуверенном уме И о блаженстве без тени для страдающих человеческих сердец, И об Истине, воплощённой в невежественном мире, И о боге, обожествляющем смертные формы. Слово, что выпрыгнуло из какого-то далёкого неба мысли, Допущенное принимающим писцом, покрытым капюшоном, Пересекло гулкие переходы его мозга И оставило свой отпечаток на записывающих клетках. "О принуждаемая Силой, ведомая Судьбой рождённая землёй раса, О мелкие авантюристы в бесконечном мире И пленники карликового человечества, Доколе вы будете ходить кружащимися дорогами ума Вокруг вашего мелкого "я" и ничтожных вещей? Но не для неизменной малости вы предназначены, Не для тщетного повторения вы созданы; Из субстанции Бессмертного вы сотворены; Ваши действия могут стать быстрыми раскрывающими шагами, Ваша жизнь - изменчивой формой для растущих богов. Провидец, сильный Творец находится внутри, Непорочное Величие нависает над вашими днями, Всемогущие силы заключены в клетках Природы. Более великая судьба ждёт вас впереди: Это преходящее земное существо, если оно пожелает, Может приспособить его действия к трансцендентной схеме. Тот, кто теперь смотрит на мир невежественными глазами, Едва пробуждёнными от ночи Несознательного, Что смотрят на образы, а не на Истину, Может наполнить эти шары взглядом Бессмертного. Всё же божество будет расти в ваших сердцах, Вы пробудитесь в воздухе духа И почувствуете разрушающиеся стены смертного ума, И услышите послание, которое оставило сердце жизни немым, И посмотрите сквозь Природу с солнечноглазыми веками, И протрубите в свои раковины у врат Вечности. Авторы высокого изменения земли, вам дано Пересечь опасные пространства души И прикоснуться к могучей Матери, абсолютно бодрствующей, И встретить Всемогущего в этом доме из плоти, И создать жизни Единство из миллиона тел. Земля, по которой вы ступаете, - граница, заслоняющая [вас] от небес; Жизнь, что вы ведёте, скрывает свет, которым вы являетесь. Бессмертные Силы проносятся, пылая, мимо ваших дверей; Далеко на ваших вершинах звучит божественное пение, В то время как трубы мысли зовут превзойти себя, Услышанные немногими, но ещё меньше [тех, кто] осмеливаются стремиться, Нимфолепты экстаза и пламени. Эпос надежды и неудачи разбивает сердце земли; Её сила и воля превзойдут её форму и судьбу. Богиня, пойманная в сети мимолётности, Самопривязанная на пастбищах смерти, она мечтает о жизни, Самоизнуряемая муками ада, стремится к радости И строит в надежде её алтари отчаяния, Зная, что одна высшая ступень может освободить всех, И, страдая, ищет величия в её сынах. Но тускл в человеческих сердцах восходящий огонь, Незримое Величие восседает там без поклонения; Человек видит Наивысшее в ограниченной форме Или смотрит на Личность, слышит [лишь] Имя. Он обращается за небольшими достижениями к невежественным Силам Или зажигает его алтарные огни перед лицом демона. Он любит Невежество, порождающее его боль. Чары наложены на его славные возможности; Он потерял внутренний Голос, что руководил его мыслями, И, замаскированный на пророческом треножнике, Благовидный Идол наполняет чудный храм. Великая Иллюзия окутывает его своими покровами, Глубокие указания души приходят тщетно, Тщетен нескончаемый ряд провидцев, Мудрецы размышляют в невещественном свете, Поэты отдают свой голос внешним мечтам, Огонь, лишённый дома, вдохновляет языки пророков. Пылающие огни Небес нисходят и возвращаются назад, Озаряющее Око приближается и [вновь] удаляется; Вечность говорит, [но] никто не понимает её слов; Судьба не желается, а Бездна отрицается; Бездумные воды Несознательного блокируют всё сделанное. Лишь немного приподнята ширма Ума; Мудрые, что знают, видят лишь половину Истины, Сильные едва поднимаются на невысокую вершину, Сердцам, что жаждут, даётся один час для любви. Его историю рассказав наполовину, запинается тайный Бард; Ещё слишком мало богов в смертных формах." Голос удалился в его скрытые небеса. Но, словно сияющий ответ от богов, Через солнечно-яркие просторы приблизилась Савитри. Двигаясь среди высоких, как небесные колонны, деревьев, Облачённая в её мерцающее цветистое одеяние, Она казалось горящим навстречу вечным царствам Ярким движущимся факелом фимиама и пламени, Который с покрытой небом почвы-храма земли Поднимает рука паломника в незримом святилище. Пришёл дар часа откровения: Он видел сквозь глубины, что заново интерпретируют всё, Не ограниченный теперь тусклыми глазами тела, Вновь обретённое через арку ясного открытия Это указание на восторг мира, Это чудо, рукой божественного Художника Вырезанное, подобно нектарной чаше для жаждущих богов, Это живое Писание радости Вечного, Эту сеть сладости, сотканную из золотистого огня. Трансформированный тонкий образ-лик стал Более глубокой Природы самораскрывающимся знаком, Золотолистым палимпсестом священных рождений, Гравированным символом мира, высеченным из жизни. Её чело, копия ясных непорочных небес, Было пьедесталом и защитной чертой медитации, Той самой комнатой и улыбкой задумчивого Пространства, Его нависающей линией, символической кривой бесконечности. Среди облачного множества её локонов Её удлинённые глаза, затенённые, будто крыльями Ночи, Под этой мечтательной широтой лунно-золотого лба Были морями любви и мысли, что вмещали мир; Удивляясь жизни и земле, они видели истины вдалеке. Бессмертное значение наполняло её смертные члены; Как в пронзительных линиях золотой вазы, Они, казалось, несли ритмичное рыдание блаженства От немого обожания землёй небес, Высвобождаемого в крике красоты живой формы К совершенству вечных вещей. Ставшее прозрачным эфемерное живое платье Обнажило выразительное божество для его взгляда. Ускользающая от поверхностного видения и смертного чувства Захватывающая гармония её форм стала Странной значимой иконой Силы, Возобновляющей её непостижимое нисхождение В человеческую фигуру её работы, Выделявшуюся в смелом резком рельефе жизни На почве развивающейся вселенной, Божество, изваянное на стене мысли, Отражённое в текущих часах и тускло хранимое В Материи, как в соборной пещере. Аннулированы были преходящие ценности ума, Чувство тела отказалось от его земного взгляда; Бессмертное встречало бессмертное в их взоре. Пробудившись от замыкающих чар, действующих ежедневно, Что скрывают душу-истину маскировкой из внешней формы, Он увидел сквозь знакомые лелеемые части её тела Великий и неизвестный дух, родивший его дитя. Экспромтом от более глубокого взгляда внутрь Мысли взошли в нём, что не знали их собственного масштаба. Затем[, обращаясь] в те огромные вынашивающие глубины, откуда Любовь Смотрела на него через узкие проливы ума, Он заговорил предложениями с невидимых Высот. Ибо скрытые подсказчики нашей речи временами Могут использовать формулы настроения момента, Чтобы нагрузить несознательные губы словами от Судьбы: Случайно пришедшая фраза может изменить нашу жизнь. "О дух, странник вечности, Пришедший из бессмертных пространств сюда, Вооружённый для великолепного шанса твоей жизни Поставить твою покоряющую ногу на Случай и Время, Луна, закрывшись в её ореоле, спит, как и ты. Могучее Присутствие всё ещё защищает твоё тело. Возможно, небеса хранят тебя для какой-то великой души, Твоя судьба, твоя работа содержатся где-то далеко. Твой дух сошёл вниз не одинокой звездой. О живая надпись красоты любви, Молящейся в золотистой девственности, Какое послание небесной силы и блаженства в тебе Записано солнечно-белым скриптом Вечного, - Тот откроет и возвеличит им его жизнь, Для кого ты ослабишь драгоценные струны твоего сердца. О рубины безмолвия, губы, из которых крался Тихий смех, музыка спокойствия, Звёздно-блистающие глаза, пробуждающиеся в сладкой огромной ночи, И члены [тела], как тонко связанные поэмы, сделанные из золота, Разделённые на строфы с мерцающими изгибами художником богов, Отправляются туда, куда любовь и судьба зовут твоё очарование. Решайся [идти] через глубокий мир, чтобы найти свою пару. Ибо где-то на жаждущей груди земли Твой неизвестный возлюбленный ждёт тебя, неизвестную. Твоя душа имеет силу и не нуждается в другом проводнике, Кроме Того, кто горит внутри могуществ твоей груди. Там приблизится навстречу твоим стремящимся шагам Второе "я", о котором просит твоя природа, Тот, кто будет идти до кончины твоего тела, Тесно связанный [с тобой] путешественник, шагающий с твоими шагами, Лирик самых сокровенных аккордов твоей души, Кто даст голос тому, что в тебе немо. Тогда вы будете расти, как вибрирующие родственные арфы, Одно [целое] в биениях различия и восторга, Отзываясь божественными равными мелодиями, Открывая новые ноты вечной темы. Одна сила будет вашим двигателем и вашим проводником, Один свет будет вокруг вас и внутри; Рука в сильной руке стоит лицом к лицу с вопросом Небес, жизнью: Брось вызов испытанию неизмеримой маскировкой. Взойди из Природы к высотам божественности; Столкнись с высокими богами, увенчанными счастьем, Затем встреть более великого бога, саму себя вне Времени." Эти слова содержали семя всех вещей, что должны случиться: Рука некоего Величия открыла запертые двери её сердца И показала работу, для которой была рождена её сила. Подобно тому, как мантра погружается в ухо Йоги, Её послание входит, волнуя слепой мозг, И сохраняет в тусклых невежественных клетках свой звук; Слушатель понимает форму слов И, размышляя о главной мысли, что они содержат, Он стремится прочесть её трудящимся умом, Но находит яркие намёки, а не воплощённую истину: Затем, молча падая в себя, чтобы знать, Он встречает более глубокое слушание его души: Слово повторяется с ритмичным напряжением: Мысль, видение, чувство, ощущение, "я" тела Безоговорочно захватываются, и он переживает Экстаз и бессмертную перемену; Он чувствует Широту и становится Силой, Всё знание обрушивается на него, подобно морю: Преображённый белым духовным лучом, Он гуляет по обнажённым небесам радости и покоя, Видит лик Бога и слышит трансцендентную речь: Такое же величие было посеяно в её жизни. Привычные сцены стали теперь оконченной пьесой: Двигаясь в медитации среди знакомых сил, Затронутая новыми величинами и огненными знаками, Она обратилась к просторам, ещё не принадлежащим ей; Соблазнённое, её сердце билось по неведомой сладости; Тайны невидимого мира были близки. Утро поднялось в улыбающееся небо; Сброшенный с его сапфирной вершины транса, День погрузился в пылающее золото вечера; Луна плыла, светящаяся беспризорница, по небесам И опускалась ниже забывчивого края сна; Ночь зажгла сторожевые огни вечности. Затем всё вернулось назад в тайные пещеры ума; Темнота, склонившаяся над крыльями небесной птицы, Запечатала её чувства от внешнего взгляда И открыла громадные глубины сна. Когда бледный рассвет проскользнул сквозь тёмную стражу Ночи, Тщетно новорождённый свет желал её лица; Дворец проснулся в его собственной пустоте; Властительница его ежедневных радостей была далеко; Её ноги в лунном свете не окрашивали блестящие полы: Красота и божественность ушли. Блаженство сбежало исследовать просторный мир.
Сообщение: 4032
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 06.09.19 10:50. Заголовок: Песнь IV ПОИСК Ми..
Песнь IV ПОИСК
Мировые пути открылись перед Савитри. Сначала странность новых сверкающих сцен Наполняла её ум и удерживала взгляд её тела. Но по мере того, как она продвигалась по меняющейся земле, Более глубокое сознание нарастало в ней; Гражданка многих мест и климатов, Каждой земли и страны, которую она делала своим домом; Она принимала все кланы и народы, как свои, Пока вся судьба человечества не стала её [судьбой]. Эти незнакомые места на её пути Были узнаваемыми и соседями с ощущением внутри, Пейзажи повторялись, подобно потерянным забытым полям, Городам, рекам и равнинам, что требовали её взгляда, Подобно медленно повторяющимся воспоминаниям впереди, Звёзды в ночи были сверкающими друзьями из её прошлого, Ветры шептали ей о древних вещах, И она встречала безымянных друзей, когда-то любимых ею. Всё было частью старых забытых "я": Смутно или со вспышкой внезапных намёков Её действия напоминали линию прошлой силы, Даже цель её движения не была новой: Путешественница к предвосхищаемому высокому событию, Она казалась её помнящей душе-свидетелю Вновь следующей часто совершаемому путешествию. Водительство повернуло немые вращающиеся колеса, И в нетерпеливом теле с их скоростью Ехали божества под тусклыми масками и капюшонами, кто движутся, Назначенные человеку неизменно от его рождения, Приёмники внутреннего и внешнего закона, Одновременно агенты воли его духа И свидетели, и вершители его судьбы. Неумолимо верные своей задаче, Они держат последовательность его природы под своей охраной, Неся неразрывную нить, что сплели старые жизни. Служители на размеренной прогулке его судьбы, Ведущие к радостям, что он выиграл, и к боли, что он вызвал, Даже в его случайные шаги они вмешиваются. Ничто из того, что мы думаем или делаем, не пусто и не тщетно; Каждое [действие и мысль] - высвобожденная энергия, и [она] держит свой курс. Призрачные хранители нашего бессмертного прошлого Сделали нашу судьбу детищем наших собственных действий, И в бороздах, вырытых нашей волей, Мы пожинаем плоды наших забытых дел. Но поскольку невидимо то древо, что принесло этот плод, И мы живём в настоящем, рождённом из неизвестного прошлого, Они кажутся лишь частями механической Силы Механическому уму, связанному законами земли; Всё же они - инструменты Верховной Воли, Наблюдаемые неподвижным всевидящим Оком свыше. Прозорливый архитектор Судьбы и Случая, Кто строит наши жизни по предвидимому замыслу, Знает смысл и последствия каждого шага И наблюдает за низшими спотыкающимися силами. На её безмолвных высотах она сознавала Спокойное Присутствие, воцарённое над её челом, Что видело цель и выбирало каждый роковой изгиб; Оно использовало тело, как свой пьедестал; Глаза, что странствовали, были его прожекторными огнями, Руки, что держали поводья, - его живыми инструментами; Всё было работой древнего плана, Путём, предложенным безошибочным Гидом. Через широкие полдни и сияющие вечера Она встречалась с Природой и человеческими формами И слушала голоса мира; Ведомая изнутри, она следовала её долгой дорогой, Безмолвная в светящейся пещере её сердца, Как яркое облако сквозь сияющий день. Сначала её путь пролегал далеко через населённые области: Допущенная под львиный взгляд Государств И театров громкого действия человека, Её резная колесница с украшенными резьбой колёсами Пробиралась через шумные рынки и сторожевые башни Мимо фигурных ворот и высоких мечтательно-скульптурных фасадов И садов, висящих в сапфире небес, Украшенных колоннами залов собраний с вооружёнными стражами, Маленьких церквей, где один спокойный Образ наблюдал за жизнью человека, И храмов, высеченных, будто изгнанными богами, Чтобы имитировать их утраченную вечность. Часто от позолоченных сумерек до серебряного рассвета, Когда драгоценные лампы мерцали на украшенных фресками стенах, А каменная решётка глазела на залитые лунным светом ветви, Полуосознавая запоздалую слушающую ночь, Смутно она скользила меж берегами сна, [Находясь] на отдыхе в дремлющих дворцах королей. Хутор и деревня видели, как проезжает карета судьбы, Дома жизни, клонящиеся к земле, которую она пашет Для пропитания своих кратких и мимолётных дней, Что, пройдя, хранят их старый повторяющийся курс, Неизменный в круге неба, Что не меняется над нашим смертным трудом. Прочь от тягостных часов этого мыслящего создания К свободным и беспечальным пространствам теперь она обратилась, Ещё не обеспокоенная человеческими радостями и страхами. Здесь было детство первобытной земли, Здесь - вневременные размышления, большие, радостные и тихие, Люди пока воздерживались наполнять заботами Имперские акры вечного сеятеля И колеблемые ветром луга, мерцающие на солнце: Или среди зелёного размышления лесов и неровных выступающих холмов, В ропчущем пчелином воздухе рощи, дико гудящем, Или мимо долго замирающего голоса серебряных потоков, Как быстрая надежда, путешествующая среди её снов, Спешила колесница золотой невесты. Из необъятного нечеловеческого мирового прошлого Пришли участки воспоминаний и нестареющие остатки, Области света, наделённые античным покоем, Слушали непривычный стук копыт, А широкие не пройденные никем спутанные безмолвия Поглощали её в изумрудную тайну, И медленные тихие волшебные сети огненного цвета Окружали их цветными ловушками её колёса. Сильные настойчивые ноги Времени мягко ступали По этим одиноким путям, его титанический шаг Был забыт, и его абсолютные и разрушительные круги. Внутреннее ухо, прислушивающееся к одиночеству, Склоняясь самопоглощённо и безгранично, могло слышать Ритм более интенсивной бессловесной Мысли, Что собиралась в тишине позади жизни, И низкий сладкий нечленораздельный голос земли В великой страсти её поцелованного солнцем транса Набирал высоту с его жаждущими оттенками. Вдали от грубого шума галдящих нужд Успокоенный всевзыскующий ум мог чувствовать, [Будучи] в покое от его слепой объективности воли, Неутомимые объятия её немой терпеливой любви, И знать для души мать наших форм. Этот дух, спотыкающийся в полях чувств, Это творение, избиваемое в ступе дней, Могли найти освобождение в её широких пространствах. Ещё не весь мир был занят заботой. Грудь нашей матери ещё хранила для нас Её суровые регионы и её размышляющие глубины, Её безличные просторы, одинокие и вдохновенные, И могущества прибежищ её восторга. Чрез губы вдохновения она вскармливала её символические тайны И хранила для её таинств с чистыми глазами Расщелины долин между её грудями радости, Её горные алтари для огней рассвета И брачные отмели, где океан возлегает, И гигантское пение её пророческих лесов. Поля предназначались для её уединённого веселья, Равнины, затихшие и счастливые в объятиях света, Наедине с криками птиц и оттенками цветов, И пустыни чудес, освещённые её лунами, И серые провидческие вечера с зажжёнными звёздами И тусклым движением в бесконечности ночи. Августейшая, ликующая в глазах её Создателя, Она ощущала её близость к нему на груди земли, Ещё беседуя со Светом за завесой, Ещё общаясь с Вечностью за пределами. Немногочисленных готовых жителей она звала Разделить радостное общество её покоя; Широта, вершина становились их естественным домом. Сильные цари-мудрецы после совершённого ими труда, Освобождённые от воинственного напряжения их задачи, Приходили на её безмятежные сессии в этих дебрях; Борьба закончилась, впереди была передышка. Счастливые, они жили с птицами, зверями и цветами, И с солнечным светом, с шелестом листьев, Слушали дикие ветры, блуждающие в ночи, Размышляли со звёздами в их немых постоянных узорах И просыпались в утрах, как в лазурных шатрах, И со славой полдней были едины. Некоторые глубже погружались; из внешнего объятия жизни Увлечённые в огненное уединение, В неосквернённом звёздно-белом алькове души Они пребывали с вечным Блаженством; Голос глубокий в экстазе и тишине Они слышали, всераскрывающий Свет созерцали. Они преодолевали любое различие, сотворённое временем; Мир был соткан из струн их собственного сердца; Приближённые к сердцу, что бьётся в каждой груди, Они достигали единого "я" во всём через безграничную любовь. Настроенные на Безмолвие и на мировую рифму, Они ослабляли узел заточающего ума; Достигался широкий не тревожимый [ничем] взор свидетеля, Великое духовное око Природы раскрывалось; На высоту высот теперь поднимались их ежедневные восхождения: Истина склонялась к ним из её верховного царства; Над ними сияли мистические солнца вечности. Безымянные суровые аскеты без дома, Оставившие речь, движение и желание, Отстранённые от творений, сидели, поглощённые, одинокие, Безупречные в спокойных высотах [их] "я", На светящихся безмолвных вершинах концентрации, Обнажённые от всего мирского отшельники с их спутанными волосами, Неподвижные, как бесстрастные великие холмы, Группировались вокруг них, будто мысли какого-то обширного настроя, Ожидающего повеления Бесконечного о конце. Провидцы, восприимчивые к универсальной Воле, Довольные, в Нём, кто улыбается за земными формами, Пребывали, не опечаленные настойчивыми днями. Вокруг них, подобно зелёным деревьям, опоясывающим холм, Юные важные ученики, созданные их прикасанием, Обученные простому действию и сознательному слову, Возвышались внутри и росли, чтобы достичь их высот. Искатели, странствующие издалека по пути Вечного, Приносили к этим тихим источникам жажду их духа И проводили сокровище безмолвного часа, Купаясь в чистоте мягкого взора, Который, не настаивая, управлял ими из его покоя И его влиянием находил пути успокоения. Младенцы монархии миров, Героические лидеры грядущего времени, Дети-цари, взращённые в этом просторном воздухе, Как львы, резвящиеся под небом и солнцем, Получали полуосознанно их богоподобную печать: Сформированные в типе высоких мыслей, что они пели, Они узнавали широкое великолепие настроя [духа], Что делает нас товарищами по космическому стремлению, Уже не прикованными к их маленьким отдельным "я", Пластичными и твёрдыми под вечной рукой, Встречающими Природу смелым и дружелюбным рукопожатием И служащими в ней Силе, что формирует её работы. Единодушные во всём и свободные от сужающих уз, Огромные, как континенты тёплого солнечного света, В широкой беспристрастной радости равенства, Эти мудрецы жили для восторга Бога в вещах. Помогая медленным вхождениям богов, Сея в юные умы бессмертные мысли, они жили, Уча великой Истине, к которой должна подняться людская раса, Или открывали врата свободы для немногих. Придавая нашему борющемуся миру Свет, Они дышали, как духи, освобождённые от унылого ярма Времени, Товарищи и сосуды космической Силы, Используя натуральное мастерство, подобное солнечному: Их речь, их молчание были помощью земле. Волшебное счастье текло от их прикасания; Единство было властителем в этом лесном мире, Дикий зверь присоединялся к дружбе вместе с его добычей; Убеждая ненависть и борьбу прекратиться, Любовь, что проистекает из груди единой Матери, Исцеляла с их сердцами жёсткий и израненный мир. Другие сбегали из пределов мысли Туда, где Ум неподвижно спит, ожидая рождения Света, И возвращались, дрожа от безымянной Силы, Опьянённые вином молний в их клетках; Интуитивное знание, прыгающее в речь, Захватывало, вибрировало, воспламеняло вдохновенным словом, Слышимым тонким голосом, облачённым в небеса, Несущим великолепие, что зажигало солнца, Они воспевали имена Бесконечности и бессмертные силы В размерах, что отражают движущиеся миры, Звуковые волны видения, прорывающиеся из великих глубин души. Некоторые, потерявшие личность и её [узкую] полоску мысли В неподвижном океане безличной Силы, Cидели могущественно, видимые при свете Бесконечности, Или, товарищи вечной Воли, Обозревали план прошлого и будущего Времени. Некоторые вылетали, словно птицы, из космического моря И исчезали в ярком и безликом Просторе: Кто-то молча следил за универсальным танцем Или помогал миру своим безразличием к нему. Некоторые уже не следили, слившись в одинокое "Я", Погружённые в транс, из которого не возвращается душа, Все оккультные мировые пути закрыты навсегда, Отброшены цепи рождения и личности: Некоторые в одиночестве достигали Невыразимого.
Как солнечный луч проплывает через тенистое место, Золотая дева в её резной карете Проезжала, скользя между сиденьями для медитации. Часто в сумерках среди возвращающихся стад Скота, сгущавших их пылью тени, Когда громкий день опадал за край, Прибывая в мирную отшельническую рощу, Она отдыхала, окутывая себя, как плащом, Её духом терпеливого размышления и могущественной молитвы. Или вблизи рыжеватой львиной гривы реки И деревьев, что поклонялись на молящемся берегу, Безмятежный покой куполообразного воздуха, напоминавшего храм, Манил её спешащие колеса остановить их быстроту. В торжественности пространства, что казалось Умом, помнящим древние безмолвия, Где к сердцу взывали великие ушедшие голоса, И огромная свобода задумчивых провидцев Оставляла долгий отпечаток сцены их душ, Бодрствующих в чистом рассвете или в лунной темноте, К [их] неподвижному прикасанию склонялась дочь Пламени, Упиваясь тихим великолепием между спокойными веками И ощущая родство с вечным покоем. Но утро врывалось, напоминая ей о её поиске, И с низкого простого ложа или циновки она поднималась И шла, побуждаемая, по её неоконченному пути, И следовала по роковой орбите её жизни, Как желание, что вопрошает безмолвных богов, Затем переходит, подобно звезде, к какому-то яркому Запределью. Оттуда она прибывала в большие уединённые местности, Где человек был [лишь] прохожим[, идущим] к человеческим сценам Или одиноким на просторах Природы, борющимся за жизнь, И звал на помощь одушевлённые невидимые Силы, Ошеломлённый необъятностью его мира И не сознающий его собственную бесконечность. Земля умножала для неё меняющиеся виды И звала её далёким и безымянным голосом. Горы в их отшельническом одиночестве, Леса с их многоголосым пением Открывали для неё двери замаскированного божества. На сонных равнинах, на праздных раздольях, На смертном одре бледного зачарованного вечера Под сиянием затонувшего неба Бесстрастно она лежала, как в конце века, Или пересекала нетерпеливую стаю толпящихся холмов, Поднявших их головы поохотиться на небо, подобное логову, Или путешествовала по странной и пустой земле, Где пустынные вершины располагались в странном небе, Безмолвные стражи под плывущей Луной, Или блуждала в каком-нибудь одиноком огромном лесу, Вечно звенящем криками сверчков, Или следовала длинной сверкающей извивающейся тропкой Через поля и пастбища, залитые неподвижным светом, Или достигала дикой красоты пустынного пространства, Где никогда не проходил плуг, не паслись стада, И дремала на голых и жаждущих песках Среди дикого звериного зова ночи. Судьбоносный поиск ещё не завершился; Она ещё не нашла ни одного предназначенного лица, Которое она искала среди сынов человеческих. Грандиозное молчание окутывало царственный день: Месяцы питали страсть солнца, И теперь его жгучее дыхание атаковало землю. Тигр перегревался, рыская по обморочной земле; Всё было вылизано, будто высунутым языком. Весенние ветры стихли, небо стало бронзовым.
Конец Четвёртой Песни Конец Четвёртой Книги
перевод Н. Антипова, 06-12.09.2019 года, правка 25.09.2019
Сообщение: 4033
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 13.09.19 20:54. Заголовок: Книга Пятая КНИГА ЛЮ..
Книга Пятая КНИГА ЛЮБВИ
Песнь I ПРЕДНАЗНАЧЕННОЕ МЕСТО ВСТРЕЧИ
Но теперь предназначенное место и час были близки; Ничего не зная, она приблизилась к её безымянной цели. Ибо, хотя одеяние слепого и хитрого случая Наброшено на работу всемудрой Судьбы, Наши действия интерпретируют всезнающую Силу, Что обитает в непреодолимом материале вещей, И ничто не происходит в космической игре Иначе, чем в своё время и в своём предвиденном месте. Она вошла в пространство мягкого и нежного воздуха, Что казалось святилищем юности и радости, Высокогорным миром свободного и зелёного наслаждения, Где весна и лето лежали вместе и боролись В ленивом и дружеском диспуте, Обнявшись, споря со смехом о том, кто должен править. Там ожидание взмахнуло широкими внезапными крыльями, Будто душа выглянула из лица земли, И всё, что было в ней, ощутило предстоящую перемену И, забыв тривиальные радости и обычные мечты, Послушное зову Времени, судьбе духа, Вознеслось к красоте, спокойной и чистой, Что жила пред глазами Вечности. Толпа горных вершин атаковала небо, Расталкивая плечами соперников, чтобы быть ближе к небесам, Бронированные лидеры на железной линии; Земля лежала распростёртой под их ногами из камня. Ниже их таились мечты изумрудного леса И сверкающая кайма, одинокая, как сон: Бледные воды бежали, как мерцающие нити жемчуга. Вздохи блуждали среди счастливых листьев; Прохладно-ароматные с медленными сладко отягощёнными ногами Слабые спотыкающиеся бризы плутали среди цветов. Белый журавль стоял яркой неподвижной полоской, Павлин и попугай украшали землю и дерево, Тихое воркование голубя обогащало влюблённый воздух, А огнекрылые дикие селезни плавали в серебристых прудах. Земля лежала наедине со своим великим возлюбленным Небом, Раскрытая лазурному взгляду её супруга. В роскошном экстазе радости Она растрачивала любовную музыку её нот, Расточала страстный узор её цветов И фестивальное буйство её запахов и оттенков. Крик, прыжки и спешка царили вокруг, Крадущиеся шаги преследующих её существ, Лохматый изумруд её гривы кентавра, Золото и сапфир её тепла и пламени. Волшебница её восторженных радостей, Весёлая, чувственно-сердечная, беззаботная и божественная, Жизнь бежала или скрывалась в её комнатах, полных восторга; Над всем этим нависал грандиозный покой природы. Первозданный мир оставался там, и на его лоне Сохранялась ненарушенной борьба птиц и зверей. Человек - глубокомысленный ремесленник - пришёл не затем, Чтобы наложить его руку на счастливых несознательных существ, Не было ни мысли, ни измерителя [для] строго следящего труда, Жизнь не знала о её разладе с её целью. Могучая Мать лежала, вольно растянувшись. Всё было в согласии с её первым удовлетворяющим планом; Движимые универсальной волей к радости, Деревья цвели в их зелёном блаженстве, И дикие дети не размышляли о боли. В конце раскинулся суровый и гигантский тракт Запутанных глубин и торжественных вопрошающих холмов, Вершин, подобных голой строгости души, Бронированных, далёких и безысходно величественных, Как ограждённые мыслью бесконечности, что лежат За восторженной улыбкой танца Всемогущего. Спутанная лесная голова вторглась в небеса, Словно аскет с посиневшим горлом выглядывал Из каменной тверди его горной кельи, Рассматривая краткую радость дней; Его обширный расширившийся дух таился позади. Могучий шум безмерного уединения Осаждал слух, печальный и безграничный зов, Будто души, удалившейся от мира. Это была сцена, которую неопределимая Мать Выбрала для её краткого счастливого часа; Здесь, в этом уединении, вдали от мира, Она начала своё участие в мировой радости и борьбе. Здесь раскрылись ей мистические дворы, Притаившиеся двери красоты и удивления, Ветры, что шумели в золотом доме, Храм сладости и огненный проход. Странница на скорбных дорогах Времени, Бессмертная под ярмом смерти и судьбы, Жертвующая блаженством и болью сфер, Любовь в пустыне встретила Савитри.
Сообщение: 4034
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.09.19 19:18. Заголовок: Песнь II Сатьяван В..
Песнь II Сатьяван
Всё, что она запомнила в этот день Судьбы, - Дорогу, что не рисковала войти в торжественные глубины, А повернула прочь, убегая к человеческим домам, Пустыню с её могучей монотонностью, Утро, подобное блестящему провидцу свыше, Страсть вершин, затерянных в небесах, Титанический ропот бесконечных лесов. Словно калитка к радости была там, Окружённая безмолвным намёком и магическим знаком, На краю неизвестного мира Раскинулась дуга с углублением, держащим солнце; Рощи со странными цветами, похожими на глаза взирающих нимф, Смотрели из их таинственности в открытое пространство, Ветви, шепчущие о постоянстве света, Укрывали смутное и защищённое блаженство, И медленно лёгкий непостоянный ветерок, Как мимолётный вздох счастья, пробегал По сонным травам, украшенным зеленью и золотом. Спрятанные в лесном лоне одиночества, Обитающие среди листвы голоса звали, Сладкие, как желания, влюблённые и незримые, Криком отвечая на низкий настойчивый крик. Позади спали изумрудные немые дали, Обители Природы страстной, завуалированной, отвергающей Всё, кроме её собственного видения, растерянного и дикого. Земля в этом прекрасном убежище, свободном от забот, Шептала душе песнь силы и покоя. Там был лишь один знак человеческой поступи: Единственная тропа, проложенная тонко, подобно стреле, В это лоно просторной и тайной жизни, Пронзила его гигантскую мечту об одиночестве. Здесь впервые она встретила на неуверенной земле Того, ради кого её сердце пришло так далеко. Как могла бы душа отобразиться на фоне Природы, Выступив на момент из дома мечты, Созданного горячим дыханием жизни, Так он появился на краю лесной опушки, Вставленный между зелёным рельефом и золотым лучом. Словно оружие живого Света, Прямая и возвышенная, подобно копью Бога, Его фигура вела за собой великолепие утра. Благородным и ясным, как широкие мирные небеса, Скрижалью юной мудрости было его чело; Властная красота свободы сгибала его конечности, Радость жизни была на его открытом лице. Его взгляд был широким рассветом богов, Его голова была [головой] юного Риши, затронутой светом, Его тело было [телом] любовника и короля. В великолепном рассвете его силы, Выстроенный, как движущаяся статуя восторга, Он осветил край лесной полосы. Из невежественного нетерпеливого труда лет, Оставив громкую драму человека, он пришёл, Ведомый мудростью неблагоприятной Судьбы, Чтобы встретить древнюю Мать в её рощах. В её божественном общении он вырос Воспитанником красоты и одиночества, Наследником веков одинокой мудрости, Братом солнечного света и неба, Странником, общающимся с глубиной и пределом. Знаток Веды из ненаписанных книг, Читающий мистическое писание её форм, Он уловил её иерофантские значения, Изучил её сферические необъятные воображения, Обучаемый величественностями ручья и леса, Голосами солнца и звёзд и пламени, И пением волшебных певцов на ветвях, И немым учением четвероногих существ. Помогая уверенными шагами её медленным большим рукам, Он склонялся к её влиянию, как цветок к дождю, И, подобно цветка и дерева естественному росту, Становился шире от прикасаний её формирующих часов. Мастерство свободных натур принадлежало ему, И их согласие на радость и просторное спокойствие; Единый с единым Духом, населяющим всё, Он положил опыт к ногам Божества; Его ум был открыт её бесконечному уму, Его действия находились в ритме с её первобытной силой; Он подчинил его смертные мысли её [мыслям]. В тот день он свернул с его привычных путей; Ибо Тот, Кто, зная груз каждого момента, Может двигать [нами] во всех наших обдуманных или беззаботных шагах, Наложил чары судьбы на его ноги И привлёк его на цветущую опушку леса. Поначалу её взгляд, принимавший миллионы форм жизни, Бесстрастно населяющий её дом сокровищ Вместе с небом, цветами, холмами и звёздами, Остановился, скорее, на яркой гармоничной сцене. Он видел зелёно-золотой цвет дремучих лугов, Травы, трепещущие от поступи медленного ветра, Ветви, преследуемые криком дикой птицы. Пробуждённый к Природе, но ещё смутно - к жизни, Нетерпеливый пленник из Бесконечности, Бессмертный борец в его смертном доме, Его гордость, сила, страсть стремящегося Бога, Он видел этот образ скрытого божества, Это мыслящее мастерское творение земли, Этот последний результат красоты звёзд, Но видел лишь подобно прекрасным и обычным формам, В которых дух художника не нуждается для его работы И складывает [их] в тёмные комнаты памяти. Взгляд, поворот решает нашу плохо уравновешенную судьбу. Таким образом, в час, который больше всего её волновал, Блуждающая, не предупреждённая медленным поверхностным умом, Беспечная разведчица под её прикрытыми веками Восхищалась равнодушной красотой и не заботилась о том, Чтобы разбудить дух её тела для её царя. Так могла она пройти по случайным невежественным дорогам, Упустив зов Небес, потеряв цель жизни, Но Бог вовремя коснулся её сознательной души. Её взгляд установился, поймал, и всё изменилось. Поначалу её ум пребывал в идеальных снах, В тех сокровенных преобразователях знаков земли, Что делают известные вещи указанием на невидимые сферы, И видел в нём гения места, Символическую фигуру, стоящую среди сцен земли, Царя жизни, очерченного в деликатном воздухе. И всё же это была лишь задумчивость на миг; Ибо внезапно её сердце взглянуло на него, С которым страстное зрение, использующее мысль, не может сравниться, И узнало его ближе, чем его собственные близкие струны. Всё в момент было удивлено и захвачено, Всё в бессознательном экстазе лежало, обёрнутое Или под цветными веками воображения, Поднятое в большом зеркале-воздухе мечты, Вырвавшееся в пламени, чтобы воссоздать мир, И в этом пламени к новым вещам она родилась. Из её глубин поднялось мистическое смятение; Влекомая, сражённая наповал, подобно тому, кто спал спокойно, Жизнь бежала смотреть из всех врат чувств: Мысли, неясные и радостные в лунном тумане небес, Чувства, как когда вселенная обретает рождение, Пронеслись сквозь суматоху пространства её груди, Захваченные роем золотых богов: Поднявшись под гимн жрецов чуда, Её душа широко распахнула свои двери для этого нового солнца. Алхимия сработала, трансмутация произошла; Миссионерское лицо сотворило чары Мастера. В безымянном свете двух приближающихся глаз Быстрый и судьбоносный поворот её дней Проявился и протянулся до сияний неведомых миров. Затем, дрожа от мистического шока, её сердце Зашевелилось в её груди и закричало, как птица, Что слышит её пару на соседней ветви. Копыта затопали быстро, колёса, сильно спотыкаясь, остановились; Колесница встала, как остановленный ветер. И Сатьяван выглянул из дверей его души И почувствовал, как очарование её жидкого голоса Наполнило пурпурную атмосферу его юности, и пережил Преследующее чудо совершенного лица. Одолеваемый мёдом странного цветка-рта, Влекомый к душевным пространствам, открывшимся вокруг чела, Он обратился к видению, как море к луне, И вытерпел мечту о красоте и перемене, Открыл ореол вокруг головы смертной, Обожал новую божественность в вещах. Его самоограниченная природа погрузилась, будто в огонь; Его жизнь была принята в жизнь другого [человека]. Великолепные одинокие идолы его мозга Пали, поверженные из их яркой достаточности, Как от прикасания новой бесконечности, Чтобы поклониться божеству более великому, чем их собственное. Неведомая властная сила влекла его к ней. Восхищённый, он шёл через золотой луг: Взгляд встречал близкий взгляд и приникал в объятии видения. Там было лицо, благородное, великое и спокойное, Будто окружённое ореолом мысли, Обитель, арка медитирующего света, Как будто виделась половина некоего тайного нимба; Её внутреннее зрение, ещё помнящее, узнало Лоб, что носил корону всего её прошлого, Два глаза, её постоянные и вечные звёзды, Дружеские и суверенные глаза, что требовали её души, Веки, узнаваемые по многим жизням, широкие обрамления любви. Он встретил в её взгляде взор своего будущего, Обещание, присутствие и огонь, Увидел воплощение эонических мечтаний, Тайну восторга, к которому всё Стремится в этом мире краткой смертности, Выраженную в материальной форме[, подобной] его собственной. Эта золотая фигура, отданная в его руки, Cкрывала в своей груди ключ от всех его целей, Заклинание, чтобы принести блаженство Бессмертного на землю, Соединить с истиной небес нашу смертную мысль, Поднять земные сердца ближе к солнцу Вечности. В этих великих духах, ныне воплощённых здесь, Любовь низвела силу из вечности, Чтобы сделать жизнь своей новой неумирающей базой. Его страсть хлынула волной из бездонных глубин; Он спрыгнул на землю с далёких забытых высот, Но сохранил его природу бесконечности. На немом лоне этого забывчивого земного шара, Хотя кажется, что мы встречаемся как неизвестные [друг другу] существа, Наши жизни не чужие, и не как незнакомцы мы соединяемся, Движимые друг к другу беспричинной силой. Душа может распознать отвечающую ей душу Через разделяющее Время и, дорогами жизни Поглощённая, обёрнутая путешественница, обратив её, восстанавливает Знакомое великолепие в незнакомом лице И, затронутая предупреждающими перстами мгновенной любви, Вновь она трепещет от бессмертной радости, Носящей смертное тело для наслаждения. Есть Сила внутри, что знает за пределами Наших знаний; мы более велики, чем наши мысли, И иногда земля обнаруживает это видение здесь. Жить, любить - это знаки бесконечных вещей, Любовь - это слава из сфер вечности. Униженная, изуродованная, осмеянная низменными силами, Что крадут её имя, форму и экстаз, Она всё же - божество, с помощью которого всё может измениться. Тайна пробуждается в нашем бессознательном веществе, Блаженство рождается, что может переделать нашу жизнь. Любовь живет в нас, как нераскрытый цветок, Ожидающий быстрого момента души, Или же она странствует в её зачарованном сне среди мыслей и вещей; Бог-ребёнок играет, он ищет себя Во многих сердцах и умах и живых формах: Он медлит в поиске знака, который он может узнать, И, когда он приходит, слепо пробуждается от голоса, Взгляда, прикасания, выражения лица. Его инструмент - тусклый телесный ум, Из небесного прозрения, ныне забытого, выросший, Он хватается за какой-то знак внешнего очарования, Ведущий его среди множества намёков Природы, Читает небесные истины в земных подобиях, Желает образ во имя божества, Предвидит бессмертие формы И принимает тело за изваянную душу. Обожание в Любви подобно мистическому провидцу, Что через видение смотрит на невидимое, В алфавите земли находит богоподобный смысл; Но ум лишь думает: "Вот тот, Кого моя жизнь долго ждала, будучи незаполненной, Вот внезапный повелитель моих дней." Сердце чует сердце, длань взывает к отвечающей длани; Всё стремится осуществить единство, которое есть всё. Слишком удалённая от Божественного, Любовь ищет её истину, И Жизнь слепа, и инструменты обманывают, И есть Силы здесь, работающие, чтобы унизить. Всё же может прийти видение, наступить радость. Редка чаша, пригодная для нектарного вина любви, Как редок сосуд, что может выдержать рождение Бога; Душа, подготовленная за тысячу лет, Есть живая форма верховного Нисхождения. Они знали друг друга, хоть и в таких странных формах. Пусть и неизвестные взгляду, хотя жизнь и ум Изменились, чтобы обрести новое значение, Эти тела суммировали поток бесчисленных рождений, И дух для духа оставался тем же самым. Поражённые радостью, которой они так долго ждали, Влюбленные встретились на разных их путях, Путешественники по бескрайним равнинам Времени, Сведённые вместе из ведомых судьбой странствий В самозамкнутом одиночестве их человеческого прошлого К быстрой восторженной мечте о будущей радости И к неожиданному настоящему этих глаз. Благодаря раскрывающему величию взгляда, Поражённого формой, память духа пробуждалась в ощущениях. Был разорван туман, что лежал между двумя жизнями; Её сердце раскрылось, и его [сердце] нашло её обращённой; Притянутые, как в небесах звезда к звезде, Они удивлялись друг другу и радовались, И сплетали близость в безмолвном взоре. Прошёл момент, что был лучом вечности, Час начался, матрица нового Времени.
Сообщение: 4035
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 18.09.19 17:47. Заголовок: Песнь III САТЬЯВАН И..
Песнь III САТЬЯВАН И САВИТРИ
Из безмолвной тайны прошлого В настоящем, не знающем о забытых узах, Эти духи встретились на дорогах Времени. Всё же в сердце их тайные сознательные "я" Сразу осознали друг друга, предупреждённые Первым зовом восхитительного голоса И первым видением предначертанного лица. Как, когда бытие взывает к бытию из его глубин За ширмой из внешних чувств И стремится найти слово, раскрывающее сердце, Страстная речь раскрывает потребность души, Но невежество ума заграждает внутреннее зрение, Что лишь немного прорывает наши земные границы, Так теперь они встретились в этот судьбоносный час, Так выразили узнавание в глубинах, Утраченных воспоминанием, единства, ощутимого и недостающего. Таким образом Сатьяван обратился сначала к Савитри: "О ты, кто пришла ко мне из безмолвий Времени, И всё же твой голос пробудил моё сердце к неведомому блаженству, Бессмертному или смертному лишь в твоём теле, Ибо [нечто] большее, чем земля, говорит со мной из твоей души, И большее, чем земля, окружает меня в твоём взоре, Как ты зовёшься среди детей человеческих? Откуда ты взошла, наполняя дни моего духа Ярче, чем лето, ярче, чем мои цветы, В одинокие границы моей жизни, О солнечный свет, вылепленный, как золотая дева? Я знаю, что могущественные боги - друзья земли. Среди великолепий дня и сумерек Я долго путешествовал со своей пилигримской душой, Движимой чудом обычных вещей. Земля не могла утаить от меня могущества, что она скрывает: Даже двигаясь среди земной сцены И обычных поверхностей земных вещей, Моё зрение видело, не ослеплённое её формами; Божество смотрело на меня из знакомых сцен. Я был свидетелем девственных свадеб зари За светящимися занавесами неба, Или, соперничая в радости с яркими шагами утра, Я шествовал по сонным берегам полдня, Или пересекал золотую пустыню солнечного света, Переходя огромные пустоши блеска и огня, Или встречал луну, изумительно скользящую по небу В неопределённой широте ночи, Или звёзды, марширующие по их долгим дозорным маршрутам, Указывая их копьями сквозь бесконечности: День и сумерки раскрывали мне скрытые формы; Фигуры приходили ко мне с тайных берегов И счастливые лица смотрели из лучей и пламени. Я слышал странные голоса, пересекающие волны эфира, Волшебная песня Кентавра волновала моё ухо; Я замечал Апсар, купающихся в прудах, Я видел лесных нимф, выглядывающих сквозь листву; Ветры показывали мне своих топочущих богов, Я видел принцев Солнца, Пылавших в тысячеколонных домах света. Так что теперь мой ум мог бы мечтать, а сердце - бояться, Что с какого-то чудного ложа за пределами нашего воздуха Взойдя в широком утре богов, Ты пригонишь твоих коней из миров Громовержца. Хотя твоя красота кажется родственной небесам, Скорее, мои мысли возрадовались бы, узнав, Что смертная сладость улыбается между твоими веками И твоё сердце может биться под человеческими глазами, А твоя золотистая грудь трепещет вместе со взглядом И его бурным ответом рождённому землёй голосу. Если ты можешь разделить наши порождаемые временем привязанности, Земная лёгкость простых вещей может удовлетворить, Если твой взгляд может жить, довольствуясь земной почвой, И эта небесная суммарность восторга, Твоё золотое тело, прогуливающееся с усталостью, Подавляющее его грацией нашу местность, пока Бренный сладкий преходящий вкус земной пищи Задерживает тебя, и пляшущее вино ливня, Низойди. Пусть твоё путешествие прекратится, спустись к нам. Совсем близко увитый зеленью скит моего отца, Укрытый высокими рядами этих молчаливых королей, Воспетый голосами одетых в цвет хоров, Чьим песнопениям вторят переведённые на ноты музыки Страстные цветные надписи ветвей И наполняют часы их мелодичным криком. Посреди приветственный гул множества пчёл Вторгается в наше медовое королевство лесов; Там позволь мне привести тебя в богатую жизнь. Голая, простая лесная жизнь отшельника; И всё же он одет в драгоценности земли. Дикие ветры летят - визитёры среди качающихся вершин, В спокойные дни небесные стражи мира, Возлегающие на пурпурном одеянии неба вверху, Смотрят вниз на богатую тайну и тишину, И камерные свадебные воды поют внутри. Огромные, шепчущие, во множестве форм вокруг Высокие лесные боги приняли в их руки Человеческий час, гостя их вековой пышности. Утра [здесь] облачены в золото и зелень, Солнечный свет и тень украшают стены, Чтобы сделать комнату отдыха пригодной для тебя." Некоторое время она медлила, будто всё ещё слыша его голос, Не желая нарушить очарование, затем медленно заговорила. Задумавшись, она ответила: "Я Савитри, Принцесса Мадры. Кто ты? Какое имя На земле музыкально выражает тебя для людей? Какое древо королей, орошённое удачными потоками, Расцвело, наконец, одной счастливой ветвью? Почему твоё жилище в бездорожном лесу Далеко от деяний, которых требует твоя славная юность, Пристанище отшельников и более диких племён земли, Где только с собой-свидетелем ты бродишь В зелёном нечеловеческом одиночестве Природы, Окружённый гигантскими безмолвиями И слепым шорохом первобытного покоя?" И Сатьяван отвечал Савитри: "В те дни, когда ещё его глаза ясно смотрели на жизнь, Король Дьюматсена некогда, из Шалвы, правил Всей территорией, что за этими вершинами, Проводя свои дни изумрудного восторга В доверительной беседе с путешествующими ветрами, Поворачивается, оглядываясь на южные небеса, И опирается её флангом на задумчивые холмы. Но равная Судьба убрала её покрывающую руку. Живая ночь окружила пути сильного человека, Сверкающие боги небес отозвали их беззаботные дары, Забрали из пустых глаз их радостный и помогающий луч И увели неуверенную богиню с его стороны. Изгнанный из империи внешнего света, Потерянный для товарищества видящих людей, Он пребывает в двух уединениях, внутри И в торжественном шелесте леса. Сын этого короля, я, Сатьяван, жил Довольный, ибо ещё не сознавал тебя, В моём высокопоставленном одиночестве духа И в этом безбрежном витальном говоре, родном мне, Вскормленный простором, ученик уединения. Великая Природа пришла к её возвратившемуся ребёнку; Я правил в королевстве более благородного вида, Чем люди могут построить на почве тусклой Материи; Я встречал искренность первобытной земли, Я наслаждался близостью младенца Бога. В огромных, украшенных гобеленами покоях её государства, Свободный, в её безграничном дворце я жил, Балуемый тёплой матерью всех нас, Воспитуемый вместе с моими естественными братьями в её доме. Я лежал в широких обнажённых объятиях небес, Сияющее благословение солнечного света сжимало мой лоб, Серебряный экстаз лунных лучей по ночам Целовал мои тусклые веки, чтобы [мне] уснуть. Земные утра были мои; Заманиваемый слабыми бормотаниями на одетые в зелень часы, Я блуждал, затерянный в лесах, склоняясь к голосам Ветров и вод, партнёр радости солнца, Слушатель универсальной речи: Мой дух, удовлетворённый внутри меня, знал Богоподобное право нашего рождения, роскошество нашей жизни, Чьи ближайшие принадлежности - земля и небо. Прежде чем Судьба привела меня в этот изумрудный мир, Пробуждённое каким-то предвещающим прикасанием внутри, Раннее предвидение в моём уме приблизилось, Великое немое животное сознание земли, Теперь выросшее так близко во мне, кто оставил старые великолепия, Чтобы жить в этом грандиозном шуме, неясном и обширном. Я уже встречал её во сне моего духа. Как будто в более глубокую страну души Перенося яркие образы земли, Через внутреннее видение и чувство приходило пробуждение. Зримые чары преследовали часы моего детства, Все вещи, что глаз улавливал в цветных линиях, Виделись вновь через интерпретирующий ум И в форме, которой он стремился захватить душу. Ранний бог-дитя взял мою руку, что удерживалась, Двигалась, направлялась поисками его прикасаний, Ярких форм и оттенков, что пробегали перед его взглядом; Изображённые на листе и камне, они говорили с людьми. Гостями высокой красоты были мои близкие. Ржущая гордость быстрой жизни, что бродит, Ветрогривая, по нашим пастбищам, при виде моего настроения Отбрасывала черты стремительности; топот пятнистых оленей На фоне вечернего неба становился песней Вечера в тишине моей души. Я ловил на какой-то вечный взгляд внезапного Зимородка, мелькнувшего в тёмном пруду; Медленный лебедь, серебривший лазурное озеро, Форма волшебной белизны, плыл сквозь сон; Листья, трепещущие от страсти ветра, Нарядные бабочки, сознательные цветы воздуха, И крылья, блуждающие в синей бесконечности Жили на скрижалях моего внутреннего зрения; Горы и деревья стояли там, как мысли от Бога. Сверкающие длинно-клювые в их ярком оперении, Павлин, рассыпающий по ветру его луны, Раскрашивали мою память, как фресками стену. Я вырезал своё видение из дерева и камня; Я улавливал эхо от высочайшего слова И отмерял ритмичные удары бесконечности И слушал сквозь музыку вечный Голос. Я ощущал тайное прикасание, я слышал зов, Но не мог обнять тело моего Бога Или держать в моих руках стопы Матери Мира. В людях я встречал странные части [своего] "Я", Что искали фрагментов и жили во фрагментах: Каждый жил в себе и для себя одного, А с остальными был связан лишь мимолётными узами; Каждый страстно заботился о своей поверхностной радости и горе, Не видя Вечного в его тайном доме. Я беседовал с Природой, размышлял с неизменными звездами, Сторожевыми кострами Бога, пылающими в невежественной Ночи, И видел, как на её могучий лик упал Пророческий луч солнца Вечности. Я сидел с лесными мудрецами в их трансе: Там лились пробуждающие потоки алмазного света, Я замечал присутствие Единого во всем. Но всё ещё не хватало последней трансцендентной силы, И Материя всё ещё спала без её Бога. Дух был спасён, тело, потерянное и немое, Всё ещё жило со Смертью и древним Невежеством; Бессознательное было его базой, Пустота - его судьбой. Но ты пришла, и всё обязательно изменится: Я почувствую Мать Мира в твоих золотых дланях И услышу её мудрость в твоём священном голосе. Дитя Пустоты возродится в Боге, Моя Материя избежит транса Бессознательного. Моё тело, как и мой дух, будет свободным. Оно спасётся от Смерти и Невежества." И Савитри, всё ещё размышляя, отвечала ему: "Больше говори со мной, больше говори, О Сатьяван, Говори о себе и обо всём, что ты есть внутри; Я хотела бы знать тебя так, как если бы мы всегда жили Вместе в горнице наших душ. Говори, пока свет не войдет в моё сердце И мой волнующийся смертный ум не поймет То, что ощущает всё бессмертное существо во мне. Он знает, что ты - тот, кого искал мой дух Среди толпящихся земных лиц и форм В золотых пространствах моей жизни." И Сатьяван, подобно арфе, откликающейся На настойчивый зов флейты, Отвечал на её вопрос и направлял к ней поток Его сердца в разноцветных волнах речи: "О золотая Принцесса, совершенная Савитри, Я расскажу тебе больше, чем неуклюжие слова могут выразить, Обо всём, что ты значила для меня, неизвестная, Обо всём, что молниеносная вспышка любви раскрывает В один великий час развуалированных богов. Даже краткая близость изменила мою жизнь. Ибо теперь я знаю, что всё, чем я жил и являлся, Двигало [меня] к этому моменту возрождения моего сердца; Я оглядываюсь назад на значение самого себя - Души, выращенной на почве земли для тебя. Когда-то мои дни были похожи на дни других людей: Мыслить и действовать было всем, наслаждаться и дышать; Это было шириной и высотой смертной надежды: Всё же появлялись и проблески более глубокого "я", Что живёт за Жизнью и заставляет её действовать на её сцене. Истина ощущалась, что скрывала свой облик от ума, Величие, работающее для скрытой цели, И смутно сквозь формы земли проглядывало Нечто такое, чего не было и не должно было быть в жизни. Я нащупывал Тайну с фонарём, Мыслью. Её мерцания освещали абстрактным словом Полу-видимую основу, и, передвигаясь ярд за ярдом, Она рисовала систему "Я" и Бога. Я не мог жить истиной, что она говорила и думала. Я повернулся, чтобы схватить её форму в видимых вещах, Надеясь закрепить её правление с помощью смертного ума, Налагая узкую структуру мирового закона На свободу Бесконечного, Жёсткий прочный скелет внешней Истины, Ментальную схему механической Силы. Этот свет показывал всё больше непроглядной тьмы; Он делал изначальный Секрет более оккультным; Он не мог анализировать его космическую Завесу Или заметить скрытую руку Чудотворца И проследить узор его магических планов. Я погрузился во внутреннее видение Ума И познал тайные законы и колдовство, Что делает Материю озадаченным рабом ума: Тайна не была разгадана, но ещё больше углубилась. Я пытался найти её подсказки через Красоту и Искусство, Но Форма не может раскрыть пребывающую [в ней] Силу; Она лишь бросает её символы в наши сердца. Она вызывает настрой на самого себя, призывает знак Всей задумчивой славы, скрытой в чувстве: Я жил в луче, но не смотрел на солнце. Я смотрел на мир и упускал Себя, А когда я нашёл Себя, я потерял мир, Мои другие самости я потерял, и тело Бога, Связь конечного с Бесконечным, Мост между видимостью и Истиной, Мистическую цель, ради которой был создан мир, Человеческое чувство Бессмертия. Но теперь золотая связь приходит ко мне твоими ногами, И Его золотое солнце светит на меня из твоего лика. Ибо теперь другое царство приближается с тобой, И теперь пророческие голоса наполняют мой слух, Странный новый мир плывёт ко мне в твоём взгляде, Приближаясь, подобно звезде с неизвестных небес; Крик сфер приходит с тобой, и песнь Пылающих богов. Я делаю более глубокие вдохи И двигаюсь в более огненном марше моментов. Мой разум преображается в восторженного провидца. Пенный прыжок, летящий из волн блаженства, Изменил моё сердце и изменил землю вокруг: Всё с твоим приходом наполняет. Воздух, почва и поток Надели свадебные одежды, чтобы быть пригодными для тебя, И солнечный свет выращивает тень твоего оттенка Из-за изменения внутри меня от твоего взгляда. Подойди ко мне поближе из твоей колесницы света На этом зелёном лугу, не презирая нашу землю. Ибо здесь есть тайные пространства, созданные для тебя, Чьи изумрудные пещеры стремятся укрыть твою форму. Разве ты не сделаешь это смертное блаженство своей сферой? Сойди, О счастье, твоими лунно-золотыми ногами, Обогащая пласты земли, на чьём сне мы лежим. О моя принцесса яркой красоты Савитри, Моим восторгом и твоей собственной радостью вынуждаю [тебя] Войти в мою жизнь, в твои покои и в твою святыню. В великой тишине, где встречаются духи, Ведомые моим стихшим желанием в мои леса, Пусть тусклые шелестящие арки склонятся над тобой; Единые с дыханием существ вечной жизни, Твои сердцебиения [пусть станут] близки с моими, пока не нагрянет Очарованный ароматом цветов Миг, о котором напоминают все бормотания И каждая птица помнит в её крике."
Его страстные слова заворожили её ресницы, Её бездонная душа смотрела на него из её глаз; Проходя через её губы, в текучих звуках она говорила. Только эти слова она произнесла и сказала всё: "О Сатьяван, я слышала тебя, и я знаю; Я знаю, что ты и только ты есть он." Затем вниз она сошла со своей высокой резной повозки, Спускаясь с мягкой и нерешительной поспешностью; Её многоцветное одеяние, блиставшее на свету, На мгновение зависло над шевелящейся от ветра травой, Смешанное с мерцанием луча её тела, Словно прелестное оперение слетающей [на траву] птицы. Её мерцающие ноги на зелёно-золотом лугу Развеяли воспоминание о блуждающих лучах И легко надавили по невысказанному желанию на землю, Взлелеянную её слишком кратким проходом по почве. Затем, порхая, как бледно-сверкающие мотыльки, её руки Приняли из залитых солнцем ладоней лесной опушки Изобилие скопившихся зарослей их драгоценных лиц - Спутников весны и бриза. Искренний венок, собранный из простых форм, Её быстрые пальцы учили цветочную песню, Строфическое движение брачного гимна. Глубоко [проникая] в аромат и погружаясь в оттенок, Они смешивали цветные знаки их устремления и делали Цветение их чистоты и страсти единым. Таинство радости в бережных ладонях Она принесла, цветок-символ её предложенной жизни, Затем с поднятыми руками, что теперь немного дрожали От той самой близости, что желала её душа, Эти узы сладости, знак их светлого союза, Она возложила на грудь, желаемую её любовью. Словно склоняясь перед каким-то милостивым богом, Кто из его тумана величия сиял, Чтобы наполнить красотой часы его обожателя, Она преклонилась и коснулась его ног поклоняющимися руками; Она сделала свою жизнь его миром, в который он мог вступить, И сделала своё тело местом для его наслаждения, Своё бьющееся сердце - сувениром блаженства. Он наклонился к ней и принял в своё владение, Их супружеское томление соединилось, как сложенные надежды; Словно весь богатый мир, внезапно обладаемый, Обвенчался со всем, чем он был, стал им самим, Неиссякаемая радость сделала его единственным [alone], Он вобрал всю Савитри в его обхват. Вокруг неё его объятия стали знаком Замкнутой близости в течение медленных интимных лет, Первым сладким выражением грядущего наслаждения, Одной сжатой интенсивностью от всей долгой жизни. В широкий момент двух душ, что встретились, Она почувствовала её существо втекающим в него, как с волнами Река вливается в могучее море. Как, когда душа сливается с Богом, Чтобы жить в Нём всегда и знать Его радость, Так её сознание стало осознавать его одного, И всё её отдельное "я" было потеряно в его ["я"]. Как звёздное небо окружает счастливую землю, Он замкнул её в себя в круг блаженства И замкнул мир в себя и её. Безграничная изоляция сделала их одним [целым]; Он сознавал её, обволакивающую его, И позволял ей проникать в самую его душу, Как мир наполняется духом мира, Как смертное пробуждается к Вечности, Как конечное открывается Бесконечному. Так они были потеряны друг в друге некоторое время, Затем, отходя назад из их долгого транса экстаза, Вошли в новое "я" и в новый мир. Каждый теперь был частью единства другого, Мир был лишь сценой их взаимного самопознания Или более просторной рамой их собственного супружеского бытия. На высоком пылающем куполе дня Судьба завязала узел нитями ореола утра, В то время как, при правлении покровительствующего часа, Связывающего сердце перед солнцем, их брачным огнём, Свадьба вечного Господа и Жены Вновь произошла на земле в человеческих формах: В новом акте драмы мира Соединившиеся Двое начали более великую эпоху. В тишине и шорохе этого изумрудного мира, В бормотании священного стиха жреца-ветра, Среди хорового шёпота листьев Двое в Любви соединились вместе и стали одним. Природное чудо вновь совершилось: В неизменном идеальном мире Один человеческий момент был сотворён вечным.
Затем вниз по узкой тропе, где встретились их жизни, Он повел её и показал ей её будущий мир, Убежище Любви и уголок счастливого одиночества. В конце тропы сквозь зелёный просвет между деревьями Она увидела горстку крыш отшельников, И теперь впервые взглянула на будущий дом её сердца, На соломенную крышу, что покрывала жизнь Сатьявана. Украшенная лианами и красными вьющимися цветами, Она выглядела лесной красавицей в её мечтах, Дремлющей с коричневым телом и взъерошенными волосами В её неприкосновенной комнате изумрудного покоя. Вокруг неё простиралось отшельническое настроение леса, Затерянное в глубинах его собственного одиночества. Затем, движимая глубокой радостью, которую она не могла высказать, Малая глубина которой дрожала в её словах, Она счастливым голосом воззвала к Сатьявану: "Моё сердце останется здесь, на этой лесной опушке И рядом с этой соломенной крышей, пока я буду далеко: Теперь ему больше не нужно блуждать. Но я должна поспешить назад в дом моего отца, Который скоро потеряет одну любимую привычную поступь И будет тщетно прислушиваться к некогда лелеемому голосу. Ибо скоро я вернусь, и никогда вновь Единство не должно разорвать его возвращённое блаженство, Или же судьба разлучит наши жизни, в то время как жизнь принадлежит нам." Вновь она взобралась в резную карету, И под жаром огненного полдня, Менее яркого, чем великолепие её мыслей и мечтаний, Она мчалась, быстро-правящая, быстро-сердечная, но всё ещё видевшая В тихой ясности зрения внутреннего мира Сквозь пахнущий холодом роскошный мрак прохладного леса По тенистым тропкам между огромными шершавыми стволами Шагающего к спокойной поляне Сатьявана. Неф деревьев защищал соломенную крышу отшельника, Новый глубокий тайник её счастья, Предпочитая небесам храм и дом её души. Это теперь осталось с ней постоянной сценой её сердца.
Сообщение: 4036
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 27.09.19 15:59. Заголовок: Книга Шестая КНИГА С..
Книга Шестая КНИГА СУДЬБЫ
Песнь I СЛОВО СУДЬБЫ
В безмолвных пределах, граничащих с планом смертных, Пересекая широкий простор сверкающего покоя, Нарад, небесный мудрец из Рая, Летел, напевая, в огромном и блестящем воздухе. Привлечённый золотой летней землёй, Что лежала под ним, подобно пылающей чаше, Опрокинутой на стол Богов, Поворачиваясь, словно движимая по кругу невидимой рукой, Чтобы поймать тепло и сияние маленького солнца, Он перешёл от счастливых путей бессмертных В мир труда и поиска, горя и надежды, В эти комнаты зримой игры смерти с жизнью. Через неощутимую границу душевного пространства Он перешёл из Ума в материальные вещи Среди изобретений бессознательного "Я" И работ слепой сомнамбулической Силы. Под ним, кружась, горели мириады солнц: Он нёс рябь в эфирное море; Первобытный Воздух принёс первую радость прикасания; Тайный Дух втянул своё могучее дыхание, Сжимающее и расширяющее этот огромный мир В его грозном круговороте через Пустоту; Тайная мощь творящего Огня Показала её тройное могущество строить и формировать, Её переплетающийся танец бесконечно малых волн-искр, Её туманные единицы, образующие форму и массу, Магическое основание и узор мира, Её сияние, прорывающееся в свете звёзд; Он ощущал сок жизни, сок смерти; В плотное общение твёрдой Материи Погружаясь, и в её неясное единство форм, Он разделял их немой идентичностью Духа. Он созерцал космическое Существо за его задачей, Его глаза измеряли пространства, оценивали глубины, Его внутренний взор - движения души, Он видел вечный труд Богов И смотрел на жизнь зверей и людей. Теперь в настроении певца произошла перемена, Восторг и пафос тронули его голос; Он уже не пел о Свете, что никогда не угасает, О единстве и чистом вечном блаженстве, Он не пел уже о бессмертном сердце Любви, Его песнь стала гимном Невежества и Судьбы. Он воспевал имя Вишну и рождение, И радость, и страсть мистического мира, И как звёзды были созданы, и жизнь началась, И как немые регионы зашевелились с пульсацией Души. Он воспевал Бессознательное и его тайное "я", Его мощь, всемогущую, не знающую, что она творит, Все-формирующую без воли, мысли или чувства, Его слепую безошибочную оккультную тайну, И тьму, стремящуюся к вечному Свету, И Любовь, что размышляет внутри тусклой бездны И ждёт ответа человеческого сердца, И смерть, что взбирается к бессмертию. Он воспевал Истину, что взывает из слепых глубин Ночи, И Мудрость Матери, сокрытую в груди Природы, И Идею, что работает через её немоту, И чудо её трансформирующих рук, Жизнь, дремлющую в камне и солнце, И Ум, подсознательный в лишённой ума жизни, И Сознание, что пробуждается в зверях и людях. Он воспевал славу и чудо, что ещё должны родиться, Божество, сбросившее, наконец, его завесу, Тела, ставшие божественными, и жизнь, ставшую блаженством, Бессмертную сладость, обнимающую бессмертную мощь, Сердце, чувствующее сердце, мысль, смотрящую прямо на мысль, Восторг, когда падают все барьеры, И преображение, и экстаз. И когда он пел, демоны плакали от радости, Предвидя конец их долгой ужасной задачи И поражение, на которое они напрасно надеялись, И радовались освобождению от избранной ими судьбы И возвращению в Единое, из которого они пришли. Тот, кто завоевал троны Бессмертных, Сошёл к людям на землю Человеком божественным. Словно копьё, молния пролетела, слава озарила всё Вблизи, пока восхищённые глаза мудреца Выглядывали из светящегося облака, и, странно изображённое, Его лицо, прекрасная маска античной радости, Появившись в свете, спускалось туда, где стоял Дворец короля Ашвапати среди ветров В Мадре, расцветая в ажурном камне. Там его приветствовал мудрый и задумчивый король, Рядом с ним существо прекрасное, страстное, мудрое, Устремлённое, как жертвенное пламя, Ввысь от её земного трона сквозь светящийся воздух, С королевским челом, - человеческая мать Савитри. Там на протяжении часа, не затронутые осадой земли, Они отстранили обычную жизнь и заботу, и сидели, Склонясь к высокому и ритмичному голосу, В то время как небесный провидец в его размеренном пении Говорил о трудах людей и о том, к чему боги Стремятся на земле, и о радости, что пульсирует позади Чуда и тайны боли. Он пел им о лотосном сердце любви Со всей его тысячью лучезарных бутонов истины, Что трепетно спит, завуалированная видимыми вещами. Она дрожит от каждого прикасания, она стремится проснуться, И однажды услышит блаженный голос, И расцветёт в саду Супруги, Когда она будет захвачена открывшимся ей Богом. Могучая дрожащая спираль экстаза Прокралась через глубокое сердце вселенной. От ступора её Материи, от снов её ума Она пробудилась, она взглянула на раскрытый лик Бога.
Сообщение: 4037
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 29.09.19 15:38. Заголовок: Ещё когда он пел, и ..
Ещё когда он пел, и восторг прокрадывался сквозь земное время И улавливал небеса, прибыла со стуком копыт, Словно её быстрого торопящегося сердца, Савитри; Её сияющая поступь мерцала по полу. Со счастливым удивлением в её бездонном взгляде, Изменённом ореолом её любви, она пришла; Её глаза, полные сияющего тумана радости, Как у той, кто приходит из небесного посольства, Исполняя гордую миссию её сердца, [Как] та, кто несёт санкцию богов На её любовь и её сияющую вечность, Она стояла перед троном её могущественного отца И, стремясь к красоте на земле, Трансформированной и новой в чудесном свете её сердца, Видела, как дивную розу, поклоняясь, Огненноцветную сладость сына Неба. Он бросил на нее свой безбрежный бессмертный взгляд; Его внутренний взор окружил её своим светом, И, удерживая знание из своих бессмертных уст, Он воззвал к ней: "Кто та, что приходит, невеста, Пламерожденная, и вокруг её озарённой головы, Проливая их огни, её свадебные великолепия Движутся, сияя вокруг неё? Из какого зелёного мерцания полян, Отступающих в росистые безмолвия Или к полузабытой кромке вод, преданных луне, Несёшь ты эту славу очарованных глаз? Земля несёт золотистые просторы, тенистые холмы, Что покрывают их мечтающие фантомные головы в ночи, И, охраняемые в монастырской радости лесов, Укрытые берега погружаются в блаженство, Захваченное изогнутыми непрерывно жаждущими руками И пенистой страстью взмывающего потока: Среди прохладногубого шёпота его чистых объятий Они теряют их души на ложах из дрожащего тростника. И всё это - таинственные присутствия, В которых ощущается некое бессмертное блаженство духа, И они предают земнорождённое сердце радости. Там ли ты задержалась и дивилась рождённым глазам Неизвестным, или слышала голос, что вынудил твою жизнь Напрячься от восторга через твою внимающую душу? Или, если бы моя мысль могла довериться этому мерцающему взгляду, Она сказала бы, что ты не пила из земной чаши, Но, шагнув сквозь лазурные завесы полдня, Ты была окружена волшебной каймой В более ярких странах, чем глаза человека могут вынести. Атакованные толпящимися голосами восторга И схваченные среди залитого солнцем очарования ветвей В волшебных лесах, ведомых вниз по сверкающим склонам Гандхамадана, где бродят Апсары, Твои конечности разделили спорт, которого никто не видел, И в преследованиях бога твои человеческие шаги заблудились, Твоя смертная грудь трепетала от божественной речи, А твоя душа отвечала на неведомое Слово. Какие ноги богов, какие восхитительные флейты небес Трепетали высокими мелодиями вокруг, вблизи и вдали, Приближаясь сквозь мягкий и упоительный воздух, Что всё ещё изумляют тебя, слышимые? Они накормили Твоё молчание неким красным странно-экстатическим плодом, И ты ступила на туманные лунные пики блаженства. Открой, О крылатая со светом, откуда ты летела, Спеша ярко расцвеченной по зелёной спутанной земле, Твоё тело ритмично с зовом весенней птицы. Пустые розы твоих рук наполнены Лишь их собственной красотой и дрожью Памятного объятия, и в тебе сияет Небесный кувшин, твоё твёрдое глубоко медоносное сердце, Заново наполненное сладким и нектарным вином. Ты не говорила с королями боли. Опасная музыка Жизни ещё звучит в твоих ушах, Далеко-мелодичная, быстрая и величественная, как песня Кентавра, Или мягкая, как вода, плещущаяся среди холмов, Или могучая, как великое пение многих ветров. Лунно-яркая, ты живёшь в твоём внутреннем блаженстве. Ты приходишь, подобно серебряному оленю, сквозь рощи Коралловых цветов и бутонов сияющих грез, Или летишь, как богиня ветра сквозь листья, Или бродишь, о голубка с рубиновыми глазами и снежными крыльями, Порхая сквозь заросли твоих чистых желаний В непораненной красоте твоей души. Эти вещи - лишь образы для твоей земли, Но истиннейшая истина того, что в тебе спит. Ибо таков твой дух, сестра богов, Твоё земное тело прекрасно для глаз, И ты - родня в радости сынам неба. О ты, кто пришла в этот великий опасный мир, Ныне видимый лишь сквозь великолепие твоих снов, Где любовь и красота едва ли могут жить безопасно, Ты сама - существо опасно великое, Душа, одинокая в золотом доме мысли, Живущая ограждённой в безопасности твоих снов. На вершинах счастья, оставляя спящим рок, Что невидимо преследует бессознательные жизни людей, Если бы твоё сердце могло жить запертым в золоте идеала, Как высоко, как счастливо было бы твоё пробуждение! Если бы можно было оставить рок спать навсегда!" Он говорил, но удерживал его знание позади слов. Как облако играет с ярким смехом молний, Но всё ещё удерживает гром в его сердце, Он лишь позволял вырываться ярким образам. Его речь, словно шелестящая музыка, заволакивала его мысли; Как ветер льстит яркому летнему воздуху, Сострадая смертным, он говорил им лишь О живой красоте и настоящем блаженстве: Остальное он скрывал в его всезнающем уме. Тем, кто внимал его небесному голосу, Скрытое сострадание небес бросало на будущую боль Санкцию Бессмертных, кажущуюся бесконечной радостью. Но Ашвапати ответил провидцу; - Его слушающий ум отметил близкое сомнение, Зловещую тень, ощутимую за словами, Но спокойный, подобно тому, кто всегда обращён лицом к Судьбе Здесь, среди опасных контуров жизни земли, Он ответил на скрытую мысль осторожной речью: "О бессмертный мудрец, кто знает всё сущее здесь, Если бы я мог читать лучом по моему собственному желанию Сквозь резной щит символических образов, Что ты бросил перед твоим небесным умом, Я мог бы увидеть шаги молодой богоподобной жизни, Счастливо начинающейся, светлоокой, по земле; Между Непознаваемым и Невидимым Рождённая на границе двух чудо-миров, Она вспыхивает символами бесконечного И живёт в великом свете внутренних солнц. Ибо она прочитала и сломала волшебные печати; Она пила из источников радости Бессмертия, Она смотрела сквозь драгоценные барьеры небес, Она вошла в устремлённую Сокровенность, Она видит за пределами земных общих вещей И общается с Силами, что строят миры, Пока через сияющие врата и таинственные улицы Града из лазурита и жемчуга Гордые деяния [её] не шагнут вперёд, ранг и марш богов. Хотя в паузах нашей человеческой жизни Земля хранит для человека несколько кратких и совершенных часов, Когда непостоянная поступь Времени может казаться Вечным моментом, которым живут бессмертные, Но который редко касается мира смертных: С трудом здесь рождаются душа и тело В яростном нелёгком движении звёзд, Чья жизнь может сохранить райскую ноту, Её ритм повторяет многоголосую мелодию, Неустанно пульсирующую в восторженном воздухе, Схваченную в песне, что качает длани Апсары, Когда она плывёт, сверкая подобно облаку света, Волна радости, по лунно-каменному ярусу небес. Узри этот образ, отлитый светом и любовью, Строфа пылкости богов, Совершенно рифмованная, увенчанная рябью золота! Её тело подобно наполненному до краёв кувшину восторга, Вылепленному в великолепии золотистой бронзы Словно для того, чтобы схватить земную истину скрытого блаженства. Созданные мечтой освещённые зеркала - её глаза, Тонко драпированные сонной бахромой из гагата, Хранящие в их глубинах отражения небес. Каково её тело, такова она внутри. Сияющие утра небес славно повторяются, Как капли огня на серебряной странице, В её юном духе, ещё не тронутом слезами. Все прекрасные вещи вечными кажутся и новыми Девственному чуду в её кристальной душе. Неизменная синева раскрывает её всеобъемлющую мысль; Чудесная луна плывёт по удивительным небесам; Цветы земли расцветают и смеются над временем и смертью; Очаровательные мутации волшебной жизни Мчатся, как светлые дети мимо улыбающихся часов. Если бы только эта радость жизни могла длиться, и боль Не бросала свою бронзовую ноту в её ритмичные дни! Созерцай её, певец с прозорливым взором, И пусть твоё благословение воспоёт, как это прекрасное дитя Изольёт нектар безгорестной жизни Вокруг себя из её ясного сердца любви, Исцелит её блаженством усталую грудь земли И бросит, как счастливую ловушку, счастье. Как растёт великое и золотое щедрое дерево, Цветущее при журчащих волнах Алакананды, Где с очаровательной быстротой бегут воды, Шепча и бормоча в великолепии утра, И цепляются с лирическим смехом вокруг колен Дочерей небес, капая волшебным дождем, Жемчужно-ярким с лунно-золотых конечностей и облачных волос, Так её зори подобны драгоценным листьям света, Так бросает она её счастье людям. Пламенем сияющего счастья она была рождена, И это пламя, несомненно, озарит землю: Рок, несомненно, увидит, как она проходит, и не скажет ни слова! Но слишком часто здесь беззаботная Мать оставляет Её избранника в завистливых руках Судьбы: Арфа Бога смолкает, её зов к блаженству, Преграждаемый, тонет среди несчастных звуков земли; Струны сирены Экстаза не звучат здесь Или скоро смолкают в человеческом сердце. Песен скорби у нас достаточно: [пусть] попробуют однажды Её радостные и беспечальные дни принести сюда небеса. Или огонь всегда должен испытывать величие души? Вдоль страшной мостовой Богов, Бронированный любовью, верой и священной радостью, Путешественник к дому Вечного Однажды пусть невредимый пройдёт смертную жизнь." Но Нарад не отвечал; молча он сидел, Зная, что слова тщетны, и Судьба - господин. Он смотрел в незримое видящими глазами, Затем, забавляясь невежеством смертного, Подобно тому, кто не знает, вопрошая, воскликнул: "На какую высокую миссию отправились её спешащие колеса? Откуда она пришла с этой славой в её сердце И Раем, ставшим видимым в её глазах? Что за внезапный Бог встретился, что за лик всевышний?" К какому королю, "Красная ашока наблюдала За ней, идущей вперёд, что теперь видит её возвращение. Поднявшись в воздух пылающего рассвета, Подобно яркой птице, уставшей на своей одинокой ветви, Чтобы найти её собственного господа, поскольку к ней на земле Он ещё не пришёл, эта сладость брела вперёд, Расчищая себе путь ударами её быстрых крыльев. Ведомый далёким зовом, её неконкретный стремительный полёт Пронизывал летние утра и залитые солнцем страны. Её обременённые ресницы хранят счастливый покой, И эти очарованные охраняющие губы удерживают сокровенное [имя] до сих пор. Дева, кто пришла, совершенная в радости, Открой имя, твоим внезапным сердцебиением узнанное. Кого ты избрала, самая царственная из людей?" И Савитри ответила её всё ещё спокойным голосом, Как та, кто говорит под взглядом Судьбы: - Отец и король, я исполнила твою волю. Того, кого я искала, я нашла в далёких странах; Я подчинилась своему сердцу, я услышала его зов. На границе мечтающей глуши Посреди гигантских холмов и задумчивых лесов Шалвы В своём крытом соломой скиту обитает Дьюматсена, Слепой, изгнанный, отверженный, некогда могущественный король. Сына Дьюматсены Сатьявана Я встретила на пустынной опушке дикого леса. Мой отец, я выбрала. Это совершилось." Удивлённые, все молча сидели на месте. Затем Ашвапати взглянул внутрь и увидел Тяжёлую тень, плывущую над именем, Преследуемую внезапным и колоссальным светом; Он посмотрел в глаза его дочери и сказал: - Хорошо ты сделала, и я одобряю твой выбор. Если это всё, то всё, несомненно, хорошо; Если есть [нечто] большее, то всё ещё может быть хорошо. Выглядит ли это добром или злом в человеческих глазах, [Но] лишь во благо может действовать тайная Воля. Наша судьба записана в двойных терминах: Через противоречия Природы мы приближаемся к Богу; Из темноты мы всё же растём к свету. Смерть - это наша дорога к бессмертию. "Плачьте от горя, плачьте от горя", - вопят потерянные голоса мира, Но в конце концов побеждает вечное Добро." Тогда мог бы заговорить мудрец, но король Поспешно вмешался и задержал опасные слова: "О певец предельного экстаза, Не одалживай опасное видение слепым, Ибо по прирождённому праву ты видишь ясно. Не возлагай на дрожащую грудь смертного Ужасного испытания, что приносит предвидение; Не требуй сейчас Божества в наших деяниях. Здесь нет счастливых вершин, где бродят небесные нимфы, Или Кайласа, или звёздной лестницы Вайкунтхи: Крутые, зубчатые холмы, могучий подъём только Здесь, куда немногие осмеливаются даже помыслить взойти; Далёкие голоса взывают вниз с головокружительных скал, [Где лишь] холодные, скользкие, обрывистые тропы. Слишком суровы боги с хрупкой человеческой расой; В их гигантских небесах они живут, освобождённые от Судьбы, И они забывают о раненных ногах человека, О его членах, что слабеют под кнутами горя, О его сердце, что слышит шаги времени и смерти. Дорога будущего скрыта от взгляда смертного [человека]: Он движется к завуалированному и тайному лицу. Светить на один шаг вперёд - вся его надежда, И лишь малой силы он просит, Чтобы встретить загадку его спрятанной судьбы. Ожидаемый смутной и полуразличимой силой, Сознавая опасность для своих неуверенных часов, Он охраняет его колеблющиеся желания от её дыхания; Он не чувствует, когда ужасные пальцы смыкаются Вокруг него с хваткой, от которой никто не может ускользнуть. Если ты можешь ослабить её захват, только тогда говори. Возможно, из железной ловушки есть выход: Наш ум, возможно, обманывает нас его словами И придаёт имя рока нашему собственному выбору; Возможно, слепота нашей воли - это Судьба." Он сказал, и Нарад не ответил королю. Но теперь встревоженная королева возвысила её голос: "О провидец, твоё светлое прибытие было приурочено К этому высокому моменту счастливой жизни; Тогда пусть мягкая речь из безгорестных сфер Подтвердит этот счастливый союз двух звёзд И санкционирует радость твоим небесным голосом. Здесь[, где] не нависает опасность из-за наших мыслей, Пусть наши слова не создают рок, которого они боятся. Здесь нет причин для страха, нет шанса для горя Поднять его зловещую голову и взирать на любовь. Единый дух во множественности, Счастлив Сатьяван среди земных людей, Кого Савитри выбрала себе в супруги, И благословен лесной скит, Где, оставив её дворец, и богатства, и трон, Моя Савитри поселится и [куда] принесёт небеса. Тогда пусть твоё благословение наложит печать бессмертных На незапятнанное счастье этих ярких жизней, Отодвинув зловещую Тень от их дней. Слишком тяжёлая Тень падает на сердце человека; Он не смеет быть слишком счастливым на земле. Он боится удара, преследующего слишком яркие радости, Бича, невидимого в протянутой руке Судьбы, Опасности, таящейся в гордых крайностях фортуны, Иронии в снисходительной улыбке жизни, И трепещет от смеха богов. Или, если крадётся невидимой пантерой рок, Если крылья Зла нависли над тем домом, Тогда тоже скажи, что мы можем свернуть прочь И спасти наши жизни от опасности придорожного рока И случайного запутывания чужой судьбы." И Нарад медленно ответил королеве: "Какая помощь в предвидении для ведомого? Безопасные двери скрипят, открываясь рядом, обречённые проходят [дальше]. Знание будущего - дополнительная боль, Мучительное бремя и бесплодный свет На бескрайней сцене, что построена Судьбой. Вечный поэт, универсальный Ум, Пронумеровал каждую строку его верховного действия; Невидимо гигантские актёры шагают, И человек живёт, как маска какого-то тайного игрока. Он даже не знает, что будут говорить его уста. Ибо мистическая Сила вынуждает его шагать, И жизнь сильнее его трепещущей души. Никто не может отказаться от того, что требует абсолютная Сила: Её глаза фиксированы на её могучей цели; Ни крик, ни молитва не могут свернуть её с её пути. Она выпустила стрелу из лука Бога." Его слова были [словами] тех, кто живут, не вынужденные скорбеть И помогать, успокаивая качающиеся колёса жизни И долгое беспокойство преходящих вещей, И тревогу и страсть беспокойного мира. Как будто её собственная грудь была пронзена, мать увидела, Как древний человеческий приговор поразил её дитя, Её сладость, что заслуживала другой судьбы, Но в большей мере отданной слезам. Стремясь к природе богов, К уму, защищённому броней, облачённому в могущественные мысли, К воле, полностью скрытой за щитом мудрости, Хотя к тихим небесам знания она поднялась, Хотя [была] спокойной и мудрой, и королевой для Ашвапати, Она ещё была человеком и открыла её двери для горя; В каменно-глазой несправедливости она обвиняла Мраморное божество неумолимого Закона, И не искала силу, что крайние невзгоды приносят В жизни, что стоит прямо и лицом к лицу с Мировой Мощью: Её сердце взывало к беспристрастному судье, Осуждая с упрямством безличное Единое. Её спокойный дух она не призвала к себе в помощь, Но как обычный человек под его бременем Становится слабым и дышит его болью в невежественных словах, Так теперь она обличала бесстрастную волю мира: "Какой тайный рок подкрался на её пути, Выйдя из угрюмого сердца тёмного леса, Что за злое существо стояло, улыбаясь, у дороги И несло красоту мальчика из Шалвы? Возможно, он явился врагом из её прошлого, Вооружённым скрытой силой древних обид, Сам себе неизвестный, и захватил её, неизвестную. Здесь ужасно запутанные любовь и ненависть Встречают нас, слепых странников среди опасностей Времени. Наши дни - звенья гибельной цепи, Необходимость мстит за случайные шаги; Старые жестокости возвращаются неузнанными, Боги используют наши забытые деяния. И всё же тщетно был создан горький закон. Наши собственные умы - оправдатели рока. Ибо мы ничему не научились, но всё ещё повторяем Наше грубое злоупотребление собой и душами других. Есть страшные алхимии человеческого сердца, И отпавшая от её эфирного элемента Любовь темнеет до духа низших богов. Страшный ангел, разгневанный его радостями, Болезненно сладкими, от которых он ещё не может отказаться, Безжалостен к душе,что обезоруживает его взор, Он посещает его собственными муками его дрожащую добычу, Вынуждая нас зачарованно цепляться в его хватку, Словно в любви к нашей собственной агонии. Это одно из мучительных несчастий в мире, Но горе имеет и другие арканы для нашей жизни. Наши симпатии становятся нашими мучителями. Та сила, что я имею, чтобы вынести моё собственное наказание, Знает, что оно справедливо, но на этой земле, ошеломлённая, Поражённая горем бичуемых и беспомощных существ, Часто она слабеет, встречая другие страдающие глаза. Мы не подобны богам, что не знают горя И бесстрастно смотрят на страдающий мир, Спокойно они взирают на маленькую человеческую сцену И краткоживущую страсть, пересекающую смертные сердца. Древняя история горя всё ещё может волновать нас, Мы сохраняем боль в груди, что уже не дышит, Мы потрясаемся видом человеческого страдания И разделяем муки, что чувствуют другие. У нас не бесстрастные веки, что не могут стареть. Слишком тяжело для нас безразличие небес: Наших собственных трагедий недостаточно для нас, Весь пафос и все страдания мы делаем своими; Мы скорбим по ушедшему величию И чувствуем прикасание слёз в смертных существах. Даже чужая тоска рвёт моё сердце, А это, О Нарад, моё любимое дитя. Не скрывай от нас наш рок, если он наш. Это самое худшее, неизвестный лик Судьбы, Ужас зловещий, немой, скорее ощущаемый, чем видимый За нашим троном днём, за нашим ложем ночью, Судьба, таящаяся в тени наших сердец, Мука от невидимого, что ждёт, чтобы поразить. Лучше знать, как бы ни тяжело было вынести." Тогда воскликнул мудрец, пронзая сердце матери, Вынуждая закалиться волю Савитри, Его слова освободили пружину космической Судьбы. Великие боги используют боль человеческих сердец Как острый топор, чтобы прорубить свой космический путь: Они щедро расточают человеческую кровь и слёзы Ради цели момента в их роковой работе. Баланс этой космической Природы ни принадлежит нам, Ни является мистической мерой её потребности и пользы. Одно слово позволяет освободить огромные агентства; Случайное действие определяет судьбу мира. Так теперь он освободил судьбу в тот час. "Истину ты требуешь; Я даю тебе истину. Чудо встречи Земли и небес - Он, кого Савитри выбрала среди людей, Его фигура - фронт марша природы, Его единое существо превосходит работы Времени. Сапфир, вырезанный из сна небес, Восхитительный - это душа Сатьявана, Луч из восторженной Бесконечности, Безмолвие, пробуждающееся к гимну радости. Божественность и царственность опоясывают его чело; Его глаза хранят память о мире блаженства. Сверкающий, как одинокая луна в небесах, Нежный, как сладкий бутон, которого желает весна, Чистый, как ручей, что целует тихие берега, Он принимает с ярким удивлением дух и ощущение. Живой узел золотого Рая, Синим Колоссом он склоняется над жаждущим миром, Радость Времени, заимствованная из вечности, Звезда великолепия или роза блаженства. В нём душа и Природа, равные Присутствия, Балансируют и сливаются в широкую гармонию. Счастливые в их светлом эфире не имеют сердец Более сладких и истинных, чем это смертное создание, Что принимает всю радость, как родной дар мира, И всем даёт радость, как естественное право мира. Его речь несёт свет внутренней истины, А широкоглазое общение с Силой В обычных вещах сделало его ум лишённым вуали, Провидцем в земных формах божества без покровов. Безмятежная ширь неба, безветренного и неподвижного, Наблюдающего за миром, подобно уму непостижимой мысли, Безмолвное пространство, задумчивое и светящееся, Раскрытое утром для наслаждения, Зелёное сплетение деревьев на счастливом холме, Превращённом южными ветрами в шелестящее гнездо, - Вот его образы и параллели, Его родня по красоте и ровня ему по глубине. Воля к восхождению поднимает восторг жизни, Высокого небесного компаньона очарованию земной красоты, Стремление к воздуху бессмертных, Возлегающее на коленях смертного экстаза. Его сладость и его радость привлекают все сердца Жить с ним самим в радостном владении, Его сила подобна башне, построенной, чтобы достичь небес, Божеству, добытому из камней жизни. О утрата, если смерть, в элементы Которой была встроена его благодатная оболочка, Разобьёт эту вазу прежде, чем она вдохнёт её сладости, Как если бы земля не могла слишком долго хранить с небес Сокровище, столь уникальное, одолженное богами, Существо столь редкого, столь божественного происхождения! За один краткий год, пока этот светлый час отлетает назад И усаживается беззаботно на ветвь Времени, Эта суверенная слава заканчивает небеса, одолженные земле, Это великолепие исчезает с неба смертных: Величие небес пришло, но было слишком великим, чтобы остаться. Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ему и ей; В этот возвратившийся день Сатьяван должен умереть." Молнией яркой и обнажённой упал приговор. Но королева воскликнула: "Тщетной тогда может быть милость небес! Небеса смеются над нами блеском их даров, Ибо Смерть - чашница вина Слишком краткой радости, поднесённого к смертным губам На страстный миг беззаботными богами. Но я отвергаю милость и насмешку. Садись в твою карету, отправляйся вперёд, О Савитри, И вновь путешествуй по населённым странам. Увы, в зелёной радости лесов Твоё сердце склонилось к обманчивому зову. Выбери ещё раз и оставь эту обречённую главу, Смерть - садовник этого чудо-дерева; Сладость любви спит в его бледной мраморной руке. Продвигаясь по линии, медово-сладкой, но замкнутой, Малая радость купила бы слишком горький конец. Не умоляй о своём выборе, ибо смерть сделала его тщетным. Твоя юность и сияние рождены не для того, чтобы лечь В пустоту гроба, брошенного в беззаботную почву; Выбор, менее редкий, может призвать более счастливую судьбу." Но Савитри отвечала из её неистового сердца, - Её голос был спокоен, лицо неподвижно, как сталь: "Однажды моё сердце выбрало и не выбирает снова. Слово, что я сказала, никогда не может быть стёрто, Оно записано в книге записей Бога. Истина, однажды произнесённая, из земного воздуха вычеркнутая, Умом забытая, звучит, бессмертная Навсегда, в памяти Времени. Один раз выпадают кости, брошенные рукой Судьбы В вечный момент богов. Моё сердце скрепило его клятву Сатьявану: Его подпись неблагоприятная Судьба не может стереть, Его печать - ни Судьба, ни Смерть, ни Время растворить. Как могут расстаться те, кто выросли одним существом внутри? Хватка смерти может сломать наши тела, но не наши души; Если смерть заберёт его, я тоже знаю, как умереть. Пусть Судьба делает со мной что хочет или может; Я сильнее смерти и больше моей судьбы; Моя любовь переживёт мир, рок отпадёт от меня, Беспомощный против моего бессмертия. Закон судьбы может измениться, но не воля моего духа." Непреклонная волей, она произнесла речь свою, как бронзу. Но в слушающем уме королевы её слова Прозвенели, как голос самоизбранного Рока, Отрицающий всякую возможность спасения. Мать ответила на её собственное отчаяние; Она плакала, как та, кто в её тяжёлом сердце Трудится посреди рыданий её надежд, Пробуждая ноту помощи из более печальных струн: "О дитя, в великолепии твоей души, Обитающей на границе большего мира И ослеплённой твоими сверхчеловеческими мыслями, Ты даруешь вечность смертной надежде. Здесь, на этой изменчивой и невежественной земле, Кто возлюбленный и кто друг? Здесь всё проходит, ничто не остаётся прежним. Ничто [останется] от любого на этом преходящем шаре. Тот, кого ты любишь теперь, незнакомцем пришёл И в далёкую неизвестность уйдет: Его роль на миг однажды сыграна на сцене жизни, Что на время была дана ему изнутри, В других сценах он движется и других играет, И смеётся, и плачет среди новых, неизвестных лиц. Тело, что ты любила, отбрасывается Среди грубого неизменного материала миров В равнодушную могучую Природу и становится Сырой материей для радости других жизней. Но для наших душ, на колесе Бога Вечно вращающихся, они приходят и уходят, Женятся и разлучаются в магическом круге Великого Танцора в безграничном танце. Наши эмоции - лишь высокие и смертные ноты Его дикой музыки, неотразимо изменённые Страстными движениями ищущего Сердца В непостоянных связях от часа к часу. Взывать к далёкой ответной песне небес, Взывать к незахваченному блаженству - вот всё, что мы смеем; Однажды ухватив, мы теряем смысл небесной музыки; Слишком близкий, ритмический крик исчез или пропал; Все сладости здесь - озадачивающие [нас] символы. Любовь умирает прежде возлюбленного в нашей груди: Наши радости - ароматы в хрупкой вазе. О, тогда что это за крушение на море Времени - Развернуть паруса жизни по ураганному желанию И позвать пилотом невидящее сердце! О дитя, провозгласишь ли ты, последуешь ли затем От Закона, который есть вечная воля, К автаркии безрассудного настроения Титана, Для которого его собственная яростная воля - единственный закон В мире, где нет ни Истины, ни Света, ни Бога? Только боги могут говорить то, что ты сейчас говоришь. Ты, кто человек, не думай, как бог. Ибо человеку, [кто] ниже бога, выше зверя, Дан спокойный разум, как его проводник; Он ведом не бездумной волей, Как действия птицы и зверя; Он не движим абсолютной Необходимостью, Как бесчувственное движение несознательных вещей. Свирепый марш гиганта и Титана Поднимается, чтобы узурпировать царство богов, Или обходит демонические масштабы Ада; В неразмышляющей страсти их сердец Они бросают их жизни против вечного Закона И падают, и разбиваются [всей] их собственной неистовой массой: Средний путь создан для мыслящего человека. Выбирать его шаги бдительным светом разума, Выбирать его путь среди многих путей Дано ему, ибо каждая его трудная цель Высечена из бесконечной возможности. Не оставляй твоей цели, чтобы следить за прекрасным лицом. Только когда ты вознесёшься над твоим умом И станешь жить в спокойном просторе Единого, Может любовь быть вечной в вечном Блаженстве, И любовь божественная заменит человеческую связь. Есть скрытый закон, строгая сила: Он повелевает тебе укрепить твой бессмертный дух; Он предлагает свои суровые благодеяния Труда и мысли, и размеренный серьёзный восторг, Как ступени, чтобы подняться к далёким тайным высотам Бога. Тогда наша жизнь - это спокойное паломничество, Каждый год - миля на небесном Пути, Каждый рассвет открывается в большем Свете. Твои деяния - твои помощники, все события - знаки, Бодрствование и сон - возможности, Данные тебе бессмертной силой. Так можешь ты возвысить твой чистый непобедимый дух, Пока он не распространится до небес в широкой вечерней тишине, Беспристрастный и нежный, как небо, И медленно не превратится во вневременный покой." Но Савитри ответила с непреклонным взглядом: "Моя воля - это часть вечной Воли, Моя судьба - это то, что может сделать сила моего духа, Моя судьба - это то, что может вынести сила моего духа; Моя сила не от Титана, она от Бога. Я открыла свою радостную реальность За пределами моего тела в существе другого: Я нашла глубокую неизменяемую душу любви. Тогда как же я буду желать одинокого блага Или убивать, стремясь к белому пустому покою, Бесконечную надежду, что заставила мою душу вырваться вперёд Из её бесконечного одиночества и сна? Мой дух узрел славу, ради которой он пришёл, Биение одного обширного сердца в пламени вещей, Мою вечность, охваченную его вечностью, И, неутомимую сладостными безднами Времени, Глубокую возможность всегда любить. Это, это первая, последняя радость, и перед её биением Богатства тысячи счастливых лет - Нищета. Ничто для меня - смерть и горе, Или обычная жизнь и счастливые дни. И что для меня обычные души людей Или глаза и губы, что не Сатьявана? Мне нет нужды вырываться из его объятий И открывшегося рая его любви И путешествовать в неподвижную бесконечность. Теперь лишь из-за моей души в Сатьяване Я дорожу богатым случаем моего рождения: В солнечном свете и мечтах об изумрудных путях Я буду гулять с ним, подобно богам в Раю. Если на год, то этот год - вся моя жизнь. И всё же я знаю, что это не вся моя судьба - Жить и любить лишь краткое время, и умереть. Ибо теперь я знаю, почему мой дух пришёл на землю, И кто я, и кто он, которого я люблю. Я смотрела на него из моего бессмертного "Я", Я видела, как Бог улыбается мне в Сатьяване; Я видела вечное в человеческом лице." Тогда никто не мог ответить на её слова. Молча Они сидели и смотрели в глаза Судьбы.
Сообщение: 4038
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 03.10.19 10:44. Заголовок: Песнь II ПУТЬ СУДЬБЫ..
Песнь II ПУТЬ СУДЬБЫ И ПРОБЛЕМА БОЛИ
Безмолвие запечатало неотменяемый приговор, Cлово Cудьбы, что упало с небесных уст, Утверждая рок, что никакая сила никогда не сможет обратить, Если сама воля небес не изменит своего курса. Или так казалось: всё же из тишины поднимался Один голос, что вопрошал неизменный удел, Воля, что боролась против неизменной Воли. Сердце матери услышало роковую речь, Что звучала, как санкция на зов смерти, И пришла, как холод, закрывающий жизнь и надежду. Но надежда угасала, как потухший огонь. Она чувствовала свинцовую неотвратимую руку, Вторгающуюся в тайну её охраняемой души И поражающую внезапной болью её тихое содержимое И империю её с трудом завоёванного спокойствия. На какое-то время она упала на уровень человеческого ума, Области смертного горя и законов Природы; Она разделяла, она несла общую участь людей И ощущала, что обычные сердца выносят во Времени. Задавая вопрос земли непостижимой силе, Королева обратилась ко всё ещё неподвижному провидцу: Охваченная недовольством в глубинах Природы, Участница в агонии немых гонимых существ И во всём несчастьи, во всём невежественном крике, Страстная, как печаль, вопрошающая небеса, она говорила. Одолжив её речь поверхностной душе на земле, Она высказала страдание в немом сердце мира И бунт человека против его невежественной судьбы. "О провидец, в странной двуприродной жизни земли Какая безжалостная злая Необходимость Или холодный каприз воли Творца, Какая выпавшая катастрофа или управляемая Возможность, Сформировав правило из случайных шагов, Сотворила судьбу из эмоции часа, вошла В неразборчивую тайну Времени, В ещё более ужасную тайну горя и боли? Это твой Бог, кто создал этот жестокий закон? Или некая гибельная Сила исказила его работу, И он стоит, не могущий защитить или спасти? Роковое семя было посеяно при фальстарте жизни, Когда зло сдвоилось с добром на земной почве. Тогда впервые появилась болезнь ума, Его муки мысли, его поиск цели жизни. Он изогнул в формы добра и зла Искреннюю простоту действий животного; Он свернул с прямого пути, вырубленного богами тела, Следуя зигзагу неопределённого курса Жизни, что блуждает в поисках её цели В бледном звёздном свете, падающем с небес мысли, Его ведёт неуверенная идея, колеблющаяся воля. Была утрачена безопасная идентичность инстинкта С острием стрелы самого сокровенного взгляда существа, Омрачены уверенные шаги простой прогулки Природы, Истина и свобода в растущей душе. Из некой нестареющей невинности и покоя, Привилегии душ, ещё не преданных рождению, Брошенная страдать на этой тяжёлой опасной земле, Наша жизнь родилась в боли и с криком. Хотя земная природа приветствует дыхание небес, Вдохновляющее Материю волей к жизни, Тысячи болезней атакуют часы смертного И стирают естественную радость жизни; Наши тела - это хитро сделанная машина, Но все её части так хитро спланированы, Придуманы искусно с демоническим мастерством, [Как] его соответствующее неизбежное наследие Смертельной опасности и характерной боли, [Как] оплата им налога Времени и Судьбы, [Как] его способ страдать и его способ умереть. Это выкуп за наше высокое положение, Знак и печать нашей человечности. Ужасная компания болезней Приходит, узаконенные жильцы, в телесный дом человека, Поставщики смерти и мучители жизни. В зловещих полостях мира, В его подсознательных пещерах-проходах Подстерегающие, они лежат, ожидая их часа, чтобы прыгнуть, Окружая опасностью осаждённый город жизни: Впущенные в цитадель дней человека, Они подрывают его силу и калечат или убивают внезапно. Мы сами внутри нас вскармливаем летальные силы; Мы делаем из наших врагов наших гостей: Из своих нор, как звери, они выползают и подтачивают Струны божественной лиры музыканта, Пока обшарпанная и тонкая музыка не затихнет Или не лопнет с грохотом последней трагической ноты. Всё, что мы есть, подобно осаждённой крепости: Всё, чем мы стремимся стать, меняется, как сновидение В сером сне невежества Материи. Ум страдает, изувеченный дисгармонией мира И непривлекательностью человеческих вещей. Сокровище, растраченное впустую или [отданное] дёшево, проданное без выгоды На базаре слепой судьбы, Дар бесценной важности от богов Времени Потерян или утрачен в безразличном мире, Жизнь - это пропущенное чудо, искусство, идущее криво; Искатель в тёмном и глухом месте, Плохо вооружённый воин, столкнувшийся с ужасным перевесом, Несовершенный работник, получивший трудную задачу, Невежественный судья проблем, созданных Невежеством, Его небесные полёты достигают закрытых и лишённых ключей врат, Его славные вспышки иссякают в грязи. На дары Природы человеку наложено проклятие: Все [они] шествуют, объятые их противоположностями, Ошибка - товарищ нашей смертной мысли, А ложь скрывается в глубокой груди истины, Грех отравляет с его яркими цветами радости Или оставляет красный шрам, выжженный на душе; Добродетель - это серая неволя и тюрьма. На каждом шагу для нас заложена ловушка. Чуждый разуму и свету духа, Наш источник действия [исходит] из колодцев тьмы; В невежестве и неведении - наши корни. Нарастающий реестр бедствий - Это счёт из прошлого, книга Судьбы будущего: Веками громоздятся людские безумства и людские преступления На бесчисленное множество бедствий от Природы; Как будто каменного груза мира недостаточно, Посев несчастий упрямо сеется Его собственной рукой в борозды богов, Обширный возрастающий трагический урожай пожинается От старых злодеяний, похороненных забытым Временем. Он идет по его выбору в ловушку Ада; Это смертное создание - его злейший враг. Его наука - изобретатель рока; Он рыщет по земле [в поисках] средств вредить своему виду; Он убивает его счастье и благо других. Ничему он не научился у Времени и его истории; Как и прежде, в сырой юности Времени, Когда Земля невежественно бежала по путям Судьбы, Старые формы зла цепляются за душу мира: Война делает ничто из сладкого улыбающегося покоя жизни, Битва и грабёж, разруха и резня - До сих пор жестокие забавы воюющих людских племён; Идиотский час разрушает то, что сотворили века, Его беспричинная ярость или разъярённая ненависть унижают Красоту и величие его гениальных творений И могучий результат труда нации. Всё, чего он достиг, он тащит к пропасти. Его величие он превращает в эпопею рока и падения; Его ничтожество удовлетворённо ползает в убожестве и грязи, Он призывает возмездие небес на его голову И барахтается в его самодельном несчастье. Частичный автор космической трагедии, Его воля сговаривается со смертью, временем и судьбой. Его краткое появление на загадочной земле Всегда повторяется, но не приносит высшего результата Этому страннику через эонические кольца Бога, Что заперли его жизнь в их обширной продолжительности. Широкие поиски его души и вечно возвращающиеся надежды Cледуют по бесполезной орбите их курса В тщетном повторении потерянных трудов По следам вскоре забываемых жизней. Всё это - эпизод в рассказе, лишённом смысла. Зачем всё это и почему мы здесь? Если для какого-то бытия в вечном блаженстве Нашему духу предназначено возвращаться [сюда], Или для какой-то всё ещё безличной высоты бесконечного покоя, С тех пор, как мы есть То, и из Того мы вышли, Откуда взялась эта странная и бесплодная интерлюдия, Тщетно длящаяся в течение бесконечного Времени? Кто захотел сформировать или симулировать вселенную В холодной и бесконечной пустоте Пространства? Или, если эти существа должны быть с их краткими жизнями, Что за нужду имеет душа в невежестве и слезах? Откуда взялся зов скорби и боли? Или все пришли, беспомощные, без причины? Что за сила принудила бессмертный дух к рождению? Некогда вечный свидетель вечности, Бессмертный поселенец среди преходящих сцен, Он располагается в полуосвещённой тьме жизни Среди обломков его мыслей и мечтаний. Или кто убедил его выпасть из блаженства И лишиться его бессмертной привилегии? Кто возложил на него неустанную волю жить Скитальцем в этом прекрасном, печальном мире, И нести его бремя радости, горя и любви? Или, если ни одно существо не наблюдает за работами Времени, Какая жёсткая безличная Необходимость Вынуждает тщетно трудиться краткоживущие существа? В таком случае великая Иллюзия построила звёзды. Но где же тогда безопасность души, Её равновесие в этом круговороте нереальных солнц? Или это именно странник из его дома Забрёл в слепую аллею Времени и случая И не находит выхода из бессмысленного мира. Или же - где начинается и заканчивается царство Иллюзии? Возможно, душа, которую мы чувствуем, - это лишь сон, Вечное "я" - фикция, ощущаемая в трансе."
Затем, после молчания Нарад ответил: Настроив его губы на земные звуки, он заговорил, И теперь что-то от глубокого чувства судьбы Утяжелило хрупкие подсказки смертной речи. Лоб его сиял от торжествующего видения, Обращённого к скрижали с верховными мыслями, Словно символы неописуемого языка Оставили в его широте надписи богов. Обнажённое в этом свете Время трудилось, его невидимые дела Обнаруживались; широко раскинутые дальновидные схемы, Незаконченные, которые разворачивает его эонический полёт, Были уже нанесены на карту в этом всемирном взгляде. "Было ли тогда солнце сном, потому что есть ночь? Скрыты в сердце смертного Вечные жизни: Он живет тайно в комнате твоей души, Свет сияет там, [её порог] ни боль, ни горе не могут пересечь. Тьма стоит между тобой и ним, Ты не можешь слышать или чувствовать чудесного Гостя, Ты не можешь видеть блаженного солнца. О королева, твоя мысль - свет Невежества, Её блестящий занавес скрывает от тебя лик Бога. Она освещает мир, рождённый из Несознательного, Но скрывает смысл Бессмертия в мире. Свет твоего ума скрывает от тебя мысль Вечного, Надежды твоего сердца скрывают от тебя волю Вечного, Радости земли запирают от тебя блаженство Бессмертного. Поэтому возникла нужда в тёмном вторгшемся боге, Страшном учителе мира, творце, боли. Где есть невежество, туда должно прийти и страдание; Твоё горе - это крик тьмы к Свету; Боль была первенцем Несознательного, Которое было немой изначальной базой твоего тела; Там уже спала подсознательная форма боли: Тень в тенистом мрачном чреве, Пока жизнь не начнёт двигаться, она ждёт, чтобы пробудиться и быть. В одной [родовой] оболочке с радостью вышла вперёд страшная Сила. В груди жизни она родилась, скрывая её близнеца; Но боль пришла первой, лишь потом радость могла быть. Боль вспахала первую твёрдую основу мировой дремоты. От боли дух стартовал из праха, От боли Жизнь зашевелилась в подсознательной глубине. Интернированный, погружённый, скрытый в трансе Материи Пробудился для самого себя сновидящий, спящий Ум; Он создал видимое царство из его снов, Он извлёк его формы из подсознательных глубин, Затем обратился взглянуть на мир, что он создал. Через боль и радость, яркого и мрачного близнецов, Неодушевлённый мир воспринимал его чувствующую душу, Иначе Несознательное никогда не претерпело бы изменений. Боль - это молот богов, чтобы сломить Мёртвое сопротивление в сердце смертного, Его медленную инерцию, как у живого камня. Если бы сердце не было вынуждено желать и плакать, Его душа лежала бы довольная, вольготно, И никогда не думала бы превзойти человеческое начало, И никогда не научилась бы подниматься к Солнцу. Эта земля полна труда, наполнена болью; Муки бесконечного рождения по-прежнему угнетают её; Века кончаются, эпохи проходят тщетно, А Божество на ней не рождается. Древняя Мать встречает всех с радостью, Зовёт к жаркой боли, грандиозной дрожи; Ибо с болью и трудом приходит всё творение. Эта земля полна страданий богов; Всегда они напрягаются, подгоняемые стимулом Времени, И стремятся выработать вечную Волю И сформировать божественную жизнь в смертных формах. Его воля должна быть выработана в человеческой груди Против Зла, что поднимается из бездн, Против Невежества мира и его упрямой силы, Против спотыканий извращённой воли человека, Против глубокой глупости его человеческого ума, Против слепого нежелания его сердца. Дух обречён страдать, пока человек не освободится. Здесь шум битвы, топот, марш: Крик возникает, подобный стонущему морю, Отчаянный смех под ударами смерти, Рок крови и пота, труда и слёз. Люди умирают, чтобы человек мог жить, и Бог родился. Ужасное Безмолвие наблюдает за трагическим Временем. Боль - это рука Природы, ваяющая людей До величия: вдохновенный труд высекает С небесной жестокостью нежелающую форму. Неумолимые в страсти их воли, Поднимая молоты титанического труда, Демиурги Вселенной работают; Они формируют гигантскими ударами их собственность; их сыновья Отмечены их огромной печатью огня. Хотя потрясающее прикасание формирующего бога - Невыносимая пытка для смертных нервов, Огненный дух возрастает в силе внутри И чувствует радость в каждой титанической муке. Тот, кто хочет спасти себя, живёт голым и спокойным; Тот, кто хочет спасти расу, должен разделить её боль: Это узнает тот, кто повинуется этому грандиозному побуждению. Великие, кто пришёл спасти этот страдающий мир И вырваться из тени Времени и Закона, Должны пройти под ярмом горя и боли; Они пойманы Колесом, что они надеялись сломать, На их плечах они должны нести груз судьбы человека. Богатства Небес они приносят, их страдания считаются ценой, Или же они оплачивают дар знания их жизнями. Сын Бога, рождённый как Сын человека, Испил горькую чашу, имея долг Божества, Долг Вечного перед падшим родом, Что его воля связала со смертью и борющейся жизнью, Тщетно жаждущей отдыха и бесконечного покоя. Теперь долг выплачен, стёрт оригинальный счёт. Вечный страдает в человеческой форме, Он подписал завет спасения его кровью: Он открыл двери его неумирающего мира. Божество компенсирует требования творения, Творец несёт закон боли и смерти; Возмездие поражает воплощенного Бога. Его любовь проложила смертному дорогу на Небеса: Он отдал его жизнь и свет, чтобы уравновесить здесь Мрачный счёт смертного невежества. Она закончена, ужасная мистическая жертва, Принесённая мученическим телом Бога за мир; Гефсимания и Голгофа - его удел, Он несёт крест, к которому пригвождена душа человека; Его сопровождение - проклятия толпы; Оскорбления и насмешки - это признание его права; Два разбойника, распятые вместе с ним, насмехаются над его могучей смертью. Он прошёл с кровоточащим челом путь Спасителя. Тот, кто обрёл его тождество с Богом, Платит смертью тела за безбрежный свет его души. Его бессмертное знание торжествует при его смерти. Зарубленный, четвертованный на эшафоте, когда он падает, Его распятый голос провозглашает: 'я, я - Бог'. 'Да, всё есть Бог', - откликается Бессмертный зов небес. Семя Божества спит в смертных сердцах, Цветок Божества растёт на мировом древе: Все откроют Бога в себе и в вещах. Но когда посланник Бога приходит, чтобы помочь миру И привести душу земли к высшим вещам, Он тоже должен понести ярмо, от которого он пришёл освободить; Он тоже должен выносить боль, которую он исцелит: Освобождённый и не затронутый судьбой земли, Как он излечит болезни, которых никогда не испытал? Он покрывает агонию мира его спокойствием; Но, хотя внешним глазам не видно знака, И мир даётся нашим истерзанным человеческим сердцам, Идёт сражение, и платится невидимая цена; Огонь, смута, борьба находятся внутри. Он несёт страдающий мир в его собственной груди; Его [мира - прим. перев.] грехи отягощают его мысли, его [мира] горе принадлежит ему: Древний груз земли лежит, тягостный, на его душе; Ночь и её силы осаждают его медленные шаги, Хватку Титана-противника он выносит; Его марш - это битва и паломничество. Зло жизни поражает, он поражён болью мира: Миллион ран зияет в его тайном сердце. Он путешествует, бессонный, сквозь бесконечную ночь; Антагонист заставляет толпу пересекать его путь; Осада, бой - это его внутренняя жизнь. Ещё дороже может быть цена, ужаснее боль: Его широкая идентичность и всеохватывающая любовь Принесут космическую тоску в его глубины, Скорбь всех живых существ придёт И постучится в его двери, и будет жить в его доме; Ужасная струна симпатии может связать Все страдания в его единственное горе и сделать Всю агонию во всех мирах его собственной. Он встречает древнюю противостоящую Силу, Его хлещут кнутами, что рвут истерзанное сердце мира; Плач веков посещает его глаза: Он носит окровавленную огненную рубашку Кентавра, Яд мира запятнал его горло. На рыночной площади столицы Материи, Среди торгов действия, называемого жизнью, Он привязан к столбу вечного Огня; Он горит на невидимой изначальной грани, С которой Материя может быть превращена в духовное вещество: Он - жертва в его собственном жертвоприношении. Бессмертный, связанный с земной смертностью, Появляющийся и погибающий на дорогах Времени, Создаёт момент Бога биениями вечности. Он умирает, чтобы мир мог заново родиться и жить. Даже если он избежит самых жестоких огней, Даже если мир не прорвётся внутрь, затопляющее море, Лишь тяжёлой жертвой заслуживается высокое небо: Он должен столкнуться с боем, с болью, тот, кто победит Ад. Тёмная скрытая враждебность поселилась В человеческих глубинах, в скрытом сердце Времени, Что претендует на право изменять и портить работу Бога. Тайная вражда подстерегает Марш мира; Она оставляет след в мыслях, речи и действиях: Она штампует пятно и дефект на всех сделанных вещах; Пока она не убита, мир на земле запрещён. Нет видимого врага, но невидимые Окружают нас, силы неощутимые осаждают, Прикасания из чужих царств, мысли, не наши собственные, Настигают нас и подчиняют заблудшее сердце; Наши жизни пойманы в неопределённую сеть. Противостоящая Сила была рождена старым: Захватчица жизни смертного человека, Она скрывает от него прямой бессмертный путь. Мощь пришла, чтобы завуалировать вечный Свет, Мощь, противостоящая вечной воле, Отводит послания непогрешимого Слова, Искажает контуры космического плана: Шёпот соблазняет злом человеческое сердце, Он запечатывает глаза мудрости, взгляд души, Он - источник нашего страдания здесь, Он связывает землю с бедствиями и болью. Это всё должен победить тот, кто принесёт вниз мир Бога. Этого скрытого врага, поселившегося в человеческой груди, Человек должен преодолеть, или упустить свою высшую судьбу. Это внутренняя война без [возможности] побега.
"Тяжка трудная задача спасителя мира; Сам мир становится его врагом, Те, кого он хотел бы спасти, - его противниками: Этот мир влюблён в собственное невежество, Его тьма отворачивается от спасительного света, Он даёт крест в уплату за венец. Его работа - ручеёк великолепия в долгой ночи; Он видит долгий марш Времени, малую победу; Некоторые спасаются, остальные стараются, но терпят неудачу: Солнце прошло, тень Ночи падает на землю. Всё же есть счастливые пути, близкие к солнцу Бога; Но мало тех, кто ступает по освещённой солнцем тропе; Лишь чистые душой могут ходить в свете. Выход показан, дорога трудного бегства Из печали и тьмы и цепей; Но как немногие спасшиеся освободят мир? Человеческая масса задерживается под ярмом. Бегство, сколь бы высоким ни было, не искупает жизнь, Жизнь, что остаётся позади на падшей земле. Бегство не может поднять оставленную расу Или принести ей победу и правление Бога. Большая сила должна прийти, больший свет. Хотя Свет на земле возрастает, а Ночь отступает, Всё же, пока зло не будет убито в его собственном доме, А Свет не вторгнется в бессознательную базу мира, И противоборствующая Сила не погибнет, Он ещё обязан трудиться, его работа выполнена [лишь] отчасти. Некто всё же может прийти бронированный, непобедимый; Его воля неподвижно встречает подвижный час; Удары мира не могут склонить эту побеждающую главу; Спокойны и уверенны его шаги в нарастающей Ночи; Цель отступает, он не спешит в его ходьбе, Он не оборачивается на высшие голоса в ночи; Он не просит помощи у низших богов; Его взгляд фиксирован на его неизменной цели. Человек сворачивает в сторону или выбирает более лёгкие пути; Он хранит одну высокую и трудную дорогу, Единственную, что может подняться к вершинам Вечности; Невыразимые планы уже почувствовали его поступь; Он сделал небо и землю его инструментами, Но границы земли и неба падают от него; Их закон он превосходит, но использует, как его средство. Он схватил руки жизни, он овладел его собственным сердцем. Манёвры Природы не вводят в заблуждение его взгляд, Непреклонен его взор на дальний предел Истины; Глухое сопротивление Судьбы не может сломить его волю. В страшных переходах, на роковых тропах Неуязвима его душа, неубиваемо его сердце, Он живёт через противостояние Силам земли И засадам Природы, и атакам мира. Высота его духа превосходит боль и блаженство, Он встречает зло и добро спокойными и ровными глазами. Он также должен бороться с загадочным Сфинксом И погружаться в его долгую неизвестность. Он прорвался в глубины Бессознательного, Что скрывают себя даже от их собственного взгляда: Он видел, как сон Бога формирует эти магические миры. Он наблюдал, как [ещё] немой Бог формирует структуру Материи, Видел грёзы его неосознающего сна И наблюдал бессознательную Силу, что строила звёзды. Он изучил работу Бессознательного и его закон, Его непоследовательные мысли и жёсткие действия, Его рискованные траты импульса и идеи, Хаос его механических частот, Его случайные зовы, его шёпот, ложно истинный, Вводящий в заблуждение сокрытую слушающую душу. Все вещи входят в его уши, но ничего не остаётся; Всё поднялось из безмолвия, всё идёт назад в его тишину. Его сонливость основала вселенную, Его смутное пробуждение заставляет мир казаться тщетным. Возникшее из Небытия и к Небытию обращённое, Его тёмное и мощное неведение было началом земли; Это отходы материала, из которых всё было создано; Творение может рухнуть в его глубины. Противостояние с ним стопорит марш души, Оно - мать нашего невежества. Он должен призвать свет в эти тёмные бездны, Иначе истина никогда не сможет победить сон Материи, А вся земля - взглянуть в глаза Бога. Все вещи, затемняющие его знание, должны заново осветиться, Все вещи, извращающие его силу, должны развязаться: Он должен перейти на другой берег моря лжи, Он должен войти во тьму мира, чтобы принести туда свет. Сердце зла должно быть открыто его глазам, Он должен изучить его космическую тёмную необходимость, Его право и его ужасные корни в почве Природы. Он должен знать мысль, что движет демоническим действием И оправдывает ошибочную гордость Титана И ложь, таящуюся в извращённых мечтах земли: Он должен войти в вечность Ночи И познать тьму Бога, как он знает его Солнце. Для этого он должен спуститься в яму, Для этого он должен вторгнуться в печальные Просторы. Нетленный, мудрый и бесконечный, Он всё ещё должен путешествовать по миру Ада, чтобы спасти. В вечный Свет он выйдет На границах встречи всех миров; Там, на краю высших ступеней Природы, Исполняется тайный закон каждой вещи, Все противоречия исцеляются от их долгого разногласия. Там встречаются и обнимаются вечные противоположности, Там боль становится неистовой огненной радостью; Зло обращается назад в его оригинальное добро, И печаль ложится на грудь Блаженства: Она научилась плакать радостными слезами счастья; Её взор наполнен задумчивым экстазом. Тогда здесь завершится Закон Боли. Земля станет домом Небесного света, Провидец, рождённый на небесах, поселится в человеческой груди; Сверхсознательный луч коснётся глаз людей, И истинно сознательный мир спустится на землю, Вторгаясь в Материю лучом Духа, Пробуждая его безмолвие к бессмертным мыслям, Пробуждая немое сердце к живому Слову. Эта смертная жизнь должна вместить блаженство Вечности, Самоиспытываемое бессмертие тела. Тогда задача спасителя мира будет выполнена.
"До тех пор жизнь должна нести её семя смерти, И жалоба печали будет слышна в медленной Ночи. О смертный, неси этот великий закон боли мира, В твоём тяжёлом переходе через страдающий мир Опирайся для поддержки твоей души на силу Небес, Обращайся к высшей Истине, стремись к любви и миру. Малое блаженство даровано тебе свыше, Прикасание божественное к твоим человеческим дням. Сделай твой ежедневный путь паломничеством, Ибо через маленькие радости и страдания ты движешься к Богу. Не спеши к Божеству по опасной дороге, Не открывай твои двери безымянной Силе, Не взбирайся к Божеству по пути Титана. Против Закона он ставит его одинокую волю, Поперёк её пути он бросает его гордыню могущества. К небу он взбирается по лестнице штормов, Стремясь жить рядом с бессмертным солнцем. Он старается с гигантским усилием вырвать силой Из жизни и Природы право бессмертных; Он берёт штурмом мир и судьбу и небеса. Он не приходит на высокое место Творца мира, Он не ждёт, когда протянутая рука Бога Поднимет его из его смертности. Всё он сделал бы его собственным, ничего не оставив свободным, Растягивая его маленькое "я", чтобы совладать с бесконечностью. Препятствуя открытым путям богов, он строит Его собственное имение из воздуха и света земли; Монополист мировой энергии, Он доминирует над жизнями простых людей. Его боль и боль других он делает его средствами: На смерти и страданиях он возводит его трон. В спешке и лязге деяний его могущества, В буйстве и избытке славы и позора, Масштабами ненависти и насилия, Дрожанием мира под его поступью Он противопоставляет себя спокойствию Вечного И чувствует в себе величие бога: Могущество - его образ небесного "я". Сердце Титана - это море огня и силы; Он ликует при смерти существ, разрушении и падении, Он питает его силу своей и чужой болью; В пафосе и страсти мира он находит восторг, Его гордость, его мощь призывают к борьбе и муке. Он прославляет страдания плоти И покрывает стигматы именем Стоика. Его глаза, ослеплённые и невидящие, таращатся на солнце, Взгляд искателя отступает от его сердца И не может уже найти свет вечности; Он видит запредельное, как пустоту вакуума души, И принимает его ночь за тёмную бесконечность. Его природа возвеличивает пустоту нереального И видит в Ничто единственную реальность: Он будет штамповать его единственную фигуру в мире, Навязывать слухам мира его единственное имя. Его моменты центрируют обширную вселенную. Он видит его маленькое "я", как самого Бога. Его маленькое "я" поглотило весь мир, Его эго растянулось в бесконечность. Его ум, биение в изначальном Небытии, Шифрует его мысли на доске безчасового Времени. Он строит на могучей пустоте души Гигантскую философию Небытия. В нём Нирвана живёт, говорит и действует, Невозможную создавая вселенную. Вечный ноль - это его бесформенное "я", Его дух - пустота, безличный абсолют. Не делай этого шага, О растущая душа человека; Не бросай твоё "я" в эту ночь Бога. Страдание души - это не ключ вечности, Не искупление скорбью требования небес к жизни. О смертный, неси, но не проси об ударе, Слишком скоро горе и тоска отыщут тебя. Слишком велико это предприятие для твоей воли; Лишь в границах сила человека может быть безопасной; Всё же бесконечность есть цель твоего духа; Его блаженство там, позади лица мира со слезами. Могущество есть в тебе, которого ты не знаешь; Ты - сосуд для заключённой искры. Она ищет освобождения от оболочки Времени, И, пока ты запираешь её внутри, печатью становится боль: Блаженство - это венец Божества, вечного, свободного, Не обременённого слепой мистерией боли жизни: Боль - это подпись Невежества, Свидетельствующая о тайном Боге, отвергнутом жизнью: Пока жизнь не найдет его, боль не может никогда закончиться. Спокойствие - это победа "я", преодолевающего судьбу. Терпи; ты, наконец, найдешь твою дорогу к блаженству. Блаженство - это тайная материя всего, что живёт, Даже боль и горе - одеяния мирового восторга, Оно скрывается за твоей печалью и твоим криком. Потому что твоя сила - это часть, а не целое Бога, Потому что, поражённое маленьким "я", Твоё сознание забывает быть божественным, Когда оно ходит в смутной полутени плоти И не может выносить ужасное прикасание мира, Ты вскрикиваешь и говоришь, что есть боль. Безразличие, боль и радость, тройная маскировка, Наряд восторженного Танцора в пути, Удерживают от тебя тело блаженства Бога. Сила твоего духа сделает тебя единым с Богом, Твоя агония сменится экстазом, Безразличие углубится до спокойствия бесконечности, А обнажённая радость засмеётся на вершинах Абсолюта.
"О смертный, кто жалуется на смерть и судьбу, Не обвиняй никого ни в одном из зол, что ты сам вызвал; Этот беспокойный мир ты выбрал для твоего дома, Ты сам - автор твоей боли. Однажды в бессмертной безграничности Себя, На просторах Истины, Сознания и Света Душа выглянула из её счастья. Она ощущала бесконечное блаженство духа, Она знала себя бессмертной, вневременной, внепространственной, единой, Она видела Вечное, жила в Бесконечном. Затем, любопытствуя о тени, отбрасываемой Истиной, Она напряглась в сторону некой инаковости себя, Её потянуло к незнакомому Лику, всматривающемуся сквозь ночь. Она ощутила негативную бесконечность, Пустоту сверхъестественного, чей безмерный избыток, Имитирующий Бога и вечное Время, Предлагал почву для неблагоприятного рождения Природы И для жёсткой твёрдой бессознательности Материи, Таящей в себе блеск преходящей души, Что освещает рождение, смерть и невежественную жизнь. Ум возник, что глазел в Ничто, Пока не сформировались фигуры чего-то, чего никогда не могло быть; Оно содержит в себе противоположность всего, что есть. Ничто появилось, как огромная запечатанная причина Бытия, Его немая опора в пустой бесконечности, В чьей бездне должен исчезнуть дух: Затемнённая Природа жила и удерживала семя Духа скрытым, притворяясь, что его нет. Вечное Сознание стало причудой Для бездушного всемогущего Бессознательного, И, больше не вдыхаемое, как родной воздух духа, Блаженство стало инцидентом смертного часа, Чужаком в бесчувственной вселенной. Будто притягиваемая величием Пустоты, Душа, увлекаемая, склонялась к Бездне:
Сообщение: 4039
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 05.10.19 20:25. Заголовок: Она жаждала приключе..
Она жаждала приключений Невежества, Чуда и сюрприза Неизвестного И бесконечных возможностей, что таились В чреве Хаоса и в бездне Ничто Или смотрели из непостижимых глаз Случая. Она устала от её неизменного счастья, Она отвернулась от бессмертия: Она тянулась к зову риска и обаянию опасности, Она жаждала пафоса горя, драмы боли, Угрозы гибели, раненого нагого бегства, Музыки крушения и его очарования и краха, Вкуса сожаления и азартной игры любви И страсти, и неоднозначного лика Судьбы. Мир жёстких усилий и тяжёлого труда, Битвы на опасной грани умирания, Столкновения сил, обширной неуверенности, Радости творения из Ничего, Странных встреч на дорогах Невежества И общения полузнакомых душ Или обособленного величия и одинокой силы Отдельного существа, завоёвывающего себе мир, Вызвал её из её слишком безопасной вечности. Начался грандиозный спуск, гигантское падение: Ибо то, что видит дух, создаёт истину, А то, что воображает душа, становится миром. Мысль, что выпрыгнула из Вневременного, может стать Индикатором космических последствий И маршрута богов, Циклическим движением в вечном Времени. Так появился, рождённый из слепого чудовищного выбора, Этот великий озадаченный и недовольный мир, Это пристанище Невежества, этот дом Боли: Там разбиты шатры желания, штаб-квартира горя. Обширная маскировка скрывает блаженство Вечного."
Тогда Ашвапати ответил провидцу: "Значит, дух управляется внешним миром? О провидец, неужели нет исцеления внутри? Но что есть Судьба, если не воля духа, Спустя долгое время исполненная космической Силой? Я полагал, что с ней пришла могучая Сила; Разве эта Сила - не высокий товарищ Судьбы?" Но Нарад ответил, покрывая истину истиной: "О Ашвапати, случайными кажутся пути, Вдоль чьих рядов блуждают или бегут твои шаги В случайные часы или моменты богов, Однако малейшие твои спотыкания предвидятся свыше. Непогрешимо кривые жизни рисуются, Следуя потоку Времени через неизвестное; Они ведомы нитью, что хранят спокойные бессмертные. Этот гербовый иероглиф пророческих утр Пишет в символах смысл, более возвышенный, Чем запечатанная Мысль пробуждается к нему, но об этом высоком скрипте Как мой голос убедит ум земли? Более мудрая любовь Небес отвергает молитву смертного; Не ослеплённая дыханием его желания, Незамутнённая туманами страха и надежды, Она склоняется над борьбой любви со смертью; Она сохраняет для неё её привилегию боли. В душе твоей дочери живёт величие, Что может трансформировать её саму и всех вокруг, Но должно пройти по камням страдания к его цели. Хотя [она была] создана, как чаша нектара небес, Из небесного эфира сделанная, она искала этот воздух, Она тоже должна разделить человеческую нужду в горе И все её причины радости превратить в боль. Ум смертного человека управляется словами, Его видение скрывается стенами Мысли И выглядывает лишь через полуоткрытые двери. Он разрезает безграничную Истину на небесные полосы, И каждую полосу он принимает за все небеса. Он глядит на бесконечную возможность И даёт пластичному Простору название Шанса; Он видит длительные результаты всеведающей Силы, Планирующей последовательность шагов в бесконечном Времени, Но в её звеньях воображает бессмысленную цепь Или мёртвую руку холодной Необходимости; Он не отвечает мистическому сердцу Матери, Скучает по горячим вздыманиям её груди И чувствует холодные жёсткие клешни безжизненного Закона. Волю Вневременного, вырабатывающуюся во Времени В свободных абсолютных шагах космической Истины, Он считает мёртвой машиной или бессознательной Судьбой. Формулы Мага создали законы Материи, И, пока они существуют, все вещи связаны ими; Но согласие духа необходимо для каждого действия, И Свобода идёт в одном ритме с Законом. Всё здесь может измениться, если Маг выберет. Если бы человеческая воля могла стать единой с [волей] Бога, Если бы человеческая мысль могла стать эхом мыслей Бога, Человек мог бы быть всезнающим и всемогущим; Но теперь он ходит в сомнительном луче Природы. Всё же ум человека может принять свет Бога, Сила человека может быть ведомой силой Бога, Тогда он - чудо, творящее чудеса. Ибо только так он может стать царём Природы. Это решено, и Сатьяван должен умереть; Час установлен, выбран смертельный удар. Что ещё должно случиться, записано в её душе, Но пока час не откроет роковой скрипт, Письмо ждёт, неразборчивое и немое. Судьба - это Истина, вырабатываемая в Невежестве. О Король, твоя судьба - это сделка, совершаемая В каждый час между Природой и твоей душой С Богом в качестве её предвидящего арбитра. Судьба - это баланс, нарисованный в книге Предназначения. Человек может принять его судьбу, он может отказаться. Даже если Единый поддерживает незримый указ, Он записывает твой отказ на твоей кредитной странице: Ибо рок - это не закрытая, мистическая печать. Воскресающий из трагического крушения жизни, Воскресающий из пыток и смерти тела, Дух поднимается могущественнее от поражения; Его богоподобные крылья становятся шире с каждым падением. Его великолепные неудачи слагаются в победу. О человек, события, что встречают тебя на твоём пути, Хотя и поражают твоё тело и душу радостью и горем, Не есть твоя судьба, - они касаются тебя на время и уходят; Даже смерть не может сократить шествие твоего духа: Твоя цель, дорога, что ты выбираешь, - есть твоя судьба. Бросающая на алтарь твои мысли, твоё сердце, твои дела Твоя судьба - это долгое жертвоприношение богам, Пока они не откроют тебе твоё тайное "я" И не сделают тебя единым с пребывающим в тебе Богом. О душа, вторгшаяся в невежество Природы, Вооружённая путешественница к невидимым верховным высотам, Судьба твоего духа - это битва и непрерывный марш Против невидимых противостоящих Сил, Переход от Материи во вневременное "я". Искательница приключений через слепое непредвидимое Время, Вынужденная продвигаться через длинную линию жизней, Она проталкивает её острую главу сквозь века. Через пыль и трясину земной равнины, По многим охраняемым линиям и опасным фронтам, В страшных атаках, израненная в медленных отступлениях, Удерживая окружённый и разбитый форт идеала Или сражаясь с превосходящими силами на одиночных постах, Или располагаясь в ночи вокруг бивачных костров, Ожидая запоздалых труб рассвета, В голоде и в изобилии и в боли, Через опасности, через триумф и через падение, Через зелёные переулки жизни и по её пустынным пескам, По голому болоту, вдоль хребта, залитого солнцем, В сплочённых колоннах с разбросанным тылом, Ведомая сигнальными огнями её кочевого авангарда, Марширует армия потерявшего путь бога. Тогда позднее ощущается невыразимая радость, Тогда он вспоминает его забытое "я"; Он вновь обрёл небеса, с которых упал. Наконец, неукротимая линия его фронта Форсирует последние перевалы Невежества: Продвигаясь за последние известные пределы Природы, Разведывая грозное неизвестное, За пределами ориентиров видимых вещей Он поднимается через чудесный высший воздух, Пока, взобравшись на немую вершину мира, Он не встанет на пики великолепия Бога. Напрасно ты скорбишь о том, что Сатьяван должен умереть; Его смерть - это начало более великой жизни, Смерть - это возможность для духа. Обширное намерение сблизило две души, А любовь и смерть сговорились ради одной великой цели. Ибо из опасности и боли придёт блаженство небес, Непредвиденное событие Времени, тайный план Бога. Этот мир не был построен из случайных кирпичей Шанса, Не слепой Бог - архитектор судьбы; Сознательная сила нарисовала план жизни, Есть смысл в каждой кривой и линии. Это высокая и величественная архитектура, Построенная многими именитыми и безымянными каменщиками, В которой невидящие руки повинуются Невидимому, И она - одна из его мастеров-строителей. "Королева, больше не пытайся изменить тайную волю; Случайности Времени - это шаги в его обширной схеме. Не проноси свои краткие и беспомощные человеческие слёзы Через бездонные мгновения сердца, Что осознаёт его единственную волю и [Волю] Бога, как одно целое: Оно может принять свою враждебную участь; Оно сидит в стороне от горя и перед лицом смерти, Бросая вызов неблагоприятной судьбе, вооружённое и одинокое. В этом огромном мире стоящая особняком В могуществе воли её безмолвного духа, В страсти её жертвенной души, Её одинокая сила, обращённая ко вселенной, Противостоящая судьбе, не просит помощи ни человека, ни бога: Иногда одна жизнь решает участь земли, Она не взывает о подмоге к связанным временем силам. В одиночку она равняется её могучей задаче. Не вмешивайся в борьбу, слишком великую для тебя, В битву, слишком глубокую, чтобы смертная мысль могла звучать, В её вопрос к жёстким границам этой Природы, Когда душа, обнажённая от одеяний, противостоит бесконечности, В её слишком обширную тему одинокой смертной воли, Шагающей в безмолвии вечности. Как звезда, не сопровождаемая, движется в небесах, Не удивляемая безмерностями Космоса, Путешествуя в бесконечности с её собственным светом, Так великие сильнее всего, когда они стоят в одиночестве. Богом данная мощь существа - это их сила, Луч от уединённого света их "я" - проводник; Душа, что может жить наедине с собой, встречает Бога; Её одинокая Вселенная - их рандеву. Может наступить день, когда она должна встать, беспомощная, На опасной границе мира рока и её собственного, Неся будущее мира в её одинокой груди, Неся человеческую надежду в сердце, оставшемся одиноким, Чтобы победить или потерпеть неудачу на последнем отчаянном краю, Наедине со смертью и на грани исчезновения. Её одинокое величие в этой последней страшной сцене Должно в одиночку пересечь опасный мост во Времени И достичь вершины мирового удела, Где всё завоевано или всё потеряно для человека. В этой страшной тишине, одинокой и потерянной, Решающего часа в судьбе мира, В восхождении её души за пределы смертного времени, Когда она стоит наедине со Смертью или наедине с Богом, Обособленно на безмолвной отчаянной грани, Одна с её "я" и смертью и судьбой, Как на некой границе между Временем и Безвременностью, Когда бытие должно закончиться или жизнь перестроить её базу, Одна она должна победить или одна должна пасть. Никакая человеческая помощь не сможет достичь её в этот час, Никакой бронированный бог не будет сиять рядом с ней. Не взывай к небесам, ибо одна она может спасти. Для этого безмолвная сила пришла с миссией вниз; В ней сознательная Воля приняла человеческий облик: Только она может спасти себя и спасти мир. О королева, отойди от этой грандиозной сцены, Не становись между ней и её часом Судьбы. Её час должен настать, и никто не может вмешаться: Не думай отвратить её от её посланной небесами задачи, Не пытайся спасти её от её собственной высшей воли. Тебе нет места в этой страшной борьбе; Твоя любовь и тоска не являются там арбитрами; Оставь судьбу мира и её единственно охране Бога. Даже если он, кажется, оставляет её [наедине с] её одинокой силой, Даже если всё колеблется и падает, и виден конец, И сердце терпит неудачу, и есть лишь смерть и ночь, Богом данная, её сила может сражаться против рока Даже на краю, где Смерть одна кажется близкой, И никакая человеческая сила не может помешать или помочь. Не вздумай вмешиваться в скрытую Волю, Не вторгайся между её духом и её силой, Но оставь её [наедине] с её могучим "я" и Cудьбой."
Он сказал и замолк и покинул земную сцену. Вдали от борьбы и страданий на нашем земном шаре Он повернулся к его далёкому блаженному дому. Сверкающая стрела, указывающая прямо в небо, Светящееся тело эфирного провидца Атаковало пурпурную славу полдня И исчезло, подобно удаляющейся звезде, Исчезающей в свете Незримого. Но всё ещё слышался крик в бесконечности, И всё ещё для внимающей души на смертной земле Высокий и далёкий нетленный голос Пел гимн вечной любви.
Сообщение: 4040
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 07.10.19 14:41. Заголовок: Книга Седьмая КНИГА ..
Книга Седьмая КНИГА ЙОГИ
Песнь I РАДОСТЬ ЕДИНЕНИЯ; ИСПЫТАНИЕ ПРЕДВИДЕНИЕМ СМЕРТИ И СКОРБЬЮ СЕРДЦА
Судьба следовала её предвиденной неизменной дорогой. Надежды и стремления человека создают путешествующие колёса, Что несут тело его предназначения И ведут его слепую волю к неизвестной цели. Его судьба внутри него формирует его действия и правила; Его лицо и форма уже рождены в нём, Его происхождение [находится] в его тайной душе: Здесь Материя кажется формирующей жизнь тела, А душа следует туда, куда её ведет природа. Природа и Судьба вынуждают выбор его свободной воли. Но более великие духи могут опрокинуть этот баланс И сделать душу художником её судьбы. Это мистическая истина, что скрыта нашим невежеством: Рок - это проход для нашей врождённой силы, Наше испытание - это выбор скрытого духа, Ананке - собственное решение нашего существа. Всё исполнилось, что сердце Савитри, Цветочно-сладкое и непреклонное, страстное и спокойное, Выбрало, и на несгибаемой дороге её силы Вынудило к её исходу долгую космическую кривую. Вновь она сидела сзади громких спешащих копыт; Скорость бронированных эскадронов и голос Далеко слышимых колесниц уносили её от её дома. Лежащая земля проснулась в её немой задумчивости И взглянула на неё из обширной лени: Холмы, утопающие в яркой дымке, огромные земли, Что вольготно раскинулись под летними небесами, Область за областью, просторные под солнцем, Города, похожие на хризолиты в широком сиянии, И жёлтые реки, шагающие с львиной гривой, Вели к изумрудной линии границ Шалвы, Счастливому фронту железных просторов, Суровых вершин и титанических одиночеств. Вновь [она] была рядом с прекрасным и обречённым местом, Границы которого сверкали восторгом рощ, Где она впервые встретила лицо Сатьявана, И он увидел, как некто, пробуждающийся от сна, Некую вневременную красоту и реальность, Лунно-золотую сладость рождённого землёй ребёнка небес. Прошлое отступило, а будущее приблизилось: Теперь далеко позади остались просторные залы Мадры, Белые резные колонны, прохладные тусклые альковы, Окрашенная мозаика хрустальных полов, Возвышающиеся павильоны, пруды с рябью от ветра И сады, гудящие от жужжания пчел, Скоро забытые или поблёкшие в памяти Плеск фонтана в бассейне, выложенном белым камнем, Торжественный медитативный транс задумчивого полдня, Сон колоннады, [кажущейся] серой в тихом вечере, Медленный восход луны, скользящей перед Ночью. Далеко позади остались теперь знакомые лица, Счастливый шёлковый лепет на губах смеха, Крепкое пожатие близких рук И свет обожания в любимых глазах, Предлагаемый единственной правительнице их жизни. Первобытное одиночество Природы здесь было: Здесь слышался лишь голос птицы и зверя, - В аскетическом изгнании в тускло-одушевлённом огромном Нечеловеческом лесу вдали от весёлых звуков Блаженного человеческого общения и его многолюдных дней. В ясный вечер с единственным красным глазом из облака, Через узкий проход, зелёную цветущую расщелину, Из-под взгляда неба и земли они вошли В громадный дом изумрудных сумерек. Там, ведомые вперёд едва заметной задумчивой тропкой, Что тянулась сквозь тень огромных стволов И под арками скупых солнечных лучей, Они увидели низкие соломенные крыши скита, Сгрудившиеся под пятном лазурного цвета На залитой солнцем поляне, что казалась вспышкой Радостной улыбки в чудовищном сердце леса, Примитивным убежищем мысли и воли человека, Наблюдаемым толпящимися гигантами леса. Прибыв в эту грубо вытесанную усадьбу, они отдали, Уже не вопрошая о странности её судьбы, Их гордость и любовь великому слепому королю, Царственной колонне падшего могущества, И величественной измученной заботами женщине, некогда королеве, Которая теперь не надеялась ни на что для себя в жизни, Но всего желала лишь для её единственного ребёнка, На одну его голову призывая от [её] частной Судьбы Всю радость земли, всё блаженство небес. Поклоняясь мудрости и красоте, будто юного бога, Она видела его любимым небом, как ею самой, Она радовалась его яркости и верила в его судьбу, И не знала о приближающемся зле. Задержавшись на несколько дней на лесной опушке, Подобно людям, что продлевают боль ухода, Не желая расставаться с печальными цепляющимися руками, Не желая видеть в последний раз лицо, Отяжелевшее от печали предстоящего дня, И удивляясь беспечности Судьбы, Что разбивает неверными руками её высочайшие работы, Они расстались с ней с отягощёнными сердцами, полными боли, Как, вынуждаемые неизбежной судьбой, мы расстаёмся С теми, кого никогда больше не увидим; Движимые необычностью её судьбы, Беспомощные перед выбором сердца Савитри, Они оставили её наедине с её восторгом и её роком В дикой тяжести огромного леса. Всё оставалось позади, что когда-то было её жизнью, Всё приветствовалось, что отныне было [жизнью] его и её, Она обитала с Сатьяваном в диком лесу: Бесценной она считала её радость, столь близкую к смерти; Обособленная с любовью, она жила только ради любви. Словно самоуравновешенный над маршем дней, Её неподвижный дух наблюдал спешку Времени, Статуя страсти и непобедимой силы, Абсолютизм сладкой властной воли, Спокойствие и неистовство богов, Неукротимых и неизменных.
Сначала для неё под сапфирными небесами Лесное уединение было роскошным сном, Алтарём великолепия и огня лета, Увенчанным небом, украшенным цветами дворцом богов, А все его сцены - улыбкой на губах восторга, И все его голоса - певцами счастья. Здесь звучало пение в случайном ветре, Здесь сияла слава в малейшем солнечном луче; Ночь была хризопразом на бархатной ткани, Гнездящейся тьмой или бездной, освещённой луной; День был пурпурным зрелищем и гимном, Волной смеха света от утра к вечеру. Его отсутствие было сном памяти, Его присутствие было империей Бога. Слияние радостей земли и неба, Трепетное пламя брачного восторга прошло, Порыв двух духов стать одним, Сгорание двух тел в одном пламени. Открылись врата незабываемого блаженства: Две жизни были заключены внутри земных небес, А судьба и горе бежали от этого огненного часа. Но вскоре теперь опало жаркое дыхание лета, И толпы сине-чёрных туч поползли по небу, И дождь бежал, рыдая над промокшими листьями, И шторм стал титаническим голосом леса. Затем, прислушиваясь к фатальному раскату грома И к беглым топающим шагам ливней, К долгому неудовлетворённому пыхтению ветра И к печали, бормочущей в раздираемой звуками ночи, Горе всего мира приблизилось к ней. Тьма ночи казалась зловещим ликом её будущего. Тень обречённости её возлюбленного поднялась, И страх наложил руки на её смертное сердце. Мгновения мчались быстро и безжалостно; встревоженные Её мысли, её ум вспомнил дату Нарада. Дрожью снедаемая, бухгалтер её богатств, Она подсчитывала недостающие дни до срока: Страшное ожидание постучало в её грудь; Ужасными для неё были шаги часов: Горе пришло, страстный чужак, к её воротам: Изгнанная, хотя и в его объятиях, из её сна, Она поднималась утром посмотреть в его лицо. Тщетно она бежала в бездны блаженства От преследующего её предвидения конца. Чем больше она погружалась в любовь, тем сильнее становилась её тоска; Её глубочайшее горе возникало из сладчайших бездн. Воспоминание было пронзительной болью, она ощущала Каждый день, как золотую страницу, жестоко вырываемую Из её слишком тонкой книги любви и радости. Так, раскачиваясь в мощных порывах счастья И плавая в мрачных волнах предчувствия, И питая печаль и ужас её сердцем, - Пока они сидели среди гостей её груди Или в её внутренних покоях шагали, отделённые, - Её глаза слепо взирали в ночь будущего. Из её отдельного "я" она смотрела и видела, Двигаясь среди несознательных любимых лиц, Чужих умом, хотя столь близких сердцем, Как невежественный улыбающийся мир счастливо шёл По его пути к неведомому року, И удивлялась беззаботным жизням людей. Словно в разных мирах они шли, хоть и близко, Они были уверены в возвращающемся солнце, Окутаны маленькими ежечасными надеждами и задачами, - Она в её ужасном знании была одна. Богатая и счастливая сокровенность, что когда-то Охраняла её, как в серебряной беседке, Отделённой в ярком гнезде мыслей и грёз, Дала место трагическим часам одиночества И одинокого горя, что никто не мог разделить или узнать, Телу, видящему слишком скорый конец радости И хрупкого счастья его смертной любви. Её безмолвное лицо было неподвижно, мило и спокойно, Её исполненные грации ежедневные действия стали теперь маской; Тщетно она смотрела в её глубины, чтобы найти Почву для неподвижности и покоя духа. Всё ещё скрытым от неё оставалось безмолвное Существо внутри, Что видит проходящую драму жизни неподвижными глазами, Поддерживает печаль ума и сердца И выносит в груди человека мир и судьбу. Проблеск или вспышки приходили, [но] Присутствие было скрыто. Лишь её неистовое сердце и страстная воля Выдвигались вперёд, чтобы встретить неизменный рок; Беззащитные, обнажённые, привязанные к её человеческой участи, Они не имели ни средств действовать, ни способа спасти. Их она контролировала, ничего не показывая снаружи: Она ещё была для них ребёнком, которого они знали и любили; Скорбящей женщины они не видели внутри. Никаких изменений не было видно в её прекрасных движениях: Императрица, почитаемая всеми, соперничающими когда-то, чтобы служить ей, Она сделала себя прилежной рабыней всех, Не жалея труда метлы, кувшина и колодца, Или приближалась, нежно заботясь, или разжигала огонь На алтаре и в кухне - ни малейшей задачи не позволяя [делать] Другим, которую могла выполнить её женская сила. Во всех её действиях сияла странная божественность: В простейшее движение она могла внести Единство с сияющим одеянием света земли, Возвышение обычных действий любовью. Все-любовь принадлежала ей, и её единственная небесная нить Связывала всё со всем, с нею, как золотым узлом. Но когда её горе давило на поверхность слишком близко, Эти вещи, некогда милые приложения к её радости, Казались ей бессмысленными, сверкающей оболочкой, Или были кругом, механическим и пустым, Действия её тела не разделялись её волей. Всегда за этой странной разделённой жизнью Её дух, подобный морю живого огня, Овладевал её возлюбленным, и его тело облегало Одно сомкнутое объятие, чтобы защитить её находящегося под угрозой супруга. По ночам она просыпалась в медленные безмолвные часы, Размышляя о сокровище его груди и лица, Нависала над скованной сном красотой его лба Или прижималась пылающей щекой к его ногам. Просыпаясь утром, её губы без конца прижималась к его [губам], Не желая никогда вновь разлучаться Или терять этот медовый сток затяжной радости, Не желая отрывать его тело от её груди, Тёплые неадекватные знаки, что должна использовать любовь. Нетерпимая к скудности Времени, Её страсть, ловившая мимолётные часы, Желала ценой веков один день Расточительной любви и прибоя экстаза; Или же она стремилась даже в смертном времени Построить маленькую комнату для безвременья Глубоким союзом двух человеческих жизней, [Где] её душа уединённо заперта в его душе. После всего данного она требовала ещё; Даже в его сильных объятиях, неудовлетворённая, Она рвалась закричать: "О нежный Сатьяван, О возлюбленный моей души, отдай больше, отдай больше Любви, пока ещё ты можешь, ей, которую ты любишь. Отпечатай себя для каждого нерва, чтобы сохранить То, что вибрирует к тебе посланием моего сердца. Ибо скоро мы расстанемся, и кто знает, как скоро Великое колесо в его чудовищном круге Вернёт нас друг другу и нашей любви?" Слишком сильно она любила, чтобы произнести роковые слова И возложить её бремя на его счастливую голову; Она вдавливала нахлынувшее горе обратно в грудь, Чтобы оставаться в тишине, без поддержки, одной. Но Сатьяван иногда отчасти понимал Или, по крайней мере, ощущал, с неуверенным ответом Наших ослеплённых мыслью сердец на невысказанную потребность, Непроницаемую бездну её глубокого страстного желания. Все его быстро идущие дни, что он мог освободить От работы в лесу, от рубки дров И охоты для питания на диких лесных полянах, И от служения незрячей жизни его отца, Он отдавал ей и помогал возрастать часам Близостью его присутствия и объятий, Щедрой мягкостью найденных сердцем слов И близким биением, ощущаемым от сердца к сердцу. Всё [это] было слишком малым для её бездонной потребности. Если в его присутствии она ненадолго забывалась, Горе наполняло его отсутствие своим болезненным прикасанием; Она видела пустыню её грядущих дней, Изображённую в каждом одиноком часе. Хотя с тщетным воображаемым блаженством Огненного единения через дверь спасения в смерти Она мечтала о своём теле, облачённом в погребальное пламя, Она знала, что не должна цепляться за это счастье Умереть вместе с ним и следовать [за ним], схватив его одеяние, Сквозь другие наши страны радостными путешественниками В сладкой или ужасной Запредельности. Потому что их печальным родителям она ещё была нужна здесь, Чтобы помочь пустым остаткам их дней. Часто ей казалось, что боль веков Вдавила свою квинтэссенцию в её единственное горе, Сконцентрировав в ней [самой] измученный мир. Таким образом, в безмолвной комнате её души, Укрывающей её любовь, чтобы жить с тайным горем, Она обитала, подобно немому жрецу, со скрытыми богами, Не умиротворёнными бессловесным приношением её дней, Вознося им её печаль, как ладан, Её жизнь как алтарь, её саму как жертву. Всё же они всё больше врастали друг в друга, Пока не стало казаться, что никакая сила не может разорвать их врозь, Поскольку даже стены тела не могли разделить. Ибо, когда он бродил по лесу, часто Её сознательный дух ходил с ним и знал Его действия, как если бы он двигался в ней; Он, менее осознанный, издалека восхищался ею. Высота её страсти всегда возрастала; Горе, страх стали пищей могучей любви. Усиленная своими мучениями, она заполнила весь мир; Она была всей её жизнью, стала всей её землёй и небом. Хоть и рождённая жизнью, дитя часов, Бессмертной она ходила, несокрушимой, как боги: Её дух простирался безмерно в силе божественного, Наковальня для ударов Судьбы и Времени: Или, устав от страстной роскоши скорби, Само горе становилось спокойным, тусклоглазым, решительным, Ожидающим какого-то исхода его огненной борьбы, Некоторого действия, в котором оно могло навсегда исчезнуть, Победившее самого себя, и смерть, и слёзы. Год теперь замер на краю перемены. Больше не плыли шторма с огромными крыльями И гром не шагал в гневе через мир, Но всё ещё слышалось бормотание в небе И дождь устало капал сквозь скорбный воздух, И серые медленно плывущие облака закрывали землю. Так тяжёлое небо её горя было заперто в её сердце. Недвижимое "я" скрывалось позади, но не давало света: Ни один голос не доносился с забытых высот; Лишь в уединении его задумчивой боли Её человеческое сердце говорило с судьбой тела.
Сообщение: 4041
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 08.10.19 21:21. Заголовок: Песнь II ПРИТЧА О ПО..
Песнь II ПРИТЧА О ПОИСКАХ ДУШИ
Когда в бдительности бессонной ночи В течение медленных, тяжело ступающих безмолвных часов, Подавляя в её груди груз горя, Она сидела, взирая на немую поступь Времени И подход всё близящейся Судьбы, Призыв пришёл с вершины её существа, Звук, зов, что сломал печати Ночи. Над её бровями, где воля и знание встречаются, Могучий Глас вторгся в смертное пространство. Казалось, он шёл с недосягаемых высот И всё же был близок со всем миром, И знал смысл шагов Времени, И видел неизменную сцену вечной судьбы, Заполняющую далёкую перспективу космического взора. Когда Глас коснулся, её тело превратилось в застывшую И твёрдую золотую статую неподвижного транса, Камень Бога, освещённый аметистовой душой. Вокруг неподвижности её тела всё стало тихим: Её сердце прислушивалось к его медленным размеренным биениям, Её ум отверг услышанную мысль и стал немым: "Зачем ты пришла на эту немую, скованную смертью землю, В эту невежественную жизнь под равнодушными небесами, Привязанная, как жертва на алтаре Времени, О дух, О бессмертная энергия, Если бы ты лелеяла горе в беспомощном сердце Или с чёрствыми бесслёзными глазами ждала своей участи? Восстань, О душа, и победи Время и Смерть." Но сердце Савитри отозвалось в тусклой ночи: "Моя сила взята у меня и отдана Смерти. Зачем я должна вздымать руки к запертым небесам Или бороться с немой неизбежной Судьбой, Или тщетно надеяться возвысить невежественную расу, Что обнимает свою участь и насмехается над спасительным Светом, И видеть в Уме единственную скинию мудрости, В её суровом пике и её несознательной базе - Скалу безопасности и якорь сна? Есть ли Бог, которого может тронуть любой крик? Он восседает в мире и оставляет силу смертного Бессильной против его спокойного всемогущего Закона И Несознательности, и всемогущих рук Смерти. Что за нужду я имею, что за нужду имеет Сатьяван, Чтобы избегать чёрной цепляющей сети, мрачной двери, Или призывать более могущественный свет в закрытую комнату жизни, Более великий Закон в маленький мир человека? Почему я должна бороться с непреклонными законами земли Или оттягивать неизбежный час смерти? Несомненно, лучше смириться со своей судьбой И следовать вблизи за шагами моего возлюбленного, И пройти сквозь ночь от сумерек к солнцу Через тёмную реку, что разделяет Соседние приходы земли и неба. Тогда мы могли бы лежать, обнявшись, грудь к груди, Не потревоженные мыслью, не потревоженные нашими сердцами, Забыв человека, жизнь и время, и его часы, Забыв зов вечности, забыв Бога." Глас отвечал: "Достаточно ли этого, О дух? И что скажет твоя душа, когда проснётся и узнает, Что работа, ради которой она пришла, осталась незавершённой? Или это всё для твоего существа, родившегося на земле, Наделённого мандатом от вечности, Слушателя голосов лет, Последователя по стопам богов, Чтобы пройти и оставить неизменными старые пыльные законы? Разве здесь не будет ни новых скрижалей, ни нового Слова, Ни большего света, сошедшего вниз на землю, Избавляющего её от её бессознательности, Дух человека - от неизменной судьбы? Разве ты не для того сошла, чтобы открыть двери Судьбы, Железные двери, что казались навсегда закрытыми, И вывести человека на широкую и золотую дорогу Истины, Что бежит через конечные вещи в вечность? Разве таков отчёт, что я должен сделать, Мою голову склонив со стыдом пред престолом Вечного, - Его сила, что он зажёг в твоём теле, провалилась, Его труженица возвращается, её задача не выполнена?" Тогда сердце Савитри пало немым, оно не произнесло ни слова. Но, удерживая позади её беспокойное мятежное сердце, Резкая, прямая и сильная, спокойная, как холм, Преодолевающий моря смертного невежества, Чья вершина незыблема над воздухом ума, Сила внутри неё ответила тихому Гласу: "Я - твоя порция здесь, заряженная твоей работой, Как и ты сам, восседающий вечно наверху, Говори с моими глубинами, О великий и Бессмертный Глас, Командуй, ибо я здесь, чтобы исполнять твою волю." Глас ответил: "Вспомни, зачем ты пришла: Отыщи свою душу, верни своё скрытое "я", В молчании ищи Божий смысл в своих глубинах, Тогда смертная природа сменится на божественную. Открой дверь Бога, войди в его транс. Отбрось Мысль от себя, эту проворную обезьяну Света: В его огромной тишине, успокаивающей твой мозг, Его обширная Истина просыпается внутри и знает, и видит. Отбрось от себя чувство, что скрывает видение твоего духа: В безграничной пустоте твоего ума Ты увидишь тело Вечного в мире, Узнаешь его в каждом голосе, слышимом твоей душе, В контактах мира встретишь его единственное прикасание; Все вещи заключат тебя в его объятия. Победи биение своего сердца, позволь своему сердцу биться в Боге: Твоя природа будет двигателем его работ, Твой голос будет вмещать мощь его Слова: Тогда ты приютишь мою силу и победишь Смерть." Тогда Савитри села рядом со своим обречённым мужем, Всё ещё непреклонная в её золотой недвижимой позе, Статуя огня внутреннего солнца. В чёрной ночи пронёсся гнев шторма, Гром гремел над нею, шелестел дождь, Миллионы его шагов стучали по крыше. Бесстрастная среди движения и крика, Свидетельница мыслей ума, настроений жизни, Она смотрела в себя и искала её душу.
Сон открыл ей космическое прошлое, Тайное семя и мистические истоки, Теневые начала мировой судьбы: Лампа символа, освещающая скрытую истину, Изображала для неё значение мира. В недетерминированной бесформенности Себя Творение совершило его первые мистические шаги, Оно сделало форму тела домом души, А материя научилась мыслить, и человек вырос; Она видела Пространство, засеянное семенами жизни, И видела человеческое существо, рождённое во Времени. Сначала появился смутный полу-нейтральный поток Бытия, возникающий из бесконечного Ничто: Сознание смотрело на несознательный Простор, А удовольствие и боль шевелились в бесчувственной Пустоте. Всё было делом слепого Мира-Энергии: Неосознающая её собственные подвиги, она работала, Формируя вселенную из Бессмысленного. Во фрагментарных существах она росла осознанной: Хаос маленьких восприимчивостей Собрался вокруг булавочной головы маленького эго; В ней разумное существо нашло его равновесие, Оно двигалось и жило, дыша, мысля [себя] целым. В тусклом океане подсознательной жизни Бесформенное поверхностное сознание пробудилось: Поток мыслей и чувств приходил и уходил, Пена воспоминаний застывала и становилась Яркой корочкой привычного чувства и мысли, Место живой личности И повторяющиеся привычки имитировали постоянство. Зарождающийся ум трудился над изменчивой формой, Он строил подвижный дом на зыбучих песках, Плавучий остров в бездонном море. Сознательное существо было создано этим трудом; Он оглядывался вокруг на его трудном поле На зелёной чудесной и опасной земле; Он надеялся выжить в кратком теле, Полагаясь на ложную вечность Материи. Он ощущал себя божеством в его хрупком доме; Он видел голубые небеса, мечтал о бессмертии. Сознательная душа в мире Бессознательного, Скрытая за нашими мыслями, надеждами и мечтами, Безучастный Мастер, подписывающий деяния Природы, Оставляет наместником ум, как мнимого короля. В его плавучем доме на море Времени Регент сидит за работой и никогда не отдыхает: Он марионетка танца Времени; Он движим часами, зов момента Вынуждает его толпой жизненных нужд И вавилоном голосов мира. Этот ум не знает ни тишины, ни сна без сновидений, В непрекращающемся кружении его шагов Мысли ступают вечно сквозь слушающий мозг; Он трудится, как машина, и не может остановиться. В многоэтажные покои тела Бесконечной толпой спускаются послания бога снов. Всё это - стотонный ропот, болтовня и суматоха, Здесь неутомимая беготня туда-сюда, Спешащие движения и беспрерывный крик. Торопливый слуга быстро ощущает ответ На каждый стук в наружные двери, Приводит посетителей Времени, сообщает о каждом зове, Принимает тысячи запросов и призывов, И посланий общающихся умов, И тягостные дела бесчисленных жизней, И всю тысячеликую коммерцию мира. Даже в урочищах сна - [лишь] скудный покой; Он высмеивает шаги жизни в странных подсознательных снах, Он блуждает в тонком царстве символических сцен, Его ночь с тонко-воздушными видениями и смутными формами Он пакует, или людей с лёгкими плывущими формами, И лишь момент проводит в безмолвном "Я". Путешествуя в бесконечном пространстве ума, Он раскрывает его крылья мысли во внутреннем воздухе Или путешествует в машине воображения, Пересекает земной шар, странствует под звёздами, В тонкие миры берёт его эфирный курс, Посещает Богов на чудесных вершинах Жизни, Общается с Небесами, суётся в Ад. Это маленькая поверхность жизни человека. Он есть это, и он есть всё во вселенной; Он измеряет Невидимое, его глубины осмеливаются на Бездну; Целый таинственный мир заперт внутри. Неизвестный себе, он живёт скрытым королём За богатыми гобеленами в больших тайных комнатах; Эпикур невиданных радостей духа, Он живёт сладким мёдом одиночества: Безымянный бог в неприступном храме, В тайном адитуме его сокровенной души Он охраняет скрытые тайны существа Под порогом, за тёмными вратами, Или запертыми в обширных подвалах несознательного сна. Непорочное Божественное Все-Чудесное Бросает в серебряную чистоту его души Своё великолепие и своё величие и свет Самосозидания в бесконечности Времени, Как в возвышенно отражающее стекло. Человек в жизни мира осуществляет мечты Бога. Но всё есть, даже противоположности Бога; Он - маленький фронт работ Природы, Мыслящий контур загадочной силы. Всё она открывает в нём, что есть в ней, Её слава ходит в нём, и её тьма. Дом жизни человека содержит не только богов: Есть оккультные Тени, есть тёмные Силы, Обитатели зловещих нижних комнат жизни, Чудовищные обитатели теневого мира. Беспечный хранитель сил его природы, Человек таит в его доме опасные силы. Титан и Фурия и Джинн Лежат, связанные, в яме пещеры подсознания, И Зверь ползает в его пещерном логове: Страшное ворчание поднимается и бормочет в их дремоте. Бунтарь иногда поднимает его гигантскую голову, Чудовищная тайна таится в глубинах жизни, Тайна тёмных и падших миров, Страшные облики враждебных Королей. Ужасные силы, удерживаемые внутри его глубин, Становятся его хозяевами или его министрами; Огромные, они вторгаются в его телесный дом, Могут действовать в его действиях, инфицировать его мысль и жизнь. Инферно врывается в человеческий воздух И касается всех извращённым дыханием. Серые силы, как тонкие миазмы, ползут, Пробираясь сквозь щели в дверях его закрытого особняка, Обесцвечивая стены более высшего ума, В которых он живёт его прекрасной и благочестивой жизнью, И оставляют после себя смрад греха и смерти: В нём не только возникают извращённые течения мысли И грозные бесформенные влияния, Но входят присутствия и ужасные формы: Огромные фигуры и лица поднимаются по тусклым ступеням И временами заглядывают в его жилые комнаты Или вызывают для страстной работы момента, Ложащейся ужасным привычным требованием на его сердце: Пробуждённые от сна, они больше не могут быть связаны. Поражая дневной свет и тревожа ночь, Вторгаясь по воле в его внешний дом, Ужасные жуткие обитатели сурового мрака, Поднимаясь в свет Бога, весь свет возмущают. Все, к чему они прикасались или что видели, они делают их собственным, В подвальном строении Природы заполняют проходы ума, Нарушают связь мыслей и последовательность размышлений, Прорываются сквозь тишину души с шумом и криком Или призывают обитателей бездны, Приглашают инстинкты к запретным радостям, Смех пробуждая страшного демонического веселья, И с низшими буйством и упоением сотрясают пол жизни. Бессильный усмирить его ужасных пленников, Потрясённый хозяин дома сидит наверху, беспомощный, Отнятый у него дом больше не принадлежит ему. Он связан и вынужден, жертва игры, Или, соблазнённый, наслаждается безумным и могучим шумом. Опасные силы его Природы поднялись И устраивают по своей воле праздник бунтовщика. Пробуждённые из темноты, где они пресмыкались в глубинах Скрытыми от взгляда, они больше не могут быть удержаны; Импульсы его Природы - теперь его господа. Когда-то подавленные или носящие благовидные имена и наряды Инфернальные элементы, демонические силы [присутствуют] там. Низшая природа человека скрывает этих ужасных гостей. Их обширная инфекция иногда захватывает [весь] мир человека. Ужасный бунт подавляет душу человека. Из дома в дом растёт огромное восстание: Адские компании освобождаются, чтобы делать их работу, В земные пути они прорываются из всех дверей, Вторгаются с жаждой крови и желанием убивать И наполнять ужасом и резнёй прекрасный мир Бога. Смерть и её охотники преследуют жертву земли; Ужасный Ангел бьёт в каждую дверь: Страшный смех глумится над болью мира, Резнёй и пытками, ухмыляется Небу: Всё это - добыча разрушительной силы; Творение сотрясается и трепещет вершиной и основанием. Эта злая Природа поселилась в человеческих сердцах, Инородный обитатель, опасный гость: Душу, что питает его, он может вытеснить, Изгнать домохозяина, завладеть домом. Противоположная сила, противоречащая Богу, Сиюминутное всемогущество Зла Оседлало прямой путь действий Природы. Оно подражает божеству, которое отрицает, Надевает его фигуру и принимает его черты. Манихейский творец и разрушитель, Оно может упразднить человека, уничтожить его мир. Но есть охраняющая сила, есть Руки, что спасают, Спокойные глаза божественного взирают на человеческую сцену.
Все возможности мира в человеке Ждут, как ждёт дерево в его семени: Его прошлое живёт в нём; оно управляет шагом его будущего; Его действия в настоящем определяют его грядущую судьбу. Нерождённые боги скрываются в доме его Жизни. Демоны неизвестности затмевают его ум, Бросая их мечты в живые формы мысли, Формы, в которых его ум выстраивает его мир. Его ум творит вокруг него свою вселенную. Всё, что было, возрождает в нём своё рождение; Всё, что может быть, изображается в его душе. Проявляясь в делах, он отмечает на дорогах мира, Неясных для догадок интерпретирующего ума, Линии тайного предназначения богов. В странных направлениях бежит замысловатый план; Удерживаем от человеческого предвидения их конец, И далёкое намерение некой организующей Воли Или порядок произвольного Случая жизни Находят их устоявшееся равновесие и судьбоносный час. Наша поверхность тщетно наблюдала взглядом разума, Захваченная экспромтом невидимого, Беспомощные записи случайностей Времени, Непроизвольные повороты и скачки жизни. Лишь немногое в нас предвидит её шаги, Лишь немногое имеет волю и целеустремлённый шаг. Обширное подсознательное - неизмеримая часть человека. Тусклое подсознание - его пещерная база. Тщетно упразднённые в шествии Времени, Наши прошлые жизни всё ещё [находятся] в наших бессознательных "я", И под тяжестью их скрытых влияний Формируется наше будущее самораскрытие. Таким образом, всё это - неизбежная цепь, И всё же последовательность выглядит случайностью. Незапоминающиеся часы повторяют старые действия, Наше мёртвое прошлое цепляется вокруг лодыжек нашего будущего И тянет назад славный шаг новой Природы, Или из её погребённого трупа возникают старые призраки, Старые мысли, старые стремления, мёртвые страсти вновь оживают, Возвращаются во сне или побуждают бодрствующего человека К словам, что преодолевают барьер губ, К делам, что внезапно начинаются и опрокидывают Его голову разума и охраняющую его волю. Старое "я" скрывается в новом "я", которым мы являемся; Едва ли мы убежим от того, чем мы когда-то были: В тусклом отблеске ходов привычки, В тёмных коридорах подсознания Все вещи переносятся нервами-носильщиками, И ничто не проверяется подземным умом, Не исследуется стражами дверей И проходит по слепой инстинктивной памяти, Старая банда распущена, старые отменённые паспорта [ещё] служат. Ничто не мертво полностью, что жило когда-то; В тусклых туннелях бытия мира и в наших Всё ещё выживает старая отвергнутая природа; Трупы её убитых мыслей поднимают их головы И посещают ночные прогулки ума во сне, Его подавленные импульсы дышат, двигаются и поднимаются; Всё хранит призрачное бессмертие. Непреодолимы последовательности Природы: Семена отвергнутых грехов прорастают из скрытой почвы; Зло, изгнанное из наших сердец, вновь предстаёт перед нами; Наши мёртвые "я" приходят убить нашу живую душу. Часть нас живёт в настоящем Времени, Тайная масса в смутном бессознательном нащупывается; Из бессознательного и подсознательного Выходя, мы живём в неуверенном свете ума И стремимся познать и овладеть сомнительным миром, Чья цель и смысл скрыты от нашего взора. Над нами обитает сверхсознательный Бог, Скрытый в тайне его собственного света: Вокруг нас - бездна невежества, Освещённая неуверенным лучом человеческого ума, Под нами спит Бессознательное, тёмное и немое. Но это лишь первый взгляд Материи на себя, Шкала и ряд в Неведении. Это не всё, что мы есть, и не весь наш мир. Наше более великое "я" знания ожидает нас, Высший свет в истинно-сознательном Просторе: Он смотрит с вершин за пределами мыслящего ума, Он движется в великолепном воздухе, превосходящем жизнь. Он низойдет и сделает жизнь земли божественной. Истина создала мир, а не слепая Природа-Сила. Поскольку здесь нет наших великих прорицательских высот; Наши вершины в пламени сверхсознательного Славны самим ликом Бога: Есть наш аспект вечности, Есть образ Бога, которым мы являемся, Его юный неслабеющий взгляд на бессмертные вещи, Его радость в нашем бегстве от смерти и Времени, Его бессмертие и свет и блаженство. Наше большее существо сидит за загадочными стенами: Есть величие, скрытое в наших невидимых частях, Что ждут их часа шагнуть на фронт жизни: Мы чувствуем помощь от глубоко пребывающих Богов; Некто говорит изнутри, Свет приходит к нам свыше. Наша душа действует из её таинственной комнаты; Её влияние, давящее на наше сердце и ум, Толкает их превзойти их смертное "я". Она ищет Добра и Красоты и Бога; Мы видим за стенами "я" наше безграничное "я", Мы смотрим сквозь стекло нашего мира на полувидимые просторы, Мы ищем Истину за видимыми вещами. Наш внутренний Ум пребывает в более великом свете, Его яркость смотрит на нас через скрытые двери; Наши элементы светятся, растут, и лик Мудрости Появляется в дверях мистического прихода: Когда она входит в наш дом внешних чувств, Тогда мы смотрим вверх и видим вверху её солнце. Могучее жизненное "я" с его внутренними силами Поддерживает карликовый минимум, что мы называем жизнью; Он может привить на наше ползание два могучих крыла. Тонкое "я" нашего тела главенствует внутри В его незримом дворце правдивых снов, Что есть яркие тени мыслей Бога. В раннем смутном начале расы Человек вырос в согбенного обезьяноподобного человека. Он стоял прямо, богоподобная форма и сила, И мысли души смотрели из земных глаз; Человек стоял прямо, он нёс чело мыслителя: Он посмотрел на небо и увидел его дружеские звёзды; Видение пришло красоты и более великого рождения, Медленно выходящего из часовни света сердца, И двигалось в белом светящемся воздухе снов. Он видел нереализованные просторы его существа, Он стремился и вместил нарождающегося полубога. Из тусклых глубин "я" Оккультный искатель вышел в открытое место: Он слышал далёкое и касался неощутимого, Он вглядывался в будущее и в невидимое; Он использовал силы, что не могут использовать земные инструменты, Развлечение сделал из невозможного; Он подхватывал фрагменты мысли Всеведающего, Он разбрасывал формулы всемогущества. Так человек в его маленьком домике, построенном из земной пыли, Рос к невидимому небу мысли и мечты, Глядя в обширные перспективы его ума На маленьком глобусе, усеянном бесконечностью. Наконец, поднявшись по длинной и узкой лестнице, Он стоял один на высокой крыше вещей И видел свет духовного солнца. Устремляясь, он превосходит его земное "я"; Он стоит в широте его души новорождённой, Освобождённой от окружения смертными вещами, И движется в чистом свободном духовном царстве, Как в редком дыхании стратосферы; Последний конец далёких линий божественности, Он поднимается хрупкой нитью к его высокому истоку; Он достигает его источника бессмертия, Он призывает Божество в его смертную жизнь. Всё это скрытый дух сделал в ней: Часть могучей Матери вошла В неё, как в свою собственную человеческую часть: Среди космических трудов Богов Он отметил её, как центр широко нарисованной схемы, Мечтал в страсти её дальновидного духа Сформировать человечество в собственный образ Бога И вести этот великий слепой борющийся мир к свету Или новый мир открыть или сотворить. Земля должна трансформировать себя и сравняться с Небесами, Или Небеса должны низойти в смертное состояние земли. Но для того, чтобы произошло столь обширное духовное изменение, С мистической пещеры в сердце человека Небесная Психея должна сбросить её завесу И шагнуть в переполненные комнаты обычной природы, И стоять непокрытой пред этой природой, И управлять её мыслями, и наполнять тело и жизнь. Повинуясь высшему приказу, она села: Время, жизнь и смерть были проходящими инцидентами, Преграждая их преходящим видом её взгляд, Её взгляд, что должен прорваться сквозь [них] и освободить бога, Заключённого в лишённом видений смертном человеке. Низшая природа, рождённая в невежестве, Всё ещё занимала слишком большое место, она скрывала её саму И должна быть отодвинута в сторону, чтобы ей найти её душу.
Сообщение: 4042
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 10.10.19 14:14. Заголовок: Песнь III ВХОЖДЕНИЕ ..
Песнь III ВХОЖДЕНИЕ ВО ВНУТРЕННИЕ СТРАНЫ
Сначала из занятого гулом ума, Словно с шумного переполненного рынка, в пещеру Магией внутреннего момента она вошла. Абсолютная безмолвная пустота стала ею самой: Её ум, не посещаемый голосами мысли, Уставился в немую бесконечность глубокой пустоты. Её высоты отступили, её глубины за ней закрылись; Всё убежало от неё и оставило её пустой. Но когда она возвращалась к своему "я" мысли, Вновь она становилась человеческим существом на земле, Частью Материи, домом закрытого взгляда, Умом, принуждаемым мыслить нашим невежеством, Жизненной силой, вдавленной в лагерь трудов, А материальный мир-- её ограничивающим полем. Поражённая, подобная некто незнающему, она искала её путь Из клубка невежественного прошлого человека, Что принимал поверхностную личность за душу. Затем заговорил Голос, обитавший на тайных высотах: "Ты ищешь для человека, а не только для себя. Только если Бог принимает человеческий ум И надевает смертное невежество, как его плащ, И делает себя Карликом с тройным шагом, Он может помочь человеку превратиться в Бога. Как человек, замаскированное космическое Величие трудится И находит мистические недоступные врата, И открывает золотую дверь Бессмертного. Человек, гуманоид следует по человеческим стопам Бога. Принимая его тьму, ты должна принести ему свет, Принимая его печаль, ты должна принести блаженство. В теле из Материи [должна] найти твою рождённую небом душу." Тогда Савитри вынырнула из стен её тела И встала с небольшим интервалом в стороне от себя, И заглянула в глубины её тонкого существа, И в его сердце, как в бутоне лотоса, Предугадала её тайную и мистическую душу. У тусклого портала внутренней жизни, Что не выпускает из наших глубин ум тела И всё, что живёт, кроме дыхания тела, Она постучала и надавила на ворота из чёрного дерева. Живой портал заскрипел угрюмыми петлями: Тяжело, неохотно он сетовал инертно На тиранию прикасания духа. Грозный голос вскричал изнутри: "Назад, создание земли, чтобы ты не умерла в муках и терзаниях." Страшный ропот поднялся, как смутное море; Змей порога с шипением поднялся, Фатальный страж в капюшоне с чудовищными кольцами, Гончие тьмы зарычали, разинув пасти, А тролли, гномы и гоблины хмурились и таращились, И дикий звериный рык будоражил кровь страхом И угроза бормотала на опасном языке. Непоколебимо её воля давила на жёсткие прутья: Ворота широко распахнулись с протестующим скрежетом, Противостоящие Силы отвели их ужасную охрану; Её существо вошло во внутренние миры. В узком проходе, вратах подсознания, Она дышала с трудом и болью и стремилась Отыскать внутреннее "я", скрытое в чувствах. В плотность тонкой упакованной Материи, [В] полость, заполненную слепой массой силы, [С] противостоянием из обманчивых сияний, [С] тяжёлым барьером из невидящего зрения Она пролагала её путь через тело к душе. Она прошла через опасную пограничную линию, Где Жизнь погружается в подсознательный сумрак Или пробивается из Материи в хаос ума, Кишащий элементарными сущностями И дрожащими формами смутной полутелесной мысли, И грубыми началами несдержанной силы. Сначала там была трудная узость, Давление неопределённых сил и дрейфующих воль; Ибо всё было там, но ничто [не было] на своём месте. Временами открывание происходило, дверь размыкалась; Она пересекла пространства тайного "я" И ступила в переходы внутреннего Времени. Наконец она прорвалась в форму вещей, Начало конечности, мир чувства: Но всё по-прежнему путалось, ничто само не находилось. Души там не было, а только крики жизни. Толпа и шумный воздух окружили её. Орда звуков игнорировала значение, Диссонирующее столкновение криков и противоположных призывов; Толпа видений прорвалась сквозь зрение, Теснящаяся последовательность, лишённая смысла и порядка, Чувства толкались в переполненном и обременённом сердце, Каждое пробивало его отдельный непоследовательный путь И не заботилось ни о чём, кроме движения его эго. Ралли без ключа общей воли, Мысль глазела на мысль и тянула за упругий мозг, Словно для того, чтобы сорвать разум с его места И бросить его труп в придорожный сток жизни; Так мог бы [он,] забытый, лежать в грязи Природы, Покинутый убитым стражем души. Так могла бы сила жизни стряхнуть с себя власть ума, Природа отреклась бы от правления духа, И голые элементальные энергии Сделали бы из чувства славу безграничной радости, Великолепие экстатической анархии, Упоение, могучее и безумное, от полного блаженства. Это был инстинкт чувства пустоты души, Или, когда душа спит, скрытая, - пустоты силы, Но теперь витальное божество просыпается внутри И поднимает жизнь прикасанием Всевышнего. Но как придут слава и пламя, Если ум будет отброшен в бездну? Ибо тело без ума не имеет света, Восторга духа от чувства, радости жизни; Всё тогда становится подсознательным, мрачным, Бессознательность ставит её печать на странице Природы Или же безумный беспорядок кружит мозг, Посылая [его] по разрушенным дорогам Природы, Хаос беспорядочных импульсов, При которых не может прийти ни свет, ни радость, ни покой. Это состояние теперь угрожало, она его отталкивала от себя. Как будто по длинной бесконечной качающейся улице Одна, ведомая среди топота спешащей толпы, Час за часом она шагала, не отпуская, Удерживая её волей бессмысленную свору на расстоянии; Из-под ужасного пресса она извлекла её волю И сосредоточила её мысль на спасительном Имени; Тогда всё стихло и опустело; она была свободна. Пришло большое избавление, обширное спокойное пространство. Некоторое время она двигалась сквозь пустое спокойствие Обнажённого Света невидимого солнца, Пустоту, что была бестелесным счастьем, Блаженным вакуумом безымянного покоя. Но теперь фронт ещё более мощной опасности приближался: Давление телесного ума, размышление Бессознательного Из бесцельных мыслей и воли отпали от неё. Приближаясь, маячила гигантская голова Жизни, Неуправляемой умом или душой, подсознательной, просторной. Она вложила всю силу в единственный порыв, Она превратила её силу в мощь опасных морей. В тишину её безмолвного "я", В белизну её медитации Пространства Наплыв, поток скорости Жизни Ворвался, будто стегаемая ветром гонимая толпа волн, Мчащихся по бледному подножию летнего песка; Она затопила свои берега, гора взбирающихся волн. Огромен был её обширный и страстный голос. Он взывал к её слушающему духу, когда он бежал, Требуя подчинения Бога отцепившейся Силе. Глухая сила, взывающая к немому статусу, Тысяча голосов в приглушённом Просторе, Она требовала поддержки сердца для её хватки радости, Для её нужды действовать - согласия свидетельствующей Души, Для её жажды силы - печати её нейтрального существа. В широту её наблюдающего "я" Она принесла грандиозный порыв Дыхания Жизни; Её поток нёс надежды и страхи мира, Всей жизни, всей Природы неудовлетворённый голодный крик И жажду, что вся вечность не может наполнить. Она взывала к горним тайнам души И к чуду никогда не умирающего огня, Она говорила с неким первым невыразимым экстазом, Скрытым в творческом биении Жизни; Из низших невидимых глубин она вырвала Её соблазн и магию беспорядочного блаженства, В свет земли влила её путаницу замысловатого очарования И пьянящую тягу примитивной радости Природы, Огонь и тайну запретного наслаждения, Выпитого из бездонного колодца мирового либидо, И медово-сладкое ядовитое вино похоти и смерти, Но мечтала об урожае славы богов жизни И ощущала золотое жало небесного восторга. Циклы бесконечности желаний И мистики, что делали нереализованный мир Шире, чем узнанное, и ближе, чем неизвестное, В котором вечно охотятся гончие ума и жизни, Искушали глубоко неудовлетворённый порыв внутри Тосковать по несбывшемуся и вечно далёкому, И превращали эту жизнь на ограниченной земле В восхождение к вершинам, исчезающим в пустоте, В поиск славы невозможного. Она мечтала о том, что никогда не было познано, Она хваталась за то, что никогда не было завоёвано, Она преследовала в Элизиумной памяти Очарования, что бегут из скоро утрачиваемого восторга сердца; Она осмелилась на силу, что убивает, на радости, что ранят, На образные формы незавершённых вещей И на призыв к Цирцейскому трансмутирующему танцу, И на страстное владение дворами любви, И на ярость дикого Зверя, и на возню с Красотой и Жизнью. Она приносила свой крик и всплеск противоположных сил, Её моменты прикосновения к светящимся планам, Её огненные восхождения и устремлённые в небо обширные попытки, Её огненные башни мечты, построенные на ветрах, Её погружения во тьму и бездну, Её мёд нежности, её крепкое вино ненависти, Её смены солнца и облаков, смеха и слёз, Её бездонные ямы опасности и глотающие бездны, Её страх и радость, её экстаз и отчаяние, Её оккультные колдовства, её простые линии И великие причастия, и возвышающие движения, Её веру в небеса, её общение с адом. Эти силы не притуплялись от мёртвого груза земли, Они давали вкус амброзии и жало яда. Страсть была во взгляде Жизни, Что видела небо голубым в сером воздухе Ночи: Импульсы, направленные к Богу, парили на крыльях страсти. Стремительные мысли Ума всплывали из их высоких шей, Сияя великолепием, как радужная грива, Парюра света чистой интуиции; Её пламенноногому галопу они могли подражать: Голоса ума имитировали напряжение вдохновения, Его удар непогрешимости, Его скорость и молниеносный небесный прыжок богов. Острый клинок, что рубит сети сомнений, Его меч проницательности казался почти божественным. Но всё это знание было заимствовано у солнца; Формы, что приходили, не были естественными рождениями небес: Внутренний голос мог произнести Слово [из] нереального; Его могущество, опасное и абсолютное, Могло смешать яд с вином Бога. На этих высоких блестящих спинах могла скакать ложь; Истина с восторгом лежала в страстных объятиях ошибки, Скользя вниз по течению на весёлой позолоченной барже: Она окаймляла её луч великолепной ложью. Здесь, в низших царствах Жизни, встречаются все противоположности; Истина смотрит и делает её дела с забинтованными глазами, А Невежество здесь покровительствует Мудрости: Эти галопирующие копыта на скорости их энтузиазма Могут нести к опасной промежуточной зоне, Где Смерть ходит, нося одеяние бессмертной Жизни. Или они входят в долину блуждающего Блеска, Откуда, пленники или жертвы благовидного Луча, Души, пойманные в ловушку в этой области, никогда не могут выйти. Агенты, а не хозяева, они служат желаниям Жизни, Вечно трудясь в силках Времени. Их тела, рождённые из чрева некоего Ничто, Заманивают дух в мечтания момента, Затем погибают, извергая бессмертную душу Из чрева Материи в клоаку Ничего. Всё же некоторые, не уловленные, не убитые могут осторожно пройти, Неся образ Истины в защищённом сердце, Вырвать Знание из скрытой хватки ошибки, Пробить пути сквозь слепые стены маленького "я", Затем отправиться дальше, чтобы достичь более великой жизни. Всё это проносилось мимо неё и казалось её видящему взгляду, Как будто вокруг высокого и безгласного острова Шум воды с далёких неизвестных холмов Поглощал его узкие берега толпящимися волнами И создавал голодный мир белой дикой пены: Спешащий, дракон с миллионом ног, С его пеной и криком[, будто] грохота пьяного великана, Подбрасывая гриву Тьмы в небо Бога, Он затихал, удаляясь в отдалённый рёв. Затем вновь улыбнулся большой и спокойный воздух: Голубые небеса, зелёная земля, партнёры царства Красоты, Жили как прежде, товарищи по счастью; И в сердце мира смеялась радость жизни. Всё теперь было тихо, земля сияла, сухая и чистая. Сквозь всё это она не двигалась, не погружалась в тщетные волны. Из безбрежности безмолвного "я" Сбежал крик Жизни; её дух был нем и свободен.
Затем, продвигаясь вперёд сквозь широкую тишину "я", Она вошла в сверкающее упорядоченное Пространство. Там Жизнь обитала, оставленная в вооружённом спокойствии; Цепь была на её сильном мятежном сердце. Приученная к скромности размеренного шага, Она уже не хранила её неистовой страсти и порыва; Она утратила беззаботное величие её вдохновения И обильное великолепие её царственной силы; Обузданы были её могучие пышности, её роскошное расточительство, Отрезвлены пирушки её вакхической игры, Были урезаны её траты на базаре желания, Принуждена её деспотичная воля, танец её фантазии, Холодная флегматичность сковывала буйство чувств. Царственность без свободы была её уделом; Правительница на троне повиновалась её министрам: Её слуги - разум и чувство, - управляли её домом: Границы её духа они набросали в жёстких линиях И, охраняя фалангой из бронированных правил Уравновешенное царствование разума, сохраняли порядок и мир. Её воля жила, замкнутая в непреклонных стенах закона, Принуждена была её сила цепями, что притворялись украшающими, Воображение было заключено в крепость, Её бессмысленный и распущенный фаворит; Уравновешенность реальности и симметрия разума Были поставлены на их места, охраняемые выстроенными фактами, Они дали для трона душе скамью Закона, Для царства - маленький мир правила и линии: Вековая мудрость, сморщенная до линий схолиаста, Сжалась по образцу в копировальном аппарате. Всемогущей свободы Духа здесь не было: Учительский ум захватил огромное пространство жизни, Но предпочитал жить в голых и жалких комнатах, Остающихся вдали от слишком обширной опасной Вселенной, Боясь потерять его душу в бесконечности. Даже широкий размах Идеи был вырезан В системе, прицепленной к неподвижным колоннам мысли Или прикованной к твёрдой основе Материи: Или же душа терялась в её собственных высотах: Подчиняясь высоколобому закону Идеала, Мысль воздвигала трон на несубстанциальном воздухе, Презирая плоскую тривиальность земли: Она запретила реальности жить в её мечтах. Или же всё шагало в системную вселенную: Империя Жизни была управляемым континентом, Её мысли - армией, ранжированной и дисциплинированной; Одетые в форму, они хранили логику их постоянного места По приказу тренированного разума центуриона. Или каждая входила в её положение, подобно звезде, Или маршировала по неподвижным и сложенным из созвездий небесам, Или хранила её феодальный ранг среди её сверстников В неизменной космической иерархии неба. Или, подобно высокородной деве с целомудренными глазами, Которой запрещено ходить открытыми публичными путями, Она должна [была] двигаться в тесных уединённых покоях, Чувствуя себя в монастырской жизни или на садовой тропке. Жизнь была обречена на безопасный ровный путь, Она не осмеливалась искушать большие и трудные высоты Или взбираться, чтобы стать рядом с одинокой звездой, Или обходить опасность пропасти, Или искушать опасный смех пенно-вихрящихся разрушителей - Лирика приключений, любителя опасности, Или призывать в её покои какого-то пылающего бога, Или покидать пределы мира и быть там, где нет границ, Встречать страстью сердца Восхитительное Или поджигать мир внутренним Пламенем. Наказуемая за эпитеты в прозе жизни, Она должна заполнять цветом лишь её санкционированное пространство, Не вырываться из кабины идеи, Не посягать на ритмы, слишком высокие или обширные. Даже когда она парила в идеальном воздухе, Полёт мысли не терялся в небесной синеве: Она рисовала в небесах узорный цветок Дисциплинированной красоты и гармоничного света. Умеренный бдительный дух управлял жизнью: Его действия были инструментами обдуманной мысли, Слишком холодной, чтобы разжечь огонь и поджечь мир, Или осторожными дипломатическими ходами разума, Проверяющими средства к заранее установленной цели, Или на высочайшем уровне - неким планом спокойной Воли Или стратегией некоего Высшего Командования изнутри, Чтобы завоевать тайные сокровища богов Или добыть для замаскированного короля некий славный мир, А не рефлексом спонтанного "я", Показателем существа и его настроений, Взмахом сознательного духа, таинством Общения жизни с неподвижным Всевышним Или его чистым движением по дороге Вечности. Или же для тела некой высокой Идеи Был выстроен дом из слишком тесно пригнанных кирпичей; Действие и мысль цементировали стену Маленьких идеалов, ограничивающих душу. Даже медитация размышляла на узкой скамье; И поклонение обращалось к исключающему Богу, Универсальному молились в часовне, Чьи двери были закрыты от вселенной; Или преклоняли колени перед бестелесным Безличным С умом, закрытым для крика и огня любви: Рациональная религия высушивала сердце. Она планировала плавные жизненные действия по правилам этики Или предлагала холодную и лишённую пламени жертву. Священная Книга лежала на освящённом столе, Обёрнутая в шёлковые нити интерпретации: Кредо запечатывало её духовный смысл.
Сообщение: 4043
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.10.19 21:08. Заголовок: Здесь была тихая стр..
Здесь была тихая страна неподвижного ума, Здесь жизнь больше не была всем, и не было голоса страсти; Крик чувства тонул в тишине. Ни души не было там, ни духа, а только ум; Ум претендовал быть духом и душой. Дух видел себя как форму ума, Терял себя в славе мысли, Свет, что делал невидимым солнце. Она вошла в твёрдое и устоявшееся пространство, Где всё было спокойно, и все вещи сохраняли их места. Каждый находил то, что искал, и знал его цель. Всё удерживало финальную последнюю стабильность. Там стоял впереди тот, кто нёс власть На важном челе и владел жезлом; Приказ был воплощён в его жесте и тоне; Окаменевшая мудрость традиции вырезала его речь, Его изречения смаковались оракулом. "Путешественница или пилигрим внутреннего мира, Тебе повезло достичь нашего сверкающего воздуха, Пылающего высшей окончательностью мысли. О стремящаяся к совершенному пути жизни, Здесь найди его; отдохни от поиска и живи в мире. Нам принадлежит дом космической уверенности. Здесь истина, гармония Бога здесь. Зарегистрируй твоё имя в книге избранных, Допущенных санкцией от немногих, Прими твоё положение в знании, твой пост в уме, Твой билет порядка, нарисованный в бюро Жизни, И восславь твою судьбу, что сделала тебя одной из нас. Всё здесь, маркированное и связанное, ум может знать, Всё спланировано законом, что Бог допускает к жизни. Это конец, и здесь нет запредельного. Здесь безопасность окончательной стены, Здесь ясность меча света, Здесь победа единой Истины, Здесь горит алмаз безупречного блаженства. Любимец Небес и Природы живёт." Но слишком довольному и уверенному мудрецу Савитри отвечала, бросив в его мир Глубокое освобождение взгляда, вопрошающий внутренний голос сердца: Ибо здесь сердце не говорило, лишь ясный дневной свет Интеллекта царил, ограниченный, холодный, точный. "Счастливы те, кто в этом хаосе вещей, В этом приходе и уходе ног Времени Может найти единственную Истину, вечный Закон: Неприкосновенные, они живут надеждой, сомнением и страхом. Счастливы люди, укоренённые в твёрдой вере В этот неопределённый и неоднозначный мир, Или те, кто посадил в богатую почву сердца Одно малое зерно духовной уверенности. Счастливейшие, кто стоит на вере, как на скале. Но я должна пройти, оставив законченный поиск, Округлый результат Истины, незыблемый, неизменный, И это гармоничное строение мирового факта, Это упорядоченное знание видимых вещей. Здесь я не могу оставаться, ибо я ищу мою душу." Никто не отвечал в этом ярком довольном мире, Или лишь поворачивался на его привычный путь, Удивлённый, услышав вопрос в этом воздухе Или мысли, что всё ещё могли обратиться к Запредельному. Но некоторые роптали, прохожие из родственных сфер: Каждый по его кредо судил о мысли, что она говорила. "Кто же тогда тот, кто не знает, что душа - Это ничтожная железа или нарушение секреции, Тревожащее разумное правление ума, Нарушающее функцию мозга, Или жажда, поселившаяся в смертном доме Природы, Или сон, нашёптанный в пещере гулких мыслей человека, Кто продлил бы его краткий несчастный срок Или уцепился бы за жизнь в море смерти?" Но другие: "Нет, она ищет её дух. Великолепная тень имени Бога, Бесформенный блеск из царства Идеала, Дух - это Святой Дух Ума; Но никто не прикасался к его членам и не видел его лица. Каждая душа - распятый Сын великого Отца, Ум - единственный родитель этой души, её сознательная причина, Почва, на которой трепещет краткий преходящий свет, Ум, единственный творец видимого мира. Всё, что здесь есть - часть нашего собственного "я"; Наш ум создал мир, в котором мы живём." Другой, с мистическими и неудовлетворёнными глазами, Кто любил его убитую веру и оплакивал её смерть, - Остался ли кто-нибудь, кто ищет Запредельное? Может ли ещё тропа быть найдена, врата открыты?" Так она путешествовала сквозь её безмолвное "я". На дорогу она вышла, переполненную жаркой толпой, Что мчалась, сверкая огненными ногами, с солнечными глазами, Стремясь достичь таинственной стены мира И пройти через замаскированные двери во внешний ум, Куда не проникает ни Свет, ни мистический голос, Посланники из нашего подсознательного величия, Гости из пещеры тайной души. В тусклую духовную дремоту они прорываются Или проливают широкое чудо на наше бодрствующее "я", Идеи, что преследуют нас сияющей поступью, Мечты, что намекают на нерождённую Реальность, Странные богини с глубоко-озёрными магическими глазами, Сильные ветроволосые боги, несущие арфы надежды, Великие лунного цвета видения, скользящие по золотому воздуху, Солнечно-мечтательная голова и звёздно-резные конечности стремления, Эмоции, делающие обычные сердца возвышенными.
Сообщение: 4050
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.11.22 21:15. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савитри» Книга 1, Песнь 3 новая редакция
Йога Короля: Йога освобождения души
Желание мира вызвало её смертное рождение. Один перед лицом вечного поиска, Главный герой загадочной игры, В которой Неизвестное преследует себя в формах И ограничивает свою вечность часами, А слепая Пустота борется, чтобы видеть и жить, Мыслитель и труженик в воздухе идеала Принёс вниз для немых нужд земли её сияющую силу. Это был его дух, что спустился из высших сфер В нашу провинцию эфемерного видения Колонистом из бессмертия. Луч указующий на ненадёжных дорогах Земли, Его рождение содержало символ и знак; Его человеческое я, как полупрозрачный плащ, Скрывало Все-Мудрого, что ведёт незрячий мир. Соединённое с космическим Пространством и Временем И отдающее здесь Божественный долг земле и человеку, Великое богосыновство было его божественным правом. Хоть и соглашаясь на смертное невежество, Его знание разделяло невыразимый свет. Сила изначальной Неизменности Запуталась в моменте и его потоке, [Но] он сохранял видение Просторов позади: В нём была сила из Непознаваемого. Архивариус символов Запредельного, Казначей сверхчеловеческих мечтаний, Он нёс печать могучих воспоминаний И проливал свой грандиозный луч на человеческую жизнь. Его дни были долгим ростом к Всевышнему. Небесное существо, питавшее свои корни Средствами из оккультных духовных источников, Взбиралось сквозь белые лучи, чтобы встретить невидимое Солнце. Его душа жила, как делегат от вечности, Его ум был подобен огню, атакующему небеса, Его воля - охотнику на тропах света. Океанический импульс вздымал каждый вдох; Каждое действие оставляло следы Бога, Каждый миг был взмахом могучих крыльев. Маленький сюжет нашей смертности, Затронутый этим жильцом с высот, стал Игровой площадкой живого Бесконечного. Это телесное проявление - не всё; Форма обманывает, личность - маска; В глубине человека могут обитать небесные силы. Его хрупкий корабль переправляет через море лет Инкогнито Нетленного. Дух, что является пламенем Бога, пребывает Огненной частицей Изумительного, Художником его собственной красоты и восторга, Бессмертным в нашей смертной бедности. Этот скульптор форм Бесконечного, Этот скрытый неузнаваемый житель, Посвящённый в его собственные завуалированные тайны, Прячет в маленьком немом зёрнышке свою космическую мысль. В немой силе оккультной идеи, Определяющей предназначенную форму и действие, Пассажир из жизни в жизнь, от уровня к уровню, Меняющий его изображаемое "я" от формы к форме, Он рассматривает изображение, растущее под его взглядом, И в червяке предвидит грядущего Бога. Наконец путешественник на путях Времени Прибывает на границы вечности. В переходный символ человечества экипированный, Он чувствует свою субстанцию бессмертного "я" И теряет своё родство со смертностью. Луч Вечного поражает его сердце, Его мысль простирается в бесконечность; Всё в нём обращается в духовные просторы. Его душа рвётся соединиться со Сверхдушой, Его жизнь омывается этой сверхжизнью. Он пил из груди Матери миров; Суперприрода топлесс заполняет его каркас: Она принимает вечную основу его духа Как безопасность для её изменяющегося мира И формирует фигуру её нерождённых сил. Бессмертной она воспринимает себя в нём, В существе работает Создательница без вуали: Её лицо видно сквозь его лицо, её глаза - сквозь его глаза; Её существо - его через обширную идентичность.
Тогда в человеке открывается очевидное Божественное. Статическое Единство и динамическая Cила Нисходят в него, печати интегрального Божества; Его душа и тело принимают этот великолепный отпечаток. Долгая смутная подготовка - жизнь человека, Круг труда и надежды, войны и мира, Выводимый Жизнью на тёмной основе Материи. В его восхождении на вершину, куда ни одна нога ещё не ступала, Он ищет сквозь полутьму, простреливаемую огнём, Скрытую реальность, отчасти известную, всегда недостающую, Поиск нечто или некто [иного] никогда не достигал цели, Культ идеала никогда не реализовал себя здесь, [Лишь] бесконечная спираль восхождения и падения, Пока, наконец, не достигнута гигантская точка, Благодаря которой сияет его Слава, ради которой мы сотворены, И мы врываемся в бесконечность Бога. Через границу нашей природы мы убегаем В сверхприродную арку живого света. Теперь это было засвидетельствовано в том сыне Силы; В нём этот высокий переход заложил свою основу. Оригинальная и высочайшая Имманентность, При которой все процессы Природы - это искусство, Космический Работник приложил свою тайную руку, Чтобы превратить эту хрупкую грязную махину в средство небес. Присутствие вызвалось позади двусмысленного экрана: Оно взбивало его почву, чтобы [ей] выносить вес Титана, Очищая полуотёсанные блоки естественной силы, Оно превращало его душу в изваянного бога. Художник магического вещества самого себя, Что трудится над своим высоким и сложным планом В широкой мастерской чудесного мира, Смоделировал во внутреннем Времени его ритмические части. Затем произошло внезапное трансцендентное чудо: Замаскированное безупречное Величие смогло обрисовать себя, В родовых муках в оккультном чреве жизни Мечтаемое им великолепие вещей настало. Венец архитектуры миров, Мистерия супружества Земли и Неба Присоединила божественность к смертной схеме. Родился Провидец, сияющий Гость Времени. Для него ограничивающий небосвод разума наверху исчез. В грифоньем авангарде Ночи и Дня, Во всесокрывающем своде брешь прорвалась; Сознательные цели бытия откатились назад: Ориентиры маленькой личности упали, Остров эго присоединился к его континенту. Этот мир жёстких ограничивающих форм был превзойдён: Жизненные барьеры открылись в Неизвестность. Упразднены были заветы концепций И, вычёркивая строгие пункты подчинения, Был аннулирован договор души с неведением природы. Все серые запреты были сорваны И сломана твёрдая и блестящая крышка интеллекта; Истина неразделённая нашла огромную небесную комнату; Эмпирическое видение видело и знало; Ограниченный разум стал безграничным светом, Конечное "я" совместилось с бесконечностью. Теперь его марш воспарил до [высоты] полёта орла. Из ученичества в невежестве Мудрость вознесла его до её мастерства И сделала его главным масоном души, Строитель тайного дома Бессмертных, Соискатель высочайшей безвременности: Свобода и держава взывали к нему с небес; Над сумерками разума и звёздной ночью жизни Воссияла заря духовного дня.
Поскольку он возрос до своего более обширного Я, Человеческое всё меньше и меньше формировало его движения; Великое существо увидело великий мир. Бесстрашная воля к знанию осмелилась стереть Линии безопасности Разума, рисующего эти преграды Взлёту ума, погружению души в Бесконечное. Даже первые его шаги сломали наши маленькие земные границы И бродили в более просторном и свободном воздухе. Руками, поддерживаемыми преображающим могуществом, Он легко поймал, словно лук гиганта, Оставленные дремлющими в запечатанной тайной пещере Силы, что спят, неиспользуемые, внутри человека. Он превратил чудо в обычное действие И обратился к общей части божественных работ, Великолепно естественных на этой высоте, Усилий, что разрушили бы силу смертных сердец, Преследуя с королевской властью могущественной простоты Цели, слишком возвышенные для ежедневной воли Природы: Дары духа толпой пришли к нему; Они были узором его жизни и его привилегией. Чистое восприятие предоставило свою прозрачную радость: Его сокровенное видение не ожидало мысли; Оно окутывало всю Природу единым взглядом, Оно смотрело в самую суть вещей; Больше не обманутый формой, он видел душу. В существах оно знало то, что скрывалось, им неизвестное; Оно схватывало идею в уме, желание в сердце; Оно извлекало из серых складок секретности Мотивы, что люди скрывают от своих собственных глаз. Он ощущал жизнь, бьющуюся в других людях, Вторгающуюся в него с их счастьем и их горем; Их любовь, их гнев, их невысказанные надежды, Втекающие потоком или вливавшиеся волнами В неподвижный океан его спокойствия. Он услышал вдохновенный звук собственных мыслей, Вторящий эхом под сводами других умов; Мировые потоки мыслей появлялись в его видении; Его внутреннее "я" прорастало ближе к другим "я" И несло вес родства, общую связь, И всё же оставалось нетронутым, королём самого себя, одиноким. Магический аккорд оживил и настроил На эфирные симфонии старые земные струны; Это подвигло слуг ума и жизни Быть счастливыми партнёрами в отклике души, Ткани и нервы были превращены в чувствительные созвучия, Записи блеска и экстаза; это сделало Средства тела служителями духа. Небесная функция с её более тонким методом Освещает своей благодатью внешнюю приземлённость человека; Переживание душой её более глубоких оболочек Уже не спало, одурманенное господством Материи. В мёртвой стене, закрывающей нас от более широкого «я», В тайну видимого сна [ведущая,] На мистический тракт за пределами наших бодрствующих мыслей, Дверь раскрылась, построенная силой Материи, Высвобождая вещи, не связанные земным смыслом: Мир невидимый, неизвестный внешнему уму, Открылся в безмолвных пространствах души. Он восседал в тайных комнатах и смотрел На лучезарные страны нерождённых, Где все вещи, о которых мечтает ум, видны и истинны, И всё то, к чему стремится жизнь, приближается. Он видел Совершенство в их звёздных домах, Носящих славу бессмертной формы, Лежал в объятьях Вечного мира, Погружённый в биение сердца Божественного экстаза. Он жил в мистическом пространстве, где зарождается мысль, А воля вскармливается эфирным Могуществом, И питался белым молоком от Вечных сил, Пока вырастал в подобие бога. В оккультных комнатах Свидетеля с возведёнными умом стенами На скрытых интерьерах, скрывающихся проходах Открылись окна внутреннего видения. Он овладел домом неразделённого Времени. Подняв тяжёлый занавес плоти, Он стоял на пороге, охраняемом змеем, И вглядывался в сияющие бесконечные коридоры, Тихий и прислушивающийся в безмолвном сердце К приходу нового и неизвестного. Он пристально смотрел через пустые неподвижности И слышал шаги невообразимой Идеи На далёких аллеях Запредельного. Он услышал тайный Голос, Слово, которое знает, И увидел тайный лик, что есть наш собственный [лик]. Внутренние планы раскрыли свои хрустальные двери; Странные силы и влияния коснулись его жизни. Видение пришло более высоких областей, чем наша, Осознание более ярких пространств и небес, Существ, менее ограниченных, чем недолговечные люди, И более тонких тел, чем эти преходящие образы, Предметов, слишком тонких для нашей материальной хватки, Действий, вибрирующих сверхчеловеческим светом, И движений, подталкиваемых сверхсознательной силой, И радостей, которые никогда не текли через смертные члены, И более прекрасных сцен, чем земные, и более счастливых жизней. Сознание красоты и блаженства, Знание, что становится тем, что воспринимает, Заменило разделённые чувства и сердце И заключило всю Природу в свои объятия.
Разум выглянул, чтобы встретить скрытые миры: Воздух сиял и изобиловал изумительными формами и оттенками, В ноздрях трепетали небесные ароматы, На языке задержался мёд рая. Канал универсальной гармонии, Слух был потоком магической аудитории, Ложем для оккультных звуков, что земля не может слышать. По тайному тракту спящего себя Голос донёсся истины погружённой, неведомой, Что протекает под космическими поверхностями, Что слышна лишь посреди всеведающей тишины И удерживается интуитивным сердцем и тайным чувством. Он выразил бремя тайн, запечатанных и немых, Он озвучил неисполненное хотение земли И песнь обетования [ещё] нереализованных небес, И всё, что скрывается во всемогущем Сне. В непрекращающейся драме, разыгрываемой Временем В его долгом слушающем потоке, который несёт Неразрешимое сомнение мира в паломничестве без цели, Смех неспящего удовольствия вспенился и зажурчал, И [возник] ропот желания, которое не может умереть: Крик пришёл от восторга мира быть, От грандиозности и величия его воли к жизни, [Пришли] воспоминания о путешествии души в космосе Путешественника сквозь магические столетия, О труде существа во вселенной Материи, О поиске им мистического смысла его рождения И о радости высокого духовного отклика, Об его трепете удовлетворения и довольства Всей сладостью даров жизни, Об его широком дыхании и пульсе и дрожи от надежды и страха, О вкусе мук, и слёз, и экстаза, О восхищающем остром ударе внезапного блаженства, О рыданиях его страсти и бесконечной боли. Ропот и шёпот неслышных звуков, Что толпятся вокруг наших сердец, но не находят окон, Чтобы войти, выросли в песнь Всего, что страдает, всё ещё оставаясь неизвестным, И всего, что трудится тщетно, чтобы родиться, И всей сладости, которую никто никогда не попробует, И всей красоты, которой никогда не будет. Неслышно для наших глухих смертных ушей Широкие ритмы мира сплетали их изумительное пение, К которому жизнь стремится подогнать наши рифмы-биения здесь, Расплавляя наши границы в безграничном, Настраивая конечное на бесконечность. Из подсознательных пещер донеслось слабое бормотание, Заикание первичного невежества; В ответ на его невнятный вопрос Туда нисходил с шеей молнии и с крыльями грома Сияющий гимн Невыразимому И хорал сверхсознательного света. Всё, что открывалось там, никто не сможет здесь выразить; Видение и сон были сказками, рассказанными истиной, Или символами, более достоверными, чем факты, Или истинами, подтверждёнными сверхъестественными печатями. Бессмертные глаза приближались и смотрели в его [глаза], И существа из многих царств подходили и говорили: Вечно живые, которых мы называем мёртвыми, Могли оставить свою славу за пределами смерти и рождения, Чтобы произнести мудрость, которая превосходит все фразы: Короли зла и короли добра, Апеллянты к судейскому креслу разума, Провозглашали евангелия взаимных противоположностей, И все считали себя представителями Бога: Боги света и титаны тьмы Сражались за его душу, как за дорогостоящий приз. В каждый час, освобождённый от дрожи Времени, Поднималась песнь нового открытия, Протяжный смычковый гул юношеского эксперимента. Каждый день был духовным романсом, Как будто он родился в ярком новом мире; Приключение набрасывалось на неожиданного друга, И опасность содержала острый сладкий привкус радости; Каждое событие было глубоким опытом. Там были высокие встречи, эпические разговоры, И приходили советы, выражаемые небесной речью, И сладостные молитвы выдыхались оккультными губами, Чтобы помочь сердцу поддаться зову восторга, И сладостные искушения закрадывались из царств красоты, И внезапные экстазы из мира блаженства. Это была область чудес и восторга. Его светлое яснослышание теперь могло воспринимать всё; [Его] волновал контакт с могущественными неизвестными вещами. Пробуждённое для новой неземной близости [всего], Прикосновение отвечало тонким бесконечностям, И с серебряным криком открывающихся ворот Молнии взгляда прыгали в невидимое. Его сознание и видение постоянно росли; Они обретали более широкий размах, более высокий полёт; Он перешёл границу, отмеченную для правления Материи, И прошёл за территорию, где мысль заменяет жизнь. Внезапно он вышел из этого мира символов В безмолвное "я", где не было мира, И заглянул за предел в безымянный простор. Эти символические фигуры потеряли их право на жизнь, Все признаки, что наши чувства могут распознать, были отброшены; Там сердце больше не билось при касании тела, Там глаза больше не смотрели на формы красоты. В редкие и прозрачные промежутки тишины Он мог парить в беззначной области, Переполненный глубоким содержанием бесформенности, Когда мир был поглощён в едином существе И всё было известно в свете идентичности, А Дух был своей собственной самоочевидностью. Верховный взгляд смотрел сквозь человеческие глаза И видел все вещи и существа, как самого себя, И знал все мысли и слова, как свой собственный голос. Там единство слишком близко для поиска и объятий, И любовь - это стремление Единого к Единому, А красота - это сладкая разница Одного и того же, А единство - это душа множества. Там все истины объединены в единую Истину И все идеи воссоединены с Реальностью. Там, зная себя своим собственным бессрочным "я", Мудрость высочайшая, бессловесная, абсолютная Сидела в одиночестве в вечном Спокойствии, Всевидящая, неподвижная, суверенная и одинокая. Там знание не нуждается в словах, чтобы воплотить идею; Идея, ищущая дом в безграничности, Устав от своего бездомного бессмертия, Не просит об отдыхе в усечённой сверкающей ячейке мысли, Где единственное окно, обрезая взгляд на вещи, Допускает только маленький свод из необъятного неба Бога. Безграничное с безграничным там супруги; Находясь там, можно быть шире, чем мир; Находясь там, каждый является его собственной бесконечностью. Его центр больше не был в земном уме; Сила видящего молчания наполняла его члены: Пойманный безгласным белым прозрением В видение, что превосходит формы, В жизнь, что превосходит жизнь, Он приблизился к неподвижному сознанию, поддерживающему всё. Голос, что только речью мог двигать ум, Стал безмолвным знанием в душе; Сила, что только в действии ощущала её истину, Поселилась теперь в немом всемогущем мире. Отдых среди труда миров, Пауза в радости и печали поисков Обратили напряжение Природы в спокойствие Бога. Безбрежное единодушие привело к концу жизненные споры. Война мыслей, что являются родителями вселенной, Столкновение сил, борющихся за преобладание, В громадном потрясении, что зажигает звезду, Как и в создании зерна из пыли, Орбиты, что вращают их немой эллипс в пространстве, Вспаханном поисками мирового желания, Длительные отрыжки от наводнения Времени, Мучения, окаймляющие страшную силу вожделения, Что пробуждают кинетику в тупом иле Земли И вырезают личность из грязи, Горе, что утоляет голод Природы, Импульс, что созидает с огнём боли, Судьба, что наказывает добродетель поражением, Трагедия, что разрушает долгое счастье, Плач Любви, ссора Богов Прекращаются в истине, что живёт в её собственном свете. Его душа оставалась свободной, свидетель и король. Не поглощаемый больше в обусловленном моментом потоке, Где ум непрерывно дрейфует, как на плоту, Спеша от феномена к феномену, Он пребывал в покое в неразделённом Времени. Как будто история давно написана, но действует [лишь] сейчас, В своём настоящем он удерживал своё будущее и своё прошлое, Чувствовал в секундах бессчётные годы И видел часы, как точки на странице. Аспект неизвестной Реальности Изменил смысл космической сцены. Эта огромная материальная вселенная стала Малым результатом [действия] колоссальной силы: Обгоняющий момент вечный Луч Освещал То, что ещё не было воплощено. Мысль утвердилась в могущественной безмолвности; Трудящийся Мыслитель расширился и всё рос, Трансцендентная мудрость коснулась его трепещущего сердца: Его душа могла выходить за пределы освещённого барьера мысли; Ум больше не заграждал безбрежную бесконечность. Сквозь пустое отступающее небо он заметил Через последний проблеск и дрейф исчезающих звёзд Сверхсознательные царства неподвижного Мира, Где суждение исчезает и слово немо, А Немыслимое возлегает без путей и в одиночестве. Там не было ни формы, ни какого-то воскликающего голоса; Там были лишь Тишина и Абсолют. Из этой неподвижности возник разум новорождённый И проснулся к истинам, когда-то невыразимым, И формы появились, безмолвно значимые, Видящая мысль, самооткровения голос. Он познал источник, из которого пришёл его дух: Движение было обручено с неподвижной Обширностью; Он погрузил свои корни в Бесконечность, Он базировал свою жизнь на вечности.
Сначала лишь недолго эти небесные состояния, Эти большие широко-уравновешенные подъёмы можно выдерживать. Слишком быстро нарушаются высокое и освещённое напряжение, Каменная неподвижность тела и безмолвный транс жизни, Бездыханная мощь и спокойствие безмолвного ума; Или они медленно опадают, как только закатывается золотой день. Беспокойных низших участников мир утомляет; Ностальгия по старым маленьким работам и радостям, Необходимость вызывать назад маленькие привычные "я", Идти по привычному и низшему пути, Необходимость отдохнуть в естественной позе падения, Подобно ребёнку, который учится ходить, но может ходить недолго, Сменяет титаническую волю всегда подниматься, На алтаре сердца тускнеет священный огонь. Возобновляется старая тяга подсознательных струн; Они стаскивают неготовый дух с его высот, Или унылая гравитация тянет нас вниз К слепо ведомой инерции нашей базы. И это тоже высший Дипломат может использовать, Он превращает наше падение в средство для большего подъёма. Ибо в порывистое поле невежественной Природы, В полуупорядоченный хаос смертной жизни Бесформенная Сила, Самость вечного света Следует в тени нисхождения духа; Двойная дуальность всегда одним [краем] Выбирает свой дом посреди смятения чувств. Он приходит незримым в наши тёмные части И, окутанный темнотой, совершает свою работу, Тонкий и всезнающий гость и гид, Пока они тоже не почувствуют потребность и волю измениться. Всё здесь должно научиться подчиняться более высшему закону, Клетки нашего тела должны удерживать пламя Бессмертного. Иначе только дух достиг бы своего источника, Предоставив наполовину спасённый мир его сомнительной судьбе. Природа всегда трудилась бы, неискупленная; Наша Земля всегда вращалась бы в космосе, беспомощная, И цель этого огромного творения не была бы достигнута, Пока, наконец, расстроенная вселенная не сгинула бы незавершённой. Даже его богоподобная сила, поднявшись, должна упасть: Его большее сознание - отступить назад; Тусклый и затмеваемый, его внешний человек старался Вновь почувствовать былое величие, Принести высокое спасительное прикасание, эфирное пламя, Вернуть назад свою крайнюю нужду в божественной Силе. Сила всегда изливалась, как внезапный дождь, Или медленно в его груди возрастало присутствие; Оно вновь взбиралось на какую-то запомнившуюся высоту Или взлетало над вершиной, с которой упало. Каждый раз, когда он поднимался, большее равновесие достигалось, Обитание на более высоком духовном плане; Свет пребывал в нём на большем пространстве. В этом колебании между землёй и небом, В этом невыразимом восхождении причастия В нём выросло, как растёт прибывающая луна, Великолепие целостности его души. Союз Реального с уникальным, Взгляд Единого из каждого лица, Присутствие Вечного в часах Расширило полувзгляд смертного ума на вещи, Преодолело разрыв между силой человека и Судьбой, Сделало целым фрагментарное существо, каким являемся мы здесь. Наконец, было завоёвано устойчивое духовное равновесие, Постоянное пребывание в царстве Вечного, Безопасность в Тишине и Луче, Поселение в Неизменном. Высоты его существа жили в неподвижном Я; Его разум мог покоиться на высочайшем основании И смотреть вниз на магию и игру, Где Бог-дитя возлежит на коленях у Ночи и Рассвета, А Вечное облекает себя в маскировку Времени. На тихие высоты и на беспокойные глубины Его ровный дух дал своё широкое согласие: Уравновешенная безмятежность спокойной силы, Широкий непоколебимый взгляд на волнения Времени Сталкивался с любым опытом при неизменном покое. Безразличный к горю и восторгу, Не обольщаемый чудом и зовом, Неподвижный, он созерцал поток вещей, Спокойно и обособленно поддерживая всё, что есть: Его духовная неподвижность помогала трудящемуся миру. Вдохновляемая тишиной и взглядом закрытых глаз, Его сила могла работать с новым всеозаряющим искусством Над сырым материалом, из которого сделано всё - И отказ масс Инерции, И серый фронт мирового Невежества, И несознательная Материя, и гигантская ошибка жизни. Как скульптор высекает божество из камня, Так он медленно откалывал тёмную оболочку, Линию защиты невежества Природы, Иллюзию и тайну Несознательного, В чей чёрный покров Вечный облекает свою голову, Так что он может действовать неузнанным в космическом Времени. Великолепие само-сотворения с вершин, Преображение в мистических глубинах, Более счастливая космическая работа могла начаться И сформировать облик мира в нём заново, Бог обретён в Природе, Природа осуществилась в Боге. Эта задача Силы в нём уже была видна: Жизнь построила свой дом на высоких вершинах своих; Его душа, ум, сердце стали единым солнцем; Лишь низшие сферы жизни оставались тусклыми. Но и там, в смутной тени жизни Был [слышен] труд и огненное дыхание; Двуликое небесное могущество работало под капюшоном, Наблюдаемое неподвижным покоем внутреннего Свидетеля. Даже в борющейся Природе, остающейся ниже, Наступали яркие периоды озарений: Молнии от славы за славой сгорали, Опыт был рассказом о блеске и огне, Воздух струился вокруг кораблей богов, Странные богатства приплывали к нему из Незримого; Великолепия прозрений наполняли пустоту мысли, Знание говорило с несознательными неподвижностями, Проливались реки блаженства и сияющей силы, Посещения красоты, штормовые потоки восторга Лились свыше из всемогущей Мистерии. Орлы Всеведения оттуда склонились. Плотная завеса была разорвана, могучий шёпот услышан; Повторяющийся в уединении его души, Крик мудрости от восторженных трансцендентностей Пел в горах невидимого мира; Голоса, слышимые внутренним слухом, Передавали ему свои пророческие высказывания, И, обёрнутые пламенем, вспышки бессмертного Слова, И вспышки оккультного Света откровения Приближались к нему из недостижимой Тайны. Вдохновенное Знание восседало воцарённым внутри, Чьи секунды освещают больше, чем годы разума: Мазок раскрывающего блеска падал, Подобно акценту, указывающему на Истину, И, как небесная вспышка, проявляющая всю землю, Быстрое интуитивное различение сияло. Единственный взгляд мог отделить истинное от ложного Или поднять его быстрый огонь факела в темноте, Чтобы проверить претендентов, толпящихся у врат разума, Покрытых поддельными подписями богов, Чтобы обнаружить магическую невесту под её маскировкой Или просканировать кажущееся лицо мысли и жизни.
Сообщение: 4051
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.11.22 21:16. Заголовок: Часто вдохновения с..
Часто [богиня] вдохновения с её молниеносными ногами, Внезапная посланница с всевидящих вершин, Пересекала беззвучные коридоры его ума, Принося её ритмическое чувство скрытых вещей. Музыка говорила, превосходя смертную речь. Как будто из золотого флакона Всеблаженства, Радость света, радость от внезапного взгляда, Восторг от волнующего бессмертного Слова Вливались в его сердце, словно в пустую чашу, Повторение первого восторга Бога, Творящего в юное и девственное время. На краткий миг пойманное в небольшом пространстве, Всезнание паковалось в великие бессловесные мысли, Поселяющие в выжидательную тишину его [Ашвапати] глубин Кристалл окончательного Абсолюта, Часть невыразимой Истины, Раскрываемой молчанием для безмолвной души. Интенсивная созидательница в его неподвижности творила; Сила её, нисходящая без слов, становилась всё более сокровенной; Она смотрела на видимое и непредвидимое, Не предполагаемые области она делала своими собственными владениями. Всевидение собралось в единый луч, Как когда глаза смотрят на невидимую точку, Пока через интенсивность одного светового пятна Апокалипсис мира образов Не войдёт в царство провидца. Огромная обнажённая рука великолепия внезапно поднялась; Она сняла непрозрачную вуаль Неведения: Немыслимо острый кончик её поднятого пальца Раскрыл огненным ударом закрытое Запредельное. Глаз пробудился в безмолвных высотах транса, Ум потянулся в невообразимое, Перепрыгнув одним опасным прыжком Высокую чёрную стену, скрывающую сверхсознание, Она ворвалась с вдохновенной речью вместо косы И разграбила обширное имение Непознаваемого. Собирательница бесконечно малых зёрен Истины, Переплётчица бесконечных переживаний, Она пронзала охраняемые тайны Мировой Силы И её магические методы, окутанные тысячью вуалей; Или она собирала потерянные секреты, обронённые Временем В пыли и трещинах его восходящего пути Посреди старых заброшенных мечтаний спешащего Ума И похороненных остатков забытых мест. Путешественница между вершиной и бездной, Она присоединяла далёкие края, непросматриваемые глубины, Или носилась вдоль дорог Рая и Ада, Преследуя любые знания, подобно гончей собаке. Репортёр и секретарь тайных мудрых бесед, Её сияющие минуты небесной речи, Пройдя через замаскированный кабинет оккультного ума, Транслируясь, дарили пророку и провидцу Вдохновенное тело мистической Истины. Стенографистка изысканий богов, Выразительница безмолвных видений Высочайшего, Она приносила бессмертные слова смертным людям. Над блестящей тонкой кривой ума, Освобождённые, подобные лучащемуся воздуху, затуманивающему луну, Широкие пространства видения без грани Или предела проплывали в поле зрения его духа. Океаны бытия встречали его путешествующую душу, Призывая к бесконечному открытию; Безвременные сферы радости и абсолютного могущества Простирались, окружённые вечной тишиной; Пути, ведущие к бесконечному счастью, Бежали, подобно улыбкам сновидений, через медитирующие просторы: Раскрытые, в золотом сиянии мига стояли Белые солнечные степи в неисследованной Бесконечности. Вдоль обнажённой кривой в беспредельности Себя Моменты, что пробегают сквозь закрытое сердце вещей, Оттеняются неопределимой линией, Что несёт Вечное сквозь годы. Магический порядок космического Ума Принуждает свободу бесконечности С [её] абсолютным множеством символических фактов Природы И непрерывными сигналами от событий жизни Превращать случайные повторения в законы, Хаос знаков - во вселенную. Из богатых чудес и замысловатых узоров Танца духа с Материей в качестве его маски Баланс мирового дизайна стал ясен, Его симметрия самоорганизующихся эффектов Управляемая в глубоких перспективах души, И реализм его иллюзорного искусства, Его логика бесконечного интеллекта, Его магия изменяющейся вечности. Отблеск был пойман вещей, всегда неизвестных: Буквы выступали из неподвижного Слова: В незыблемом безымянном Источнике Было видно появляющийся, как из бездонных морей, След идей, что создали мир, И посеянное в чёрную землю транса Природы Семя слепого и огромного желания Духа, Из которого дерево космоса было задумано И простёрло свои волшебные руки сквозь видение пространства. Необъятные реальности приняли форму: Там из тени Неизвестного выглянуло Бестелесное Безымянное, что видело Бога рождённым И пытается извлечь из разума и души смертного Бессмертное тело и божественное имя. Неподвижные губы, большие ирреальные крылья, Облик, замаскированный сверхсознательным Сном, Глаза с закрытыми веками, что видят все вещи, Появились Архитектора, что созидает в трансе. Изначальное Желание, рождённое в Пустоте, Выглянуло наружу; он видел надежду, что никогда не спит, Ноги, бегущие за мимолётной судьбой, Невыразимое значение бесконечной мечты. Едва ли на мгновение мелькнув, невидимый для Разума, Как будто факел, удерживаемый силой Бога, Сияющий мир вечной Истины Мерцал, как слабая звезда, окружённая ночью, Над сверкающим хребтом золотого Надразума. Даже были пойманы, как сквозь искусную завесу, Улыбка любви, что санкционирует долгую игру, Спокойная снисходительность и материнские груди Мудрости, Вскармливающие детский смех Шанса, Тишина, кормилица силы Всемогущего, Всезнающее молчание, чрево бессмертного Слова, И Безвременности всё ещё задумчивое лицо, И творящий глаз Вечности. Вдохновляющая богиня вошла в грудь смертного, Основала там её кабинет предсказующей мысли И святилище пророческой речи, И воссела на треноге ума: Всё было сделано широко свыше, всё освещено внизу. В сердцевине тьмы она откопала источники света, На неизведанные глубины наложила форму, Предоставила вибрирующий крик несказанным просторам, И через великие бескрайние, безмолвные, беззвёздные широты Принесла на землю фрагменты мысли откровения, Высеченные из безмолвия Невыразимого. Голос в сердце произнёс несказанное Имя, Мечта о поиске Мысли, странствующей через Космос, Вошла в невидимый и запретный дом: Сокровище было найдено в божественный День. В глубоком подсознании её драгоценная лампа воссияла; Поднимаемая, она осветила богатства Пещеры, Где, скупыми торговцами смыслом Неиспользованные, охраняемые под лапами Дракона Ночи, В складки бархатной тьмы драпированные, спят они, Чья неизмеримая ценность могла бы спасти мир. Темнота, несущая утро в её груди, Искала вечный широкий возвращающийся отблеск В ожидании появления большего луча И спасения потерянных стад Солнца. В великолепной расточительности потерь Бога, Неосторожно обронённые в затратной работе творения, Оставленные в трущобах бездонного мира И украденные грабителями Глубины, Золотые шекели Вечной лжи, Накопленные от прикосновения, взгляда и желания мысли, Заперты в слепых пещерах невежественного потока, Чтобы люди не нашли их и не стали как Боги. Видение, освещённое с невидимых высот, Мудрость, просвещённая из безмолвных глубин: Более глубокая интерпретация увеличивала Истину, Грандиозная перестановка Ночи и Дня; Все ценности мира изменились, возвышая цель жизни; Слово мудрее, мысль шире пришли, Чем может принести медленный труд человеческого разума, Тайный смысл проснулся, что может воспринимать Присутствие и Величие всюду. Вселенная больше не была этим бессмысленным вихрем, Несомым по кругу инерцией на огромной машине; Она отбросила свой грандиозный безжизненный фасад, [Становясь] уже не механизмом или работой Случайности, А живым движением тела Бога. Дух, скрытый в силах и формах, Был зрителем подвижной сцены: Красота и непрекращающееся чудо Впустили сияние Непроявленного: Бесформенное Вечное двигалось в нём, Ища свою совершенную форму в душах и вещах. Жизнь больше не сохраняла унылый и бессмысленный облик. В борьбе и потрясениях мира Он видел труд рождения бога. Тайное знание замаскировано под Невежество; Судьба покрыта невидимой необходимостью Игры возможностей всемогущей Воли. Слава, восторг и обаяние, Все-Блаженство пребывали неизвестными в сердце; Боли Земли были искуплением для её запертого наслаждения. Радостное общение скрашивало проходящие часы; Дни были путешественниками по предназначенной дороге, Ночи - спутниками его размышляющего духа. Небесный импульс оживил всю его грудь; Блуждание во Времени превратилось в великолепный марш; Божественный Гном возвышался над непокорёнными мирами, Земля стала слишком тесной для его победы. Лишь однажды отметив тяжёлый след Слепой Силы на человеческой малости, Жизнь теперь обрела верный подход к Богу, Существования божественный эксперимент И космос возможностей души. Мир был зачатием и рождением Духа в Материи в живых формах, А Природа несла Бессмертного в её чреве, Чтобы благодаря ему она могла подняться к вечной жизни. Его существо лежало в ярком неподвижном мире И купалось в источниках чистого духовного света; Оно бродило по широким полям мудрости Я, Залитым лучами вечного солнца. Даже "я" его тонкого тела внутри Могло поднять земные части к высшим вещам И почувствовать на них дыхание небесного воздуха. Оно уже путешествовало к божественности: Поднятое крылатыми ветрами быстрой радости, Поддержанное Светом, который оно не всегда могло удержать, Оно сократило дистанцию ума от верховной Истины И утратило неспособность жизни к блаженству. Всё подавленное в нас стало появляться теперь.
Так происходило освобождение его души от Невежества, Первое духовное изменение его ума и тела. Обширное знание о Боге проливалось свыше, Новое знание о мире расширялось изнутри: Его ежедневные мысли смотрели ввысь на Истину и Единое, Его самые обычные дела направлялись внутренним Светом. Пробудившись к линиям, которые скрывает Природа, Настроясь на её движения, которые превосходят наш кругозор, Он стал единым с тайной вселенной. Его понимание удивляло источники её самых могущественных энергий; Он говорил с неизвестными Стражами миров, Формы, что он рассмотрел, наши смертные глаза не видят. Его широко раскрытые глаза оформляли существ без облика, Он видел космические силы за их работой И чувствовал оккультный импульс за волей человека. Тайны времени были для него часто читаемой книгой; Записи будущего и прошлого Излагали их выдержки на эфирной странице. Единый и гармоничный с мастерством Создателя, Человек в нём ходил с божественным; Его действия не предавали внутреннее пламя. Это ковало величие его вида на земле. Гений возрастал в клетках его тела, Что осознавало смысл его ограждённых судьбой работ, Сродни маршу незавершённых Сил За пределами свода жизни в безграничности духа. Он жил обособленно в одиночестве своего ума, Полубог, формирующий жизни людей: Стремление одной души поднимало расу; Сила работала, но никто не знал, откуда она пришла. Универсальные силы были связаны с его [силами]; Заполняя малость земли их безграничной широтой, Он притягивал энергии, что трансмутируют эпоху. Неизмеримый обычным взглядом, Он сделал великие мечты формой для грядущих вещей И запускал свои дела, как бронзу, на годы вперёд. Его прогулка сквозь Время опережала человеческий шаг. Одиноки его дни и роскошны, как [дни] солнца.
Сообщение: 4052
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.11.22 22:59. Заголовок: Тайное знание На в..
Тайное знание
На вершине он стоял, что смотрела на более великие вершины. Наши ранние приближения к Бесконечному - Это великолепия восхода солнца на чудесной грани, Когда медлит, ещё невидимое, славное солнце. То, что мы видим теперь, - тень от того, что должно прийти. Взгляд Земли на отдалённое Неизвестное - Лишь предисловие к эпическому подъёму Человеческой души из её плоского земного состояния К открытию большего Я И к далёкому сиянию вечного Света. Этот мир - начало и основа, Где Жизнь и Ум воздвигают свои структурированные мечты; Нерождённая Сила должна построить реальность. Смертная малость - не всё, чем мы являемся: Бессмертные наши забытые просторы Ожидают открытия на наших вершинах себя самих; Неизмеримые широты и глубины бытия - наши. Сродни невыразимой Тайне Мистическое, вечное в нереализованном Времени Соседство Небес и Природных вершин. В эти высокогорные владения, запечатанные для нашего поиска, Слишком далёкие от поверхностных почтовых маршрутов Природы, Слишком величественные для наших смертных жизней, чтобы [они могли] дышать, Забытые глубоко в нас родственные связи И слабый голос экстаза и молитвы Зовут к тем лучащимся потерянным необъятностям. Даже когда мы не можем взглянуть в наши души Или лжём, заключённые в земное сознание, Всё же в нас есть части, которые растут к свету, Ещё есть освещённые тропы и безмятежные небеса, И Эльдорадо великолепия и экстаза, И храмы[, посвящённые] божеству, которые никто не видит. Бесформенная память удерживается в нас до сих пор, И временами, когда наш взгляд обращается внутрь, Невежественная завеса Земли снимается с наших глаз; Это короткий чудесный побег. Эта узкая кайма захваченного опыта, Которую мы оставляем позади, отмеряется нам в качестве жизни, [Как] наши маленькие прогулки, наши недостаточные достижения. Наши души могут посетить в великие одинокие часы Тихие регионы непреходящего Света, Всевидящие орлиные вершины безмолвного Могущества И лунно-пламенные океаны быстрого бездонного Блаженства, И спокойные необъятности духовного пространства. В процессе разворачивания Себя Иногда невыразимая Мистерия Выбирает человеческий сосуд для нисхождения. Ощущается дуновение горнего воздуха, Присутствие рождается, пробуждается путеводный Свет, Тишина ложится на инструменты: Замершее, неподвижное, как мраморный монумент, Каменно-спокойное, тело выглядит пьедесталом, Поддерживающим фигуру вечного Мира. Или Сила откровения охватывает, полыхая; С некоего гигантского верховного континента Знание прорывается при перемещении его сияющих морей, И Природа трепещет от силы, от пламени. Иногда более великая Личность Овладевает нами, которую мы всё же узнаём, как нашу: Или мы поклоняемся Мастеру наших душ. Тогда маленькое телесное эго истончается и спадает; Больше не настаивая на его отдельном "я", Теряя формальность его отдельного рождения, Оно оставляет нас одним [целым] с Природой и с Богом. В моменты, когда возжигаются внутренние лампы, А заветные гости жизни оставлены снаружи, Наш дух одиноко сидит и говорит с его глубинами. Более широкое сознание открывает тогда свои двери; Вторгаясь из духовных безмолвий, Луч вневременной Славы склоняется ненадолго Пообщаться с нашей выхваченной [им] освещённой глиной, И оставляет свою огромную белую печать на наших жизнях. В забывчивом поле смертного ума, Раскрываясь для закрытых глаз пророка в трансе Или в каком-то глубоком внутреннем одиночестве, Свидетельствуемые странным нематериальным чувством, Появляются сигналы вечности. Истина, что разум не может знать, раскрывает своё лицо, Мы слышим то, что смертные уши никогда не слышали, Мы ощущаем то, что земные чувства никогда не ощущали, Мы любим то, что обычные сердца отвергают и [чего] боятся; Наши умы смолкают пред ярким Всезнанием; Голос зовёт из палат души; Мы встречаем экстаз от прикасания Божества В золотых уединениях бессмертного огня. Эти знаки - родные для более широкого "я", Что живёт в нас самих, невидимое нами; Лишь иногда входит [его] более святое влияние, Прилив более могучих волн несёт нашу жизнь, А божественное Присутствие движет [нашей] душой; Или сквозь земные покровы что-то врывается, Благодать и красота духовного света, Воркующий язык небесного огня. Мы сами — [тот] высший незнакомец, которого мы ощущаем, Он здесь и действует невидимым, как если бы его не было; Он следует линии вечного рождения И всё же кажется гибнущим со своей смертной оболочкой. Уверенный, что Апокалипсис должен настать, Он не считает моментов и часов; Великий, терпеливый, спокойный, он смотрит, как проходят века В ожидании медленного чуда нашего изменения В уверенном целенаправленном процессе мировой силы И в долгом марше всераскрывающего Времени. Это источник и главный ключ, Безмолвие над головой, внутренний голос, Живой образ, восседающий в сердце, Ширь без стен и бездонная точка, Истина всех этих загадочных явлений в Космосе, Реальное, к которому движутся наши усилия, Тайный грандиозный смысл наших жизней. Сокровище мёда в сотах Бога, Великолепие, сияющее в мрачном плаще, Это наша слава пламени Бога, Наш золотой фонтан восторга в мире, Бессмертие под капюшоном плаща смерти, Образ нашей нерождённой божественности. Он охраняет для нас нашу судьбу в глубинах внутри, Где спит вечное семя преходящих вещей. Всегда мы носим в себе магический ключ, Скрытый в герметичной оболочке жизни. Пылающий Свидетель в святилище Взирает сквозь Время и глухие стены Формы; Безвременный Свет сияет в его скрытых глазах; Он видит тайные вещи, что могут говорить без слов, И знает цель несознательного мира И сердце тайны путешествующих лет. Но всё погружённо, подсознательно, мистично; Ему нужно интуитивное сердце, поворот внутрь, Ему нужна сила духовного взора. Иначе под мелким сиюминутным взглядом нашего бодрствующего ума Бесцельный вояж окажется нашим сомнительным курсом, Некой Возможностью, что устроена или поставлена на карту некой Волей, Или Необходимостью без цели или причины, Невольно вынужденной появиться и быть. В этой плотной области, где нет ничего ясного или уверенного, Само наше существо кажется нам сомнительным, Наша жизнь - смутным экспериментом, душа - Мерцающим светом в странном невежественном мире, Земля - грубой механической случайностью, Сетью смерти, в которой по воле случая мы живём. Всё, что мы узнали, кажется сомнительным предположением, Достигнутое исполнение - отрезком или этапом [на пути], Чей далёкий итог скрыт от нашего взгляда, Случившейся удачей или случайной судьбой. От неизвестного мы движемся к неизвестному. Наше краткое существование здесь всегда окружено Серыми тенями вопросов, оставшихся без ответа; Безвестные тайны тёмного Несознания Остаются неразгаданными за стартовой линией Судьбы. Стремление в глубине Ночи, Семя погибающего тела и полуосвещённого ума, Возносит свой одинокий язык сознательного огня К бессмертному Свету, всегда теряемому; Но оно слышит, как единственное эхо своего зова, Смутный ответ в несознающем сердце человека, И встречает, не понимая, зачем оно пришло, Или по какой причине здесь страдает, Санкцию Бога на парадокс жизни И загадку рождения Бессмертного во времени. Вдоль пути серпантина эонов, В закрученной темноте, не ведая своего пути, Земля-Богиня трудится, [шествуя] по пескам Времени. Существо есть в ней, которое она надеется узнать, Слово говорит её сердцу, которого она не слышит, Судьба принуждает, чей облик она не видит. В её бессознательном кружении через Пустоту Из своих безумных глубин она стремится подняться, Опасная жизнь - её достижение, борющаяся радость; Мысль, что может понять, но вряд ли знает, Медленно возникает в ней и создаёт Идею, речь, что больше маркирует, чем освещает; Дрожащая радость, меньшая, чем блаженство, Вторгается от всей той красоты, что должна умереть. Встревоженная печалью, что влечётся за её ногами, И сознающая высокие вещи, которые ещё не победили, Она всегда вскармливает в своей бессонной груди Внутреннее побуждение, которое отнимает у неё отдых и покой. Невежественная и усталая, но непобедимая, Она ищет через войну души и трепетную боль Чистое совершенство, в котором нуждается её испорченная природа, Дыхание Бога на её камне и болоте. Веры она жаждет, что может пережить поражение, Сладости любви, что не знает смерти, Сияния истины, навсегда правдивой. Свет растёт в ней, голос она воспринимает, Её состояние она учится читать и действие, что она совершила, Но одна необходимая истина ускользает от её понимания, Что она сама и всё, что она [представляет], является символом. Невнятный шепот ведёт её шаги, Которого она чувствует силу, но не смысл; Немногие редкие указания приходят, как руководство, Огромные вспышки предвидения рассекают её мозг, И иногда в её часы мечты и вдохновения Истина, которую она не заметила, смотрит на неё Как будто издалека, и всё же изнутри её души. Приближается изменение, что ускользает от её догадок И, всегда откладываемое, заставляет пытаться и надеяться, И всё же кажется слишком великим, чтобы смертная надежда осмелилась на него. Её встречает видение высочайших Могуществ, Что притягивают её, будто могучие родственники, потерянные, Что приближаются с отстранённым великим сияющим взором. Затем она движется ко всему, что не она, И протягивает руки к тому, что никогда не принадлежало ей. Простирая руки к бессознательной Пустоте, Страстная, она молится невидимым формам богов, Прося у немой Судьбы и тяжёлого Времени то, Что больше всего ей нужно, что больше всего превосходит её масштаб, - Разум, не посещаемый отблесками иллюзии, Волю, выражающую божественность души, Силу, не вынужденную спотыкаться из-за своей скорости, Радость, что не тянет [за собой] печаль, как свою тень. По ним она тоскует и чувствует их предназначенными ей: Привилегию Небес она требует, как её собственное право. Справедливо её требование, утверждённое всевидящими Богами, Ясное в более великом свете, чем имеет ум: Наши интуиции - его заглавные действия; Наши души принимают то, от чего отказываются наши слепые мысли. Крылатые химеры Земли - это кони Истины в Небесах, Невозможное Божественное знамение о вещах, должных быть. Но немногие могут заглянуть за пределы нынешнего состояния Или перепрыгнуть эту путанную изгородь смысла. Всё, что происходит на земле и за её пределами, Есть части беспредельного плана Единого, хранящегося в его сердце и известного ему одному. Наши внешние события имеют их семена внутри, И даже эта случайная Судьба, что подражает Шансу, Эта масса непонятных результатов Есть немой график истин, что работают незримыми: Законы Неизвестного создают известное. События, которые формируют облик наших жизней, - Этот шифр подсознательных дрожаний, Которые мы редко застаём [врасплох] или смутно чувствуем, - Являются результатом подавленных реальностей, Что вряд ли поднимаются в материальный день: Они рождены от солнца духа скрытых сил, Роющих туннель посредством критической ситуации. Но кто проникнет в таинственную пропасть И узнает, в чём глубокая потребность души, Предопределяющей случайный поступок и следствие? Поглощённые рутиной ежедневных действий, Наши глаза прикованы к внешней сцене; Мы слышим грохот колёс Обстоятельств И удивляемся скрытой причине вещей. Всё же предвидящее Знание могло бы стать нашим, Если б мы могли занять позицию нашего духа внутри, Если б мы могли слышать приглушённый голос демона. Слишком редко тень того, что должно произойти, Отбрасывается на мгновение в тайное чувство, Которое испытывает шок от невидимого, И редко в тех немногих, кто даёт ответ, Могучий процесс космической Воли Передаёт его образ нашему взору, Отождествляя ум мира с нашим. Наш диапазон установлен внутри переполненного круга Того, что мы наблюдаем и к чему прикасаемся, и мысль может угадывать И изредка озаряться светом Неизвестного, Пробуждающим в нас пророка и провидца. Внешнее и непосредственное - это наша область, Мёртвое прошлое - наш фон и поддержка; Ум держит душу заключенной, мы рабы своих действий; Мы не можем освободить свой взгляд, чтобы достичь солнца мудрости. Наследник краткого животного ума, Человек, всё ещё ребёнок в могучих руках Природы, Живёт в последовательности моментов; Имеет тесное право на изменение настоящего; Его память глядит назад на призрачное прошлое, Будущее бежит впереди него по мере того, как он движется; Он видит воображаемые одежды, а не лицо. Вооруженный ограниченной ненадёжной силой, Он защищает плоды своего труда от неблагоприятных случайностей. Борющееся невежество - спутник его мудрости: Он ждёт, чтобы увидеть последствия своих действий, Он ждёт, чтобы оценить уверенность своих мыслей, Он не знает, чего он должен достичь и когда; Он не знает, выживет ли он, наконец, Или закончит, подобно мастодонту и ленивцу, И исчезнет с лица земли, где он был царём. Он не знает смысла своей жизни, Он не знает о своей высокой и чудесной судьбе. Лишь Бессмертные на их бессмертных высотах, Обитающие за стенами Времени и Пространства, Мастера жизни, свободные от оков Мысли, Которые являются надзирателями Судьбы, Шанса и Воли И экспертами теоремы о мировой необходимости, Могут видеть Идею, Могущество, что изменяют курс Времени, Что приходят, облачённые светом из неоткрытых миров, Слышать, в то время как мир трудится со своим глубоко слепым сердцем, Скачущие копыта непредвиденного события, Несущие сверхчеловеческого Всадника, близкого И безразличного к шуму Земли и к испуганному крику, Возвращающимся в тишину холмов Бога; Как молния блещет, как гром раздаётся, так они проходят И оставляют свой след на вытоптанной груди Жизни. Над миром стоят создатели мира, В явлении видят его мистический источник. Они не обращают внимания на обманчивую внешнюю игру, Они не поворачиваются на оживлённый топот момента, Но прислушиваются со спокойным терпением Нерождённых К медленным шагам далёкой Судьбы, Приближающимся через огромные расстояния Времени, Не замечаемым глазами, которые видят эффект и причину, Неслышимым посреди шума человеческого плана. Внимательные к Истине, что невидима, они улавливают, Будто звук от незримых крыльев Авгура, Голоса непостижимого значения, Бормотания, что размышляют в ядре сна Материи. В глубоком прислушивании сердца они могут уловить Шумы, потерянные беззаботным ухом Жизни, Пророческую речь во всезнающем трансе Мысли. Над иллюзией надежд, что проходят, За видимостью и очевидным действием, За этим часовым механизмом Возможности и смутных предположений, Среди борьбы сил, топчущих ног, Сквозь крики боли и радости, Сквозь триумф, борьбу и отчаяние Они наблюдают Блаженство, О котором сердце Земли кричало на долгом пути, Что не может видеть свой конец, Вьющемся незамеченным сквозь скептические дни, И встречают его, направляя беспечно движущийся мир. Так замаскированное Трансцендентное взойдет на свой трон. Когда тьма сгущается, удушая грудь земли, И телесный ум человека - единственная лампа, Как у вора в ночи, будет скрытая поступь того, Кто невидимым войдёт в его дом. Чуть слышный голос заговорит, душа повинуется, Сила прокрадётся во внутренние покои ума, Очарование и сладость откроют запертые двери жизни, И красота покорит сопротивляющийся мир, Свет Истины захватит природу врасплох, Хитрость Бога заставит сердце блаженствовать, А земля неожиданно станет божественной. В Материи будет гореть сияние духа, В теле за телом зажжётся священное рождение; Ночь пробудится под гимн звёзд, Дни станут счастливым маршем пилигрима, Наша воля - силой вечного Могущества, А мысль - лучами духовного солнца. Немногие увидят то, что ещё никто не понимает; Бог будет расти, пока мудрецы говорят и спят; Ибо человек не должен знать прихода до его часа, И веры не будет, пока работа не будет сделана.
Сознание, которое не знает своей собственной истины, Бродячий охотник за зорями, вводящими в заблуждение, Между тёмным и светлым концами существа Движется здесь в полусвете, что кажется целым: Междуцарствие в Реальности Отсекает интегральную Мысль, тотальную Силу; Оно кружит или стоит в смутном промежутке [interspace], Сомневаясь в его начале и в его окончании, Или бежит по дороге, что не имеет конца; Вдали от изначальных Сумерек, от последнего Пламени В некой огромной пустоте Несознательного оно живёт, Как мысль, сохраняющаяся в широкой пустоте. Как непонятная фраза Предполагает миллион толкований Умом, Так оно придаёт значение случайному миру. Предположение, основанное на сомнительных доказательствах, Неправильно понятое сообщение, запутанная мысль, Потерявшая свою цель - это всё, что оно может сказать, Или [один] фрагмент универсального слова. Оно оставляет две гигантские буквы лишёнными смысла, В то время как без санкции поворачивает средний знак, Несущий загадочную вселенную, Как если бы настоящее без будущего или прошлого, Повторяющее вихрь всё той же революции, Повернулось вокруг его оси в своей Пустоте. Так скрыто значение творения; Ибо без контекста читается космическая страница: Её знаки смотрят на нас, как неизвестный скрипт, Как будто появившаяся, заслонённая чужим языком Или кодом из блистающих знаков без ключа Частица притчи возвышенного. Это открывает глазам бренного существа Великолепие бесполезного чуда; Тратя себя, так что это может продлиться какое-то время, Как река, что никогда не сможет найти своё море, Оно бежит через жизнь и смерть на краю Времени; Огонь в ночи - это пламя его могучего действия. Это наша глубочайшая потребность - вновь соединить то, Что сейчас разделено, противоположно и двойственно, Удалено в независимые сферы, что никогда не встречаются Или противостоят, как дальние полюса Ночи и Дня. Мы должны заполнить огромную бездну, что мы создали, Соединить закрытые одинокие согласные конечного С открытыми гласными Бесконечности, Дефис, узкий перешеек восходящей души, Должен соединить Материю и Ум: Мы должны возобновить тайную связь в вещах, Наши сердца вспоминают потерянную божественную Идею, Воссоздают совершенное слово, объединяют Альфу и Омегу в единый звук; Тогда Дух и Природа станут едины. Два конца есть у загадочного плана. В широком беззначном эфире Себя, В неизменном Безмолвии, белом и обнажённом, Отстранённые, сияющие, как золотые ослепительные солнца, Скрытые лучами, которые не может выдержать смертный взгляд, Голые и абсолютные потенции Духа Пылают в одиночестве мыслей Бога. Восторг, сияние и молчание, Освобождённые от приближения раненных сердец, Отвергающие Идею, что смотрит на горе, Удалённые от Силы, что кричит от её боли, Они живут в его неотъемлемом блаженстве. Безупречные в само-знании и само-силе, Спокойные, они отдыхают в вечной Воле. Только её закон они учитывают и ей подчиняются; У них нет цели достичь, нет цели служить. Неумолимые в их вневременной чистоте, Они отказываются от любого обмена или взятки поклонения; Не затрагиваемые криком бунта и невежественной молитвой, Они не подсчитывают нашу добродетель и наш грех; Они не снисходят до голосов, которые умоляют, Они не поддерживают отношений с ошибкой и её правлением; Они стражи молчания Истины, Они хранители неизменного указа. Глубокая сдача - источник их силы, Тихая идентичность - их способ знать, Неподвижность - их действие, подобное сну. В покое, рассматривая проблемы под звёздами, Бессмертные, наблюдая работы Смерти и Случайности, Неподвижные, видя, как проходят тысячелетия, Незатронутые, пока разворачивается длинная карта Судьбы, Они смотрят на нашу борьбу беспристрастными глазами, И всё же без них не может быть космоса. Непроницаемое для желания, гибели и надежды, Их положение нерушимой мощи Неподвижно поддерживает колоссальную задачу мира, Его невежество освещается их знанием, Его стремление продлевается их безразличием. Как высота тянет низкое всегда подниматься, Как широта призывает мелкое к приключению простора, Их отстранённость заставляет человека превзойти себя. Наша страсть поднимается, чтоб сочетаться с покоем Вечного, Наш разум, ищущий гномов, - чтобы встретить свет Всеведающего, Наши беспомощные сердца - чтобы хранить силу Всемогущего. Соглашаясь с мудростью, сотворившей ад, И с суровой полезностью смерти и слёз, Соглашаясь с постепенными шагами Времени, Они кажутся беззаботными при горе, которое жалит сердце мира, Беззаботными при боли, которая раздирает его тело и жизнь; Выше радости и печали проходит это величие: Они не имеют доли в добре, что умирает, Безмолвные, чистые, они не участвуют в совершённом зле; Иначе их сила может быть омрачена и не сможет спасти. Живя в истине, что обитает в крайностях Бога, Пробуждённый к движению всевидящей Силы, Медленный итог долгих неоднозначных лет И неожиданное благо от горестных дел Бессмертный видит не так, как мы тщетно видим. Он смотрит на скрытые аспекты и силы за сценой, Он знает закон и естественный порядок вещей. Не движимый краткой волей жизни действовать, Не стеснённый побуждениями жалости и страха, Он действует, не спеша развязать космический узел Или успокоить раздражённое терзаемое сердце мира. Он ожидает час Вечного во времени. Всё же есть духовная тайная помощь; Пока проявляются медлительные витки Эволюции, А Природа прорубает свой путь благодаря непреклонному Божественному вмешательству, воцарённому выше. Живя в мёртвой вращающейся вселенной, Мы не кружим здесь на случайном земном шаре, Брошенные для выполнения задачи свыше наших сил; Даже через запутанную анархию, названную Судьбой, И через горечь смерти и падения Поддерживающая Рука ощущается в наших жизнях. Она рядом с нами в бесчисленных телах и рождениях; В её неслабеющем захвате она хранит для нас в безопасности Единый неизбежный высший результат, Который ни воля не может отнять, ни рок изменить, Корону сознательного Бессмертия, Что Бог обещал нашим борющимся душам, Когда сердце первого человека осмелилось [согласиться] на смерть и страдающую жизнь. Тот, кто сформировал этот мир, навсегда его бог: Наши ошибки - его шаги на пути; Он работает через жестокие превратности наших жизней, Он работает через тяжёлое дыхание битвы и труда, Он работает через наши грехи и печали и наши слёзы, Его знание отрицает наше невежество; Какую бы видимость мы ни должны были носить, Какими бы ни были наши серьёзные беды и настоящая судьба, Когда мы не видим ничего, кроме течения и несчастий, Могучее Руководство неслышно ведёт нас через всё это. После того, как мы станем служить этому великому разделённому миру, Блаженство и единство Бога станут нашим врождённым правом. Дата установлена в календаре Неизвестного, Годовщина возвышенного Рождения: Наша душа оправдает её изменчивую прогулку, Всё приблизится, что сейчас ничтожно или далеко. Эти спокойные и отдалённые Могущества должны, наконец, [начать] действовать. Неподвижные, готовые к выполнению предназначенной им задачи, Вечно мудрые, сострадательные Великолепия Ожидают звук голоса Воплощённого, Чтоб перепрыгнуть и замостить пропасти Неведения, Исцелить глухие тоскующие низины Жизни И заполнить бездну, которой является вселенная. Тем временем здесь, на противоположном полюсе Духа, В тайне глубин, которые выстроены Богом Для его обители ниже взгляда Мыслителя, В этом компромиссе совершенной Абсолютной Истины Со Светом, что обитает возле тёмного конца вещей, В этой трагикомедии божественной маскировки То, что долго и далеко ищется для радости, всегда рядом, В грандиозной мечте, из которой создан мир, В этом золотом куполе на основе чёрного дракона Сознательная Сила, что действует в груди Природы, Чернорабочая в космической схеме, Несущей глиняные изображения нерождённых богов, Исполнительница неизбежной Идеи, Стеснённая, окружённая обручами Судьбы, Терпеливая попечительница медленного бесконечного Времени С часу на час снимает её тайное бремя. Всё это она предвидит в замаскированных императивных глубинах; Немое намерение несознательных низин Отвечает воле, что смотрит с высот, А первый слог развивающегося Слова, Тяжеловесный, грубо-зримый, содержит его сияющее завершение, Причастен к обширному нисхождению с побеждающих вершин И предвещает душе необозримый восход. Всё здесь, где каждое существо кажется одиноким "я", - Это фигуры единственного трансцендентного Единого: Только им они существуют, его дыхание - их жизнь; Невидимое Присутствие формирует забытую глину. Партнёр в игре могущественной Матери, Единый сощёл на сомнительный вращающийся шар, Чтобы скрыться от её преследования в силе и форме. Тайный дух во сне Несознательного, Бесформенная Энергия, безмолвное Слово, Он был здесь прежде, чем могли возникнуть элементы, Прежде, чем появился свет ума или смогла дышать жизнь. Соучастник её космического притворства, Свои видимости он превращает в реальные формы И приравнивает символ к правде: Он придаёт своим вневременным мыслям форму во Времени. Он есть субстанция, он - самость вещей; Она выковала из него свои произведения мастерства и могущества: Она окутывает его магией своего настроения И превращает его мириады истин в свои бесчисленные мечты. Мастер бытия сошёл к ней, Бессмертное дитя, рождённое в мимолётные годы. В производимых предметах, в людях, которых она зачинает, Мечтая, она преследует свою идею о нём, И ловит здесь взгляд, а там - жест: Всегда он повторяет в них свои бесчисленные рождения. Он и Создатель, и мир, что он создал, Он - видение, и он - Видящий; Он сам и актёр, и действие, Он сам и знающий, и знаемое, Он сам и мечтатель, и мечта. Есть Двое, кто есть Одно и играют во многих мирах; В Знании и Невежестве они говорили и встречались, А свет и тьма - это чередование их глаз; Наше удовольствие и боль - их борьба и объятие, Наши дела, наши надежды сокровенно близки их истории; Они сочетаются тайно в нашей мысли и жизни. Вселенная - это бесконечный маскарад, Ибо ничто здесь не является тем, чем кажется; Это сновидческое видение истины, Которое, если бы не сон, не было бы полностью истинным, Феномен выделяется, как что-то значительное, На тусклом фоне вечности; Мы замечаем [лишь] его лицо и пропускаем всё, что он означает; Видя часть, мы принимаем её за целое. Так они создали их игру с нами в ролях: Автор и актёр с самим собой в качестве сцены, Он движется там как Душа, как Природа - она. Здесь, на земле, где мы должны исполнять наши роли, Мы не знаем, как будет проходить курс драмы; Произносимые нами предложения завуалированы в их мыслях. Она удерживает от нашего взгляда её могущественный план: Она скрыла свою славу и своё блаженство И замаскировала Любовь и Мудрость в её сердце; Из всего чуда и красоты, принадлежащих ей, Мы можем ощутить лишь затемнённую малую частичку. Он тоже выглядит здесь уменьшенным божеством; Он оставил своё всемогущество, Своё спокойствие он утратил и бесконечность. Он знает только её, он забыл себя; Для неё он отказывается от всего, чтобы сделать её великой. Он надеется заново найти себя в ней, Воплощаясь, обвенчать его бесконечный мир С экстазом её творящей страсти. Хотя [он] и владелец земли и небес, Он оставляет ей космическое управление И наблюдает за всем, Свидетель её зрелища. Статист на её сцене, Он не говорит ни слова или прячется за кулисами. Он рождается в её мире, ждёт её воли, Предугадывает значение её загадочных жестов, Колеблющиеся случайные повороты её настроения, Выясняет её намерения, которых она, похоже, не знает, И служит её тайной цели на долгое Время. Он поклоняется ей, как слишком великой для него; Он обожает её, как регента его желаний, Он уступает ей, как инициатору его воли, Он возжигает фимиам своих ночей и дней, Предлагая свою жизнь, великолепие жертвы. Восторженный поверенный её любви и грации, Для него его блаженство в ней - весь его мир: Благодаря ей он возрастает во всех силах его существа; Он читает её скрытую Божественную цель в вещах. Или, будучи придворным в её бесчисленных свитах, Довольствуется тем, чтобы быть с ней и чувствовать её рядом, Он извлекает максимум из той малости, что она даёт, И всё, что она делает, украшается его собственным удовольствием. [Её] взгляд может сделать весь его день счастливым, Слово из её уст окрыляет восторгом на часы. Он полагается на неё во всём, что он делает и чем является: Из её щедрых даров он строит свои гордые счастливые дни И тянет за собой украшенную павлиньим плюмажем радость жизни И солнц во славе её мимолётной улыбки. Тысячью способов он служит её королевским потребностям; Он заставляет часы вращаться вокруг её воли, Делает всё отражающим её прихоти; всё это их игра; Весь этот огромный мир - это только он и она.
Сообщение: 4053
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 11.11.22 23:01. Заголовок: Это узел, что связыв..
Это узел, что связывает звёзды вместе: Двое, являющиеся одним, - это секрет всего могущества, Двое, являющиеся одним, - это сила и право в вещах. Его душа, безмолвная, поддерживает мир и её, Его действия - это реестры её повелений. Счастливый, инертный, он лежит у неё под ногами: Свою грудь он предлагает для её космического танца, От которого наши жизни - это трепещущий театр, И никто не может вынести [представление], кроме его силы внутри, И всё же никто не покидает из-за его восторга. Его работы, его мысли были придуманы ею, Его существо - это её гигантское зеркало: Активный, вдохновляемый ею, он говорит и движется; Его дела подчиняются невысказанным требованиям её сердца: Пассивный, он переносит влияния мира, Как будто её прикасания формируют его душу и жизнь: Его путешествие через дни - это её солнечный марш; Он бежит по её дорогам; её курс - его. Свидетель и ученик её радости и горя, Партнер в её зле и её добре, Он согласился на её страстные пути, Он ведом её сладкой и ужасной силой. Его санкционирующее имя инициализирует все её работы; Его молчание - это его подпись под её делами; В исполнении схемы её драмы, В её фантазиях момента и настроении, В марше этого очевидного обычного мира, Где всё глубоко и странно для глаз, которые видят, А обычные формы Природы - это нить из чудес, Она через его свидетельское зрение и движение силы Разворачивает материал её космического Действия, Её события, что возвышают и поражают душу, Её силу, что движется, её силу, что спасает и убивает, Её Слово, что в молчании говорит с нашими сердцами, Её молчание, что превосходит вершины Слова, Её высоты и глубины, к которым движется наш дух, Её события, что ткут текстуру нашей жизни, И всё, благодаря чему мы обретаем или теряем себя, Вещи сладкие и горькие, великолепные и подлые, Вещи ужасные и прекрасные и божественные. Как её империя в космосе, что она построила, Он управляется её тонкими и могущественными законами. Его сознание - это младенец на её коленях, Он был полем её огромного эксперимента, Её бесконечное пространство - игровая площадка его мыслей; Она связывает себя знанием форм Времени И творческой ошибкой ограничения ума, И случайностью, что носит суровое лицо судьбы, И её спортом смерти и боли и Неведения, Его изменённым и борющимся бессмертием. Его душа - это тонкий атом в массе, Его вещество - материал для её работ. Его дух выживает среди смерти вещей, Он взбирается в вечность через разрывы существа, Он переносится ею из Ночи в бессмертный Свет. Эта великая сдача - дар его свободной воли, Его чистая трансцендентная сила подчиняется ей. В тайне её космического невежества, В неразрешимой загадке её игры Создание, выполненное из тленного материала, Он движется в шаблоне, что она установила для него, Он мыслит её мыслями, от её проблем вздымается его грудь; Он виден тем, чем она хотела бы его видеть, Он - это всё, что может сделать её художник. Хотя она водит его по дорогам своей фантазии, Играя с ним, как с её ребенком или рабом, К свободе и мастерству Вечного И бессмертного, пребывающим над миром, Она двигает свою кажущуюся марионетку на час. Даже в его смертной сессии в доме тела, Не имеющего цели путешественника между рождением и смертью, Эфемерно мечтающего о бессмертии, Она принуждает его царствовать. Он принимает её силы; Он запряг её в ярмо её собственного закона. Его лицо человеческой мысли надевает корону. Удерживаемый ею на поводке, привязанный к завуалированному капризу, Он изучает её пути, если так он может преобладать Даже на час, и она выполняет его волю; Он делает из неё крепостную его мгновенной страсти: Чтобы повиноваться, она притворяется, она следует за лидерством её творения: Для него она была создана, живёт только для использования им. Но, побеждая её, он ещё более её раб; Он её иждивенец, все его средства - её; Ничего без неё он не может, она всё ещё управляет им. Наконец, он пробуждается к памяти о Себе: Он видит внутри лик божества, Божество прорывается сквозь человеческую форму: Она снимает маску с её высочайших высот и является его помощником. До тех пор он - фишка в её игре; Её кажущийся регент, и всё же её модная игрушка, Живой робот, движимый источниками её энергии, Он действует, как в движениях сна, Автомат, ступающий по канавкам Судьбы, Он спотыкается, ведомый её кнутом Силы: Его мысль трудится, как вол на полях Времени; Его воля, которую он считает его собственной, сформирована в её кузнице.
Послушный немому контролю Мировой Природы, Движимый его собственным грозным могуществом, Его избранным партнёром в титанической игре, Её волю он сделал мастером его судьбы, Её прихоть - раздатчиком его удовольствия и боли; Он продал себя в её царственную власть За любые удар или благо, которые она может выбрать: Даже в том, что страдает в нашем смысле, Он чувствует сладость её овладевающего прикасания, В любом переживании встречает её блаженные руки; На своём сердце он выносит счастье её поступи И сюрприз радости её прихода В каждое событие и в каждую возможность момента. Всё, что она может сделать, чудесно в его глазах: Он упивается ею, пловец в её море, Неутомимый любитель её мирового восторга, Он радуется каждой её мысли и действию И даёт согласие на всё, что она может хотеть; Что бы она ни пожелала, он стремится исполнить: Дух, неисчислимый Один, Он оставил позади свою одинокую вечность, Он - бесконечное рождение в бесконечном Времени, Её конечное множество в бесконечном Пространстве.
Мастер существования таится в нас И играет в прятки с его собственной Силой; В инструментах природы медлит тайный Бог. Имманентное живёт в человеке, как в собственном доме; Он сделал вселенную его игровым полем, Огромным залом для работ его могущества. Всезнающий, он принимает наше омрачённое состояние, Божественный, носит облики животного или человека; Вечный, он соглашается на Судьбу и Время, Бессмертный, развлекается смертностью. Все-Сознание решилось на Неведение, Все-Блаженство терпело пребывание бесчувственным. Воплощённый в мире вражды и боли, Он одевает радость и печаль, как одежду, И пьёт опыт, как крепкое вино. Он, чья трансцендентность правит беременными Просторами, Предвидящий, теперь обитает в наших подсознательных глубинах, Светоносная индивидуальная Сила, одинокая. Абсолютный, Совершенный, Единственный Вызвал из Безмолвия его немую Силу, Где она лежала в безликой и бесформенной тишине, Охраняя от Времени её неподвижным сном Невыразимую мощь его одиночества. Абсолютный, Совершенный, Единственный Вошёл с его безмолвием в пространство: Он сформировал эти бесчисленные личности единственной самости; Он построил миллион фигур его могущества; Он живёт во всех, кто одиноко живёт в его просторах; Пространство - это он сам, и время - только он. Абсолютный, Совершенный, Неуязвимый, Тот, кто в нас, как наша тайная самость, Принял нашу маску несовершенства, Он сделал эту обитель из плоти своей собственной, Его образ в человеческом измерении показывает, Что мы можем подняться до его божественного измерения; Затем в фигуре божественности Создатель переделает нас и наложит План божества на форму смертного, Вознося наши конечные умы к его бесконечности, Соприкасая момент с вечностью. Это преображение - обязательство земли перед небесами: Взаимный долг связывает человека со Всевышним: Его природу мы должны надеть, как он надел нашу; Мы сыновья Бога и должны стать такими, как он: Его человеческая часть, мы должны стать божественными. Наша жизнь - это парадокс с Богом, как ключом. Но пока всё это - тень, отбрасываемая мечтой, А в размышляющей и неподвижной жизни Духа и сам он наделяется аспектом мифа, Бременем долгой бессмысленной истории. Ибо ключ спрятан и хранится в Несознательном; Тайный Бог обитает под порогом. В теле, заслоняющем бессмертный Дух, Безымянный Обитатель наделяет незримые силы Формами из Материи и мотивами за гранью мысли И опасностью непредсказуемых последствий, Всемогущее неразличимое Влияние, Он восседает, не ощущаемый формой, в которой живёт, И скрывает его знание под нащупывающим умом. Странник в мире, что сотворён его мыслями, Он превращается в светотень ошибки и истины, Чтоб обрести мудрость, которая ему принадлежит. Он разыскивает себя, как позабывший; Как будто он потерял внутренний свет, он ищет: Как странник, задержавшийся среди чужеземных сцен, Он путешествует к дому, которого он больше не знает. Истину самого себя он ищет, [тот,] кто [сам] есть Истина; Он - Игрок, который стал игрой, Он - Мыслитель, который стал мыслью; Он - многие, кто был безмолвным Единым. В символических фигурах космической Силы, И в её живых и неодушевлённых знаках, И в её сложном узоре событий Он исследует непрекращающееся чудо самого себя, Пока тысячеликая загадка не будет решена В едином свете всесвидетельствующей Души. Это был его договор с его могучей напарницей Ради любви к ней и соединения с ней навсегда, Чтобы следовать по пути вечности Времени Среди магических драм её внезапных настроений И сюрпризов её замаскированных Идей И перипетий её вселенских капризов. Две, кажется, у него стороны [goals], и всё же они едины И смотрят друг на друга в беспредельном времени; Дух и Материя есть их цель и источник. Искатель скрытых смыслов в формах жизни, Широкой неведомой воли великой Матери И грубой загадки её земных путей Он исследователь и мореплаватель В тайном внутреннем океане без границ: Он искатель приключений и космолог Неизвестной географии магической земли. В установленном замысле её материального порядка, Где всё кажется уверенным и, даже если изменившимся, то тем же самым, Даже если конец остаётся навсегда неизвестным И вечно нестабильным, и [где всё] является меняющимся потоком жизни, Его пути пролагаются для него безмолвной судьбой; Как станции во вздымающемся наводнении веков, Появляются твёрдые земли, что соблазняют и удерживают на время, Затем новые горизонты влекут к продвижению ума. Не подойти близко к беспредельности конечного, Нет окончательной уверенности, при которой может прерваться мысль, И нет конечной станции для опыта души. Предел, дальность, никогда полностью не достижимые, Незавершённое совершенство взывают к нему Из дальних окраин Невидимого: Лишь длительное начало было положено.
Это моряк на потоке Времени, Это Материи Мира медленный исследователь, Кто, пускающийся в это маленькое телесное рождение, Научился его ремеслу в крошечных бухтах, Но, наконец-то, отваживается на непознанные бесконечности, Путешественник по морям вечности. В сыром начальном старте его мирового приключения Он выглядит не ведающим о силе его божества, Робким инициатором своего обширного замысла. Опытный капитан хрупкого корабля, Торговец мелкими временными товарами, Сначала он держится у берегов и избегает широт, Не смеет бросить вызов далёкому опасному океану. Он курсирует в мелких прибрежных перевозках, Его оплата скупо поступает из порта в соседний порт, Довольный неизменным курсом его безопасного маршрута, Он опасается не нового, а невидимого. Но теперь он слышит звук обширных морей. Расширяющийся мир зовёт его к дальним краям И к путешествиям в круге большего видения, И к людям неизвестных и не посещённых до сих пор берегов. На заказном корабле его торговый мостик Обслуживает мировую торговлю богатствами Времени, Рассекая пену огромного закрытого моря, Чтобы достичь неизвестных огней гавани в отдалённых краях И открытых рынков для пышных искусств жизни, Тюков богатств, резных статуэток, расписных холстов И украшенных драгоценностями игрушек, принесённых для игры младенца, И скоропортящихся продуктов тяжёлого труда, И преходящих великолепий, выигранных и потерянных за дни. Или, пройдя через ворота из каменных столбов, Ещё не решаясь пересечь безымянные океаны И путешествовать в мечту о расстояниях, Он скитается возле незнакомых берегов И находит новую гавань у островов, терзаемых штормом, Или, ведомый уверенным компасом его мысли, Он плывёт через яркую дымку, скрывающую звезды, Направляясь по торговым путям Неведения. Его корабль тянется к неоткрытым берегам, Он рискует на невообразимых континентах: Искатель островов Блаженных, Он покидает последние страны, пересекает последние моря, Он обращается к вечным вещам его символического поиска; Жизнь меняет для него свои сцены, построенные временем, Её образы вуалируют бесконечность. Границы Земли отступают, и земной воздух Висит вокруг него, уже не его полупрозрачная пелена. Он пересёк предел смертных мыслей и надежд, Он достиг конца мира и смотрит за его пределы; Глаза смертного тела погружают свой взгляд В Глаза, что смотрят в вечность. Путешественник во Времени должен исследовать больший мир. Наконец, он слышит пение на высотах, И далёкое говорит, а неизвестное становится ближе: Он пересекает границы невидимого И проходит по краю смертного зрения К новому видению себя и вещей. Он - это дух в незаконченном мире, Который его не знает и не может знать себя: Поверхностный символ его бесцельного поиска Придаёт более глубокое значение его внутреннему взгляду; Его поиск - [это поиск] тьмой света, смертной жизнью - бессмертия. В сосуде земного воплощения Над узкими рельсами ограниченных чувств Он смотрит на магические волны Времени, Где ум, подобно луне, освещает темноту мира. Там показывается, всегда отступающий от взгляда, Как будто нарисованный в разреженном туманном свете грёз, Контур смутного таинственного берега. Моряк на бездонном море Бессознательного, Он путешествует по звёздному миру мыслей На палубе Материи к духовному солнцу. Сквозь шум и многочисленные крики, Сквозь поглощающие непостижимые безмолвия, Через странный срединный мир под верховными небесами, За пределы земных долгот и широт, Его цель установлена вне всех существующих карт. Но никто не узнает, куда он плывёт через неизвестное Или какую секретную миссию дала [ему] великая Мать. В скрытой силе её всемогущей Воли, Ведомый её дыханием через жизни качающуюся глубину, Сквозь громовой рёв и сквозь безветренную тишину, Сквозь туман и мглу, где больше ничего не видно, Он несёт её запечатанные приказы в его груди. Позже он узнает, вскрыв мистический скрипт, Идёт ли он в пустой порт в Невидимом Или, вооружившись её санкцией, Открывает новые ум и тело в граде Бога И сохраняет Бессмертие в доме его славы, И делает конечное одним [целым] с Бесконечностью. Сквозь соляные отмели бесконечных лет Её океанские ветры гонят его странствующую лодку, Космические воды плещутся, когда он идёт, Слухи вокруг него, и опасность, и зов. Он всегда следует за ней. Он плывёт через жизнь и смерть и другую жизнь, Он путешествует через бодрствование и через сон. Могущество есть в нём от её оккультной силы, Связывающее его с судьбой его собственного творения, И никогда не сможет успокоиться могущественный Путешественник, И никогда не сможет прекратиться мистическое путешествие, Пока сумерки неведения не снимутся с души человека, А утренние лучи Бога не настигнут его ночь. Пока Природа продолжается, он тоже там, Ибо это верно, что он и она едины; Даже когда он спит, он держит её на груди: Кто б ни оставил её, он не покинет, Чтоб отдыхать без неё в Непознаваемом. Есть истина, что нужно узнать, работа, что нужно сделать; Её игра реальна; Мистерию он исполняет: В глубокой мировой прихоти Матери есть план, Есть цель в её просторной и случайной игре. Это она всегда имела в виду с первого рассвета жизни, Эту постоянную волю она покроет её спортом, Чтобы вызвать Личность в безличной Пустоте, Светом Истины ударить по массивным корням транса земли, Пробудить онемевшее "я" в несознательных глубинах И поднять утерянную Силу из её питоньего сна, Чтобы глаза Вневременного смогли выглянуть из Времени, А мир проявил открытое Божество. Для этого он оставил свою белую бесконечность И возложил на дух бремя плоти, Чтобы семя Божества могло расцвести в безумном Пространстве. Конец Песни 4
Сообщение: 4054
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 12:42. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савитри» Книга 1 Песнь V
Йога Короля: Йога Свободы и Величия Духа
Это знание он приобрёл первым из рождённых во времени людей. Пропущенный сквозь завесу яркого ума, Что висит между нашими мыслями и абсолютным видением, Он обнаружил оккультную пещеру, мистическую дверь У стен колодца восприятия в душе, И вошёл туда, где Крылья Славы размышляют В безмолвном пространстве, где всё навсегда известно. Безразличный к сомнениям и вере, Жадный до единственного шока обнажённой реальности, Он обрубил шнур ума, что связывает земное сердце, И отбросил ярмо закона Материи. Правила тела не связывали силы духа: Когда жизнь перестала биться, смерть не наступила; Он осмелился жить, когда стихли дыхание и мысль. Так он смог войти в то магическое место, Которое могут немногие даже видеть быстрым взглядом, Оторванным на мгновение от трудных работ ума И от скудности земного зрения Природы. Всё, что знали Боги, там самоочевидно. Там в скрытой комнате, закрытой и немой, Хранятся графические записи космического писца, А в них скрижали священного Закона, Начальная страница Книги Бытия; Текст и глоссарий Ведической истины Там; ритмы и метры звёзд, Значимые в движениях нашей судьбы: Символические могущества чисел и форм, И секретный код истории мира, И переписка Природы с душой, Сохранённые в мистическом сердце Жизни. В сиянии комнаты воспоминаний духа Он смог восстановить озарённые заметки на полях, Покрывающие светом неразборчивый неоднозначный свиток, Освободить преамбулу и спасительный пункт Тёмного Договора, который управляет всем, Что поднимается из сна материальной Природы, Чтобы облечь Вечное в новые формы. Теперь он мог перечитать и интерпретировать его новые Странные символические буквы, разбросанные глубокомысленные знаки, Разгадать его предсказание и его парадокс, Его загадочные фразы и его условия, отводящие глаза, Глубокий оксюморон его реплик истины, И расценить, как справедливую необходимость, Тяжёлые условия для могущественной работы, - Невозможный Геркулесов труд Природы Только её колдовское мудрое ремесло может навязать, Её закон противостояния богов, Её список неразделимых противоположностей. Немая великая Мать в её космическом трансе, Использующая для радости и боли творения Санкцию Бесконечности на рождение формы, Неуклонно принимает для исполнения Волю знать в несознательном мире, Волю жить под властью смерти, Жажду восторга в сердце плоти, И вырабатывает через появление души [Её] чудесным рождением в плазме и газе Мистерию договора Бога с Ночью. Вновь в тихом космическом уме были услышаны Обещание Вечного его трудящейся Силе, Побуждающей мировую страсть начаться, Крик рождения в смертность И заглавный стих трагедии Времени. Из глубин поднялась похороненная тайна мира; Он прочёл оригинальный указ, хранящийся В закрытых архивах тайника духа, И увидел подпись и огненную печать Мудрости на скрытой работе незримой Силы, Что выстраивает шаги Света в Неведении. Спящий бог открыл бессмертные глаза: Он увидел бесформенную мысль в бездушных формах, Узнал, что материя беременна духовным смыслом, Что ум осмеливается изучать Непознаваемое, А жизнь - это созревание Золотого Ребёнка. В свете, затопляющем пустую вакансию мысли, Интерпретируя вселенную знаками из души, Он читал изнутри текст[, что был] вовне: Загадка стала простой и утратила её притягательную неясность. Более яркое сияние залило могучую страницу. Цель смешалась с прихотями Времени, Смысл встретился со спотыкающимся шагом Случая, А Судьба раскрыла последовательность видящей Воли; Сознательная широта заполнила старое немое Пространство. В Пустоте он увидел воцарённое верховное Всезнание.
Воля, огромная надежда теперь охватили его сердце, И, чтоб разглядеть форму сверхчеловека, Он возвёл его глаза на невидимые духовные высоты, Стремясь принести вниз более великий мир. Слава, которую он узрел, должна стать его домом. Более яркое, более небесное солнце вскоре должно осветить Эту сумрачную комнату с её тёмной внутренней лестницей, Младенческая душа в своих маленьких детских садах Среди объектов, предназначенных для уроков, с трудом училась Перерастать её раннюю грамматику интеллекта И её подражание искусству Земли-Природы, Её земной диалект, изменяющий язык Бога, В живых символах изучая Реальность И учась логике Бесконечного. Идеал должен стать всеобщей истиной Природы, Тело - озариться Богом, пребывающим внутри, Сердце и ум - чувствовать себя едиными со всем, что существует, Сознающая душа - жить в сознающем мире. Как сквозь туман виден верховный пик, Так открылось величие вечного Духа, Изгнанного в раздробленную вселенную Среди частичных подобий самых божественных вещей. Теперь они больше не могли служить его царственному повороту; Гордость Бессмертного отказывалась от участи жить Скрягой в скудной сделке, заключённой Между нашей ничтожностью с ограниченными надеждами И сострадательными Бесконечностями. Его высота отвергала низость земного состояния: Широта, недовольная её рамками, Отреклась от бедного согласия с условиями Природы, Суровый контракт был разорван и откуп уменьшен. Здесь достигаются лишь начинания; Только Материя нашей базы выглядит завершённой, Абсолютная машина без души. Или всё [целиком] кажется непригодным для половины идей, Или же мы обременяем недостатками земной формы Торопливый несовершенный отблеск небесных вещей, Догадки и пародии на небесные типы. Здесь хаос сортирует себя в мир, Кратковременная формация, плывущая в пустоте: Кривляния знания, незавершённые своды из могущества, Вспышки красоты в земных формах, Разбитые рефлексы единения любви Плавают, осколки-отражения парящего солнца. Уплотнённое скопление сырых временных жизней Объединено в мозаичное целое. На наши надежды нет совершенного ответа; Есть слепые глухие двери, к которым нет ключа; Мысль взбирается тщетно и приносит заимствованный свет, Обманутые подделками, проданными нам на витрине жизни, Наши сердца цепляются за утраченное небесное блаженство. Есть корм для насыщения ума, Есть трепет плоти, но нет желания души. Здесь даже высочайший восторг, что может дать Время, - Это имитация непостижимых блаженств, Изуродованная статуя экстаза, Раненное счастье, которое не может жить, Краткий восторг ума или чувств, Брошенный Мировой Силой её рабу-телу, Или видимость насильственного наслаждения В гаремах Невежества. Ибо всё, что мы приобрели, вскоре теряет ценность, Старый обесцененный кредит в банке Времени, Чек несовершенства, нарисованный на Бессознательном. Непоследовательность преследует каждое прилагаемое усилие, И хаос ждёт каждый сформированный космос: В каждом успехе скрывается семя неудач. Он видел сомнительность всех вещей здесь, Неуверенность гордой самонадеянной мысли человека, Мимолётность достижений его силы. Мыслящее существо в бездумном мире, Остров в море Неизвестного, Он есть малое, пытающееся стать великим, Животное с некоторыми инстинктами бога, Его жизнь - история, слишком обычная, чтобы быть рассказанной, Его деяния - число, сводимое к нулю, Его сознание - факел, зажигаемый, чтобы быть погашенным, Его надежда - звезда над колыбелью и могилой. И всё же более великая судьба может ему принадлежать, Ибо вечный Дух - это его истина. Он может воссоздать себя и всё вокруг И заново сформировать мир, в котором он живёт: Он, невежественный, - это Знающий вне Времени, Он является Самим, кто превыше Природы, превыше Судьбы.
Его душа удалилась от всего, что он сделал. Смолк бесполезный шум человеческого труда, Оставленный [им], вращался круг дней; Вдали затонул многолюдный топот жизни. Безмолвие было его единственным оставшимся спутником. Бесстрастный, он жил свободным от земных надежд, Фигура в святилище невыразимого Свидетеля, Расхаживающая по огромному собору своих мыслей Под его сводами, тусклыми в бесконечности, С небесным размышлением невидимых крыльев. Призыв был к нему с нематериальных высот; Безразличный к маленькому форпосту Ума, Он жил в широте правления Вечного. Его существо теперь превосходило мыслимое пространство, Его безграничная мысль была соседом космического видения: Универсальный свет сиял в его глазах, Золотой приток протекал через сердце и мозг; Сила сошла в его смертные конечности, Течение из вечных морей Блаженства; Он чувствовал вторжение и безымянную радость. Осознавая свой оккультный всемогущий Источник, Очаровывающий всеведающим Экстазом, Живой центр Безграничного, Расширенный, чтобы сровняться с окружностью мира, Он повернулся к своей неизмеримой духовной судьбе. Оставленная на полотне разорванного воздуха, Картинка затерялась в далёких и исчезающих полосах, Вершины земной природы опустились ниже его ног: Ещё выше он поднялся навстречу бесконечности. Океаническая тишина Неподвижности видела, как он проходил, Стрела, прыгнувшая через вечность, Внезапно вылетела из натянутого лука Времени, Луч возвращается к породившему его солнцу. Противник этой славы побега, Чёрное Несознание взмахнуло своим драконьим хвостом, Его силой загоняя сонную Бесконечность В глубокие помрачения формы: Смерть лежала под ним, подобно вратам сна. Однонаправленный к безупречному Восторгу В поисках Бога, как прекрасной добычи, Он, поднимаясь, горел, как конус огня. Немногим даётся это богоподобное редкое освобождение. Один из многих тысяч, никогда не касавшихся, Поглощённых замыслом внешнего мира, Выбирается тайным свидетельствующим Оком И движется указующей рукой Света Через неизведанные неизмеримости его души. Пилигрим вечной Истины, Наши мерки не могут удержать его безмерный ум; Он отвернулся от голосов узкого царства И покинул маленький переулок человеческого Времени. В беззвучных окрестностях более обширного плана Он ступает по вестибюлям Невидимого Или прислушивается, подобно бестелесному Гиду, К одинокому крику в безграничной пустоте. Весь глубокий космический ропот замирает, Он живёт в тишине[, существовавшей] до того, как был рождён мир, Его душа осталась обнажённой для вневременного Единого. Вдали от принуждения сотворёнными вещами Мысль и её призрачные идолы исчезают, Облики формы и личности уничтожены: Невыразимая Широта знает его для себя самой. Одинокий предтеча земли, восходящей к Богу, Среди символов ещё не сформированных вещей, Наблюдаемых закрытыми глазами, немых лиц Нерождённого, Он путешествует, чтобы встретить Непередаваемое, Слыша эхо его одиноких шагов В вечных дворах Одиночества. Безымянное чудо наполняет неподвижные часы. Его дух смешивается с сердцем вечности И несёт безмолвие Бесконечного.
В божественном отступлении от смертной мысли, В удивительном жесте видения души Его существо взошло на высоты без троп, Обнажённое из его человекоподобного одеяния. По мере того как он поднимался, навстречу ему, голое и чистое, Огненное Нисхождение прыгнуло вниз. Могущество, Пламя, Красота, полувидимые бессмертными глазами, Неистовый Экстаз, ужасная Сладость Окутали его своими изумительными конечностями И пронизали нервы и сердце и мозг, Которые встрепенулись и замерли от прозрения: Его природа содрогнулась в объятиях Неизвестного. В момент, что короче смерти, дольше Времени, Силой, что безжалостней Любви, счастливей Небес, Суверенно принятый в вечные руки, Влекомый и принуждаемый полным и абсолютным блаженством, В вихревой цепи восторга и силы, Спешащих в невообразимые глубины, Возносящих на неизмеримые высоты, Он был вырван из своей смертности И подвергся новому и безграничному изменению. Всеведающее, знающее без взглядов и мыслей, Неразбирающее Всемогущество, Мистическая Форма, которая может содержать миры, И всё же превратить одну человеческую грудь в страстное святилище, Вытащила его из его ищущего одиночества В магнитуду объятий Бога.
Как, когда вневременный Глаз аннулирует часы, Упраздняется деятель и действие, Так теперь его дух сиял широким, пустым, чистым: Его пробуждённый ум стал пустой грифельной доской, На которой мог писать Универсальный и Единственный. Всё, что подавляет наше падшее сознание, Было из него изъято, как забытый груз: Огонь, что казался телом бога, Поглотил ограничивающие фигуры прошлого И создал просторную комнату для жизни нового "я". Контакт с Вечностью сломал формы смысла. Более великая Сила, чем выдерживали его земные конечности, [И её] грандиозные работы обнажили его нераскрытые оболочки, Странные энергии, вызванные и отображённые огромными руками, Расплели тройной шнур ума и освободили Небесную широту взгляда Божества. Как сквозь платье виден облик владельца, Так сквозь формы постигается скрытый абсолют Космическим чувством и трансцендентным зрением. Инструменты были увеличены и усилены. Иллюзия потеряла её увеличительное стекло; Как только из её упавшей руки выпали мерки, Атомарными показались те вещи, что столь огромными нависали. Круг маленького эго больше не мог образоваться; В огромных пространствах себя Тело теперь казалось лишь блуждающей оболочкой, Его ум - украшенным фресками внешним двором нетленного Жителя: Его дух дышал сверхчеловеческим воздухом. Заключённое божество сломало его магический забор. Как будто со звуками грома и морей, Огромные барьеры обрушились вокруг громадного побега. Неизменные ровесники мира, Циклы и итоги каждой надежды и труда, Неумолимо очерченные вокруг мыслей и действий, Замыкающие недвижимые периферии, Вычёркивали себя при шагах Воплощённого. Ужасный веламен и бездонный склеп, Между которыми вечно движутся жизнь и мысль, Что до сих пор не вольны пересечь тусклые страшащие их границы, - [Эти две] стерегущие мглы, немые и грозные, Имеющие [достаточно] силы, чтобы оградить бескрылый дух Границами Ума и Невежества, Больше не защищают [их] двойную вечность, Исчезнувшую и отменившую их жуткую роль: Прежняя фигура тщетного эллипса творения, Расширяющийся ноль потерял свою гигантскую кривую. Старые несокрушимые вето не устояли: Пересилены были земля и устаревшее правление Природы; Питоньи кольца ограничивающего Закона Не могли удержать стремительно возникшего Бога: Были отменены скрипты судьбы. Больше не было ни маленького творения, преследуемого смертью, Ни хрупкой формы существа, чтобы уберечься От всепоглощающей Необъятности. Великие удары молота сдерживаемого мирового сердца Взламывают узкие плотины, что защищают нас От сил вселенной. Душа и космос сталкиваются, как равные силы. Бескрайнее существо в безмерном Времени Вторглось в Природу бесконечностью; Он увидел не пройденный, не ограждённый его титанический масштаб.
Всё было открыто его глазам, лишённым печати. Тайная Природа сняла свою защиту, Некогда грозная, в страшном полусвете, Настигнутая в её могучем уединении, Лежала, обнажённая в пылающем великолепии его воли. В тёмных камерах, освещённых странным солнцем И с трудом открывающихся, чтобы скрыть мистические ключи, Её опасные арканы и закамуфлированные Могущества Исповедовали пришествие мастерового Ума И несли принуждение во взгляде, рождённом временем. Неисчислимые в своих колдовских режимах, Непосредственные и непобедимые в действии, Её тайные силы, родные более великим мирам, Поднимаются над нашими убогими ограниченными возможностями, Оккультная привилегия полубогов И уверенный шаблон мощи её загадочных знаков, Её диаграммы геометрической силы, Её потенции замысла, чреватого чудом, Преследовали работу вскармливаемой землёй мощи. Быстрая машинерия сознательной Природы Вооружена скрытым великолепием чуда, Пророческой страстью видящего Ума И молниеносной наготой свободной силы души. Всё, что прежде считалось невозможным, Теперь может стать естественной частью возможности, Новой областью верховной нормальности. Всемогущий оккультист воздвигает в Космосе Этот кажущийся внешним мир, который обманывает чувство; Он плетёт его скрытые нити сознания, Он строит тела для его бесформенной энергии; Из бесформенного и пустого Простора он создал Своё колдовство твёрдых образов, Свою магию формирующего числа и дизайна, Фиксированные иррациональные связи, которые никто не может отменить, Этот перекрёстный клубок незримых законов; Его непогрешимые правила, его скрытые процессы Безошибочно достигают необъяснимого Сотворения, когда наши ошибки вырезают мёртвые рамки Знания для живущего невежества. В её настроениях тайны, оторванных от законов Создателя, Она, также как суверенно создаёт своё поле, Её волей формирует неопределённые просторы, Создавая конечное из бесконечности; Она тоже может сделать заказ её каприза, Как будто её прекрасная опрометчивость держит пари на то, чтобы превзойти Скрытого Создателя космические секреты. Быстрые шаги её фантазии, Среди которых чудеса рождаются так же, как растут цветы, Безошибочнее разума, искуснее механизма И быстрее крыльев Воображения. Всё то новое, что она формирует мыслью и словом, Принуждает всю субстанцию её жезлом Ума. Ум - это посредник божественности: Его силы могут уничтожить всю работу Природы: Ум может приостановить или изменить конкретный закон земли. Освобождённый от сонной печати земной привычки, Он может разрушить свинцовый захват Материи; Безразличный к сердитому взгляду Смерти, Он может увековечить работу момента: Простое указание его мыслительной силы, Случайное давление его лёгкого согласия Может освободить Энергию, немую и заключённую Внутри его комнат мистического транса: Он превращает сон тела в могущественную длань, Удерживает спокойным дыхание, биение сердца, Пока невидимое находится, невозможное делается, Общается без средств невысказанной мыслью; Он движет события своей голой безмолвной волей, Действует на расстоянии без рук и ног. Это гигантское Невежество, эту карликовую Жизнь Он может осветить пророческим видением, Вызвать вакхический восторг, побуждение Ярости, В нашем теле разбудить демона или бога, Призвать Всеведающего и Всесильного, Пробудить забытое Всемогущество внутри. Сияющий император на его собственном плане, Даже в этом жёстком царстве Ум может стать королём: Логика его полубожественной Идеи В прыжке переходного момента приносит Сюрпризы творения, которые никогда не были бы достижимы Даже странным бессознательным мастерством Материи. Всё здесь - чудо и может чудом измениться. Это и есть та тайная грань силы Природы.
На краю великих нематериальных планов, В царствах безграничной славы силы, Где Ум - мастер жизни и формы, А душа исполняет свои мысли своей собственной силой, Она размышляет над могучими словами и смотрит На невидимые связи, что соединяют разделённые сферы. Оттуда посвящённому, который соблюдает её законы, Она приносит свет её таинственных царств: Здесь, где он стоит, [где] его ноги на поверженном мире, Его ум больше не брошен в форму Материи, Поверх их границ в потоках великолепной силы Она несёт их магические процессы И формулы их изумляющей речи, Пока небеса и ад не станут поставщиками для земли, А вселенная - рабом смертной воли. Посредница скрытых и безымянных богов, Чья чуждая воля затрагивает нашу человеческую жизнь, Подражая способам Мирового Мага, Она изобретает для её самоограниченной свободной воли свои борозды И имитирует для магических причуд связующие причины. Все миры она делает партнёрами в её делах, Соучастниками её могучего неистовства, Её смелого прыжка в невозможное: Из каждого источника она берёт её хитрые средства, Она черпает из брака свободной любви планов Элементы для тура силы своего творения: Чудесную нить неисчислимого знания, Сборник подвигов божественной изобретательности, Которые она объединила, чтобы сделать нереальное истинным Или освободить подавленную реальность: В её не отгороженной чарующей волшебной стране Неразберихи она пасёт свои оккультные могущества; Её мнемоники ремесла Бесконечного, Всплески прикрытых капризов из подсознательного, Метки магии от Несознания, Свобода суверенной Истины без закона, Мысли, что рождены в мире бессмертных, Оракулы, вырывающиеся из-за святилища, Предупреждения от внутреннего демонического голоса, И звуки, и молниеносные прыжки пророчеств, И намёки для внутреннего слуха, Резкие вмешательства, полные и абсолютные, А также необъяснимые действия Сверхсознания Соткали её сбалансированную сеть чудес И странную технику её потрясающего искусства. Это странное королевство перешло в его ведение. Как некто, сопротивляющийся тем больше, чем больше она любит, Её великие владения и её силу и знания Она отдала, вынужденная, с неохотной радостью; Саму себя она отдала для восторга и для использования. Глубоко освобождённая от аберраций, Она восстановила цели, ради которых она была создана: Она обратилась против зла, которому она помогала, Будучи движимой её гневом, её невидимыми средствами убийства; Её опасные настроения и произвольную силу Она сдала служению души И контролю духовной воли. Более великий деспот укротил её деспотизм. Атакованная, застигнутая врасплох в её крепости себя самой, Покорённая её собственным неожиданным королём, Исполненная и искупленная её рабством, Она уступила в покорном экстазе, Её запечатанная герметическая мудрость была вытеснена из неё, [Как] фрагменты мистерии всемогущества.
Повелитель границ - это оккультная Сила. Страж порога [на пути] за пределы земной сцены, Она проложила каналы для вспышек Богов И прорубила сквозь перспективы интуитивного взгляда Длинный путь из сверкающих открытий. Миры чудесного Неизвестного были рядом, Позади неё невыразимое Присутствие стояло: Её власть приняла их мистические влияния, Их львиные силы прижались у её ног; Будущее спит неизвестным за их дверями. Инфернальные бездны зияли вокруг шагов души И взывали к её восходящему видению божественных вершин: Бесконечное восхождение и приключение Идеи Неустанно искушали исследующий ум, И бесчисленные голоса посещали очарованное ухо; Прошёл миллион фигур, и больше их не было видно. Это был авангард тысячеричного дома Бога, Начало полуоткрытого Невидимого. Волшебное крыльцо входа, мерцающее, Колышущееся в полутьме скрытого Света, Площадка мистического движения миров, Балкон и чудесный фасад. Над ней сияли высокие необъятности; Всё [прежде] неизвестное выглянуло из безграничности: Оно поселилось на краю Времени вне часов, Вглядываясь в некое вечное Сейчас, Его тени сверкают при рождении богов, Его тела сигнализируют о Бестелесном, Его чело сияет Сверхдушой, Его формы проецируются из Непознаваемого, Его глаза мечтают о Невыразимом, Его лица смотрят в вечность. Жизнь в нём постигла её огромный подсознательный тыл; Маленькие фасады отворились в невидимые Просторы: Её заливы стояли обнажёнными, её далёкие трансцендентности Пылали в прозрачностях, переполненных светом.
Здесь был обнаружен гигантский порядок, Кисти и свисающая бахрома от которого - Скудный материал наших материальных жизней. Эта очевидная вселенная, чьи фигуры, слитные В сверхсознательном свете, скрывают тайны, Ясно написала буквы своего светящегося кода: Карта тонких знаков, превосходящих мысль, Висела на стене глубочайшего ума. Обращая конкретные образы мира В значимые символы своим блеском, Она предлагала интуитивному толкователю Своё отражение вечной Мистерии. Восходящие и нисходящие между двумя полюсами жизни, Последовательные царства градуированного Закона Погружались из Вечности во Время, Затем, обрадовавшись славе множественного ума, Полные жизненных приключений и восторга И насыщенные красотой форм и оттенков Материи, Взбирались назад из Времени в неумирающее "Я" По золотой лестнице, несущей душу, Связывая алмазными нитями крайности Духа. В этом снижении из сознания в сознание Каждое опиралось на силу оккультного Несознательного, Источник его необходимого Неведения, Архимасона границ, в которых оно живёт. В этом взлёте от сознания к сознанию Каждое поднимало вершины к Тому, откуда оно пришло, К источнику всего, чем оно когда-то было, И родине всего, чем оно могло ещё стать. Органная гамма действий Вечного, Восходящих до их кульминации в бесконечном Покое, Шаги многоликого Чудесного, Предопределённые стадии развивающегося Пути, Меры высоты растущей души, - Они интерпретировали существование [, каждое царство] для себя, И, посредничая между высотами и глубинами, Объединяли скрыто сочетающиеся противоположности И связывали творение с Неописуемым. Последний высший мир был виден там, где встречаются все миры; На этой сияющей вершине, где нет ни Ночи, ни Сна, Свет Верховной Триады начинался. Всё там было открыто, что он ищет здесь. Он освободил конечное в безграничность И поднялся в его собственные вечности.
Бессознательное обрело своё сердце сознания, Идея и чувство, ищущие наощупь в Неведении, Наконец, страстно схватили тело Истины, Музыка, рождённая в молчаниях Материи, Вырвала из бездонности Невыразимого обнажённый Смысл, который оно имело, но не могло озвучить; В совершенном ритме теперь временами грезился Ответ, доносящийся на голодную нужду израненной земли, Разрывающий ночь, которая скрывала Неизвестное, Возвращающий ей её потерянную забытую душу. Грандиозное решение закрыло долгий тупик, Которым кончаются вершины смертных усилий. Примиряющая Мудрость смотрела на жизнь; Она приняла сражающиеся подтексты ума, Приняла запутанный рефрен человеческих надежд И сделала из них сладкий и счастливый призыв; Она подняла из подполья боли Невнятный ропот нашей жизни И нашла в нём чувство безграничного. Могущественное единство - её вечная тема, Она уловила слабые разрозненные высказывания души, Едва разобрав [их] между строк наших жёстких мыслей Или посреди этой сонливости и комы на груди Материи Услышав, подобно бессвязным бормотаниям во сне; Она сгруппировала золотые звенья, что потерялись в них, И показала им их божественное единство, Спасающую от заблуждения разделённого "Я" Глубокую духовную мольбу во всём, что существует. Все великие Слова, что трудились, чтобы выразить Единое, Были подняты в абсолютность света, К огню вечно пламенеющего Откровения И к бессмертию вечного Голоса. Больше не было ссоры истины с истиной; Бесконечный сюжет их разницы, Пересказанный при свете всезнающим Писцом, Путешествовал через разницу к единству, Извилистые поиски ума утратили весь оттенок сомнения И свели его к концу всевидящей речью, Что облачала изначальную и оригинальную мысль В финальность окончательной фразы: Творческое настроение Времени объединилось С напряжённостью стиля и синтаксиса Идентичности. Хвалебная песнь взошла из потерянных задумчивых глубин; Гимн прогремел в триединых экстазах, Крик мгновений к блаженству Бессмертного. Как будто строфы космической оды, Иерархия восходящих гармоний, Населённых голосами и ликами, Стремилась в крещендо Богов От пропастей Материи к вершинам Духа. Выше были неизменные троны Бессмертного, Белые покои для игр с вечностью И грандиозные врата Единственного. Вдоль разворачивающихся морей самого себя Появились бессмертные страны Единого. Много-чудное Сознание развернуло Обширную цель и процесс, и расковало нормы, Большие знакомые дороги более великой Природы. Освобождённые от сети земных чувств, Были видны спокойные континенты мощи; Родные страны красоты, закрытые для человеческих глаз, Наполовину увиденные сначала через сверкающие крышки чуда, Потрясали видение счастьем; Солнечные области знания, лунные области восторга Простирались в экстазе свидетелей За пределами нашего бедного телесного диапазона. Туда он смог войти, там некоторое время пребывать. Путешественник по неизведанным маршрутам, Сталкивающийся с невидимой опасностью Неизвестного, Путешествующий через неимоверные царства, Он прорвался в другие Пространство и Время.
В одиночестве он двигался, наблюдаемый бесконечностью Вокруг него и Непознаваемым свыше. Всё могло быть видимо, чего избегает смертный взгляд, Всё могло быть знаемо, что никогда не постигал ум; Всё могло быть сделано, на что не решится смертная воля. Безграничное движение наполняло безграничный покой. В глубоком существовании за пределами земного Родителя или родства для наших идей и мечтаний, Где Пространство является обширным экспериментом души, В нематериальной субстанции, связанной с нашей Глубоким единством всех вещей, что существуют, Возникла вселенная Неизвестного. Самосотворение без конца или паузы Раскрывало величие Бесконечного: Оно бросало в опасности своей игры Миллионы настроений, мириады энергий, Мировые формы, что есть фантазии его Истины И формулы свободы его Силы. Оно изливало в поток Вечно стабильного Вакхический восторг и наслаждение Идеями, Страсть и движение вечности. Нерождённые, на волне Неизменного поднялись Мысли, что пребывают в их бессмертном последствии, Слова, что остаются бессмертными, хоть и впали в молчание, Действия, что извлекают из Тишины её немой смысл, Строки, что передают невыразимое. Спокойствие Вечного в безмятежной радости смотрело, Как его универсальная Сила за работой проявляет В сюжетах боли и драмах восторга чудо и красоту её воли. Всё, даже боль, было здесь удовольствием для души; Здесь весь опыт был единым планом, Тысячеликим выражением Единого. Всё одновременно предстояло перед его единым взглядом; Ничто не ускользало от его обширного интуитивного видения, Ничто не приближалось, что он не мог бы почувствовать, как родственное: Он был единым духом с этой необъятностью. Образы в сверхъестественном сознании, Воплощающем Нерождённого, кто никогда не умирает, Структурированные видения космического "Я", Живущие прикосновением вечности бытия, Смотрели на него, как связанные формой духовные мысли, Изображающие движения Невыразимого. Аспекты бытия, облечённые в контуры мира; формы, Открывающие подвижные двери божественным вещам, Стали привычными его ежечасному зрению; Символы реальности Духа, Живые тела Бестелесного Росли рядом с ним, его ежедневные спутники. Неисчерпаемые видения неспящего Ума, Записи его контакта с невидимым Окружали его бесчисленными указывающими знаками; Голоса из тысяч царств Жизни Передавали ему её могущественные послания. Небесные подсказки, вторгающиеся в наши земные жизни, Ужасные воображения, навеваемые Адом, Которые, если бы проявились и испытали здесь Нашу притуплённую способность, вскоре перестали бы ощущаться, Или наша смертная слабость не смогла бы долго их выносить, Были установлены в их возвышенных пропорциях. Живя в само-порождаемой ими атмосфере, Они возобновили свою неприкрытую степень и естественную силу; Их укрепляющее воздействие на душу Вбивало глубоко в почву сознания Страсть и чистоту их крайностей, Абсолютность их единого крика И суверенную сладость или жестокую поэзию Их прекрасного или ужасного восторга. Всё, что мысль может знать или широчайшее видение воспринимать, И всё, что мысль и видение никогда не смогут узнать, Все вещи, оккультные и редкие, отдалённые и странные, Были близкими для контакта сердца, ощутимыми духовным чувством. Попросившись войти во врата его природы, Они заполнили расширенные пространства его ума, Пылающие свидетели его самораскрытия, Предложили свои чудеса и свою множественность. Теперь они стали новыми частями его самого, Фигурами более великой жизни его духа, Движущимся пейзажем его большой прогулки во времени Или вышитой тканью его чувства: Они заняли место интимных человеческих вещей И двигались, как близкие спутники его мыслей, Или были естественным окружением его души. Неутомимое приключение сердца восторга, Бесконечные царства блаженства Духа, Бесчисленные звуки, звучащие из струн единой гармонии; Каждый в его ширококрылом универсальном уравновешивании, Его бездонном чувстве Всего в одном, Приносил ноты некоторого совершенства, ещё невидимого, Его одиночный ретрит в тайны Истины, Его счастливый боковой свет на Бесконечном. Всё было найдено там Уникальным, грезившимся и становящимся Окрашенным непрекращающимся восторгом и удивлением И богатой красотой страстных различий, Повторяющимся биением моментов, когда Бог [проявляется] во Времени. Недоставало лишь единственного вневременного Слова, Что несло бы вечность в его одиноком звучании, Идеи самоозарённого ключа ко всем идеям, Целого совершенной суммы Духа, Что уравнивает неравность Всего с равностью Одного, Единственного символа, интерпретирующего каждый символ, Абсолютного индекса Абсолюта.
Там, окружённый своей собственной внутренностью, В мистическом заграждении динамического света Он увидел одинокую необъятную, восходящую дугой мировую громаду, Стоящую, как горная колесница Богов, Неподвижно под непостижимым небом. Как будто из постамента и невидимого основания Материи К вершине, также невидимой, резное море миров Взбиралось пеногривыми волнами к Всевышнему, Поднимаясь к неизмеримым широтам; Оно надеялось воспарить в царство Невыразимого: Сотня уровней возносила его к Неизвестному. Так оно поднималось до неосязаемых высот И исчезало в безмолвном сознательном Просторе, Как вздымается в небеса многоэтажная храмовая башня, Построенная устремлённой душой человека, чтоб жить Рядом со своей мечтой о Невидимом. Бесконечность зовёт [душу] к себе, когда та мечтает и взбирается; Её шпиль касается вершины мира; Восходя в великие безмолвные неподвижности, Она соединяет Землю с укрытыми вечностями. Среди множества систем Единого, Созданных интерпретирующей творческой радостью, Она одна указывает нам на наше путешествие назад Из нашей долгой самопотери в глубинах Природы; Построенная на земле, она содержит в себе все сферы: Это краткий сборник Обширного. Это была единственная лестница к цели бытия. Краткое выражение ступеней духа, Его копия космических иерархий Приспособили в нашем тайном воздухе себя Тонкую модель вселенной. Она внутри, внизу, снаружи, вверху. Действуя по схеме этой видимой Природы, Она пробуждает тяжёлую дрёму земной материи Думать и чувствовать и реагировать на радость; Она моделирует в нас наши божественные части, Поднимает смертный ум в более великий воздух, Делает эту жизнь плоти жаждущей неосязаемых целей, Связывает смерть тела с призывом к бессмертию: Из обморока Несознания Оно с трудом карабкается к сверхсознательному Свету. Если бы земля была всем, а этого бы не было в ней, Ни мысли не могло быть, ни отклика радости жизни: Лишь материальные формы могли быть её гостями, Движимыми неодушевлённой мировой силой. Земля из-за этого золотого излишка Породила мыслящего человека, и должна породить более, чем человека; Эта высшая схема бытия является нашей причиной И содержит ключ к нашей восходящей судьбе; Из нашей плотной смертности она вызывает Сознательный дух, растущий в доме Материи. Живой символ этих сознательных планов, Его влияния и божества невидимого, Его немыслимая логика действий Реальности, Проистекающих из невысказанной истины в вещах, Установили медленно поднимающиеся степени нашей внутренней жизни. Его шаги - это стадии возвращения души Из глубокого приключения материального рождения, Лестница восхождения и ступени, По которым Природа поднимается к божеству. Однажды в бдении бессмертного взгляда Эти уровни отметили её гигантское нисходящее погружение, Широкий и наклонный прыжок падения божества. Наша жизнь - это Холокост Всевышнего. Великая Мать Мира своей жертвой Сделала её душу телом нашего состояния; Принятие горя и бессознательности При провале божественности из её собственных великолепий соткало Многоузорчатую основу всего, чем мы являемся. Идол себя - это наша смертность. Наша земля — это фрагмент и остаток; Её сила, наполненная веществом высших миров И залитая их цветными сияниями, потускнела из-за её дремоты; Атавизм высших рождений присутствует в ней, Её сон взбудоражен их похороненными воспоминаниями, Напоминающими [ей] о потерянных сферах, из которых они упали. Неудовлетворённые силы двигаются в её груди; Они - партнёры её большей растущей судьбы И её возвращения к бессмертию; Они соглашаются разделить её рок рождения и смерти; Они разжигают частичные проблески Всего и заставляют Её слепой трудящийся дух составлять Скудный образ могущественного Целого. Спокойная и освещённая Близость внутри Санкционирует её работу и направляет невидимую Силу. Её обширный замысел обретает крохотное начало. Попытка, полузавершённый набросок - вот жизнь мира; Его линии колеблются в их скрытом значении, Его кривые не соединяются со своим высоким планируемым завершением. Всё же там дрожит некий первый образ величия, И когда неоднозначные переполненные части встретят Многоцветное единство, к которому они стремятся, Радость Художника посмеётся над правилами разума; Божественное намерение внезапно будет раскрыто, Финал подтвердит уверенную технику интуиции. Схема должна состоять из множества встречающихся миров, Куб и соединённый кристалл богов; Ум должен мыслить за бездумной маской Природы, Сознательный Простор - заполнить старое немое грубое Пространство. Этот слабый и текучий набросок души, именуемый человеком, Должен выделяться на фоне длительного Времени Сияющим воплощением вечности, Маленькой точкой, раскрывающей бесконечности. Процесс Мистерии - это вселенная. Сначала была заложена странная аномальная основа, Пустота, шифр некоего тайного Целого, Где ноль содержал бесконечность в своей сумме, А Всё и Ничто были единым термином, Вечным отрицанием, матрицей Ничто: В её формы всегда рождается Дитя, Которое вечно живёт в просторах Бога. Затем произошло медленное движение разворота: Из какого-то невидимого Огня был извергнут газ, Из его плотных колец образовались эти миллионы звёзд; На новорождённой почве земли была услышана поступь Божественного. Сквозь густой туман невежества земли Ум начал видеть и смотреть на формы И нащупывать знания в неведомой Ночи: Пойманная в слепую каменную хватку, Сила разработала свой план И создала во сне этот огромный механический мир, Чтобы Материя могла стать сознающей свою душу И, подобно занятой акушерке, жизненная сила Освободила ноль, несущий Всё. Оттого, что вечные глаза обратили на глубины земли Освещённую ясность чистого взгляда И увидели тень Непознаваемого, Отражённую в безграничном сне Несознательного, Поиск творения самости начал своё движение. Дух грезил в грубом космическом вихре, Ум протекал, не зная, в соке жизни, А груди Материи вскармливали божественную Идею. Чудо Абсолюта родилось; Бесконечность облекла конечную душу, Весь океан жил в блуждающей капле, В теле, созданном временем, поселилось Бесграничное. Наши души пришли сюда, чтобы пережить эту Мистерию.
Провидец внутри, кто знает упорядоченный план, Скрытый за нашими сиюминутными шагами, Вдохновляет наше восхождение на невидимые высоты, Как когда-то ужасный прыжок на землю и в жизнь. Его зов достиг Путешественника во Времени. Обособленный в непостижимом одиночестве, Он путешествовал в своей немой и единственной силе, Несущей бремя желания мира. Бесформенная Неподвижность звала, безымянный Свет. Над ним был белый неподвижный Луч, Вокруг него вечные Безмолвия. Никакого срока не было установлено для высоко нацеленной попытки; Мир за миром раскрывал свои охраняющие силы, Небо за небом - свои глубокие блаженства, Но всё же невидимый Магнит притягивал его душу. Одинокая фигура на гигантской лестнице Природы, Он поднялся к неразличимой цели На голой вершине сотворённых вещей. Конец Песни 1
В неосязаемой области тайного "я", Обширной опоре этого маленького внешнего существа, Отделённого от видения твёрдым забором земли, Он вошёл в магический кристальный воздух И нашёл жизнь, которая жила не плотью, Свет, который делал видимыми нематериальные вещи. Прекрасная ступень в иерархии чуда, Царство феерического мастерства тонкой Материи, Обрисованное на фоне неба ярких оттенков, Выпрыгивающее из великолепий транса и тумана Волшебное откровение его фасада. Рядом с нашим [миром] расположен мир более чудесных форм, Где, не скрываемые деформирующим взглядом Земли, Все формы прекрасны и все вещи истинны. В этой светящейся атмосфере, мистически ясной, Глаза были дверями к небесному чувству, Слух был музыкой и прикасанием очарования, А сердце притягивало более глубокое дыхание силы. Там обитают сияющие источники земной природы: Совершенные планы, на которых она формирует её работы, Отдалённые результаты её порождающей силы, Покоятся в рамках предназначенной судьбы. Попытки, ныне тщетные или напрасно победившие, Уже нанесены на карту, и запланировано время И образ её будущих суверенностей В их роскошных чертах, проложенных желанием. Золотой выбор из сюжетов в лабиринтах ума, Богатства, не найденные или ещё не пойманные нашими жизнями, Не запятнанные ущербностью смертной мысли, Пребывают в этой прозрачной атмосфере. Наши смутные начинания там превзойдены, Наши срединные успехи набросаны в пророческих линиях, Наши окончательные цели ожидаются вживую. Эта сверкающая крыша нашего нисходящего плана, Перекрывающая свободный дар небесного воздуха, Пропускает малые прорывы мощного дыхания Или ароматные притоки сквозь золотые решётки; Она ограждает наш потолок земного ума От бессмертных солнц и потоков дождя Бога, И всё же проводит странное радужное сияние, И яркие росы капают с неба Бессмертного. Проход для Могуществ, что двигают наши дни, Оккультный за этими более грубыми Природными стенами, Дымчатый зал союза Ума с Формой Скрыт гобеленом снов; Небесные значения проникают сквозь него, как сквозь завесу, Его внутреннее зрение поддерживает эту внешнюю сцену. Более тонкое сознание с более счастливыми линиями, Оно имеет такт, которого не могут достичь наши прикасания, Чистоту чувств, которую мы никогда не ощущаем; Его заступничество вдохновляет вечным Лучом Краткоживущие попытки нашей преходящей земли [Достичь] красоты и совершенной формы вещей. В комнатах юного божества силы И ранних игр вечного Ребёнка Воплощения его витающих мыслей, Омытые яркими оттенками вечного чуда И убаюканные шёпотом этого ясного воздуха, Отдыхают в цветных снах, как птицы на вневременных деревьях, Прежде чем они нырнут, чтобы плыть по морю земного времени. Всё, что видится здесь, имеет более восхищающее подобие там. Что бы ни задумали наши сердца, наши головы творят, Теряя некую высшую оригинальную красоту, Изгнанные оттуда, здесь соглашаются на земные оттенки. Что бы ни проявилось здесь с видимым очарованием и грацией, Находит там свои безупречные и бессмертные черты; Всё, что прекрасно здесь, - там божественно. Фигуры там невообразимы смертным умом: Тела, не имеющие земного аналога, Пересекают освещённый транс внутреннего зрения И восхищают сердце их небесной поступью, Убеждая небеса населить эту чудесную сферу. Чудеса будущего странствуют в её безднах; Вещи старые и новые формируются в этих глубинах: Карнавал красоты переполняет высоты В этом магическом королевстве идеального зрения. В его вестибюлях прекрасного уединения Материя и душа встречаются в сознательном союзе, Как влюбленные в уединённом тайном месте: В объятиях страсти, ещё не несчастной, Они объединяют свои силы, сладость, восторг, И смешиваются, делая высший и низший миры одним. Нарушитель из бесформенного Бесконечного, Осмелившийся прорваться в царство Бессознательного, Дух прыжком к телу касается земли. Пока ещё не обёрнутый в земные очертания, Он уже несёт переживание смерти и рождения, Убеждая бездну небесной формой, Покрывалом его бессмертия, Живущим в блеска ранга [его] владельца, Пригодным для того, чтобы выдержать трение Изменения и Времени. Ткань, смешанная из лучистого света души И Материальной субстанции обременённой знаками Силы, - Тщетно воображаемый в тонком воздухе нашего ума Абстрактный фантом, формируемый ментальным образом, - Она ощущает то, что земные тела не могут ощущать, И она более реальна, чем этот грубый каркас. После спадания плаща смертности Её вес облегчается, чтобы усилить её восхождение; Становясь тоньше от прикасания более тонких сред, Она сбрасывает старые узорчатые покровы более плотной материи, Отменяет хватку нисходящего тяготения Земли И несёт душу из мира к высшему миру, Пока в обнажённом эфире вершин Не останется лишь простота духа, Первое прозрачное одеяние вечного существа. Но когда оно должно возвратиться к его смертной ноше И жёсткому ансамблю земного опыта, Тогда его возвращение возобновляет это более тяжёлое облачение. Ибо задолго до того, как плотный жилет земли был выкован Техникой атомной Пустоты, Сияющая пелена самомаскировки Была соткана вокруг тайного духа в вещах. Тонкие царства сделаны из этих ярких оболочек. Этот чудо-мир со всем его лучезарным благом Видения и нерушимого счастья Заботится лишь о выражении и совершенной форме; Справедливый на его вершинах, он имеет опасные нижние планы; Его свет приближается к грани падения Природы; Он придаёт красоту ужасу пучин И пленительные глаза опасным Богам, Наделяет изяществом демона и змею. Его транс навязывает несознание земле, Бессмертный, он ткёт для нас мрачное одеяние смерти И авторизует нашу смертность. Этот медиум служит более великому Сознанию: Кубок его скрытого самовластия, Он есть тонкая основа миров Материи, Он неизменен при его изменчивых формах, В анналах его творческой памяти Он охраняет бессмертный [архе]тип тленных вещей: Его понижающиеся потенции нашли наши падшие силы; Его мысль изобретает наше рассуждающее невежество; Его чувство порождает рефлексы нашего тела. Наше тайное дыхание не испытанной могущественной силы, Потаённое солнце внутреннего вида момента, Его тонкие внушения - тайный источник Для наших радужных богатых воображений, Касающихся вещей, общих с преображающими оттенками, Пока даже земная грязь не станет богатой и тёплой [наравне] с небесами И слава не воссияет из декаданса души. Его знание - это отправная точка нашей ошибки; Его красота надевает на нас грязевую маску уродства, Его артистичное добро начинает сказание о нашем зле. Небеса творческих истин выше, Космос гармоничных снов между, Хаос растворяющихся форм внизу, Он погружается, теряясь в нашей несознательной основе. Из его падения вышла наша более плотная Материя. Так происходило погружение Бога в Ночь. Этот падший мир стал кормилицей душ, Населяемых скрытой божественностью. Существо проснулось и жило в бессмысленной пустоте, Всемирное Несознание стремилось к жизни и мысли, Сознание вырвалось из бездумного сна. Всё здесь движимо не чувствующей волей. Таким образом, падшая, несознательная, разочарованная, плотная, инертная, Утонувшая в неодушевлённой и вялой дремоте Земля лежала, рабыня сна, принуждаемая создать Подсознательной жаждущей памятью, Оставшейся от счастья, умершего до её рождения, Чуждое чудо на её бесчувственной груди, Это болото должно питать орхидею и розу, Из её слепой нежелающей субстанции должна появиться Красота, принадлежащая более счастливым сферам. Это судьба, завещанная ей, Как будто убитый бог оставил золотое доверие [Её] слепой силе и заключённой душе. Тленные части бессмертного божества Она должна восстановить из утраченных фрагментов, Перефразировать из документа, заполненного в других местах Её сомнительным титулом к её божественному Имени. Как остаток её одинокого наследства, Все вещи она несёт в её бесформенной пыли. Её гигантскую энергию, привязанную к мелким формам В медленном пробном движении её силы, Использующей лишь хрупкие тупые инструменты, Она приняла, как необходимость своей природы, И отдала человеку, как его колоссальную работу, [Как] труд, невозможный для богов. Жизнь, едва выживающая в поле смерти - Это её часть, претендующая на бессмертие; Грубое полусознательное тело служит средством Ума, который должен восстановить знание, потерянное, Удерживаемое в каменной хватке несознательности мира, А всё ещё носящий эти бесчисленные узлы Закона Дух, связанный, [должен] встать, как король Природы. Могущественное родство - причина этой смелости. Всё, что мы пытаемся сделать в этом несовершенном мире, Смотрит вперёд или назад за пределы лоска Времени На его чистую идею и твёрдый неприкосновенный тип В безупречном мастерстве абсолютного творения. Овладеть абсолютом в формах, что преходят, Установить прикасание вечного в сотворённых временем вещах - Это закон всякого совершенства здесь. Фрагмент здесь пойман от замысла небес; Иначе мы никогда не могли бы надеяться на более великую жизнь, А экстаз и слава не могли бы существовать. Даже в малости нашего смертного состояния, Даже в этом доме-тюрьме внешней формы Сверкающий проход для непогрешимого Пламени Ведёт через грубые стены нервов и мозга, Великолепие давит или Сила прорывается через них, Гигантский тусклый барьер Земли убирается на какое-то время, Несознательная печать снимается с наших глаз, И мы становимся вместилищем для творящей мощи. Энтузиазм божественного сюрприза Пронизывает нашу жизнь, чувствуется мистический ажиотаж, Радостная мука дрожит в наших конечностях; Мечта о красоте танцует[, пройдя] через сердце, Приближается мысль из вечного Ума, Нисходят намёки, отбрасываемые Невидимым, Пробуждающимся от сна Бесконечности, Символы Того, что ещё не было сотворено. Но вскоре инертная плоть перестаёт отвечать, Затем [в глубине] тонет священная оргия восторга, Пламя страсти и прилив силы Забираются из нас, и, хотя светящаяся форма Пребывает в удивительной земле, представляемой высочайшей, Слишком малое из того, что предназначено, оставляет след. Глаза Земли [лишь] отчасти видят, её силы отчасти творят; Её редчайшие работы - это копии небесного искусства. Сияние золотой выдумки, Шедевр вдохновенного устройства и правления, Её формы скрывают то, что они хранят, и лишь имитируют Неуловимое чудо само-рождённых форм, Что вечно живут во взгляде Вечного. Здесь, в трудном, незаконченном мире Происходит медленная работа бессознательных Сил; Здесь невежественный разделяющий ум человека, Его гений, рожденный из бессознательной почвы. Копировать от земных копий - его искусство. Ибо когда он стремится к вещам, превосходящим землю, Слишком грубы инструменты работника, слишком сыры его материалы, И едва ли не кровью своего сердца он достигает Его преходящего дома для Божественной Идеи, Его образа гостиницы Времени для Нерождённых. Наше существо трепещет от высоких далёких воспоминаний И принесло бы сюда их недатированные значения, Но, слишком божественные для замысла земной природы, Вечные чудеса пылают за пределами нашей досягаемости. Они пребывают в абсолюте, нерождённые, не меняющиеся, Безупречные в бессмертном воздухе Духа, Бессмертные в мире неподвижного времени И неизменного вдохновения из глубокого пространства себя. Лишь когда мы поднимаемся над собой, Линия Трансцендентного пересекает наш путь И соединяет нас с вневременным и истинным; Это приносит нам неизбежное слово, Богоподобное действие, мысли, что никогда не умирают. Пульсация света и славы обволакивает мозг И, путешествуя по исчезающему маршруту момента, Прибывают фигуры вечности. Будучи посетителями ума или гостями сердца, Они поддерживают нашу смертную краткость какое-то время Или изредка в некотором редком освобождающем проблеске Улавливаются тонкой догадкой нашего видения. Хотя это лишь начало и первые попытки, Эти мерцания указывают на тайну нашего рождения И скрытое чудо нашей судьбы. Кем мы являемся там и кем должны стать здесь на земле, Выражено в контакте и зове. Пока несовершенство Земли является нашей сферой, Зеркало нашей природы не отражает наше реальное "Я"; Это величие ещё пребывает сдерживаемым внутри. Сомнительное будущее Земли скрывает наше наследство: Свет, теперь далёкий, станет здесь родным, Сила, которая посещает нас, - нашей дружеской силой; Невыразимое обретёт тайный голос, Нетленное просияет сквозь экран Материи, Делая это смертное тело одеянием божества. Величие Духа - наш вневременный источник, И оно будет нашим венцом в бесконечном Времени. Обширное Неизвестное вокруг нас и внутри; Все вещи обёрнуты в динамическое Единство: Тонкая связь союза соединяет всю жизнь. Таким образом, всё творение есть единая цепь: Мы не оставлены в одиночестве в закрытой схеме Между движением несознательной Силы И несообщающимся Абсолютом. Наша жизнь - это стимул в возвышенном диапазоне души, Наше существо смотрит за пределы его стен ума И общается с более великими мирами; Есть более яркие земли и более широкие небеса, чем наши. Есть царства, где Бытие пребывает в его глубинах; Оно чувствует в его огромном динамическом ядре, Что его безымянные, не сформированные, не рождённые потенции Взывают к выражению в бесформенном Просторе: Невыразимые за пределами Невежества и смерти, Образы его вечной Истины Выглядывают из комнаты его самовосторженной души: Как будто при взгляде его собственного внутреннего свидетеля, Дух поддерживает его зеркальное "я" и труды, Силу и страсть его вечного сердца, Фигуры его бесформенного экстаза, Величие его многочисленной мощи. Оттуда мистическая субстанция наших душ приходит В чудо рождения нашей природы, Существует нерушимая высота всего, что мы есть, И нескончаемый источник всего, чем мы надеемся стать. На каждом плане иератическая Сила, Посвящённая в невысказанные истины, Мечтает записать и сделать частью жизни В её собственном родном стиле и живом языке Какую-то черту совершенства Нерождённого, Какое-то видение, зримое во всезнающем Свете, Какой-то далёкий звук Голоса бессмертного исполнителя рапсодий, Какой-то восторг от всемогущего Блаженства, Какую-то форму и план невыразимой Красоты. Там есть миры[, находящиеся] ближе к этим абсолютным царствам, Где отклик на Истину быстр и уверенн, И дух не скован его рамками, И сердца не захвачены и не разорваны резким разделением, И где восторг и красота - обитатели, а любовь и сладость - закон жизни. Более утончённая субстанция в более тонкой форме Воплощает божественную землю, а не мечты; Её сила может обогнать бегущие ноги радости; Перепрыгивая фиксированные препятствия, установленные Временем, Быстрая сеть интуитивного схватывания Улавливает мимолётное счастье, желаемое нами. Природа, поднимаемая более широким дыханием, Пластичная и пассивная перед всесозидающим Огнём, Отвечает на случайное прикасание пламенного Божества: Неуязвимая перед инерцией нашего отклика, Она слышит слово, к которому наши сердца глухи, Принимает видение бессмертных глаз И, странствуя по дорогам линии и цвета, Преследует дух красоты в её доме. Таким образом, мы приближаемся к Все-чудесному, Следуя его восторгу в вещах, как знаку и руководству; Красота - это его след, показывающий нам, где он прошёл, Любовь - это ритм его сердцебиения в смертной груди, Счастье - улыбка на его обожаемом лице. Общение духовных сущностей, Гений творческой Имманентности, Делает всё творение глубоко сокровенным: Четвёртое измерение эстетического чувства, Где всё находится в нас самих, а мы сами во всём, Перестраивает наши души для космической широты. Воспламеняющий восторг присоединяется к видящему и увиденному; Мастер и мастерство, становясь внутренне одним, Достигают совершенства магическим пульсом И страстью их близкой идентичности. Всё, что мы медленно складываем из собранных частей Или развиваем, спотыкаясь, долгим трудом, Там является само-рождённым по нашему вечному праву. В нас тоже может гореть интуитивный Огонь; Агент Света, он свёрнут в наших сложенных сердцах, На небесных уровнях стоит его дом: Нисходя, он может принести сюда эти небеса. Но редко горит пламя и не горит долго; Радость, которую он вызывает с этих божественных высот, Приносит краткие прекрасные воспоминания И великолепные проблески интерпретирующей мысли, Но не полное видение и восторг. Завеса сохраняется, что-то всё ещё сдерживается, Чтобы наши души, пленники красоты и радости, Не забывали стремиться к Высшему. В этом прекрасном тонком царстве за нашим собственным Форма - это всё, а физические боги - короли. Вдохновляющий Свет играет в тонких границах; Безупречная красота приходит по милости Природы; Там свобода - это гарантия совершенства: И хотя отсутствует абсолютный Образ, Слово Воплощённое, открытый духовный экстаз, Всё является чудом симметричного обаяния, Фантазией совершенной линии и правила. Там все чувствуют себя удовлетворёнными собой и целым, Богатая полнота достигает предела, Чудо изобилует [даже] в совершенных мелочах, Затейливый восторг буйствует в малом пространстве: Каждый ритм сродни своему окружению, Каждая линия совершенна и неизбежна, Каждый объект создан безупречно для шарма и использования. Все очарованы своим восторгом. Незатрагиваемые, они живут своим совершенством, уверенные В небесно-радостной довольной собой неприкосновенности; Содержимое должно быть, им не нужно ничего более. Здесь не было тщетных усилий разбитого сердца: Освобождённый от испытаний и проверок, Лишённый сопротивления и боли, Этот мир не мог ни бояться, ни горевать. Он не имел ни милости ошибки, ни поражения, Там не было ни места для вины, ни силы для неудачи. Из некоего переполненного самоблаженства он сразу извлекал Его формальные открытия немой Идеи И чудо его ритмичных мыслей и действий, Его ясную технику твёрдой и округлой жизни, Его радушных жителей в неодушевлённых формах И славу дышащих тел, подобных нашему. Изумлённый, с его чувствами, зачарованными восторгом, Он двигался в божественном, и всё же родственном мире, Восхищаясь чудесными формами, столь близкими к нашим, Но совершенными, подобно игрушкам бога, Бессмертными с точки зрения смертности. В их узких и исключительных абсолютах Ранжированные верховенства конечного пребывают на тронах; [Здесь] никогда не грезят о том, что могло бы быть; Лишь в границах может жить этот абсолют. В превосходстве, связанном с его собственным планом, Где всё было законченным и не осталось ширины, Нет пространства для теней неизмеримого, Нет места для удивления неисчислимому, Пленник его собственной красоты и экстаза В магическом круге, отделанном заколдованным Могуществом, Дух отступил назад, вычеркнутый в его рамках. Восхищающий яркой окончательностью его линий, Синий горизонт ограничивал душу; Мысль движется в освещённых удобствах, Отмели внешнего идеала - её плавательный диапазон: Жизнь медлит в её границах, удовлетворённая Маленьким счастьем действий тела. Назначенная, как Сила, связанному Уму [своего] угла, Привязанная к безопасной скудности её комнаты, Она выполняла её маленькие работы, играла, спала И не думала о том, что более великая работа не сделана. Забыв о её жестоких безграничных желаниях, Забыв о высотах, на которые она поднялась, Её прогулка стала фиксированной в лучистой канавке. Прекрасное тело непринуждённой души, Похожей на ту, что смеётся в сладких и залитых солнцем рощах, По-детски она качалась в её золотой колыбели радости. Зов космоса не достигал её зачарованного жилища, Она не имела крыльев для широкого и опасного полёта, Она не сталкивалась ни с опасностью неба, ни с бездной, Она не знала ни перспектив, ни могучих снов, Ни тоски по её потерянным бесконечностям. Совершенная картина в совершенной раме, Это волшебное мастерство не могло удержать его волю: Оно дало лишь тонкое освобождение на момент; Беззаботный час был проведён в лёгком блаженстве. Наш дух устал от поверхностей бытия, Превзошёл великолепие формы; Он обращается к скрытым силам и более глубоким состояниям. И теперь он посмотрел за пределы для [поиска] большего света. На пике подъёма его душа оставила позади Этот сверкающий двор Дома Дней, Он покинул этот чудесный материальный Рай. Его судьба лежала за пределами в более обширном Космосе.
Неровный широкий подъём теперь манил его ноги. Откликаясь на тревожный зов более великой природы, Он пересёк границы воплощённого Ума И вступил в тёмные широкие спорные области, Где всё было сомнением и переменами, и не было ничего уверенного, Мир поисков и труда без отдыха. Подобный тому, кто, встречая лицо Неизвестного, Вопрошает, но никто не даёт ответа, Привлечённый проблемой, которую никогда не решить, Всегда неуверенный в почве, по которой он ступал, Всегда влекущийся к непостоянной цели, Он путешествовал по стране, населённой сомнениями В перемещающихся пределах на колеблющемся основании. Впереди он видел границу, которая никогда не была достигнута, И теперь мыслил себя c каждым шагом ближе к ней, - К далеко отступающему горизонту миража. Там жило бродяжничество, которое не выносило дома, Путешествие по бесчисленным путям без конца. Ничто из того, что он находил, не удовлетворяло его сердце; Неутомимое странствие искало и не могло прекратиться. Жизнь там — это проявление Неисчислимого, Движение неспокойных морей, долгий И рискованный прыжок духа в Пространство, Раздражающее беспокойство в вечном Покое, Импульс и страсть бесконечного. Принимая любую форму, какую пожелает её фантазия, Вырвавшись из сдержанности устоявшихся форм, Она покинула безопасность испытанного и известного. Не затрагиваемая страхом, что проходит сквозь Время, Неустрашимая Судьбой, что преследует, и Случайностью, что возникает, Она принимает бедствие, как обычный риск; Беззаботная перед страданием, невнимательная к греху и падению, Она борется с опасностями и находками На неизведанных просторах души. Казалось бы, это только долгий эксперимент, Риск для ищущей невежественной Силы, Что испытывает все истины и, не найдя ни одной превосходной, Движется, неудовлетворённая, неуверенная в своей цели. Как некий внутренний ум видел, так формировалась жизнь: Она переходила от мысли к мысли, от стадии к стадии, Мучимая её собственными силами или гордая и благословенная, То владея собой, то становясь игрушкой и рабыней. Огромная непоследовательность была законом её действия, Как будто все возможности должны были исчерпаться, А страдание и блаженство были развлечениями [её] сердца. В галопе громоподобных перемен Она проносилась через гоночные поля Обстоятельств Или, раскачиваясь, металась между своими высотами и глубинами, Возносясь или ломаясь на непостоянном колесе Времени. Среди утомительного кишения однообразных желаний Она извивалась, червяк среди червей в грязи Природы, Затем, вырастая в Титана, принимала всю землю как пищу, Возжелала моря как одежду, звёзды как корону, И с криками шагала с пика на гигантский пик, Требуя себе миры, чтобы покорять и править. Затем, безрассудно влюблённая в лицо Скорби, Она погружалась в тоску глубин И, барахтаясь, цеплялась за своё собственное страдание. В грустной беседе со своим растраченным "я" Она подводила итог всему, что потеряла, Или сидела с печалью, как со старым другом. Шумная игра бурного восторга вскоре иссякала, Или она медлила, привязанная к неадекватной радости, Упуская повороты судьбы, упуская цель жизни. Сцена была запланирована под все её бесчисленные настроения, И каждое могло стать законом и образом жизни, Но ни одно не могло предложить чистого счастья; Они оставляли за собой лишь мерцающую изюминку Или жестокую страсть, что приносит мёртвую усталость. Среди её стремительного, неисчислимого разнообразия Что-то оставалось неудовлетворённым, всегда тем же, И в новом виделось лишь лицо старого, Ибо каждый час повторял все остальные, И каждая перемена продлевала то же беспокойство. Неуверенная в духе себя самой и в своей цели, Скоро устающая от слишком большой радости и счастья, Она нуждается в шпорах из удовольствия и боли И в прирождённом вкусе к страданию и неспокойствию: Она стремится к цели, что никогда не может быть достигнута. Извращённый вкус преследует её жаждущие губы: Она плачет от горя, что приходит по её собственному выбору, От наслаждения томится, что покрывает ранами её грудь; Стремясь к небу, она обращает свои шаги к аду. Она выбрала риск и опасность для товарищей по играм; Ужасные качели Судьбы она приняла за колыбель и скамью. И всё же чистым и ярким было её рождение из Вневременного, Потерянный восторг мира сохраняется в её глазах, Её настроения - это лики Бесконечного: Красота и счастье - её неотъемлемое право, А бесконечное Блаженство - её вечный дом. Теперь оно обнаружило его античный лик радости, Внезапно раскрытый сердцу горя, Искушая его терпеть, и стремиться, и надеяться. Даже в меняющихся мирах, лишённых покоя, В воздухе, пронизанном печалью и страхом, И в то время как его ноги ступали по небезопасной земле, Он видел образ более счастливого состояния. В архитектуре иератического Пространства, Кружащегося и поднимающегося к вершинам творения, В синей высоте, которая никогда не была слишком высокой Для тёплого общения между телом и душой, Столь же далёкое, как небо, столь же близкое, как мысль и надежда, Брезжило царство безгорестной жизни. Над ним по новому небесному своду, Другому, чем небеса, видимые смертными глазами, Как по резному потолку богов, Архипелагами смеха и огня Плыли звёзды вдали друг от друга в колышущемся море неба. Высящиеся спирали, магические кольца ярких оттенков И сверкающие сферы странного счастья Плыли сквозь расстояния, словно символический мир. Они не могли разделить ни беду, ни усилие, Они не могли помочь в несчастье, Невосприимчивые к страданиям, борьбе, горю жизни, Незапятнанные её гневом, мраком и ненавистью, Недвижимые, незатрагиваемые, [они] смотрели вниз с великих [пред]видящих планов, Навсегда блаженные по их вечному праву. Поглощённые их собственной красотой и содержанием, Они надёжно живут в их бессмертной радости. Обособленно погружённые в их собственную славу, пылающие Вдалеке, они проплывали в смутном сияющем тумане, Вечном прибежище света снов, Туманности великолепий богов, Созданных из размышлений вечности. Почти невероятные для человеческой веры, Вряд ли они казались материей вещей, что существуют. Как сквозь стекло магического телевизора, Обрисованные для некоего увеличивающего внутреннего восприятия, Они сияли подобно образам, отбрасываемым далёкой сценой, Слишком высокие и радостные, чтобы быть захваченными смертными веками. Но есть близкие и реальные для тоскующего сердца И для страстной мысли и чувства тела Скрытые царства блаженства. В некой близкой недостижимой области, которую мы всё же ощущаем, Неприкосновенные для суровых тисков Смерти и Времени, Избегающие поисков печали и желания, В светлых заколдованных безопасных перифериях Они располагаются, вечно купаясь в счастье. Во сне, трансе и вдохновении перед нашими глазами Через внутреннее поле тонкого видения Широкие восторженные пейзажи, ускользающие от взгляда, Фигуры совершенного царства проходят И оставляют за собой памяти сияющий след. Воображаемые сцены или великие вечные миры, Уловленные во сне или ощущаемые, они трогают наши сердца их глубиной; Кажущиеся нереальными, и всё же реальней, чем жизнь, Счастливее счастья, истиннее истинного, Если бы они были [лишь] снами или пойманными образами, Истина сновидения обратила бы в ложь пустые реальности земли. В быстром вечном мгновении, установленном там, живут Или всегда вспоминаются, возвращаясь для тоскующих глаз, Спокойные небеса нетленного Света, Озарённые континенты фиолетового покоя, Океаны и реки радости Божьей И беспечальные страны под пурпурными солнцами.
Некогда звезда яркой отдалённой идеи Или кометный след мечты воображения, Это теперь принимает облик, близкий к реальности. Была преодолена пропасть между истиной мечты и земным фактом, Чудеса жизни больше не были мечтами; Его видение делало всё, что они раскрывали, его собственным: Их сцены, их события встречались его глазами и сердцем И поражали их чистой красотой и блаженством. Лишённый дыхания высший регион привлёк его взгляд, Границы которого выступали в небо Себя И опускались к странной эфирной основе. Квинтэссенция сияла высочайшим восторгом Жизни. На духовном и таинственном пике Лишь высокая преображающая линия чуда Отделяла жизнь от бесформенного Бесконечного И защищала Время против вечности. Из этого бесформенного материала Время чеканит его формы; Тишина Вечного содержит космическое действие: Протейские образы Мирового Могущества Притягивали силу быть, волю продолжаться Из глубокого океана динамичного покоя. Обращая вершину духа к жизни, Она тратит пластичные свободы Единого на то, Чтобы выразить в действиях мечты её каприза, Зов его мудрости делает устойчивыми её беззаботные ноги, Он поддерживает её танец на жёсткой базе, Его вечная неподвижная неизменность Должна стандартизировать чудо её творения. Из невидимых энергий Пустоты Изобретая сцену конкретной вселенной, Его мыслью она фиксировала свои шаги, в своих слепых действиях Она видит при вспышках его всезнающего Света. По её воле непостижимый Сверхразум нисходит вниз, Чтобы направлять её силу, которая чувствует, но не может знать, Его дыхание могущества контролирует её беспокойные моря И подчиняет жизнь руководящей Идее. По её воле, ведомой освещённой Имманентностью, Опасный экспериментирующий Ум Пробивает себе путь сквозь неясные возможности Среди случайных формаций неосознающего мира. Наше человеческое невежество движется к Истине о том, Что Несознание может стать всезнающим, Преображённые инстинкты - формировать божественные мысли, Мысли - приводить к непогрешимому бессмертному видению, А природа - подниматься в идентичность с Богом. Мастер миров сделался её рабом - Исполнителем её фантазий: Она проложила каналы из морей всемогущества; Она ограничила своими законами Безграничного. Бессмертный связался выполнением её работ; Он трудится над задачами, что ставит её Невежество, Скрытое под плащом нашей смертности. Миры, формы, что творит фантазия её богини, Утратили их источник на невидимых высотах: Даже оторванные, отклонившиеся от их вневременного источника, Даже деформированные, тёмные, проклятые и падшие, - Ибо даже падение несёт свою извращённую радость, А она не оставляет ничего, что служит восторгу, - Они также могут вернуться к вершинам или здесь Вычеркнуть приговор падения духа, Вернуть их утраченную божественность. Сразу же пойманный в размах вечного видения, Он увидел гордость и великолепие её высоко рождённых зон, И её области, затаившиеся в низших глубинах. Вверху была монархия не падшего "я", Внизу - мрачный транс бездны, Противоположный полюс или смутный антипод. Здесь были просторы славы жизненных абсолютов: Все смеялись в безопасном бессмертии И вечном детстве души, [бывшем] Прежде чем наступила тьма и родились горе и боль, И где все могли сметь быть самими собой и единым, И мудрость играла в безгрешной невинности С обнажённой свободой под солнцем счастливым Истины. Здесь располагались миры её смеха и ужасной иронии, Пролегали поля её вкуса труда, раздоров и слёз; Её голова лежала на груди у влюблённой Смерти, Сон какое-то время имитировал покой вымирания. Свет Бога она разлучила с его тьмой, Чтобы испытать вкус голых противоположностей. Здесь, смешавшись в сердце человека, их тона и оттенки Сплели изменчивый облик его существа, Его жизни прямой пульсирующий поток во Времени, Его природы постоянную фиксированную подвижность, Его души меняющийся фильм из движущихся картин, Его космический хаос личности. Великая создательница с её загадочным прикасанием Обратилась к пафосу и само-мечте о мощи существа, Сотворив страстную игру её бездонной тайны. Но здесь были и миры, отчасти поднятые к небесам. Здесь была Завеса, но не Тёмная Стена; В формах, не слишком удалённых от человеческого понимания, Некая страсть к ненарушенной чистоте Прорывалась, луч изначального Блаженства. Радость небес могла бы принадлежать земле, если бы земля была чиста. Здесь могли быть достигнуты наши обожествлённые чувство и сердце, Некая яркая крайность натурального счастья, Некий трепет абсолютов Сверхприроды: Все силы могли смеяться и резвиться на жёстких дорогах земли И никогда не ощущать её жестокую грань боли, Вся любовь могла играть и нигде не [испытывать] стыда Природы. Но она сохранила свои мечты во дворцах Материи, И всё же её двери замкнуты для высочайших вещей. Эти миры могли чувствовать дыхание Бога, посещающее их вершины; Там было некое мерцание Трансцендентной каймы. Сквозь белые эонические безмолвия Бессмертные фигуры воплощённой радости Пересекали широкие просторы, близкие к сну вечности. Чистые мистические голоса в тишине блаженства Обращались к непорочным сладостям Любви, Призывая его медовое прикасание взволновать миры, Его блаженные ладони — ухватиться за тело Природы, Его сладкую нестерпимую мощь единения - Принять все существа в её спасительные руки, Привлекая к его состраданию бунтаря и беспризорного, Чтобы навязать им счастье, от которого они отказывались. Брачный гимн невидимому Божеству, Пылающая рапсодия белого желания Завлекла бессмертную музыку в сердце И разбудила дремлющее ухо экстаза. Более чистое, более пламенное чувство видело там свой дом, Жгучее желание, которое не могут выдержать земные члены; Единство вызвало глубокое, не обременённое вместительное дыхание, И сердце забилось от удара к [более] восторженному удару. Голос Времени пел о радости Бессмертного; Вдохновение и лирический возглас, Моменты пришли с экстазом на своих крыльях; Невообразимая красота двигалась небесно-обнажённой, Избавленной от границ в просторах мечты; Крик Птиц Чуда взывал с небес К бессмертным жителям на берегах света. Творение выпрыгивало прямо из рук Бога; Чудо и восторг бродили по дорогам. Просто быть было высшим наслаждением, Жизнь была счастливым смехом души, А Радость была королём с Любовью к подданным. Светимость духа там была воплощена. Противоположности жизни были любовниками или естественными друзьями, А её крайности - гармонии острыми краями: Снисходительность с нежной чистотой пришла И кормила бога её материнской грудью: Там никто не был слаб, поэтому ложь не могла жить; Невежество было тонким оттенком, защищающим свет, Воображение - свободной волей Истины, Наслаждение - кандидатом в огни небес; Интеллект был поклонником Красоты, Сила была рабом спокойного духовного закона, Могущество ложило голову на грудь Блаженства. Там были непостижимые вершины славы, Автономии тихого самоправления Мудрости И высшие зависимости от её девственного солнца, Освещённые теократии видящей души, Воцарённые в силе луча Трансцендентного. Видение величий, мечты о значимости В царствах солнечного света двигались царственной походкой: Собрания, переполненные сенаты богов, Могущества жизни царили на тронах мраморной воли, Высокие господства и автократии, Силы, увенчанные лаврами и вооружённые императивные могущества. Все объекты там были велики и прекрасны, Все существа носили королевскую печать могущества. Там сидели олигархи естественного Закона, Гордые неистовые головы служили одному спокойному челу монарха: Все позы души облекались в божественность. Там встретились пылкие взаимные близости Радости владычества и радости подчинения, Налагаемые любовью на сердце Любви, которое повинуется, И на тело Любви, удерживаемое под восторженным игом. Всё было игрой встречи царственностей. Ибо поклонение возвышает склонённую силу поклоняющегося, Приближая к гордости бога и к блаженству, которые его душа обожает: Правитель един со всеми, кем он правит; Для того, кто служит со свободным ровным сердечным Послушанием, это школа его королевского обучения, Венец и привилегия его благородства, Его вера - это идиома высшей природы, Его служение - духовный суверенитет. Были сферы, где Знание соединилось с творческой Силой В её высоком доме и всю её сделало его собственной: Великий Просветлённый схватил её сияющие персты И наполнил их страстью его луча, Пока всё её тело не стало его прозрачным домом, А вся её душа - двойником его души. Обожествлённые, преображённые прикасанием мудрости, Её дни стали светоносной жертвой; Бессмертная бабочка в счастливом и бесконечном огне, Она горела в его сладком невыносимом пламени. Пленная Жизнь венчалась со своим завоевателем. В его широком небе она построила свой мир заново; Она придала спокойному шагу ума скорость мотора, Мысли - потребность жить тем, что видит душа, Жизни - стимул знать и видеть. Его великолепие охватило её, её могущество прильнуло к нему; Она венчала Идею королём в пурпурных одеждах, Поместила её магический змеиный скипетр в руку Мысли, Создала формы [для] ритмичных образов его внутреннего видения, [Превратила] свои действия в живое тело его воли. Пылающий гром, созидающие вспышки, Его победный Свет мчались на её бессмертной Силе; Могучий галоп кентавра нёс бога. Жизнь царила [вместе] с умом в двойном величии. Там были миры счастья, великого и серьёзного, И действия, окрашенного мечтой, и смеха - мыслью, И страсть там могла ожидать его желания, Пока не услышит вблизи пришествие Бога. Там были миры с детским весельем и радостью; Беззаботная молодость ума и сердца Нашла в теле небесный инструмент; Оно зажгло золотистый ореол вокруг желания И освободило обожествлённое животное в членах Для божественных прыжков любви, красоты и блаженства. На лучезарной земле, взирающей на улыбку небес, Стремительный жизненный импульс не останавливался и не угасал: Он не знал, как устать; счастливы были его слёзы. Там работа была игрой, а игра - единственной работой, Задания небес - игрой богоподобной мощи: Небесная вакханалия, навсегда чистая, Не останавливаемая слабостью, как в смертных телах, Жизнь была вечностью настроений восторга: Старость никогда не приходила, забота никогда не покрывала лицо морщинами. Налагая на безопасность звёзд гонку и смех бессмертных сил, Обнажённые божественные дети бегали по своим игровым полям, Поражая ветры сверканием и скоростью; Из шторма и солнца они делали спутников, Резвились с белой гривой волнующихся морей, Убивали расстояние, до смерти растоптанное под их колёсами, И боролись на аренах своей силы. Властные в своем сиянии, подобно солнцам, Они зажигали небеса славой своих дланей, Бросаемых в мир со щедростью, подобной божественной. Чарами принуждая сердце к абсолютному восторгу, Они несли гордость и мастерство их обаяния, Как знамя Жизни на дорогах Пространства. Идеи были светоносными товарищами души; Ум играл с речью, бросая копья мысли, Но не нуждался в труде этих инструментов, чтобы знать; Знание было приятным развлечением Природы, как и всё остальное. Облечённые ярким лучом чистого сердца, Дети-наследники раннего Божественного инстинкта, Обитатели вечности Времени, Ещё трепещущие от блаженства первого творения, Они погрузились в существование в юности их души. Изысканная и неистовая тирания, Мощное принуждение их воли к радости Изливали улыбающиеся потоки счастья по всему миру. Там царило дыхание высокого свободного содержания, Счастливая поступь дней в безмятежном воздухе, Поток универсальной любви и мира. Господство неутомимой сладости возлегало, Подобно песне наслаждения, на губах Времени. Широкий спонтанный порядок освободил волю, Солнечно-распахнутое устремление души к блаженству, Широту и величие неограниченного действия И золотую свободу быстрого пылающего сердца. Там не было лжи об отдельности души, Там не возникало кривизны мысли или слова, Чтобы лишить творение его исконной истины; Всё было искренностью и натуральной силой. Свобода была единственным правилом и наивысшим законом. Счастливой чередой восходили или опускались эти миры: В царствах изумительной красоты и сюрприза, В полях величия и титанической мощи Жизнь легко играла с её необъятными желаниями. Тысячу Эдемов она могла построить, не останавливаясь; Не было предела её величию, её благодати, Её небесному разнообразию. Просыпаясь с криком и шевелением бесчисленных душ, Являющихся из груди некой глубокой Бесконечности, Улыбаясь, подобно новорождённому ребёнку, с любовью и надеждой, В её природе [она] поселила силу Бессмертного, В её груди несла вечную Волю, Не нуждаясь в проводнике, кроме её освещённого сердца: Ни падение не унижало божественность её шагов, Ни чужая Ночь не ослепляла её глаз. Не было пользы от узкого круга [жизни] или забора; Каждое действие было совершенством и радостью. Оставленная на произвол настроений её быстрой фантазии И обильного красочного буйства её ума, Посвящённая в божественные и могущественные мечты, Магическая созидательница бесчисленных форм, Исследующая меры ритмов Бога, По своей воле она творила её волшебный чудо-танец Дионисийской богини восторга, Вакханки творящего экстаза. Этот мир блаженства он видел и чувствовал его зов, Но не находил способа войти в его радость; Через бездну сознания не было моста. Его душу, связанную с образом беспокойной жизни, Ещё окружал более тёмный воздух. Несмотря на жаждущий ум и страстное чувство, Печальной Мысли, сформированной серым опытом, И видению, затемнённому заботой, печалью и сном, Всё это казалось лишь яркой желанной мечтой, Придуманной в тоскующей дали сердцем Того, кто ходит в тени земной боли. Хотя когда-то он ощущал объятия Вечности, Слишком близко к страдающим мирам жила его природа, И врата ночи стояли там, где он пребывал. Вряд ли, слишком близко осаждённая заботой мира, Может плотная форма, в которой мы сотворены, Вернуть прозрачную радость к радости, чистый свет к свету. Поскольку его измученная воля думать и жить Вначале пробуждалась к смешанным боли и удовольствию И всё ещё сохраняет привычку [от] своего рождения: Ужасная двойственность - наш способ быть. В грубых началах этого смертного мира Жизнь не была ни игрой ума, ни желанием сердца. Когда земля была построена в бессознательной Пустоте, И не было ничего, кроме материальной сцены, Отождествлённой с морем, небом и камнями, Её молодые боги жаждали освобождения душ, Спящих в объектах, неясных, не оживлённых. В этом пустынном величии, в этой обнажённой красоте, В глухой тишине среди не замечаемых звуков Тяжёл был непередаваемый груз Божества в мире, что не нуждался в нём; Никто не должен был чувствовать [его] или получить. Эта твёрдая масса, не выносящая биения сознания, Не могла вместить их широкий творческий порыв: Уже не погружённый в гармонию Материи, Дух утратил его величавый покой. В безразличном трансе он блуждал взглядом, Страстный до движений сознательного сердца, Изголодавшийся по речи и мыслям, радости и любви, В немом бесчувственном круговороте дня и ночи Жаждал биений стремления и отклика. Уравновешенное бессознательное, сотрясаемое прикасанием, Интуитивное Безмолвие, дрожащее от [звука] имени, Они призывали Жизнь вторгнуться в бессмысленную почву И пробудить божество в грубых формах. Голос был слышен на немо вращающемся земном шаре, Ропот, стенавший в не слушающей Пустоте. Казалось, существо вздыхало там, где раньше никого не было: Нечто, накопленное в мёртвых бесчувственных глубинах, Отрицало сознательное существование, терялось для радости, Будто превращаясь в спящего с незапамятных времен. Осознавая его собственную похороненную реальность, Вспоминая его забытое «я» и право, Оно жаждало знать, стремиться, наслаждаться, жить. Жизнь услышала зов и оставила [рали него] её родной свет. Изливаясь из её яркого великолепного плана На жёсткие витки и разрастания смертного Космоса, И сюда милостивый большекрылый Ангел вылил Её великолепие, её стремительность и её блаженство, Надеясь наполнить радостью светлый новый мир. Как богиня входит в грудь смертного И наполняет его дни её небесными объятиями, Так она склонилась создать себе дом в переходных формах; В недра Материи она вбросила огонь Бессмертия, В бесчувственном Просторе пробудила мысль и надежду, Поразила её очарованием и красотой плоть и нервы И принудила к восторгу бесчувственный каркас земли. Живое и одетое деревьями, травами и цветами, Огромное коричневое тело Земли улыбалось небесам, Лазурь отвечала лазури в смехе моря; Новые чувствующие существа наполняли невидимые глубины, Слава и стремительность жизни выражались в красоте зверей, Человек дерзал и мыслил и встречал его душой мир. Но пока магическое дыхание было в пути, Прежде чем её дары достигли наших заключённых сердец, Тёмное неоднозначное Присутствие всё поставило под сомнение. Тайная Воля, что облачает себя в Ночь И предлагает духу испытание плотью, Наложила мистическую маску смерти и боли. Интернированная, теперь в медленных и мучительных годах Пребывает крылатая и чудесная странница, И уже не может вспомнить её более счастливое состояние, Но должна подчиняться закону инертного Несознания, Бесчувственному основанию мира, В котором на красоту наложены слепые пределы, А печаль и радость живут, как борющиеся товарищи. Тусклая и ужасная немота упала на неё: Упразднён был её тонкий могучий дух И убита её милость счастья ребёнка-бога, И вся её слава обратилась в незначительность, А вся её сладость - в искалеченное желание. Питать смерть своими делами - вот удел жизни. Её бессмертие было так завуалировано, что она казалась, Навязывая сознание бессознательным вещам, Эпизодом в вечной смерти, Мифом существа, что должно всегда исчезать. Такой была злая тайна её перемены.
Сообщение: 4058
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 17:38. Заголовок: Шри Ауробиндо «Савитри» Книга Путешественника По Мирам Песнь 4 Царства малой жизни
ЦАРСТВА МАЛОЙ ЖИЗНИ
Дрожащий, трепетный, неуверенный мир, Рождённый от этой скорбной встречи и затмения, Возник в пустоте, где ступали её ноги, Стремительная неясность, ищущая суматоха. Там бились судороги полусознательной силы, Едва пробудившейся от сна Несознания, Связанной с Невежеством, ведомым инстинктом, В попытках найти себя и ухватиться за вещи. Наследница нищеты и потерь, Атакуемая воспоминаниями, что исчезают, когда схвачены, Преследуемая забытой возвышающей надеждой, Она стремилась вслепую, словно на ощупь, Заполнить ноющий и катастрофический пробел Между земной болью и блаженством, из которого выпала Жизнь. Мир, который всегда ищет что-то упущенное, Охотится за радостью, которую земля не может сохранить. Слишком близко к нашим вратам её неутолимое беспокойство Вместо покоя, чтобы жить, как на инертном твёрдом земном шаре: Она соединила свой голод с голодом Земли, Она дала закон стремления нашим жизням, Она сделала нужду нашего духа бездонной пропастью. Влияние вошло в смертные ночь и день, Тень покрыла расу, рождённую временем; В неспокойном потоке, где скачет слепой сердечный пульс, И нервное биение чувства пробуждается при ощущении, Отделяющем сон Материи от сознательного Ума, Заблудился зов, который не знал, почему он пришёл. Сила из-за пределов земной сферы коснулась земли; Отдых, что мог быть [раньше], не мог уже продолжаться; В сердце человека — бесформенные жаждущие страсти, В его крови крик о более счастливых вещах: Иначе он мог бы бродить по свободной залитой солнцем земле С детским, забывающим боль умом зверей, Или счастливо жить неподвижным, подобно цветам и деревьям. Могущество, что пришло на землю благословлять, Осталось на земле страдать и стремиться. Детский смех, что звенел сквозь время, утих: Естественная радость жизни человека омрачена, А печаль - кормилица его судьбы. Бездумная радость животного оставлена позади, Забота и размышление обременяют его ежедневные прогулки; Он поднялся до величия и неудовлетворённости, Он пробудился к Невидимому. Ненасытный искатель, всему он должен учиться: Он исчерпал теперь жизни поверхностные действия, Скрытые царства его существа ещё предстоит исследовать. Он становится умом, он становится духом и "я"; В его хрупком жилище он выращивает бога Природы. В нём Материя пробуждается от её долгого смутного транса, В нём земля чувствует приближение Божества. Безглазая Сила, что больше не видит своей цели, Беспокойная, голодная энергия Воли, Жизнь бросила её семя в ленивую форму тела; Она пробудила от счастливого оцепенения слепую Силу, Принуждая её понимать, искать и чувствовать. В гигантских потугах Пустоты, Возмущающих её мечтами обширную рутину И мёртвое обращение спящей вселенной, Могучая пленница боролась за освобождение. [Клетки,] живые её стремлением[,] пробудили инертные клетки, В сердце она зажгла огонь страсти и необходимости, Среди глубокого покоя неодушевлённых вещей Возник её великий голос труда, молитвы и борьбы. Нащупывающее сознание в безгласном мире, Не руководящее ощущение ей было дано для её пути; Мысль была отведена, и теперь она ничего не знала, Но всё неизвестное принадлежало ей, чтобы ощущать [его] и хватать. Повинуясь толчку нерождённых вещей к рождению, Она вырвалась из её запечатанной бесчувственной жизни: В её субстанции бездумной немой силы души, Что не может произнести то, что в её божественной глубине, Пробудилась слепая необходимость знать. Цепь, что связывала её, она сделала её инструментом; Инстинкт принадлежал ей, куколка Истины, И усилие, и рост, и стремящееся неведение. Налагая на тело желание и надежду, Навязывая сознание несознательности, Она принесла в унылое упорство Материи Её мучительное требование утерянного ею суверенного права, Её неустанный поиск, её раздражённое беспокойное сердце, Её странствующие неуверенные шаги, её мольбу о переменах. Поклонница радости без имени, В её мрачном соборе восторга Для тусклых карликовых богов она предлагает тайные обряды. Но тщетна нескончаемая жертва, Священник - невежественный маг, что совершает Лишь бесполезные мутации в плане алтаря И бросает слепые надежды в бессильное пламя. Бремя преходящих выгод отягощает её шаги, И вряд ли она сможет продвинуться под этой ношей; Но часы взывают к ней, она путешествует, Переходя от мысли к мысли, от желания к желанию; Её величайший прогресс - это углубляющаяся потребность. Неудовлетворённая материей, она обращается к Уму; Она покоряет землю, её поле, затем претендует на небеса. Бесчувственная, она ломает работу, которую совершила, Спотыкающиеся века прошли за её трудом, Но всё ещё не снизошёл великий трансформирующий свет, И откровенный восторг не коснулся её падения. Лишь проблеск иногда раскалывает небо ума, Оправдывая неоднозначное провидение, Что делает ночь путём к неизвестным рассветам Или тёмным ключом к какому-то божественному состоянию. В Несознании она начала её могучую задачу, В Неведении она преследует незаконченную работу, Ибо знание нащупывает, но не встречает лик Мудрости. Медленно поднимаясь бессознательными шагами, Найдёныш Богов, она бродит здесь, Как душа ребёнка, оставленная возле врат Ада, Шарящая в тумане в поисках Рая. В этом медленном восхождении он должен следовать её шагам Даже с её слабого и смутного подсознательного старта: Только так может прийти последнее спасение земли. Ибо только так он может познать тёмную причину всего, Что сдерживает нас и озадачивает Бога в освобождении из тюрьмы заключённой души. По быстрым путям падения, сквозь опасные врата Он погрузился в серый мрак, Кишащий инстинктами из бездумных пропастей, Что толкали облачаться в форму и завоёвывать место. Жизнь здесь была близка со Смертью и Ночью И ела пищу Смерти, чтобы ей можно было дышать какое-то время; Она была их заключённой и удочерённой беспризорницей. Приняв подсознание, в царстве немой тьмы Странница, она больше не надеялась ни на что. Там, вдали от Истины и освещённой мысли, Он увидел изначальное место, отдельное рождение Свергнутой, деформированной и страдающей Силы. Несчастное лицо лжи, ставшей истиной, Противоречие нашему божественному рождению, Безразличная к красоте и к свету, Шествуя, она выставляла напоказ свой животный позор, Не пользуясь камуфляжем, грубая и обнажённая, Подлинный образ, признанный и подписанный Её отверженной силой, изгнанной с небес и [лишённой] надежды, Падшей, прославляющей мерзость своего состояния, Унижение мощи, некогда наполовину Божественной, Бесстыдное убожество её звериных желаний, Пристальный лик её невежества, Обнажённое тело её бедности. Здесь она впервые выползла из её грязной хижины, Где она лежала без сознания, неподвижная, немая: Её узость и оцепенение удерживали её неподвижно, Темнота цеплялась за неё, не прогоняясь Светом. Не приближалось ни прикасание, ни искупление свыше: Взгляд вверх был чужд её взору, Забыт бесстрашным божеством её походки; Отвергнуты были слава и счастье, Приключение в опасных полях Времени: Едва ли она была способна, погрязнув, [всё] вытерпеть и жить. Широкий неспокойный туман ищущего Пространства, Область без лучей, поглощённая смутными завесами, Что казалась, безымянная, бестелесная и бездомная, Спелёнутым безвидным и бесформенным умом, Просящим тела, чтобы выразить его душу. Его молитва отвергалась, и он копошился вслед за мыслью. Ещё не способный мыслить, едва живой, Он открылся в странный и пигмейский мир, Где эта несчастливая магия имела её источник. В неясных границах, где встречаются Жизнь и Материя, Он блуждал среди вещей, полувидимых, полуугадываемых, Преследуемых не схваченными началами и потерянными концами. Там жизнь рождалась, но умирала прежде, чем становилась способной жить. Там не было твёрдой почвы, не было постоянного течения; Лишь некоторое пламя бездумной Воли имело силу. Он сам выглядел тусклым для самого себя, полуощутимым, смутным, Словно в борьбе с Пустотой за то, чтобы быть. В странных областях, где всё было живым смыслом, Но овладение мыслью не было ни причиной, ни правилом, Лишь грубое детское сердце взывало к игрушкам блаженства, Ум мерцал беспорядочным младенческим сиянием, И случайные бесформенные энергии устремлялись к форме И принимали каждый сполох огня за путеводное солнце. Эта ослеплённая сила не могла ступить мыслящим шагом; Требуя света, она следовала подсказкам тьмы. Несознательная Мощь нащупывала сознание, Материя, поражённая Материей, мерцала ощущениями, Контакты вслепую, медленные реакции выбивали искры Инстинкта из скрытого подсознательного cлоя, Ощущения теснились, немые заменители мысли, Восприятие отвечало на пробуждающие удары Природы, Но всё ещё было механическим откликом, Рывком, прыжком, стартом во сне Природы, И грубые, не сдерживаемые импульсы бежали, толкаясь, Невнимательные к любому движению, кроме их собственного, И, темнея, сталкивались с более тёмными, чем они сами, Свободными в мире установившейся анархии. Потребность существовать, инстинкт выжить Занимали напряжённую, ненадёжную волю момента, И чувствовалось незрячее желание еды. Порывы природы были единственным законом, Сила боролась с силой, но результат не сохранялся: Достигались лишь невежественные захват и порыв, Чувства и инстинкты, не знающие их источника, Чувственные удовольствия и чувственные муки, скоро пойманные, скоро потерянные, И грубое движение бездумных жизней. Это был тщетный ненужный мир, Чья воля быть принесла плохие и печальные результаты, Бессмысленные страдания и серое беспокойство. Ничто возникшее, казалось, не стоило труда.
Но не так рассуждал его дух с пробудившимся взглядом. Как сияет одинокая свидетельствующая звезда, Что горит в отдалении, одинокий страж Света, В потоке и изобилии бессмысленной Ночи, Так, одинокий мыслитель в бесцельном мире, Ожидающем какой-то грандиозный рассвет Бога, Он увидел замысел в трудах Времени. Даже в этой бесцельности работа была Чреватой магической волей и божественным изменением. Первые извивы космической змеиной Силы Разматывались из мистического кольца транса Материи; Она подняла её голову в тёплом воздухе жизни. Она ещё не могла сбросить с себя цепенящий сон Ночи Или носить чудесные веснушки и полоски ума, Или надеть на свой украшенный драгоценностями капюшон корону души, Или встать прямо в сиянии солнца духа. Пока лишь грязь и сила были видны, Тайное подползание сознания к свету Через плодородную слизь похоти и жирнеющее чувство, Под коркой тела толстеющего "я" Запоздалая лихорадочная работа в темноте, Мутные дрожжи страстного изменения Природы, Фермент для создания души из грязи. Небесный процесс надел эту серую маску, Падшее невежество в его тайной ночи Трудилось, чтобы выполнить его немую неблаговидную работу, [Как] камуфляж нужды Несознательного Освободить славу Бога в грязи природы. Его взгляд, духовный в воплощении сфер, Мог проникать сквозь серую фосфоресцирующую дымку И просматривать секреты изменчивого потока, Что оживляет эти немые и твёрдые клетки И руководит мыслью и желанием плоти И острой похотью и голодом её воли. Он проследил [за ней] также вдоль её скрытого потока И очертил её действия до чудесного источника. Мистическое Присутствие, которое никто не может ни исследовать, ни управлять [им], Создатель этой игры лучей и теней В этой сладкой и горькой парадоксальной жизни, Требует от тела интимностей души И быстрой вибрацией нерва Связывает его механическое биение со светом и любовью. Оно вызывает спящие воспоминания духа Из глубин подсознания под пеной Времени; Забывшие их пламя счастливой истины, Прибывая с тяжёлыми глазами, что едва видят, Они появляются замаскированными под чувства и желания, Подобно сорнякам на поверхности, всплывают временами, То поднимаются, то тонут в сомнамбулическом потоке. Хоть её движения нечисты и деградированы, Истина небес всегда вынашивается в глубинах жизни; Этот огонь горит в её самых тёмных членах. Прикосновение восторга Бога в действиях творения, Утраченное воспоминание о счастье Всё ещё скрываются в немых корнях смерти и рождения, Бессмысленная красота мира отражает восторг Бога. Эта улыбка восторга - тайна повсюду; Она течёт в дыхании ветра, в соке дерева, Её красочное великолепие расцветает в листьях и цветах. Когда жизнь пробилась сквозь её полудрёму в растении, Что чувствует и страдает, но не может двигаться или кричать, В звере и в крылатой птице, и в мыслящем человеке, Она создала биение её музыки в ритме сердца; Она заставляла несознательные ткани просыпаться И просить счастья, зарабатывая муку И трепет с удовольствием и смехом краткого восторга, И дрожать от боли, и жаждать экстаза. Императивная, безгласная, непонятная, Слишком далёкая от света, Слишком близкая к сердцевине бытия, Рождённая странным образом во Времени от вечного Блаженства, Она давит на ядро и трепещущий нерв сердца; Её резкий самопоиск разрывает наше сознание; Наша боль и удовольствие имеют это жало, как причину: Инстинкт [всегда] с ней, но, слепое к её истинной радости, Желание души бросается к преходящим вещам. Страстная жажда всей Природы, побуждению которой никто не может противиться, Проходит волной через кровь и оживляет чувства; Экстаз бесконечного - её причина. Это превращается в нас в конечные любовь и вожделение, В волю к победе и обладанию, к захвату и сохранению, К расширению пространства жизни, масштаба и диапазона удовольствий, К битве, преодолению и созданию своей собственности, В надежду смешать свою радость с радостью других, В стремление обладать и быть обладаемым, Ублажать и быть ублажаемым, чувствовать, жить. Это была её начальная краткая попытка существовать И быстрый конец её мгновенного восторга, Чья печать неудачи преследует всю невежественную жизнь. Всё ещё навязывая клеткам свою привычку, Фантом тёмного и злого старта, Подобно призраку, преследует всё, о чём мы мечтаем и что делаем. Хотя на земле твёрдо укоренились жизнь, Действие привычки или чувство закона, Постоянное повторение в потоке, Всё же корни её воли всегда одни и те же; Эти страсти - материал, из которого мы сделаны. Это был первый крик пробуждающегося мира. Они ещё цепляются за нас и удушают Бога. Даже когда разум рождён и душа приняла форму, В звере и в рептилии, и в мыслящем человеке Они продолжаются и являются источником всей их жизни. Это тоже было необходимо, чтобы могли возникнуть дыхание и жизнь. Дух в конечном невежественном мире Так должен спасти его заключённое сознание, Вытесняемое мелкими струйками в трепещущих точках Из запечатанной бесконечности Несознательного. Затем он медленно набирает массу, смотрит на Свет. Эта Природа живёт, привязанная к её источнику, Хватка низшей силы всё ещё [лежит] на ней; Её инстинкты выпрыгивают из бессознательных глубин; Соседняя [жизнь] для её жизни неодушевлённое Ничто. Невежественный мир был создан по такому закону. В загадке потемневших Просторов, В страсти и самопотере Бесконечного, Когда всё погружено в отрицающую Пустоту, Ночь Небытия никогда не была бы спасена, Если бы Существо не погрузилось во тьму, Неся с собой его тройной мистический крест. Призывая в мировое время вневременную истину, Блаженство изменяется в печаль, Знание становится невежественным, Сила Бога превращается в беспомощность ребёнка, Что может принести вниз небеса своей жертвой. Противоречие закладывает базу жизни: Вечная, божественная Реальность Столкнулась с её собственными противоположностями; Бытие стало Пустотой, а Сознательная Сила - Неведением и движением слепой Энергии, А Экстаз принял облик мировой боли. В таинственном законе устроения Мудрость, что готовит её далёкие цели, Так спланировала, чтобы начать её медленную эоническую игру. Ослеплённый поиск, и борьба, и неуклюжие объятия Природы, видимой отчасти, и скрытой Души, Прятки в сумеречных комнатах, Игра любви и ненависти, страха и надежды, Продолжается в детской комнате ума Жёсткая и тяжёлая возня её саморождённых близнецов. Наконец, борющаяся энергия может появиться И встретиться с безгласным Существом в более широких полях; Тогда они могут видеть и говорить, и, грудь к груди, В большем сознании, в более ясном свете, Двое обнимаются и борются, и каждый знает, Каждый из них теперь ближе рассматривает лицо товарища. Даже в этих бесформенных витках он мог ощущать Отклик материи на младенческое шевеление души. В Природе он видел скрытый могучий Дух, Наблюдал за слабым рождением потрясающей Силы, Разгадывал загадку пробного шага Божества, Слышал слабые ритмы великой нерождённой Музы. Затем пришло более огненное дыхание бодрствующей Жизни, И из туманной бездны вещей возникли Странные создания мыслящего разума, Существования, отчасти реальные, отчасти сны. Там была жизнь, что не надеялась выжить: Рождались существа, что гибли без следа, События, что были частями бесформенной драмы, И действия, управляемые слепой творящей волей. Ищущая Сила нашла свой путь к форме, Были построены образцы из любви, радости, боли, И символические фигуры для настроений Жизни. Гедонизм насекомых трепетал, ползал И грелся в залитом солнцем поверхностном дрожании Природы, И драконьи восторги, питоньи агонии Ползали по болоту и грязи и лизали солнце. Огромные бронированные силы потрясали слабую дрожащую землю, Великие могучие существа с карликовым мозгом, И пигмейские племена навязывали их маленькое жизненное течение. В карликовой модели человечества Природа теперь запустила экстремальный опыт И главную точку каприза своего замысла, Освещённый результат её полусознательного подъёма По ступеням между её величием и гротеском От мельчайших форм к массивности, К тонкому балансу тела и души, К порядку разумной малости. Вокруг него в биениях моментов Времени Возникло царство животного "я", Где действие - это всё, а ум ещё рождён [лишь] наполовину, И сердце подчиняется немому невидимому контролю. Сила, что работает при свете Невежества, Начала её животный эксперимент, Наполнив сознательными существами её мировую схему; Но они были живы лишь внешне, Они лишь отвечали на прикасания и обличия И на уколы нужды, что управляла их жизнями. Тело, что не знало его собственной души внутри, Жило и тосковало, имело гнев, радость и горе; Там был ум, который встречал объективный мир, Как чужого или врага у его дверей: Его мысли были перемешаны с толчками чувств; Он не схватывал дух в форме, Он не входил в сердце того, что он видел; Он не искал силу, стоящую за действием, Не изучал скрытые мотивы в вещах И не пытался найти смысл всего этого. Там были существа, которые имели человеческую форму; Поглощённые, они жили в страсти сцены, Но не знали, кто они и почему они жили: Довольная тем, чтобы дышать, чувствовать, ощущать, действовать, Жизнь не имела для них цели, кроме радости Природы, Стимула и восторга внешних вещей; Отождествлённые с внешней оболочкой духа, Они работали для желаний тела, Они не жаждали большего. Завуалированный зритель, наблюдавший из их глубин, Не обращал его внутреннего взгляда на себя, Не оборачивался, чтобы найти автора сюжета, Он видел только драму и сцену. Не было размышляющего напряжения [для поиска] более глубокого смысла, Бремя осмысления не возникало: Ум смотрел на Природу незнающими глазами, Обожал её блага и боялся её чудовищных ударов. Он не размышлял о магии её законов, Не жаждал тайных источников Истины, Но составлял реестр толпящихся фактов И нанизывал ощущения на яркую нить: Он охотился и он убегал, и вдыхал ветры Или лениво [лежал], инертный, в солнечном свете и мягком воздухе: Он искал захватывающих контактов с миром, Но только чтобы наполнить блаженством поверхностное чувство. Они чувствовали дрожь жизни во внешнем прикасании, Они не могли почувствовать за этим прикасание души. Охранять их форму себя самих от вреда [со стороны] Природы, Наслаждаться и выживать было всей их заботой. Узкий горизонт их дней был заполнен Вещами и существами, что могли помочь или причинить боль: Ценности мира зависели от их маленького "я". Разделённые, стиснутые в гигантском неизвестном, Чтобы спасти свои маленькие жизни от окружающей Смерти, Они создавали крохотный круг защиты От осады огромной вселенной: Они охотились на мир и были его добычей, Но никогда не мечтали победить и стать свободными. Повинуясь подсказкам Мировой Силы и твёрдым табу, Они извлекали скудную часть из её обильного запаса; Не было ни сознательного кодекса, ни жизненного плана: Шаблоны мышления малой группы Устанавливали закон традиционного поведения. Не ведая о Душе, кроме как о призраке внутри, Привязанные к механизму неизменных жизней И к тупому обычному ощущению и биению чувств, Они крутились в бороздах животного желания. В каменных стенах, обнесённых оградой, они трудились и воевали, Совершали, связанные эгоизмом, малое добро Или причиняли ужасное зло и жестокую боль Разумным жизням и думали, что не делают ничего плохого. Азартные от разграбления счастливых мирных домов И насыщенные резнёй, грабежами, насилием и огнём, Они превращали человеческие личности в свою беспомощную добычу, Толпу пленников вели на пожизненное страдание Или пытки, ставшие зрелищем и праздником Для издевающихся или возбуждённых муками их терзаемых жертв; Восхищаясь собой, как титанами и богами, Они с гордостью прославляли их высокие и славные деяния И восхваляли их победу и их великолепную силу. Животное в инстинктивном стаде, Подталкиваемое жизненными импульсами, вынуждаемое общими нуждами, Каждый в его собственном роде видел зеркало его эго; Всё служило цели и действию стаи. Такие же, как он, по крови или обычному родству, Были для него частями его жизни, его другими самостями, Звёздами, составляющими его личную туманность, Сопутствующими компаньонами его солнечного Я. Мастер окружения в его жизни, Лидер толпящейся человеческой массы, Образующей стаю ради безопасности на опасной земле, Он собирал их вокруг себя, как будто малые Силы, Чтобы создать общий фронт против мира, Или, слабый и одинокий на равнодушной земле, В качестве крепости для его незащищённого сердца, Или чтобы исцелить одиночество его тела. В других, кроме его рода, он чувствовал врага, Чужую, непохожую силу нужно было избегать и бояться, Чужака и противника - ненавидеть и убивать. Или он жил, как живёт одинокий зверь; В войне со всеми он проживал свою единственную судьбу. Поглощённый действием в настоящем, скоротечными днями, Никто не помышлял смотреть за пределы достижений часа, Не мечтал сделать эту землю более прекрасным миром, Не чувствовал какое-то божественное прикасание, удивляющее его сердце. Веселье, что давал беглый момент, Схваченное желание, блаженство, завоёванный опыт, Движение, скорость и сила были достаточной радостью, И телесные желания объединялись, ссорились и играли, И слёзы, и смех, и потребность, называемая любовью. В войне и объятиях эти жизненные потребности присоединялись к Всеобщей Жизни, Борьбе разделённого единства, Причиняя взаимное горе и счастье В неведении о Себе, навсегда едином. Вооружая свои создания восторгом и надеждой, Полупробудившееся Неведение боролось за то, Чтобы узнать в лицо и потрогать внешнюю сторону вещей. Инстинкт был сформирован; в переполненном сне памяти Прошлое жило, как в бездонном море: Инвертируя в полумысль обострившееся чувство, Она ощупывала [всё] вокруг неловкими руками в поисках истины, Цепляясь за то немногое, до чего могла дотянуться, схватить И отложить в сторону в её подсознательной пещере. Так тусклое существо должно возрастать в свете и силе И, наконец, подняться к его высшей судьбе, Смотреть на Бога и на вселенную вокруг, И учиться на неудачах, и прогрессировать при падении, И биться с окружением и роком, Через страдание открывать его глубокую душу И через обладание расти в его собственные просторы. На полпути она остановилась и больше не находила дороги. По-прежнему не было достигнуто ничего, кроме начала, И всё же круг её силы выглядел завершённым. Но она выбивала искры невежества; Только жизнь могла мыслить, но не ум, Только чувства могли ощущать, но не душа. Только разгорался какой-то жар пламени Жизни, Какая-то радость быть, какие-то восторженные прыжки чувства. Всё было импульсом полусознательной Силы, Духом, распростёртым, утонувшим в густой жизненной пене, Смутным "я", цепляющимся за форму вещей. Позади все двигались в поисках сосудов, чтобы убрать Первый сырой урожай винограда Бога, Избыток высочайшего Блаженства на грязи земли, Опьяняющий ошеломлённую душу и ум Крепким вином восторга, тёмным и грубым, Мутным, не приводимым ещё в духовную форму, Тёмным обитателем слепого ядра мира, Волей нерождённого божества, немым Желанием. Третье творение теперь раскрыло его лицо. Была создана форма раннего ума тела. Отблеск света зажёг тёмную Мировую Силу; Он наделил ведомый мир видящей Идеей И вооружил действием с динамической точкой мысли: Маленькое мыслящее существо наблюдало за работой Времени. Трудная эволюция снизу Вызывается замаскированным вмешательством свыше; Иначе эта великая, слепая, несознательная вселенная Никогда бы не раскрыла её скрытый ум, И даже в шорах у животных и людей не работал бы Разум, который изобрёл космическую схему.
Сообщение: 4059
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 17:38. Заголовок: Сначала он увидел см..
Сначала он увидел смутную, неясную силу ума, Движущуюся, будучи скрытой Материей и немой жизнью. Тонкое течение, оно струилось в обширном потоке жизни, Качаясь и дрейфуя под дрейфующим небом Среди валов и мерцающих дрожащих волн, Высвобождаемых во всплесках ощущений и в колебаниях чувств. В глубине посреди бесчувственного мира Его сгрудившиеся волны и пена сознания бежали, Теснясь и клубясь, через узкий пролив, Неся опыт в своём переполненном ритме. Они текли, выходя в верхний свет Из глубокого бассейна своего подсознательного рождения, Чтобы достичь некоего высшего существования, ещё неизвестного. Не было мыслящего "я", не было цели: Всё было неорганизованным стрессом и смутными поисками. К нестабильной поверхности поднимались лишь Ощущения, уколы и краешки желания, Прыжки страсти и краткие крики эмоций, Случайный разговор плоти с плотью, Шёпот сердца с жаждущим бессловесным сердцем, Проблески знания без формы мысли И струи подсознательной воли или тяги голода. Всё было тусклым блеском на пенящейся вершине: Он кружился вокруг дрейфующего теневого "я" На несознательном потоке Силы во Времени. Затем пришло давление от видящей Мощи, Которое собрало всё в танцующую мутную массу, Кружащуюся вокруг одной светящейся точки, Центра отсчёта в сознательном поле, Фигуры единого Света внутри. Она зажгла импульс полуразумного потока, Создала даже иллюзию неподвижности, Как будто море могло служить твёрдой почвой. Эта странная наблюдающая Сила наложила свой взгляд. Она придала течению границы и форму, Поместила поток в более низкие узкие берега, Нарисовала линии, чтобы поймать бесформенность духа. Это сформировало жизненный ум птицы и зверя, Отклик рептилии и рыбы, Примитивный шаблон мыслей человека. Конечное движение Бесконечного Пришло, прокладывая себе путь через широкий воздух Времени; Марш знания двигался в Несознании И охранял в форме отдельную душу. Его право быть бессмертным он сохранил, Но построил стену против осады смерти И бросил крюк, чтобы ухватиться за вечность. Мыслящая сущность появилась в Пространстве. В поле зрения ворвался слегка упорядоченный мир, Где у существа была комната-тюрьма для действия и видения, Пол, чтобы ходить, ясный, но скудный диапазон. Была рождена личность-инструмент, И скованный ущемлённый разум Согласился ограничить узкими рамками Его поиск; он связывал мысль с видимыми вещами, Запрещая приключение Невидимого И движение души в неизвестных бесконечностях. Рефлекторный разум, зеркало привычки Природы, Освещал жизнь, чтобы познать и зафиксировать её поле, Принять опасную невежественную кратковременность И неубедительную цель её прогулки И воспользоваться сомнительным шансом часа В отведённых границах его судьбы. Немного радости и знания удовлетворяли Это маленькое существо, завязанное в узел И висящее на выпуклости его окружения, Маленькая кривая, вырезанная из бесконечного Пространства, Маленький промежуток жизни из всего бесконечного Времени. Там была мысль, которая планировала, воля, которая стремилась, Но для малых целей и внутри узкого диапазона, Растрачивая неизмеримый труд на преходящие вещи. Оно знало себя сотворённым из грязи; Оно не требовало большего закона, более высокой цели; Оно не обращало взгляд ни внутрь себя, ни вверх. Отсталый учёный на шаткой скамье логики, Внушаемой ошибочным чувством, Он принимал видимость лица за Бога, Случайного света - за маршировку солнц, Звёздной полосы небес - за сомнительную синеву; Аспекты существа, притворяющегося, чтобы выразить целое. Раздавался голос оживлённого обмена, Рынка тривиальных мыслей и действий: Жизнь, что быстро тратится, ум, раб тела, Казались здесь сверкающим венцом работы Природы, И крохотные эго воспринимали мир, как средство Утоления на время карликовых похотей и кратких желаний, В пути, завершающемся смертью, видели начало и конец жизни, Как если бы тупик был знаком творения, Как будто для этого душа жаждала рождения В чудесной стране само-творящегося мира И возможностей космического Пространства. Это существо, страстно желающее лишь выжить, Прикованное к ничтожным мыслям без широкого диапазона, К потребностям, мукам и радостям тела, Это пламя, растущее со смертью топлива, Усиливается тем, что оно захватило и сделало его собственным: Оно собиралось, росло и никому не отдавало себя. Оно лишь надеялось на величие в его логове, На удовольствие и победу в маленьких полях силы И на завоевание жизненного пространства для себя и родных, Животное, ограниченное его местом кормления. Оно не знало Бессмертного в его доме; Оно не имело более великой, более глубокой причины жить. Лишь в границах оно было сильным; Проницательное в том, чтобы захватить истину для внешнего использования, Его знание было инструментом тела; Погружённое в мелкие работы его дома-тюрьмы, Оно вращалась вокруг тех же неизменных точек В том же круге интересов и желаний, Но считало себя хозяином своей темницы. Хотя для действия, а не для мудрости, созданная, Мысль была его вершиной - или краем сточной канавы: Оно видело образ внешнего мира И видело его поверхностное "я", но больше ничего не знало. Из медленного, беспорядочного, запутанного самоисследования Ум вырос к ясности, вырезанной, точной, К блеску, замкнутому в каменном невежестве. В узком лидерстве этого ограниченного мышления, Связанного с землёй, вдохновлённого общими вещами, Привязанного к ограниченному знакомому миру, Среди множества её мотивированных сюжетов, Её меняющихся актеров и её миллионов масок, Жизнь была одной и той же монотонной игрой. Не было ни обширных перспектив духа, Ни быстрых вторжений неизвестного восторга, Ни золотых просторов широкого освобождения. Это мелкое состояние напоминало наши человеческие дни, Но было зафиксировано в вечности неизменного вида, Движение момента, обречённое продлеваться во Времени. Существование, подобно мосту, соединяло бессознательные бездны, Полуосвещённое строение в тумане, Которое из пустоты Формы поднялось к видению И выступило в пустоту Души. Маленький свет родился в великой тьме, Жизнь не знала, ни куда она идёт, ни откуда она пришла. Вокруг всего ещё плыла дымка неведения.
Как неподвижную и узкую силу в застывших формах, Он видел империю маленькой жизни, Несчастный уголок в вечности. Она жила на границе Идеи, Защищённая Невежеством, будто укрытая в раковине. Затем, в надежде узнать тайну этого мира, Он заглянул за его скудную грань видения, Чтобы отделить от его поверхностно-ясной темноты Силу, что двигала им, и Идею, что сотворила, Навязывая малость Бесконечному, дух, правящий его мелочностью, Божественный закон, что давал ему право быть, Его требование к Природе и его необходимость во Времени. Он погрузил его взгляд в осаду тумана, Что удерживал этот плохо освещённый обездоленный континент, Окружённый небесами и морями невежества, И оберегал его от Истины, Самости и Света. Как, когда прожектор пронзает слепую грудь Ночи, И дома, и деревья, и фигуры людей появляются, Как будто открываются глазу в Ничто, Так все притаившиеся вещи были вырваны из-под их покровов И удерживались в солнечно-белом сиянии его видения. Суетливые, неспокойные, грубые народы Кишели там сумеречными, безымянными тысячами. В тумане тайны, окутывающем мировую сцену, Маленькие божества низшего действия Времени, Работающие вдали от контролирующего взгляда Небес, Замышляют, неизвестные существам, которыми они двигают, Мелкие заговоры этого маленького царства, Забавляются мелкими хитростями, краткими надеждами И маленькими нетерпеливыми шагами, и маленькими путями, И рептильными барахтаниями во тьме и пыли, И пресмыканиями, и бесславием ползающей жизни. Трепетное и пёстрое множество, Странная мешанина магических ремесленников Виделась лепящей пластичную глину жизни, Потомство эльфов, элементарный вид. Поражённые непривычным сиянием, Будто постоянно [сидящие] в тени, выскакивали Чертенята с кривыми конечностями и резными звериными мордами, Эльфы-подсказчики, сморщенные гоблины или маленькие феи, И духи, более светлые, но не душевные, несчастные И падшие существа, их небесная часть была потеряна, И блуждающие божества заперты в пыли времени. Невежественные и опасные воления, но вооружённые силой, Полуживотные, полубоги их настроением, их обликом. Из серости тусклого фона Их шёпот приходит, нечленораздельная сила, Пробуждающая в уме эхо мысли или слова, К их жалящему импульсу [они] притягивают санкцию сердца, И в этой маленькой Природе совершают свою работу И наполняют её силы и создания беспокойством. Её семя радости они проклинают с плодом печали, Гасят дыханием ошибки её скудные огни И обращают её поверхностные истины в ложные выводы, Её маленькие эмоции [они] подстёгивают, её страсти направляют В бездну или через болото и трясину: Или же стимулом жёстких сухих вожделений они укалывают, В то же время толкая на окольные пути, что никуда не ведут, Повозку жизни, что не находит выход из невежества. Забавляться с добром и злом - их закон; Заманивая в неудачу и в успех, лишённый смысла, Все модели они извращают, все меры искажают, Делают знание ядом, добродетель - образцом глупости, И ведут бесконечные циклы желаний Через видимости печального или счастливого случая К неизбежному поражению. Всё там предписано их влиянием. Но не только там их империя и роль: Где бы ни были бездушные умы и не руководимые жизни, И где "я" в маленьком теле - это всё, что имеет значение, Где бы ни был недостаток любви, света и широты, Там эти бесчестные формовщики берутся за их задачу. Они распространяют их господство на все полусознательные миры. И здесь эти божки управляют нашими человеческими сердцами, Сумерки нашей природы - их укрытие: И здесь затемнённое примитивное сердце повинуется Завуалированным внушениям скрытого Ума, Что преследует наше знание обманчивым светом И стоит между нами и Истиной, что спасает. Он говорит с нами голосами Ночи: Наши затемнённые жизни движутся в большую тьму; Наши поиски прислушиваются к пагубным надеждам. Строится структура невидящих мыслей, И разум используется иррациональной Силой. Эта земля не одна наша учительница и кормилица; Силы всех миров имеют доступ сюда. В их собственных областях они следуют колесу закона И сохраняют безопасность устоявшегося типа; На землю с их неизменной орбиты сброшенный, Их закон сохранён, [но] утрачена их неизменная форма вещей. Они брошены в творческий хаос, Где все требуют порядка, но движимы Случайностью; Чужие для земной природы, они должны учиться земным путям, Инородные или противоположности, они должны объединиться: Они работают и борются, и с болью соглашаются: Эти соединяются, те отделяются, все разделяются и вновь соединяются, Но мы никогда не сможем знать и жить истинно, Пока всё не обретёт его божественную гармонию. Ветры неопределённого пути нашей жизни кружат, Беспокойные поиски нашего ума всегда требуют света, Пока они не изучат их тайну в их источнике, В свете Вневременного и его беспространственного дома, В радости Вечного, единственного и единого. Но теперь высший Свет далеко: Наша сознательная жизнь подчиняется законам бессознательного; К невежественным целям и слепым желаниям Движимы неопределённой силой наши сердца; Даже завоевания нашего разума носят потрёпанную корону. Медленно меняющийся порядок связывает нашу волю. Это наш рок, пока наши души не будут свободны. Могучая Рука тогда откатит небосводы ума назад, Бесконечность примет на себя действия конечного, И Природа вступит в вечный Свет. Только тогда завершится этот сон низшей жизни. В начале этого загадочного мира, Что выглядит одновременно гигантской грубой машиной И медленным откровением духа в вещах, В этой вращающейся комнате без стен, В которой Бог бесстрастно восседает повсюду, Как будто неведомый себе и невидимый для нас, В чуде неосознаваемой тайны, Тем не менее, всё здесь - его действие и его воля. В этом вихре и распростёртости через бесконечную пустоту Дух стал Материей и лежал в вихре, Тело спало без разума и души. Массовый феномен видимых форм, Поддерживаемый тишиной Пустоты, Появился в вечном Сознании И казался внешним и бесчувственным миром. В нём не было никого видимого и ощущаемого; Лишь чудотворное Несознание, Тонкий искусный чародей, выполняло свою задачу. Изобретая пути для магических результатов, Управляя чудесным устройством творения, Механически отмечая немые точки мудрости, Используя немыслимую неизбежную Идею, Оно совершало работы Божественного разума Или творило волю некоего высочайшего Неизвестного. Сознание ещё было скрытым в чреве Природы, Неощутимым было Блаженство, восторг которого грезил мирами. Бытие было инертной субстанцией, движимой Силой. Сначала было лишь эфирное Пространство: Его огромные вибрации кружили и кружили Вокруг жилища какой-то неосознанной инициативы: Поддержанный высшим изначальным Дыханием, Мистический акт расширения и сжатия Создал прикасание и трение в вакууме, В абстрактную пустоту принёс столкновение и сжатие: Родитель расширяющейся вселенной В матрице распадающейся силы, Тратя её, сохранял бесконечную сумму. В горниле космоса он зажёг незримый огонь, Который, разбрасывая миры, как кто-то разбрасывает семена, Завихрил светящийся порядок звёзд. Океан электрической Энергии Бесформенно формировал его странные волны-частицы, Создавая своим танцем эту твёрдую схему, Её мощь скрывалась в атоме, чтобы покоиться; Массы были фальшивыми или сфабрикованными, но видимыми формами; Свет выбросил быструю раскрывающую искру фотона И показал, в детальности его вспышкой Отображённый, этот космос видимых вещей. Так был создан этот реальный невозможный мир, Очевидное чудо или убедительное шоу. Или таким он кажется дерзкому уму человека, Который водружает свою мысль арбитром истины, Его личное видение [считает] безличным фактом, Свидетелями объективного мира - Его заблуждающиеся чувства и искусство его инструментов. Так он должен прорабатывать жизни материальную загадку При сомнительном свете, с ошибками ухватиться за Истину И медленно отделить лик от завесы. Или же, покинутый верой в ум и чувства, С его знанием, ярким телом невежества, Он видит во всех вещах, странным образом сотворённых здесь, Непрошеную шутку обманчивой Силы, Притчу о Майе и её могуществе. Это огромное вечное движение, пойманное и удерживаемое В таинственном и неизменном изменении Постоянного потока, что мы называем Временем, И всегда возобновляющее свой повторяющийся ритм, Эти подвижные орбиты, что создают стереотипное течение, Эти статичные объекты в космическом танце, Которые суть лишь самоповторяющиеся витки Энергии, Продлеваемые духом вынашивающей Пустоты, Ожидают жизни и чувства и пробудившегося Ума. Мечтатель изменил немного его позу камня. Но когда скрупулёзная работа Несознательного была завершена, А Случайность обуздана фиксированными непреложными законами, Была установлена сцена для сознательной игры Природы. Затем Дух был пробуждён из [его] безмолвного недвижимого сна; Скрытая Cила молча, медленно вырвалась наружу. Мечта о жизни проснулась в сердце Материи, Воля к жизни подняла пыль Несознательного, Причуда жизни поразила пустое Время, Эфемерная в пустой вечности, Бесконечно малая в мёртвой Бесконечности. Более тонкое дыхание оживило формы мёртвой материи; Установившийся ритм мира сменился на сознательный крик; Змеиная Мощь удвоила бесчувственную Силу. Островки жизни усеяли безжизненное пространство И зародыши жизни формировались в бесформенном воздухе. Родилась Жизнь, которая следовала закону Материи, Не ведая мотивов её шагов; Всегда непостоянная, но всегда одна и та же, Она повторяла парадокс, давший ей рождение: Её беспокойная и нестабильная стабильность Непрерывно повторялась в потоке Времени, И целенаправленные движения в немыслимых формах Выдавали колебания заключённой воли. Бодрствование и сон лежали в объятиях друг друга; Беспомощные и неясные, пришли наслаждение и боль, Дрожащие от первого слабого трепета Мировой Души. Сила жизни, что не могла кричать или двигаться, Всё же прорывалась в красоте, обозначая какой-то глубокий восторг: Нечленораздельная чувствительность, Биение сердца неведомого мира Пробежали сквозь дремотное оцепенение, и там зашевелился Смутный, неуверенный трепет, блуждающий ритм, Тусклое раскрытие, словно тайных глаз. Младенческое самоощущение возрастало и рождение произошло. Божественность проснулась, но лежала с дремлющими конечностями; Её дом отказывался открыть его запечатанные двери. Бесчувственная к нашим глазам, что видят только Форму, действие, а не заключённого Бога, Жизнь скрывала в её оккультном пульсе роста и силы Сознание с немыми сдерживаемыми порывами чувств, Ум, подавленный, который ещё не знал мысли, Инертный дух, который мог только быть. Сначала она не повышала голоса, не осмеливалась шевельнуться: Заряженная мощью мира, инстинктом с живой силой, Она лишь цеплялась её корнями за безопасную землю, Безмолвно трепеща от ударов лучей и ветра И протягивая тонкие пальцы желания; Сила в её стремлении к солнцу и свету Не ощущала объятий, что заставляли её дышать и жить; Поглощённая, она мечтала наполниться красотой и цветом. Наконец, зачарованная Необъятность взглянула вперёд: Возбуждённая, трепещущая, алчущая, она нащупала разум; Затем медленно чувство задрожало и мысль выглянула наружу; Она заставила сопротивляющийся облик стать осознающим. Магия была высечена сознательной формы; Её трансовые вибрации заритмовали быстрый отклик, А освещённые взбалтывания побуждали мозг и нервы, Пробуждали в Материи идентичность духу, А в теле освещали чудо Любви сердца и свидетельствующий взор души. Принуждаемые незримой Волей, там могли прорываться Фрагменты некоего обширного импульса к становлению И яркие проблески тайного "я", И неопределённые семена и сила форм, что должны быть Пробуждены от бессознательного обморока вещей. Животное создание ползало и бегало, Летало и взывало между землёй и небом, Преследуемое смертью, но всё же надеющееся выжить И радующееся, что может дышать хотя б какое-то время. Затем из первобытного животного был создан человек. Мыслящий ум пришёл, чтобы поднять настроения жизни, Остро заточенный инструмент Природы, смешанной и неопределённой, Разум, что полу-свидетель и полу-машина. Этот кажущийся водитель колеса её трудов, Предназначенный двигать и фиксировать её течение И установить его закон на её непостоянных силах, Этот мастер-пружина тонкого механизма Стремился просветить своего пользователя и усовершенствовать Подъём к видению Могущества, обитающего в нас, Поглощённого грубой инициативой механика: Он поднял глаза; Небесный свет отразил Лик. Поражённая работами, совершёнными в её мистическом сне, Она смотрела на мир, который она создала: Удивление теперь овладело великим автоматом; Она остановилась, чтобы понять саму себя и цель, Размышляя, она училась действовать по сознательному правилу, Видящая мера руководила её ритмичными шагами; Мысль окаймляла её инстинкты рамкой воли И освещала идеей её ослеплённое побуждение. На её массу импульсов, на её рефлекторные действия, На толкаемое или направляемое течение Несознательного И на тайну бездумных точных шагов Она налепила обманчивый образ себя, Живого идола изуродованного духа; На действия Материи она наложила узорчатый закон; Она создала мыслящее тело из химических клеток И сформировала существо из движущей силы. Быть тем, кем она не была, воспламенило её надежду: Она обратила её мечту к какому-то высокому Неизвестному; Внизу ощущалось дыхание всевышнего Единства. Отверстие смотрело на сферы наверху, И цветные тени изображали на смертной земле Проходящие фигуры бессмертных вещей; Иногда может произойти быстрая небесная вспышка: Озарённый луч души упал на сердце и плоть И коснулся подобием идеального света Материала, из которого состоят наши земные мечты. Хрупкая человеческая любовь, что не могла долго длиться, Как крыльям мотылька эго [тяжело] поднимать душу серафима, Появилась, поверхностный гламур на краткий срок, Погашенный скупым дыханием Времени; Пришла радость, что забыла о смертности на время, - Редкий гость, который уходит своевременно, - И на час заставила все вещи выглядеть прекрасными, Надежды, что вскоре потускнеют до серой реальности, И страсти, что рассыпаются в прах, пока они пылают, Зажигая обычную землю их кратким пламенем. Ничтожное и маленькое создание, Посещённое, поднимаемое неведомой Силой, Человек трудился на его маленьком клочке земли Для того чтобы продержаться, насладиться, страдать и умереть. Дух, который не погибал вместе с телом и дыханием, Был там, подобно тени Непроявленного, И стоял позади маленькой личной формы, Но ещё не претендовал на это земное воплощение. Соглашаясь на долгий медленный труд Природы, Наблюдая работы его собственного Невежества, Неизвестный, неощутимый, могучий Свидетель живёт, И ничто не показывает Славу, которая здесь. Мудрость, правящая мистическим миром, Тишина, прислушивающаяся к крику жизни, Они видят, как спешащая толпа моментов струится К неподвижному величию отдалённого часа. Этот гигантский мир непонятно вращается В тени размышляющего Несознательного; Он скрывает ключ к пропущенным внутренним смыслам, Он запирает в наших сердцах голос, который мы не можем услышать. Загадочный труд духа, Точная машина, которой никто не знает применения, Искусство и изобретательность без смысла, Эта минутная, тщательно оркестрованная жизнь Всегда играет её симфонии, лишённые мотива. Ум учится и не знает, поворачиваясь спиной к истине; Он изучает поверхностные законы поверхностной мыслью, Исследует шаги жизни и наблюдает процесс Природы, Не видя, для чего она действует или почему мы живём; Он отмечает её неутомимую заботу о справедливом устройстве, Её терпеливую сложность мелких деталей, Смелый изобретательный план остроумного духа В её огромной бесполезной массе бесконечных работ, Добавляет целенаправленные числа в её бесцельную сумму, Её остроконечные нагромождения этажей, её вздымающиеся крыши На тесно вырубленных фундаментах, которые она положила, Воображаемые цитадели воздвигнуты в мифическом воздухе Или поднимают [свои] лестницы мечты к мистической Луне: Преходящие создания указывают и ударяют в небо: Схема мировой гипотезы разрабатывается На тусклом уровне неуверенности ума Или мучительно выстраивает фрагментарное целое. Непроницаем, таинственен, непонятен Обширный план, частью которого мы являемся; Его гармонии - это диссонансы для нашего взгляда, Потому что мы не знаем великой темы, которой они служат. Непостижима работа космических агентств. Мы видим лишь край широкой волны; Наши инструменты не имеют этого большего света, Наша воля не настроена на вечную Волю, Зрение нашего сердца слишком слепо и страстно. Бессильный разделить мистический такт природы, Неспособный чувствовать пульс и сердце вещей, Наш разум не может услышать могучее море жизни, А только считает его волны и просматривает его пену; Он не знает, где эти движения прикасаются и проходят, Он не видит, куда несётся спешащий поток: Он лишь стремится построить каналы для его мощностей И надеется повернуть свой курс к человеческим целям: Но все его средства исходят из хранилища Несознательного. Невидимые, здесь действуют неясные гигантские мировые энергии, И лишь струйки и токи выпадают на нашу долю. Наш разум живёт далеко от подлинного Света, Ловя маленькие фрагменты Истины. В маленьком уголке бесконечности Наши жизни - это входы силы океана. Наши сознательные движения имеют запечатанные истоки, Но с этими тёмными местами нет обратной связи; Понимание не связывает наши товарищеские части; Наши действия появляются из склепа, который игнорируется нашим умом. Наши глубочайшие глубины невежественны о себе самих; Даже наше тело - таинственная мастерская; Как корни нашей Земли скрываются под нашей землей, Так остаются невидимыми и корни нашего ума и жизни. Наши источники хранятся закрытыми и спрятаны внизу, внутри; Наши души движимы силами за стеной. В подземных пределах духа Могущество действует и не обращает внимания на то, что оно означает; Использование бездумных советников и писцов - Причина того, что мы думаем и чувствуем. Троглодиты подсознательного Ума, Плохо обученные, медлительные, заикающиеся толкователи, Сознающие лишь рутину их маленькой задачи И занятые записью в наших клетках, Скрытые в подсознательных тайнах Среди тёмных оккультных механизмов, Перехватывают мистическую азбуку Морзе, чей размеренный ритм Передаёт сообщения от космической Силы. Шёпот проникает во внутреннее ухо жизни И отдаётся эхом из тёмных пещер подсознания, Речь прыгает, мысль дрожит, сердце вибрирует, воля Отвечает, ткани и нервы повинуются зову. Наши жизни выражают эти тонкие интимности; Всё это коммерция тайной Мощи. Мыслящая марионетка - это ум жизни: Его выбор - это работа элементарных сил, Что не знают их собственного рождения, и конца, и причины, И не замечают огромного намерения, которому они служат. В этой низшей жизни человека, окрашенной серым и тусклой, Но наполненной мучительными мелкими постыдными вещами, Сознательная Кукла толкается сотнями способов И чувствует толчок, но не руки, что управляют. Ибо никто не может видеть замаскированную ироническую труппу, Для которой наши фигуры-личности - марионетки, Наши поступки - невольные движения в их хватке, Наша страстная борьба - сцена для развлечения. Сами не ведая о их собственном источнике силы, Они играют свою роль в гигантском целом. Агенты тьмы, имитирующие свет, Духи, тёмные и движущие тёмными вещами, Не желая того, они служат более могущественной Силе. Машины Ананке организуют Случай, Направляют извращение колоссальной Воли, Инструменты Незримого, которые используют нас, как их инструменты, Облечённые силой в низшем состоянии Природы В действия, которые смертные считают их собственными, Они вносят несогласованность Судьбы Или создают рок из небрежного каприза Времени И бросают жизни людей из рук в руки В непоследовательной и коварной игре. Против любой высшей истины бунтует их материал; Лишь к Титанической силе склонна их воля. Чрезмерен их захват человеческих сердец, Они вмешиваются во все повороты нашей природы. Ничтожные архитекторы низкопробных жизней И инженеры интереса и желания, Из грубой приземлённости и грязных трепетаний И грубых реакций материальных нервов Они строят наши сгрудившиеся структуры самоволия И плохо освещённые особняки нашей мысли, Или окружают прекрасный храм души Фабриками и рынками эго. Минутные художники оттенков малости, Они устанавливают мозаику нашей комедии Или планируют тривиальную трагедию наших дней, Устраивают дела, сочетают обстоятельства И фантазию костюма настроения. Эти неразумные подстрекатели невежественного сердца человека И наставники его спотыкающейся речи и воли, Движители мелких возмущений, вожделений, ненависти, Изменчивых мыслей и толчков поверхностных эмоций, Эти слабые иллюзионисты в их масках, Художники декораций тускло расцвеченного театра И проворные сценографы человеческой пьесы Всегда заняты этой плохо освещённой сценой. Мы сами не способны строить свою судьбу, Лишь говорить и кичиться своими ролями, как актёры, Пока не закончится пьеса, и мы не уйдём В более светлое Время и в более тонкое Пространство. Так они налагают их маленький пигмейский закон И сдерживают восходящий медленный подъём человека, Затем они завершают смертью его слишком скудную прогулку. Это повседневная жизнь эфемерного существа. До тех пор пока человеческое животное есть бог, А плотная низшая природа скрывает душу, До тех пор пока внешне-пристальное восприятие интеллекта Служит земным интересам и радостям существа, Неизлечимая малость преследует его дни. С тех пор как на земле родилось сознание, Жизнь в насекомом, обезьяне и человеке одинакова, Её материал неизменен, её путь - это общий маршрут. Если [даже] новые проекты, если более богатые детали вырастают, И мысль добавляется, и более запутанные заботы, Если мало-помалу она обретает всё более светлый образ, Всё же даже в человеке [её] сюжет убог и беден. Грубое содержание продлевает его падшее состояние; Его маленькие успехи - это неудачи души, Его маленькие радости перемежаются частыми горестями: Тяготы и тяжкий труд - высокая цена, которую он платит За право жить, и его последняя расплата - смерть. Инерция, погружённая в бессознательное, Сон, что имитирует смерть, - вот его покой. Ничтожное великолепие творческой силы Побуждает его к хрупким человеческим творениям, Которые всё же переживают краткое дыхание их создателя. Иногда ему снятся празднества богов, И он видит, как проходит Дионисийский жест, - Львиное величие, что разорвало бы его душу, Если бы через его ослабевшие члены и слабеющее сердце Пронеслось сладкое и радостное могучее безумие: Тривиальные развлечения стимулируют и растрачивают Энергию, данную ему, чтобы расти и быть. Его маленький час проходит в мелочах. Недолгое товарищество со многими разногласиями, Немного любви, ревности и ненависти, Прикосновение дружбы среди равнодушной толпы Рисуют его сердечный план на крохотной карте жизни. Если что-то великое пробуждается, [он] слишком хрупок, чтобы с его подачи Раскрыть своё зенитное напряжение восторга, Его мыслью увековечить свой эфемерный взлёт, Сверкающий отблеск искусства - это развлечение для его глаз, Трепет, что поражает нервы, - это чары музыки. Среди его изнурительного труда и столпотворения забот, Задавленный кружением его теснящихся мыслей, Он иногда проводит вокруг его ноющего лба Спокойными могучими руками Природы, чтобы исцелить его жизненную боль. Её молчание спасает его от самоистязания; В её спокойной красоте - его чистейшее блаженство. Новая жизнь брезжит, он смотрит из широких перспектив; Дыхание Духа движет им, но вскоре отступает: Его сила не предназначалась удерживать этого могущественного гостя. Всё притупляется до условностей и рутины, Или яростное возбуждение приносит ему яркие радости: Его дни окрашены красным оттенком борьбы, И жарким ослеплением похоти, и алым пятном страсти; Битвы и убийства - его племенная игра. У него нет времени, чтобы повернуть его взгляд внутрь И найти его потерянное "я" и его мёртвую душу. Его движение — на слишком короткой оси колёс; Он не может парить, но ползёт по своей долгой дороге, Или, если он, нетерпеливый в тянущемся ходе Времени, Погнался бы в великолепной спешке по медленной дороге Судьбы, Его сердце, что бежит, быстро задыхается, устаёт и тонет; Или он всё время идёт и не находит конца. Немногие могут с трудом подняться к большей жизни. Всё настроено на низшие масштаб и сознательный уровень. Его знание обитает в доме Невежества; Его сила даже однажды не касается Всемогущего, Редки его визиты небесного экстаза. Блаженство, что спит в вещах и пытается пробудиться, Прорывается в нём в мелкой радости жизни: Эта скудная милость - его постоянное пребывание; Она облегчает бремя его многочисленных болезней И примиряет его с его маленьким миром. Он удовлетворён его обычным средним видом; Надежды на завтрашний день и его старые круги мысли, Его старые знакомые интересы и желания Он превратил в толстую и узкую изгородь, Защищающую его маленькую жизнь от Незримого; Родство его существа с бесконечностью Он спрятал от себя в самое внутреннее "я", Отгораживая себя от величия скрытого Бога. Его существо было сформировано, чтобы играть тривиальную роль В маленькой драме на незначительной сцене; В узком сюжете он раскинул свой шатёр жизни Под широким взглядом звёздного Простора. Он - это венец всего, что было создано: Поэтому труд творения оправдан; Это - результат мира, последнее равновесие Природы, И если бы это было всем и ничего большего не значило, Если бы то, что видится сейчас, было всем, что должно быть, Если бы это не было ступенью, через которую мы проходим На нашем пути от Материи к вечному "Я", К Свету, что создал миры, Причину вещей, Вполне можно было бы интерпретировать существование Ограниченного взгляда нашего ума Как случайность во Времени, Как иллюзию или феномен или чудачество, Как парадокс творящей Мысли, Что движется между нереальными противоположностями, Как неодушевлённую Силу, борющуюся, чтобы чувствовать и знать, Как Материю, что случайно прочитала себя Умом, Как бессознательность, чудовищно породившую душу. Временами всё выглядит нереальным и далёким: Нам кажется, что мы живём в выдумке наших мыслей, Взятых из рассказа об ощущениях фантастического путешественника Или пойманных на плёнку записывающего мозга, В вымысле или в обстоятельствах в космическом сне. Лунатик, гуляющий под луной, Образ эго проходит через невежественный сон, Считая моменты призрачного Времени. В ложной перспективе следствий и причин, Доверяя обманчивой панораме мирового пространства, Он непрестанно дрейфует от сцены к сцене, Не зная куда, к какому мифическому краю. Всё здесь снится или сомнительно существует, Но кто этот сновидец и откуда он смотрит, Пока неизвестно или лишь смутно угадывается. Либо мир реален, но мы сами слишком малы, Недостаточны для могущества нашей сцены. Тонкая кривая жизни пересекает титанический вихрь Орбиты бездушной вселенной, И в чреве разбросанной катящейся массы Ум выглядывает из маленького случайного шара И задаётся вопросом, что есть он сам и все вещи. И всё же для некоего интернированного субъективного зрения, Что странным образом сформировалось в незрячем веществе Материи, Точечный момент маленького "я" Принимает фигуру, как сознательную базу мирового существа. Такова наша сцена в полусвете внизу. Это признак бесконечности Материи, Это таинственный смысл картины, показанной Для Науки великаншей, измерительницей её поля, Когда она изучает записи её тщательного исследования И математизирует её огромный внешний мир, Чтобы Разум был связан в круге чувств Или в широком неощутимом Обмене Мыслей, Как спекулянт в тонких обширных идеях, Абстракциях в пустоте её валюты, Мы не знаем, на каких твёрдых ценностях она основана. Лишь религия в этом банкротстве Презентует её сомнительные богатства нашим сердцам Или подписывает необеспеченные чеки на Запредельное: Наша бедность должна там получить своё воздаяние. Наши духи уходят, отбрасывая бесполезную жизнь, В пустое неизвестное или забирают с собой Паспорт смерти в бессмертие. Всё же это было лишь временной схемой, Ложной видимостью, набросанной ограниченным чувством, Недостаточным самораскрытием Ума, Ранней попыткой, первым экспериментом. Это была игрушка, чтобы развлечь землю-дитя; Но знание не заканчивается на этих поверхностных силах, Что живут на краю Невежества И не осмеливаются заглянуть в опасные глубины Или вглядеться вверх, измеряя Неизвестное.
Сообщение: 4061
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 19:46. Заголовок: Есть более глубокое ..
Есть более глубокое видение изнутри, И, когда мы покидаем эти маленькие окрестности ума, Более великое видение встречает нас на высотах В сияющей широте взгляда духа. Наконец, в нас пробуждается Душа-свидетель, Что смотрит на невидимые истины и сканирует Неизвестное; Тогда всё принимает новый и чудесный облик: Мир дрожит от Божественного света в своём средоточии, В глубине сердца Времени двигаются и живут высокие цели, Границы жизни рушатся и соединяются с бесконечностью. Эта широкая, беспорядочная, но жёсткая схема становится Величественной путаницей Богов, Игрой, работой неоднозначной божественности. Наши поиски - это краткоживущие эксперименты, Проводимые бессловесным и непостижимым Могуществом, Проверяющим его исходы из бессознательной Ночи, Чтобы встретить его сияющее "я" Истины и Блаженства. Оно всматривается в Реальность сквозь видимую форму; Оно трудится в нашем смертном уме и чувствах; Среди фигур невежества, В символических изображениях, нарисованных словом и мыслью, Оно ищет истину, на которую указывают все фигуры; Оно ищет источник Света с помощью лампы видения; Оно трудится, чтобы найти Делателя всех работ, Неощутимое "Я" внутри, которое есть проводник, Неведомое "Я" вверху, которое есть цель. Не всё здесь - задача ослеплённой природы: Слово, Мудрость наблюдают за нами свыше, Свидетель, санкционирующий её волю и работы, Око, невидимое в невидящих просторах; Есть Влияние Света свыше, Есть мысли, далёкие и запечатанные вечностью; Мистический мотив движет звёздами и солнцами. В этом переходе от глухой невежественной Силы К борющемуся сознанию и преходящему дыханию Могущественная Сверхприрода ожидает во Времени. Мир другой, чем мы думаем сейчас и видим, Наши жизни - более глубокая тайна, чем нам казалось; Наши умы - запускающие в гонке к Богу, Наши души - делегированные "я" от Всевышнего. Через космическое поле по узким улочкам, Просящий скудную подачку из рук Фортуны И облачённый в нищенские одежды, идёт Единый. Даже в театре этих маленьких жизней Позади действия дышит тайная сладость, Побуждение миниатюрной божественности. Мистическая страсть из колодцев Бога Протекает через охраняемые пространства души; Сила, что помогает поддерживать страдающую землю, Невидимая близость и скрытая радость. Приглушённые биения оттенков смеха, Шёпот оккультного счастья, Ликование в глубинах сна, Сердце блаженства внутри мира боли. Дитя, вскормленное тайной грудью Природы, Дитя, гуляющее в волшебных лесах, Играющее на флейте в восторге от потоков духа, Ожидает часа, когда мы повернёмся на его зов. В этом облачении плотской жизни Душа, что есть искра Бога, выживает, И иногда она прорывается сквозь грязный экран И зажигает пламя, что делает нас отчасти божественными. В клетках нашего тела восседает скрытое Могущество, Что видит невидимое и планирует вечность, Мельчайшие наши части имеют пространство для глубочайших потребностей; Туда тоже могут прийти золотые Посланники: Дверь прорезана в грязной стене самости; Через низкий порог со склонёнными головами Проходят Ангелы экстаза и самоотдачи, А во внутреннем святилище сновидений поселились Создатели образа божественной жизни. Там есть и сострадание, и огнекрылая жертва, И вспышки симпатии и нежности Отбрасывают небесные огни из уединённого святилища сердца. Работа делается в глубокой тишине; Слава и чудо духовного чувства, Смех в вечном пространстве красоты, Трансформирующие мировой опыт в радость, Населяют тайну нетронутых глубин; Убаюканная ритмами Времени, вечность спит в нас. В запечатанном герметическом сердце, в счастливой сердцевине, Неподвижной за этой внешней формой смерти, Вечная Сущность подготавливает внутри Своей материи божественное счастье, Своё царство небесных феноменов. Даже в нашем скептическом уме невежества Приходит предвидение какого-то огромного освобождения, Наша воля медленно поднимается к нему и формирует руки. Каждая часть в нас желает своего абсолюта. Наши мысли жаждут вечного Света, Наша сила исходит от всемогущей Силы, И с тех пор как из завуалированной радости Бога были созданы миры, И с тех пор как вечная Красота требует формы, Даже здесь, где всё сделано из праха бытия, Наши сердца захвачены, уловленные формами, Наши истинные чувства слепо ищут блаженства. Наше заблуждение распинает Реальность, Чтобы заставить её родиться и [обрести] божественное тело здесь, Неодолимое, воплощённое в человеческой форме И дышащее во плоти, которую можно потрогать и обнять, Его знание должно спасти древнее невежество, Его спасительный свет - несознательную вселенную. И когда это более великое "Я", подобно морю, спустится вниз, Чтобы заполнить этот образ нашей быстротечности, Всё будет захвачено восторгом, трансформировано: В волнах невообразимого экстаза будут катиться Наши ум и жизнь, и чувства, и смех в свете, Другом, чем этот жёсткий ограниченный человеческий день, Ткани тела будут трепетать в апофеозе, Его клетки выдержат яркую метаморфозу. Это маленькое существо Времени, эта призрачная душа, Этот живой карлик-марионетка затемнённого духа Восстанет из его блуждания в мелких мечтах. Его форма личности и его эго-облик, Лишённые этой смертной пародии, Подобной глиняному троллю, замешиваемому в бога, Новосотворённые в образе вечного Гостя, Будут уловлены [и прижаты] к груди белой Силы И, пылая райским прикасанием В розовом огне сладкой духовной милости, В красной страсти их бесконечного изменения, Вздрогнут, проснутся и затрепещут в экстазе. Будто развернув вспять чары искажения, Освободясь от чёрной магии Ночи, Отказавшись от рабства у тусклой Бездны, Он, наконец, постигнет, кто жил в невидимом, И, охваченный изумлением в сердце, поклоняющемся Царствующему Божеству-Ребёнку, преклонит колени, осознавая, Трепеща от красоты, восторга и любви. Но сначала мы должны достичь восхождения духа Из бездны, из которой взошла наша природа. Душа должна суверенно парить над формой И взбираться на вершины за пределами полусна разума; Наши сердца должны сообщаться с небесной силой, Удивить животное оккультным богом. Затем, разжигая золотой язык жертвоприношения, Призывая силы светлого полушария, Мы сбросим позор нашего смертного состояния, Сделаем бездну дорогой для нисхождения Небес, Познакомим наши глубины с божественным Лучом И расколем тьму мистическим Огнём. Снова отважившись [войти] в натальный туман, Через опасную дымку, через беременное шевеление, Он держал свой путь по берегу астрального хаоса, Среди серых лиц его демонических богов, Вопрошаемый шёпотом их мерцающих призраков, Осаждаемый колдовством их текучей силы. Подобно тому, кто идёт без проводника по чужим полям, Склоняясь к незнанию о том, где он и на что надеется, Он ступал по земле, которая проваливалась под его ногами, И путешествовал в каменной силе к мимолётной цели. Его след за ним был исчезающей линией Мерцающих точек в смутной необъятности; Бестелесный ропот перемещался рядом с ним В раненном мраке, жалуясь на свет. Огромное препятствие для его неподвижного сердца, Наблюдающая непрозрачность умножалась, когда он сдвигал Её враждебную массу мёртвых и пристально смотрящих глаз; Темнота мерцала, как гаснущий факел. Вокруг него потухло призрачное сияние, Населённое тёмными и обманчивыми обликами Тёмной и безмерной пещеры смутного Несознательного. Его единственным солнечным светом было пламя его духа.
Как тот, кто между тусклыми отступающими стенами К далёкому проблеску выхода из тоннеля, Надеясь на свет, идёт теперь более свободным шагом И чувствует приближение дыхания в более просторном воздухе, Так он вырвался из этой серой анархии. Он вошёл в недействительный мир, В лишённый цели регион остановленного рождения, Где бытие убегало от небытия и осмеливалось Жить, но не имело силы держаться долго. Вверху мерцал задумчивый лик неба, Мучительного, пересекаемого полосами сомнительной дымки, Путешествующего с пением блуждающих ветров И взывающего о направлении в пустоте, Подобно слепым душам, ищущим себя самих, что они потеряли, И странствующим через неведомые миры; Крылья смутного вопрошания встретили ответ Пространства. После отрицания забрезжила сомнительная надежда, Надежда на себя и на форму, и на позволение жить, И на рождение того, чего ещё никогда не могло быть, И радость от риска ума, от выбора сердца, От Милости неизвестного и от вручения внезапного сюрприза, И от прикасания уверенного восторга в неуверенных вещах: К странному неопределённому тракту привело его путешествие, Где сознание играло с бессознательным "я", А рождение было попыткой или эпизодом. Обаяние приближалось, что не могло сохранить его чар, Жаждущее Могущество, что не могло отыскать его путь, Случай, что выбрал странную арифметику, Но не мог связать с ней формы, что она создавала, Множество, что не могло защитить его сумму, Которая меньше нуля становилась и более единицы. Придя к большому и смутному ощущению, Что не заботилось определять его мимолётное течение, Жизнь трудилась в странном и мифическом воздухе, Лишённом её сладких великолепных солнц. В воображаемых мирах, никогда ещё не становившихся истинными, Длительное мерцание на грани творения Одно блуждало и мечталось и никогда не останавливалось, чтобы воплотить [себя]: Воплотить означало бы разрушить это магическое Пространство. Чудеса сумеречной волшебной страны, Полной красоты, странно, тщетно созданной, Волнение причудливых реальностей, Смутные знаки Великолепия, запечатлённого наверху, Пробудили страсть желания глаз, Вынудили поверить влюблённой мысли И привлекли сердце, но не привели его к цели. Магия текла, словно движущиеся сцены, Что сохраняли на какое-то время мимолётную утонченность Бережливых линий, очерченных абстрактным искусством В редком скудном свете слабой кистью сновидения На серебряном фоне неопределённости. Младенческое сияние небес ближе к утру, Огонь, интенсивно задуманный, но никогда не зажигаемый, Ласкал воздух жаркими намёками дня. В совершенной жажде шарма несовершенства, Озарённые, пойманные в ловушку Невежества, Эфирные существа, привлечённые соблазном тела В этот регион обещаний, взмахивая невидимыми крыльями, Пришли, голодные, за радостью конечной жизни, Но были слишком божественными, чтобы ступать по сотворённой почве И разделять судьбу бренных вещей. Дети невоплощённого Отблеска, Возникшие от бесформенной мысли в душе И влекомые непреходящим желанием, Пересекали поле преследующего взгляда. Там работала Воля, что не упорствовала и терпела неудачу: Жизнь была поиском, но найденное никогда не появлялось. Ничто там не удовлетворяло, но всё манило, Казалось, что бывают вещи, никогда не завершающиеся, Виделись образы, что выглядели живыми действиями, И символы скрывали смысл, который они должны были выражать, Бледные сны становились реальными для глаз сновидца. Туда приходили души, что тщетно стремились к рождению, И духи, пойманные в ловушку, могли блуждать неограниченное время, Но никогда не находили истины, которой они живут. Все бежали подобно надеждам, что ищут скрытый шанс; Не было ничего твёрдого, ничто не ощущалось завершённым: Всё было ненадёжно, чудесно и частично истинно. Это, казалось, было царство жизней, что не имеют основы. Затем осенил более великий поиск, расширенное небо, Путешествие под крыльями размышляющей Силы. Сначала пришло царство утренней звезды: Сумеречная красота трепетала под его копьём И пульсация обещания более широкой Жизни. Затем медленно взошло огромное и сомнительное солнце, И в его свете она создала из себя мир. Там был дух, что искал его собственное глубинное "я", Но был доволен фрагментами, выставленными напоказ, И частями жизни, что противоречили целому, Но, сложенные вместе, могли однажды стать истиной. И всё же что-то, казалось, было, наконец, достигнуто. Растущий объём воли существовать, Текст жизни и график силы, Скрипт действий, песня сознательных форм, Отягощённых смыслами, ускользающими от захвата мыслью, И переполненных оттенками ритмического крика жизни, Могли написать себя на сердцах живых существ. Во вспышке могущества тайного Духа, В ответном восторге Жизни и Материи Можно было уловить некое лицо бессмертной красоты, Что придавало бессмертие радости момента, Некое слово, способное воплотить высочайшую Истину, Выскочившее от случайного напряжения души, Некий оттенок Абсолюта мог упасть на жизнь, Некая слава знания и интуитивного видения, Некая страсть восторженного сердца Любви. Иерофант бестелесной Тайны, Интернированный в незримую духовную оболочку, Воля, что выталкивает чувства за пределы их диапазона, Чтобы ощущать неосязаемые свет и радость, Отчасти нашла свой путь в покой Невыразимого, Отчасти захватила запечатанную сладость желания, Что жаждало [испить] из груди таинственного Блаженства, Отчасти проявила завуалированную Реальность. Душа, не закутанная в свой плащ ума, Могла уловить истинный смысл мира форм; Освещённая видением в мысли, Воспламенённая понимающим пламенем сердца, Она могла удерживать в сознательном эфире духа Божественность символической Вселенной. Это царство вдохновляет нас нашими обширными надеждами; Силы его осуществили высадку на наш земной шар, Знаки его начертали свой узор в наших жизнях: Оно придаёт суверенное движение нашей судьбе, Его блуждающие волны мотивируют высокий всплеск нашей жизни. Всё, что мы ищем, имеет прообраз там, И всё, о чём мы не знали и никогда не искали, Также однажды должно родиться в человеческих сердцах, Чтобы Вневременный мог осуществиться в вещах. Воплощённая в мистерии дней, Вечная в незамкнутой Бесконечности, Восходящая бесконечная возможность Поднимается высоко по безвершинной лестнице снов Существа, что навсегда в сознательном трансе. Всё, что на этой лестнице, ведёт к невидимому концу. Энергия нескончаемой быстротечности совершает Путешествие, из которого нет гарантированного возврата, Паломничество Природы в Неизвестное. Как будто в её восхождении к её потерянному источнику Она надеется развернуть всё, что когда-либо могло существовать, Её высокая процессия движется от ступени к ступени, Прогресс прыгает от вида к большему виду, Процесс марширует от формы к более обширной форме, [Это] караван неисчерпаемых Формаций безграничной Мысли и Силы. Её вневременная Мощь, что когда-то лежала на коленях Безначального и бесконечного Покоя, Теперь отделена от бессмертного блаженства Духа, Воздвигает в типе все радости, которые она потеряла; Облекая преходящую субстанцию в форму, Она надеется освобождением от творящего акта Перескочить когда-нибудь пропасть, которую она не может заполнить, Исцелить на время рану разделения, Вырваться из тюрьмы моментов ничтожества И встретиться с широкими величественностями Вечности В неопределённом поле времени, разделённом здесь [на части]. Она почти приближается к тому, что никогда не может быть достигнуто; Она заключает вечность в часы И наполняет маленькую душу Бесконечностью; Недвижимое склоняется к магии её зова; Она стоит на берегу в Безграничном, Воспринимает бесформенного Обитателя во всех формах И ощущает вокруг себя объятия бесконечности. Её задача не имеет конца; она не служит никакой цели, Но трудится, ведомая безымянной Волей, Что пришла из какого-то непознаваемого бесформенного Простора. Это её тайная и невыполнимая задача - Поймать беспредельное в сеть рождения, Облечь дух в физическую форму, Одолжить речь и мысль Невыразимому; Она подталкивается к раскрытию вечно Непроявленного. И всё же благодаря её мастерству было сделано невозможное: Она следует её возвышенному иррациональному плану, Изобретает приёмы её магического искусства, Чтобы найти новые тела для Бесконечного И образы для Невообразимого; Она заманила Вечное в объятия Времени. Даже теперь ни себя она не знает, ни то, что сотворила. Ибо всё произведено под загадочной маской: Видимость другого аспекта, чем скрытая истина, Носит на себе фокус иллюзии, Фальшивую управляемую временем нереальность, Незавершённое творение изменяющейся души В теле, изменяющемся с обитателем. Незначительны её средства, бесконечна её работа; На огромном поле бесформенного сознания, В маленьких конечных штрихах ума и чувств Она бесконечно раскрывает бесконечную Истину; Вневременная мистерия вырабатывается во Времени. Величие, о котором она мечтала, её действия упустили, Её труд - это страсть и боль, Восторг и мука, её слава и её проклятие; И всё же она не может выбирать, но трудится; Её могучее сердце запрещает ей прекращать. Пока существует мир, её неудача живёт Удивительным и вмешивающимся взглядом Разума, Безрассудством и неописуемой красотой, Великолепным безумием воли к жизни, Смелостью, бредом восторга. Это закон её существа, его единственный ресурс; Она насыщается, хотя удовлетворение никогда не приходит, Её голодная воля расточает повсюду Её многообразные фантазии о Себе И тысячу форм одной и той же Реальности. Мир, что она создала, затронут бегущей каймой истины, Мир, брошенный в мечту о том, что он ищет, Икона истины, форма сознательной мистерии. Он не сдерживался, как земной ум, Окружённый твёрдыми барьерами очевидных фактов; Он осмелился доверять уму снов и душе. Охотник за духовными истинами, Что ещё только мыслил или догадывался, или удерживался верой, Он схватил нарисованную в воображении Райскую птицу и заключил её в клетку. Эта более великая жизнь очарована Невидимым; Она взывает к некоему наивысшему Свету за пределами её досягаемости, Она может чувствовать Тишину, что освобождает душу; Она чувствует прикасание спасителя, луч божественного: Красота, добро и истина - вот её божества. Она ближе к небесным небесам, чем видят земные глаза, И [её] темнота страшнее, чем жизнь человека может вынести: Она имеет родство с демоном и Богом. Странный энтузиазм тронул её сердце; Она жаждет высот, она страстно желает высочайшего. Она ищет совершенное слово, совершенную форму, Она прыгает на вершину мысли, на вершину света. Ибо Бесформенное приближается формой, И полное совершенство граничит с Абсолютом. Как дитя небес, которое никогда не видело его дома, Её импульс встречает вечное в точке: Она может лишь приблизиться и коснуться, но не может удержать; Она может лишь напрячься в сторону какой-то яркой крайности: Её величие в том, чтобы искать и творить. На каждом плане это Величие должно творить. На земле, в небесах, в аду она всё та же; В каждой судьбе она играет её могущественную роль. Хранительница огня, что зажигает солнца, Она торжествует в её славе и её могуществе: Противостоящая, угнетённая, она несёт желание Бога родиться: Дух выживает на почве небытия, Мировая сила переживает шок утраты иллюзий мира: Немая, она всё ещё Слово, инертная - Могущество. Здесь, падшая, рабыня смерти и невежества, К бессмертным вещам она ведома, чтобы [к ним] стремиться, И движима, чтобы знать даже Непознаваемое. Даже невежественный, нулевой, её сон творит мир. Когда наиболее невидима, наиболее могущественно она работает; Находящаяся в атоме, погребённая в прахе, Её быстрая творящая страсть не может прекратиться. Несознание - это её долгая гигантская пауза, Её космический обморок - колоссальная фаза: Рождённая во Времени, она скрывает её бессмертие; В смерти, в её постели, она ожидает часа, чтобы подняться. Даже если отвергнут Свет, что послал её вперёд, И мертва надежда, в которой она нуждалась для её задачи, Даже когда её ярчайшие звёзды гаснут в Ночи, Выкармливаемая трудностями и бедствиями И с болью для служанки её тела, массажистки, кормилицы, Её измученный невидимый дух всё ещё продолжает Трудиться, хоть и во тьме, творить, хоть и с муками; Она носит распятого Бога на её груди. В холодных бесчувственных глубинах, где нет радости, Замурованная, подавленная сопротивляющейся Пустотой, Где ничто не движется и ничто не может становиться, Она всё ещё помнит, всё ещё призывает умение, Которое Чудотворец дал ей при её рождении, Придаёт сонной бесформенности облик, Открывает мир там, где раньше ничего не было. В царствах, ограниченных распростёртым кругом смерти, Тёмной вечностью Невежества, Дрожью в инертной несознательной массе, Или заточённых в неподвижных вихрях Силы, Глухих и немых при слепом принуждении Материи, Она отказывается неподвижно спать в пыли. Затем, в наказание за её бунтарское пробуждение, Вызванное лишь жёсткими механическими Обстоятельствами, Как орудием её магического ремесла, Она лепит богоподобные чудеса из грязи; В плазму она вкладывает её немой бессмертный порыв, Помогает живой ткани мыслить, закрытому чувству ощущать, Мелькает в хрупких нервах острыми посланиями, В сердце плоти чудесным образом любит, Грубым телам даёт душу, волю, голос. Она всегда призывает, будто волшебным жезлом, Бесчисленных существ, формы и сцены, Факелоносцев её великолепия через Время и Пространство. Этот мир - её долгое путешествие сквозь ночь, Солнца и планеты, будто лампы, освещают её путь, Наш разум - доверенный её мыслей, Наши чувства - её вибрирующие свидетели. Там, черпая свои знаки из вещей, отчасти истинных, отчасти ложных, Она трудится, чтобы заменить реализованными мечтами Память о её потерянной вечности. Таковы её деяния в этом огромном мировом невежестве: Пока завеса не будет снята, пока ночь не мертва, При свете или во тьме, она продолжает её неустанный поиск; Время - её путь бесконечного паломничества. Одна могучая страсть движет всеми её работами. Её вечный Возлюбленный - причина её действий; Для него она выпрыгнула вперёд из незримых Просторов, Чтобы переместиться сюда, в совершенно бессознательный мир. Его действия - её коммерция с её скрытым Гостем, Его настроения она принимает за страстные формы её сердца; В красоте она дорожит солнечным светом его улыбки. Стыдясь её богатой космической бедности, Она задабривает её маленькими дарами его могущество, Хранит в её сценах верность его взгляду И уговаривает его большеглазые блуждающие мысли обитать В фигурах её миллионно-импульсной силы. Лишь привлекать её завуалированного компаньона И удерживать его близко от её груди в её мировом плаще, Чтобы он не вернулся из её объятий в его бесформенный покой, - Есть [всё] занятие её сердца и её цепкая забота. Но когда он наиболее близок, она чувствует его далёким. Ибо противоречие - закон её природы. Хотя она всегда [пребывает] в нём, а он в ней, Словно не ведая о вечной связи, Её воля в том, чтобы запереть Бога в её работах И охранять его, как её любимого пленника, Чтобы они никогда не могли вновь расстаться во Времени. Сначала она устроила роскошную палату Для сна духа, глубокую внутреннюю комнату, Где он спит, как забытый гость. Но теперь она поворачивается, чтобы разрушить чары забвения, Будит спящего на скульптурном диване; Она вновь находит Присутствие в форме И в свете, который пробуждается вместе с ним, восстанавливает Смысл в спешке и торможении Времени, И через этот ум, что когда-то затмевал душу, Проходит сияние невидимого божества. Через светящийся сон духовного пространства Она строит творение, подобное радужному мосту Между изначальной Тишиной и Пустотой. Сеть создаётся из подвижной Вселенной; Она плетёт ловушку для сознательного Бесконечного. С ней знание, что скрывает его шаги И выглядит немым всемогущим Невежеством. С ней сила, что творит истинные чудеса; Невероятное - это её материал обычных фактов. Её цели, её работы оказываются загадками; Изученные, они становятся другими, чем были, Объяснённые, они кажутся ещё более необъяснимыми. Даже в нашем мире воцарилась тайна, Скрыта хитрая земная ширма тривиальной простоты; Её большие уровни сделаны из магии. Здесь загадка показывает свою великолепную призму, Здесь нет глубокой маскировки обыденностью; Оккультный, глубокий приходит весь опыт, Диво всегда ново, чудо божественно. Есть скрытое бремя, таинственное прикасание, Есть загадка скрытого смысла. Хотя никакая земная маска не давит на её лицо, Она скрывается в себя от своего же собственного взгляда. Все формы есть знаки какой-то завуалированной идеи, Чья тайная цель скрывается от преследования ума, Но всё же является чревом суверенного последствия. Там каждая мысль и чувство - это действие, И каждое действие - символ и знак, И каждый символ скрывает живое могущество. Она строит вселенную из истин и мифов, Но то, что ей больше всего нужно, она не может построить; Всё показываемое есть форма или копия Истины, Но Реальное скрывает от неё его мистическое лицо. Всему остальному, что она находит, недостаёт вечности; Всё разыскивается, а Бесконечное упускается. Сознание, озарённое Истиной свыше, Ощущалось; оно видело свет, но не Истину: Оно уловило Идею и построило из неё мир; Оно создало там Образ и назвало его Богом. И всё же что-то истинное и внутреннее таилось там. Существа этого мира большей жизни, Обитатели более истинного воздуха и более свободного пространства, Живут не телом и не внешними вещами: Более глубокая жизнь была местопребыванием их "я". В этом интенсивном пространстве близости Объекты обитают, как компаньоны души; Действия тела - это второстепенный сценарий, Поверхностное отображение жизни внутри. Все силы - это свита Жизни в этом мире, А мысль и тело двигаются, как её слуги. Вселенские шири дают ей место: Все чувствуют космическое движение в их действиях И являются инструментами её космической мощи. Или их собственное "я" они делают их вселенной. Всем, кто поднялся к более великой Жизни, Голос нерождённых вещей шепчет на ухо, Их глазам, посещаемым неким высоким солнечным светом, Устремление показывает образ короны: Чтобы выработать семя, которое она бросила внутрь, Чтобы достичь её силы, в них живут её создания. Каждый - это величие, растущее к высотам Или из его внутренних центральных океанов наружу; В круговой ряби концентрической силы Они поглощают, пресыщаясь, их окружение. Даже из такой величины многие строят хижины; Замкнутые в более узких широтах и в более кратких перспективах, Они живут, довольствуясь некоторым небольшим завоёванным величием. Управлять маленькой империей самих себя, Быть личностью в их личном мире, Делать радости и горести окружающих своими И удовлетворять свои жизненные мотивы и жизненные потребности - Это достаточная плата и должность для этой силы, Управляющей Личностью и её судьбой. Это была переходная линия и стартовая точка, Первая иммиграция в небесное Для всех, кто переходит в эту сверкающую сферу: Это родственники нашей земной расы; Этот регион граничит с нашим смертным состоянием. Из этого более широкого мира исходят наши более великие движения, Его могущественные формации строят наши растущие "я"; Его творения - наши более яркие копии, - Завершают типажи, которые мы лишь инициируем, И надёжно являются теми, кем мы стремимся стать. Как будто продуманные вечные характеры, Целые, не увлекаемые, как мы, противоположными течениями, Они следуют невидимому лидеру в сердце, Их жизни подчиняются закону внутренней природы. Там хранится кладезь величия, форма героя; Душа - бдительный строитель её судьбы; Нет духа безразличного и инертного; Они выбирают их сторону, они видят Бога, которому поклоняются. Битва ведётся между истинным и ложным, Паломничество отправляется к божественному Свету. Ибо даже Невежество там стремится знать И сияет блеском далёкой звезды; Там есть знание в сердце сна, И природа приходит к ним, как сознательная сила. Идеал - их лидер и их король: Стремясь к монархии солнца, Они взывают в Истине к их высокой правительнице, Удерживая её воплощаемой в их ежедневных действиях, И наполняют их мысли её вдохновенным голосом, И преображают их жизни в её дышащую форму, Пока они тоже не разделят её солнечно-золотую божественность. Или они подписываются на истину Тьмы; Будь то за Небеса или Ад, они должны вести войну: Воины Добра, они служат сияющему делу, Или являются солдатами Зла в уплату за Грех. Для зла и добра равное владение сохраняется везде, Где Знание есть близнец Невежества. Все силы жизни стремятся к их божеству В широте и смелости этого воздуха, Каждая строит её храм и расширяет её культ, И Грех там тоже есть божественность. Утверждая красоту и великолепие её закона, Она требует жизнь как её естественное владение, Занимает трон мира или облачается в папскую мантию: Её поклонники провозглашают её священное право. Ложь в красной тиаре они почитают, Поклоняются тени искривлённого Бога, Признают чёрную Идею, которая выкручивает мозг, Или лгут с блудной Силой, которая убивает душу. Мастерская добродетель делает величавую позу Или Титаническая страсть подстрекает к гордому беспокойству: На алтаре Мудрости они - короли и жрецы, Или их жизнь - это жертва идолу Власти. Или Красота сияет над ними, подобно блуждающей звезде; Слишком далёкие, чтобы дотянуться, [слишком] страстные, они следуют за её светом; В Искусстве и жизни они ловят луч Все-Прекрасного И делают мир сияющим дворцом их сокровищ: Даже обычные фигуры одеваются в чудо; Шарм и величие, заключённые в каждом часе, Пробуждают радость, которая дремлет во всех сотворённых вещах. Могучая победа или могучее падение, Трон на небесах или яма в аду, Двойную Энергию они оправдали, И отметили их души её огромной печатью: Что бы ни сделала с ними Судьба, они это заслужили; Что-то они содеяли, кем-то они явились, [теперь] изживают. Материя есть результат души, а не её причина. В противовес земной истине вещей Грубое весит меньше, тонкое значит больше; На внутренние ценности навешивается внешний план. Как трепещет от мысли выражающее слово, Как жаждется действие со страстью души, Так кажущийся разумным облик этого мира, Вибрируя, оглядывается назад на некую внутреннюю мощь. Ум, не ограниченный внешними чувствами, Придавал фигуры невесомостям духа, Воздействия мира регистрировались без каналов И превращались в конкретную дрожь тела, В яркие работы бестелесной Силы; Могущества, здесь подсознательные, что действуют незримо Или из засады, притаившись за стеной, Вышли вперёд, раскрывая их лица. Оккультизм там рос открыто, очевидное содержало Скрытый поворот и взваливало неизвестное на плечи; Невидимое ощущалось и толкалось зримыми фигурами. В общении двух встретившихся умов Мысль смотрела на мысль и не нуждалась в речи; Эмоция обнимала эмоцию в двух сердцах, Они чувствовали трепет друг друга во плоти и нервах Или таяли друг в друге и становились огромными, Как когда два дома горят, и огонь соединяется с огнём: Ненависть сражалась с ненавистью, и любовь врывалась в любовь, Воля боролась с волей на невидимой почве ума; Ощущения других, проходя насквозь, подобно волнам, Оставляли дрожать каркас тонкого тела, Их гнев мчался галопом в грубой атаке, Грохотом топочущих копыт по трясущейся земле; Кто-то чувствовал, как горе другого вторглось в [его] грудь, Радость другого, ликуя, бежала в крови: Сердца могли сближаться через расстояния, голоса [слышались] рядом, Что говорили на берегу чужих морей. Там бился пульс живого обмена: Существо ощущалось существом, даже когда [оно] далеко, И сознание отвечало сознанию. И всё же окончательного единства там не было. Была отделённость души от души: Можно было построить внутреннюю стену молчания, Броню сознательной мощи, что защищает и укрывает; Существо могло быть замкнутым и уединённым; Кто-то мог оставаться обособленным в себе, одиноким. Идентичность ещё не была покоем союза. Всё было ещё несовершенным, отчасти известным, отчасти сделанным: Чудо Несознательного [было] преодолено, Чудо Сверхсознательного, до сих пор Неизвестное, само-завёрнутое, неосязаемое, непознаваемое, Смотрело вниз на них, источник всего, чем они были. Как формы, они пришли из бесформенной Бесконечности, Как имена, жили в безымянной Вечности. Начало и конец были оккультными; Средний термин работал необъяснимо, резко: Это были слова, что говорили с обширной бессловесной Истиной, Это были цифры, заполнявшие незавершённую сумму. Никто по-настоящему не знал себя, не знал мир Или Реальность, живущую там воплощённой: Они знали лишь, что Ум может воспринимать и творить Из огромного хранилища тайного Сверхразума. Темнота под ними, яркая Пустота наверху, Неуверенные, они жили в огромном восходящем Пространстве; Мистериями они объясняли Мистерию, Загадочный ответ встречался с загадкой вещей. Двигаясь в этом эфире неопределённой жизни, Он сам вскоре стал загадкой для себя; Он видел всё, как символы, и искал их смысл. Здесь пробел, здесь останавливается или тонет сила жизни; Этот дефицит истощает мастерство мага: Эта нехватка делает всё остальное видимым тонким и голым. Полувзгляд рисует горизонт её действий: Её глубины помнят, зачем она пришла, Но ум забыл или сердце ошибается: За бесконечными линиями Природы теряется Бог. В знании суммировать всеведение, В действии воздвигнуть Всемогущего, Создать здесь её Создателя было тщеславием её сердца, Вторгнуться в космическую сцену абсолютным Богом. Трудясь, чтобы трансформировать всё ещё далёкий Абсолют Во всеисполняющее прозрение, В изречение Невыразимого, Она принесла бы сюда славу силы Абсолюта, Изменила бы равновесие в ритмичное колебание творения, Обвенчалась со спокойным небом, с морем блаженства. Огонь, призывающий вечность во Время, Делает радость тела столь же яркой, как [радость] души, Земля, которую она подняла бы к соседству с Небесами, Трудится, чтобы приравнять жизнь к Высшему И примирить Вечное с Бездной. Её прагматизм трансцендентной Истины Наполняет тишину голосами богов, Но в крике теряется единственный Голос. Ибо видение Природы поднимается за пределы её действий. Жизнь богов на небесах, которую она видит вверху, Полубог, выходящий из обезьяны, - Это всё, что она может в нашем смертном элементе. Здесь полубог, полутитан - её вершина: Эта более великая жизнь колеблется между землёй и небом. Острый парадокс преследует её мечты: Её скрытая энергия подвигает невежественный мир Искать радости, что отталкиваема её же собственными сильными объятиями: В её объятиях она не может обратиться к своему источнику. Необъятна её сила, бесконечна её обширная тяга к действию, Заблудилось её значение и потерялось. Хотя она носит в её тайной груди Закон и путешествующую кривую всех вещей, что рождаются, Её знание выглядит частичным, её цель мала; На почве тоски протекают её роскошные часы. Свинцовое Неведение отягощает крылья Мысли, Её сила подавляет существо своими одеяниями, Её действия сковывают её бессмертный взгляд. Ощущение предела преследует её мастерство, И нигде не обеспечены удовлетворение или покой: При всей глубине и красоте её работе Недостаёт мудрости, что оставляет дух свободным. Старое и выцветшее обаяние выражает теперь её лицо, И утомляет его её быстрое и любопытное знание; Его широкая душа требовала более глубокой радости, чем её. Из её искусных пут он стремился вырваться; Но ни врат из рога, ни из слоновой кости Он не нашёл, ни потайной двери духовного зрения, Из этого подобного сну пространства не было выхода. Наше существо должно вечно двигаться сквозь Время; Смерть не помогает нам, тщетна надежда на прекращение; Тайная воля заставляет нас выносить. Отдых для нашей жизни - в Бесконечном; Она не может завершиться, её конец - высшая Жизнь. Смерть - это переход, а не цель нашей прогулки: Какое-то древнее глубокое побуждение трудится [в нас]: Наши души влекутся, будто на скрытом поводке, Несомые от рождения к рождению, от мира к миру, Наши действия продолжают после спадания тела Старое вечное путешествие без перерыва. Не найти безмолвной вершины, где Время может отдохнуть. Это был магический поток, что не достигал моря. Как бы далеко он ни шёл, куда бы ни повернул, Колесо работ бежало вместе с ним и опережало [его]; Всегда оставалось завершить последнюю задачу. Ритм действия и крик поиска Всегда нарастали в этом неспокойном мире; Деловитый ропот заполнял сердце Времени. Всё было изобретением и непрестанным движением. Сотня способов жить была тщетно испробована: Однообразие, что принимало тысячи форм, Пыталось вырваться из его долгой монотонности И создавать новые вещи, что вскоре становились похожими на старые. Любопытное украшение заманивало взгляд, А новые ценности реставрировали древние темы, Чтоб обмануть ум идеей перемен. Другая картина, что была всё той же, Появилась на космическом смутном фоне. Лишь другой лабиринтообразный дом Созданий, их деяний и событий, Город торговли связанными душами, Рынок творения и её товаров, Был предложен трудящемуся уму и сердцу. Цепочка, оканчивающаяся там, где она впервые началась, - Это дублированный передовой и вечный марш Прогресса по неизвестному пути совершенства. Каждая окончательная схема ведёт к продолжению плана. Всё же каждое новое отступление выглядит последним, Вдохновенным евангелием, максимальным пиком теории, Провозглашающим панацею от всех болезней Времени Или несущим мысль в её предельном зенитном полёте И трубящим о высочайшем открытии; Каждая короткая идея, преходящая структура Публикует бессмертие её правила, Её притязание быть совершенной формой вещей, Последним воплощением истины, золотым лучшим [мигом] Времени. Но не было достигнуто ничего из бесконечной ценности: Мир, всегда творимый заново, никогда не завершённый, Всегда складывал полупопытки на неудачные попытки И видел фрагмент, как вечное Целое.
Сообщение: 4063
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 21:55. Заголовок: В бесцельно нарастаю..
В бесцельно нарастающей тотальности сделанных вещей Существование казалось действием тщетной необходимости, Борьбой вечных противоположностей В тесно сжатых объятиях яростного антагонизма, Пьесой без развязки или идеи, Голодным маршем жизней без цели, Или написанной на чистой школьной доске Пространства Бесплодной и повторяющейся суммой душ, Надеждой, что не оправдалась, светом, что никогда не сиял, Трудом неосуществлённой Силы, Связанной своими действиями в тусклой вечности. Здесь нет конца или ещё не видно: Несмотря на поражение, жизнь должна бороться; Всегда она видит корону, которую не может ухватить; Её глаза устремлены за пределы её падшего состояния. В её и в нашей груди всё ещё трепещет Слава, что когда-то была и которой больше нет, Или к нам взывает из какого-то неисполненного запредельного Величие, ещё не достигнутое спотыкающимся миром. В памяти за нашим смертным чувством Сохраняется мечта о более просторном, более счастливом воздухе, Веющем вокруг свободных сердец радости и любви, Забытых нами, бессмертных в потерянном Времени. Призрак блаженства преследует её потревоженные глубины; Ибо она ещё помнит, хоть и столь далёкие теперь, Её царство золотой лёгкости и радостного желания, И красоту, и силу, и счастье, что принадлежали ей В сладости её сияющего рая, В её царстве бессмертного экстаза На полпути между безмолвием Бога и Бездной. Это знание мы храним в наших скрытых частях; Пробуждённые к смутному призыву тайны, Мы встречаем глубокую невидимую Реальность, Гораздо более истинную, чем лик нынешней истины мира: Мы преследуемы [тем] "я", которое не можем сейчас вспомнить, И движимы Духом, которым мы ещё [только] должны стать. Как тот, кто потерял царство его души, Мы оглядываемся назад на некую божественную фазу нашего рождения, Другую, чем это несовершенное творение здесь, И надеемся в этом или в более божественном мире Всё же восстановить из терпеливой стражи Небес то, Что мы упускаем из-за забывчивости нашего ума, - Естественное блаженство нашего существа, Восторг нашего сердца, который мы обменяли на печаль, Трепет тела, который мы заменили на простую боль, Блаженство, к которому стремится наша смертная природа, Как стремится тёмный мотылёк к полыхающему Свету. Наша жизнь - это марш к победе, что никогда не завоёвывалась. Эта волна бытия, жаждущего восторга, Эта энергичная суматоха неудовлетворённых сил, Эти длинные далёкие ряды устремлённых вперёд надежд Поднимают поклоняющиеся глаза в голубую Пустоту, называемую небом, Ища золотую Руку, что никогда не приходила, Пришествие, которого ожидает всё творение, Прекрасный лик Вечности, что появится на дорогах Времени. И всё же мы говорим себе, разжигая веру, "О, несомненно, однажды он придёт на наш зов, Однажды он сотворит нашу жизнь заново И произнесёт магическую формулу мира И принесёт совершенство в схему вещей. Однажды он низойдет в жизнь и на землю, Оставив скрытность вечных дверей, В мир, что взывает к нему о помощи, И принесёт истину, которая освобождает дух, Радость, которая есть крещение души, Силу, которая есть протянутая рука Любви. Однажды он приподнимет ужасную завесу его красоты, Наложит восторг на бьющееся сердце мира И обнажит его тайное тело света и блаженства." Но теперь мы напрягаемся, чтобы достичь неизвестной цели: Нет конца поискам и рождению, Нет конца умиранию и возвращению; Жизнь, что достигает её цели, требует больших целей, Жизнь, что терпит неудачу и умирает, снова должна жить; Пока она не нашла себя, она не может исчезнуть. Должно быть сделано всё, ради чего созданы жизнь и смерть. Но кто скажет, что даже тогда будет покой? Или же отдых и действие - одно и то же В глубокой груди верховного восторга Бога. В высшем состоянии, когда неведения больше нет, Каждое движение - это волна покоя и блаженства, Отдых недвижимой творящей силы Бога, Действие - рябь в Бесконечном, И рождение - жест Вечности. Солнце преображения всё ещё может сиять, И ночь может обнажить её сердцевину мистического света; Парадокс самопогашения, самосокрушения Может превратиться в самосветящуюся тайну, А неразбериха - в радостное чудо. Тогда Бог мог бы быть видимым здесь, принять форму здесь; Была бы раскрыта идентичность духа; Жизнь открыла бы её истинное бессмертное лицо. Но теперь бессрочный труд - это её судьба: В её повторяющейся десятичной дроби событий Рождение, смерть - это точки непрерывной итерации; Старые вопросительные знаки на полях каждой завершённой страницы, Каждого тома истории её усилий. "Да", хромающее сквозь эоны путешествий, всё ещё Сопровождается вечным "Нет". Всё кажется тщетным, но игра бесконечна. Бесстрастно вращается вечно крутящееся Колесо, Жизнь не имеет выхода, смерть не приносит избавления. Пленник самого себя, существо живёт И сохраняет его тщетное бессмертие; Вымирание отрицается, его единственный выход. Ошибка богов создала мир. Или равнодушный Вечный наблюдает за временем.
Сообщение: 4064
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 12.11.22 23:26. Заголовок: Нисхождение в Ночь ..
Нисхождение в Ночь
Ум, освобождённый от жизни, успокоенный, чтобы знать, Сердце, оторванное от слепоты и боли, От печати слёз, от уз невежества, Он повернулся, чтобы найти причину этой глобальной мировой неудачи. Прочь он взглянул от видимого лица Природы И устремил свой взгляд в безвидный Простор, В грозную неведомую Бесконечность, Спящую за нескончаемым кольцом из вещей, Что несла Вселенную во вневременных широтах, И пульсации её бытия - это наши жизни. Миры строятся её бессознательным Дыханием, А Материя и Ум - это её фигуры или силы, Наши бодрствующие мысли - результат её снов. Завеса была разорвана, что скрывала глубины Природы: Он видел источник длительной боли мира И пасть чёрной бездны Невежества; Зло, охранявшее корни жизни, Подняло голову и посмотрело ему в глаза. На тусклом берегу, где умирает субъективное Пространство, С застывшего хребта, возвышающегося над всем, что есть, Мрачное пробудившееся Несознание, Его широкие пустые глаза, удивляясь Времени и Форме, Взирали на изобретения живой Пустоты И Бездны, откуда взошли наши начала. Позади появилась серая резная маска Ночи, Наблюдающая за рождением всех сотворённых вещей. Скрытое Могущество, сознающее его силу, Смутное и таящееся Присутствие повсюду, Противоречащий Рок, что угрожает всему созданному, Смерть, фигурирующая, как тёмное семя жизни, Казалось, порождала и убивала мир. Затем из мрачной тайны бездн И из впалой груди Маски Нечто выползло вперёд, что казалось бесформенной Мыслью. Вкрадывалось фатальное влияние на творения, Чьё летальное прикасание преследовало бессмертный дух, Призрачный перст смерти был возложен на жизнь И покрыл заблуждением, горем и болью Врождённую волю души к истине, радости и свету. Деформация скручивала в кольцо то, что претендовало быть Истинным поворотом существа, истинным побуждением Природы. Враждебный и извращённый Ум за работой, Укрывающийся в каждом углу сознательной жизни, Искажал Истину своими собственными формулами; Перехватчик слушания души, Придающий знанию оттенок сомнения, Он захватывал оракулы оккультных богов, Стирал указатели паломничества Жизни, Отменял твёрдые наскальные указы, высеченные Временем, И на фундаменте космического Закона Воздвигал свои бронзовые пилоны беспорядка. Даже Свет и Любовь, этими замаскированными чарами угрозы Превращённые из сверкающей природы богов В падших ангелов и обманчивые солнца, Сами стали угрозой и прельщением, Извращённой сладостью, злобой, рождённой небом: Его сила могла искажать самые божественные вещи. Ветер печали подул на мир; Все мысли были осаждены ложью, все действия Отмечены дефектом или знаком разочарования, Все высокие попытки - неудачей или тщетным успехом, Но никто не мог знать причину его падения. Серая Маска зашептала, и, хотя не было слышно ни звука, Всё же в невежественном сердце было посеяно семя, Что несло чёрный плод страдания, смерти и бедствий. Из холодных степей мрачного Невидимого Незаметные, носящие серую маску Ночи, Появились тёмные, ужасные вестники, Пришельцы из опасного мира силы, Посланцы абсолюта зла. В тишине неслышные голоса заговорили, Руки, которых никто не видел, посеяли роковое зерно, Не было видно формы, и всё же страшная работа была сделана, Железный указ, написанный кривыми унциалами, Наложил закон греха и неблагоприятной судьбы. Жизнь смотрела на него изменившимися и мрачными глазами: Её красоту он видел и тоскующее сердце в вещах, Что довольствовалось небольшим счастьем, Отвечая на маленький лучик истины или любви; Он видел её золотой солнечный свет и её далёкое голубое небо, Её зелень листьев, и оттенки, и запах цветов, И очарование детей, и любовь друзей, И красоту женщин, и добрые сердца мужчин, Но также видел ужасные Силы, что управляют её настроениями, И мучения, которыми она устилала её пути, Судьбу, поджидающую людей на невидимых ступенях, И её зло, и горе, и последний дар смерти. Дыхание разочарования и упадка, Развращающее, наблюдало за зрелостью Жизни И заставляло гнить всё зерно души: Прогресс стал поставщиком Смерти. Мир, что цеплялся за закон убитого Света, Лелеял гнилые трупы мёртвых истин, Преподносил искривлённые формы как вещи свободные, новые и истинные, Красотой безобразия и зла упивались, Чувствуя себя гостями на пиру богов, И вкушали разложение, как густо приправленную пищу. Темнота осела на тяжёлом воздухе; Она согнала яркую улыбку с губ Природы, Убила врождённое доверие в её сердце И вселила в её глаза искажённый взгляд страха. Похоть, что извращает естественную благость духа, Заменила сфабрикованными добродетелью и пороком Искренние спонтанные импульсы души: Поражая природу ложью двойственности, Их двойные ценности разжигали запретный пыл, Делали зло избавлением от ложного добра, Эго откармливалось праведностью и грехом, И каждый из них становился орудием Ада. В мусорных кучах вдоль монотонной дороги Старые простые радости оставались лежать На пустоши[, возникшей от] нисхождения жизни в Ночь. Вся слава жизни потускнела, поблёкла от сомнений; Вся красота заканчивалась стареющим лицом; Вся власть была названа тиранией, проклятой Богом, А Истина - фикцией, необходимой [лишь] уму: Погоня за радостью была теперь усталой охотой; Всё знание оставалось вопрошающим Невежеством. Он увидел, будто из тёмного чрева появляющиеся, Тело и облик невидимого Мрака, Скрытого за прекрасными внешними сторонами жизни. Его опасная коммерция - причина наших страданий. Его дыхание - тонкий яд в сердцах людей; Всё зло начинается с этого двусмысленного лица. Опасность преследовала теперь обычный воздух; Мир наполнился угрожающими Энергиями, И, куда бы ни обращались его глаза за помощью или надеждой, В поле и в доме, на улице, на отдыхе и на рынке Он встречал рыскающие и скрыто приходящие и исчезающие Вооружённые, беспокоящие воплощённые влияния. Марш фигур богинь, тёмных и обнажённых, Тревожил воздух грандиозным беспокойством; Ужасающие шаги незримо приближались, Облики, что таили опасность, вторгались в свет сна, И зловещие существа проходили мимо него по дороге, Чей взгляд сам по себе нёс угрозу: Обаяние и сладость, внезапные и грозные, Лица, что вздымали манящие губы и глаза, Приближались к нему, вооружённые красотой, как силком, Но скрывали роковой смысл в каждой линии И могли опасно измениться в момент. Но он единственный разглядел эту скрытую атаку. Завеса лежала на внутреннем видении, Там была сила, что скрывала её ужасные шаги; Всё было опровергнуто, но сама мысль была истинной; Все были осаждены, но не знали об осаде: Ибо никто не мог видеть авторов их падения. Сознавая, что какая-то тёмная мудрость ещё таилась, Что была печатью и гарантом этой силы, Он пошёл по следу тусклых огромных шагов, Возвращавшихся в ночь, из которой они пришли. Территория, достигнутая им, была не застроена и не принадлежала никому: Туда все могли войти, но никто не оставался там надолго. Это была ничейная земля зловещего воздуха, Переполненная окрестность без единого дома, Пограничная область между миром и адом. Там нереальность была повелителем Природы: Это было пространство, где ничто не могло быть истинным, Ибо ничто не являлось тем, чем претендовало быть: Высокая наружность окутывала благовидную пустоту. И всё же ничто не призналось бы в собственном притворстве Даже самому себе в двусмысленном сердце: Огромный обман был законом вещей; Только этим обманом они могли жить. Несубстанциальное Ничто гарантировало Ложность форм, что эта Природа принимала И заставляла их казаться некоторое время существующими и живыми. Заимствованная магия вытаскивала их из Пустоты; Они принимали облик и материал, что не относились к ним, И показывали цвет, который они не могли сохранить, Отражая фантом реальности. Каждое радужное сияние было великолепной ложью; Прекрасная нереальность украшала чарующее лицо. Ни на что нельзя было надеяться, что оно сохранится: Радость взращивала слёзы, а добро доказывало зло, Но никогда из зла никто не выносил добро: Любовь рано заканчивалась ненавистью, восторг убивался болью, Истина превращалась в ложь, а жизнью правила смерть. Сила, что смеялась над злом мира, Ирония, что соединяла противоположности мира И бросала их друг другу в объятия, чтобы они сражались, Поместила сардоническую усмешку на лик Бога. Отчуждённое, её влияние проникало повсюду И оставляло на груди след раздвоенного копыта; Искривлённое сердце и странная сумрачная улыбка Насмехались над зловещей комедией жизни. Объявляющая о пришествии опасной Формы Угрожающая поступь смягчала её ужасные шаги, Которые никто не мог различить или быть настороже; Никто не слышал, пока не приближалась страшная хватка. Или же все предвидели божественное пришествие, Чувствовали воздух пророчества, небесную надежду, Слушали евангелие, смотрели на новую звезду. Дьявол был виден, но скрыт в свете; Он выглядел ангелом, помогающим с небес: Он вооружил неправду Писанием и Законом; Он обманывал мудростью, убивал душу добродетелью И вёл небесным путём к погибели. Он давал щедрое ощущение силы и радости, А когда изнутри поднималось предостережение, Успокаивал слух нежными интонациями Или захватывал ум в его собственную сеть; Его строгая логика заставляла ложь выглядеть правдой. Поражая избранных святым знанием, Он говорил будто голосом самого Бога. Воздух был полон предательства и хитрости; Правдиво говорить в этом месте было [одной из] уловок; Засада таилась в улыбке, и опасность использовала Безопасность, как своё прикрытие, доверие её входным вратам: Ложь приходила, смеясь, с глазами истины; Любой из друзей мог обратиться во врага или шпиона, Рука, которую он пожимал, могла поразить ударом кинжала, А объятие могло стать железной клеткой Рока. Агония и опасность преследовали их дрожащую добычу И тихо разговаривали, как с робким другом: Атака начиналась внезапно, ожесточённая и невидимая; Страх запрыгивал в сердце на каждом повороте И кричал мучительным, страшным голосом; Он звал хоть кого-то помочь, но никто не приближался. Все ходили осторожно, ибо смерть всегда была рядом; Однако осторожность казалась тщетной тратой заботы, Ибо всё, что охраняло, [тоже] оказывалось смертельной сетью, И когда после долгого ожидания спасение приходило И приносило радостное облегчение, обезоруживая силу, Оно служило улыбающимся переходом в более худшую судьбу. Там не было ни перемирия, ни безопасного места для отдыха; Никто не осмеливался уснуть или сложить руки: Это был мир сражений и неожиданностей. Все, кто находились там, жили единственно для себя самих; Все воевали против всех, но с общей ненавистью, Обращённой к уму, что искал какого-то высшего блага; Истина была изгнана, чтобы она не осмелилась заговорить И не ранила её светом сердце тьмы Или не заставила её гордостью знания поносить Установившуюся анархию признанных вещей. Затем сцена изменилась, но сохранила её ужасную суть: Изменив свою форму, жизнь осталась прежней. Столица там была без Государства: Она не имела правителя, только группы, которые боролись. Он увидел город древнего Невежества, Основанный на земле, что не знала Света. Там каждый шёл один в его собственной темноте: Только они согласились различаться на путях Зла, Жить их собственным способом для самих себя Или насаждать общую ложь и зло; Эго было господином на его павлиньем троне, И Ложь сидела с ним, его супруга и королева: Мир обращался к ним, как Небо к Истине и Богу. Несправедливость оправдывалась твёрдыми декретами, Суверенными весами узаконенной торговли Заблуждения, Но все Весы были фальшивыми и не совпадающими; Она всегда следила за их балансом с мечом, Чтобы ни одно святотатственное слово не разоблачило Священные формулы её старого поддельного правления. В высокие профессии, облачённые самоволием, шли широко, И надзор преследовал, болтая о порядке и праве: Там не было алтаря, воздвигнутого Свободе; Истинная свобода была ненавидима и выслеживалась: Гармонию и терпимость нельзя было увидеть нигде; Каждая группа провозглашала свой страшный и голый Закон. Рамки этики скреплялись библейскими правилами Или теорией, в которую страстно верили и восхваляли, Скрижалью, что казалась высоким священным кодексом Небес. Формальная практика в кольчугах и с железными подковами Придавала грубому и безжалостному воинскому виду, Извлечённому из диких недр земли, Гордую строгую осанку сурового благородства, Гражданскую позу, жёсткую и грозную. Но все их личные действия противоречили этой позе: Сила и полезность были их Истиной и Правом, Орлиная хищность цеплялась за желанное им добро, Клювы клевали, а когти рвали всё более слабеющую добычу. В их сладкой тайне приятных грехов Природе они повиновались, а не моралистскому Богу. Несознательные торговцы в связках [из] противоположностей, Они делали то, что в других они преследовали бы; Когда их глаза смотрели на порок их товарища, Негодование вспыхивало, добродетельный гнев; Забыв об их собственном глубоко скрытом преступлении, Подобно черни, они побивали камнями соседа, уличённого в грехе. Прагматичный судья внутри выносил ложные решения, Совершал худшие беззакония на основе справедливости, Обосновывал справедливостью дурные действия, Одобрял размах интересов и желаний продажного эго. Так сохранялся баланс, [так] мир мог жить. Фанатичный пыл толкал их безжалостные культы, Любая вера, отличающаяся от их [веры], кровоточила, будучи наказанной, как ересь; Они допрашивали, брали в плен, пытали, жгли или били И заставляли душу отказаться от правды или умереть. Среди своих конфликтующих верований и враждующих сект Религия восседала на окровавленном троне. Сотни тираний угнетали и убивали И основывали единство на обмане и силе. Только показное ценилось там, как реальное: Идеалом была задница циничного насмешника; [Сопровождаемый] улюлюканьем толпы, высмеянный просвещёнными умами, Духовный поиск блуждал изгнанным, - Паутиной самообмана из мыслей мечтателя, Или безумной химерой сочтённый, или плутовством лицемера, Его страстный инстинкт тянулся через тёмные умы, Затерянные в цепях Невежества. Ложь здесь была истиной, а истина - ложью. Здесь путешественник по восходящему Пути должен был - Ибо дерзкие царства Ада вьются небесным маршрутом - Остановиться или медленно пройти через это опасное пространство С молитвой на его устах и с великим Именем. Если не исследовать всё пронзающим остриём копья проницательности, Он мог бы попасться в бесконечную сеть лжи. Он должен был часто оглядываться через плечо, Подобно тому, кто чувствует дыхание врага на его шее; Иначе подкравшийся сзади предательский удар Мог бы повергнуть ниц и пригвоздить к нечестивой земле, Пронзив его спину острым колом Зла. Так кто-то может пасть на пути Вечности, Лишившись одинокого шанса духа во Времени, И никакие вести о нём не достигнут ожидающих богов, Отмеченном "пропавшим" в реестре душ, Его имя [станет] показателем несбывшейся надежды, Положением мёртвой запомнившейся звезды. Только те были в безопасности, кто хранил Бога в их сердцах: Отвага — их броня, вера — их меч, они должны идти, Рука готова ударить, глаз - заметить, Бросая дротик взгляда вперёд, Герои и солдаты армии Света. Несмотря на это, едва страшная опасность миновала, Выпущенные на более спокойный и более чистый воздух, Они осмелились, наконец, вздохнуть и вновь улыбнуться. Они снова двигались под реальным солнцем. Хотя Ад требовал власти, дух всё ещё обладал силой. Эту Ничейную землю он прошёл без дебатов; Ему поручены высоты, ему желанна Бездна: Никто не стоял у него на пути, ничей голос не запрещал. Ибо быстр и лёгок нисходящий путь, И теперь к Ночи было обращено его лицо. БОльшая тьма ожидала, худшее царство, Если худшее может быть там, где всё - крайность зла; Но перед покрытым непокрытое голо, что хуже всего. Там никогда не было ни Бога, ни Истины, ни верховного Света, Или же [они] больше не имели силы. Как когда кто-то соскальзывает в глубоком трансе момента По ту сторону границы ума в другой мир, Он пересекает черту, чей скрытый след Глаз не может видеть, но лишь душа чувствует. Он вошёл в бронированное жестокое царство И увидел себя блуждающим, как потерянная душа, Среди грязных стен и диких трущоб Ночи. Вокруг него теснились серые и убогие хижины, Соседствующие с гордыми дворцами извращённой Власти, Нечеловеческими кварталами и демоническими палатами. В [этом] зле гордость обнималась с его убожеством; Нищета, преследующая великолепие, давила на эти жестокие Сумрачные окрестности городов жизни-сна. Там Жизнь являла душе-зрителю Тёмные глубины её странного чуда. Сильная и падшая богиня без надежды, Затемнённая, изуродованная каким-то ужасным заклятием Горгоны, Какой могла бы [предстать] блудная императрица в притоне, Обнажённая, бесстыдная, ликующая, она подняла Её злое лицо опасной красоты и шарма И, вызывая панику содрогающимся поцелуем Между великолепием её роковых грудей, Соблазняла падением духа в их бездну. По всему полю его зрения она умножала, Как на сценической плёнке или движущейся фотопластинке, Неумолимое великолепие её кошмарных помпезностей. На тёмном фоне бездушного мира Она ставила между зловещим светом и тенью Её драмы печали глубин, Написанные на агонизирующих нервах живых существ: Эпопеи ужаса и мрачного величия, Кривые статуи, изрыгнутые и застывшие в грязи жизни, Избыток отвратительных форм и отвратительных действий Парализовал сострадание в очерствевшей груди. В балаганах греха и ночных клубах порока Стилизованные низости вожделения тела И грязные фантазии, запечатлённые во плоти, Превращали грех в декоративное искусство: Злоупотребляя даром Природы, её извращённое мастерство Увековечивало посеянное зерно живой смерти, В глиняный кубок наливало вакхическое вино, Давало сатиру тирс Бога. Нечистые, садистские, с гримасничающими ртами, Серые грязные измышления, ужасные и жуткие, Поступали по телевидению из глубин Ночи. Её мастерство, изобретательное в чудовищности, Нетерпимое ко всякой природной форме и осанке, Зияющее обнажёнными преувеличенными линиями, Придавало карикатуре суровую реальность, А парады искусства в причудливых искажённых формах И маски горгулий, непристойные и ужасные, Втаптывали в мучительные позы разорванный смысл. Неумолимая поклонница зла, Она сделала мерзость великой и сублимированной грязью; Драконья сила рептильных энергий И странные прозрения пресмыкающейся силы И змеиного величия, лежащего в грязи, Вызывали восхищение блеском слизи. Вся Природа вырвалась из её рамок, и основание Было скручено в неестественную позу: Отталкивание стимулировало инертное желание; Агония сделалась красно-пряной пищей для блаженства, Ненависти была доверена работа похоти, А пытка приняла форму объятий; Ритуальная мука освящалась смертью; Поклонение предлагалось Небожественному. Новая эстетика искусства Инферно, Которая приучала ум любить то, что ненавидит душа, Навязывала лояльность трепещущим нервам И принуждала нежелающее тело вибрировать. Слишком сладостная и слишком гармоничная, чтобы возбуждать В этом режиме, что пятнал сердцевину существа, Красота была запрещена, чувства сердца притуплялись, чтобы спать И лелеять на их месте острые ощущения; Мир прощупывался в поисках струй чувственной привлекательности. Здесь судьей был холодный материальный интеллект, И [он] нуждался в чувственных уколах, толчках и ударах, Чтобы его жёсткая сухость и мёртвые нервы могли почувствовать Какую-то страсть, силу и едкую пряность жизни. Новая философия теоретизировала права зла, Прославляясь в мерцающей гнили декаданса, Или давала питону Силу убедительной речи И вооружала знанием первобытного дикаря. Ум, лишь задумчиво склонявшийся над жизнью и Материей, Изменился в образ безудержного зверя; Он залез в яму, чтобы выкопать истину, И осветил его поиски вспышками подсознания. Оттуда поднимались, бурля и оскверняя воздух вверху, Грязь и гноящиеся секреты Бездны: Он называл их позитивными фактами и реальной жизнью. Теперь это составляло зловонную атмосферу. Страсть дикого зверя выползла из тайной Ночи, Чтобы наблюдать за её добычей завораживающими глазами: Вокруг него, подобно огню с шипящими языками, Тешился и смеялся звериный экстаз; Воздух был наполнен желаниями, грубыми и жестокими; Теснясь и жаля чудовищным роем, В его ум с ядовитым гулом вдавливались мысли, Что могли отравить самое небесное дыхание Природы, Заставляя неохотные веки атаковать взглядом Действия, что раскрывали мистерию Ада. Всё, что там было, было сделано по этому образцу. В этих краях обитала раса одержимых. Демоническая сила, скрывающаяся в глубинах человека, Что вздымается, подавляемая человеческим законом сердца, Трепещущая перед спокойными и властными глазами Мысли, В огне и землетрясении души может Возникнуть и, взывая к родной ночи, Низвергнуть разум, оккупировать жизнь И топнуть её копытом по трясущейся земле Природы: Это было для них пылающим ядром их существа. Могучая энергия, чудовищный бог, Жёсткий для сильных, неумолимый для слабых, Он взирал на суровый, безжалостный мир, Который он создал каменными веками его застывшей идеи. Сердце его было опьянено страшным вином голода, От страданий других [он] чувствовал трепетный восторг, А в смерти и разорении слышал грандиозную музыку. Иметь власть, быть хозяином являлось единственной добродетелью и благом: Он претендовал на весь мир, как на гостиную Зла, А мрачное тоталитарное правление его партии - На жестокую судьбу дышащих существ. Всё формировалось и стандартизировалось по одному плану Под удушающей тяжестью тёмной диктатуры. На улицах и в домах, в советах и при дворах Он встречал существ, которые выглядели, как живые люди, И поднимались в речи на высоких крыльях мысли, Но таили в себе всё нечеловеческое, подлое И более низкое, чем пресмыкание последней из рептилий. Разум, предназначенный для близости к богам И для вознесения на небесную высоту прикосновением ума, Лишь усиливал его просветляющим лучом Кривую чудовищность их врождённой природы. Часто, изучая знакомое лицо, Радостно встреченное на опасном повороте, Надеясь распознать взгляд Света, Его видение, предупреждённое внутренним взглядом духа, Внезапно обнаруживало там клеймо Ада Или видело внутренним чувством, что не может ошибаться, В видимости прекрасной или мужественной формы демона, гоблина и упыря. Наглость царила холодной каменно-сердечной силы, Могучей, повинующейся, одобряемой законом Титана, Громовой хохот гигантской жестокости И лютые самодовольные деяния людоедского насилия. В этом широком циничном логове мыслящих зверей Кто-то тщетно искал бы след сострадания или любви; Там нигде не было прикасания сладости, Но только Сила и её помощники, жадность и ненависть: Там не было помощи в страдании, никто не мог спасти, Никто не осмеливался сопротивляться или сказать благородное слово. Вооружённая эгидой тиранической Власти, Подписывающая эдикты её ужасного правления И использующая кровь и пытки, как печать, Тьма провозглашала её лозунги миру. Рабское зашоренное молчание утихомиривало ум Или оно лишь повторяло преподанные уроки, Пока ложь в митре, держа посох доброго пастыря, Возводила на трон среди благоговейных и распростёртых сердец Культы и вероучения, что организовывали живую смерть И убивали душу на алтаре лжи. Все были обмануты или служили их собственному обману; Истина не могла жить в этой удушливой атмосфере. Несчастность там верила в присущую ей радость, А страх и слабость обнимали их жалкие глубины; Всё, что есть низкого и грязно мыслящего, низменного, Всё, что есть тусклого, бедного и несчастного, Дышало вялым содержимым его природного воздуха И не чувствовало жажды божественного освобождения: Высокомерные, насмехающиеся над более освещёнными состояниями, Жители бездн презирали солнце. Загражденная автаркия исключала свет; Упёртый в его воле быть его собственным серым "я", Он хвалился его нормой, уникальным и великолепным типом: Он утолял его голод мечтой грабителя; Щеголяя его крестом рабства, как короной, Он цеплялся за его мрачную суровую автономию. Бычье горло взревело его медным языком; Его жестокий и бесстыдный шум заполнял Пространство И угрожал всем, кто осмеливался слушать истину, Утверждая монополию избитого уха; Оглушённое согласие давало свой голос И хвастливые догмы кричали в ночи, Хранимые для падшей души, когда-то считавшей бога Гордостью её бездонного абсолюта.
Одинокий исследователь в этих угрожающих царствах, Охраняемых от солнца, подобно городам термитов, Угнетённый среди толпы и топота, шума и вспышек, Переходя из сумерек в более глубокие опасные сумерки, Он боролся с силами, что выхватывали из ума [его] свет И поражали его их цепляющими влияниями. Вскоре он появился в тусклом пространстве без стен. Ибо теперь населённые районы остались позади; Он шёл между широкими рядами failing eve. Вокруг него росла мрачная духовная пустота, Угрожающая пустыня, зловещее одиночество, Что оставляло ум голым перед невидимым нападением, Пустая страница, на которой все, кто хотел, могли писать Совершенно чудовищные сообщения без [всякого] контроля. Странствующая точка на нисходящих дорогах Сумерек Среди бесплодных полей, амбаров и разбросанных хижин, И нескольких кривых и призрачных деревьев, Он столкнулся с ощущением смерти и сознательной пустоты. Но всё же там была невидимая враждебная Жизнь, Чьё подобное смерти равновесие, сопротивляясь свету и истине, Делало жизнь мрачным разрывом в [пустоте] ничто. Он слышал ужасные голоса, которые отрицали; Атакуемый мыслями, что роились, как призрачные орды, Добыча глазеющих фантомов мрака И ужаса, приближающихся с их смертоносной пастью, Ведомый странной волей всё ниже и ниже, Небом, что над коммюнике Рока, Он пытался защитить его дух от отчаяния, Но чувствовал ужас надвигавшейся Ночи И Бездны, поднимавшейся требовать его душу. Затем прекратились обиталища существ и их формы, И одиночество окутало его в свои безмолвные складки. Всё внезапно исчезло, подобно вычеркнутой мысли; Его дух стал пустой слушающей бездной, Свободной от мёртвой иллюзии мира: Ничего не осталось, даже злого лица. Он был наедине с серым питоном Ночи. Плотное и безымянное Ничто, сознательное, немое, Казавшееся живым, но без тела и ума, Жаждало аннигилировать все существа, Чтобы навсегда остаться обнажённым и единственным. Как в неощутимых челюстях бесформенного зверя, Схваченное, удушаемое этим жаждущим вязким пятном, Притягиваемое к какой-то чёрной гигантской пасти И глотающему горлу, и огромному чреву погибели, Его существо исчезло из его собственного видения, Притягиваемое к глубинам, что жаждали его падения. Бесформенная пустота угнетала его борющийся мозг, Тьма, мрачная и холодная, парализовала его плоть, Шёпот серого внушения холодил его сердце; Вытащенная змеиной силой из её теплого дома И влекомая к исчезновению в угрюмой пустоте, Жизнь цеплялась за её место жилами вдохов задыхающегося; Его тело облизывали языки мрака. Существование, задыхающееся, напрягалось, чтобы выжить; Надежда, будучи задушенной, гибла в его пустой душе, Вера и память, упразднённые, умерли, И всё, что помогает духу на его пути. По каждому напряжённому и ноющему нерву полз, Оставляя за собой острый, дрожащий след, Безымянный и невыразимый страх. Как море подступает к жертве, связанной и неподвижной, Приближение [мрака] тревожило его ум, навсегда онемевший От неумолимой вечности Боли, нечеловеческой и невыносимой. Это он должен вынести, его надежда на небеса отдалилась; Он должен всегда существовать без покоя угасания В медленном страдающем Времени и мучительном Пространстве, В мучительном небытии его нескончаемого состояния. Безжизненной пустотой была теперь его грудь, И в том месте, где когда-то светилась мысль, Оставалась лишь, подобная бледному неподвижному призраку, Неспособность к вере и надежде И страшная уверенность побеждённой души, Ещё бессмертной, но утратившей её божественность, Утратившей себя, Бога и прикасание более счастливых миров. Но он вытерпел, усмирил тщетный ужас, вынес Удушающие кольца агонии и страха; Затем вернулись покой и суверенный взгляд души. Пустому ужасу спокойный Свет ответил: Неизменное, неумирающее и нерождённое, Могущественное и безмолвное Божество в нём проснулось И столкнулось с болью и опасностью мира. Он взглядом овладел приливами Природы: Он встретил его обнажённым духом голый Ад.
Затем он смог увидеть скрытое сердце Ночи; Труд её абсолютной бессознательности Раскрывал бесконечную жуткую Бессмыслицу. Лишённая духа пустая Бесконечность была там; Природа, что отрицала вечную Истину, В тщетной хвастливой свободе её мысли Надеялась упразднить Бога и править сама. Там не было ни суверенного Гостя, ни свидетельствующего Света; Без помощи она творила её собственный мрачный мир. Её большие слепые глаза следили за действиями демонов, Её глухие уши слушали неправду, её немые губы говорили; Её огромная ложно направляемая фантазия принимала обширные формы, Её бездумная чувствительность дрожала от яростного тщеславия; Порождённые грубым принципом жизни Зло и боль произвели чудовищную душу. Анархи бесформенных глубин восстали, Великие Титанические существа и демонические силы, Мировые эго, изнуряемые вожделением, мыслью и волей, Обширные умы и жизни без духа внутри; Нетерпеливые архитекторы дома заблуждений, Лидеры космического невежества и беспокойства И покровители скорби и смертности Воплощали тёмные Идеи Бездны. В пустоту вошла тёмная субстанция, Смутные формы родились в немыслящей Пустоте, И вихри встретились и создали неблагоприятное Пространство, В чёрных складках которого Существо воображало Ад. Его [А.] глаза, пронизывающие трёхслойный мрак, Идентифицировали их зрение с его слепым взглядом; Привыкшие к неестественной темноте, они видели Нереальность, ставшую реальной и сознательной Ночью. Жестокий, свирепый и грозный мир, Древнее чрево огромных пагубных снов Свернулось, подобно лярве, во мраке, Что хранил его от острых копий Небесных звёзд. Это были врата ложной Бесконечности, Вечности гибельных абсолютов, Безмерного отрицания духовных вещей. Все [они], бывшие когда-то самоосвещёнными в сфере духа, Теперь превратились в их тёмные противоположности; Бытие коллапсировало в беспредметную пустоту, Что всё же была нулём, рождающим миры; Несознательное, поглотившее космический Ум, Произвело вселенную из его летального сна; Блаженство, впавшее в чёрную кому, бесчувственное, Свернулось назад в его собственную и Бога вечную радость Через ложную мучительную фигуру горя и боли, Всё ещё скорбно пригвождённую к кресту, Воздвигнутому на почве немого, не чувствующего мира, Где рождение было мукой, а смерть - агонией, Чтобы всё не могло слишком скоро вновь обратиться в блаженство. Мысль, жрица Извращённости, сидела На её чёрной треноге триединого Змея, Вечные скрипты читая противоположными знаками, Колдунья, переворачивающая Божественный образ жизни. В тёмных проходах со злыми глазами вместо ламп И роковыми голосами, поющими из апсиды, В странных инфернальных тусклых базиликах, Распевая магию нечестивого Слова, Зловещая мудрая Посвящённая Исполняла ритуал её Мистерий. Там страдание было ежедневной пищей Природы, Манящей измученное сердце и плоть, А пытка была формулой наслаждения, Боль подражала небесному экстазу. Там Добро, неверующий садовник Бога, Поливал добродетелью мировое древо анчар И, заботясь о внешних словах и действиях, Прививал его лицемерные цветы на врождённое зло. Все высокие вещи служили их низшим противоположностям; Формы Богов поддерживали культ демонов; Лик Небес стал маской и ловушкой Ада. Там, в сердце тщетного феномена, В корчащейся сердцевине гигантского действия Он увидел Форму, безграничную и неясную, Восседающую на Смерти, что поглощает всё рождённое. Холодное застывшее лицо со страшными и неподвижными глазами, Её тёмную руку с ужасным трезубцем Протянув, она пронзила всех существ одной и той же судьбой. Когда не было ничего, кроме Материи без души, И лишённая духа пустота была сердцем Времени, Тогда Жизнь впервые коснулась бесчувственной Бездны; Пробудив совершенную Пустоту к надежде и горю, Её бледный луч ударил в бездонную Ночь, В которой Бог скрыл себя от своего собственного взора. Во всех вещах она искала их дремлющую мистическую истину, Невысказанное Слово, что вдохновляло несознательные формы; Она нащупала в его глубинах невидимый Закон, Шарила в смутном подсознательном в поисках его ума И пыталась найти способ проявиться для духа. Но из Ночи пришёл другой ответ. В этой низшей матрице было посеяно семя, Немая неисследованная оболочка извращённой истины, Клетка бесчувственной бесконечности. Исполинское рождение подготовило его космическую форму В титаническом эмбрионе Природы, Невежестве. Затем, в роковой и чудовищный час, Нечто, возникшее из сна абсолютного Несознательного, Неохотно порождённое безмолвной Пустотой, Подняло его зловещую голову к звёздам; Затмевая землю его огромным телом Рока, Оно холодило небеса угрозой [от его] лица. Безымянная Сила, призрачная Воля возникла, Гигантская и чуждая нашей Вселенной. В непостижимом Намерении никто не может измерить Обширное Небытие, облёкшее себя в форму, Безграничное Неведение несознательных глубин, Покрытых вечностью ничто. Ищущий Ум заменил видящую Душу; Жизнь переросла в огромную и голодную смерть, Блаженство Духа сменилось космической болью. Убедившись в само-скрывшейся нейтральности Бога, Могучая оппозиция завоевала Пространство. Суверенно правящая [с помощью] лжи, смерти и горя, Она давила её жестокой гегемонией на землю; Дисгармонизируя оригинальный стиль Архитектуры замысла её судьбы, Она фальсифицировала изначальную космическую Волю И связала с борьбой и ужасными превратностями Долгий медленный процесс терпеливой Силы. Насаждая заблуждение в материале вещей, Из все-мудрого Закона она создала Невежество; Она нарушала уверенное прикасание скрытого смысла жизни, Удерживала молчащим интуитивного гида во сне Материи, Деформировала инстинкт насекомого и зверя, Уродовала рождённую мыслью человечность в людях. Поперёк простого Луча пала тень; Затемнён был свет Истины в пещере сердца, Что горит не свидетельствуемым в алтарной крипте Позади тайны тихого веламена, Сопровождающего Божество святилища. Так родилась ужасная антагонистическая Энергия, Что подражает могущественному облику вечной Матери И пародирует её сияющую бесконечность Серым искажённым силуэтом в Ночи. Сдерживая страсть взбирающейся души, Она принуждает жизнь идти медленным и неуверенным шагом; Отклоняющий и замедляющий вес её руки Возложен на кривую мистической эволюции; Извилистую линию её обманчивого ума Боги не видят, и человек бессилен; Подавляя искру Бога в душе, Она вызывает человеческое падение назад к зверю. И всё же в её грозном инстинктивном уме Она чувствует Единого, растущего в сердце Времени, И видит Бессмертного, сияющего сквозь человеческую форму. Потревоженная в её правлении, полная страха и ярости, Она рыщет вокруг каждого огонька, что мерцает сквозь тьму, Отбрасывая его луч из одинокого шатра духа, Надеясь войти яростной неслышной походкой И убить божественное Дитя в колыбели. Неисчислимы её сила и хитрость; Её прикасание - очарование и смерть; Она убивает пострадавшего его собственным восторгом; Даже Добро она делает крюком, чтобы тащить в Ад. Для неё мир бежит к его агонии. Часто пилигрим на дороге Вечности, Плохо освещённой из-за облаков бледной луной Ума, Или в извилистых закоулках блуждающий в одиночестве, Или заблудившийся в пустыне, где не видно тропы, Падает, пересиленный её львиным прыжком, Побеждённый пленник под её ужасными лапами. Опьянённый жгучим дыханием И любовно выращенный губительными устами, Некогда спутник священного Огня, Смертный гибнет для Бога и Света, Противник управляет сердцем и мозгом, Природа враждебна Материнской Силе. Самость жизни уступает её инструменты Титану и демоническим агентствам, Что возвеличивают земную природу и разлагают; Скрытый пятый колонист - теперь проводник мысли; Его тонкий пораженческий ропот убивает веру, И, поселившись в груди или шепча извне, Ложное вдохновение валит с ног, и тёмный Новый порядок заменяет божественное. Тишина опускается на высоты духа, Из скрытого святилища удаляется Бог, Пусто и холодно в комнате Невесты; Золотой Нимб теперь уже не виден, Уже не горит белый духовный луч, И навсегда смолкает тайный Голос. Затем Ангел Сторожевой Башни Вычёркивает имя из записной книжки; Пламя, что пело на Небесах, погружается, гаснущее и немое; Эпопея души заканчивается в руинах. Это трагедия внутренней смерти, Когда утрачен божественный элемент, И только ум и тело живут, чтобы умереть. Поскольку Дух допускает [эти] ужасные агентства, Есть тонкие и грандиозные силы, Что защищают себя покрывающим Невежеством. Исчадия бездн, агенты тёмной Силы, Ненавистники света, нетерпимые к миру, Подражающие мысли сияющего Друга и Ведущего, Противостоящие в сердце вечной Воле, Они скрывают оккультного возвышающего Гармонизатора. Его мудрости оракулы [они] делают нашими оковами; Двери Бога они заперли ключами веры И преградили Законом его неутомимую Милость. Вдоль всех линий Природы они установили их посты И перехватывают караваны Света; Где бы Боги ни действовали, они там вмешиваются. Ярмо лежит на тусклом сердце мира; Замаскированы его биения от высочайшего Блаженства, И закрытые периферии сверкающего Ума Блокируют тонкие входы небесного Огня. Кажется, что тёмные Авантюристы всегда побеждают; Они наполняют Природу институтами зла, Обращают победы Истины в поражения, Вечные законы провозглашают фальшью И отягощают кости Судьбы колдовской ложью; Они оккупировали святилища мира, узурпировали его троны. С презрением к уменьшающимся шансам Богов Они объявляют творение своей завоёванной вотчиной И коронуют себя железными Богами Времени. Адепты иллюзии и маски, Ремесленники падения и боли Природы Построили их алтари триумфальной Ночи В глиняном храме земной жизни. В пустых окрестностях священного Огня, Перед экраном в мистическом обряде, Лицом к смутному веламену, который никто не может пронзить, Свой торжественный гимн распевает жрец в митре, Призывая их ужасное присутствие в его груди: Приписывая им ужасное Имя, Он поёт слоги магического текста И призывает акт невидимого причастия, В то время как, между благовониями и бормочущейся молитвой, Все жестокие бедствия, от которых страдает мир, Смешиваются в пенящейся чаше человеческого сердца И льются на них, как священное вино. Принимая божественные имена, они руководят и правят. Противники Наивысшего, они пришли Из их мира бездушной мысли и силы, Чтобы враждой послужить космической схеме. Ночь - их убежище и стратегическая база. Против меча Пламени, сияющего Ока Ограждённые, они живут в массивных фортах мрака, Спокойные и защищённые в уединении без солнца; Ни один блуждающий луч Небес не может проникнуть туда. Бронированные, защищённые их смертельными масками, Как в студии творящей Смерти, Гигантские сыны Тьмы сидят и планируют Драму земли, их трагическую сцену. Все, кто хочет поднять падший мир, должны пройти Под опасными сводами их силы; Поскольку даже сияющие дети богов [Тоже] имеют страшное право омрачать свои привилегии. Ни один не может достичь небес, кто не прошёл через ад. Путешественник по мирам должен отважиться и на это. Воин в битве бессрочной дуэли, Он вступил в немую, отчаянную Ночь, Бросая вызов тьме его освещённой душой. Тревожа своими шагами мрак порога, Он вошёл в жестокое и скорбное царство, Населённое душами, что никогда не вкушали блаженства; Невежественные, подобные людям, рождённым слепыми, не знающим света, Они могли приравнять худшее зло к наивысшему добру, Добродетель была, на их взгляд, ликом греха, А зло и нищета были их естественным состоянием. Уголовный кодекс страшной администрации Создавал общий закон горя и боли, Предписывал всеобщую безрадостность, Превращал жизнь в стоическое таинство, А пытки - в ежедневный фестиваль. Был принят закон, чтобы наказывать за счастье; Смех и наслаждение были запрещены, как смертные грехи: Невопрошающий ум считался мудрым довольством, Безмолвная апатия тупого сердца - покоем: Сна не было там, оцепенение было единственным отдыхом, Смерть приходила, но не давала ни передышки, ни конца; Душа оставалась живой всегда и страдала всё больше. Он всё глубже погружался в это царство боли; Вокруг него нарастал террор мира, [где] За агонией следовала ещё более ужасная агония, А в терроре [возникала] великая злобная радость, Радующаяся своему и чужому несчастью. Там мысль и жизнь были долгим наказанием, Дыхание - ярмом, а любая надежда - бичом, Тело - полем мучений, массой беспокойства; Покой был ожиданием между болью и болью. Это было законом вещей, который никто не мечтал изменить: Жёсткое мрачное сердце, суровый неулыбчивый ум Отвергали счастье, как приторную сладость; Спокойствие было скукой и тоской: Лишь при страдании жизнь делалась красочной; Она нуждалась в пряности боли, в соли слёз. Если бы можно было перестать быть, всё было бы хорошо; Иначе лишь неистовые ощущения давали некую изюминку: Ярость ревности, сжигающей измученное сердце, Жало убийственной злобы, ненависти и похоти, Шёпот, заманивающий в яму, и удар предательства Бросали яркие пятна на тусклые, болезненные часы. Наблюдать драму несчастья, Корчи созданий под бороной рока, И трагический взор скорби в ночи, И ужас с сердцем, колотящимся от страха, - Было ингредиентами в тяжёлой чаше Времени, Что радовали и помогали наслаждаться её горьким вкусом. Из такого жестокого материала состоял долгий ад жизни: Это были нити тёмной паутины, В которую поймана душа, трепещущая и восхищённая; Это было религией, это было правилом Природы. В падшей часовне беззакония, Чтобы поклониться чёрному безжалостному образу Силы, Нужно было на коленях пересечь жестокосердные каменные дворы, Мостовую, подобную полу злой судьбы. Каждый камень был острой гранью безжалостной силы И склеен холодной кровью из истерзанных грудей; Сухие сучковатые деревья стояли, подобно умирающим людям, Застывшим в позе агонии, И из каждого окна выглядывал зловещий священник, Поющий Te Deums для милости, покровительствующей резне, Стиранию с лица земли городов, взрывам человеческих домов, Сжиганию корчащихся тел, уничтожению бомбардировками. "Наши враги пали, пали" - пели они, "Все, кто когда-то остались, поражены нашей волей и мертвы; Как мы велики, как Ты милосерд!" Так они думали достичь бесстрастного Престола Божия И скомандовать Ему, Кому противостояли все их действия, Возвеличить их деяния, чтобы коснуться его небес И сделать его соучастником их преступлений. Там не могло быть места смягчающей жалости, Но властвовали безжалостная сила и железные построения, Бессрочная власть ужаса и мрака: Это приняло форму тёмного Бога, Почитаемого измученным убожеством, которое он создавал, Кто держал в рабстве несчастный мир, И беспомощные сердца, пригвождённые к непрекращающимся бедствиям, Обожали ноги, что втаптывали их в грязь. Это был мир горя и ненависти, Горя с ненавистью к своей одинокой радости, Ненависти с горем других, как её пиршеством; Горькая гримаса искривила страдающий рот; Трагическая жестокость увидела её зловещий шанс. Ненависть была чёрным архангелом этого царства; Она сияла, мрачный камень в сердце, Сжигая душу её зловещими лучами, И барахталась в её падшей бездне могущества. Эти страсти, казалось, источали даже предметы, - Ибо разум был переполнен неживым, Что отвечало со злобой, которую оно получало, - Против тех, кто пользовался ими, применялись зловредные силы, Что ударяли без рук и странно, внезапно убивали, Назначенные инструментами невидимой гибели. Или они делали себя роковой тюремной стеной, Где осуждённые люди просыпались через [несколько] ползущих часов, Отсчитываемых ударами зловещего колокола. Злое окружение ухудшало злые души: Все вещи были сознательны там, и все извращены. В этом инфернальном царстве он осмеливался вталкиваться Даже в самую глубокую яму и в самую тёмную сердцевину, Возмущать её тёмное основание, осмеливался оспаривать Её древнее привилегированное право и абсолютную силу: В Ночь он погружался, чтобы познать её ужасное сердце, В Аду он искал корень и причину Ада. Эти мучительные бездны открылись в его собственной груди; Он прислушивался к крикам переполняющей его боли, К сердцебиениям его рокового одиночества. Наверху была холодная глухая вечность. В смутных ужасных пассажах Рока Он слышал Голос гоблина, что ведёт убивать, И сталкивался с чарами Знака демона, И попадал в засаду враждебной Змеи. В зловещих местах, в мучительном одиночестве, Без спутников он бродил по безлюдным дорогам, Где красный Волк ждёт у потока без брода И чёрные орлы Смерти кричат с обрыва, И встречал злые своры, что охотятся за человеческими сердцами, Лающие через степи Судьбы, В полях битв, происходящих посреди Бездны, Сражался в тенеподобных боях в немых безглазых глубинах, Выдерживая нападения Ада и Титанические удары И перенося жестокие внутренние раны, которые медленно заживают. Узник магической Силы, скрытой под капюшоном, Захваченный и влекомый летальной сетью Лжи, И часто задушенный арканом горя Или брошенный в мрачную трясину поглощающих сомнений, Или запертый в ямах ошибок и отчаяния, Он пил глотками её яд, пока не осталось ни капли. В мире, куда не могли войти ни надежда, ни радость, Он претерпел испытание абсолютным господством зла, Но сохранил нетронутой сияющую истину его духа. Неспособный к движению или усилию, В Материю пустого отрицания заключённый и слепой, Прикованный к чёрной инерции нашей базы, Он, как сокровище, хранил в его руках его мерцающую душу. Его существо рисковало, [входя] в бездумную Пустоту, В невыносимые бездны, что не знали ни мысли, ни чувства; Мысли прекратились, чувства подвели, но его душа всё ещё видела и знала. В раздроблении Бесконечного на атомы, Близкий к немым истокам потерянного "Я", Он ощущал странную ничтожную тщетность Создания материальных вещей. Или, задыхаясь в пустотном сумраке Несознательного, Он вслушивался в таинственную темноту и бездонность Огромных и бессмысленных глубин, Из которых поднималась борющаяся жизнь в мёртвой вселенной. Там, в абсолютной тождественности, утраченной разумом, Он ощутил запечатанные чувства бесчувственного мира И безмолвную мудрость в несознательной Ночи. В бездонную тайну он вошёл, Где темнота выглядывает из-под её чехла, серая и голая, И встал на последний запертый пол подсознания, Где Существо спало, не сознавая своих мыслей, И строило мир, не зная, что оно строило. Там, ожидая своего часа, лежало неизвестное будущее, Там — запись исчезнувших звёзд. Там, во сне космической Воли, Он увидел тайный ключ к изменению Природы. Свет был с ним, невидимая рука Легла на заблуждение и боль, Пока они не превратились в трепещущий экстаз, В шок от сладости объятий. Он увидел в Ночи тёмную завесу Вечности, Узнал, что смерть - это подвал дома жизни, В разрушении ощущал [лишь] поспешный шаг творения, Узнал, что потеря - это цена небесного обретения, А ад - краткий путь к небесным вратам. Затем на оккультной фабрике Иллюзии И в магической типографии Несознательного Разорвались форматы первобытной Ночи И разрушились стереотипы Невежества. Живая, дышащая глубоким духовным дыханием, Природа вычеркнула её жёсткий механический код И статьи контракта связанной души, Ложь возвратила Истине её измученную внешность. Были аннулированы таблицы закона Боли, И на их месте появились светящиеся символы. Невидимый палец искусного Писца писал Его быструю интуитивную каллиграфию; Формы земли сделались его божественными документами, Мудрость, воплощённая умом, могла раскрыться, Несознательное изгнано из безмолвной груди мира; Были преображены фиксированные схемы рассуждающей Мысли. Пробуждая сознание в вещах инертных, Он наложил на тёмный атом и немую массу Алмазный скрипт Нетленного, Написал на тусклом сердце падших вещей Песнь свободной Бесконечности И Имя, основание вечности, И начертил на бодрствующих ликующих клетках В идеограммах Невыразимого Лирику любви, что ожидает сквозь Время, И мистический том Книги Блаженства, И послание сверхсознательного Огня. Тогда жизнь, чистая, забилась в телесной оболочке; Инфернальный Отблеск умер и больше не мог убивать. Ад раскололся по его огромному резкому фасаду, Словно было разрушено магическое здание, Ночь разверзлась и исчезла, как пропасть сна. В разрыв бытия, вырытый, как пустое Пространство, В котором она заполняла место отсутствующего Бога, Лился широкий сокровенный и блаженный Рассвет; Все вещи исцелились, что сотворило разорванное сердце Времени, И печаль больше не могла жить в груди Природы: Разделение прекратилось, ибо Бог был там. Душа осветила сознательное тело её лучом, Материя и дух смешались и слились воедино.
Вокруг него сиял великий счастливый День. Блеск некой восторженной Бесконечности, Он удерживал в великолепии его золотого смеха Области сердечного счастья, освобождённые, Опьянённые вином Бога, Погружённые в свет, вечно божественные. Любимый и сокровенно близкий Богам, Повинующийся божественному повелению радости, Он был властелином его собственного восторга И мастером царств его силы. Уверенный в блаженстве, ради которого были созданы все формы, Не затронутый страхом и горем и ударами Судьбы, Не встревоженный дыханием мимолётного Времени И не осаждённый неблагоприятными обстоятельствами, Он дышал в сладкой, безопасной, не охраняемой лёгкости, Свободный от хрупкости нашего тела, привлекающей смерть, Вдали от опасной зоны спотыкающейся Воли. Ему не нужно было сдерживать страстные биения; Трепеща от объятий тёплого, удовлетворённого чувства, От быстрого чудесного порыва, пламени и крика Красной великолепной расы жизненных импульсов, Он жил в драгоценном ритме смеха Бога И лежал на груди универсальной любви. Неуязвимый, [ничем] не скованный Дух Восторга Пас его сверкающие солнечные стада и лунные стаи Вдоль лирической быстроты безгорестных потоков В благоухании неземного асфоделя. Безмолвие счастья окутывало небеса, Беззаботное сияние улыбалось над вершинами; Шёпот невнятного восхищения Дрожал на ветру и касался очарованной земли; Беспрестанно в объятиях экстаза, Повторяя его сладостную непроизвольную ноту, Рыдания восторга стекали по часам. Продвигаясь под аркой славы и мира, Путешествуя по плато и по задумчивому хребту, Как тот, кто видит в зеркале Волшебника Мира Чудесные образы пробегающих пейзажей души, Он пересекал сцены бессмертной радости И заглядывал в бездны красоты и блаженства. Вокруг него лился свет сознательных солнц И задумчивое счастье великих символических вещей; Его встречали переполненные равнины сверкающего покоя, Горы и фиолетовые долины Блаженных, Глубокие лощины радости и поющие водопады, И леса трепещущего пурпурного одиночества; Под ним лежали, подобные сверкающим драгоценностями мыслям, Восторженные грезящие города королей Гандхарвы. Сквозь вибрирующие тайны Пространства Сладко кралась приглушённая и счастливая музыка, Поражённый невидимыми руками, он слышал сердечно-близкое Звучание арф пролетавших небесных менестрелей, И голоса неземной мелодии Воспевали славу вечной любви В бело-голубом освещённом луной воздухе Рая. Вершина и сердцевина всего этого чудесного мира Cтояли отдельно на высоких безымянных Елисейских холмах, Пылающих, как закаты в трансе вечера. Будто в какую-то новую не обнаруженную глубину, В радостную тишину уходила их основа; Их склоны тонули сквозь спешку смеха и голосов, Пересекаемые множеством поющих ручейков, [сбегающих] Поклоняясь голубому небу с их счастливым гимном, Вниз, в леса тенистой тайны: Вознесённые в широкую безгласную мистерию, Их вершины поднимались к величию за пределами жизни. Сияющие Эдемы витальных богов Приняли его в их бессмертные гармонии. Все вещи были совершенны там, где этот цветок [рос] во Времени; Красота там была врождённой формой творения, Покой - трепетной чувственной чистотой. Любовь там исполняла её золотые и розовые сны, А Сила - её коронные и могущественные мечтания; Желание взмывало вверх, стремительное всемогущее пламя, А Наслаждение было высотой с богов; Мечта гуляла вдоль путей звёзд; Сладкие обычные вещи обратились в чудеса: Настигнутая внезапными чарами духа, Поражённая алхимией божественной страсти, Самость боли была вынуждена трансформироваться в мощную радость, Исцеляющую антитезис между небом и адом. Все высокие видения жизни там воплощены, Её блуждающие надежды осуществлены, её золотистые соты Пойманы стремительным языком медового едока, Её жгучие догадки превратились в экстатические истины, Её мощные вздохи стихли в бессмертном покое И освободили её необъятные желания. В этом раю совершенного сердца и чувства Никакая низкая нота не могла нарушить бесконечного очарования Её сладости, пылкой и безупречной; Её шаги уверенны в их интуитивном ступании. После мучений долгой душевной борьбы, Наконец, покой и небесный отдых были найдены, И, омытые магическим потоком беспечальных часов, Исцелились его раненные члены воинской природы В охватывающих руках Энергий, Что не терпели пятен и не боялись их собственного блаженства. В сценах, недоступных нашему бледному чувству, Среди чудесных ароматов и волшебных оттенков Он встречал формы, что обожествляют зрение, Музыку, что может обессмертить ум И сделать сердце широким, как будто бесконечность Слушает, и уловил неслышимые Каденции, что пробуждают оккультное ухо: Из невыразимой тишины он слышит, как они приходят, Трепеща от красоты бессловесной речи И мыслей, слишком великих и глубоких, чтобы обрести голос, Мыслей, чьё желание заново создаёт Вселенную. Масштаб чувств, что взбираются огненными ногами На высоты невообразимого счастья, Преобразил ауру его существа в сияние радости, Его тело мерцало, как небесная оболочка; Его врата в мир были омыты морями света. Его земля, наделённая небесной компетенцией, Таила в себе силу, которой теперь больше не требовалось Пересекать закрытую таможенную границу ума и плоти И тайно проносить божество в человечество. Он больше не уклонялся от высочайшего требования Неутомимой способности к блаженству, Мощи, что могла бы исследовать свою собственную бесконечность И красоту, страсть и ответ глубин, Не боясь обморока радостной идентичности, Когда дух и плоть соединяются во внутреннем экстазе, Аннулируя ссору между собой и формой. Он черпал из видения и звука духовную силу, Прокладывал дорогу для чувств, чтобы достичь неощутимого: Он трепетал от верховных влияний, Что строят субстанцию более глубокой души жизни. Природа Земли стояла возрождённой, товарищ неба. Достойный спутник вневременных Королей, Равный божествам живых Солнц, Он смешивался в лучезарных играх с Нерождёнными, Слышал шёпот Игрока, всегда невидимого, И слышал его голос, который крадёт сердце И притягивает его к груди желания Бога, И чувствовал, как мёд его блаженства Течёт по его венам, подобно рекам Рая, Делая тело чашей нектара Абсолюта. Во внезапных мгновениях открывающего пламени, В страстных ответах, полураскрытых, Он достигал краёв неведомых экстазов; Прикосновение верховного удивило его спешащее сердце, Объятие вспомнилось Чудесного, И намёки на белые блаженства прыгнули вниз. Вечность, замаскированная под Любовь, приблизилась И положила её руку на тело Времени. Малый дар приходит из Безмерностей, Но для жизни неизмерима его прибыль радости; Всё несказанное Запредельное отражается там. Гигантская капля непостижимого Блаженства Захлестнула его тело, и вокруг его души образовался Огненный океан счастья; Он шёл ко дну, утопая в сладких и обжигающих просторах: Ужасный восторг, который мог сокрушить смертную плоть, Упоение, что испытывали боги, он выдерживал. Бессмертное наслаждение очистило его в своих волнах И превратило его силу в бессмертную мощь. Бессмертие захватывало Время и несло Жизнь.
Шри Ауробиндо «Савитри» КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ Песнь X ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА МАЛОГО УМА
Это тоже должно быть преодолено и оставлено, Как и всё, пока не будет достигнуто Наивысшее, В котором мир и "я" станут истинными и едиными: Пока не достигнуто То, прекратиться не может наше путешествие. Всегда безымянная цель манит за собой, Всегда зигзаг богов поднимается вверх И указывает на восходящий Огонь духа. Это дыхание стоцветного восторга И его чистый возвышенный образ радости Времени, Разбросанной по волнам безупречного счастья, Бьющегося в отдельных ударах экстаза, Эта частица целого духа, Пойманная в страстное величие крайностей, Это ограниченное существо, поднятое к зениту блаженства, Счастливое наслаждаться одним прикасанием к высочайшим вещам, Упакованное в его запечатанную маленькую бесконечность, Его бесконечный созданный временем мир, выходящий за пределы Времени, - Маленький исход обширного восторга Бога. Мгновения тянулись к вечному Сейчас, Часы открывали бессмертие, Но, удовлетворённые их возвышающим содержанием, Они останавливались на вершинах, чьи макушки на полпути к Небесам Указывали на пик, который они никогда не могли покорить, На величие, в воздухе которого они не могли жить. Привлекая в их высокую и изысканную сферу, В их надёжные и прекрасные крайности То существо, что держится за его пределы, чтобы чувствовать себя в безопасности, Эти высоты отклоняли зов более великого приключения. Слава и сладость удовлетворённого желания Привязывали дух к золотым столбам блаженства. Он не мог вместить в себя широту души, Что нуждалась во всей бесконечности для её дома. Память, мягкая, как трава, и слабая, как сон, Красота и зов отступили, скрывшись позади, Подобно сладкой песне, что слышится, затихая вдали, На долгой высокой дороге в Безвременье. Наверху было горячее белое спокойствие. Размышляющий дух взирал на миры И, подобно сверкающему взбиранию небес, Проходящих через ясность к невидимому Свету, Сверкал из тишины огромными сияющими царствами Ума. Но сначала он встретил серебристо-серое пространство, Где День и Ночь сочетались и были одним: Это было поле тусклых и подвижных лучей, Отделяющее чувственный поток Жизни от самообладания Мысли. Коалиция неопределённостей Осуществляла там нелёгкое правление На почве, сохранённой для сомнений и обоснованных догадок, При рандеву Знания с Невежеством. В её низшей крайности с трудом удерживалось влияние Ума, который едва видел и медленно находил; Его природа близка нашей земной природе И родственна нашей сомнительной смертной мысли, Что смотрит с земли на небо и с неба на землю, Но не знает ни низа, ни запредельного, Он лишь ощущает себя и внешние вещи. Это было первое средство нашего медленного восхождения Из полусознания животной души, Живущей в переполненном давлении форм событий В царстве, которое она не может ни понять, ни изменить; Она лишь видит и действует в данной сцене, И чувствует, и радуется, и печалится какое-то время. Идеи, что ведут тёмный воплощённый дух По дорогам страдания и желания В мире, что борется за открытие истины, Нашли здесь их мощь существовать и силу Природы. Здесь изобретены формы невежественной жизни, Что видит эмпирический факт как установленный закон, Что трудится для часа, а не для вечности, И торгует своими достижениями, чтобы удовлетворить зов момента: Медленный процесс материального ума, Служащего телу, которым он должен управлять и использовать [его], И нуждающегося в опоре на заблуждающееся чувство, Рождался в этой освещённой темноте. Медленно продвигаясь от хромающего старта, Опираясь гипотезой на аргумент, Водружая свои теории как несомненности, Он рассуждает от полуизвестного к неизвестному, Всегда конструируя его хрупкий дом мысли, Всегда распутывая паутину, которую он же сплёл. Сумеречный мудрец, чья тень кажется ему самим собой, Живёт, двигаясь от минуты к краткой минуте; Король, зависящий от его сателлитов, Подписывает указы невежественных министров, Судья, полувладеющий его доказательствами, Голос, кричащий о постулатах неопределённости, Архитектор знания, а не его источник. Этот могущественный раб своих инструментов Считает его низшее положение наивысшей вершиной Природы, Забывая о её вкладе во всё созданное И надменно смиряясь в его собственном тщеславии, Полагает себя порождением из грязи Материи И принимает его собственные творения за его причину. К вечному свету и знанию, предназначенным для восхождения, От голого начала человека идёт наш подъём; Из тяжёлой малости земли мы должны вырваться, Мы должны исследовать нашу природу духовным огнём: Насекомое ползёт, предваряя наш славный полёт; Наше человеческое состояние баюкает будущего бога, Наша смертная слабость - бессмертную силу. На светлячковой вершине этих бледных мерцающих царств, Где сияние рассвета играло с природными сумерками И помогало Дню расти, а Ночи - угасать, Перейдя по широкому мерцающему мосту, Он вошёл в царство раннего Света И в регентство полувзошедшего солнца. Из его лучей родился полный шар нашего ума. Назначенный Духом Миров Для посредничества с неизвестными глубинами, Прототипичный ловкий Разум, Балансирующий на равных крыльях мысли и сомнения, Непрестанно трудился между скрытыми концами бытия. Тайна дышала в движущемся действии жизни; Тайная кормилица чудес Природы, Она формировала чудеса жизни из грязи Материи: Она вырезала узор форм вещей, Она раскинула шатёр ума в смутном невежественном Просторе. Мастерица-Магиня меры и устройства Сотворила вечность из повторяющихся форм, И блуждающей наблюдающей мысли Отвела место на бессознательной сцене. На земле волей этого Архи-Разума Бестелесная энергия облачается в одеяние Материи; Протон и фотон служили формирующему Глазу Для превращения тонкого в физический мир, И невидимое появлялось, как форма, И неосязаемое ощущалось, как масса: Магия восприятия соединилась с искусством концепции И назначила каждому объекту интерпретирующее имя: Идея была замаскирована в артистизме тела, И странной мистикой атомного закона Была сотворена основа, в которую разум мог поместить Его символическую картину Вселенной. Произошло ещё большее чудо. Посреднический свет связал силу тела, Сон и сновидения дерева и растения, Вибрирующее чувство животного, мысль в человеке С сиянием Луча наверху. Его умение, подтверждающее право Материи на мысль, Прорезало чувствующие проходы для ума плоти И нашло средства для того, чтобы Невежество могло знать. Предлагая свои маленькие квадраты и кубики слов Как фигурные заменители реальности, Мумифицированный мнемонический алфавит, Он помогал невидящей Силе читать её работы. Погребённое сознание поднялось в ней, И теперь она видит себя человеком и бодрствует. Но всё остаётся пока подвижным Невежеством; Всё же Знание не могло прийти и твёрдо ухватить Этот огромный вымысел, видимый как вселенная. Специалист твёрдой машины логики Наложил его жёсткую искусственность на душу; Помощник изобретательного интеллекта, Он разрезал Истину на управляемые кусочки, Чтобы каждый мог получить его порцию мысленной пищи, Затем вновь построенное тело Истины было убито его искусством: Робот, точный, практичный и ложный, Вытеснил более тонкий взгляд духа на вещи: Отполированный двигатель делал работу бога. Не было найдено ни одного истинного тела, его душа казалась мёртвой: Никто не имел внутреннего взгляда, что видит Истину как целое; Все прославляли сверкающую подмену. Затем с тайных высот прихлынула волна, Возник блистательный хаос мятежного света; Он взглянул наверх и увидел ослепительные вершины, Он заглянул внутрь и разбудил спящего бога. Воображение призывало её сияющие отряды, Что отваживаются [проникать] в [ещё] не открытые сцены, Где скрываются все чудеса, [о которых] никто ещё не знал: Подняв свою прекрасную и чудотворную голову, Она сговорилась с потомством [её] сестры вдохновения Наполнить небо мысли мерцающими туманностями. Яркая Ошибка окаймляла фриз таинственного алтаря; Тьма стала кормилицей оккультного солнца мудрости, Миф вскормил знание её блестящим молоком; Младенец перешёл от тусклых грудей к сияющим. Так Могущество действовало на растущий мир; Его тонкое мастерство сдерживало полный орб пламени, Лелеяло детство души и питало вымыслами, Гораздо более богатыми своим сладким и нектарным соком, Вскармливающим её незрелое божество, Чем сырьё или сухая солома пашни Разума, Eго громоздящийся корм из бесчисленных фактов, Плебейская пища, на которой мы сегодня процветаем. Так из царства раннего Света стекали Эфирные мысли в мир Материи; Его золоторогие стада устремились в пещеру сердца земли. Его утренние лучи освещают наши сумеречные глаза, Его юные формации побуждают ум земли Трудиться, мечтать и творить новое, Чувствовать прикасание красоты и познавать мир и себя: Золотое Дитя начало мыслить и видеть. В этих светлых царствах Ум совершает первые шаги вперёд. Невежественный во всём, но жаждущий познать всё, Начинает там его пытливое медленное исследование; Всегда его поиск цепляется за формы вокруг, Всегда он надеется отыскать более великие вещи. Пламенный и золотисто-сверкающий огнями рассвета, Бдительный, он живёт на грани изобретения. Но всё, что он делает, - в масштабе младенца, Как если бы космос был детской игрой, Ум, жизнь - игрушками Титанического ребёнка. Он работает подобно тому, кто строит имитацию крепости, Чудом устойчивую на какое-то время, Сделанную из песка на берегу Времени Посреди безбрежного моря оккультной вечности. Маленький острый инструмент, выбранный великим Могуществом, Тягостную забаву страстно преследует; Обучать Невежество - её трудная обязанность, Её мысль исходит из начальной несознающей Пустоты, И то, чему она учит, она сама должна узнать, Пробуждая знание из его сонной берлоги. Ибо знание не приходит к нам, как гость, Призванный в наши покои из внешнего мира; Друг и обитатель нашего тайного "я", Оно скрылось за нашими умами, заснуло И медленно просыпается под ударами жизни; Могучий демон лежит внутри, бесформенный, Пробудить, придать ему форму - задача Природы. Всё было хаосом истины и лжи, Ум искал в глубоком тумане Неведения; Он смотрел внутрь себя, но не видел Бога. Материальная промежуточная дипломатия Отрицала Истину о том, что преходящие истины могут жить, И скрывала Божество за вероучением, и предполагала, Что Невежество Мира может медленно становиться мудрым. Это была путаница, созданная суверенным Умом, Смотревшим с мерцающего гребня в Ночь В её первых манипуляциях с бессознательным: Чужой сумрак озадачивает её сияющие глаза; Её быстрые руки должны научиться осторожному усердию; Земля может выдержать лишь медленное продвижение. И всё же её сила отличалась от [силы] невидящей земли, Вынужденной обращаться с самодельными инструментами, Изобретёнными жизненной силой и плотью. Земля воспринимает всё через сомнительные образы, Она всё рассматривает в опасных струях зрения, Маленькими огоньками, зажжёнными от прикасаний ощупывающей мысли. Неспособная к прямому взгляду души, Она видит спазмами и припаивает кусочки знания, Делает истину рабыней своей бедности, Изгоняя мистическое единство Природы, Разрезает на кванты и массы движущееся Целое; Она принимает за мерило её невежество. В её собственных владениях понтифик и провидец, Эта большая Мощь с её полувзошедшим солнцем Действовала внутри пределов, но обладала её полем; Она знала по привилегии мыслящей силы И претендовала на младенческий суверенитет видения. В её глазах, как бы мрачно они ни были окаймлены, светился Взор Архангела, который знает, что вдохновляет его действия, И формирует мир в его дальновидящем пламени. В её собственном царстве она не спотыкается и не терпит неудачу, Но движется в границах тонкой силы, Через которые ум может шагнуть к Солнцу. Кандидатура на высший сюзеренитет, Она прорубала проход из Ночи к Свету И искала неизведанное Всеведение. Карликовая трёхтелая троица была её рабой. Во-первых, самая маленькая из трёх, но крепкая в конечностях, Низколобая с квадратной тяжёлой челюстью Пигмейская Мысль, нуждающаяся в границах, чтобы жить, Вечно склонившаяся, чтобы вдолбить факт и форму. Поглощённая и стеснённая внешним взглядом, Она занимает своё положение на твёрдой базе Природы. Замечательная специалистка, грубая мыслительница, Клепающая Жизнь к бороздам привычки, Покорная тирании грубой Материи, Пленница форм, в которых она работает, Она связывает себя тем, что сама создаёт. Раба установленной массы абсолютных правил, Она видит привычки мира, как Закон, Она видит привычки ума, как Истину. В её царстве конкретных образов и событий, Вращающихся в изношенном круге идей И всегда повторяющихся старых привычных действий, Она живёт, довольствуясь общим и известным. Она любит старую землю, что была её местожительством: Отвращающаяся от перемен, как от дерзкого греха, Недоверчивая к каждому новому открытию, Она продвигается лишь осторожно шаг за шагом И боится неизвестного, как смертельной бездны. Расчётливая охранительница своего невежества, Она избегает приключений, моргает от великолепной надежды, Предпочитая безопасную опору на вещи Опасной радости от широты и высоты. Медленные впечатления мира на её трудящемся уме, Запоздалые отпечатки, почти неизгладимые, Увеличивают их ценность их бедностью; Старые верные воспоминания - её основной капитал: Лишь то, что может понять рассудок, считается абсолютным: Она полагает единственной истиной внешний факт, Отождествляет мудрость с земным взглядом, А вещи, давно известные, и действия, всегда совершаемые, Для её цепляющегося захвата - балюстрада Безопасности на опасной лестнице Времени. Доверие Небес к ней - это устоявшиеся древние пути, Неизменные законы, которые человек не имеет права изменить, Священное наследие великого мёртвого прошлого Или единственная дорога, которую Бог проложил для жизни, Твёрдый облик Природы, никогда не могущий измениться, Часть огромного порядка вселенной. Улыбка Хранителя Миров Послана этим старым охраняющим Умом на землю, Чтобы всё могло стоять в его зафиксированном неизменном виде И никогда не сдвигаться со своего векового положения. Мы видим, как она [п. Мысль - прим. перев.] кружит, верная её задаче, Неутомимая, в круговороте предписанной традиции; В обветшалых и разрушающихся офисах Времени Она зорко стоит на страже перед стеной обычая, Или в тусклых окрестностях древней Ночи Дремлет на камнях маленького дворика И лает на каждый незнакомый свет, Как на врага, который разрушит её жилище, Собака, сторожащая ограждённый рассудком дом духа От незваных гостей из Невидимого, Питающаяся обрывками жизни и костями Материи В её конуре объективной уверенности. И всё же за ней стоит космическая мощь: Размеренное Величие хранит его обширный план, Бездонное тождество ритмизирует поступь жизни; Неизменные орбиты звёзд бороздят инертный Космос, Миллионы видов следуют одному немому Закону. Огромная инертность - это защита мира, Даже в изменении сберегается неизменность; В инерцию погружается революция, В новом платье старое возвращает его роль; Энергия действует, стабильность - её печать: На груди Шивы остаётся [этот] огромный танец. Огненный дух пришёл следующим из трёх. Горбатый всадник красного Дикого Осла, Опрометчивый Разум спрыгнул, с гривой льва, Из великого мистического Пламени, что окружает миры И своим страшным краем пожирает сердце существа. Оттуда возникло жгучее видение Желания. Тысячу обличий оно носило, принимало бесчисленные имена: Нужда во множественности и изменчивости Вынуждала его всегда преследовать Единое На бесчисленных дорогах[, бегущих] через просторы Времени, Через цепи бесконечных различий. Оно сжигает все груди двусмысленным огнём. Сияние, мерцающее в мутном потоке, Оно вспыхивало до небес, затем снижалось, поглощённое, до ада; Оно карабкалось, чтобы утащить Истину в болото, И использовало его сверкающую Силу для грязных целей; Огромный хамелеон золотого, синего и красного цвета, Переходящих в чёрный, серый и буро-коричневый, Голодный, он выглядывал с пёстрой ветки жизни, Чтобы радостно хватать насекомых, его любимую еду, Тёмный хлеб для роскошного тела, Вскармливающий великолепную страсть его оттенков. Огненный змей с тусклым облаком вместо хвоста, Сопровождаемый грезящей стаей сверкающих мыслей, Подняв голову с многоцветными мерцающими гребнями, Он лизал знание закопчённым языком. Всасывающий вихрь в пустом воздухе, Он зиждется на пустоте колоссальных притязаний, В Ничто рождённый, в Ничто возвращается, Но всё время движется невольно К скрытому Нечто, которое есть Всё. Пылкое желание найти, неспособное удержать, Сверкающая нестабильность были его метками, Ошибаться было его врождённой тенденцией, его природным сигналом. Склонный сразу к неразмышляющему доверию, Он предполагал верным всё, что льстило его собственным надеждам; Он лелеял золотые пустоты, рождённые желанием, Он хватал нереальное, как пищу. В темноте он обнаруживал светящиеся формы; Вглядываясь в нависающую тенью полутьму, Он видел цветные изображения, нацарапанные в пещере Фантазии; Или он носился по кругу в ночи предположений И ловил в камеру воображения Яркие сцены обещаний, удерживаемые мимолётными вспышками, Фиксировал в воздухе жизни ноги торопливых снов, Сохранял отпечатки проходящих Форм и скрытых Могуществ И вспышки-образы полувидимых истин. Прыжок, жаждущий схватить и овладеть Без помощи разума или видящей души, Был его первым натуральным движением и последним, Он растрачивал жизненную силу, чтобы достичь невозможного: Он презирал прямую дорогу и бежал по извилистым тропам, Оставляя то, что он выиграл, для неиспытанных вещей; Он видел нереализованные цели, как мгновенную судьбу, И выбирал обрыв для его прыжка на небеса. Рискуя его системой в авантюре жизни, Он принимал случайные достижения за надёжные результаты; Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд, Неведающий о глубоком законе путей бытия, И неудача не могла замедлить его огненную хватку; Один шанс, ставший истинным, оправдывал всё остальное. Попытка, а не победа, составляла очарование жизни. Неуверенный победитель с неуверенными ставками, Инстинкт был его матерью, а жизненный ум - отцом, Он бежал в его гонке и приходил первым или последним. Всё же его деяния не были малыми, тщетными и ничтожными; Он кормился порцией силы бесконечности И мог творить высокие вещи, что желало его воображение; Его страсть ловила то, чего не хватало спокойному разуму. Прозрение импульса направляло его прыгающий захват На небеса, [где] высокая Мысль скрывалась в ослепительном тумане, Улавливало проблески, что указывали на спрятавшееся солнце: Он исследовал пустоту и находил там сокровище. Полу-интуиция багровела в его рассудке; Он бросал зубец молнии и попадал в невидимое. Он видел в темноте и смутно моргал на свету, Невежество было его полем, неизвестное - его призом. Из всех этих Сил величайшей была последняя. Прибыв позже с далёкого плана мысли В переполненный иррациональный мир Возможностей, Где всё ощущалось грубым и совершалось вслепую, И всё же случайность казалась неизбежной, Пришёл Разум, приземистый божественный мастер, В его узкий дом на гребне Времени. Адепт ясного устроения и замысла С задумчивым лицом и близкими всматривающимися глазами, Он занял его твёрдое и непоколебимое место, Сильнейший, мудрейший из троллеподобной Триады. Вооружившись его линзами, измерительной штангой и зондом, Он смотрел на объективную Вселенную, На множества, что жили и умирали в ней, На тело пространства и на бегущую душу Времени, И брал землю и звёзды в его руки Попробовать, что он может сделать из этих странных вещей. В своём сильном, целеустремленном, трудолюбивом уме, Изобретая его схемы-линии реальности И геометрические кривые его плана времени, Он умножал свои медленные полусрезы[, взятые] из Истины: Не выносящий загадки и неизвестного, Нетерпимый к беззаконию и уникальности, Навязывая рефлексию маршу Силы, Навязывая ясность непостижимому, Он стремился свести к правилам мистический мир. Он ничего не знал, но обо всех вещах надеялся узнать. В тёмных бессознательных царствах, когда-то лишённых мысли, Призванный верховным Разумом Направить свой луч на тёмный Простор, Несовершенный свет, ведущий заблуждающуюся массу Силой чувства, идеи и слова, Он отыскивает Природный процесс, субстанцию, причину. Гармонизируя всю жизнь контролем мысли, Он всё ещё борется с гигантской неразберихой; Невежественный во всём, кроме его собственного ищущего ума, Он пришёл спасти мир от Невежества. Суверенный работник, на протяжении веков Наблюдающий и меняющий всё, что существует, Он уверенно взял на себя огромную ответственность. Там низко согнутая могучая фигура сидит, Склонившись под дуговыми фонарями его фабричного дома Среди грохота и звона его инструментов. Строгий взгляд его творящих глаз Принуждает пластичный материал космического Ума [принимать форму], Он ставит жёсткие измышления его мозга В образец вечной неподвижности: Безразличный к космическому немому требованию, Не сознавая слишком близкие реальности Невысказанной мысли, безмолвного сердца, Он склоняется выдумывать свои кредо, железные кодексы И металлические структуры для заключённой [в них] жизни И механические модели для всех вещей, что существуют. Для видимого мира он соткал понимаемый мир: Он плетёт тугие, но несубстанциальные нити Его паутины словесных сетей абстрактной мысли, Его сегментных систем Бесконечного, Его теодицей, космогонических карт И мифов, которыми он объясняет необъяснимое. По воле он простирается в тонком воздухе ума, Подобно картам, висящим в школе интеллекта, Втискивая широкую Истину в узкую схему Его бесчисленных враждующих строгих философий; Из Природного тела феноменов Он вырезает острым краем мысли в жёстких линиях, Подобных рельсам для могущества Мировой Магии, чтобы [по ним] бежать, Его науки, точные и абсолютные. На огромных голых стенах человеческого неведения, [Среди] начертанных вокруг глубоких немых иероглифов Природы, Он пишет ясными демотическими знаками Обширную энциклопедию его мыслей; Алгебру знаков его математики, Его чисел и безошибочных формул Он строит, чтобы завершить его резюме вещей. Со всех сторон бегут, как в космической мечети, Отслеживая священные вирши его законов, Затейливость его узорчатых арабесок, Искусство его мудрости, хитрость его знаний. Это искусство, эта хитрость - его единственный запас. В его высоких трудах чистого разума, При его отходе из ловушки чувств Не происходит разрушения стен разума, Не проскакивает разрывающая вспышка абсолютного могущества, Не восходит свет небесной несомненности. Миллион лиц носит его знание здесь, И каждое лицо - в тюрбане сомнения. Всё теперь под вопросом, всё сведено в ничто. Когда-то монументальные в их массивном мастерстве, Его старые великие мифические писания исчезают, И на их месте стартуют строгие эфемерные знаки; Эта постоянная перемена означает прогресс для его глаз: Его мысль - это бесконечный марш без цели. Нет вершины, на которую он мог бы встать И одним взглядом охватить всю бесконечность. Неубедительная пьеса - это труд Разума. Любая сильная идея может использовать его, как свой инструмент; Принимая каждое послание, он отстаивает его дело. Открытый каждой мысли, он не может знать. Вечный Адвокат, восседающий, как судья, Облачает в неуязвимую кольчугу логики Тысячи бойцов за завуалированный трон Истины, И подстрекает с высокой конской спины аргумента Всегда склонять словесные копья В притворном турнире, где никто не может победить. Анализируя ценность мыслей его жёсткими тестами, Балансируя, он сидит на широком и пустом воздухе, Отстранённый и чистый в его беспристрастном равновесии. Его суждения выглядят абсолютными, но никто [в них] не уверен; Время отменяет все его вердикты в апелляции. Хотя, подобно солнечным лучам для нашего светлячкового ума, Его знание притворяется падающим с ясных небес, Его лучи - это свет фонаря в Ночи; Он набрасывает сверкающее одеяние на Невежество. Но теперь утрачено его древнее суверенное притязание Править высшим царством ума по его абсолютному праву, Связывать мысль кованой непогрешимой цепью логики Или видеть истину обнажённой в ярком абстрактном тумане. Хозяин и раб абсолютного явления, Он путешествует по дорогам заблуждающегося зрения Или смотрит на выстроенный механический мир, Сконструированный для него его инструментами. Вол, запряжённый в повозку с доказанными фактами, Он тянет огромные тюки знаний по пыли Материи, Чтобы достичь огромного базара полезности. Ученик, он дорос до его старой ломовой лошади; Помогающее чувство - арбитр его поисков. Теперь он использует его в качестве пробного камня. Как будто он не знает, что факты - это шелуха истины, Шелуху он хранит, зерна выкидывает прочь. Древняя мудрость уходит в прошлое, Вера веков становится досужей сказкой, Бог уходит из пробуждённой мысли, Старая отброшенная мечта больше не нужна: Он ищет лишь ключи от механической Природы. Интерпретируя каменные законы, как неизбежные, Он роется в твёрдой, сокрытой почве Материи, Чтобы откопать процессы всех сотворённых вещей. Нагруженная огромная работающая сама по себе машина предстаёт Перед жадным и восхищённым взглядом его глаз, Замысловатая и бессмысленная инженерия Упорядоченного рокового и неизменного Шанса: Изобретательное, тщательное и детальное, Его грубое несознательное скрупулёзное устройство Разворачивает безошибочный марш, отображает верную дорогу; Он планирует без мышления, действует без воли, Миллион целей не служит ни одной цели И строит рациональный мир без ума.
Сообщение: 4068
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 13:43. Заголовок: У него нет ни движит..
У него нет ни движителя, ни творца, ни идеи: Его обширное самодействие работает без причины; Безжизненная Энергия, ведомая неудержимо, Голова смерти на теле Необходимости, Вызывает жизнь и порождает сознание, Потом удивляется, почему всё возникло и откуда пришло. Наши мысли - это части огромной машины, Наши размышления - лишь причуда закона Материи, Мистические знания были фантазией или слепотой; Мы теперь не нуждаемся ни в душе, ни в духе: Материя - это восхитительная Реальность, Очевидное, неизбежное чудо, Твёрдая истина вещей, простая, вечная, единственная. Самоубийственная безрассудная трата, Создающая мир мистерией самопотери, Вылила её разрозненные труды в пустое Пространство; Позднее саморазрушающаяся Сила Сократит огромное расширение, которое она произвела: Тогда завершается этот могучий и бессмысленный труд, Пустота остаётся голой, пустой, как прежде. Так подтверждённая, увенчанная, великая новая Мысль Объяснила мир и овладела всеми его законами, Коснулась немых корней, пробудила скрытые потрясающие силы; Она обязана служить несознательным джиннам, Что спят, не задействованные в невежественном трансе Материи. Всё было точным, жёстким, бесспорным. Но когда, основываясь на вековой скале Материи, Встало целое, твёрдое, отчётливое и надёжное, Всё отшатнулось назад в море сомнений; Эта прочная схема плавилась в бесконечном потоке: Он [рассудок - прим. перев.] встретил бесформенную Силу, изобретающую формы; Внезапно он наткнулся на невидимые вещи: Молния из не открытой Истины Поразила его глаза её озадачивающим блеском И вырыла пропасть между Реальным и Известным, Пока всё его знание не показалось невежеством. Мир вновь стал волшебной сетью, Магическим процессом в магическом пространстве, Непостижимыми глубинами чуда, Чей источник теряется в Невыразимом. Вновь мы сталкиваемся с чистым Непознаваемым. В крушении ценностей, в огромном роковом сломе, В распылении и рассеянии его разрушенной работы Он потерял его чистый законсервированный сконструированный мир. Остался квантовый танец, россыпь случайностей В колоссальном опрокидывающем вихре Энергии: Непрерывное движение в безграничной Пустоте, Формы, изобретаемые без мысли и цели: Необходимость и Причина стали бесформенными призраками; Материя была инцидентом в потоке бытия, Законной, но работающей по часам привычкой слепой силы. Идеалы, этика, системы не имели основы И вскоре рухнули или жили без санкции; Всё превратилось в хаос, в волнение, в столкновение и борьбу. Идеи, воюющие и свирепые, обрушивались на жизнь; Жёсткое сжатие сдерживало анархию, А свобода была лишь именем призрака: Созидание и разрушение вальсировали, вооружённые, На груди разорванной и дрожащей земли; Всё погрузилось в мир танца Кали. Так, обрушившись, утопая, растянувшись в Пустоте, Хватаясь за подпорки, за почву, на которой можно [было] стоять, Он видел лишь тонкий атомный Простор, Разрежённый с редкими точками субстрат вселенной, На котором плавает феноменальный облик твёрдого мира. Только процесс событий был там И пластичные и многообразные изменения Природы, И, богатая смертью, чтобы убить или сотворить, Всемогущая сила расщеплённого невидимого атома. Оставался единственный шанс, что здесь может найтись могущество, [Способное] освободить человека от старых неадекватных средств И оставить его властелином земной сцены. Поскольку Разум тогда мог бы схватить изначальную Силу, Чтобы вести его машину по дорогам Времени. Всё тогда могло бы служить нуждам мыслящей расы, Абсолютное Государство нашло бы абсолют порядка, Сократило бы все вещи до стандартизированного совершенства, Построило бы в обществе справедливую точную машину. Тогда наука и рассудок, не заботясь о душе, Могли бы отладить спокойный единообразный мир, Эонические искания переполнить внешними истинами, И одношаблонно мыслящей силой - ум, Навязали бы логику Материи видениям Духа, Сделали бы из человека разумное животное, А из его жизни - симметричную ткань. Это было бы вершиной Природы на тёмном земном шаре, Грандиозным результатом долгих веков усилий, Эволюция Земли увенчалась бы успехом, её миссия выполнилась. Так могло быть, если бы дух уснул; Тогда человек мог бы отдыхать в довольстве и жить в мире, Владыка Природы, кто когда-то трудился, будучи её рабом, А беспорядок в мире уплотнился бы до Закона, - Если бы ужасное сердце Жизни не восстало в бунте, Если бы Бог внутри не мог отыскать более великого плана. Но космическая Душа многолика; Прикосновение может изменить установленный фронт Судьбы. Внезапный поворот может произойти, дорога - появиться. Ум более великий может увидеть более великую Истину, Или мы можем обнаружить, когда всё остальное рухнет, Скрытый в нас самих ключ к совершенному изменению. Поднимаясь из почвы, где ползут наши дни, Сознание Земли может сочетаться с Солнцем, Наша смертная жизнь - лететь на крыльях духа, Наши конечные мысли - общаться с Бесконечным. В ярких царствах восходящего Солнца Всё есть рождение в могущество света: Всё, деформированное здесь, там хранит его счастливый облик, Всё, что здесь смешано и искажено, там чисто и цело; И всё же каждое из них - это преходящий шаг, фаза момента. Пробудившись к более великой Истине за пределами её деяний, Посредница сидела и смотрела на её творения И чувствовала в них чудо и силу, Но знала [и] могущество за ликом Времени: Она выполнила задачу, повиновалась данному знанию, Её глубокое сердце стремилось к великим идеальным вещам И из света смотрело на более широкий свет: Сверкающая изгородь, окружавшая её, сужала её могущество; Верная её ограниченной сфере, она трудилась, но знала, Что её наивысшее, широчайшее видение было наполовину поиском, А самые могучие [её] действия - переходом или стадией. Ибо не Разумом было создано творение, И не Разумом может быть видима истина, Которую сквозь завесы мысли, экраны чувств Едва может рассмотреть видение духа, Затемнённое несовершенством его средств: Маленький Ум привязан к мелочам: Его смысл - лишь внешнее касание духа, Полупроснувшегося в мире тёмного Несознательного; Он чувствует его существа и его формы, Как некто, оставленный [идти] наощупь в невежественной Ночи. В этом маленьком слепке детского ума и чувств Желание - это плач детского сердца, взывающего к блаженству, Наш разум - только мастер игрушек, Создатель правил в странной спотыкающейся игре. Но он с его карликовыми помощниками знал, чьё уверенное зрение Ограниченная перспектива принимала за дальнюю цель. Мир, который он создал, - это промежуточный отчёт Путешественника к полуобретённой истине в вещах, Движущегося между неведением и неведением. Поскольку ничего не известно, пока что-то остаётся скрытым; Истина познаётся только тогда, когда видно всё. Привлечённый Всем, что есть Одно, Он стремится к более высшему свету, чем его [свет]; Скрытый его культами и верованиями, он мельком видел лик Бога: Он знает, что нашёл лишь форму, одежду, Но всегда надеется увидеть его в своём сердце И почувствовать тело его реальности. Пока есть маска, а не чело, Хотя иногда появляются два скрытых глаза: Разум не может сорвать эту мерцающую маску, Его усилия лишь заставляют её ярче мерцать; Он увязывает Неделимое в свёртки; Обнаружив, что его руки слишком малы, чтобы удержать безбрежную истину, Он разбивает знание на отчуждённые части Или всматривается сквозь облачный покров в исчезнувшее солнце: Он видит, не понимая того, что видел, Сквозь замкнутые облики конечных вещей Мириады аспектов бесконечности. Однажды Лик должен прожечь маску. Наше невежество - это куколка Мудрости, Наше заблуждение сочетается с новым знанием на его пути, Его тьма - это почерневший узел света; Мысль танцует рука об руку с Неведением На серой дороге, что вьётся к Солнцу. Даже когда его пальцы нащупывают узлы, Что связывают их в странное компаньонство, В моменты их супружеской борьбы Иногда прорываются вспышки просветляющего Огня. Даже теперь здесь есть великие мысли, что гуляют одни: Вооружённые, они пришли с непогрешимым словом В посвящении интуитивного света, Что несёт санкцию от глаз Бога; Предвестники далёкой Истины, они пылают, Прибывая с края вечности. Огонь выйдет из бесконечностей, Более великий Гнозис взглянет на мир, Приходя из какого-то далёкого всеведения На сверкающих морях, из тихого восхищённого Одиночества, Чтобы осветить глубокое сердце себя и вещей. Вневременное знание он принесёт в Ум, Его цель - в жизнь, в Невежество - его конец. Наверху, в высокой бездыханной стратосфере, Затеняя карликовую триаду, Жили, устремлённые в безграничное Запределье, Пленники пространства, окружённые ограничивающими небесами, В нескончаемом круговороте часов, Тоскующие по прямым путям вечности, И с высоты своего положения смотрели вниз на этот мир Два солнечноглазых Демона, свидетельствующие обо всём, что есть. Могущество, [способное] возвысить отсталый мир, Властное, ехало на огромной высококрылой Жизни-Мысли, Не желая ступать по твёрдой неизменной почве: Привыкшее к синей бесконечности, Оно парило в солнечном небе и в звёздном воздухе; Оно видело вдали дом недостижимого Бессмертного И слышало вдали голоса Богов. Иконоборец и разрушитель фортов Времени, Преодолевающий предел и превышающий норму, Оно освещало мысли, что сияли сквозь века И двигали действиями сверхчеловеческой силы. Так далеко, как могли долететь его крылатые самолёты, Посещая будущее в великих сверкающих рейдах, Оно разведывало перспективы мечты-судьбы. Способное к зачатию, неспособное к достижению, Оно рисовало его концептуальные карты и планы видения, Слишком великие для архитектуры смертного Пространства. За пределами в обширности, где нет опоры, Имажинист бестелесных Идей, Безразличный к крику жизни и рассудка, Чистый Мыслящий Ум обозревал космическое действие. Архангел белого трансцендентного царства, Он видел мир с одиноких высот, Сияющих в далёком и пустом воздухе.
КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ Песнь XI ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО УМА
Там исчезли пределы для трудящейся Силы. Но бытие и творение не прекращается там. Ибо Мысль превосходит круги смертного ума, Она больше, чем её земной инструмент: Божество, втиснутое в узкое пространство ума, Ускользает во все стороны в некий простор, Являющийся переходом в бесконечность. Оно вечно движется в поле духа, Бегун к далёкому духовному свету, Дитя и слуга силы духа. Но ум тоже падает с безымянной вершины. Его существо простёрлось за пределы видения Мысли. Ибо дух вечен и несотворён, И не мышлением родилось его величие, И не мышлением может прийти его знание. Он знает себя и живёт в себе, Он движется там, где нет ни мысли, ни какой-то формы. Его ноги твёрдо стоят на конечных вещах, Его крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное. В его поле зрения входило удивительное пространство Великих и чудесных встреч, вызываемых его шагами, Где Мысль опиралась на Видение за пределами мысли И формировала мир из Немыслимого. На вершинах, недоступных воображению, На горизонтах, что не утомляли взгляд, Под синим покровом вечности Было видно великолепие идеального Ума, Простирающегося через границы познаваемых вещей. Источник [той] малости, что мы есть, Инстинкт бесконечно большего, которым мы должны стать, Поддержка всего, что человеческая сила выполняет, Творец надежд нереализованной земли, Он распространяется за пределы расширяющейся вселенной; Он улетает за границы мечты, Он пролетает сквозь потолок парения жизни. Бодрствуя в светящейся сфере, не связанной Мыслью, Открытый всеведущим необъятностям, Он бросает в наш мир его великие венчающие влияния, Его скорость, что опережает прогулку часов, Его силу, что непобедимо шагает сквозь Время, Его могущества, что наводят мост через пропасть между человеком и Богом, Его огни, что борются с Невежеством и Смертью. В его обширном диапазоне идеального Пространства, Где красота и могущество идут рука об руку, Истины Духа принимают форму живых Богов, И каждая может по праву строить её собственный мир. В воздухе, который сомнение и заблуждение не могут отметить Cтигматами их уродства, В общении с задумчивым уединением Истины, что видит в безошибочном свете, Где зрение не колеблется и не блуждает мысль, Освобождённая от непомерного налога слёз нашего мира, Мечтая, его светоносные творения взирают На Идеи, что населяют вечность. В солнечном сиянии радости и абсолютного могущества Вверху Мастера Идеала правят В сессиях спокойного блаженства, В области освещённой несомненности. Эти царства далеки от нашего труда, стремления и зова, Правление совершенства и благословенное святилище Закрыты для неуверенных мыслей человеческого ума, Далеки от мутной поступи смертной жизни. Но поскольку наши тайные "я" - близкие родственники, Дыхание недостижимой божественности Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся; Сквозь золотой смех сверкающего эфира Свет падает на наши мучительные неудовлетворённые жизни, Мысль нисходит из идеальных миров И движет нас к новой модели даже здесь Некоторого образа их величия, притягательности И чуда за пределами кругозора смертной надежды. Среди тяжёлого однообразия дней И противоречащей человеческому закону Веры в вещи, которых нет и не должно быть, Живёт товарищ восторга и боли этого мира, Дитя запретного желания тайной души, Рождённое от её любви с вечным. Наши души вырываются на свободу из их окружения; Будущее приближает лик его чуда, Его божество смотрит на нас настоящими глазами; Деяния, считающиеся невозможными, становятся естественными; Мы чувствуем бессмертие героя; Мужество и сила, не затрагиваемые смертью, Пробуждаются в конечностях, что смертны, в сердцах, что ослабевают; Мы движемся быстрым импульсом воли, Что презирает медлительное влачение смертного времени. Эти побуждения исходят не из чуждой сферы: Мы сами - граждане этого материнского Государства, Искатели приключений, мы колонизировали ночь Материи. Но теперь наши права попраны, наши паспорта аннулированы; Мы живём само-изгнанными из нашего небесного дома. Блуждающий луч бессмертного Ума Принял слепоту земли и стал Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества. Изгнанник, труженик на этой ненадёжной земле, Захваченный и загнанный в Жизни невежественную хватку, Стеснённый тёмной клеткой и предательскими нервами, Он мечтает о более счастливых состояниях и более благородных силах, О естественной привилегии не падших богов, Помня до сих пор его старую утраченную суверенность. Среди земного тумана и мглы, грязи и камней Он до сих пор помнит его возвышенную сферу И высокий город его великолепного рождения. Память вкрадывается о потерянных небесах Истины, Обширное освобождение приближается, Слава зовёт, Мощь выглядывает, отдалённое счастье. В чарующих переходах полускрытый свет Блуждает, яркая тень его самого, Этот быстрый неуверенный лидер слепых богов, Эта нежность от маленьких светильников, Этот служитель-раб, нанятый умом и телом для использования на земле, Забывает о его работе среди грубой реальности; Он восстанавливает его отвергнутое верховное право, Он вновь носит пурпурную мантию мысли И знает себя провидцем и царём Идеала, Причастником и пророком Нерождённого, Наследником восторга и бессмертия. Все вещи реальны, что являются здесь лишь мечтами, В наших неведомых глубинах спит их запас истины, На наших недостигнутых высотах они царят и приходят к нам В мыслях и вдохновениях, влача за собой их одежды из света. Но наша карликовая воля и холодный прагматический смысл Небесных визитёров не допускают: Ожидающие нас на вершинах Идеала Или охраняемые в нашем тайном "я", невидимые, Но иногда вспыхивающие через пробуждённую душу, [Они] скрывают при наших жизнях их величие, красоту, силу. Наше настоящее иногда ощущает их царственное прикасание, Наше будущее стремится к их сверкающим тронам: Из духовной тайны они выглядывают, [Их] бессмертные шаги звучат в коридорах ума: Наши души могут подняться на сияющие планы, Широты, из которых они пришли, могут стать нашим домом. Вновь обретя его привилегию видеть без тени, Мыслитель вошёл в воздух бессмертных И вновь испил из его чистого и могучего источника. Неизменный в ритмичном покое и радости, Он видел, суверенно свободный в безграничном свете, Неуничтожимые планы, миры, сотворённые мыслью, Где Знание есть лидер действия, А Материя сотворена из мыслящей субстанции, Чувство - это небесная птица, балансирующая на крыльях мечты, Отвечающая на зов истины, как на голос родителя, Формы - это озарённые прыжки всеформирующего луча, А Воля, сознательная колесница Богов, И Жизнь, великолепный поток вдохновенной Силы, Несут голоса мистических Солнц. Это приносит счастье [от] шепчущей истины; Там звучит в его медоносном потоке из недр Пространства Смех из бессмертного сердца Блаженства И непостижимая вневременная Радость, Звук журчания Мудрости в Неизвестном И дыхание невидимой Бесконечности. В сияющей ясности аметистового воздуха Нескованный и всемогущий Дух Ума Размышляет на голубом лотосе Идеи. Золотое верховное солнце вневременной Истины Изливало вниз мистерию вечного Луча Сквозь безмолвие, дрожащее от слова Света В бесконечном океане открытий. Вдалеке он увидел соединяющиеся полусферы. На восходящем краю транса медитации Великие ступени мысли поднимались к нерождённым высотам, Где последние хребты Времени касаются небес вечности И Природа говорит с абсолютом духа. Сначала пришло тройное царство упорядоченной мысли, Малое начало огромного восхождения: Наверху были яркие эфирные небеса ума, Переполненное и бесконечное парение, как будто небо давило на небо, Поддерживаемое против Пустоты бастионами света; Высшее стремилось к соседству с вечностью, Огромнейшее расширялось в бесконечность. Но, хотя и бессмертные, могущественные и божественные, Первые царства были близки и родственны человеческому уму; Их божества формируют дороги нашего более великого мышления, Фрагмент их могущества может стать нашим: Эти широты не были слишком широки для наших душ, чтобы [там] расположиться, Эти высоты не были слишком высоки для человеческой надежды. Тройной подъём привёл в этот тройной мир. Хоть и крутой для общих усилий идти [по нему], Его восходящий склон смотрит вниз на наше земное равновесие: На склоне, не слишком отвесно крутом, Можно было повернуть назад, путешествуя по глубоким нисходящим линиям, Чтобы общаться со вселенной смертных. Могучие смотрители восходящей лестницы, Кто ходатайствуют со всесозидающим Словом, Там ожидали душу пилигрима, связанную с небесами; Держа тысячу ключей от Запредельного, Они предлагали их знание восходящему уму И наполняли жизнь безграничностью Мысли. Пророчествующие иерофанты оккультного Закона, Огненно-яркие иерархи божественной Истины, Толкователи между умом человека и Бога, Они приносят бессмертный огонь смертным людям. Радужные, воплощающие невидимое, Стражи ярких степеней Вечности Выстроились перед Солнцем в сияющие фаланги. Издали они казались символическими образами, Освещёнными оригиналами теневого скрипта, В который наше видение транскрибирует идеальный Луч, Или иконами, изображающими мистическую Истину, Но вблизи - Богами и живыми Присутствиями. Марш [из] фризов обозначил самые низшие ступени; Фантастически витиеватые и богато мелкие, Они имели место для всего содержания мира, Для cимволов минут радости его совершенства, Для cтранных зверей, что были силами Природы, сделавшимися живыми, И, пробуждённый к чуду его роли, Человек стал ненарушенным образом Бога, А предметы - прекрасными монетами из царства Красоты; Но широкими территориями были эти уровни служения. Перед восходящим прозрением стояли Миром-Временем наслаждающиеся, любимцы Мира-Блаженства, Мастера вещей актуальных, властелины часов, Товарищи по играм юной Природы и Бога-дитя, Творцы Материи скрытым напряжением Ума, Чьи тонкие мысли поддерживают бессознательную Жизнь И направляют фантазию грубых событий, Раса юных богов с острым зрением, Дети-цари, рождённые на раннем плане Мудрости, Обученные в её школьной мистической игре создания мира. Архмасоны вечного Чудотворца, Формовщики и измерители фрагментированного Пространства, Они осуществили их план скрытого и известного Жилища для невидимого царя. Повинуясь глубинному повелению Вечного, Они построили на материальном фронте вещей Этот широкий мир - детский сад юных душ, Где младенческий дух учится с помощью ума и чувств Читать буквы космического скрипта И изучать тело космического "я", И искать тайное значение целого. Всему, что задумывает Дух, они придают форму; Убеждая Природу в видимых настроениях, Они придают конечную форму бесконечным вещам. Каждую силу, что выпрыгивает из Непроявленного, Покидая величие покоя Вечности, Они захватывали и удерживали их точным взглядом И делали фигурантом в космическом танце. Его свободный каприз они связали ритмическими законами И вынудили его принять позу и линию В колдовстве упорядоченной вселенной. Все-содержащее содержалось в форме, Единство было раздроблено на измеримые блоки, Безграничность собрана в космическую сумму: Бесконечное Пространство было разбито на кривые, Неделимое Время разрезано на маленькие минуты, Бесконечно малое массировано, чтобы надёжно сохранить Мистерию Бесформенного, низвергаемого в форму. Непобедимо их ремесло, разработанное для использования Магии последовательных чисел и чар знаков, Чудесная потенция замысла была схвачена, Нагруженная красотой и значением, И под детерминирующим мандатом их взгляда Форма и качество, уравниваясь, объединились В неразрывную идентичность. На каждом событии они отпечатывали графики их закона, Их веру и заряд обременяющих обстоятельств; Уже не свободный и божественный случай, Желаемый в каждый момент, не приключение души Удлиняли связанную судьбой таинственную цепь, Линию, предусмотренную неизменным планом, [Представляя] ещё один шаг в долгом марше Необходимости. Срок был установлен для каждой жаждущей силы, Сдерживающий её волю монополизировать мир, Канавка из бронзы предписана для силы и действия, Что указывала каждому мгновению его назначенное место, Неизменным предволимое в спиральной Огромной петле Времени, ускользающей от вечности. Неизбежны их мысли, подобные звеньям Cудьбы, Наложенным на прыжки и молниеносную гонку ума И на хрупкий случайный поток жизни, И на свободу атомных вещей Неизменной причиной и непреклонным следствием. Идея отказалась от пластичной бесконечности, Для которой она была рождена, и теперь отслеживала вместо неё Небольшие отдельные шаги цепной работы в сюжете: Бессмертное когда-то, теперь связанное рождением и смертью, Вырванное из непосредственности его безошибочного взгляда, Знание было перестроено из клеток умозаключения В фиксированное тело, дряблое и тленное; Соединённое таким образом, оно росло, но не могло [продержаться] долго и разрушалось, И уступило его место телу нового мышления. Клетка для большеглазых Мыслей серафимов Бесконечности Была закрыта крест-накрест мировыми законами вместо прутьев, И радужное видение Невыразимого Ограждено краткой дугой горизонта. Вневременный дух сделался рабом часов; Несвязанный был брошен в тюрьму рождения, Чтобы создать мир, который Ум мог бы охватить и править [им]. На земле, которая смотрела на тысячу cолнц, Чтобы сотворённые могли вырастить владыку Природы И осветить душой глубины Материи, Они привязали к дате, норме и конечному масштабу Миллионно-мистическое движение Единого. Выше по рангу стояла тонкая раса архангелов С большими веками и взглядами, что искали невидимое. Свет освобождающего знания сиял Сквозь бездны тишины в их глазах; Они жили в уме и знали истину изнутри; Взгляд, отводимый в сконцентрированное сердце, Мог проникнуть за ширму результатов Времени, За жёсткие очертания и формы видимых вещей. Всё, что ускользнуло из узкой петли концепций, Видение замечало и схватывало; их видящие мысли Заполняли пробелы, оставленные ищущими чувствами. Высокие архитекторы возможности И инженеры невозможного, Математики бесконечностей И теоретики непознаваемых истин, Они формулируют постулаты загадки И соединяют неизвестное с видимыми мирами. Послушники, они ждут под вневременной Силой, Исследуя цикл её работ; Миновав её ограду бессловесного уединения, Их ум мог проникнуть в её оккультный ум И нарисовать диаграмму её тайных мыслей; Они читали коды и шифры, что она запечатала, Они снимали копии всех её охраняемых планов, Поскольку каждый поворот её таинственного пути Имел причину и неизменное правило. Невидимое становилось видимым для изучающих глаз, Схема огромного Несознательного была объяснена, Смелые линии были начертаны в Пустоте; Бесконечность была сведена к квадрату и кубу. Располагая символы и значения, Прослеживая кривую трансцендентной Силы, Они формировали каббалу космического Закона, Балансирующую линию, открытую в технике Жизни И структурирующую её магию и её тайну. Налагая схемы знания на Необъятное, Они связывали с силлогизмами конечной мысли Свободную логику бесконечного Сознания, Грамматизировали скрытые ритмы танца Природы, Критиковали сюжет драмы миров, Делали фигуру и число ключом ко всему сущему: Психоанализ космического "Я" Был начертан, выслежены его тайны И выяснена непонятная патология Уникального. Была оценена система вероятного, Опасность избегаемых возможностей, Рассчитана невычисляемая сумма Актуального, Построены логарифмические таблицы Необходимости, Сложенные в схему тройного действия Единого. Раскрытое внезапно, невидимое множество Сил, вихрящихся в руках Случая, Казалось повинующимся какому-то обширному императиву: Их запутанные мотивы вырабатывали единство. Мудрость читала их ум, неведомая им самим, Их анархия втискивалась в формулу, И из их гигантской случайности Силы, Следуя привычке миллионов их путей, Различая каждую малейшую линию и ход Скрытого неизменного замысла, Из хаоса настроений Невидимого Выводилось исчисление Судьбы. В его яркой гордости универсального применения Знание ума превзошло мощь Всеведущего: Орлокрылые могущества Вечного, Удивляющиеся в их неотслеживаемых эмпиреях, Склонялись из кругов, Повинуясь мановению Мысли: Каждый таинственный Бог, вынужденный раскрывать себя в форме, Назначив его установившиеся движения в игре Природы, Зигзагом двигался от жестов Воли-шахматиста По шахматной доске космической судьбы. В широкой последовательности предсказанных шагов Необходимости каждое действие и мысль Бога, Взвешенные для их оценки бухгалтерским умом, Проверенные его математизированным всемогуществом, Утрачивали их божественный аспект чуда И становились числом в космической сумме. Капризы и молниеносные настроения могущественной Матери, Возникшие из её премудрого неуправляемого восторга В свободе её сладкой и страстной груди, Лишённые их чуда, были прикованы к причине и цели; Бронзовый идол заменил её мистическую форму, Что захватывает движения космических просторов, В точном наброске идеального лика Был забыт отпечаток сна её ресниц, Несущий в его очертаниях мечты бесконечности, И потерялось манящее чудо её глаз; Вздымающаяся волна-пульс её обширного моря-сердца Стала связанной теоремой упорядоченных биений: Её глубокие замыслы, что она скрывала от самой себя, Склонялись к самораскрытию на их исповеди. Для рождения и смерти миров они установили дату, Очертили диаметр бесконечности, Измерили отдалённую дугу невидимых высот И визуализировали бездонные безвидные глубины, Пока не стало казаться известным всё, что могло быть во все времена. Всё было подчинено числу, имени и форме; Ничто не осталось невыразимым, неисчислимым. И всё же их мудрость была окружена пустотой: Истины они могли находить и удерживать, но не единую Истину: Высочайшее оставалось непознаваемым для них. Зная слишком много, они упустили целое, что нужно знать: Бездонное сердце мира оставалось неразгаданным И Трансцендентное хранило его тайну. В величественном и более смелом воспарении К широкой вершине тройной лестницы поднимались голые ступени, Будто пылающие золотые камни, Прожигающие себе путь к чистому абсолютному небу. Августейшие и немногочисленные суверенные Короли Мысли Сделали из Пространства их широкий всевидящий взор, Обозревающий огромную работу Времени: Широта все-содержащего Сознания Поддерживала Бытие в неподвижных объятиях. Посланники от светоносного Незримого, В долгом переходе к миру они хранят Императивы творящего "Я", Подчиняясь невежественной земле, сознательному небу; Их мысли - партнёры в его просторном контроле. Великое правящее всем Сознание здесь присутствует, А Ум невольно служит более высшей Силе; Это канал, а не источник всего. Космос - не случайность во Времени; В каждой игре Случая есть смысл, В каждом лике Судьбы есть Свобода. Мудрость знает и направляет таинственный мир; Взгляд Истины формирует его существа и события; Слово, саморождённое на вершинах творения, Голос Вечного во временных сферах, Пророк видений Абсолюта, Засевает значение Идеи в Форму, И из этого семени всходят ростки Времени. На вершинах за пределами нашего кругозора восседает Все-Мудрость: Вниз опускается единственный и непогрешимый взгляд, Безмолвное прикасание воздуха верховного Пробуждает [в помощь] невежественному знанию в его действиях Тайную силу в бессознательных глубинах, Вынуждая ослеплённое Божество появиться, Детерминируя голый танец Необходимости, Когда она проходит через круг часов И скрывается от преследования конечными глазами Вниз по кружащимся перспективам эонического Времени. Неприкосновенные силы космического вихря Несут в их вакхических ладонях неподвижность Изначального предвидения, что является Судьбой. Даже неведение Природы - это инструмент Истины; Наше борющееся эго не может изменить её курс: И всё же эта сознательная сила, что движется в нас, [Это] семя-идея есть родитель наших действий, А неизбежность - неузнанное дитя Воли. Под непогрешимо направляющим взором Истины Все существа раскрывают здесь их тайну, Вынуждаются стать тем, что они скрывают в себе. Ибо Тот, кто Есть, растёт, проявляясь с годами, И медлительное Божество, заключённое в клетку, Взбирается из плазмы к бессмертию. Но то, что скрыто, что отрицается смертным пониманием, Что мистично, невыразимо - есть истина духа, Неизречённая, уловимая его лишь взором. Когда лишён он эго и ума, он слышит Голос; Он смотрит сквозь свет на всё больший свет И видит Вечность, окружающую Жизнь. Эта великая Истина чужда нашим мыслям; Там, где свободная Мудрость действует, они ищут правил; Либо мы видим лишь спотыкающуюся игру Случая Или работу в цепях, вынуждаемую сковывающим законом Природы, Абсолютизмом немой бездумной Власти. Дерзкие в их чувстве рождённой Богом силы, Они осмелились ухватить их мыслью абсолют Истины; Абстрактной чистотой безбожного зрения, Перцептивной наготой, нетерпимостью к формам Они доставляли Уму то, чего Ум никогда не мог бы достичь, И надеялись покорить верховное основание Истины. Оголённый императив концептуальной фразы, Архитектонический и неизбежный, Переводил немыслимое в мысль: Серебрянокрылый огонь обнажённого тонкого чувства, Ухо ума, оторванное от рифм внешнего, Открывало звуки-семена вечного Слова, Слышало ритм и музыку, что строят миры, И схватывало в вещах бестелесную Волю быть. Безграничное они измеряли мерами чисел И прослеживали последнюю формулу ограниченных вещей, В прозрачные системы воплощали безграничные истины, Вневременное делали подотчётным Времени И оценивали несоизмеримое Высочайшее. Чтобы припарковать и оградить неохватываемые бесконечности, Они воздвигли абсолютные стены [из] мысли и речи И создали вакуум, чтобы вместить Единое. На их взгляд, они двигались к пустой вершине, В громадное пространство холодного и залитого солнцем воздуха. Чтобы объединить их задачи, исключающие жизнь, Что не могут вынести наготу Необъятного, Они сделали ребус из множества, В отрицании нашли смысл Всего, А в ничто - абсолютный позитив. Единый закон упростил космическую тему, Сжав Природу в формулу; Их титанический труд сделал всё знание единым, Ментальной алгеброй путей Духа, Абстракцией живой Божественности. Здесь мудрость ума остановилась; она почувствовала себя завершённой; Больше не о чем было думать и знать: В духовном нуле она восседала на троне И принимала её обширное молчание за Невыразимое. Это было игрой ярких богов Мысли. Привлекая во время вневременный Свет, Заключая вечность в часы, Они планировали уловить ноги Истины В позолоченную сеть из концепций и фраз И удерживать её в плену для радости мыслителя В его маленьком мире, построенном из бессмертных грёз: Там она должна пребывать заточённой в человеческом уме, Как императрица, узница в доме своего подданного, Боготворимая, чистая и всё ещё царящая в его сердце, Его великолепная собственность, лелеемая и отделённая Стеной молчания его тайной музы, Непорочная в белой девственности, Одна и та же испокон веков, и всегда одна, Его почитаемая неизменная Богиня во все времена. Или же, верная супруга его ума, Согласная с его природой и его волей, Она санкционирует и вдохновляет его слова и действия, Продлевая их резонанс сквозь внимающие годы, Спутница и регистратор его марша, Пересекающего сверкающий участок мысли и жизни, Вырезанный из вечности Времени. Свидетельница его высокой триумфальной звезды, Её божественность - слуга [его] коронованной Идеи, С её помощью он будет господствовать в поверженном мире; Гарантия для его деяний и его верований, Она подтверждает его божественное право вести и управлять. Или, как любовник, [он] обнимает его единственную возлюбленную, Божество для поклонения и вожделения в его жизни, Икону для единственного идолопоклонства его сердца, Она теперь - его, и должна жить лишь для него: Она захватила его своим внезапным блаженством, Неисчерпаемым чудом в его счастливых объятиях, Соблазном, пойманным восхитительным дивом. Теперь, после долгих восторженных поисков, он заявляет, что она - Единственная радость его тела и души: Неотвратима её божественная притягательность, Её необъятное обладание, неумирающий трепет, Опьянение и экстаз: Страсть её самораскрывающихся настроений, Небесные слава и многообразие Делают её тело всегда новым для его глаз Или же повторяют первое прикасание [её] очарования, Сияющий восторг её мистических грудей И прекрасных вибрирующих ног, живую область Пульсирующего нового раскрытия без конца. Новое начало расцветает в слове и смехе, Новое очарование возвращает назад прежний предельный восторг: Он потерялся в ней, она - его рай здесь. Истина улыбнулась грациозной золотой игре. Из её безмолвных вечных пространств выглянула Великая и безграничная Богиня, притворяясь уступающей Залитую солнцем сладость её тайн. Воплощая её красоту в его объятиях, Она отдала [ему] для краткого поцелуя её бессмертные губы И притянула к её груди эту прославленную смертную голову: Она, для которой небеса были слишком малы, сделала землю её домом. В человеческой груди жило её оккультное присутствие; Он вырезал из самого себя её образ: Она вложила её тело в объятия ума. В узкие пределы мысли она вошла; Её величие она позволила втиснуть В маленькую каморку Идеи, В закрытую комнату понимания одиноким мыслителем: Она снизошла с её высот до положения наших душ И ослепила наши веки её небесным взором. Итак, каждый удовлетворён его высокой прибылью И мыслит себя блаженным за пределами смертности, Царём истины на его отдельном троне. Для её обладателя в поле Времени Одинокое великолепие, уловленное от её славы, кажется Единственным истинным светом, сияющей полнотой её красоты. Но ни мысль, ни слово не могут ухватить вечную Истину: Весь мир живёт в одиноком луче её солнца. В тесном и узком доме наших мыслей, освещённом лампой, Тщеславие нашего закрытого смертного ума Мечтает о том, чтобы цепи мысли сделали её нашей; Но мы лишь играем с нашими собственными слепящими связями; Связывая её, мы связываем себя. В нашем гипнозе одной светящейся точкой Мы не видим, что мы удерживаем [лишь] её маленькую форму; Мы не чувствуем её вдохновляющей безграничности, Мы не разделяем её бессмертной свободы. Это так даже с провидцем и мудрецом; Поскольку человек до сих пор ограничивает божественное: Из наших мыслей мы должны выпрыгнуть, чтобы видеть, Вдыхать её божественный безграничный воздух, Признать её простое безбрежное превосходство, Осмелиться сдаться её абсолюту. Тогда Непроявленное отражает его форму В неподвижном уме, как в живом зеркале; Вневременный Луч нисходит в наши сердца, И мы восхищаемся в вечность. Ибо Истина шире, больше, чем её формы. Тысячи икон они сотворили из неё И находят её в идолах, которым они поклоняются; Но она остаётся собой и бесконечной.
Всегда Идеал манил издалека. Пробуждённая прикасанием Невидимого, Покидая границу достигнутых вещей, Стремилась могучая исследовательница, неутомимая Мысль, Раскрывая на каждом шагу светоносный мир. Она оставляла известные вершины ради неизвестных пиков: Страстная, она искала единственную нереализованную Истину, Она жаждала Света, что не знает смерти и рождения. Каждая стадия в отдалённом восхождении души Возвышалась в неизменных небесах, что всегда ощущались здесь. На каждом шагу удивительного путешествия Новая степень чуда и блаженства, Новая ступень формировалась на могучей лестнице Бытия, Огромный широкий пролёт, трепещущий драгоценным огнём, Как будто горящий дух колыхался там, Поддерживая его пламенем бессмертную надежду, Как будто сияющий Бог отдал его душу, Чтобы он мог чувствовать шаги пилигримов, В спешке взбирающихся в дом Вечного. На обоих концах каждой лучезарной лестницы Виделись небеса идеального Ума В голубом сиянии грезящего Пространства, Подобно полосам сверкающего неба, цеплявшимся за луну. С одной стороны, оттенок за оттенком плывущим, мерцали Сияния восхода, озаряющие душу, В трепетном восторге прозрения сердца И в спонтанном блаженстве, что приходит с красотой, [стояли] Прекрасные царства бессмертной Розы. Выше духа, заключённого в смертном уме, Располагаются сверхсознательные царства небесного мира, Ниже - мрачная тусклая бездна Несознательного, Между ними, за нашей жизнью, - бессмертная Роза. Сквозь тайный воздух, которым дышит дух, Тело космической красоты и радости, Незримое, незамечаемое слепым страдающим миром, Поднимаясь из глубоко сдавшегося сердца Природы, Вечно цветёт у стоп Бога, Питаясь жертвенными мистериями жизни. И здесь его бутон рождается в человеческой груди; Затем прикосновением, присутствием или голосом Мир превращается в подножие храма, И всё раскрывает неизвестного Возлюбленного. В порыве небесной радости и лёгкости Жизнь уступает божественности внутри И приносит восторженную жертву всего, что имеет, И душа открывается к счастью. Блаженство чувствуется, что никогда не может полностью исчезнуть, Внезапная мистерия тайной Милости Укрывает золотом нашу землю красного желания. Все высшие боги, что скрывали их облики От пятнающего страстного ритуала наших надежд, Раскрывают их имена и их неумирающие силы. Огненная неподвижность пробуждает дремлющие клетки, Страсть плоти, становящейся духом, И внезапно исполняется, наконец, Чудо, для которого была создана наша жизнь. Пламя в белом безмолвном куполе Видно, и лики бессмертного света, Сияющие длани, что не знают рождения и смерти, Груди, что вскармливают первенцев Солнца, Крылья, что переполняют пламенные безмолвия мысли, Глаза, что смотрят в духовное Пространство. Наши скрытые центры небесной силы Открываются, подобно цветам, в небесной атмосфере; Ум останавливается, трепеща от божественного Луча, И даже это преходящее тело может тогда почувствовать Идеальную любовь и безупречное счастье, И смех сладости и восторга сердца, Освобождённого от грубой и трагической хватки Времени, И красоту, и ритмичную поступь часов. В высших царствах это касается бессмертного вида; То, что здесь в зародыше, там расцвело. Там - тайна Дома Пламени, Сияние богоподобной мысли и золотого блаженства, Восторженный идеализм небесного чувства; Там - чудесные голоса, солнечный смех, Журчание водоворотов в реках радости Божьей И мистические виноградники золотого лунного вина, Весь огонь и сладость, от которых здесь едва ли Сверкающая тень посещает смертную жизнь. Хотя там наблюдаются и радости Времени, Давящее на грудь, ощущается касание Бессмертного, Слышатся звуки флейты Бесконечного. Здесь, на земле, ранние пробуждения, Моменты, что трепещут в божественном воздухе, И взращённый на тоске её почвы Взгляд солнечных цветов Времени на золотую Вечность: Там - нетленные блаженства. Миллион лотосов, качающихся на одном стебле, Мир за миром, цветные и экстатические, Взбираются к какому-то далёкому невидимому прозрению. По другую сторону вечной лестницы Могущественные царства бессмертного Пламени Стремятся достичь абсолютов Существа. Из скорби и тьмы мира, Из глубин, где погребены жизнь и мысль, Одиноко поднимается к небесам бессмертное Пламя. В священных тайнах скрытой Природы Оно вечно горит на алтаре Ума, Его жрецы - души посвящённых богов, Человечество - его дом для жертвоприношений. Однажды зажжённые, его языки никогда не могут угаснуть. Огонь вдоль мистических троп земли, Он восходит через полушарие смертного, Пока, несомый бегунами Дня и Сумерек, Он не войдёт в оккультный вечный Свет И не вскарабкается, белея, на незримый Трон. Его миры - это шаги восходящей Силы: Видение с гигантскими контурами, титаническими линиями, Дома непогрешимой и озарённой Мощи, Небеса неизменного Блага, чистые и нерождённые, Высоты великолепий извечного луча Истины, Они становятся видимыми, как в символическом небе, И призывают наши души в более просторный воздух. На их вершинах они несут неспящее Пламя; Мечтая о мистическом Запредельном, Трансцендентные путям Судьбы и Времени, Они указывают ввысь над собой направляющими пиками Сквозь бледно-сапфировый эфир божественного ума На некий золотой апокалипсис Бесконечного. Гром, раскатывающийся среди холмов Бога, Неутомим, суров - их потрясающий Глас: Превзойдя нас, превзойти себя самих они призывают И предлагают нам неустанно подниматься всё выше. Вдали от нашей нетерпеливой досягаемости эти вершины живут, Слишком величественные для нашей смертной силы и высоты, Вряд ли в страшном экстазе труда, Поднимаемого обнажённой атлетической волей духа. Строгие, нетерпимые, они требуют от нас Усилий, слишком длительных для наших смертных нервов, Наши сердца не могут ни пробиться, ни поддержать нашу плоть; Только сила Вечного в нас может отважиться Предпринять неизмеримое приключение этого восхождения И пожертвовать всем, что мы здесь лелеем. Наше человеческое знание - это свеча, горящая На тусклом алтаре пред солнечно-просторной Истиной; Человеческая добродетель - грубо сшитое, плохо сидящее платье, Одеяние деревянных идолов Блага; Страстная и ослеплённая, кровоточащая, покрытая грязью, Его энергия претыкается о бессмертную Силу. Несовершенство преследует наши высочайшие усилия; [Лишь] части и бледные отражения - наша доля. Счастливы миры, что не ощутили нашего падения, Где Воля едина с Истиной, а Добро с Силой; Не истощаемые бедностью земного ума, Они хранят естественное дыхание могущества Бога, Его голую спонтанную быструю интенсивность; Там его великое прозрачное зеркало, Я, И там его суверенная автаркия блаженства, В которой бессмертные природы играют их роли, Наследники и акционеры божественности. Он двигался волей сквозь царства Идеала, Принимал их красоту и выносил их величие, Вкушал славу их чудесных полей, Но проходил [дальше], не оставаясь под властью их великолепия. Всё там было интенсивным, но частичным светом. В каждом [из них] серафо-крылая высоколобая Идея Объединяла всё знание единой мастерской мыслью, Убеждала всё действие в едином золотом смысле, Подчиняла все силы единой силе И создавала мир, где она могла бы править одна, Совершенный дом абсолютного идеала. Как знак их победы и их веры, Они предлагали Путешественнику у их ворот Неугасимое пламя или неувядающий цветок, Эмблему привилегии высокого королевства. Славный сияющий Ангел Пути Представлял исканию души Сладость и мощь идеи, Каждая из которых считалась Сокровенным источником Истины и вершиной силы, Сердцем смысла вселенной, Ключом к совершенству, паспортом в Рай. Но там были и области, где встречались эти абсолюты И формировали круг блаженства сочетающимися руками; Свет стоял, объятый светом, огонь венчался с огнём, Но никто в другом не потерял бы его тело, Чтобы найти его душу в единой Душе мира, Множественный восторг бесконечности. Далее он прошёл в более божественную сферу: Там, соединённые в общем величии, свете и блаженстве, Все высокие, прекрасные и желаемые силы, Забыв их различие и их отдельное правление, Становятся единым множественным целым. Над разветвлением дорог Времени, Над Безмолвием и его тысячекратным Словом, В неизменной и нерушимой Истине, Навеки единой и неразделимой, Сияющие дети Вечности обитают На широкой духовной высоте, где всё едино.
Сообщение: 4071
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 16:07. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..
КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь XIII В "Я" УМА
Наконец, подступило голое безразличное небо, Где Безмолвие слушало космический Голос, Но ничего не отвечало на миллион призывов; Бесконечный вопрос души не встречал ответа. Внезапное завершение положило конец страстным надеждам, Глубокое прекращение в могучем спокойствии, Финальная строка на последней странице мысли - И поля, и пустота бессловесного покоя. Там остановилась восходящая иерархия миров. Он стоял на широкой арке вершины Пространства Наедине с огромным "Я" Ума, Что держало всю жизнь на краю его просторов. Всемогущее, неподвижное и отстранённое, Оно не принимало участия в мире, что возник из него: Оно не обращало внимания на пеаны победы, Оно было равнодушно к собственным поражениям, Оно слышало крик страдания и не подавало никакого знака; Его беспристрастный взгляд падал на зло и добро, Оно видело приближающееся разрушение и не сдвигалось. Равная Причина вещей, одинокий Провидец И Мастер множества его форм, Оно не действовало, но несло все мысли и дела, Свидетель мириада действий Бога Природы, Согласного с движениями её Силы. Его ум отражал этот гигантский квиетизм. Это молчание свидетеля - тайная база Мыслителя: Скрытое в безмолвных глубинах слово формируется, Из скрытых безмолвий действие рождается В полный голосов ум, в трудящийся мир; В тайну облачается семя, что посеяно Вечным, Молчание [укрывает] мистическое место рождения души. В верховной замкнутой и вневременной тишине Бога Встретились видящее "Я" и мощная Энергия; Безмолвие познало себя, и мысль приняла форму: Самосозданное из двойной мощи творение поднялось. В тишине [этого] "я" он жил, и оно в нём; Его немые незапамятные слушающие глубины, Его обширность и тишина стали его собственными; [Будучи] одним существом с ним, он рос широко, мощно, свободно. Отдельный, не связанный, он смотрел на все совершаемые вещи. Как тот, кто строит его собственные воображаемые сцены И не теряет себя в том, что видит, [Как] зритель драмы, задуманной им самим, Он смотрел на мир и наблюдал за его движущими мыслями С бременем освещённого пророчества в их глазах, Его силы с их ногами ветра и огня Возникали из немоты в его душе. Всё теперь он, казалось, понимал и знал; Ни желание не приходило, ни порыв воли, Великий беспокойный исследователь потерял его задачу; Никто больше ничего не спрашивал и не хотел. Там он мог бы остаться, "Я", Безмолвие победили: Его душа обрела покой, она познала космическое Целое. Затем внезапно светящийся палец упал На все вещи, видимые, осязаемые, слышимые или ощущаемые, И показал его уму, что ничто не может быть познано; То должно быть достигнуто, из чего исходит всё знание. Скептический Луч разрушил всё, что казалось, И ударил в самые корни мысли и чувства. Во вселенной Неведения они проросли, Стремясь к сверхсознательному Солнцу, Играя в сиянии и дожде с высокими небесами, Они никогда не смогут победить, как бы высоко они ни дотянулись Или [сколько бы] ни преодолели, как бы ни был остр их зонд. Сомнение разъедало даже средства мышления, Недоверие было брошено на инструменты Ума; Всё, что требуется для сияющей монеты реальности, - Доказанный факт, фиксированный вывод, ясная дедукция, Твёрдая теория, гарантированное значение, - Оказалось мошенничеством в кредитном банке Времени Или активами, не имеющими ценности в сокровищнице Истины. Невежество на неудобном троне, Перемешанное со случайным суверенитетом, Фигура знания, облачённая в сомнительные слова И показные мыслеформы, ярко неадекватные. Труженик в темноте, ослеплённый полусветом, То, что он знал, было образом в разбитом стекле, Что он видел, было реальным, но его взгляд не был истинным. Все идеи в его обширном репертуаре Были подобны рокотанию преходящего облака, Что истощило себя в звуке и не оставило следа. Хрупкий дом, подвешенный в неопределённом воздухе, Тонкая искусная паутина, вокруг которой он движется, На время распустившаяся на древе вселенной И вновь собравшаяся в себя, Была лишь ловушкой, чтобы поймать в пищу насекомых жизни - Крылатые мысли, что трепещут, хрупкие, в кратком свете, Но мёртвые, однажды захваченные в фиксированные формы ума, Цели, ничтожные, но кажущиеся большими на мелкой шкале человека, Мерцания блестящей дымки воображения И завёрнутые в паутину верования, уже не живые. Магическая хижина выстроенных уверенностей, Сделанная из сверкающей пыли и яркого лунного света, В котором освящается её образ Реального, Рухнула в Неведение, откуда она поднялась. Лишь проблеск символических фактов Окутывал тайну, скрывающуюся в их сиянии, И ложь базировалась на скрытых реальностях, Которыми они живут, пока не упадут от Времени. Наш ум - это дом, населённый убитым прошлым, Идеями, вскоре мумифицируемыми, призраками старых истин, Спонтанность Бога связана формальными нитями И упакована в ящики аккуратного бюро разума, Могила великих упущенных возможностей Или офис для ошибочного использования души и жизни И для всех растрат, что человек совершает из даров небес, И для всех расточений им запасов Природы, Сцена для комедии Невежества. Мир выглядел долгой сценой эонического провала: Всё росло бесплодно, ни одна основа не осталась надёжной. Атакуемый краем обличающего луча Строитель Разум потерял его уверенность В удачной ловкости и повороте мысли, Что делает душу пленницей фразы. Его наивысшая мудрость была [лишь] блестящей догадкой, Его могучая структурированная наука о мирах - Мимолётным светом на поверхностях бытия. Не было ничего, кроме схемы, нарисованной умом, Подмены вечных тайн, Корявой фигуры реальности, плана И возведения по Слову архитектора, Налагаемых на видимость Времени. Само существование было омрачено сомнением; Оно казалось лишь листком лотоса, плавающим В обнажённом бассейне космического Небытия. Этот великий зритель и творец Ум Был лишь неким делегатом полувидения, Завесой, что висела между душой и Светом, Идолом, а не живым телом Бога. Даже неподвижный дух, что смотрит на его работы, Был неким бледным фронтом Непознаваемого; Тенью казалось широкое и свидетельствующее "я", Его освобождение и неподвижный покой - Пустым отскоком существа от сотворённых временем вещей, А не самовидением Вечности. Глубокий мир был там, но не безымянная Сила: Там не было нашей милой и могущественной Матери, Кто собирает на её груди жизни её детей, [Не было] её объятий, что заключают мир в её руки В непостижимом восторге Бесконечности, [Не было] блаженства, что есть великолепное зерно творения, Или белой страсти Богоподобного экстаза, Что смеётся в сиянии безграничного сердца Любви. Более великий Дух, чем "Я" ума, Должен ответить на запрос его души. Ибо здесь не было ни твёрдой подсказки, ни уверенной дороги; Высоко идущие тропы исчезли в неизвестности; Взгляд художника строил Запредельное В противоречивых узорах и конфликтующих оттенках; Частичный опыт фрагментировал Целое. Он взглянул наверх, но всё оставалось пустым и неподвижным: Сапфирный небосвод абстрактной Мысли Ускользал в бесформенную Пустоту. Он посмотрел вниз, но всё было тёмным и немым. Слышался шум между мыслью и молитвой, Борьба, труд без конца и перерыва; Тщетный и невежественный поиск возвысил его голос. Слухи, движение и зов, Пенящаяся масса, неисчислимый крик Всё [также] катились по океанской волне Жизни Вдоль берегов смертного Невежества. На его нестабильной и неизмеримой груди Существа и силы, формы, идеи, подобно волнам, Теснились ради воплощения и превосходства, Возвышались, тонули и вновь поднимались во Времени; И на дне бессонного ажиотажа, Небытия, родителя борющихся миров, Огромной творящей Смерти, мистической Пустоты, Вечно поддерживающей иррациональный крик, Вечно исключающей высочайшее Слово, Неподвижной, отказывающейся от вопросов и ответов, Под голосами и маршами покоилась Немая неуверенность смутного Бессознательного. Две тверди - тьмы и света - Противопоставляли их пределы хождению духа; Он двигался, скрытый от бесконечности "Я", В мире существ и сиюминутных событий, Где все должны умереть, чтобы жить, и жить, чтобы умереть. Бессмертный при возобновлённой смертности, Он блуждал по спирали его действий Или бежал по циклам его мысли, Но был не более чем его оригинальным "я" И знал не более, чем когда он начал впервые. Быть стало тюрьмой, исчезновение - побегом.
Сообщение: 4072
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 20:32. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..
КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь XIV МИРОВАЯ ДУША
Тайный ответ пришёл на его поиск. На далёком мерцающем фоне Пространства Ума Увиделась, подобная пылающим устам, освещённая шахта; Она казалась вратами отшельника, размышляющего о радости, Скрытым убежищем и переходом в тайну. Прочь от неудовлетворяющего поверхностного мира Она вела в грудь неизвестного, В колодец, в туннель глубин Бога. Она проникала, словно мистическое русло надежды, Через многие слои бесформенного безгласного "я", Чтобы достичь последней глубины сердца мира, И из этого сердца исходил бессловесный зов, Умоляющий вместе с неким ещё не прозреваемым Умом, Выражающий какое-то страстное невидимое желание. Как будто манящий перст тайны, Протянутый в кристальном настрое воздуха, Указывал на него из какой-то скрытой поблизости глубины, Как будто послание из глубокой души мира, Будто намёк на скрытую радость, Что вытекала из чаши размышляющего блаженства, Там мерцал крадущийся в Ум Немой и дрожащий экстаз света, Страсть и нежность розового огня. Как некто, влекомый к его потерянному духовному дому, Ощущает теперь близость ожидающей [его] любви, В проход, тусклый и трепетный, Что укрыл его от преследования днём и ночью, Он направился, ведомый мистическим звуком. Ропот, многоголосый и одинокий, Все звуки поочерёдно сменялись, но были всё те же. Скрытый зов к непредвиденному восторгу В призывающем голосе кого-то, давно знакомого, горячо любимого, Но безымянного для непомнящего ума, Приводил в восхищение заплутавшее сердце. Бессмертный крик чаровал пленённое ухо. Затем, понижая его властную мистерию, Он утопал в шёпоте, кружащемся вокруг души. Это казалось тоской одинокой флейты, Что скиталась по берегам памяти И наполняла глаза слезами вожделенной радости. Как резкая и огненная одинокая нота сверчка, Она вторгалась пронзительной мелодией в безлунную тишину ночи И била по нерву мистического сна Её высоким настойчивым магическим подъёмом. Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков Путешествовал тропами одинокого сердца; Его танец утешал вечное одиночество: Старая забытая сладость рыданий пришла. Или с далёкого гармоничного расстояния услышанной Звякающей поступью длинного каравана Это временами казалось, или гимном бескрайнего леса, Торжественным напоминанием храмового гонга, Пением пчёл в медовом упоении на летних островах, Раскалённых экстазом в дремлющий полдень, Или далёкими раскатами от моря пилигримов. Благовония в дрожащем воздухе плыли, Мистическое счастье в груди трепетало, Как будто вошёл незримый Возлюбленный, Придавая неожиданную красоту лицу И соединяя радостные руки, способные схватить его бегущие ноги, И мир изменился от красоты улыбки. В чудесное бестелесное царство он пришёл, В дом страсти без имени или голоса, В глубине, что он чувствовал отвечающей каждой высоте, Был найден уголок, что мог объять все миры, Точка, что была сознательным узлом Пространства, Час вечности в сердце Времени. Безмолвная Душа всего мира была там: Существо [там] жило, Присутствие и Сила, Единственная Личность, кто была собой и всем И лелеяла сладкие и опасные пульсации Природы, Преображая в биения, божественные и чистые. Тот, кто мог любить без отдачи за любовь, Встречая и обращая к лучшему худшее, Он исцелял горькие жестокости земли, Трансформируя все переживания в восторг; Вмешиваясь в исполненные печали пути рождения, Он качал колыбель космического Ребёнка И успокаивал всех плачущих своей рукой радости; Злые вещи он вёл к их тайному добру, Обращал измученную ложь в счастливую правду; Его сила заключалась в раскрытии божественности. Бесконечный, сверстник ума Бога, Он нёс в себе семя, пламя, Семя, из которого заново рождается Вечное, Пламя, что уничтожает смерть в смертных вещах. Все вырастали до всех, как родственных себе и близких; Сокровенность Бога была повсюду, Не ощущалось ни завесы, ни грубого барьера инерции, Расстояние не могло разделить, Время не могло изменить. Огонь страсти горел в глубинах духа, Постоянное касание сладости связывало все сердца, Пульсация единого блаженства одного обожания В восторженном эфире неумирающей любви. Во всём пребывало внутреннее счастье, Чувство универсальной гармонии, Неизмеримая безопасная вечность Истины и красоты, добра и радости, ставших едиными. Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни; Бесформенный дух стал душой формы. Всё там было душой или сделано из чистого вещества души; Небо души укрывало глубокую землю-душу. Всё здесь было знаемо духовным чувством: Мысли там не было, но знание было рядом, и единое Схватывало все вещи движущейся идентичностью, Симпатией от себя к другим "я", Прикасанием сознания к сознанию И взглядом существа на существо сокровенным взором, И сердцем, обнажённым перед сердцем без стен из речи, И единодушием видения умов В мириадах форм, освещённых единым Богом. Жизни там не было, но страстная сила, Тоньше тонкости, глубже глубин, Ощущалась, как утончённая и духовная мощь, Трепещущая, от души к отвечающей душе, Мистическое движение, близкое влияние, Свободное, счастливое и интенсивное приближение Существа к существу без завесы или проверки, - [То,] без чего жизнь и любовь никогда не могли бы возникнуть. Тела там не было, ибо тела были не нужны - Сама душа была её собственной бессмертной формой И сразу встречала прикасания других душ Близко, блаженно, конкретно, чудесно истинно. Как когда некто идёт во сне сквозь освещённые сновидения И, сознающий, знает истину, что означают их фигуры, Здесь, где реальность была его собственным сном, Он знал вещи из их души, а не из их формы: Как те, кто долго жил, став едиными в любви, Не нуждаются в словах или знаках для ответа сердца сердцу, Он встречался и общался без барьера речи С существами, не скрытыми материальным каркасом. Там был странный духовный пейзаж, Красота озёр, ручьёв и холмов, Поток, неподвижность в пространстве души, Равнины и долины, просторы душевной радости И сады, что были цветущими оазисами духа, Его медитациями разноцветных мечтаний. Воздух был дыханием чистой бесконечности. Аромат веял в цветной дымке, Как будто запахи и оттенки всех сладких цветов Смешались, чтобы скопировать атмосферу небес. Взывающая к душе, а не к глазам, Красота жила там в доме, в её собственном жилище, Где всё было прекрасно само по себе И не нуждалось в великолепии одеяния. Все объекты были подобны телам Богов [и являлись] Символами духа, окружающими душу, Ибо мир и "я" были единой реальностью. Погружённые между рождениями в безмолвный транс Существа, что когда-то носили формы на земле, сидели там В сияющих покоях духовного сна. Пройдены были вехи рождения и смерти, Пройдена их маленькая сцена символических деяний, Пройдены небеса и ад их долгой дороги; Они возвратились в глубокую душу мира. Всё теперь собралось в значимый [pregnant] покой: Личность и природа претерпевали смену сна. В трансе они собирали их прошлые "я", В фоновой памяти предвидящая муза, Пророчествуя о новой личности, Выстраивала карту их грядущего пути судьбы: Наследники их прошлого, открыватели их будущего, Выборщики их собственного само-избираемого жребия, Они ожидали приключение новой жизни. Личность, хранимая на протяжении [этих] провалов в миры, Хотя и всегда одна и та же во многих формах, Не узнаваемая внешним умом, Принимая имена, неизвестные в неизвестных краях, Запечатлевает во Времени на истёртой странице земли Растущую фигуру её тайного "я" И узнаёт на опыте то, что знал дух, Пока она не сможет увидеть её живую истину и Бога. Вновь они должны столкнуться с проблемой-игрой рождения, Экспериментом души для радости и горя, Мысли и импульса, освещающих слепое действие, И рисковать на дорогах обстоятельств, Сквозь внутренние движения и внешние сцены Путешествуя к себе через формы вещей. Он пришёл в центр творения. Дух, блуждающий от состояния к состоянию, Находит здесь безмолвие его стартовой точки В бесформенной силе и тихой неподвижности И задумчивой страсти мира Души. Всё, что сделано и вновь разрушено, Спокойное настойчивое видение Единого Неизбежно восстанавливает, оно живёт заново: Силы и жизни, существа и идеи На время погружаются в тишину; Там они переназначают их цель и их течение, Переделывают их природу и перестраивают их форму. Всегда они изменяются и всегда, изменяясь, растут И проходят через плодотворную стадию смерти, И после долгого восстанавливающего сна Вновь занимают их место в процессе Богов, Пока не завершится их работа в космическом Времени. Здесь была мастеровая палата миров. Был оставлен интервал между действием и действием, Между рождением и рождением, между сновидением и пробуждённым видением, Пауза, что давала новые силы действовать и быть. За ними простирались регионы восторга и спокойствия, Безмолвные места рождения света, надежды и любви, Колыбели небесного восхищения и тишины. В дремоте голосов мира Он стал сознавать вечный момент; Его знание было раздето от всех облачений чувств, Было узнаваемо идентичностью без мыслей и слов; Его существо видело себя без своих покровов, Линия Жизни падала из бесконечности духа. По дороге чистого внутреннего света, Одна между огромными Присутствиями, Под наблюдающими взглядами безымянных Богов Его душа прошла, одинокая сознательная сила, К концу, что всегда начинается вновь, Приближаясь через неподвижность, немую и спокойную, К источнику всех вещей, человеческих и божественных. Там он узрел в их могучем равновесии союза Фигуру бессмертных Двоих-в-Одном, Единственного существа в двух обнимающихся телах, Диархию двух объединённых душ, Восседающих погружёнными в глубокую творящую радость; Их транс блаженства поддерживал подвижный мир. Позади них в утренних сумерках Единица стояла, Кто вывела их вперёд из Непостижимого. Всегда замаскированная, она ждёт ищущего духа; Наблюдательница на высших недостижимых вершинах, Проводница путешественника по незримым тропам, Она охраняет суровый подход к Одиночеству. В начале каждого далеко простирающегося плана, Пронизывающего её силой космические солнца, Она правит, вдохновительница его многочисленных работ И мыслитель символа его сцены. Над всеми она стоит, поддерживая всех, Единственная всемогущая Богиня, [кто] всегда за вуалью, Для которой мир - это непостижимая маска; Века - это шаги её поступи, События в них - формы её мыслей, И всё творение - её бесконечное действие. Его дух сделался сосудом для её силы; Немой в бездонной страсти его воли, Он протянул к ней сложенные в молитве руки. Затем в повелительном ответе его сердцу Жест пришёл, будто отбросивший миры прочь, И из сияющей тайны её одеяния поднялась Её рука, приоткрыв вечную завесу. Свет казался неподвижным и нетленным. Притягиваемый к широким и освещённым глубинам Восхитительной загадки её глаз, Он увидел мистические очертания [её] лика. Ошеломлённый её неумолимым светом и блаженством, Атом в её безграничном "я", Овладевший мёдом и молнией её силы, Выброшенный на берег её океанического экстаза, Опьянённый глубоким золотым духовным вином, Он исторгнул из разорванной тишины его души Крик обожания и желания И сдачи его безграничного ума И самоотдачи его безмолвного сердца. Он упал к её ногам без сознания плашмя.
Сообщение: 4073
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 21:28. Заголовок: КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИК..
КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь XV ЦАРСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО ЗНАНИЯ
После неизмеримого мгновения души, Вновь возвратившейся в эти поверхностные области Из вневременных глубин, куда она погружалась, Он вновь услышал медленный шаг часов. Всё, когда-то воспринятое и пережитое, было далеко; Он сам стал для себя единственной сценой. Над Свидетелем и его вселенной Он стоял в царстве безграничной тишины, Ожидая Голос, что говорил и созидал миры. Свет вокруг него был широким и абсолютным, Алмазной чистотой вечного видения; Сознание лежало неподвижно, лишённое форм, Свободное, бессловесное, не принуждаемое признаком или правилом, Навсегда довольное лишь бытием и блаженством; Чистое существование жило в его собственном мире На голой и бесконечной земле единого духа. Из сферы Ума он поднялся, Он покинул царство оттенков и полутонов Природы; Он пребывал в бесцветной чистоте своего "я". Это был план недетерминированного духа, Что может быть нулём или круглой суммой вещей, Состояние, в котором всё прекращалось и всё начиналось. Всё это становилось тем, что изображает абсолют, Высоким просторным пиком, откуда Дух может видеть миры, Широким прозрением покоя, молчащим домом мудрости, Одинокой станцией Всезнания, Трамплином силы Вечного, Белым полом в доме Все-Восторга. Вот пришла мысль, что выходит за пределы Мысли, Вот тихий Голос, что не может быть уловлен нашим слухом, Знание, при котором знающий - это знаемое, Любовь, в которой возлюбленный и любящий - одно. Все стояли в изначальной полноте, Смолкшие и исполненные прежде, чем они могли сотворить Славную мечту об их универсальных деяниях; Здесь побуждалось духовное рождение, Здесь замыкалось поползновение конечного к Бесконечному. Тысячи дорог прыгали в Вечность Или, поющие, бежали навстречу лику Бога без вуали. Знаемое освободило его от своей ограничивающей цепи; Он постучал в двери Непознаваемого. Оттуда, взирая с неизмеримым обзором, Единым с его личным внутренним взглядом в его собственные чистые просторы, Он видел великолепие царств духа, Величие и чудо его безграничных работ, Могущество и страсть, выпрыгивающие из его покоя, Восторг его движения и его неподвижности, И его огненно-сладкое чудо трансцендентной жизни, Миллионогранный неделимый захват Его видением одного и того же колоссального Всего, Его нескончаемые действия во вневременном Времени, В пространстве, что есть его собственная бесконечность. Славная множественность одного сияющего "Я", Отвечающая на радость радостью, на любовь любовью, - Всё там было движущимися обителями Бога-блаженства; Вечные и уникальные, они жили единым Целым. Там силы - это великие вспышки истины Бога, А объекты - её чистые духовные формы; Дух больше не сокрыт от его собственного взгляда, Вся чувствительность - это море счастья, А всё творение - это действие света. Из нейтрального безмолвия его души Он перешёл к её полям могущества и спокойствия И увидел Силы, стоящие над миром, Пересёк царства верховной Идеи И искал вершину сотворённых вещей И всемогущий источник космических изменений. Там Знание звало его к своим мистическим вершинам, Где мысль удерживается в просторном внутреннем ощущении, А чувство плывёт по морю покоя И видение взбирается за пределы досягаемости Времени. Равный первым творцам-провидцам, Сопровождаемый всераскрывающим светом, Он двигался через регионы трансцендентной Истины Внутрь, необъятный, неисчислимо единый. Там расстояние было его собственной огромной протяжённостью духа; Освобождённый от фикций ума, Времени тройной разделяющий шаг уже не затруднял; Его неизбежный и непрерывный поток, Долгое течение его проявляющего курса Удерживались в едином широком взгляде духа. Универсальная красота показала её облик: Невидимые глубоко-сущностные значения, Спрятанные здесь за бесчувственным экраном из формы, Показали ему свою бессмертную гармонию И [дали] ключ к чудесной книге обычных вещей. Под их объединяющий закон встали, раскрытые, Множественные меры созидающей силы, Линии техники Мирового Геометра, Чары, что поддерживают космическую паутину И магию, лежащую в основе простых форм. На вершинах, где Безмолвие с тихим сердцем слушает Ритмичные метры кружащихся миров, Он служил сеансам тройного Огня. На краю двух континентов — сна и транса - Он слышал голос никогда не изрекаемой Реальности, Пробудивший мистический крик откровения, Отыскал место рождения внезапного непогрешимого Слова И жил в лучах интуитивного Солнца. Освобождённый от оков смерти и сна, Он скакал по морям молний космического Ума И пересёк океан изначального звука; На последнем шаге к высочайшему рождению Он прошёл вдоль узкой грани исчезновения Рядом с высокими пределами вечности И поднялся на золотой гребень мира-видения Между убийственными и спасительными огнями; Он достиг сектора неизменной Истины, Встретил границы невыразимого Света И трепетал от присутствия Неописуемого. Над собой он видел пылающие Иерархии, Крылья, что складывались вокруг сотворённого Пространства, Солнечноглазых Стражей и золотого Сфинкса, Многоярусные планы и неизменных Богов. Мудрость, ожидающая Всеведения, Безгласно восседала в широкой пассивности; Она не судила, не оценивала, не стремилась знать, А прислушивалась к завуалированной всевидящей Мысли И к рефрену спокойного трансцендентного Голоса. Он достиг вершины всего, что могло стать узнанным: Его взгляд превзошёл главу и базу творения; Пылающие тройные небеса раскрыли их солнца, Тёмная Бездна обнажила её чудовищное правление. Всё, кроме конечной Мистерии, было его полем, Непостижимое почти показало его край. Бесконечности его "я" начали появляться, Скрытые вселенные взывали к нему; Вечности призывали вечности, Посылая их безмолвные сообщения ещё издали. Возникший из чуда глубин И горящий со сверхсознательных высот, И несущийся в огромных горизонтальных вихрях Миллион энергий объединился и стал Единым. Всё неизмеримо текло в одно море: Все живые формы стали его атомными домами. Панергия, что гармонизировала всю жизнь, Удерживала теперь существование под её обширным контролем; Частью этого величия он был создан. По воле он жил в незабываемом Луче. В том высшем царстве, куда никакая ложь не могла проникнуть, Где все различны и всё - едино, В океане Безличного без берегов Личность, в Мировом Духе бросив якорь, дрейфовала; Он трепетал от могучих маршей Мировой Силы, Его действия были участниками бесконечного мира Бога. [Как] прилагающаяся слава и символ «я», Тело было предоставлено душе, - Бессмертная точка силы, блок равновесия В широкой бесформенной волне космичности, Сознательное острие мощи Трансцендентного, Вырезающее совершенство из яркой мировой материи, Оно выражало в нём смысл вселенной. Сознание там было тесным и единым утком; Далёкое и близкое были едины в пространстве духа, Моменты несли в себе всё время [целиком]. Экран сверхсознания был прорван мыслью, Идея вращала симфониями видения, Взгляд был огненным броском из идентичности; Жизнь была чудесным путешествием духа, Чувство - волной из универсального Блаженства. В царство могущества и света Духа, Как тот, кто прибыл из чрева бесконечности, Он пришёл заново рождённым, младенцем и безграничным, И рос в мудрости вневременного Ребёнка; Он был простором, что вскоре стал Солнцем. Великая освещённая тишина шептала его сердцу; Его знание - уловленный внутренний взгляд [inview] непостижимого, Обзор [outview] без кратких усечённых горизонтов: Он мыслил и чувствовал во всём, его взор обладал могуществом. Он общался с Несообщаемым; Существа с более широким сознанием были его друзьями, Формы более великого, более тонкого творения приближались; Боги беседовали с ним за завесой Жизни. Соседнее с ним существо вырастало до вершин Природы. Первичная Энергия приняла его в свои руки; Его мозг был окутан ошеломляющим светом, Всеобъемлющее знание захватило его сердце: Мысли поднимались в нём, что ни один земной ум не мог бы удержать, Могущества играли, что никогда не бежали по смертным нервам: Он сканировал тайны Надразума, Он выносил восторг Сверхдуши. Пограничный с империей Солнца, Настроенный на высочайшие гармонии, Он связывал творение со сферой Вечного. Его конечные части приблизились к их абсолютам, Его действия обрамляли движения Богов, Его воля приняла поводья космической Силы.
Шри Ауробиндо «Савитри» КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ Песнь I ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕПОЗНАВАЕМОГО
Слишком мало всё, что может дать мир: Его сила и знание - это дары Времени, И они не могут утолить священную жажду духа. Несмотря на то, что эти формы величия принадлежат Единому, И благодаря его дыханию милости жизнь нами обретается, Хотя [оно] ближе к нам, чем сама близость, Это некая выразимая истина того, что мы есть; Скрытая её собственными творениями, она казалась далёкой, Непроницаемой, оккультной, безмолвной, тёмной. Присутствие было утрачено, при котором все вещи имеют шарм, Славы недоставало, [от] которой они тусклые знаки. Мир жил, став опустошённым от его Причины, Подобный любви, когда скрывается лик возлюбленного. Труд познания казался тщетной борьбой Ума; Всё знание оканчивалось в Непознаваемом: Усилие править казалось тщетной гордостью Воли; Тривиальное достижение презиралось Временем, Вся власть замыкалась во Всемогущем. Пещера темноты охраняется вечным Светом. Тишина воцарилась в его сражающемся сердце; Освобождённый от голосов желания мира, Он повернулся на вневременный зов Невыразимого. Существо, интимное и неописуемое, Широкий неодолимый экстаз и покой Ощущались в нём самом и во всём, и всё же, не схваченные, Приближались и ускользали от преследования его душой, Как будто навсегда заманивали его за предел. Вблизи они отступали; издали они тихо звали его. Ничто не могло удовлетворить, кроме их восторга: Их отсутствие оставляло величайшие действия тусклыми, Их присутствие заставляло и малейшее выглядеть божественным. Когда они были там, бездна сердца была наполненной; Но когда возвышающее Божество удалялось, Существование теряло его цель в Бессмысленности. Порядок незапамятных планов, Богоподобная полнота инструментов Превращались в реквизит для непостоянной сцены. Но кем была эта мощь, он ещё не знал. Неосязаемая, и всё же наполняющая всё сущее, Она создавала и уничтожала миллионы миров, Принимала и утрачивала тысячи обликов и имён. Она носила видимость неразличимой Обширности Или возникала тонким ядром в душе: Далёкое величие оставляло её огромной и неясной, Мистическая близость сладко запирала её внутри: Временами она казалась ему вымыслом или обликом, А иногда - его собственной колоссальной тенью. Гигантское сомнение омрачало его продвижение. Через нейтральную всеподдерживающую Пустоту, Чья белизна питала его одинокий бессмертный дух, Манила к какому-то неведомому Величайшему, Помогала, принуждала загадочными Силами, Стремящийся, полуутопающий и поддерживаемый, Непобедимо он поднимался без пауз. Беззнаковая смутная Необъятность всегда Нависала [над ним], без приближения, вне отклика, Обрекая конечные вещи на ничто, Сталкивая его с несоизмеримым. Затем могучий срок для восхождения настал. Высота была достигнута, где ничто сотворённое не могло жить, Линия, где любая надежда и поиск должны прекратиться, Приближаясь к какой-то невыносимой голой Реальности, Нуль сформировался, чреватый безграничным изменением. На головокружительной грани, где спадают все маски, И человеческий ум должен сдаться в Свете Или умереть, подобно мотыльку, в обнажённом сиянии Истины, Он был вынужден сделать грандиозный выбор. Всё, чем он был, и всё, к чему он стремился, Теперь должно было остаться позади или трансформироваться В сущность Того, что не имеет имени. Одинокий и противостоящий неосязаемой Силе, Которая ничего не предлагала для понимания Мыслью, Его дух столкнулся с приключением Бессмысленного. Покинутый мирами Формы, он боролся. Плодотворное мировое Невежество здесь проваливалось; Долгое путешествие Мысли по далям орбит прикасалось к нему вблизи И, неэффективное, останавливалось действующей Волей. Символические способы бытия уже не помогали, Структуры, что созданы Неведением, рушились, коллапсируя, И даже дух, что удерживает вселенную, Слабел от недостаточной освещённости. В бездонном падении всех вещей, созданных Трансцендентными всякой бренной опоре И соединявшихся, наконец, в их могучем источнике, Отдельное "я" должно расплавиться или переродиться В Истину за пределами призывов ума. Вся слава очертаний, сладость гармонии, Отвергнутые, как грация тривиальных нот, Изгнанные из нагого, сурового безмолвия Бытия, Умерли в прекрасном и блаженном Ничто. Демиурги потеряли их имена и формы, Великие замысловатые миры, что они планировали и создавали, Миновали, взятые и упразднённые один за другим. Вселенная сняла её цветную завесу, И в невообразимом конце Огромной загадки сотворённых вещей Появился далеко видимый Бог всего, Его ноги твёрдо стояли на гигантских крыльях Жизни, Всемогущий, одинокий провидец Времени, Внутренний, непостижимый, с алмазным взором. Привлечённые неизмеримым взглядом, Нерешённые медленные циклы возвращались к их источнику, Чтобы вновь подняться из этого невидимого моря. Всё рождённое от его могущества было теперь уничтожено; Ничего не осталось из того, что постигает Космический Ум. Вечность готовилась исчезнуть и казалась Оттенком и наложением на Пустоту, Пространство было колыханием сна, что тонул До его конца в глубинах Ничто. Дух, что не умирает, и само Божество Казались мифами, проецируемыми из Непознаваемого; Из Него всё возникло, в Нём призвано прекратиться. Но чем Это было - не могли выразить ни мысль, ни видение. Лишь бесформенная Форма "я" оставалась, Слабый призрак чего-то, что было [раньше], Последнее переживание падающей волны, Прежде чем она погрузится в бескрайнее море, - Как будто она сохраняла точно на грани Ничто Её голое ощущение океана, откуда она пришла. Обширность, размышляющая[, будучи] свободной от чувства Пространства, Вечность, отрезанная от Времени; Странный возвышенный неизменный Покой Молча отклонял от себя мир и душу. Суровая, не сообщающаяся [ни с чем[ Реальность Ответила, наконец, на страстный поиск его души: Бесстрастная, безмолвная, поглощённая её бездонной тишиной, Хранящая мистерию, которую никто никогда не сможет постичь, Она размышляла, непостижимая и неосязаемая, Представ перед ним с её немым потрясающим спокойствием. Она не была родственна вселенной: Не было ни действия, ни движения в её Просторе: Вопрос Жизни, встреченный этим молчанием, умер у неё на губах, Усилия мира прекратились, осуждённые за невежество, Не находя санкции от высочайшего Света: Там не было ума с его потребностью знать, Там не было сердца с его потребностью любить. Всякая личность гибла в её безымянности. Не было второго, она не имела партнёра или равного; Лишь сама была реальна для себя. Чистое существование, защищённое от мыслей и настроений, Сознание неделимого бессмертного блаженства, Оно обитало в одиночестве в его голой бесконечности, Единое и уникальное, невыразимо единственное. Существо, бесформенное, безликое и немое, Познавшее себя его собственным вневременным "я", Вечно сознающее в его неподвижных глубинах, Не творящее, не сотворённое и не рождённое, То Единое, кем живут все, [но] кто не живёт никем, Неизмеримая светящаяся тайна, Хранимая завесами из Непроявленного, Над меняющейся космической интерлюдией Пребывает, высочайшая, неизменно одна и та же, Безмолвная Причина, оккультная, непроницаемая, - Бесконечная, вечная, немыслимая, одинокая.
Сообщение: 4075
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 22:38. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..
КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Песнь II ПОКЛОНЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Тишина абсолютная, непередаваемая Встречает полное самооткровение души; Стена тишины отделяет её от мира, Бездна тишины поглощает чувство И делает нереальным всё, что узнал ум, Всё, что трудящиеся чувства ещё могли бы соткать, Продлевая воображаемую нереальность. Широкое духовное безмолвие "Я" оккупирует Пространство; Лишь Немыслимое остаётся, Лишь Безымянное без пространства и времени: Упразднена обременяющая необходимость жизни: Мысль спадает с нас, мы избавлены от радости и от горя; Эго мертво; мы свободны от бытия и от заботы, Мы покончили с рождением и смертью, с работой и судьбой. О душа, слишком рано веселиться! Ты достигла безграничного молчания "Я", Ты прыгнула в радостную божественную бездну; Но где ты бросила Свою миссию и Свою силу? На какой мёртвой обочине дороги Вечности? Внутри тебя был Единый, кто был самим собой и миром, Что ты сделала для [достижения] его цели в звёздах? Побег не принесёт ни победы, ни короны! Ты пришла, чтобы сотворить нечто из Неведомого, Но ничто не закончено, и мир движется вперёд, Потому что лишь часть космической работы Бога выполнена. Приблизилось лишь вечное Нет И уставилось в твои глаза, и убило твоё сердце: Но где же вечное Да Любящего И бессмертие в тайном сердце, Голос, что воспевает творящий Огонь, Символический ОМ, великое согласное Слово, Мост между восторгом и покоем, Страсть и краса Невесты, Комната, где целуются славные враги, Улыбка, что спасает, золотой апофеоз вещей? Это тоже Истина в мистическом источнике Жизни. Чёрный занавес был поднят; мы увидели Могущественную тень всеведущего Господа; Но кто поднял занавес света И кто видел тело Короля? Мистерия рождения и деяний Бога продолжается, Остаётся неснятой печать последней главы, Не разгадана загадка незаконченной Пьесы; Космический Игрок смеётся под его маской, И всё же последняя ненарушенная тайна скрывается За человеческой славой Формы, За золотым эйдолоном Имени. Яркая белая линия представлялась финалом, Но далеко за гранью сверкают солнечные тропы невыразимого. То, что казалось источником и концом, стало широкими вратами, Последним босым шагом в вечность. Глаз открылся на безвременье, Бесконечность принимает обратно формы, что она дала, И через тьму Бога или его обнажённый свет Миллионы его лучей возвращаются в Солнце. Там есть нулевой знак Всевышнего; Природа осталась обнажённой и до сих пор раскрывает Бога. Но в её грандиозном ничто есть всё: Когда её крепкие одежды сорваны с нас, Невежество души убито, но не душа: Ноль скрывает бессмертный лик. Высокое и пустое отрицание - это не всё, Безбрежное угасание - не последнее слово Бога, Не высший смысл жизни, не конец пути бытия, Не смысл этого великого таинственного мира. В абсолютном безмолвии спит абсолютное Могущество. Пробудившись, оно может разбудить душу, скованную трансом, И раскрыть в луче рождающее солнце: Оно может сделать мир сосудом для силы Духа, Оно может вылепить из глины совершенную форму Бога. Освободить себя - это всего лишь один сияющий шаг; Осуществить себя здесь было желанием Бога. Даже когда он стоял на голом краю бытия, И вся страсть и искание его души Столкнулись с их угасанием в каком-то безликом Просторе, Присутствие, которого он жаждал, внезапно приблизилось. Через безмолвие предельного Покоя, Из удивительного ядра Трансцендентности, Тела чуда и полупрозрачности, Как будто сладкая мистическая сумма её самой, Ускользающая в изначальное Блаженство, Вошла, расширенная, из вечности, Некто пришёл, бесконечный и абсолютный. Существо мудрости, силы и восторга, Подобно тому, как мать берёт её ребенка на руки, Прижало к её груди Природу, мир и душу. Упраздняя безразличную пустоту, Нарушая вакантность и безмолвную тишину, Пронзая безграничное Непознаваемое, В свободу бездвижных глубин Прокрался прекрасный и счастливый блеск. Сила, Свет, Блаженство, не выразимые никакими словами, Отобразились в неожиданном луче И построили золотой проход к его сердцу, Соприкасаясь через него со всеми жаждущими чувствующими существами. Мгновенная сладость Все-Прекраснейшей Отменила тщету космического вихря. Природа, бьющаяся с божественным Сердцем, Ощущалась в несознательной вселенной; Это сделало дыхание счастливой тайной. Любовь, что с радостью несла крест боли, Эвдемонизировала [eudaemonised] горе мира, Сделала счастливой тяжесть долгого бесконечного Времени, Уловила тайну Божественного счастья. Утверждая в жизни скрытый экстаз, Она удерживала дух на его чудесном пути; Внося бессмертную значимость в часы, Она оправдывала труд солнц. Ибо одна там была вершительницей позади Бога. Материнская Мощь промышляла над миром; Сознание раскрыло его чудесный фронт, Превосходящий [transcending] всё сущее, ничего не отрицающий: Нетленный над нашими поникшими головами, Он ощущал восторженную и безошибочную Силу. Появилась неумирающая Истина, превозмогающая Мощь Всего, что здесь создано, а затем разрушено, Мать всех божеств и всех сил, Кто, как посредница, связывает землю со Всевышним. Исчезла загадка, что правила ночью нашей природы, Покрывающее Неведение было разоблачено и убито; Его ум ошибок был сорван с вещей, И [удалены] тупые настроения его извращённой воли. Освещённые её всевидящей идентичностью, Знание и Неведение не могли больше бороться; Титанические Противоположности, Антагонистические полюса мировой искусственности уже не могли Налагать Иллюзию их двойного экрана, Вбрасывающего их фигуры между нами и ней. Мудрость была рядом, замаскированная её собственными работами, Для которых затемнённая вселенная - одеяние. Ничьё существование уже не казалось бесцельным падением, Угасание уже не являлось единственным освобождением. Скрытое Слово было найдено, давно искавшийся ключ, Раскрыт был смысл рождения нашего духа, Осуждённого на несовершенное тело и ум, В несознательности материальных вещей И в унизительности смертной жизни. Сердце чувствовалось в пространствах, широких и нагих, Пылающая Любовь из белых духовных источников Аннулировала горе невежественных глубин; Страдание потерялось в её бессмертной улыбке. Жизнь из-за пределов стала победителем смерти здесь; Ошибаться больше не было естественным для ума; Зло не могло прийти туда, где всё было светом и любовью. Бесформенное и Имеющее форму были соединены в ней: Необъятность была превзойдена взглядом, Лик открывал переполненную Бесконечность. Воплощая невыразимо в её членах Безграничную радость, что ищут слепые мировые силы, Её тело красоты плыло луной по морям блаженства. Она стоит во главе рождения, труда и судьбы, В их медленном кружении циклы оборачиваются на её зов; Лишь её руки могут изменить драконью основу Времени. Это её мистерия, что скрываема Ночью; Алхимическая энергия духа принадлежит ей; Она - это золотой мост, чудесный огонь. Светящееся сердце неизвестного - это она, Сила безмолвия в глубинах Бога; Она - Сила, неизбежное Слово, Магнит нашего трудного восхождения, Солнце, от которого мы зажигаем все наши солнца, Свет, что исходит из нереализованных Просторов, Радость, что манит из невозможного, Мощь всего, что никогда ещё не спускалось вниз. Вся Природа немо взывает к ней одной Исцелить её стопами ноющее биение жизни И сломать печати на смутной душе человека, И зажечь её огонь в закрытом сердце вещей. Всё здесь однажды станет домом её сладости, Все противоположности подготовят её гармонию; Наше знание взбирается к ней, наша страсть наощупь идёт; В её чудесном восторге мы будем жить, Её объятия превратят нашу боль в экстаз. Наше "я" станет единым со всеми "я" с её помощью. В ней утверждённая, ибо трансформированная в ней, Наша жизнь найдет в её исполнившемся отклике Вверху - безграничные стихнувшие блаженства, Внизу - чудо божественных объятий. Это узнаётся, как при грозовой вспышке Бога, Восторг вечных вещей наполнил его члены; Изумление охватило его восхищённое чувство; Его дух был пойман её нестерпимым пламенем. Однажды увидев, его сердце признавало лишь её. Осталась лишь жажда бесконечного наслаждения. Все цели были потеряны в ней, затем найдены в ней; Его основа была собрана в один указующий шпиль. Это было семя, брошенное в бесконечное Время. Слово произносится или Свет показывается, Видимый на момент, [затем] века трудятся, чтобы выразить [его]. Так, вспыхнув, из Безвременья выпрыгнули миры; Вечное мгновение есть причина лет. Всё, что он сделал, было подготовкой области; Его маленькие начинания требовали могучего завершения: Поскольку всё, чем он был, теперь должно сформировать заново В нём её радость, воплотить, сохранить Её красоту и величие в его доме жизни. Но теперь его существо было слишком широким для себя; Требование его сердца стало неизмеримым: Его одинокая свобода не могла удовлетворить, Её света, её блаженства он просил для земли и людей. Но тщетны человеческая сила и человеческая любовь, Чтобы сломать земную печать невежества и смерти; Мощь его природы казалась теперь хваткой ребёнка; Небеса слишком высоки, чтобы схватить их протянутыми руками. Этот Свет приходит не от борьбы или мысли; В безмолвии ума Трансцендентное действует, И замолчавшее сердце слышит невысказанное Слово. Широкая сдача была его единственной силой. Могущество, что живёт на высотах, должно действовать, Внося в закрытую комнату жизни воздух Бессмертия И наполняя конечное Бесконечным. Всё, что отрицает, должно быть вырвано и убито, И сокрушены многие стремления, ради которых Мы теряем Того, для кого были созданы наши жизни. Теперь другие притязания заглушили в нём их крик: Он жаждал лишь привлечь её присутствие и силу В его сердце, ум и дышащее тело; Он жаждал лишь навсегда призвать вниз Её исцеляющее прикасание любви, истины и радости В темноту страдающего мира. Его душа была освобождена и отдана ей одной.
Сообщение: 4076
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 14.11.22 23:26. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..
КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Песнь III ДОМ ДУХА И НОВОЕ ТВОРЕНИЕ
Оставалась ещё более могучая задача, чем всё, что он сделал. К Тому он обратился, из которого исходит всё сущее, Знак, посещающий из Сокровенности, Что знает Истину, не улавливаемую позади наших мыслей, И охраняет мир её всевидящим взором. В неприступной тишине его души, Интенсивной, однонаправленной, монументальной, одинокой, Терпеливой, он сидел, подобный воплощённой надежде, Неподвижно на пьедестале молитвы. Он искал силу, которой ещё не было на земле, Помощь от Могущества, слишком великого для смертной воли, Свет Истины, видимый теперь лишь издали, Санкцию из его высшего всемогущего Источника. Но с потрясающих высот не сошёл никакой голос; Вневременные крышки были закрыты; [пора] открытия [ещё] не пришла. Нейтральная беспомощная пустота подавляла годы. В текстуре нашего связанного человечества Он ощущал упорное сопротивление, гигантское и немое, Нашей несознательной и невидящей основы, Упрямое молчаливое отрицание в глубинах жизни, Невежественное Нет в источнике вещей. Завуалированное сотрудничество с Ночью Даже в нём самом выжило и скрывалось от его взгляда: Нечто в его земном существе ещё сохраняло Его родство с Несознательным, откуда оно пришло. Призрачное единство с исчезнувшим прошлым, Хранившимся в теле [frame] из старого мира, скрывалось там, Тайное, незамечаемое освещённым умом, И в подсознательных шёпотах, и во сне Ещё роптало[, отзываясь] на выбор ума и духа. Его предательские элементы распространялись, как скользкие зёрна, В надежде, что входящая Истина может споткнуться и упасть, И старые идеальные голоса блуждали, стеная И умоляя о небесной снисходительности К любезным несовершенствам нашей земли И к сладким слабостям нашего смертного состояния. Теперь он желал обнаружить и изгнать Этот элемент в нём, предающий Бога. Все тёмные пространства Природы были обнажены, Все её тусклые склепы и углы обыскивались с огнём, Где беглые инстинкты и бесформенные бунты Могли отыскать убежище в святилище темноты От белой чистоты очищающего пламени небес. Казалось, всё, что было небожественным, погибло: [И] всё же какой-то мелкий диссидент мог сбежать, И всё же в центре таилась бы слепая сила. Ибо Бессознательное тоже бесконечно; Чем больше мы настаиваем, чтобы зондировать его бездны, Тем больше оно тянется, тянется бесконечно. Затем, чтобы человеческий крик не исказил Истину, Он вырвал желание с его кровоточащими корнями И предложил богам освободившееся место. Так он мог безукоризненно переносить прикасания. Последняя и самая могущественная трансформация произошла. Его душа была вся впереди, подобная великому морю, Затопляющему ум и тело его волнами; Его существо, распространившееся, чтобы охватить вселенную, Объединило внутреннее и внешнее, Чтобы создать из жизни космическую гармонию, Империю имманентного Божественного. В этой огромной универсальности Не только его душа-природа и ум-чувство Включали каждую душу и ум в себя, Но даже жизнь плоти и нервов изменилась, И выросла одна плоть и нерв со всем, что живёт; Он чувствовал радость других, как его радость, Он выносил горе других, как его горе; Его универсальное сочувствие поддерживало, Огромное, как океан, бремя творения, Как земля поддерживает жертву всех существ, Взволнованное скрытой радостью и миром Трансцендентного. Больше не было бесконечного свитка разделения; Единое возрастало тайным единством Духа, Вся Природа вновь ощущала одно [и то же] блаженство. Не было разногласия между душой и душой, Не было барьера между миром и Богом. Превзойдены были форма и ограничительная черта памяти; Покрывающий ум был схвачен и разорван на части; Он был растворён и отныне уже не мог существовать, Одно Сознание, что создало мир, стало видимым; Всё теперь было сиянием и силой. Упразднённый в его последнем тонком слабеющем следе, Круг маленького "я" исчез; Отдельное существо уже не могло ощущаться; Оно исчезло и больше не знало себя, Потерявшись в широкой идентичности духа. Его природа стала движением Всего, Исследуя себя, чтобы найти, что всё было Им, Его душа была делегацией Всего, Что отвернулось от себя, чтобы соединиться с единым Всевышним. Была превзойдена человеческая формула; Сердце человека, что затмевало Незыблемое, Приняло могучее биение Бога; Его ищущий ум смолк в Истине, которая знает; Его жизнь стала потоком универсальной жизни. Он стоял, исполненный, на высочайшей грани мира, Ожидая восхождения за пределы мира, Ожидая нисхождения, которое должно спасти мир. Великолепие и Символ окутывали землю, Безмятежные прозрения взирали и священные просторы Окружали, мудрые бесконечности были вблизи И яркие дали склонялись, близкие и родные. Чувства подводили в этой потрясающей ясности; Эфемерные голоса отпадали от его слуха, И могущественная Мысль уже не тонула, большая и бледная, Как усталый Бог, в мистических морях. Одежды смертного мышления были сброшены, Оставив его знание открытым для абсолютного зрения; Движение Судьбы прекратилось и бессонный порыв Природы: Атлетические вздымания воли стихли В недвижимом покое Всемогущего. Жизнь в его элементах лежала просторно и немо; Обнажённая, лишённая стен, неустрашимая, она несла Огромное внимание [regard] Бессмертия. Последнее движение умерло, и всё сразу стало тихо. Масса, что была дланью невидимого Трансцендентного, Наложила на его члены неизмеримую печать Духа, Бесконечность поглотила его в безбрежном трансе. Как тот, кто направляет его парус к таинственным берегам, Гонимый дыханием Бога через огромные океаны, Бездонные внизу, неизвестные вокруг, Его душа покинула слепое звёздное поле, Космос. Вдалеке от всего, что составляет измеримый мир, Погружаясь в скрытые вечности, она отступила Назад от пенящейся поверхности ума к Просторам, Безмолвным внутри нас во всезнающем сне. Над несовершенной досягаемостью слова и мысли, За пределами зрения, что ищет опоры в форме, Затерянный в глубоких проходах сверхсознательного Света Или путешествующий в пустом безликом Небытии, Одинокий в бесследном Несоизмеримом, Или прошедший "не-я" и "я" и отсутствие "я", Выходя за пределы берегов сна сознательного ума, Он, наконец, достиг его вечной основы. На беспечальных высотах ни один ранящий крик не тревожит, Чистых и незатронутых над этой смертной игрой, Простирается безмолвный недвижимый воздух духа. Там нет ни начала, ни конца; Там есть стабильная сила во всём, что движется; Там эонический труженик в покое. В пустоте не вращается ни управляемое творение, Ни гигантский механизм, наблюдаемый душой; Не скрипит вращаемая судьбой огромная машинерия; Брак зла с добром в одной груди, Столкновение борьбы в самих объятиях любви, Опасная боль эксперимента жизни В ценностях Непоследовательности и Случайности, Риск азартной игры ума, бросающего наши жизни, Как ставку в пари равнодушных богов, И движущиеся огни и тени идеи, Падающие на поверхностное сознание, И в видении немого свидетеля души Создающие ошибку полувидимого мира, Где знание - это ищущее невежество, Шаги жизни - спотыкающиеся ряды без соответствия, Его аспект случайного замысла, Его равная мера истины и лжи В этом неподвижном и неизменном царстве Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить: Там правит лишь недвижимое могущество духа, Уравновешенное в себе через неподвижную вечность, И его всезнающий и всемогущий мир. Мысль не сталкивается с мыслью, а истина с истиной, Нет войны права с соперничающим правом; Нет спотыкающихся и полувидящих жизней, Переходящих от случая к неожиданному случаю, Нет страданий сердец, вынужденных биться В телах, созданных инертным Несознательным. Вооружённые неуязвимым оккультным незатухающим Огнём, Стражи Вечности хранят их закон, Навсегда установленный на гигантской основе Истины В её великолепном и бессрочном доме. Там Природа на её безмолвном духовном ложе, Неизменно трансцендентная, знает её источник И с шумом множества миров Соглашается, неподвижная в вечном покое. Все-порождающий, все-поддерживающий и отстранённый, Свидетель смотрит из его неколебимого равновесия, Око, безмерное в сравнении со всем сотворённым. Обособленно, в покое над движением творения, Поглощённый вечными высотами, Он пребывал, защищённый в его безбрежном "я", Сопровождаемый лишь всевидящим Единым. Ум, слишком могущественный, чтобы быть связанным Мыслью, Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве, Душа без границ, не убеждаемая Временем, Он ощущал затихание долгой боли мира, Он стал нерождённым «Я», что никогда не умирает, Он соединился с сессиями Бесконечности. На космический ропот пало первичное одиночество, Аннулировался контакт, сформировавшийся с вещами, рождёнными временем, Пустой стала широкая общность Природы. Все вещи были возвращены в их бесформенное семя, Мир молчал в течение повторяющегося часа. Хотя страдающая Природа, оставленная им, Поддерживала внизу её широкие бесчисленные поля, Её громадное действие, отступая, не касалось издали, Как будто бездушный сон, наконец, прекратился. Ни один голос не слышался с высоких Безмолвий, Никто не отвечал из её безлюдных уединений. Неподвижность прекращения царила, широкая Бессмертная тишина до того, как боги родились; Универсальная сила ждала, немая, Окончательного указа скрытого Трансцендентного. Затем внезапно появился нисходящий взгляд. Будто море, исследующее его собственные глубины, Живое единство расширилось в его сердцевине И соединило его с бесчисленными множествами. Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь Ухватили всё в единственные неизмеримые объятия; Существование нашло его истину на груди Единства, И каждый стал "я" и пространством всего. Великие ритмы мира были сердцебиениями одной Души, Ощущать было пламенным открытием Бога, Весь Ум был единой арфой из многих струн, Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней; Ибо миров было множество, а "Я" было едино. Это знание теперь сделалось семенем космоса: Это семя было посажено в безопасность Света, Оно не нуждалось в оболочке Невежества. Затем из транса этих огромных объятий, Из биений этого единственного Сердца И из победы обнажённого Духа Возникло новое и чудное творение. Неисчислимые изливающиеся бесконечности, Смеющиеся от безмерного счастья, Жили в их бесчисленном единстве; Миры, где существо не связано и широко, Воплощали немыслимое "Я" без эго; Восторг энергий, приносящих блаженство, Соединял Время и Вневременное - полюса одной радости; Белые просторы были видны, где всё было завёрнуто во всё. Не было ни противоположностей, ни разлучённых частей, Все были соединены духовными связями со всеми И неразрывно связаны с Единым: Каждый был уникален, но принимал все жизни, как его собственные, И, следуя этим тонам Бесконечного, Узнавал в себе вселенную. Великолепный центр вихря бесконечности, Устремлённый в его высоту зенита, к его последнему расширению, Ощущал божественность его собственного самоблаженства, Повторяющегося в бесчисленных других "я": Он неустанно принимал в его круг Личности и формы Безличного, Словно продлевая непрерывным счётом В восторженной сумме умножения Повторяющиеся десятичные дроби вечности. Никто не был обособлен, никто не жил для самого себя, Каждый жил для Бога в себе и Бога во всём, Каждая неповторимость невыразимо вмещала целое. Единство там не было сковано монотонностью; Оно являло тысячи аспектов самого себя - Его спокойную непреложную стабильность, Укреплённую на неизменной почве, навсегда безопасной, Вынуждаемую к спонтанному служению, Постоянно меняющиеся неисчислимые шаги Кажущегося безумным танца на тонком плане Гигантских мировых сил в их совершенной игре. Внешность оглянулась на её скрытую истину И из разницы создала улыбающуюся игру единства; Оно делало все личности крупицами Уникального, Но все были тайными целыми [integers] бытия. Вся борьба превратилась в сладкую схватку любви В гармонизированном круге надёжных объятий. Согласующее счастье идентичности давало Богатую почву для различий. На встречной линии опасных крайностей Игра игр доходила до её переломного момента, Где через самообретение после божественной самопотери Достигается превосходящий восторг единства, Чья блаженная неразделённая сладость Ощущает общность Абсолюта. Нигде там не было всхлипываний страдания; Опыт бежал от одной точки радости к другой: Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей. Вся Природа была сознательным фасадом Бога: Мудрость действовала во всём, движимая собой, уверенная в себе, Полнота безграничного Света, Подлинность интуитивной Истины, Слава и страсть творящей Силы. Непогрешимая, выпрыгивающая из вечности Мысль момента вдохновляла происходящее действие. Слово, смех вырывались из груди Безмолвия, Ритм Красоты в покое Пространства, Знание в бездонном сердце Времени. Все обращались ко всем без сдерживания реакций: Единый экстаз без перерыва, Любовь была близкой и трепетной идентичностью В пульсирующем сердце всей этой светящейся жизни. Универсальное видение, что объединяет, Симпатия нерва, отвечающего на нерв, Слух, что слушает внутренний звук мысли И следует ритмическим значениям сердца, Прикасание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, обнимать, Там были врождёнными средствами сознания, И повышенная близость души с душой. Великий оркестр духовных сил, Диапазон взаимного обмена душ Гармонизировали Единство, глубокое, неизмеримое. В этих новых проецируемых мирах он стал Частью универсального взгляда, Станцией всенаселяющего света, Рябью на едином море мира. Его ум отвечал бесчисленным общающимся умам, Его слова были слогами речи космоса, Его жизнь - полем обширного космического движения. Он слышал, как шаги миллионов воль Движутся в унисон к одной цели. В потоке вечно новорождённом, что никогда не умирает, Пойманный в его тысячеликих струях восхитительного наводнения, Трепещущий в водоворотах бессмертной сладости, Он витками переносил через его члены, когда те проходили, Спокойные движения нескончаемого восторга, Блаженства мириада мириад, кто есть одно. В этой обширной вспышке закона совершенства, Налагающего его неподвижность на поток вещей, Он видел иерархию освещённых планов, Пожалованных [enfeoffed] этому наивысшему царству Божественной страны. Настроенные на единую Истину, они управлялись их собственным правом, Каждое вмещало радость в яркой степени, Единственное по красоте, совершенное в своём роде, Образ, создаваемый абсолютностью одной глубокой истины, Соединённый со всеми в счастливом различии. Каждое из них отдавало свои силы, чтобы помочь соседним, Но не страдало от уменьшения при даре; Получая выгоду от мистического взаимообмена, Они возрастали от того, что брали, и от того, что давали, Все другие [царства] они ощущали, как их собственные дополнения, Единые в могуществе и радости множественности. Даже в равновесии, где Единство разделяется, Чтобы ощутить восторг его отделившихся "я", Отдельное в его одиночестве стремилось ко Всему, И Многое оборачивалось, чтобы оглянуться на Единое. Всераскрывающее всетворящее Блаженство, Ищущее формы для проявления божественных истин, Соединило в его многозначительной тайне Отблески символов Невыразимого, Сияющие, подобно оттенкам в бесцветном воздухе На белой чистоте Души-Свидетеля. Эти оттенки происходили от призмы самого Всевышнего, Причины красоты, мощи, восторга его творения. Огромное Сознание-Истина приняло эти знаки, Чтобы передать их какому-то божественному детскому Сердцу, Что смотрело на них со смехом и восторгом И радовалось этим трансцендентным образам, Живым и реальным, как истины, что они содержат. Белый нейтралитет Духа стал Игровой площадкой чудес, местом встречи Тайных сил мистического Безвременья: Он сотворил из Пространства чудесный дом Бога, Он изливал сквозь Время его творения нестареющей мощи, Раскрывал видимое, как заманчивый восторженный лик, Чудо и красоту его Любви и Силы. Вечная Богиня двигалась в её космическом доме, Играя с Богом, как Мать со своим ребёнком: Для него вселенная была её лоном любви, Бессмертные истины были его игрушками. Всё, потерявшее себя здесь, имело его божественное место там. Силы, что здесь предают наши сердца и вводят в заблуждение, Там были суверенными в истине, совершенными в радости, Мастерами творения без изъянов, Обладателями их собственной бесконечности. Там Разум, великолепное солнце лучей видения, Сформировал субстанцию славой его мыслей И двигался среди величия его снов. Великий колдовской жезл воображения Призывал неведомое и давал ему дом, Простирал роскошно в золотистом воздухе Истинности фантазии радужно-цветные крылья, Или пел интуитивному сердцу радости Ноты видений чуда, что приближают Реальное. Его мощь, что делает непознаваемое близким и истинным, В храме идеала освящается Единым: Она населяет мысль и ум и счастливое чувство, Наполненные яркими аспектами могущества Бога, И живые личности единого Всевышнего, Речь, что произносит невыразимое, Луч, открывающий невидимые присутствия, Девственные формы, через которые сияет Бесформенное, Слово, что возвещает божественный опыт, И Идеи, что толпятся в Бесконечном. Не было пропасти между мыслью и фактом, Всегда они отвечали, как птица зовущей птице; Воля повиновалась мысли, действие - воле. Там была гармония, сотканная между душой и душой. Брак с вечностью обожествлял Время. Там Жизнь преследовала, не уставая от её спорта, Радость в её сердце и смех на её губах, Насыщенное приключение Божественной игры возможностей. В её изобретательном азарте каприза, В её преображающем веселье она наносила на Время Чарующие пазлы событий, Соблазняющих на каждом повороте новыми превратностями Для самораскрытия, что никогда не может прекратиться. Иногда она налагала суровые узы для воли [их] разорвать, Приносила новые творения для сюрприза мысли И страстные авантюры для сердца, чтобы осмелиться [на них], Где Истина появлялась в неожиданном облике, Или же повторяла старую знакомую радость, Как возвращение восхитительной рифмы. В прятках на груди Матери-Мудрости, Художница, переполненная её мировой идеей, Она никогда не могла исчерпать её бесчисленные мысли И обширные приключения в мыслимых формах, И испытания, и соблазн мечтаний о новой жизни. Не уставая от однообразия и не уставая от перемен, Она бесконечно разворачивала её движущееся действие, Мистическую драму божественного восторга, Живую поэму мирового экстаза, Какэмоно значимых форм, Круговую перспективу развивающихся сцен, Сверкающую погоню за самораскрывающимися формами, Пылкую охоту души, ищущей душу, Поиск и обретение, как богов. Там Материя - это твёрдая плотность Духа, Искусство радостной объективности себя, Сокровищница длительных образов, Где чувство может построить мир чистого восторга: Дом вечного счастья, [в котором] Он проводил часы, как в приятной гостинице. Чувства там были выходами души; Даже самое юное дитя-мысль ума Воплощало некоторое прикасание наивысших вещей. Субстанция там была резонирующей арфой "я", Сетью для постоянных молний духа, Магнетической силой интенсивности любви, Чей трепетный пульс и крик обожания Притягивали прохождения Бога, близкие, сладкие, чудесные. Её основательность была массой небесного творения; Её неподвижность и сладкое постоянство шарма Воздвигали яркий пьедестал для счастья. Её тела, сотканные божественным чувством, Продлевали близость объятий души с душой; Её тёплая игра внешнего видения и прикасания Отражала сияние и трепет радости сердца, Восхождение сверкающих мыслей ума, блаженство духа; Восторг жизни сохранял навсегда его пламя и крик. Всё, что теперь преходит, живёт там бессмертно В гордой красоте и тонкой гармонии Материи, послушной духовному свету. Её упорядоченные часы провозглашали вечный Закон; Видение покоилось на надёжности бессмертных форм; Время было прозрачным одеянием для Вечности. Архитектор, высекающий из себя живую скалу, Феномен, построил летний домик Реальности На пляжах моря Бесконечности. На фоне этой славы духовных состояний, Их параллелей и всё же их противоположностей, Плывущих и колеблющихся, затмеваемых и подобных тени, Как будто сомнение творило субстанцию, мерцающую, бледную, Эта другая схема обнаружила два огромных отрицания. Мир, что не знает населяющего его "Я", Трудится, чтобы отыскать его причину и необходимость быть; Дух, не ведающий о мире, что он создал, Затемнённый Материей, искажённый Жизнью, Борется, чтобы проявиться, стать свободным, знать и править; Они были тесно связаны в одну дисгармонию, Но расходящиеся линии нигде не встречались. Три Могущества управляли его иррациональным ходом: В начале - неведающая Сила, В середине - воплощённая устремлённая душа, В конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь. Скучная и несчастная интерлюдия Раскрывает её сомнительную истину вопрошающему Уму, Вынуждаемому невежественной Силой играть её роль И записать её неубедительную историю, Тайну её несознательного плана И загадку существа, рождённого в Ночи От союза Необходимости со Случайностью. Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу. Куколка великой и славной истины, Она удерживает крылатое чудо в её оболочке, Чтобы оно не вырвалось из плена Материи И, растрачивая свою красоту на бесформенный Простор, Не поглотилось тайной Непостижимого, Оставив чудесную судьбу мира неосуществлённой. Пока мысль — лишь мечта какого-то высокого духа Или досадная иллюзия в трудящемся уме человека, Новое творение из старого восстанет, Не артикулированное Знание обретёт речь, Подавленная Красота вспыхнет райским цветением, Удовольствие и боль погрузятся в абсолютное блаженство. Безъязыкий оракул, наконец, заговорит, Сверхсознательное сознание возрастёт на земле, Чудеса вечности соединятся с танцем Времени. Но теперь всё казалось [лишь] тщетным переполненным простором, Поддерживаемым обманчивой Энергией Для зрителя, самопоглощённого и немого, Беззаботно [относящегося] к бессмысленному зрелищу, что он наблюдал, Разглядывая странную проходящую процессию, Как тот, кто ждёт вероятного конца. Он видел мир, происходящий от мира, что должен настать. Там он, скорее, угадывал, чем видел или чувствовал, Далеко на краю сознания, Преходящий и хрупкий, этот маленький кружащийся шар, И на нём оставалось, как пустая форма из потерянного сна, Хрупкая копия оболочки духа, Его тело, собранное в мистический сон. Оно казалось чужеродной формой, мифическим оттенком. Чужой теперь казалась эта тусклая далёкая вселенная, Лишь "я" и вечность были истинны. Затем память поднялась к нему с борющихся планов, Принося крик некогда любимых заветных вещей, И на крик, как на его собственный потерянный зов, Ответил луч из оккультного Всевышнего. Ибо даже там обитает безграничное Единство. Неузнаваемый его собственным взглядом, Он жил, ещё погружённый в его собственные мрачные моря, Поддерживая несознательное единство мира, Скрытое в бесчувственной множественности Материи. Это семя себя, посеянное в Недетерминированном, Лишается его славы божественности, Скрывает всемогущество его Силы, Скрывает всеведение его Души; Агент его собственной трансцендентной Воли, Оно сливает знание с бессознательной глубиной; Принимая заблуждение, скорбь, смерть и боль, Оно платит выкуп невежественной Ночи, Искупая его субстанцией падение Природы. Он знал себя и [знал,] зачем его душа ушла В страстную темноту земли, Чтобы участвовать в труде блуждающей Силы, Которая путем разделения надеется найти Единство. Двумя существами он был, одно - широкое и свободное наверху, Другое - борющееся, связанное, напряжённое, его часть здесь. Связь между ними ещё могла соединить два мира; Был смутный ответ, отдалённое дыхание; Всё это не прекращалось в безграничной тишине. Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое, Далеко внизу под ним, как лампа в ночи; Оставленное им, лежало, одинокое, нетленное, Неподвижное от избытка страстной воли, Его живое, пожертвованное и предложенное сердце, Поглощённое мистическим обожанием, Обращённое к его далёкому источнику света и любви. В светящейся тишине его немого призыва Он смотрел на высоты, которые не мог видеть; Он стремился из жаждущих глубин, которые не мог оставить. В центре его обширного и рокового транса, На полпути между его свободным и [его] падшим "я", Ходатайствуя между днём Бога и ночью смерти, Принимая поклонение, как его единственный закон, Принимая блаженство, как единственную причину вещей, Отказываясь от суровой радости, которую никто не может разделить, Отказываясь от покоя, что живёт лишь для покоя, К ней он обратился, для которой он желал существовать. В страсти его одинокого сна Он лежал, как в закрытой беззвучной молельне, Где спит освящённый серебряный пол, Залитый единственным не дрожащим лучом, И невидимое Присутствие склоняет колени в молитве. На какой-то глубокой груди освобождающего мира Всё остальное было удовлетворено покоем; Оно знало лишь, что есть истина за пределами. Все остальные части онемели в сосредоточенном сне, Соглашаясь на медленную преднамеренную Силу, Что терпит ошибку мира и его горе, Соглашаясь на долгую космическую задержку, Безвременно ожидая в течение терпеливых лет Её прихода, что они просили для земли и людей; Это была огненная точка, что взывала к ней сейчас. Замирание не могло погасить этот одинокий огонь; Его видение заполняло пустоту ума и воли; Мысль была мертва, [а] его неизменная сила пребывала и росла. Вооружённое интуицией блаженства, К которому ключом служило некое спокойствие, Оно упорно пробивалось сквозь огромную пустоту жизни Среди пустых отрицаний мира. Он посылал его безмолвную молитву Неизвестному; Он прислушивался к шагам его надежд, Возвращающихся сквозь пустые необъятности, Он ждал указания от Слова, Что приходит сквозь неподвижное "я" от Всевышнего.
Конец Третьей Песни
перевод Н. Антипова, 15-20.08.2019 года, правка 27-29.08.19
Сообщение: 4077
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 11:26. Заголовок: КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ М..
КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ
Песнь IV ВИДЕНИЕ И БЛАГО
Затем внезапно поднялось священное волнение. Среди безжизненного безмолвия Пустоты В одиночестве и необъятности Раздался звук, дрожащий, подобно любимой поступи, Услышанный во внимающих пространствах души; Прикосновение взволновало восторгом его фибры. Влияние приблизилось к смертному диапазону, Безграничное Сердце рядом с его жаждущим сердцем, Мистическая Форма окутала его земной облик. Всё при контакте с ней вырывалось из-под печати молчания; Дух и тело трепетали, отождествлённые, Связанные объятиями несказанной радости; Ум, члены тела, жизнь слились в экстазе. Будто опьянённая нектарным дождём, Его природы страстная распростёртость текла к ней, Сверкая молниями, обезумев от светлого вина. Всё было безграничным морем, которое вздымалось к луне. Божественный поток овладел его венами, Клетки его тела пробудились к духовному чувству, Каждый нерв стал горящей нитью радости: Ткань и плоть восприняли блаженство. Освещённые, серые непроницаемые бессознательные пещеры Трепетали от предчувствия её долгожданных шагов И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками. Даже затерявшееся во сне, немое, неодушевлённое, Само его тело отзывалось на её силу. Та, кому он поклонялся, теперь была внутри него: Пламенно-чистый, эфирно-сплетённый могучий Лик Появился, и губы двигались бессмертными словами; Веки, листья Мудрости, опускались на сферы восторга. Мраморный монумент размышлений, сияющий Лоб, склеп видения, и широкий, подобный океану, взгляд К Небесам, два спокойных глаза безграничной мысли Смотрели в человека и видели бога, кто должен прийти. Форма была видна на пороге Ума, Голос Абсолютный и мудрый, в покоях сердца сказал: "О Сын Силы, кто поднимается на вершины творения, Нет души, кто была бы тебе товарищем в свете; Один ты стоишь у вечных дверей. Что ты выиграл, принадлежит тебе, но не проси больше. О Дух, стремящийся в невежественном теле, О Голос, доносящийся из мира Бессознательного, Как ты можешь говорить за людей, чьи сердца немы, Сделаешь ли подслеповатую землю домом пророческого видения души И облегчишь ли бремя бесчувственного земного шара? Я - Мистерия, недоступная для достижения умом, Я - цель усилий солнц; Мой огонь и сладость - причина жизни. Но слишком велики моя опасность и моя радость. Не пробуждай неизмеримое нисхождение, Не произноси моё тайное имя во враждебное Время; Человек слишком слаб, чтобы выдержать вес Бесконечности. Истина, рождённая слишком рано, может разрушить несовершенную землю. Оставь всевидящую Силу прорубать себе путь: Царствуй обособленно в твоём единственном обширном достижении, Помогая миру твоими великими одинокими днями. Я прошу тебя не погружать твоё пламенное сердце В широкое безразличное блаженство Неподвижного, Отвернувшегося от бесплодного движения лет, Покинув жестокий труд миров, Отчуждаясь от существ, теряясь в Одиночестве. Как твой могучий дух будет пребывать в покое, Пока Смерть ещё не побеждена на земле, А Время - поле страданий и боли? Твоя душа рождена разделить груз этой отягощённой Силы; Повинуйся твоей природе и исполни твою судьбу: Прими трудность и богоподобный труд, Ради медленно шагающей всеведущей цели живи. Узел Загадки завязан в человечестве. Молния с высот, что мыслят и планируют, Вспахивает воздух жизни, оставляя исчезающие следы, Человек, единственный бодрствующий в бессознательном мире, Тщетно стремится изменить космический сон. Прибывший из некой полуосвещённой Запредельности, Он чужой в безумных просторах; Путешественник в его часто меняющемся доме Среди шагов множества бесконечностей, Он разбил шатёр жизни в пустынном Пространстве. Взор небес созерцает его свыше, В доме Природы волнующий гость, Путешественник между непостоянными берегами Мысли, Охотник за неизвестными и прекрасными Силами, Кочевник далёкого мистического Света, Малая искра Бога на широких путях. Всё находится в страшном объединении против его духа, Влияние Титана останавливает его взгляд, обращённый к Богу. Вокруг него жаждет безжалостная Пустота, Вечная Темнота ищет его своими руками, Загадочные Энергии движут им и вводят в заблуждение, Огромные непримиримые божества противостоят. Инертная Душа и сомнамбулическая Сила Сделали мир отчуждённым от жизни и мысли; Дракон тёмных основ сохраняет Неизменным закон Случая и Смерти; На его долгом пути сквозь Время и Обстоятельства, Окрашенная серым, загадочная низшая тень Сфинкса С её ужасными лапами на поглощающих песках Ожидает его, вооружённая словом, убивающим душу: Поперёк его пути располагается тусклый лагерь Ночи. Его день - это момент в вечном Времени; Он - жертва минут и часов. Осаждающий землю и не уверенный в небесах, Спустившийся сюда, несчастный и надменный, Связующее звено между полубогом и зверем, Он не знает ни его величия, ни его цели; Он забыл, зачем он пришёл и откуда. Его дух и его элементы в состоянии войны; Его высоты обрываются слишком низко, чтобы [могли] достичь небес, Его масса погребена в животном болоте. Странная антиномия - это правило его природы. Загадка противоположностей сделана его областью: Свободы он просит, но должен жить в оковах, Он нуждается во тьме, чтобы воспринять немного света, И нуждается в горе, чтобы ощутить немного блаженства; Он нуждается в смерти, чтобы отыскать более великую жизнь. Он смотрит во все стороны и оборачивается на каждый зов; Он не имеет определённого света, на который идти; Его жизнь - это игра в жмурки, в прятки; Он ищет себя и от себя бежит; Встречая самого себя, он мыслит его другим, чем он сам. Он всегда строит, но не находит постоянной основы, Он всегда путешествует, но никуда не прибывает; Он будет ведом миром, собой он не может быть ведом; Он будет спасать его душу, его жизнь он не может спасти. Свет, что приносит его душа, утрачивается в его уме; Всё, что он узнал, вскоре вновь под сомнением; Солнце кажется ему тенью от его мыслей, Затем всё становится тенью, и вновь нет ничего истинного. Не зная, что он делает и куда стремится, Он фабрикует знаки Реального в Неведении. Он привязал его смертельную ошибку к звезде Истины. Мудрость привлекает его своими светящимися масками, Но никогда он не видел лица за ними: Гигантское Невежество окружает его знания. Выданный, чтобы встретить космическую мистерию В немом выражении материального мира, Его паспорт для входа ложен, и его персонаж, Он вынужден быть тем, кем не является; Он подчиняется Бессознательному, которым он пришёл управлять, И погружается в Материю, чтобы реализовать его душу. Пробудившись от её низших ведомых форм, Мать-Земля отдала её силы в его руки, И он болезненно охраняет тягостное доверие; Его ум - потерянный факелоносец на её дорогах. Просветляя дыхание, чтобы мыслить, и плазму, чтобы чувствовать, Он трудится его медленным и скептическим мозгом, Которому помогают колеблющиеся огни рассудка, Чтобы сделать его мысль и волю магической дверью Для знания, чтобы войти в темноту мира, И любовь, чтобы управлять царством борьбы и ненависти. Ум, бессильный примирить небо и землю И связанный с Материей тысячью уз, Он возвышает себя, чтобы стать сознательным богом. Даже когда слава мудрости венчает его чело, Когда ум и дух проливают грандиозный луч, Чтобы возвысить этот продукт спермы и гена, Это алхимическое чудо из плазмы и газа, И тот, кто разделял бег и ползание животного, Вздымает его мысленный рост до высот Бессмертного, Его жизнь ещё сохраняет человеческий средний путь; Его тело он уступает смерти и боли, Оставляя Материю, слишком тяжёлый груз для него. Тауматургический скептик в отношении чудес, Дух, оставленный стерильным от его оккультной силы Неверующим мозгом и легковерным сердцем, Он покидает мир, чтобы закончить там, где он начал: За его незаконченную работу он требует небесный приз. Так он упустил абсолют творения. Он останавливает его звезду судьбы на полпути: Огромный и тщетный, давно испытанный эксперимент, Малопригодная высокая концепция, сомнительно выполняемая, Жизнь мира колеблется, не видя её цели, - Зигзаг навстречу неизвестной опасной земле, Постоянно повторяющий его привычный путь, Постоянно отступающий после долгих маршей И тяжелейших побед без уверенного результата, Бесконечно тянущаяся не завершающаяся игра. В плохо сидящем и не по росту одеянии Сияющая цель всё ещё скрадывает её лик, Могучая слепота спотыкается, надеясь, Питая её силу дарами светлого Шанса. Из-за того, что человеческий инструмент терпит неудачу, Разочарованное Божество спит внутри его семени, Дух плутает в формах, что он создал. Его неудача - это не неудача, к которой ведёт Бог; Медленный мистический марш идёт сквозь всё: Неизменная Сила создала этот изменчивый мир; Самореализующаяся трансцендентность шествует по пути человека; Водитель души на его дороге, Он знает его шаги, его путь неизбежен, И как конец может быть тщетным, если Бог - проводник? Как бы ни был утомлён ум человека и как ни подводила бы его плоть, Воля преобладает, отменяя его сознательный выбор: Цель отдаляется, безграничная ширь зовёт, Отступая в необъятное Неизвестное; Нет конца грандиозному маршу мира, Нет отдыха для воплощённой души. Она должна жить [дальше], описывая гигантскую кривую всего Времени. Приток давит из замкнутого Запредельного, Запрещая ему покой и земную лёгкость, Пока он не обнаружит, что не может остановиться. Есть Свет, что ведёт, Сила, что помогает; Не замечаемые, неощутимые, они видят в нём и действуют: Невежественный, он формирует Все-Сознающее в его глубинах, Человеческий, взирает на сверхчеловеческие вершины: Заимствуя золото Сверхъестественного, Он прокладывает его путь к Бессмертию. Высшие боги смотрят на человека, наблюдают и выбирают Сегодняшние невозможности для основы будущего. Его быстротечность дрожит от прикасания Вечного, Его барьеры рушатся от поступи Бесконечного; Бессмертные ведут свои записи в его жизни: Посланники Невидимого приближаются. Великолепие, запятнанное смертным воздухом, Любовь проходит через его сердце, странствующий гость. Красота окружает его на волшебный час, Он посещаем огромной раскрывающей радостью, Краткие расширения освобождают его от самого себя, Завлекая к славе, что всегда впереди, Надежды на бессмертную сладость заманивают и уходят. Его ум пересекаем странными открывающими огнями, Редкие сообщения поднимают его спотыкающуюся речь До мгновенного родства с вечным Словом; Маска Мудрости кружится в его мозгу, Волнуя его проблесками, отчасти божественными. Временами он возлагает его руки на Неизвестное; Временами он общается с Вечностью. Странным и грандиозным символом было его рождение, И бессмертие, и комната духа, И чистое совершенство, и блаженство, лишённое тени, - Могучий жребий этого страдающего существа. В нём Мать-Земля видит приближение перемены, Предвещаемой в её немых и огненных глубинах, Божество, извлекаемое из её трансмутированных конечностей, Алхимию Небес на базе Природы. Адепт саморождённой непогрешимой линии, Не оставляй умирать свет, что рождён веками, Помогай ещё слепой и страждущей жизни человечества: Повинуйся широкому всемогущему побуждению твоего духа. Свидетель переговоров Бога с Ночью, Он сострадательно склонялся из бессмертного покоя И вмещал желание, беспокойное семя вещей. Соглашайся с твоим высшим "я", твори, терпи. Не останавливайся в познании, пусть твой труд будет обширным. Земные пределы больше не могут сдерживать твою силу; Уравняй твою работу с долгим нескончаемым Временем. Странник на голых вечных высотах, Ступай всё ещё трудным и бессрочным путём, Соединяющим циклы его строгой кривой, Отмеренной для человека посвящёнными Богами. Мой свет будет в тебе, моё могущество - твоя сила. Пусть нетерпеливый Титан не гонит твоё сердце, Не проси несовершенного плода, частичного приза. Только одно благо - возвеличить твой дух - требуй; Только одну радость - возвысить твой вид - желай. Над слепой судьбой и противоборствующими силами Недвижимо стоит высшая неизменная Воля; Её всемогуществу оставь результат твоей работы. Все вещи изменятся в преображающий час Бога."
Величественный и сладкий, утонул, стихнув, этот могучий Голос. Теперь ничто не двигалось в обширном задумчивом пространстве: Тишина опустилась на слушающий мир, Немая необъятность покоя Вечного. Но сердце Ашвапати ответило ей Криком среди безмолвия Просторов: "Как я буду отдыхать, довольствуясь смертными днями И скучной мерой земных вещей, Я, кто видел за космической маской Славу и красоту твоего лица? Тяжела участь, на которую ты обрекаешь своих сыновей! Как долго наши духи будут сражаться с Ночью И выносить поражение и грубое иго Смерти, Мы, кто есть сосуды бессмертной Силы И строители божества расы? Или, если это твоя работа, которую я делаю внизу Среди заблуждения и траты человеческой жизни В смутном свете полусознательного ума человека, Почему бы не прорваться в какой-нибудь отдалённый отблеск тебя? Всегда проходят века и тысячелетия. Где в серости луч твоего пришествия? Где гром крыльев твоей победы? Мы слышим только шаги проходящих богов. План в оккультном вечном Уме Намечен для прошедшего и пророческого видения, Эоны всегда повторяют их неизменный круг, Циклы всё видоизменяют и всегда устремляются. Всё, что мы сделали, всегда нужно делать заново. Всё разрушается и всё возобновляется, и [вновь] то же самое. Огромные круговороты бесплодного вихря жизни, Новорождённые века гибнут, подобно старым, Как будто печальная Загадка сохраняет её права, Пока не исполнится всё, для чего эта сцена была создана. Слишком мала сила, что сейчас в нас рождается, Слишком тускл свет, что пробивается сквозь веки Природы, Слишком скудна радость, которой она окупает нашу боль. В грубом мире, что не знает его собственного смысла, Изнуряемые мыслями, в колесе рождения мы живём, Инструменты импульса, который не наш, Движимые достичь кровью нашего сердца в качестве цены Полузнания, полу-творений, что скоро надоедают. Будучи заблудившейся бессмертной душой с гибнущими конечностями, Озадаченные и отброшенные назад, мы по-прежнему трудимся; Уничтоженные, разочарованные, истощённые, мы по-прежнему выживаем. В муках мы трудимся, чтобы из нас мог возникнуть Широко видящий человек с более благородным сердцем, Золотой сосуд воплощённой Истины, Реализатор божественной попытки, Способный носить земное тело Бога, Причастник и пророк, возлюбленный и царь. Я знаю, что твоё творение не может потерпеть неудачу: Ибо даже сквозь туманы смертной мысли Непогрешимы твои мистические шаги, И, хотя Необходимость облачается в одеяние Случая, Скрытая в слепых изменениях Судьбы, она хранит Медленную спокойную логику темпа Бесконечности И нерушимую последовательность её воли. Вся жизнь фиксируется в восходящей шкале, И несокрушим эволюционирующий Закон; В начале подготавливается конец. Этот странный иррациональный продукт трясины, Этот компромисс между зверем и Богом - Не венец твоего чудесного мира. Я знаю, что там будут сообщаться несознательные клетки, Одно с Природой и высотой с небеса, Дух, обширный, как [все]содержащее небо, И охваченный экстазом от невидимых источников, Бог сойдёт вниз и [будет] более велик при нисхождении. Мощь взошла из клетки моего сна. Отбросив запоздалую хромоту часов И непостоянное моргание смертного зрения, Там, где Мыслитель спит в слишком ярком свете, И нестерпимо пылает одинокий все-свидетельствующий Глаз, Слушая слово Судьбы из сердца Безмолвия В бесконечном мгновении Вечности, Он увидел из вневременности работы Времени. Преодолены были свинцовые формулы Ума, Побеждено препятствие смертного Пространства: Разворачивающийся Образ показывал вещи, что должны произойти. Гигантский танец Шивы разорвал прошлое; Гром раздался будто от миров, что упали; Земля была переполнена огнём и рёвом Смерти, Требующей уничтожить мир, что её голод создал; Раздался лязг крыльев Разрушения: Боевой клич Титана звучал в моих ушах, Тревога и слухи сотрясли бронированную Ночь. Я видел пылающих первопроходцев Всемогущего Над небесной гранью, что обращена к жизни, Спускающихся толпой по янтарной лестнице рождения; Предтечи божественной множественности, Сойдя с путей утренней звезды, они вошли В маленькую комнату смертной жизни. Я видел, как они пересекают сумерки века, Солнечноглазые дети чудесной зари, Великие творцы с широким челом покоя, Массивные разрушители барьеров мира И борцы с судьбой в её списках воли, Труженики в каменоломнях богов, Посланники Непередаваемого, Архитекторы бессмертия. В падшую человеческую сферу они вошли, Лица, что ещё несли славу Бессмертного, Голоса, что ещё общались с мыслями Бога, Тела, сотворённые прекрасными светом духа, Несущие магическое слово, мистический огонь, Несущие Дионисийскую чашу радости, Грядущие глаза более божественного человека, Губы, поющие неизвестный гимн души, Ноги, слышимые эхом в коридорах Времени. Высшие жрецы мудрости, сладости, могущества и блаженства, Открыватели залитых солнцем путей красоты И пловцы в смеющихся огненных потоках любви, И танцоры за золотыми дверями восторга, Их поступь однажды изменит страдающую землю И оправдает свет на лике Природы. Хотя Судьба медлит в высоком Запредельном, И кажется тщетной работа, на которую была потрачена сила нашего сердца, Исполнится всё то, за что мы несли нашу боль. Подобно тому, как старый человек пришёл после зверя, Этот высокий божественный преемник, несомненно, придёт После неэффективного смертного пути человека, После его тщетного труда, пота, крови и слёз: Он должен знать то, о чём едва смеет мыслить смертный ум, Он должен делать то, на что не может осмелиться сердце смертного. Наследник труда человеческого времени, Он примет на себя бремя богов; Весь небесный свет посетит мысли земли, Мощь небес укрепит земные сердца; Земные деяния коснутся высоты сверхчеловека, Земное видение расширится в бесконечность. Неизменно тяжёл вес всё ещё несовершенного мира; Великолепная юность Времени прошла и не удалась; Тяжёлые и долгие, подсчитываются годы нашего труда, И всё же крепки печати на душе человека, И утомлено сердце древней Матери. О Истина, защищённая твоим тайным солнцем, Огласи же её могучие размышления в закрытых небесах О вещах, отведённых в её светящиеся глубины, О Мудрость-Великолепие, Мать вселенной, Создательница, Невеста художника Вечности, Не задерживайся долго с твоей преображающей рукой, Приложенной тщетно к одному золотому слитку Времени, Как будто Время не смеет открыть его сердце Богу. О лучезарный фонтан восторга мира, Свободный от мира и недостижимый сверху, О Блаженство, что всегда обитает, скрытое глубоко внутри, В то время как люди ищут тебя снаружи и никогда не находят, Мистерия и Муза с иератическим языком, Воплоти белую страсть твоей силы, Пошли с миссией на землю какую-то живую форму тебя. Наполни твоей вечностью один миг, Пусть твоя бесконечность живёт в одном теле, [Пусть] Все-Знание обернёт один ум в моря Света, [Пусть] Все-Любовь забьётся в одном человеческом сердце. [Пусть] Бессмертная, ступающая по земле смертными ногами, Вся красота небес переполнит земные части! [Пусть] Всемогущество, опоясывающее силой Бога Движения и моменты смертной воли, Наполнит вечным могуществом один человеческий час И одним жестом изменит всё будущее время. Пусть великое слово будет произнесено с высот И одно великое действие разомкнёт двери Судьбы."
Его молитва погрузилась в сопротивляющуюся Ночь, Подавляемая тысячами сил, что отрицали, Как будто слишком слабая, чтобы подняться к Всевышнему. Но тут раздался широкий согласный Голос; Дух красоты проявился в звуке: Свет плыл вокруг чудесного облика Видения, И на её губах радость Бессмертной приняла форму. "О усердный предвестник, я слышала твой крик. Кто-то должен спуститься и нарушить железный Закон, Изменить обречённость Природы силой одинокого духа. Безграничный Ум, что может вместить мир, Сладкое и неистовое сердце пламенного спокойствия, Движимое страстями богов, придёт. Все силы и величия должны присоединиться к ней; Красота небесная будет ходить по земле, Восторг будет спать в облаке-сети её волос, И в её теле, как на своём родном древе, Бессмертная Любовь будет бить её славными крылами. Музыка беспечальных вещей должна соткать её обаяние; Арфы Совершенного будут созвучны её голосу, Потоки Небес будут шептать в её смехе, Её губы будут сотами Бога, Её длани - его золотыми сосудами экстаза, Её груди - восторженными цветами Рая. Она будет нести Мудрость в её безмолвной груди, Сила будет с ней, как меч победителя, И из её глаз будет взирать блаженство Вечного. Семя будет посеяно в страшный час Смерти, Ветвь небес пересажена на человеческую почву; Природа должна перепрыгнуть её смертный шаг; Судьба должна быть изменена неизменной волей."
Как пламя исчезает в бесконечном Cвете, Бессмертно угасая в его источнике, Исчезло великолепие и стихло слово. Эхо восторга, что когда-то был близок, Гармония путешествовала к какой-то далёкой тишине, Музыка транса замирала в ушах, Каденция, вызываемая далёкими каденциями, Голос, что дрожал в напряжении, ушёл. Её форма отступила от тоскующей земли, Отвергнув близость для покинутого чувства, Вознесясь к её недостижимому дому. Одинокие, сверкающие, пустые лежали внутренние поля; Всё было незаполненным неупорядоченным духовным пространством, Безразличным, невозделанным, пустыней яркого покоя. Затем на дальнем краю спокойствия появилась линия: Теплогубая чувствующая мягкая земная волна С быстрым и многоголосым стоном и смехом Вошла, скользя на белых ступнях звука. Незапертым было глубокое великолепие сердца Безмолвия; Абсолютная неподвижность покоя Сдалась дыханию смертного воздуха, Растворяя безграничные небеса транса, Рухнувшие от пробудившегося ума. Вечность Опустила её несообщающиеся веки Над её уединениями, удаляясь из видимости За безмолвную мистерию сна. Грандиозная передышка не удалась, широкое освобождение. Сквозь свет быстро удалявшихся планов, Что убегали от него, как от падающей звезды, Вынужденная наполнять её человеческий дом во Времени, Его душа отступила в скорость и шум Обширной деятельности сотворённых вещей. [Как] колесница с чудесами небес, Всеобъемлющая, чтобы нести богов на огненных колёсах, Пылая, он пронёсся сквозь духовные врата. Смертное движение приняло его в свою среду. Он вновь двигался среди материальных сцен, Поднимаемый указаниями с высот, И в паузах созидающего мозга Затронутый мыслями, что скользят по бездонной волне Природы и улетают обратно к скрытым берегам. Вечный искатель в эоническом поле, Осаждённый нестерпимым давлением часов, Вновь был сильным для великих быстроногих дел. Проснувшись под невежественным сводом Ночи, Он увидел бесчисленных людей звёзд И услышал вопрошание неудовлетворённого потока И трудился с создателем формы, измеряя Ум. Скиталец от оккультных невидимых солнц, Вершащий судьбу преходящих вещей, Бог в образе поднявшегося зверя, Он вознёс его чело завоевания к небесам, Устанавливая империю души В Материи и её ограниченной вселенной, Как на твёрдой скале в бесконечных морях. Владыка Жизни возобновил его могущественные круги В скудном поле недостаточно конкретного земного шара.
Сообщение: 4078
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 11:59. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА
Песнь I РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО ПЛАМЕНИ
Менада циклов желания, Вокруг Cвета, к которому она не должна сметь прикасаться, Cпеша к далёкой неизвестной цели, Земля следовала за бесконечным путешествием Солнца. Ум, но полупробуждённый от качания пустоты, На лоне Бессознательного мечтал о жизни И нёс этот конечный мир мыслей и деяний Через неподвижный транс Бесконечности. Необъятная неизменная тишина с ней бежала: Пленница скорости на драгоценном колесе, Она общалась с мистическим сердцем в Пространстве. Среди неоднозначного молчания звёзд Она двигалась к какому-то не раскрываемому событию, И её ритм отмерял долгий круговорот Времени. В непрерывном движении вокруг пурпурного обода День за днём проносились, будто цветные спицы, И сквозь очарование изменчивых оттенков воздуха Сезоны вовлекали в связный многозначительный танец Символическое зрелище изменяющегося года. Через пылающую томность почвы Проходило Лето с его пышностью знойных полдней И отпечатывало его тиранию жаркого света И синее клеймо огромного полированного неба. Затем сквозь его огненный обморок или свернувшийся клубок Поток дождя врывался на разорванных крыльях жары, Поражал молниями беспокойную дремоту воздуха, Хлестал живительными потоками увядшую землю, Заволакивал вспышками и звуками и штормо-крылой темнотой Защищённые звёздами врата тусклого сна небес, Или от золотого взгляда её возлюбленного Скрывал плотными облачными покровами коричневое лицо земли. Армии революций пересекали поле времени, Нескончаемый марш облаков осаждал мир, Воззвания бурь претендовали на небо, Громовые барабаны представляли готовых к бою богов. Путешественник из неспокойных соседних морей, Густогривый муссон скакал со ржанием сквозь земные часы: Толсты теперь эмиссарские копья: Громадные молнии раскалывали круг горизонта И, выбрасываемые из квадрантов, как из враждующих лагерей, Соединяли края небес, крутые, голые и слепые: Всплеск, шелест и натиск сильного дождя, Долгий ровный поток слякоти, шумы крылатой штормовой атаки, Толчея лиц ветра, порыв ветровых ног, Спеша, пронеслись по простёртым страдающим равнинам: Воды небес стекали и просачивались сквозь затопленную землю. Тогда всё шло быстрым шагом, журчащим бегом, Или же всё становилось криком бури и водопадом. Полумрак опускался на серый пол дня, Его выцветшая растянувшаяся длина соединяла утро с вечером, Барахтаясь в грязи и ливне, он достигал чёрной темноты. День полутьма носила, как её унылое платье. Свет взглянул в потускневшее стекло рассвета и встретил Там его собственное лицо, близнеца полуосвещённой ночи: Ливень, капель и просачивающийся туман всколыхнули всё И превратили сухую почву в болото и вонючую грязь: Земля превратилась в трясину, небо - в мрачную массу. Никто не видел в течение сырых промозглых недель заключённого в темницу солнца. Даже когда никакой беспорядок не нарушал мрачный покой воздуха Или слабый луч света пробивался сквозь плачущие облака, Как печальная улыбка мерцает, скрытая возвращающимися слезами, Вся обещанная яркость терялась, сразу же отрицаемая, Или, вскоре осуждённая, умирала, как краткоживущая надежда. Затем последний массивный ливень взбил мёртвое болото, И затихающее бормотание оставило всё неподвижным, Или [остался] только грязный оползень от спадающего потока, Или только шёпот и зелёное отряхивание деревьев. Настроение Земли теперь изменилось; она лежала в усыпляющем отдыхе, Часы шли медленным умиротворённым шагом: Широкий и тихий воздух вспомнил о покое, Земля была товарищем счастливого солнца. Спокойствие близилось, как от приближения Бога, Свет размышляющего транса освещал землю и небо, А идентичность и экстаз наполняли одинокое сердце медитации. Сон бродил в немом уме Пространства, Время открыло его палаты счастья, Экзальтация вошла и надежда: Сокровенное "я" смотрело вверх на небесную высоту, Сокровенная мысль разжигала скрытое пламя, А внутреннее зрение обожало невидимое солнце. Три задумчивых сезона прошли сияющей поступью И, просматривая один за другим беременные часы, Наблюдали за пламенем, что скрывалось в светящихся глубинах, Оберегая какое-то могущественное рождение, что должно прийти. Осень вела в славу её лун И мечтала в великолепии её лотосовых прудов, А Зима и время Росы возложили их спокойные прохладные руки На грудь Природы[, что] ещё в полусне, И углубили оттенками слабой и мягкой лёгкости Спокойную красоту уходящего года. Затем Весенний сезон, жаркий любовник, прыгнул сквозь листья И поймал землю-невесту в его жадные объятия; Его наступление несло огонь радужных цветов, Его руки были кругом для пришествия радости. Его голос был зовом к сфере Трансцендентного, Чьё тайное прикасание к нашим смертным жизням Сохраняет всегда новым трепет, что создал мир, Преобразует древнюю сладость в новые формы И хранит нетронутым не изменяемый ни смертью, ни Временем Ответ наших сердец на очарование Природы, И сохраняет всегда новое, но всё то же, Биение, что всегда пробуждает к старому блаженству И красоте, восторгу и радости жизни. Его приход принёс магию и чары; От его прикасания усталое сердце жизни стало радостным и юным; Он сделал радость добровольной пленницей в её груди. Его хватка была, как у юного бога с земными конечностями: Изменённое страстью его божественной вспышки, Он сотворил её тело прекрасным своим поцелуем. Нетерпеливый, для счастья он пришёл С высокой флейтой, со счастливым голосом, Его павлиний тюрбан волочился по деревьям; Его дыхание было тёплым призывом к наслаждению, Плотная сладострастная лазурь была его взором. Мягкое небесное побуждение взволновало кровь, Богатую инстинктом чувственных радостей Бога; Раскрытая в красоте, каденция звучала повсюду, Настаивая на трепете восторга в жизни: Бессмертные движения коснулись мимолётных часов. Богоподобная переполняющая интенсивность чувства Сделала страстное удовольствие даже из дыхания; Все взгляды и голоса сплелись в единое очарование. Жизнь заколдованного шара стала Бурей сладости и света, и песней, Упоением от цвета и экстаза, Гимном лучей, литанией криков: Напев хоровой священной музыки звучал, И, качаясь на раскачивающемся кадиле деревьев, Жертвоприношение благовоний наполняло часы. Ашоки горели малиновыми каплями пламени, Чистые, как дыхание незапятнанного желания, Белые жасмины догоняли влюблённый воздух, Бледные цветы манго питали переливчатый голос Обезумевшего от любви дрозда, и коричневая пчела Жужжала в аромате посреди медовых бутонов. Солнечный свет был золотой улыбкой великого бога. Вся Природа собралась на фестиваль красоты. В этот высший сигнализирующий момент богов, Отвечая на жажду земли и на её крик о блаженстве, Пришло величие из других наших сфер. Тишина в шуме земных вещей Неизменно раскрывала тайное Слово, Более могучий приток наполнял забывчивую глину: Лампа была зажжена, священный образ создан. Посреднический луч коснулся земли, Перекрывая пропасть между умом человека и Бога; Его яркость связывала нашу быстротечность с Неизвестным. Дух его небесного источника, сознающий, Переводящий небеса в человеческий облик, Низошёл в несовершенную форму земли И не плакал, впадая в смертность, А смотрел на всё большими и спокойными глазами. Та [Мощь] возвратилась с трансцендентных планов И вновь несла бремя смертного дыхания, Что в древности боролась с нашей тьмой и нашей болью; Она вновь принялась за её божественное неоконченное дело: Пережившая смерть и эонические годы, Вновь она противостояла Времени её бездонным сердцем. Вновь возродилась, вновь открылась Древняя близость, завуалированная земным видением, Тайный контакт, прерванный во Времени, Кровное родство земли и неба, Между человеческой частью, трудящейся здесь, И ещё нерождённой и безграничной Силой. Вновь началась мистическая глубокая попытка, Дерзкое пари космической игры. Ибо с тех пор, как на этом слепом и кружащемся шаре Земная плазма впервые задрожала от озаряющего [её] ума И жизнь вторглась в материальную оболочку, Поражая Несознательное необходимостью чувствовать, С тех пор, как в безмолвии Бесконечности пробудилось слово, Материнская мудрость действует в груди Природы, Чтобы излить восторг на сердце труда и нужды И надавить совершенством на спотыкающиеся силы жизни, Наложить небесную чувствительность на тёмную бездну И сделать немую Материю сознающей её Бога. Хотя наши падшие умы забывают подниматься, Хотя наш человеческий материал сопротивляется или разрушается, Она хранит её волю, что надеется обожествить глину; Неудача не может подавить, поражение - низвергнуть; Ни Время не может утомить её, ни пустота - покорить, Века не сделали её страсть меньше; Она не признаёт победы ни Смерти, ни Судьбы. Всегда она движет душу к новым попыткам; Всегда её магическая бесконечность Заставляет стремиться инертные грубые элементы; Как некто, у кого есть вся бесконечность, чтобы тратить, Она расточает семя силы Вечного На полуживую и крошащуюся форму, Сажает восторг небес в страстное болото сердца, Изливает поиски божества в голое звериное тело, Скрывает бессмертие под маской смерти. Вновь Воля облачается в земную форму. Ум, наделённый силой от неизменного трона Истины, Был обрамлён для видения и интерпретирующего действия, А инструменты были суверенно разработаны Для выражения божественности в земных признаках. Очерченное давлением этого нового нисхождения, Сформировалось более прекрасное тело, чем знала земля. Пока лишь пророчество и намёк, Пылающая дуга [от] зачарованного невидимого целого, Она пришла в небо смертной жизни, Яркая, как рог полумесяца золотой луны, Возвращающейся в тускло освещённый вечер. В начале мерцая, как бесформенная идея, Она пассивно лежала, укрытая в бессловесном сне, Вовлечённая и утонувшая в гигантском трансе Материи, Младенческое сердце глубоко укрытого мирового плана В колыбели божественного бессознательного, убаюкиваемое Универсальным экстазом солнц. Некая миссионерская Сила в полупробуждённом теле Вскормила немое славное семя трансцендентного рождения, Для которого была создана эта яркая обитель. Но вскоре связь души с формой стала уверенней; Тусклая пещера была залита неспешным сознательным светом, Семя выросло в нежный чудесный бутон, Бутон раскрыл великий и небесный цветок. Казалось, она сразу обнаруживала более могущественную расу. Добравшись до странного и сомнительного шара, Дитя, внутренне помнящее далёкий дом, Жило, охраняемое, в светящейся келье её духа, Одинокое среди людей при её более божественном виде. Даже в её детских движениях можно было ощутить Близость света, ещё укрытого от земли, Чувства, которые лишь вечность могла разделить, Мысли, естественные и родные для богов. Поскольку она не нуждалась ни в чём, кроме её собственного восторженного полёта, Её природа обитала в мощном отдельном воздухе, Как странная птица с большой богато расцвеченной грудью, Что гостит на тайной плодоносящей ветке, Затерянная в изумрудной славе лесов, Или летает над божественными недостижимыми вершинами. Гармоничная, она впечатляла землю с небесами. Подчиняясь быстрому ритму чистого восторга И напевая про себя, проходили её дни; Каждая минута была биением сердца красоты; Часы были настроены на сладкозвучное наполнение, Ничего не требующее, но принимающее всё, что давала жизнь, Суверенно, как врождённое право её природы. Близок был её дух к породившему его Солнцу, Дыхание внутри - к вечной радости. Первая прекрасная жизнь, что вырывается из обморока Природы, Поднимается по пути восторга к небесам; Поглощенная её собственным счастливым стремлением, она живёт, Самодостаточная, и всё же обращённая ко всем: Она не имеет ни видимого общения с её миром, Ни открытого общения с окружающими вещами. Есть единство родное и оккультное, Что не нуждается в инструментах и не воздвигает форм; В унисон она растёт со всем, что существует. Все контакты она принимает в её транс, Разбрасываясь смехом, соглашается на поцелуй ветра и принимает Трансмутирующие удары солнца и бриза: Блаженная жажда бушует в её листьях, Магическая страсть трепещет в её цветах, Её ветви устремляются в приглушённом счастье. Оккультное божество этой красоты - причина, Дух и близкий гость всего этого очарования, Жрица этой сладости и муза этой мечты. Незримо защищённая от наших чувств, Дриада живёт, пропитанная более глубоким лучом, И чувствует другой воздух штормов и штилей, И трепещет внутри с мистическим дождём. Это было видно в ней с большей высоты. Даже когда она склонялась встретить земные приближения, Её дух сохранял величие богов; Она клонилась, но не терялась в царствовании Материи. Мир переводился её сверкающим умом, И дивно-лунные яркие толпящиеся фантазии Питались духовной пищей снов Идеальной богини в её золотом доме. Осознавая формы, для которых наши глаза закрыты, Сознавая близость, которую мы не можем чувствовать, Сила внутри неё лепила её формирующее чувство В более глубоких фигурах, чем наши поверхностные типы. Невидимый солнечный свет пробежал по её венам И затопил её мозг небесным сиянием, Которое пробудило более широкое восприятие, чем земля могла осознать. Очерченные в искренности этого луча Её возникающие детские мысли обильно превращались В освещённые узоры глубокой истины её души, И из её глаз она бросала другой взгляд На всё вокруг неё, чем невежественное зрение человека. Все объекты были для неё формами живых "я", И она воспринимала послание её родства В каждом пробуждающем прикасании внешних вещей. Каждое из них было символической силой, яркой вспышкой В цепи полуизвестных бесконечностей; Ничто не было чуждым или неодушевлённым, Ничто [не было] без его значения или его призыва. Ибо она была одно с более великой Природой. Как из земли взошла слава ветви и цветка, Как из жизни животного поднялся мыслящий человек, Так и в ней явилось новое прозрение. Ум света, жизнь ритмичной силы, Телесный инстинкт со скрытой божественностью Подготовили образ грядущего бога; И когда медленная рифма разрастающихся лет И обильно жужжащая роящаяся работа дней Залили мёдом её ощущения и наполнили её руки, Завершая лунный шар её грации, Самозащищённое в тишине её силы, Её одинокое величие не стало меньше. Более близкое к поверхности божество давило, Солнце заменило туманность детства, Суверен в голубом одиноком небе. Вверх она поднялась, чтобы объять человеческую сцену: Сильная Обитательница повернулась осмотреть её поле. Более прекрасный свет озарил её духовное чело, И, сладкий и торжественный, возрос её размышляющий взор; Небесно-человеческие глубокие тёплые сонные огни Пробудились в долгой окаймляющей славе её глаз, Подобно алтарным возжжениям в мистическом святилище. Из этих хрустальных окон сияла воля, Что придавала жизни большое значение. Удерживая чистое безупречное пространство её лба За ученической аркой, благородная сила Мудрости смотрела из света на преходящие вещи. Разведчик победы в сторожевой башне, Её стремление звало высокую судьбу вниз; Молчаливый воин расхаживал в её городе силы, Не затрагиваемый, охраняющий алмазный трон Истины. [Как] луна в нектарном ореоле, её страстное сердце Любило всё и не говорило ни слова, и не подавало ни знака, Но хранило восторженную тайну её груди, Блаженный пылкий подвижный и безмолвный мир. Гордая, быстрая и радостная волна жизни бежала Внутри неё, как поток в Раю. Многие высокие боги обитали в одном прекрасном доме; И всё же орб её Природы был совершенным целым, Гармоничным, подобно пению со множеством тонов, Огромным и разнообразным, как вселенная. Тело, что удерживало это величие, казалось почти Образом, сделанным из прозрачного небесного света. Его очарование напоминало вещи, увиденные в часы видения, Золотой мост, перекинутый через волшебный поток, Чуть освещённую луной одинокую пальму у озера, Спутницу широкого и мерцающего мира, Шелест, будто от листьев в Раю, Движущихся, когда проходят ноги Бессмертных, Огненный ореол над спящими холмами, Странную звёздную главу, одну в Ночи.
Сообщение: 4079
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 12:32. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА
Песнь II РОСТ ПЛАМЕНИ
Страна гор, широких залитых солнцем равнин И гигантских рек, бегущих к бескрайним морям, Поле творения и духовной тишины, Безмолвие, поглощающее действия жизни в [его] глубинах, Трансцендентное восхождение мысли и прыжок к небесам, Размышляющий мир мечтаний и транса, Наполненный самыми могучими делами Бога и человека, Где Природа казалась сном Божественного, А красота, милость и величие были у себя дома, Укрыли детство воплощённого Пламени. Тысячелетние влияния наблюдали за ней И глубокие божества грандиозного прошлого Смотрели на неё и видели, как приходят божества будущего, Как будто этот магнит притягивал их невидимые силы. Задумчивая мудрость земли говорила с её тихой душой; Поднимаясь от последних вершин разума к сочетанию с богами, Превращая блестящие мысли земли в трамплин Для погружения в космические просторы, Знание мыслителя и провидца Видело невидимое и мыслило немыслимое, Открывало огромные двери неизвестного, Прорывало горизонты человека в бесконечность. Безбрежный размах придавался действиям смертной, А искусство и красота возникали из человеческих глубин; Природа и душа соперничали в благородстве. Этика человека включалась, чтобы подражать небесам; Гармония тонов богатой культуры Утончала чувства и расширяла их диапазон, Чтобы слышать неслышимое и замечать невидимое, И учила душу парить за пределами известных вещей, Вдохновляя жизнь превзойти и нарушить её границы, Стремясь к невидимому миру Бессмертных. Покидая безопасность земли, смелые крылья Ума Возносили её над исхоженными полями мысли, Пересекая мистические моря Запредельного, Чтобы жить на орлиных высотах близ Солнца. Там Мудрость восседает на её вечном троне. Все повороты её жизни привели её к символическим дверям, Допускающим к тайным Силам, что были её родными; Адепт истины, посвящённая блаженства, Мистическая служительница, обученная в школе Природы, Сознающая чудо сотворённых вещей, Она возлагала тайны глубокой музы её сердца На алтарь Чудесного; Её часы были ритуалом во вневременном храме; Её действия стали жестами жертвоприношения. Облечённое ритмом высших сфер, Слово использовалось как иератическое средство Для освобождения заключённого духа В общение с его товарищами-богами. Или же оно помогало вызывать новые выразительные формы Того, что трудится в сердце жизни, Некую незапамятную Душу в людях и вещах, Искательницу неведомого и нерождённого, Несущую свет из Невыразимого, Чтобы разорвать завесу последних тайн. Интенсивные философии указывали земле на небеса Или на основы, широкие, как космическое Пространство, Поднимали земной ум до сверхчеловеческих высот. Преодолевая черты, что радуют внешний взор, Но скрывают вид того, что живёт внутри, Скульптура и живопись концентрировали ощущение На неподвижной грани внутреннего видения, Раскрывали фигуру незримого, Обнаруживали весь смысл Природы в форме Или улавливали Божественное в тело. Архитектура Бесконечного Открывала здесь её внутренние задуманные очертания, Схваченные в широком размахе парящего камня: Музыка низводила небесные стремления, песня Удерживала слитным сердце, поглощённое в восторженных глубинах, Связывая человека с космическим криком; Интерпретирующие мир движения танца Формировали идею и настроение ритмичными колыханиями И позициями; детальные ремёсла в тонких линиях Увековечивали память о быстро летящем моменте Или показывали в изгибе резьбы, дизайне чаши Лежащие в основе узоры незримого: Стихи в безмерность бросались, подобно движущимся мирам, И размеры, вздымающиеся с голосом океана, Переводили в великолепиях, запертых в сердце Природы, Но брошенных теперь в многолюдную славу речи, Красоту и возвышенность её форм, Страсть её моментов и её настроений, Поднимая человеческое слово ближе к божественному. Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства; Его исследование обнаружило закон числа И организовало движения звёзд, Наметило видимое формирование мира, Вопрошало о процессе его мыслей или построило Теоретизированную диаграмму ума и жизни. Эти вещи она воспринимала, как пищу для её Природы, Но лишь они не могли заполнить её широкое "Я": Человеческий поиск ограничен его достижениями, Для неё они казались великими и ранними шагами, Опасными для молодого исследующего духа, Который ещё не видел его собственного родного света; Он выстукивал вселенную испытательными ударами Или простирался, чтобы отыскать истину предвидящим жезлом ума; Это было разрастание в бесчисленные стороны, Но не широчайшее видение души, Ещё не обширное прямое непосредственное прикасание, Ещё не искусство и мудрость Богов. Безграничное знание, более великое, чем мысль человека, Счастье, слишком высокое для сердца и чувств, Запертых в мире и жаждущих освобождения, Она ощущала в себе; пока ожидая формы, Оно просило объектов, вокруг которых [могло] расти, И природы, сильной, чтобы нести без реакции Великолепие её врождённой королевской власти, Её величие, её сладость и её блаженство, Её мощь обладать и её огромную силу любить: Земля построила ступень, чтобы завоевать небеса, Душа увидела за пределами ограничительные межи небес, Встретила великий свет из Непознаваемого И мечтала о сфере трансцендентного действия. Осознавая универсальное "Я" во всём, Она обращалась к живым сердцам и человеческим формам, К отражениям её души, дополнениям, двойникам, К близким внешним частям её существа, Отделённым от неё стенами тела и ума, Но всё же связанным с её духом божественными узами. Преодолевая невидимую ограду, замаскированную защиту И одиночество, что отделяет душу от души, Она хотела объять всё одним неизмеримым объятием, Чтобы вместить в него всех живых существ, Поднятых в великолепное место видения света Из плотной бессознательной пучины разделения, И сделать их едиными с Богом, миром и с нею самой. Лишь немногие откликнулись на её зов: Ещё меньше [людей] ощутили скрытую божественность И стремились соединить её божество с их собственным, Приближаясь с некоторым родством к её высотам. Вознесённые к светящимся тайнам Или сознающие некое великолепие, скрытое свыше, Они выпрыгивали, чтобы найти её в мгновенной вспышке, Заметив свет в небесном просторе, Но не могли удержать видение и силу И падали назад в тусклый обычный тон жизни. Ум, осмелившийся на небесный эксперимент, Выросший до некой огромности, которую они ощущали вблизи, Испытывал грань неизвестного нетерпеливым прикасанием, [Но] они ещё были заключены в человеческих песчинках: Они не могли угнаться за её неутомимым шагом; Слишком малы и нетерпеливы для её широко шагающей воли, Слишком ограниченны, чтобы смотреть взглядом нерождённого Бесконечного, Их природа уставала расти до слишком великих вещей. Ибо даже близкие спутники её мыслей, Что могли бы идти ближе всего к её лучу, Поклонялись силе и свету, которые они ощущали в ней, Но не могли равняться с мерой её души. Друг, и всё же слишком великая, чтобы быть полностью узнанной, Она шла впереди них к более великому свету, Лидер и королева над их сердцами и душами, Единственно близкая к их груди, и всё же божественная и далёкая. Восхищаясь и изумляясь, они видели её шаг, Стремящийся богоподобным порывом и прыжком достичь Высот, от их человеческого роста слишком удалённых, Или с медленным великим многогранным трудом Толкающий к целям, которые они едва могли понять; Всё же вынужденные быть спутниками её солнца, Они двигались, неспособные отказаться от её света, Желая схватить её протянутыми руками, Или следовали, спотыкаясь, по тропинкам, что она проложила. Или, страдая своими «я» жизни и плоти, Они цеплялись за неё для питания сердца и поддержки: Остальное они не могли разглядеть в видимом свете; Смутно они выносили её внутреннюю мощь. Или, связанные чувствами и жаждущим сердцем, Обожали мутной человеческой любовью, [Но] не могли осознать могучий дух, которым она являлась, Или измениться с [её] близостью, чтобы стать такими же, как она. Некоторые ощущали её их душами и трепетали от неё, Величие ощущалось рядом, и всё же за пределами понимания ума; Видеть её означало призыв к обожанию, Быть рядом с ней - притягивать силу высшей причастности. Так люди поклоняются богу, слишком великому, чтобы знать [его], Слишком высокому, слишком обширному, чтобы носить ограничивающую форму; Они чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу, Боготворят любовь, чей восторг вторгается в их грудь; Божественному пылу, ускоряющему сердцебиение, Закону они следуют, возвышая сердце и жизнь. Открыт для дыхания новый, более божественный воздух, Открыт для человека более свободный, более счастливый мир: Он видит высокие ступени, поднимающиеся к Себе и к Свету. Её божественные части вызывали преданность души: Она видела, она чувствовала, она знала божество. Её воля была могущественна в действиях их природы, Неиссякаемая сладость её сердца овладевала их сердцами, Они любили существо, чьи границы превосходили их; Они не могли достигнуть её размера, но переносили её прикасания, Отвечая [ей], как цветок отвечает солнцу, Они отдавали себя ей и не просили большего. Некто более великий, чем они, слишком широкий для их кругозора, [Кого] их умы не могли ни понять, ни полностью знать, Их жизни отвечали её [жизни], двигались по её словам: Они чувствовали божество и подчинялись зову, Отвечали на её руководство и делали её работу в мире; Их жизни, их природы двигались, принуждаемые ею, Как будто истина их собственных больших "я" Надела аспект божественности, Чтобы возвысить их до высоты, превышающей их земную. Они чувствовали, что более великое будущее встретит их на прогулке; Она держала их за руки, она выбирала для них пути: Они были движимы ею к великим неизвестным вещам, Вера привлекала их, и радость ощущать себя принадлежащими ей; Они жили в ней, они видели мир её глазами. Некоторые повернулись к ней вопреки склонности их природы; Раздвоенные между удивлением и бунтом, Привлечённые её обаянием и созидаемые её волей, Обладаемые ею, её стремлением обладать, Нетерпеливые подданные, их связанные страстью сердца Обнимали узы, на которые они жаловались больше всего, Роптали на ярмо, которое они оплакивали бы, потеряв, Великолепное ярмо её красоты и её любви: Другие преследовали её слепыми желаниями жизни И требовали у неё всё, как их единоличную собственность, Спешили поглотить её сладость, предназначенную для всех. Как земля требует света лишь для её отдельной нужды, Притязающие на неё для их единственных ревнивых объятий, Они просили от неё движений, ограниченных, как их собственные, И на их малость хотели подобного же ответа. Или они роптали, что она превзошла их контроль, И надеялись крепко связать её веревками страсти/тоски. Или найдя её вожделенное прикасание слишком сильным, чтобы вынести, Они обвиняли её в тирании, которую любили, Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца, И всё же жаждали великолепия, от которого отказывались. Гневно влюблённые в её сладкий страстный луч, Что слабость их земли едва могла выдерживать, Они жаждали, но вскрикивали от прикасания, имея Неуместное желание встретить божественное так близко, Нетерпимые к Силе, которую они не могли вместить. Некоторые, невольно привлеченные её божественным влиянием, Терпели это, как сладкие, но чуждые чары; Неспособные подняться на слишком высокие уровни, Они жаждали стянуть её вниз на их собственную землю. Или же, вынужденные центрировать вокруг неё их страстную жизнь, Они надеялись привязать к человеческим нуждам их сердец Её славу и милость, которые порабощали их души.
Но среди этого мира, этих сердец, что откликнулись на её зов, Никто не мог стать ей равным и её напарником. Тщетно она склонялась, чтобы сравняться с ними её ростом, Слишком чистым был этот воздух для маленьких душ, чтобы дышать. Чтобы поднять эти дружеские "я" к её собственным обширным широтам, Желанным её сердцу, и наполнить [их] её собственной силой, Чтобы божественная Сила могла войти в жизнь, Дыхание Божества возвеличило человеческое время. Хотя она снижалась до их малости, Покрывая их жизни её сильными страстными руками, И знала через симпатию их нужды и желания, И ныряла в мелкие глубины волн их жизней, И встречала, и делила их сердцебиения от горя и радости, И нагибалась, чтобы исцелить их печаль и их гордость, Расточая мощь, что принадлежала ей на её одинокой вершине, Чтобы поднять к ней крик их устремления, И, хотя она втягивала их души в её просторы И окружала тишиной её глубин, И держала, как великая Мать держит её собственность, Лишь её земная поверхность несла их бремя И смешивала её огонь с их смертностью: Её более великое «я» жило одиноким, невостребованным внутри. Чаще всего в немом движении и покое Природы Она могла безмятежно чувствовать близость единого; Сила в ней притягивала субчеловеческие размышления земли; И с великим и свободным восторгом её духа Она соединяла пламенно-окрашенные великолепные жизни Животных и птиц, цветов и деревьев. Они отвечали ей простым сердцем. В человеке живёт нечто смутное нарушающее; Он знает, но отворачивается прочь от божественного Света, Предпочитая тёмное невежество падения. Среди многих, кто приходил, влекомый к ней, Она нигде не находила её партнёра по высоким задачам, Товарища её души, её другого "я", Кто был создан вместе с ней, подобно Богу и Природе, единым. Кто-то из них приближался, был затронут, загорался, потом отпадал, Слишком велики были её требования, слишком чиста её сила. Так освещалась земля вокруг неё, будто солнцем, Но в её внутреннем небе светило [держалось] отчуждённо, Расстояние отделяло её [и] от тех, кто был наиболее близок. Могущественная, обособлена её душа, как живут боги.
Пока не связанная с широкой человеческой сценой, В малом кругу юных нетерпеливых сердец, Ранней школе её существа и закрытом владении, Ученица в бизнесе земной жизни, Она приучила её небесную породу переносить его прикасание, Довольствуясь [этим] в её маленьком саду богов, Как расцветает цветок в не посещаемом месте. Земля нянчила, всё ещё бессознательная, населяющее пламя, Но что-то в глубине волновалось и смутно знало; Было движение и страстный зов, Радужная мечта, надежда на золотое изменение; Какое-то тайное крыло ожидания билось, Растущее чувство чего-то нового, редкого И прекрасного вкрадывалось сквозь сердце Времени. Затем его слабый шёпот коснулся земли, Дышал, как скрытая нужда, угадываемая душой; Око великого мира открыло её, И удивление возвысило его бардовский голос. Ключ к Свету, всё ещё хранящийся в пещере бытия, Солнечное слово смысла древней мистерии, Её имя пробегало шёпотом по устам людей, Возвышенное и сладкое, как вдохновенный стих, Вырванный из эпической лиры ветров из слухов, Или воспевалось, как мысль, поющаяся поэтом Славы. Но этот культ был подобным [культу] священного символа. Восхищающие, непрошеные, неуловимые для понимания, Её красота и пылающая сила были видны издали, Как молния, играющая с заходящим днём, Как слава, неприступно божественная. Ни одно равное сердце не приближалось, чтобы присоединиться к её сердцу, Ни одна преходящая земная любовь не завладела её покоем, Ни одна героическая страсть не имела силы захватить; Ничей взгляд не требовал от неё ответного взгляда. Могущество внутри неё пугало несовершенную плоть; Самозащищающий гений в нашей глине Угадывал богиню в облике женщины И отстранялся от прикасания за пределами его образа Земной природы, связанной узким наделом чувственной жизни. Сердца людей влюблены в глиняных родственников И не выносят духов одиноких и высоких, что приносят Огненные намёки с бессмертных планов, Слишком обширных для душ, не рождённых сочетаться с небесами. Тот, кто слишком велик, должен жить одиноко. Обожаемый, он гуляет в могучем уединении; Тщетен его труд по созданию ему подобных, Его единственный товарищ - это Сила внутри. Так было некоторое время с Савитри. Все восхищённо поклонялись, никто не смел претендовать. Её ум восседал высоко, изливая его золотые лучи, Её сердце было переполненным храмом восторга. Единственная лампа сияла в доме совершенства, Яркий чистый образ в святилище без священников Среди тех окружающих жизней[, где] обитал её дух, Обособленный в ней до часа её судьбы.
Сообщение: 4080
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 12:57. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА
Песнь III ЗОВ К ПОИСКУ
Утро, что казалось фасадом нового творения, Несущего больше солнечного света, более счастливые небеса, Пришло, обременённое красотой, подвижной и странной, Из неизменного источника вещей. Древняя жажда вновь пустила новые корни: Воздух глубоко впитал неисполненное желание; Высокие деревья трепетали от блуждающего ветра, Как души, что трепещут при приближении радости, И на лоне зелёной тайны Всегда с его единственной любовной нотой, неутомимый, Лирический дрозд кричал среди листвы. Отвернувшись от земного ропота, Где преходящие зовы и ответы смешивались в их потоке, Царь Ашвапати прислушивался к лучу, К другим звукам, нежели те, что встречает сформированное чувствами ухо. В тонком [меж]пространстве, что окружает нашу жизнь, Были отперты закрытые трансом двери внутреннего духа: Неслышимая мелодия в Природе может быть поймана; Сквозь этот цикличный топот нетерпеливых жизней, Сквозь глубокую срочность нынешних забот Бессловесный гимн земли к Невыразимому Возник из безмолвного сердца космической Пустоты; Он услышал приглушённый голос нерождённых Сил, Журчащий за светящимися решётками Времени. Вновь могучее стремление вознесло его пламя, Что просит совершенной жизни на земле для людей И молится об уверенности в неуверенном уме И о блаженстве без тени для страдающих человеческих сердец, И об Истине, воплощённой в невежественном мире, И о боге, обожествляющем смертные формы. Слово, что выпрыгнуло из какого-то далёкого неба мысли, Допущенное принимающим писцом, покрытым капюшоном, Пересекло гулкие переходы его мозга И оставило его отпечаток на записывающих клетках. "О принуждаемая Силой, ведомая Судьбой, рождённая землёй раса, О мелкие авантюристы в бесконечном мире И пленники карликового человечества, Доколе вы будете ходить кружащимися дорогами ума Вокруг вашего мелкого "я" и ничтожных вещей? Но не для неизменной малости вы предназначены, Не для тщетного повторения вы созданы; Из субстанции Бессмертного вы сотворены; Ваши действия могут стать быстрыми раскрывающими шагами, Ваша жизнь - изменчивой формой для растущих богов. Провидец, сильный Творец находится внутри, Непорочное Величие нависает над вашими днями, Всемогущие силы заключены в клетках Природы. Более великая судьба ждёт вас впереди: Это преходящее земное существо, если оно пожелает, Может приспособить его действия к трансцендентной схеме. Тот, кто теперь смотрит на мир невежественными глазами, Едва пробуждёнными от ночи Несознательного, Что смотрят на образы, а не на Истину, Может наполнить эти шары взглядом Бессмертного. Всё же божество будет расти в ваших сердцах, Вы пробудитесь в воздухе духа И почувствуете разрушающиеся стены смертного ума, И услышите послание, которое оставило сердце жизни немым, И посмотрите сквозь Природу с солнечноглазыми веками, И протрубите в ваши раковины у врат Вечности. Авторы высокого изменения земли, вам дано Пересечь опасные пространства души И прикоснуться к могучей Матери, абсолютно бодрствующей, И встретить Всемогущего в этом доме из плоти, И создать жизни Единство из миллиона тел. Земля, по которой вы ступаете, - граница, заслоняющая от небес; Жизнь, что вы ведёте, скрывает свет, которым вы являетесь. Бессмертные Силы проносятся, пылая, мимо ваших дверей; Далеко на ваших вершинах звучит божественное пение, В то время как трубы мысли зовут превзойти себя, Услышанные немногими, но ещё меньше [тех, кто] осмеливаются стремиться, Нимфолепты экстаза и пламени. Эпос надежды и неудачи разбивает сердце земли; Её сила и воля превзойдут её форму и судьбу. Богиня, пойманная в сети мимолётности, Самопривязанная на пастбищах смерти, она мечтает о жизни, Самоизнуряемая муками ада, стремится к радости И строит в надежде её алтари отчаяния, Зная, что одна высшая ступень может освободить всех, И, страдая, ищет величия в её сынах. Но тускл в человеческих сердцах восходящий огонь, Незримое Величие восседает там без поклонения; Человек видит Наивысшее в ограниченной форме Или смотрит на Личность, слышит [лишь] Имя. Он обращается за небольшими достижениями к невежественным Силам Или зажигает его алтарные огни перед лицом демона. Он любит Невежество, порождающее его боль. Чары наложены на его славные возможности; Он потерял внутренний Голос, что руководил его мыслями, И, замаскированный на пророческом треножнике, Благовидный Идол наполняет чудный храм. Великая Иллюзия окутывает его своими покровами, Глубокие указания души приходят тщетно, Тщетен нескончаемый ряд провидцев, Мудрецы размышляют в невещественном свете, Поэты отдают их голос внешним мечтам, Огонь, лишённый дома, вдохновляет языки пророков. Пылающие огни Небес нисходят и возвращаются назад, Озаряющее Око приближается и [вновь] удаляется; Вечность говорит, [но] никто не понимает её слов; Судьба не желается, а Бездна отрицается; Бездумные воды Несознательного блокируют всё сделанное. Лишь немного приподнята ширма Ума; Мудрые, что знают, видят лишь половину Истины, Сильные едва поднимаются на невысокую вершину, Сердцам, что жаждут, даётся один час для любви. Его историю рассказав наполовину, запинается тайный Бард; Ещё слишком мало богов в смертных формах." Голос удалился в его скрытые небеса. Но, словно сияющий ответ от богов, Через солнечно-яркие просторы приблизилась Савитри. Двигаясь среди высоких, как небесные колонны, деревьев, Облачённая в её мерцающее цветистое одеяние, Она казалось горящим навстречу вечным царствам Ярким движущимся факелом фимиама и пламени, Который с покрытой небом почвы-храма земли Поднимает рука паломника в незримом святилище. Пришёл дар часа откровения: Он видел сквозь глубины, что заново интерпретируют всё, Не ограниченный теперь тусклыми глазами тела, Вновь обретённое через арку ясного открытия Это указание на восторг мира, Это чудо, рукой божественного Художника Вырезанное, подобно нектарной чаше для жаждущих богов, Это живое Писание радости Вечного, Эту сеть сладости, сотканную из золотистого огня. Трансформированный тонкий образ-лик стал Более глубокой Природы самораскрывающимся знаком, Золотолистым палимпсестом священных рождений, Гравированным символом мира, высеченным из жизни. Её чело, копия ясных непорочных небес, Было пьедесталом и защитной чертой медитации, Той самой комнатой и улыбкой задумчивого Пространства, Его нависающей линией, символической кривой бесконечности. Среди облачного множества её локонов Её удлинённые глаза, затенённые, будто крыльями Ночи, Под этой мечтательной широтой лунно-золотого лба Были морями любви и мысли, что вмещали мир; Удивляясь жизни и земле, они видели истины вдалеке. Бессмертное значение наполняло её смертные члены; Как в пронзительных линиях золотой вазы, Они, казалось, несли ритмичное рыдание блаженства От немого обожания землёй небес, Высвобождаемого в крике красоты живой формы К совершенству вечных вещей. Ставшее прозрачным эфемерное живое платье Обнажило выразительное божество для его взгляда. Ускользающая от поверхностного видения и смертного чувства Захватывающая гармония её форм стала Странной значимой иконой Силы, Возобновляющей её непостижимое нисхождение В человеческую фигуру её работы, Выделявшуюся в смелом резком рельефе жизни На почве развивающейся вселенной, Божество, изваянное на стене мысли, Отражённое в текущих часах и тускло хранимое В Материи, как в соборной пещере. Аннулированы были преходящие ценности ума, Чувство тела отказалось от его земного взгляда; Бессмертное встречало бессмертное в их взоре. Пробудившись от замыкающих чар, действующих ежедневно, Что скрывают душу-истину маскировкой из внешней формы, Он увидел сквозь знакомые лелеемые части её тела Великий и неизвестный дух, родивший его дитя. Экспромтом от более глубокого взгляда внутрь Мысли взошли в нём, что не знали их собственного масштаба. Затем[, обращаясь] в те огромные вынашивающие глубины, откуда Любовь Смотрела на него через узкие проливы ума, Он заговорил предложениями с невидимых Высот. Ибо скрытые подсказчики нашей речи временами Могут использовать формулы настроения момента, Чтобы нагрузить несознательные губы словами от Судьбы: Случайно пришедшая фраза может изменить нашу жизнь. "О дух, странник вечности, Пришедший из бессмертных пространств сюда, Вооружённый для великолепного шанса твоей жизни Поставить твою покоряющую ногу на Случай и Время, Луна, закрывшись в её ореоле, спит, как и ты. Могучее Присутствие пока защищает твоё тело. Возможно, небеса хранят тебя для какой-то великой души, Твоя судьба, твоя работа содержатся где-то далеко. Твой дух сошёл вниз не одинокой звездой. О живая надпись красоты любви, Молящейся в золотистой девственности, Какое послание небесной силы и блаженства в тебе Записано солнечно-белым скриптом Вечного, - Тот откроет и возвеличит им его жизнь, Для кого ты ослабишь драгоценные струны твоего сердца. О рубины безмолвия, губы, из которых крался Тихий смех, музыка спокойствия, Звёздно-блистающие глаза, пробуждающиеся в сладкой огромной ночи, И члены [тела], как тонко связанные поэмы, сделанные из золота, Разделённые на строфы с мерцающими изгибами художником богов, Отправляются туда, куда любовь и судьба зовут твоё очарование. Решайся [идти] через глубокий мир, чтобы найти свою пару. Ибо где-то на жаждущей груди земли Твой неизвестный возлюбленный ждёт тебя, неизвестную. Твоя душа имеет силу и не нуждается в другом проводнике, Кроме Того, кто горит внутри могуществ твоей груди. Там приблизится навстречу твоим стремящимся шагам Второе "я", о котором просит твоя природа, Тот, кто будет идти до кончины твоего тела, Тесно связанный [с тобой] путешественник, шагающий с твоими шагами, Лирик самых сокровенных аккордов твоей души, Кто даст голос тому, что в тебе немо. Тогда вы будете расти, как вибрирующие родственные арфы, Одно [целое] в биениях различия и восторга, Отзываясь божественными равными мелодиями, Открывая новые ноты вечной темы. Одна сила будет вашим двигателем и вашим проводником, Один свет будет вокруг вас и внутри; Рука в сильной руке стоит лицом к лицу с вопросом Небес, жизнью: Брось вызов испытанию неизмеримой маскировкой. Взойди из Природы к высотам божественности; Столкнись с высокими богами, увенчанными счастьем, Затем встреть более великого бога, саму себя вне Времени." Эти слова содержали семя всех вещей, что должны случиться: Рука некоего Величия открыла запертые двери её сердца И показала работу, для которой была рождена её сила. Подобно тому, как мантра погружается в ухо Йоги, Её послание входит, волнуя слепой мозг, И сохраняет в тусклых невежественных клетках её звук; Слушатель понимает форму слов И, размышляя о главной мысли, что они содержат, Он стремится прочесть её трудящимся умом, Но находит яркие намёки, а не воплощённую истину: Затем, молча падая в себя, чтобы знать, Он встречает более глубокое слушание его души: Слово повторяется с ритмичным напряжением: Мысль, видение, чувство, ощущение, "я" тела Безоговорочно захватываются, и он переживает Экстаз и бессмертную перемену; Он чувствует Широту и становится Силой, Всё знание обрушивается на него, подобно морю: Преображённый белым духовным лучом, Он гуляет по обнажённым небесам радости и покоя, Видит лик Бога и слышит трансцендентную речь: Такое же величие было посеяно в её жизни. Привычные сцены стали теперь оконченной пьесой: Двигаясь в медитации среди знакомых сил, Затронутая новыми величинами и огненными знаками, Она обратилась к просторам, ещё не принадлежащим ей; Соблазнённое, её сердце билось по неведомой сладости; Тайны невидимого мира были близки. Утро поднялось в улыбающееся небо; Сброшенный с его сапфирной вершины транса, День погрузился в пылающее золото вечера; Луна плыла, светящаяся беспризорница, по небесам И опускалась ниже забывчивого края сна; Ночь зажгла сторожевые огни вечности. Затем всё вернулось назад в тайные пещеры ума; Темнота, склонившаяся над крыльями небесной птицы, Запечатала её чувства от внешнего взгляда И открыла громадные глубины сна. Когда бледный рассвет проскользнул сквозь тёмную стражу Ночи, Тщетно новорождённый свет желал её лица; Дворец проснулся в его собственной пустоте; Властительница его ежедневных радостей была далеко; Её ноги в лунном свете не окрашивали блестящие полы: Красота и божественность ушли. Блаженство сбежало исследовать просторный мир.
Сообщение: 4081
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 13:28. Заголовок: КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИ..
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА Песнь IV ПОИСК
Мировые пути открылись пред Савитри. Сначала странность новых сверкающих сцен Наполняла её ум и удерживала взгляд её тела. Но по мере того, как она продвигалась по меняющейся земле, Более глубокое сознание нарастало в ней; Гражданка многих мест и климатов, Каждой земли и страны, которую она делала её домом; Она принимала все кланы и народы, как свои, Пока вся судьба человечества не стала её [судьбой]. Эти незнакомые места на её пути Были узнаваемыми и соседями по ощущению внутри, Пейзажи повторялись, подобно потерянным забытым полям, Городам, рекам и равнинам, что требовали её взгляда, Подобно медленно повторяющимся воспоминаниям впереди, Звёзды в ночи были сверкающими друзьями из её прошлого, Ветры шептали ей о древних вещах, И она встречала безымянных друзей, когда-то любимых ею. Всё было частью старых забытых "я": Смутно или со вспышкой внезапных намёков Её действия напоминали линию прошлой силы, Даже цель её движения не была новой: Путешественница к предвосхищаемому высокому событию, Она казалась её помнящей душе-свидетелю Вновь следующей часто совершаемому путешествию. Водительство повернуло немые вращающиеся колеса, И в нетерпеливом теле с их скоростью Ехали божества под тусклыми масками и капюшонами, кто движутся, Назначенные человеку неизменно от его рождения, Приёмники внутреннего и внешнего закона, Одновременно агенты воли его духа И свидетели, и вершители его судьбы. Неумолимо верные их задаче, Они держат последовательность его природы под их охраной, Неся неразрывную нить, что сплели старые жизни. Служители на размеренной прогулке его судьбы, Ведущие к радостям, что он выиграл, и к боли, что он вызвал, Даже в его случайные шаги они вмешиваются. Ничто из того, что мы думаем или делаем, не пусто и не тщетно; Каждое [действие и мысль] - высвобожденная энергия, и [она] держит её курс. Призрачные хранители нашего бессмертного прошлого Сделали нашу судьбу детищем наших собственных действий, И в бороздах, вырытых нашей волей, Мы пожинаем плоды наших забытых дел. Но поскольку невидимо то древо, что принесло этот плод, И мы живём в настоящем, рождённом из неизвестного прошлого, Они кажутся лишь частями механической Силы Механическому уму, связанному законами земли; Всё же они - инструменты Верховной Воли, Наблюдаемые неподвижным всевидящим Оком свыше. Прозорливый архитектор Судьбы и Случая, Кто строит наши жизни по предвидимому замыслу, Знает смысл и последствия каждого шага И наблюдает за низшими спотыкающимися силами. На её безмолвных высотах она сознавала Спокойное Присутствие, воцарённое над её челом, Что видело цель и выбирало каждый роковой изгиб; Оно использовало тело, как его пьедестал; Глаза, что странствовали, были его прожекторными огнями, Руки, что держали поводья, - его живыми инструментами; Всё было работой древнего плана, Путём, предложенным безошибочным Гидом. Через широкие полдни и сияющие вечера Она встречалась с Природой и человеческими формами И слушала голоса мира; Ведомая изнутри, она следовала её долгой дорогой, Безмолвная в светящейся пещере её сердца, Как яркое облако сквозь сияющий день. Сначала её путь пролегал далеко через населённые области: Допущенная под львиный взгляд Государств И театров громкого действия человека, Её резная колесница с украшенными резьбой колёсами Пробиралась через шумные рынки и сторожевые башни Мимо фигурных ворот и высоких мечтательно-скульптурных фасадов И садов, висящих в сапфире небес, Украшенных колоннами залов собраний с вооружёнными стражами, Маленьких церквей, где один спокойный Образ наблюдал за жизнью человека, И храмов, будто высеченных изгнанными богами, Чтобы имитировать их утраченную вечность. Часто от позолоченных сумерек до серебряного рассвета, Когда драгоценные лампы мерцали на украшенных фресками стенах, А каменная решётка глазела на залитые лунным светом ветви, Полуосознавая запоздалую слушающую ночь, Смутно она скользила меж берегами сна, [Находясь] на отдыхе в дремлющих дворцах королей. Хутор и деревня видели, как проезжает карета судьбы, Дома жизни, клонящиеся к земле, которую она пашет Для пропитания её кратких и мимолётных дней, Что, пройдя, хранят их старый повторяющийся курс, Неизменный в круге неба, Что не меняется над нашим смертным трудом. Прочь от тягостных часов этого мыслящего создания К свободным и беспечальным пространствам теперь она обратилась, Ещё не обеспокоенная человеческими радостями и страхами. Здесь было детство первобытной земли, Здесь - вневременные размышления, большие, радостные и тихие, Люди пока воздерживались наполнять заботами Имперские акры вечного сеятеля И колеблемые ветром луга, мерцающие на солнце: Или среди зелёного размышления лесов и неровных выступающих холмов, В ропчущем пчелином воздухе рощи, дико гудящем, Или мимо долго замирающего голоса серебряных потоков, Как быстрая надежда, путешествующая среди её снов, Спешила колесница золотой невесты. Из необъятного нечеловеческого мирового прошлого Пришли участки воспоминаний и нестареющие остатки, Области света, наделённые античным покоем, Слушали непривычный стук копыт, А широкие не пройденные никем спутанные безмолвия Поглощали её в изумрудную тайну, И медленные тихие волшебные сети огненного цвета Окружали их цветными ловушками её колёса. Сильные настойчивые ноги Времени мягко ступали По этим одиноким путям, его титанический шаг Был забыт, и его абсолютные и разрушительные круги. Внутреннее ухо, прислушивающееся к одиночеству, Склоняясь самопоглощённо и безгранично, могло слышать Ритм более интенсивной бессловесной Мысли, Что собиралась в тишине позади жизни, И низкий сладкий нечленораздельный голос земли В великой страсти её поцелованного солнцем транса Набирал высоту с его жаждущими оттенками. Вдали от грубого шума галдящих нужд Успокоенный всевзыскующий ум мог чувствовать, [Будучи] в покое от его слепой объективности воли, Неутомимые объятия её немой терпеливой любви, И знать для души мать наших форм. Этот дух, спотыкающийся в полях чувств, Это творение, избиваемое в ступе дней, Могли найти освобождение в её широких пространствах. Ещё не весь мир был занят заботой. Грудь нашей матери ещё хранила для нас Её суровые регионы и её размышляющие глубины, Её безличные просторы, одинокие и вдохновенные, И могущества прибежищ её восторга. Чрез губы вдохновения она вскармливала её символические тайны И хранила для её таинств с чистыми глазами Расщелины долин между её грудями радости, Её горные алтари для огней рассвета И брачные отмели, где океан возлегает, И гигантское пение её пророческих лесов. Поля предназначались для её уединённого веселья, Равнины, затихшие и счастливые в объятиях света, Наедине с криками птиц и оттенками цветов, И пустыни чудес, освещённые её лунами, И серые провидческие вечера с зажжёнными звёздами И тусклым движением в бесконечности ночи. Августейшая, ликующая в глазах её Создателя, Она ощущала её близость к нему на груди земли, Ещё беседуя со Светом за завесой, Ещё общаясь с Вечностью за пределами. Немногочисленных готовых жителей она звала Разделить радостное общество её покоя; Широта, вершина становились их естественным домом. Сильные цари-мудрецы после совершённого ими труда, Освобождённые от воинственного напряжения их задачи, Приходили на её безмятежные сессии в этих дебрях; Борьба закончилась, впереди была передышка. Счастливые, они жили с птицами, зверями и цветами, И с солнечным светом, с шелестом листьев, Слушали дикие ветры, блуждающие в ночи, Размышляли со звёздами в их немых постоянных узорах И просыпались в утрах, как в лазурных шатрах, И со славой полдней были едины. Некоторые глубже погружались; из внешнего объятия жизни Увлечённые в огненное уединение, В неосквернённом звёздно-белом алькове души Они пребывали с вечным Блаженством; Голос глубокий в экстазе и тишине Они слышали, всераскрывающий Свет созерцали. Они преодолевали любое различие, сотворённое временем; Мир был соткан из струн их собственного сердца; Приближённые к сердцу, что бьётся в каждой груди, Они достигали единого "я" во всём через безграничную любовь. Настроенные на Безмолвие и на мировую рифму, Они ослабляли узел заточающего ума; Достигался широкий не тревожимый взор свидетеля, Великое духовное око Природы раскрывалось; На высоту высот теперь поднимались их ежедневные восхождения: Истина склонялась к ним из её верховного царства; Над ними сияли мистические солнца вечности. Безымянные суровые аскеты без дома, Оставившие речь, движение и желание, Отстранённые от творений, сидели, поглощённые, одинокие, Безупречные в спокойных высотах "я", На светящихся безмолвных вершинах концентрации, Обнажённые от всего мирского отшельники с их спутанными волосами, Неподвижные, как бесстрастные великие холмы, Группировались вокруг них, будто мысли какого-то обширного настроя, Ожидающего повеления Бесконечного о конце. Провидцы, восприимчивые к универсальной Воле, Довольные, в Нём, кто улыбается за земными формами, Пребывали, не опечаленные настойчивыми днями. Вокруг них, подобно зелёным деревьям, опоясывающим холм, Юные важные ученики, созданные их прикасанием, Обученные простому действию и сознательному слову, Возвышались внутри и росли, чтобы достичь их высот. Искатели, странствующие издалека по пути Вечного, Приносили к этим тихим источникам жажду их духа И проводили сокровище безмолвного часа, Купаясь в чистоте мягкого взора, Который, не настаивая, управлял ими из его покоя И его влиянием находил пути успокоения. Младенцы монархии миров, Героические лидеры грядущего времени, Дети-цари, взращённые в этом просторном воздухе, Как львы, резвящиеся под небом и солнцем, Получали полуосознанно их богоподобную печать: Сформированные в типе высоких мыслей, что они пели, Они узнавали широкое великолепие настроя, Что делает нас товарищами по космическому стремлению, Уже не прикованными к их маленьким отдельным "я", Пластичными и твёрдыми под вечной рукой, Встречающими Природу смелым и дружелюбным рукопожатием И служащими в ней Силе, что формирует её работы. Единодушные во всём и свободные от сужающих уз, Огромные, как континенты тёплого солнечного света, В широкой беспристрастной радости равенства, Эти мудрецы жили для восторга Бога в вещах. Помогая медленным вхождениям богов, Сея в юные умы бессмертные мысли, они жили, Уча великой Истине, к которой должна подняться людская раса, Или открывали врата свободы для немногих. Придавая нашему борющемуся миру Свет, Они дышали, как духи, освобождённые от унылого ярма Времени, Товарищи и сосуды космической Силы, Используя натуральное мастерство, подобное солнечному: Их речь, их молчание были помощью земле. Волшебное счастье текло от их прикасания; Единство было властителем в этом лесном мире, Дикий зверь присоединялся к дружбе вместе с его добычей; Убеждая ненависть и борьбу прекратиться, Любовь, что проистекает из груди единой Матери, Исцеляла с их сердцами жёсткий и израненный мир. Другие сбегали из пределов мысли Туда, где Ум неподвижно спит, ожидая рождения Света, И возвращались, дрожа от безымянной Силы, Опьянённые вином молний в их клетках; Интуитивное знание, прыгающее в речь, Захватывало, вибрировало, воспламеняло вдохновенным словом, Слышимым тонким голосом, облачённым в небеса, Несущим великолепие, что зажигало солнца, Они воспевали имена Бесконечности и бессмертные силы В размерах, что отражают движущиеся миры, Звуковые волны видения, прорывающиеся из великих глубин души. Некоторые, потерявшие личность и её [узкую] полоску мысли В неподвижном океане безличной Силы, Cидели могущественно, видимые при свете Бесконечности, Или, товарищи вечной Воли, Обозревали план прошлого и будущего Времени. Некоторые вылетали, словно птицы, из космического моря И исчезали в ярком и безликом Просторе: Кто-то молча следил за универсальным танцем Или помогал миру своим безразличием к нему. Некоторые уже не следили, слившись в одинокое "Я", Погружённые в транс, из которого не возвращается душа, Все оккультные мировые пути закрыты навсегда, Отброшены цепи рождения и личности: Некоторые в одиночестве достигали Невыразимого. Как солнечный луч проплывает через тенистое место, Золотая дева в её резной карете Проезжала, скользя между сиденьями для медитации. Часто в сумерках среди возвращающихся стад Скота, сгущавших их пылью тени, Когда громкий день опадал за край, Прибывая в мирную отшельническую рощу, Она отдыхала, окутывая себя, как плащом, Её духом терпеливого размышления и могущественной молитвы. Или вблизи рыжеватой львиной гривы реки И деревьев, что поклонялись на молящемся берегу, Безмятежный покой куполообразного воздуха, напоминавшего храм, Манил её спешащие колеса остановить их быстроту. В торжественности пространства, что казалось Умом, помнящим древние безмолвия, Где к сердцу взывали великие ушедшие голоса, И огромная свобода задумчивых провидцев Оставляла долгий отпечаток сцены их душ, Бодрствующих в чистом рассвете или в лунной темноте, К [их] неподвижному прикасанию склонялась дочь Пламени, Упиваясь тихим великолепием между спокойными веками И ощущая родство с вечным покоем. Но утро врывалось, напоминая ей о её поиске, И с низкого простого ложа или циновки она поднималась И шла, побуждаемая, по её неоконченному пути, И следовала по роковой орбите её жизни, Как желание, что вопрошает безмолвных богов, Затем переходит, подобно звезде, к какому-то яркому Запределью. Оттуда она прибывала в большие уединённые местности, Где человек был прохожим к человеческим сценам Или одиноким на просторах Природы, борющимся за жизнь, И звал на помощь одушевлённые невидимые Силы, Ошеломлённый необъятностью его мира И не сознающий его собственную бесконечность. Земля умножала для неё меняющиеся виды И звала её далёким и безымянным голосом. Горы в их отшельническом одиночестве, Леса с их многоголосым пением Открывали для неё двери замаскированного божества. На сонных равнинах, на праздных раздольях, На смертном одре бледного зачарованного вечера Под сиянием затонувшего неба Бесстрастно она лежала, как в конце века, Или пересекала нетерпеливую стаю толпящихся холмов, Поднявших их головы поохотиться на небо, подобное логову, Или путешествовала по странной и пустой земле, Где пустынные вершины располагались в странном небе, Безмолвные стражи под плывущей Луной, Или блуждала в каком-нибудь одиноком огромном лесу, Вечно звенящем криками сверчков, Или следовала длинной сверкающей извивающейся тропкой Через поля и пастбища, залитые неподвижным светом, Или достигала дикой красоты пустынного пространства, Где никогда не проходил плуг, не паслись стада, И дремала на голых и жаждущих песках Среди дикого звериного зова ночи. Судьбоносный поиск ещё не завершился; Она ещё не нашла ни одного предназначенного лица, Которое она искала среди сынов человеческих. Грандиозное молчание окутывало царственный день: Месяцы питали страсть солнца, И теперь его жгучее дыхание атаковало землю. Тигр перегревался, рыская по обморочной земле; Всё было вылизано, будто высунутым языком. Весенние ветры стихли, небо стало бронзовым.
Сообщение: 4082
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 13:47. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь ..
КНИГА ЛЮБВИ
Песнь I ПРЕДНАЗНАЧЕННОЕ МЕСТО ВСТРЕЧИ
Но теперь предназначенное место и час были близки; Ничего не зная, она приблизилась к её безымянной цели. Ибо, хотя одеяние слепого и хитрого случая Наброшено на работу всемудрой Судьбы, Наши действия интерпретируют всезнающую Силу, Что обитает в непреодолимом материале вещей, И ничто не происходит в космической игре Иначе, чем в своё время и в своём предвиденном месте. Она вошла в пространство мягкого и нежного воздуха, Что казалось святилищем юности и радости, Высокогорным миром свободного и зелёного наслаждения, Где весна и лето лежали вместе и боролись В ленивом и дружеском диспуте, Обнявшись, споря со смехом о том, кто должен править. Там ожидание взмахнуло широкими внезапными крыльями, Будто душа выглянула из лица земли, И всё, что было в ней, ощутило предстоящую перемену И, забыв тривиальные радости и обычные мечты, Послушное зову Времени, судьбе духа, Вознеслось к красоте, спокойной и чистой, Что жила пред глазами Вечности. Толпа горных вершин атаковала небо, Расталкивая плечами соперников, чтобы быть ближе к небесам, Бронированные лидеры на железной линии; Земля лежала распростёртой под их ногами из камня. Ниже их таились мечты изумрудного леса И сверкающая кайма, одинокая, как сон: Бледные воды бежали, как мерцающие нити жемчуга. Вздохи блуждали среди счастливых листьев; Прохладно-ароматные с медленными сладко отягощёнными ногами Слабые спотыкающиеся бризы плутали среди цветов. Белый журавль стоял яркой неподвижной полоской, Павлин и попугай украшали землю и дерево, Тихое воркование голубя обогащало влюблённый воздух, А огнекрылые дикие селезни плавали в серебристых прудах. Земля лежала наедине со своим великим возлюбленным Небом, Раскрытая лазурному взгляду её супруга. В роскошном экстазе радости Она растрачивала любовную музыку её нот, Расточала страстный узор её цветов И фестивальное буйство её запахов и оттенков. Крик, прыжки и спешка царили вокруг, Крадущиеся шаги её преследующих существ, Лохматый изумруд её кентавровой гривы, Золото и сапфир её тепла и пламени. Волшебница её восторженных радостей, Весёлая, чувственно-сердечная, беззаботная и божественная, Жизнь бежала или скрывалась в её комнатах, полных восторга; Над всем этим нависал грандиозный покой природы. Первозданный мир оставался там, и на его лоне Сохранялась ненарушенной борьба птиц и зверей. Человек - глубокомысленный ремесленник - пришёл не затем, Чтобы наложить его руку на счастливых несознательных существ, Не было ни мысли, ни измерителя строго отслеживаемого труда, Жизнь не знала разлада с её целью. Могучая Мать возлегла, вольно распростёршись. Всё было в согласии с её первым удовлетворяющим планом; Движимые универсальной волей к радости, Деревья цвели в их зелёном блаженстве, И дикие дети не размышляли о боли. В конце раскинулся суровый и гигантский тракт Запутанных глубин и торжественных вопрошающих холмов, Вершин, подобных голой строгости души, Бронированных, далёких и безысходно величественных, Как ограждённые мыслью бесконечности, что лежат За восторженной улыбкой танца Всемогущего. Спутанная лесная голова вторглась в небеса, Словно аскет с посиневшим горлом выглядывал Из каменной тверди его горной кельи, Рассматривая краткую радость дней; Его обширный расширившийся дух таился позади. Могучий шум безмерного уединения Осаждал слух, печальный и безграничный зов, Будто души, удалившейся от мира. Это была сцена, которую неопределимая Мать Выбрала для её краткого счастливого часа; Здесь, в этом уединении, вдали от мира, Она начала её участие в мировой радости и борьбе. Здесь раскрылись ей мистические дворы, Притаившиеся двери красоты и удивления, Ветры, что шумели в золотом доме, Храм сладости и огненный придел. Странница по скорбным путям Времени, Бессмертная под ярмом смерти и судьбы, Жертвующая блаженством и болью сфер, Любовь в глуши встретила Савитри.
Сообщение: 4083
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 14:23. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь II..
КНИГА ЛЮБВИ Песнь II Сатьяван
Всё, что она запомнила в этот день Судьбы, - Дорогу, что не рискнула войти в торжественные глубины, А повернула прочь, убегая к человеческим домам, Джунгли с их могучей монотонностью, Утро, подобное блестящему провидцу свыше, Страсть вершин, затерянных в небесах, Титанический ропот бесконечных лесов. Словно калитка к радости была там, Окружённая безмолвным намёком и магическим знаком, На краю неизвестного мира Раскинулась дуга с углублением, держащим солнце; Рощи со странными цветами, похожими на глаза взирающих нимф, Смотрели из их таинственности в открытые пространства, Ветви, шепчущие о постоянстве света, Укрывали смутное и безопасное блаженство, И медленно лёгкий непостоянный ветерок, Как мимолётный вздох счастья, пробегал По сонным травам, украшенным зеленью и золотом. Спрятанные в лесном лоне одиночества, Обитающие среди листвы голоса звали, Сладкие, как желания, влюблённые и незримые, Криком отвечая на низкий настойчивый крик. Позади спали изумрудные немые дали, Обители Природы, страстной, завуалированной, отвергающей Всё, кроме её собственного видения, растерянного и дикого. Земля в этом прекрасном убежище, свободном от забот, Шептала душе песнь силы и покоя. Лишь один знак человеческой поступи был там: Единственная тропа, проложенная тонко, подобно стреле, В это лоно просторной и тайной жизни, Пронзила её ужасную мечту об одиночестве. Здесь впервые она встретила на ненадёжной земле Того, ради кого её сердце пришло так далеко. Как могла бы душа отобразиться на фоне Природы, Выступив на момент из дома мечты, Созданного горячим дыханием жизни, Так он появился на краю лесной опушки, Вставленный между зелёным рельефом и золотым лучом. Словно оружие живого Света, Прямая и возвышенная, подобно копью Бога, Его фигура вела за собой великолепие утра. Благородным и ясным, как широкие мирные небеса, Скрижалью юной мудрости было его чело; Властная красота свободы сгибала его ноги, Радость жизни была на его открытом лице. Его взгляд был широким рассветом богов, Его голова была [головой] юного Риши, тронутой светом, Его тело было [телом] любовника и короля. В великолепном рассвете его силы, Вылепленный, как движущаяся статуя восторга, Он осенил край лесной полосы. Из невежественного нетерпеливого труда лет, Оставив громкую драму человека, он пришёл, Ведомый мудростью неблагоприятной Судьбы, Чтобы встретить древнюю Мать в её рощах. В её божественном общении он вырос Воспитанником красоты и одиночества, Наследником веков одинокой мудрости, Братом солнечного света и неба, Странником, общающимся с глубиной и пределом. Знаток Веды из ненаписанных книг, Читающий мистическое писание её форм, Он уловил её иерофантские значения, Изучил её сферические необъятные воображения, Обучаемый величественностями ручья и леса, Голосами солнца, и звёзд, и пламени, И пением волшебных певцов на ветвях, И немым учением четвероногих существ. Помогая уверенными шагами её медленным большим рукам, Он склонялся к её влиянию, как цветок к дождю, И, подобно естественному росту цветка и дерева, Становился шире от прикасаний её формирующих часов. Мастерство свободных натур принадлежало ему, И их согласие на радость и просторное спокойствие; Единый с единым Духом, населяющим всё, Он положил опыт к ногам Божественности; Его ум был открыт её бесконечному уму, Его действия были согласованы с её первобытной силой; Он подчинил его смертные мысли её [мыслям]. В тот день он свернул с его привычного пути; Ибо Тот, Кто, зная бремя каждого момента, Может двигать [нами] во всех наших обдуманных или беззаботных шагах, Наложил чары судьбы на его ноги И привлёк его на цветущую опушку леса. Поначалу её взгляд, воспринимавший миллионы форм жизни, Бесстрастно населявшей её дом сокровищ Вместе с небом, цветами, холмами и звёздами, Слегка задержался на яркой гармоничной сцене. Он видел зелёно-золотой цвет дремучих лугов, Травы, трепещущие от порывов тихого ветра, Ветви, наполненные криком дикой птицы. Пробуждённый к Природе, но ещё смутно - к жизни, Нетерпеливый пленник из Бесконечности, Бессмертный борец в его смертном доме, С его гордостью, силой, страстью стремящегося Бога, Он видел этот образ скрытого божества, Это мыслящее мастерское творение земли, Этот последний результат красоты звёзд, Но видел лишь подобно прекрасным и обычным формам, В которых дух художника не нуждается для его работы И складывает в тёмные комнаты памяти. Взгляд, поворот решает нашу плохо уравновешенную судьбу. Таким образом, в час, который больше всего её волновал, Блуждающая, не предупреждённая медленным поверхностным умом, Беспечная разведчица под её прикрытыми веками Восхищалась равнодушной красотой и не заботилась о том, Чтобы разбудить дух её тела для её царя. Так могла она пройти по случайным невежественным дорогам, Упустив зов Небес, потеряв цель жизни, Но Бог вовремя коснулся её сознательной души. Её взгляд остановился, увидел, и всё изменилось. Поначалу её ум пребывал в идеальных снах, В тех сокровенных преобразователях знаков земли, Что делают известные вещи указанием на невидимые сферы, И видел в нём гения места, Символическую фигуру, стоящую среди сцен земли, Царя жизни, очерченного в деликатном воздухе. И всё же это была лишь задумчивость на миг; Ибо внезапно её сердце взглянуло на него, С которым страстное зрение, использующее мысль, не может сравниться, И узнало его ближе, чем его собственные близкие струны. Всё в момент было удивлено и захвачено, Всё в бессознательном экстазе лежало, обёрнутое Или [скрытое] под цветными веками воображения, Поднятое в большой зеркальный воздух мечты, Вырвавшееся в пламени, чтобы воссоздать мир, И в этом пламени к новым вещам она родилась. Из её глубин поднялось мистическое смятение; Влекомая, сражённая наповал, подобно тому, кто спал спокойно, Жизнь бежала смотреть из всех врат чувств: Мысли, неясные и радостные в лунном тумане небес, Чувства, как будто вселенная обретает рождение, Пронеслись сквозь суматоху пространства её груди, Захваченные роем золотых богов: Поднявшись под гимн жрецов чуда, Её душа широко распахнула её двери для этого нового солнца. Алхимия сработала, трансмутация произошла; Миссионерское лицо сотворило чары Мастера. В безымянном свете двух приближающихся глаз Быстрый и судьбоносный поворот её дней Проявился и протянулся до сияний неведомых миров. Затем, дрожа от мистического шока, её сердце Зашевелилось в груди и закричало, как птица, Что слышит её пару на соседней ветке. Копыта, топочущие быстро, колёса, сильно спотыкавшиеся, остановились; Колесница встала, как остановленный ветер. И Сатьяван выглянул из дверей его души И почувствовал, как очарование её плавного голоса Наполнило пурпурную атмосферу его юности, и пережил Преследующее чудо совершенного лица. Одолеваемый мёдом странного цветка-рта, Влекомый к душевным пространствам, открывшимся вокруг чела, Он обратился к видению, как море к луне, И пронёс мечту о красоте и перемене, Обнаружил ореол вокруг головы смертной, Поклонился новой божественности в вещах. Его самоограниченная природа погрузилась, будто в огонь; Его жизнь была принята в жизнь другого. Великолепные одинокие идолы его мозга Пали, поверженные из их яркой достаточности, Как от прикасания новой бесконечности, Чтобы поклониться божеству более великому, чем их собственное. Неведомая властная сила влекла его к ней. Восхищённый, он шёл через золотой луг: Взгляд встречал близкий взгляд и приникал в объятии видения. Там было лицо, благородное, великое и спокойное, Будто окружённое ореолом мысли, Обитель, арка медитирующего света, Как будто виделась половина некоего тайного нимба; Её внутреннее зрение, ещё помнящее, узнало Лоб, что носил корону всего её прошлого, Два глаза, её постоянные и вечные звёзды, Дружеские и суверенные глаза, что требовали её души, Веки, узнаваемые по многим жизням, широкие обрамления любви. Он встретил в её взгляде взор его будущего, Обещание, присутствие и огонь, Увидел воплощение эонических мечтаний, Тайну восторга, к которому всё Стремится в этом мире краткой смертности, Выраженную в материальной форме[, подобной] его собственной. Эта золотая фигура, отданная в его руки, Cкрывала в её груди ключ от всех его целей, Заклинание, чтобы принести блаженство Бессмертного на землю, Соединить с истиной небес нашу смертную мысль, Поднять земные сердца ближе к солнцу Вечности. В этих великих духах, ныне воплощённых здесь, Любовь низвела силу из вечности, Чтобы сделать жизнь её новой неумирающей базой. Его страсть хлынула волной из бездонных глубин; Он спрыгнул на землю с далёких забытых высот, Но сохранил его природу бесконечности. На немом лоне этого забывчивого земного шара, Хотя кажется, что мы встречаемся как неизвестные существа, Наши жизни не чужие, и не как незнакомцы мы соединяемся, Движимые друг к другу беспричинной силой. Душа может распознать отвечающую ей душу Через разделяющее Время и, дорогами жизни Поглощённая, облачённая путешественница, обратив её, восстанавливает Знакомое великолепие в незнакомом лице И, затронутая предупреждающими перстами мгновенной любви, Вновь она трепещет от бессмертной радости, Носящей смертное тело для наслаждения. Есть Сила внутри, что знает за пределами Наших знаний; мы более велики, чем наши мысли, И иногда земля обнаруживает это видение здесь. Жить, любить - это знаки бесконечных вещей, Любовь - это слава из сфер вечности. Униженная, изуродованная, осмеянная низменными силами, Что крадут её имя, форму и экстаз, Она всё же - божество, с которым всё может измениться. Тайна пробуждается в нашем бессознательном веществе, Блаженство рождается, что может преобразить нашу жизнь. Любовь живёт в нас, как нераскрытый цветок, Ожидающий быстрого момента души, Или же она странствует в её зачарованном сне среди мыслей и вещей; Бог-ребёнок играет, он ищет себя Во многих сердцах, умах и живых формах: Он медлит в поиске знака, который он сможет узнать, И, когда тот приходит, слепо пробуждается от голоса, Взгляда, прикасания, выражения лица. Его инструмент - тусклый телесный ум, Из небесного прозрения, ныне забытого, выросший, Он хватается за какой-то знак внешнего очарования, Ведущий его среди множества указаний Природы, Читает небесные истины в земных подобиях, Желает образ во имя божества, Предвидит бессмертие формы И принимает тело за изваянную душу. Обожание в Любви подобно мистическому провидцу, Что через видение смотрит на невидимое, В алфавите земли находит богоподобный смысл; Но ум лишь думает: "Вот тот, Кого моя жизнь долго ждала, будучи незаполненной, Вот внезапный повелитель моих дней." Сердце чует сердце, рука взывает к отвечающей руке; Всё стремится осуществить единство, которое является всем. Слишком удалённая от Божественного, Любовь ищет её истину, И Жизнь слепа, и инструменты обманывают, И есть Силы здесь, работающие, чтобы унизить. Всё же может прийти видение, наступить радость. Редка чаша, пригодная для нектарного вина любви, Как редок сосуд, что может выдержать рождение Бога; Душа, подготовленная за тысячу лет, Есть живая форма верховного Нисхождения. Они знали друг друга, хоть и в таких странных формах. Пусть и неизвестные взгляду, хотя жизнь и ум Изменились, чтобы обрести новое значение, Эти тела суммировали поток бесчисленных рождений, И дух для духа оставался тем же самым. Поражённые радостью, которой они так долго ждали, Влюбленные встретились на их разных путях, Путешественники по бескрайним равнинам Времени, Сведённые вместе из ведомых судьбой странствий В самозамкнутом одиночестве их человеческого прошлого К быстрой восторженной мечте о грядущей радости И к неожиданному моменту этих глаз. Благодаря раскрывающему величию взгляда, Поражённого формой, память духа пробудилась в ощущениях. Разорвался туман, лежащий меж двумя жизнями; Её сердце раскрылось, и его [сердце] нашло её обращённой; Притянутые, как в небесах звезда к звезде, Они удивлялись друг другу и радовались, И сплетали близость в безмолвном взоре. Прошёл момент, что был лучом вечности, Час начался, матрица нового Времени.
Сообщение: 4084
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 15:03. Заголовок: КНИГА ЛЮБВИ Песнь ..
КНИГА ЛЮБВИ
Песнь III САТЬЯВАН И САВИТРИ
Из безмолвной тайны прошлого В настоящем, не знающем о забытых узах, Эти духи встретились на путях Времени. Всё же в сердце их тайные сознательные "я" Сразу осознали друг друга, предупреждённые Первым зовом восхитительного голоса И первым видением предначертанного лица. Как, когда бытие взывает к бытию из его глубин За ширмой из внешних чувств И стремится найти слово, раскрывающее сердце, Страстная речь раскрывает потребность души, Но невежество ума заграждает внутреннее зрение, Что лишь немного прорывает наши земные границы, Так теперь они встретились в этот судьбоносный час, Так выразили узнавание в глубинах, Утраченных воспоминанием, единства, ощутимого и недостающего. Так Сатьяван обратился сначала к Савитри: "О ты, кто пришла ко мне из безмолвий Времени, И всё же твой голос пробудил моё сердце к неведомому блаженству, Бессмертному или смертному лишь в твоём теле, Ибо [нечто] большее, чем земля, говорит со мной из твоей души, И большее, чем земля, окружает меня в твоём взоре, Как ты зовёшься среди детей человеческих? Откуда ты взошла, наполняя дни моего духа Ярче, чем лето, ярче, чем мои цветы, В одинокие границы моей жизни, О солнечный свет, вылепленный, как золотая дева? Я знаю, что могущественные боги - друзья земли. Среди великолепий дня и сумерек Я долго путешествовал со своей пилигримской душой, Движимой чудом обычных вещей. Земля не могла утаить от меня могущества, что она скрывает: Даже двигаясь среди земной сцены И обычных поверхностей земных вещей, Моё зрение видело, не ослеплённое её формами; Божество смотрело на меня из знакомых сцен. Я был свидетелем девственных свадеб зари За светящимися занавесами неба, Или, соперничая в радости с яркими шагами утра, Я шествовал по сонным берегам полдня, Или пересекал золотую пустыню солнечного света, Переходя огромные пустоши блеска и огня, Или встречал луну, изумительно скользящую по небу В неопределённой широте ночи, Или звёзды, марширующие по их долгим дозорным маршрутам, Указывая их копьями сквозь бесконечности: День и сумерки раскрывали мне скрытые формы; Фигуры приходили ко мне с тайных берегов И счастливые лица смотрели из лучей и пламени. Я слышал странные голоса, пересекающие волны эфира, Волшебная песня Кентавра волновала моё ухо; Я замечал Апсар, купающихся в прудах, Я видел лесных нимф, выглядывающих через листву; Ветры показывали мне своих топочущих богов, Я видел принцев Солнца, Пылавших в тысячеколонных домах света. Так что теперь мой ум мог бы мечтать, а сердце - бояться, Что с какого-то чудного ложа за пределами нашего воздуха Взойдя в широком утре богов, Ты пригонишь твоих коней из миров Громовержца. Хотя твоя красота кажется родственной небесам, Скорее, мои мысли возрадовались бы, узнав, Что смертная сладость улыбается между твоими веками И твоё сердце может биться под человеческими глазами, А твоя золотистая грудь трепещет вместе со взглядом И его бурным ответом рождённому землёй голосу. Если ты можешь разделить наши привязанности, порождаемые временем, [Если] земная лёгкость простых вещей может удовлетворить, Если твой взгляд может жить, довольствуясь земной почвой, И эта небесная суммарность восторга, Твоё золотое тело, прогуливающееся с усталостью, Подавляющее его грацией нашу местность, пока Бренный сладкий преходящий вкус земной пищи Задерживает тебя, и пляшущее вино ливня, Низойди. Пусть твоё путешествие прекратится, спустись к нам. Совсем близко скит моего отца, увитый зеленью, Укрытый высокими рядами этих молчаливых королей, Воспетый голосами одетых в цвет хоров, Чьим песнопениям вторят переведённые на ноты музыки Страстные цветные надписи ветвей И наполняют часы их мелодичным криком. Посреди приветственный гул множества пчёл Вторгается в наше медовое королевство лесов; Там позволь мне привести тебя в богатую жизнь. Голая, простая лесная жизнь отшельника; И всё же он одет в драгоценности земли. Дикие ветры летят - визитёры среди качающихся вершин, В спокойные дни небесные стражи мира, Возлегающие на пурпурном одеянии неба вверху, Смотрят вниз на богатую тайну и тишину, И камерные свадебные воды поют внутри. Огромные, шепчущие, во множестве форм вокруг Высокие лесные боги приняли в их руки Человеческий час, гостя их вековой пышности. Утра облачены в золото и зелень, Солнечный свет и тень украшают стены, Чтобы сделать комнату отдыха пригодной для тебя." Некоторое время она медлила, будто всё ещё слыша его голос, Не желая нарушить очарование, затем медленно заговорила. Задумавшись, она ответила: "Я Савитри, Принцесса Мадры. Кто ты? Какое имя На земле музыкально выражает тебя для людей? Какое древо королей, орошённое удачными потоками, Расцвело, наконец, одной счастливой ветвью? Почему твоё жилище в бездорожном лесу Далеко от деяний, которых требует твоя славная юность, Пристанище отшельников и более диких племён земли, Где только с собой-свидетелем ты бродишь В зелёном нечеловеческом одиночестве Природы, Окружённый гигантскими безмолвиями И слепым шорохом первобытного покоя?" И Сатьяван отвечал Савитри: "В те дни, когда ещё его глаза ясно смотрели на жизнь, Король Дьюматсена некогда, из Шалвы, правил Всей территорией, что за этими вершинами, Проводя свои дни изумрудного восторга В доверительной беседе с путешествующими ветрами, Поворачивается, оглядываясь на южные небеса, И опирается её флангом на задумчивые холмы. Но равная Судьба убрала её покрывающую руку. Живая ночь окружила пути сильного человека, Сверкающие боги небес отозвали их беззаботные дары, Забрали из пустых глаз их радостный и помогающий луч И увели неуверенную богиню с его стороны. Изгнанный из империи внешнего света, Потерянный для товарищества видящих людей, Он пребывает в двух уединениях, внутри И в торжественном шелесте леса. Сын этого короля, я, Сатьяван, жил Довольный, ибо ещё не сознавал тебя, В моём высокопоставленном одиночестве духа И в этом безбрежном витальном говоре, родном мне, Вскормленный простором, ученик уединения. Великая Природа пришла к её возвратившемуся ребёнку; Я правил в королевстве более благородного вида, Чем люди могут построить на почве тусклой Материи; Я встречал искренность первобытной земли, Я наслаждался близостью младенца Бога. В огромных, украшенных гобеленами покоях её государства, Свободный, в её безграничном дворце я жил, Балуемый тёплой матерью всех нас, Воспитуемый вместе с моими естественными братьями в её доме. Я лежал в широких обнажённых объятиях небес, Сияющее благословение солнечного света сжимало мой лоб, Серебряный экстаз лунных лучей по ночам Целовал мои тусклые веки, чтобы уснуть. Земные утра были мои; Заманиваемый слабыми бормотаниями на одетые в зелень часы, Я блуждал, затерянный в лесах, склоняясь к голосам Ветров и вод, партнёр радости солнца, Слушатель универсальной речи: Мой дух, удовлетворённый внутри меня, знал Богоподобное право нашего рождения, роскошество нашей жизни, Чьи ближайшие принадлежности - земля и небо. Прежде чем Судьба привела меня в этот изумрудный мир, Пробуждённое каким-то предвещающим прикасанием внутри, Раннее предвидение в моём уме приблизилось, Великое немое животное сознание земли, Теперь выросшее так близко во мне, кто оставил старые великолепия, Чтобы жить в этом грандиозном шуме, неясном и обширном. Я уже встречал её во сне моего духа. Как будто в более глубокую страну души Перенося яркие образы земли, Через внутреннее видение и чувство приходило пробуждение. Зримые чары преследовали часы моего детства, Все вещи, что глаз улавливал в цветных линиях, Виделись вновь через интерпретирующий ум И в форме, которой он стремился захватить душу. Ранний бог-дитя взял мою руку, что удерживалась, Двигалась, направлялась поисками его прикасаний, Ярких форм и оттенков, что пробегали перед его взглядом; Изображённые на листе и камне, они говорили с людьми. Гостями высокой красоты были мои близкие. Ржущая гордость быстрой жизни, что бродит, Ветрогривая, по нашим пастбищам, при виде моего настроения Отбрасывала черты стремительности; топот пятнистых оленей На фоне вечернего неба становился песней Вечера в тишине моей души. Я ловил на какой-то вечный взгляд внезапного Зимородка, мелькнувшего в тёмном пруду; Медленный лебедь, серебривший лазурное озеро, Форма волшебной белизны, плыл сквозь сон; Листья, трепещущие от страсти ветра, Нарядные бабочки, сознательные цветы воздуха, И крылья, блуждающие в синей бесконечности Жили на скрижалях моего внутреннего зрения; Горы и деревья стояли там, как мысли от Бога. Сверкающие длинно-клювые в их ярком оперении, Павлин, рассыпающий по ветру его луны, Раскрашивали мою память, как фресками стену. Я вырезал своё видение из дерева и камня; Я улавливал эхо от высочайшего слова И отмерял ритмичные удары бесконечности И слушал сквозь музыку вечный Голос. Я ощущал тайное прикасание, я слышал зов, Но не мог обнять тело моего Бога Или держать в моих руках стопы Матери Мира. В людях я встречал странные части "Я", Что искали фрагментов и жили во фрагментах: Каждый жил в себе и для себя одного, А с остальными был связан лишь мимолётными узами; Каждый страстно заботился о его поверхностной радости и горе, Не видя Вечного в его тайном доме. Я беседовал с Природой, размышлял с неизменными звездами, Сторожевыми кострами Бога, пылающими в невежественной Ночи, И видел, как на её могучий лик упал Пророческий луч солнца Вечности. Я сидел с лесными мудрецами в их трансе: Там лились пробуждающие потоки алмазного света, Я замечал присутствие Единого во всем. Но всё ещё не хватало последней трансцендентной силы, И Материя всё ещё спала без её Бога. Дух был спасён, тело, потерянное и немое, Ещё жило со Смертью и древним Невежеством; Бессознательное было его базой, Пустота - его судьбой. Но ты пришла, и всё обязательно изменится: Я почувствую Мать Мира в твоих золотых дланях И услышу её мудрость в твоём священном голосе. Дитя Пустоты возродится в Боге, Моя Материя избежит транса Бессознательного. Моё тело, как и мой дух, будет свободным. Оно спасётся от Смерти и Невежества." И Савитри, всё ещё размышляя, отвечала ему: "Больше говори со мной, больше говори, О Сатьяван, Говори о себе и обо всём, что ты есть внутри; Я хотела бы знать тебя так, как если бы мы всегда жили Вместе в горнице наших душ. Говори, пока свет не войдет в моё сердце И мой волнующийся смертный ум не поймет То, что ощущает всё бессмертное существо во мне. Он знает, что ты - тот, кого искал мой дух Среди толпящихся земных лиц и форм В золотых пространствах моей жизни." И Сатьяван, подобно арфе, откликающейся На настойчивый зов флейты, Отвечал на её вопрос и направлял к ней поток Его сердца в разноцветных волнах речи: "О золотая Принцесса, совершенная Савитри, Я расскажу тебе больше, чем неуклюжие слова могут выразить, Обо всём, что ты значила для меня, неизвестная, Обо всём, что молниеносная вспышка любви раскрывает В один великий час развуалированных богов. Даже краткая близость изменила мою жизнь. Ибо теперь я знаю, что всё, чем я жил и являлся, Двигало к этому моменту возрождения моего сердца; Я оглядываюсь назад на значение самого себя - Души, выращенной на почве земли для тебя. Когда-то мои дни были похожи на дни других людей: Мыслить и действовать было всем, наслаждаться и дышать; Это было шириной и высотой смертной надежды: Всё же появлялись и проблески более глубокого "я", Что живёт за Жизнью и заставляет её действовать на её сцене. Истина ощущалась, что скрывала её облик от ума, Величие, работающее для скрытой цели, И смутно сквозь формы земли проглядывало Нечто такое, чего не было и не должно было быть в жизни. Я нащупывал Тайну с фонарём, Мыслью. Её мерцания освещали абстрактным словом Полу-видимую основу, и, передвигаясь ярд за ярдом, Она рисовала систему "Я" и Бога. Я не мог жить истиной, что она говорила и думала. Я повернулся, чтобы схватить её форму в видимых вещах, Надеясь закрепить её правление с помощью смертного ума, Налагая узкую структуру мирового закона На свободу Бесконечного, Жёсткий прочный скелет внешней Истины, Ментальную схему механической Силы. Этот свет показывал всё больше непроглядной тьмы; Он делал изначальный Секрет более оккультным; Он не мог анализировать его космическую Завесу Или заметить скрытую руку Чудотворца И проследить узор его магических планов. Я погрузился во внутреннее видение Ума И познал тайные законы и колдовство, Что делает Материю озадаченным рабом ума: Тайна не была разгадана, но ещё больше углубилась. Я пытался найти её подсказки через Красоту и Искусство, Но Форма не может раскрыть пребывающую [в ней] Силу; Она лишь бросает её символы в наши сердца. Она вызывает настрой на самого себя, призывает знак Всей задумчивой славы, скрытой в чувстве: Я жил в луче, но не смотрел на солнце. Я смотрел на мир и упускал Себя, А когда я нашёл Себя, я потерял мир, Мои другие самости я потерял, и тело Бога, Связь конечного с Бесконечным, Мост между видимостью и Истиной, Мистическую цель, ради которой был создан мир, Человеческое чувство Бессмертия. Но теперь золотая связь приходит ко мне твоими ногами, И Его золотое солнце светит на меня из твоего лика. Ибо теперь другое царство приближается с тобой, И теперь пророческие голоса наполняют мой слух, Странный новый мир плывёт ко мне в твоём взгляде, Приближаясь, подобно звезде с неизвестных небес; Крик сфер приходит с тобой, и песнь Пылающих богов. Я делаю более глубокие вдохи И двигаюсь в более огненном марше моментов. Мой разум преображается в восторженного провидца. Пенный прыжок, летящий из волн блаженства, Изменил моё сердце и изменил землю вокруг: Всё с твоим приходом наполняет. Воздух, почва и поток Надели свадебные одежды, чтобы быть пригодными для тебя, И солнечный свет выращивает тень твоего оттенка Из-за изменения внутри меня от твоего взгляда. Подойди ко мне поближе из твоей колесницы света На этом зелёном лугу, не презирая нашу землю. Ибо здесь есть тайные пространства, созданные для тебя, Чьи изумрудные пещеры стремятся укрыть твою форму. Разве ты не сделаешь это смертное блаженство своей сферой? Сойди, О счастье, твоими лунно-золотыми ногами, Обогащая пласты земли, на чьём сне мы лежим. О моя принцесса яркой красоты Савитри, Моим восторгом и твоей собственной радостью вынуждаю [тебя] Войти в мою жизнь, в твои покои и в твою святыню. В великой тишине, где встречаются духи, Ведомые моим стихшим желанием в мои леса, Пусть тусклые шелестящие арки склонятся над тобой; Единые с дыханием существ вечной жизни, Твои сердцебиения [пусть станут] близки с моими, пока не нагрянет Очарованный ароматом цветов Миг, о котором напоминают все бормотания И каждая птица помнит в её крике."
Его страстные слова заворожили её ресницы, Её бездонная душа смотрела на него из её глаз; Проходя через её губы, в текучих звуках она говорила. Только эти слова она произнесла и сказала всё: "О Сатьяван, я слышала тебя, и я знаю; Я знаю, что ты и только ты есть он." Затем вниз она сошла с её высокой резной повозки, Спускаясь с мягкой и нерешительной поспешностью; Её многоцветное одеяние, блиставшее на свету, На мгновение зависло над шевелящейся от ветра травой, Смешанное с мерцанием луча её тела, Словно прелестное оперение слетающей птицы. Её мерцающие ноги на зелёно-золотом лугу Развеяли воспоминание о блуждающих лучах И легко надавили по невысказанному желанию на землю, Взлелеянную её слишком кратким проходом по почве. Затем, порхая, как бледно-сверкающие мотыльки, её руки Приняли из залитых солнцем ладоней лесной опушки Изобилие скопившихся зарослей их драгоценных лиц - Спутников весны и бриза. Искренний венок, собранный из простых форм, Её быстрые пальцы учили цветочную песню, Строфическое движение брачного гимна. Глубоко [проникая] в аромат и погружаясь в оттенок, Они смешивали цветные знаки их устремления и делали Цветение их чистоты и страсти единым. Таинство радости в бережных ладонях Она принесла, цветок-символ её предложенной жизни, Затем с поднятыми руками, что теперь немного дрожали От той самой близости, что желала её душа, Эти узы сладости, знак их светлого союза, Она возложила на грудь, желаемую её любовью. Словно склоняясь перед каким-то милостивым богом, Кто из его тумана величия сиял, Чтобы наполнить красотой часы его обожателя, Она преклонилась и коснулась его ног поклоняющимися руками; Она сделала её жизнь его миром, в который он мог вступить, И сделала её тело местом для его наслаждения, Её бьющееся сердце - сувениром блаженства. Он наклонился к ней и принял в своё владение, Их супружеское томление соединилось, как сложенные надежды; Словно весь богатый мир, внезапно обладаемый, Обвенчался со всем, чем он был, стал им самим, Неиссякаемая радость сделала его единственным [alone], Он вобрал всю Савитри в его охват. Вокруг неё его объятия стали знаком Замкнутой близости в течение медленных интимных лет, Первым сладким выражением грядущего наслаждения, Одной сжатой интенсивностью от всей долгой жизни. В широкий момент двух душ, что встретились, Она почувствовала её существо втекающим в него, как с волнами Река вливается в могучее море. Как, когда душа сливается с Богом, Чтобы жить в Нём всегда и знать Его радость, Так её сознание стало осознавать его одного, И всё её отдельное "я" было потеряно в его ["я"]. Как звёздное небо окружает счастливую землю, Он замкнул её в себя в круг блаженства И замкнул мир в себя и её. Безграничная изоляция сделала их одним; Он сознавал её, обволакивающую его, И позволял ей проникать в самую его душу, Как мир наполняется духом мира, Как смертное пробуждается к Вечности, Как конечное открывается Бесконечному. Так они были потеряны друг в друге некоторое время, Затем, отходя назад из их долгого транса экстаза, Вошли в новое "я" и в новый мир. Каждый теперь был частью единства другого, Мир был лишь сценой их взаимного самопознания Или более просторной рамой их собственного супружеского бытия. На высоком пылающем куполе дня Судьба завязала узел нитями ореола утра, В то время как, при правлении покровительствующего часа, Связывающего сердце перед солнцем, их брачным огнём, Свадьба вечного Господа и Жены Вновь произошла на земле в человеческих формах: В новом акте драмы мира Соединившиеся Двое начали более великую эпоху. В тишине и шорохе этого изумрудного мира, В бормотании священного стиха жреца-ветра, Среди хорового шёпота листьев Двое в Любви соединились вместе и стали одним. Природное чудо вновь совершилось: В неизменном идеальном мире Один человеческий момент был сотворён вечным.
Затем вниз по узкой тропе, где встретились их жизни, Он повел её и показал ей её будущий мир, Убежище Любви и уголок счастливого одиночества. В конце тропы сквозь зелёный просвет между деревьями Она увидела горстку крыш отшельников, И теперь впервые взглянула на будущий дом её сердца, На соломенную крышу, что покрывала жизнь Сатьявана. Украшенная лианами и красными вьющимися цветами, Она выглядела лесной красавицей в её мечтах, Дремлющей с коричневым телом и взъерошенными волосами В её неприкосновенной комнате изумрудного покоя. Вокруг неё простиралось отшельническое настроение леса, Затерянное в глубинах его собственного одиночества. Затем, движимая глубокой радостью, которую она не могла высказать, Малая глубина которой дрожала в её словах, Она счастливым голосом воззвала к Сатьявану: "Моё сердце останется здесь, на этой лесной опушке И рядом с этой соломенной крышей, пока я буду далеко: Теперь ему больше не нужно блуждать. Но я должна поспешить назад в дом моего отца, Который скоро потеряет одну любимую привычную поступь И будет тщетно прислушиваться к некогда лелеемому голосу. Ибо скоро я вернусь, и никогда вновь Единство не должно разорвать его возвращённое блаженство, Или же судьба разлучит наши жизни, в то время как жизнь принадлежит нам." Вновь она взобралась в резную карету, И под жаром огненного полдня, Менее яркого, чем великолепие её мыслей и мечтаний, Она мчалась, быстро-правящая, быстро-сердечная, но всё ещё видевшая В тихой ясности зрения внутреннего мира Сквозь пахнущий холодом роскошный мрак прохладного леса По тенистым тропкам между огромными шершавыми стволами Шагающего к спокойной поляне Сатьявана. Неф деревьев защищал соломенную крышу отшельника, Новый глубокий тайник её счастья, Предпочитая небесам храм и дом её души. Это теперь осталось с ней постоянной сценой её сердца.
Сообщение: 4085
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 15:58. Заголовок: окончание Песни 7-3
И Савитри, смешавшись с этой славной толпой, Возжаждав духовного света, который они несли, Тут же страстно захотела поспешить, как и они, спасти Божий мир; Но она обуздала высокую страсть в её сердце; Она знала, что сначала должна открыть её душу. Только тот, кто спасает себя, может спасти других. В противоположном смысле она столкнулась с загадочной правдой жизни: Они, неся свет страждущим людям, Нетерпеливыми ногами спешили во внешний мир; Её глаза были обращены к вечному источнику. Протянув руки, чтоб остановить толпу, она закричала: "О, счастливая компания сияющих богов, Укажите, кто знает, дорогу, по которой я должна идти, - Ибо, несомненно, этот яркий квартал - ваш дом, - Чтобы найти место рождения оккультного Огня И глубокое жилище моей тайной души". Один ответил, указав на безмолвие, тусклое На отдалённой границе сна, На каком-то далёком заднем плане внутреннего мира. "О Савитри, мы пришли из твоей скрытой души. Мы - посланники, оккультные боги, Которые помогают серым и тяжёлым невежественным жизням людей Пробудиться к красоте и чуду вещей, Прикасаясь к ним славой и божественностью; Во зле мы зажигаем бессмертное пламя добра И несём факел знания по невежественным путям; Мы - твоя воля и воля всех людей к Свету. О, человеческая копия и личина Бога, Кто ищет божество, что ты скрываешь, И живёт Истиной, что ты не знаешь, Следуй по извилистой дороге мира к её началу. Там, в тишине, которую немногие когда-то достигали, Ты увидишь огонь на голом камне И глубокую пещеру твоей тайной души". Затем Савитри, следуя по большой извилистой дороге, Пришла туда, где она превращалась в узкую тропинку, По которой ступали лишь редкие израненные ноги паломников. Несколько ярких форм вынырнули из неведомых глубин И посмотрели на неё спокойными бессмертными глазами. Не было звука, чтобы нарушить задумчивую тишину; Ощущалась безмолвная близость души.
Сообщение: 4086
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 18:54. Заголовок: КНИГА СУДЬБЫ Песнь ..
КНИГА СУДЬБЫ Песнь I
СЛОВО СУДЬБЫ
В безмолвных пределах, граничащих с планом смертных, Пересекая широкий простор сверкающего покоя, Нарад, небесный мудрец из Рая, Летел, напевая, в огромном и блестящем воздухе. Привлечённый золотой летней землёй, Что лежала под ним, подобно пылающей чаше, Опрокинутой на стол Богов, Поворачиваясь, словно движимая по кругу невидимой рукой, Чтобы поймать тепло и сияние маленького солнца, Он перешёл от счастливых путей бессмертных В мир труда и поиска, горя и надежды, В эти комнаты зримой игры смерти с жизнью. Через неощутимую границу душевного пространства Он перешёл из Ума в материальные вещи Среди изобретений бессознательного "Я" И работ слепой сомнамбулической Силы. Под ним, кружась, горели мириады солнц: Он нёс рябь в эфирное море; Первобытный Воздух принёс первую радость прикасания; Тайный Дух втянул его могучее дыхание, Сжимающее и расширяющее этот огромный мир В его грозном круговороте через Пустоту; Тайная мощь творящего Огня Показала её тройное могущество строить и формировать, Её переплетающийся танец бесконечно малых волн-искр, Её туманные единицы, образующие форму и массу, Магическое основание и узор мира, Её сияние, прорывающееся в свете звёзд; Он ощущал сок жизни, сок смерти; В плотное общение твёрдой Материи Погружаясь, и в её неясное единство форм, Он разделял их немой идентичностью Духа. Он созерцал космическое Существо за его задачей, Его глаза измеряли пространства, оценивали глубины, Его внутренний взор - движения души, Он видел вечный труд Богов И смотрел на жизнь зверей и людей. Теперь в настроении певца произошла перемена, Восторг и пафос тронули его голос; Он уже не пел о Свете, что никогда не угасает, О единстве и чистом вечном блаженстве, Он не пел уже о бессмертном сердце Любви, Его песнь стала гимном Невежества и Судьбы. Он воспевал имя Вишну и рождение, И радость, и страсть мистического мира, И как звёзды были созданы, и жизнь началась, И как немые регионы зашевелились с пульсацией Души. Он воспевал Бессознательное и его тайное "я", Его мощь, всемогущую, не знающую, что она творит, Все-формирующую без воли, мысли или чувства, Его слепую безошибочную оккультную тайну, И тьму, стремящуюся к вечному Свету, И Любовь, что размышляет внутри тусклой бездны И ждёт ответа человеческого сердца, И смерть, что взбирается к бессмертию. Он воспевал Истину, что взывает из слепых глубин Ночи, И Мудрость Матери, сокрытую в груди Природы, И Идею, что работает через её немоту, И чудо её трансформирующих рук, Жизнь, дремлющую в камне и солнце, И Ум, подсознательный в лишённой ума жизни, И Сознание, что пробуждается в зверях и людях. Он воспевал славу и чудо, что ещё должны родиться, Божество, сбросившее, наконец, его завесу, Тела, ставшие божественными, и жизнь, ставшую блаженством, Бессмертную сладость, обнимающую бессмертную мощь, Сердце, чувствующее сердце, мысль, смотрящую прямо на мысль, Восторг, когда падают все барьеры, И преображение, и экстаз. И когда он пел, демоны плакали от радости, Предвидя конец их долгой ужасной задачи И поражение, на которое они напрасно надеялись, И радовались освобождению от избранной ими судьбы И возвращению в Единое, из которого они пришли. Тот, кто завоевал троны Бессмертных, Сошёл к людям на землю Человеком божественным. Словно копьё, молния пролетела, слава озарила всё Вблизи, пока восхищённые глаза мудреца Выглядывали из светящегося облака, и, странно изображённое, Его лицо, прекрасная маска античной радости, Появившись в свете, спускалось туда, где стоял Дворец короля Ашвапати среди ветров В Мадре, расцветая в ажурном камне. Там его приветствовал мудрый и задумчивый король, Рядом с ним существо прекрасное, страстное, мудрое, Устремлённое, как жертвенное пламя, Ввысь от её земного трона сквозь светящийся воздух, С королевским челом, - человеческая мать Савитри. Там на протяжении часа, не затронутые осадой земли, Они отстранили обычную жизнь и заботу, и сидели, Склонясь к высокому и ритмичному голосу, В то время как небесный провидец в его размеренном пении Говорил о трудах людей и о том, к чему боги Стремятся на земле, и о радости, что пульсирует позади Чуда и тайны боли. Он пел им о лотосном сердце любви Со всей его тысячью лучезарных бутонов истины, Что трепетно спит, завуалированная видимыми вещами. Она дрожит от каждого прикасания, она стремится проснуться, И однажды услышит блаженный голос, И расцветёт в саду Супруги, Когда она будет захвачена открывшимся ей Богом. Могучая дрожащая спираль экстаза Прокралась через глубокое сердце вселенной. От ступора её Материи, от снов её ума Она пробудилась, она взглянула на раскрытый лик Бога.
Ещё когда он пел, и восторг прокрадывался сквозь земное время И улавливал небеса, прибыла со стуком копыт, Словно её быстрого торопящегося сердца, Савитри; Её сияющая поступь мерцала по полу. Со счастливым удивлением в её бездонном взгляде, Изменённом ореолом её любви, она пришла; Её глаза были наполнены сияющим туманом радости, Как у той, кто приходит из небесного посольства, Исполняя гордую миссию её сердца, Как у той, кто несёт санкцию богов На её любовь и её сияющую вечность, Она стояла перед троном её могущественного отца И, стремясь к красоте на земле, Трансформированной и новой в чудесном свете её сердца, Видела, как дивную розу, поклоняясь, Огнецветную сладость сына Неба. Он бросил на неё безбрежный бессмертный взгляд; Его внутренний взор окружил её своим светом, И, удерживая знание из его бессмертных уст, Он воззвал к ней: "Кто та, что приходит, невеста, Пламерождённая, и вокруг её озарённой головы, Проливая их огни, её свадебные великолепия Движутся, сияя вокруг неё? Из какого зелёного мерцания полян, Отступающих в росистые безмолвия Или к полузабытой кромке вод, преданных луне, Несёшь ты эту славу очарованных глаз? Земля несёт золотистые просторы, тенистые холмы, Что покрывают их мечтающие фантомные головы в ночи, И, охраняемые в монастырской радости лесов, Укрытые берега погружаются в блаженство, Захваченное изогнутыми непрерывно жаждущими руками И пенистой страстью взмывающего потока: Среди прохладногубого шёпота его чистых объятий Они теряют их души на ложах из дрожащего тростника. И всё это - таинственные присутствия, В которых ощущается некое бессмертное блаженство духа, И они предают земнорождённое сердце радости. Там ли ты задержалась и дивилась рождённым глазам Неизвестным, или слышала голос, что вынудил твою жизнь Напрячься от восторга через твою внимающую душу? Или, если бы моя мысль могла довериться этому мерцающему взгляду, Она сказала бы, что ты не пила из земной чаши, Но, шагнув сквозь лазурные завесы полдня, Ты была окружена волшебной каймой В более ярких странах, чем глаза человека могут вынести. Атакованные толпящимися голосами восторга И схваченные среди залитого солнцем очарования ветвей В волшебных лесах, ведомых вниз по сверкающим склонам Гандхамадана, где бродят Апсары, Твои ноги разделили спорт, которого никто не видел, И в преследованиях бога твои человеческие шаги заблудились, Твоя смертная грудь трепетала от божественной речи, А твоя душа отвечала на неведомое Слово. Какие ноги богов, какие восхитительные флейты небес Трепетали высокими мелодиями вокруг, вблизи и вдали, Приближаясь сквозь мягкий и упоительный воздух, Что всё ещё изумляют тебя, слышимые? Они накормили Твоё молчание неким красным странно-экстатическим плодом, И ты ступила на туманные лунные пики блаженства. Открой, О крылатая со светом, откуда ты летела, Спеша ярко расцвеченной по зелёной спутанной земле, Твоё тело ритмично с зовом весенней птицы. Пустые розы твоих рук наполнены Лишь их собственной красотой и дрожью Памятного объятия, и в тебе сияет Небесный кувшин, твоё твёрдое глубоко медоносное сердце, Заново наполненное сладким и нектарным вином. Ты не говорила с королями боли. Опасная музыка Жизни ещё звучит в твоих ушах, Далеко-мелодичная, быстрая и величественная, как песня Кентавра, Или мягкая, как вода, плещущаяся среди холмов, Или могучая, как великое пение многих ветров. Лунно-яркая, ты живёшь в твоём внутреннем блаженстве. Ты приходишь, подобно серебряному оленю, сквозь рощи Коралловых цветов и бутонов сияющих грёз, Или летишь, как богиня ветра сквозь листья, Или бродишь, о голубка с рубиновыми глазами и снежными крыльями, Порхая сквозь заросли твоих чистых желаний В непораненной красоте твоей души. Эти вещи - лишь образы для твоей земли, Но истиннейшая истина того, что в тебе спит. Ибо таков твой дух, сестра богов, Твоё земное тело прекрасно для глаз, И ты - родня в радости сынам неба. О ты, кто пришла в этот великий опасный мир, Ныне видимый лишь сквозь великолепие твоих снов, Где любовь и красота едва ли могут жить безопасно, Ты сама - существо опасно великое, Душа, одинокая в золотом доме мысли, Живущая ограждённой в безопасности твоих снов. На вершинах счастья, оставляя спящим рок, Что невидимо преследует бессознательные жизни людей, Если бы твоё сердце могло жить запертым в золоте идеала, Как высоко, как счастливо было бы твоё пробуждение! Если бы можно было оставить рок спать навсегда!" Он говорил, но удерживал его знание позади слов. Как облако играет с ярким смехом молний, Но всё ещё удерживает гром в его сердце, Он лишь позволял вырываться ярким образам. Его речь, словно шелестящая музыка, заволакивала его мысли; Как ветер льстит яркому летнему воздуху, Сострадая смертным, он говорил им лишь О живой красоте и настоящем блаженстве: Остальное он скрывал в его всезнающем уме. Тем, кто внимал его небесному голосу, Скрытое сострадание небес бросало на будущую боль Санкцию Бессмертных, кажущуюся бесконечной радостью. Но Ашвапати ответил провидцу; - Его слушающий ум отметил близкое сомнение, Зловещую тень, ощутимую за словами, Но спокойный, подобно тому, кто всегда обращён лицом к Судьбе Здесь, среди опасных контуров жизни земли, Он ответил на скрытую мысль осторожной речью: "О бессмертный мудрец, кто знает всё сущее здесь, Если бы я мог читать лучом по моему собственному желанию Сквозь резной щит символических образов, Что ты бросил перед твоим небесным умом, Я мог бы увидеть шаги молодой богоподобной жизни, Счастливо начинающейся, светлоокой, по земле; Между Непознаваемым и Невидимым Рождённая на границе двух чудо-миров, Она вспыхивает символами бесконечного И живёт в великом свете внутренних солнц. Ибо она прочитала и сломала волшебные печати; Она пила из источников радости Бессмертия, Она смотрела сквозь драгоценные барьеры небес, Она вошла в устремлённую Сокровенность, Она видит за пределами земных общих вещей И общается с Силами, что строят миры, Пока через сияющие врата и таинственные улицы Града из лазурита и жемчуга Гордые деяния не шагнут вперёд, ранг и марш богов. Хотя в паузах нашей человеческой жизни Земля хранит для человека несколько кратких и совершенных часов, Когда непостоянная поступь Времени может казаться Вечным моментом, которым живут бессмертные, Но который редко касается мира смертных: С трудом здесь рождаются душа и тело В яростном нелёгком движении звёзд, Чья жизнь может сохранить райскую ноту, Её ритм повторяет многоголосую мелодию, Неустанно пульсирующую в восторженном воздухе, Схваченную в песне, что качает длани Апсары, Когда она плывёт, сверкая подобно облаку света, Волна радости, по лунно-каменному ярусу небес. Узри этот образ, отлитый светом и любовью, Строфа пылкости богов, Совершенно рифмованная, увенчанная рябью золота! Её тело подобно наполненному до краёв кувшину восторга, Вылепленному в великолепии золотистой бронзы Словно для того, чтобы схватить земную истину скрытого блаженства. Созданные мечтой освещённые зеркала - её глаза, Тонко драпированные сонной бахромой из гагата, Хранящие в их глубинах отражения небес. Каково её тело, такова она внутри. Сияющие утра небес славно повторяются, Как капли огня на серебряной странице, В её юном духе, ещё не тронутом слезами. Все прекрасные вещи вечными кажутся и новыми Девственному чуду в её кристальной душе. Неизменная синева раскрывает её всеобъемлющую мысль; Чудесная луна плывёт по удивительным небесам; Цветы земли расцветают и смеются над временем и смертью; Очаровательные мутации волшебной жизни Мчатся, как светлые дети мимо улыбающихся часов. Если бы только эта радость жизни могла длиться, и боль Не бросала свою бронзовую ноту в её ритмичные дни! Созерцай её, певец с прозорливым взором, И пусть твоё благословение воспоёт, как это прекрасное дитя Изольёт нектар безгорестной жизни Вокруг себя из её ясного сердца любви, Исцелит её блаженством усталую грудь земли И бросит, как счастливую ловушку, счастье. Как растёт великое и золотое щедрое дерево, Цветущее при журчащих волнах Алакананды, Где с очаровательной быстротой бегут воды, Шепча и бормоча в великолепии утра, И цепляются с лирическим смехом вокруг колен Дочерей небес, капая волшебным дождем, Жемчужно-ярким, с лунно-золотых рук и облачных волос, Так её зори подобны драгоценным листьям света, Так бросает она её счастье людям. Пламенем сияющего счастья она была рождена, И это пламя, несомненно, озарит землю: Рок, несомненно, увидит, как она проходит, и не скажет ни слова! Но слишком часто здесь беззаботная Мать оставляет Её избранника в завистливых руках Судьбы: Арфа Бога смолкает, её зов к блаженству, Преграждаемый, тонет среди несчастных звуков земли; Струны сирены Экстаза не звучат здесь Или скоро смолкают в человеческом сердце. Песен скорби у нас достаточно: [пусть] попробуют однажды Её радостные и беспечальные дни принести сюда небеса. Или огонь всегда должен испытывать величие души? Вдоль страшной мостовой Богов, Бронированный любовью, верой и священной радостью, Путешественник к дому Вечного Однажды пусть невредимый пройдёт смертную жизнь." Но Нарад не отвечал; молча он сидел, Зная, что слова тщетны, и Судьба - господин. Он смотрел в незримое видящими глазами, Затем, забавляясь невежеством смертного, Подобно тому, кто не знает, вопрошая, воскликнул: "На какую высокую миссию отправились её спешащие колёса? Откуда она пришла с этой славой в её сердце И Раем, ставшим видимым в её глазах? Что за внезапный Бог встретился, что за лик всевышний?" К какому королю, "Красная ашока наблюдала За ней, идущей вперёд, что теперь видит её возвращение. Поднявшись в воздух пылающего рассвета, Подобно яркой птице, уставшей на её одинокой ветви, Чтобы найти её собственного господа, поскольку к ней на земле Он ещё не пришёл, эта сладость брела вперёд, Расчищая себе путь ударами её быстрых крыльев. Ведомый далёким зовом, её неконкретный стремительный полёт Пронизывал летние утра и залитые солнцем страны. Её обременённые ресницы хранят счастливый покой, И эти очарованные охраняющие губы удерживают сокровенное [имя] до сих пор. Дева, кто пришла, совершенная в радости, Открой имя, твоим внезапным сердцебиением узнанное. Кого ты избрала, самая царственная из людей?" И Савитри ответила её спокойным ещё голосом, Как та, кто говорит под взглядом Судьбы: - Отец и король, я исполнила твою волю. Того, кого я искала, я нашла в далёких странах; Я подчинилась своему сердцу, я услышала его зов. На границе мечтающей глуши Посреди гигантских холмов и задумчивых лесов Шалвы В своём крытом соломой скиту обитает Дьюматсена, Слепой, изгнанный, отверженный, некогда могущественный король. Сына Дьюматсены Сатьявана Я встретила на пустынной опушке дикого леса. Мой отец, я выбрала. Это совершилось." Удивлённые, все молча сидели на месте. Затем Ашвапати взглянул внутрь и увидел Тяжёлую тень, плывущую над именем, Преследуемую внезапным и колоссальным светом; Он посмотрел в глаза его дочери и сказал: - Хорошо ты сделала, и я одобряю твой выбор. Если это всё, то всё, несомненно, хорошо; Если есть [нечто] большее, то всё ещё может быть хорошо. Выглядит ли это добром или злом в человеческих глазах, [Но] лишь во благо может действовать тайная Воля. Наша судьба записана в двойных терминах: Через противоречия Природы мы приближаемся к Богу; Из темноты мы всё же растём к свету. Смерть - это наша дорога к бессмертию. "Плачьте от горя, плачьте от горя", - вопят потерянные голоса мира, Но в конце концов побеждает вечное Добро." Тогда мог бы заговорить мудрец, но король Поспешно вмешался и задержал опасные слова: "О певец предельного экстаза, Не одалживай опасное видение слепым, Ибо по прирождённому праву ты видишь ясно. Не возлагай на дрожащую грудь смертного Ужасного испытания, что приносит предвидение; Не требуй сейчас Божества в наших деяниях. Здесь нет счастливых вершин, где бродят небесные нимфы, Или Кайласа, или звёздной лестницы Вайкунтхи: Крутые, зубчатые холмы, могучий подъём только Здесь, куда немногие осмеливаются даже помыслить взойти; Далёкие голоса взывают вниз с головокружительных скал, [Где лишь] холодные, скользкие, обрывистые тропы. Слишком суровы боги с хрупкой человеческой расой; В их гигантских небесах они живут, освобождённые от Судьбы, И они забывают о раненных ногах человека, О его членах, что слабеют под кнутами горя, О его сердце, что слышит шаги времени и смерти. Дорога будущего скрыта от взгляда смертного: Он движется к завуалированному и тайному лицу. Светить на один шаг вперёд - вся его надежда, И лишь малой силы он просит, Чтобы встретить загадку его спрятанной судьбы. Ожидаемый смутной и полуразличимой силой, Сознавая опасность для его неуверенных часов, Он охраняет его колеблющиеся желания от её дыхания; Он не чувствует, когда ужасные пальцы смыкаются Вокруг него с хваткой, от которой никто не может ускользнуть. Если ты можешь ослабить её захват, только тогда говори. Возможно, из железной ловушки есть выход: Наш ум, возможно, обманывает нас его словами И придаёт имя рока нашему собственному выбору; Возможно, слепота нашей воли - это Судьба.»
Он сказал, и Нарад не ответил королю. Но теперь встревоженная королева возвысила её голос: "О провидец, твоё светлое прибытие было приурочено К этому высокому моменту счастливой жизни; Тогда пусть мягкая речь из безгорестных сфер Подтвердит этот счастливый союз двух звёзд И санкционирует радость твоим небесным голосом. Здесь[, где] не нависает опасность из-за наших мыслей, Пусть наши слова не создают рок, которого они боятся. Здесь нет причин для страха, нет шанса для горя Поднять его зловещую голову и взирать на любовь. Единый дух во множественности, Счастлив Сатьяван среди земных людей, Кого Савитри выбрала себе в супруги, И благословен лесной скит, Где, оставив её дворец, и богатства, и трон, Моя Савитри поселится и [куда] принесёт небеса. Тогда пусть твоё благословение наложит печать бессмертных На незапятнанное счастье этих ярких жизней, Отодвинув зловещую Тень от их дней. Слишком тяжёлая Тень падает на сердце человека; Он не смеет быть слишком счастливым на земле. Он боится удара, преследующего слишком яркие радости, Бича, невидимого в протянутой руке Судьбы, Опасности, таящейся в гордых крайностях фортуны, Иронии в снисходительной улыбке жизни, И трепещет от смеха богов. Или, если крадётся невидимой пантерой рок, Если крылья Зла нависли над тем домом, Тогда тоже скажи, что мы можем свернуть прочь И спасти наши жизни от опасности придорожного рока И случайного запутывания чужой судьбы." И Нарад медленно ответил королеве: "Какая помощь в предвидении для ведомого? Безопасные двери скрипят, открываясь рядом, обречённые проходят [дальше]. Знание будущего - дополнительная боль, Мучительное бремя и бесплодный свет На бескрайней сцене, что построена Судьбой. Вечный поэт, универсальный Ум, Пронумеровал каждую строку его верховного действия; Невидимо гигантские актёры шагают, И человек живёт, как маска какого-то тайного игрока. Он даже не знает, что будут говорить его уста. Ибо мистическая Сила вынуждает его шагать, И жизнь сильнее его трепещущей души. Никто не может отказаться от того, что требует абсолютная Сила: Её глаза фиксированы на её могучей цели; Ни крик, ни молитва не могут свернуть её с её пути. Она выпустила стрелу из лука Бога.»
Его слова были [словами] тех, кто живут, не вынужденные скорбеть И помогать, успокаивая качающиеся колёса жизни И долгое беспокойство преходящих вещей, И тревогу и страсть беспокойного мира. Как будто её собственная грудь была пронзена, мать увидела, Как древний человеческий приговор поразил её дитя, Её сладость, что заслуживала другой судьбы, Но в большей мере отдана слезам. Стремясь к природе богов, К уму, защищённому броней, облачённому в могущественные мысли, К воле, полностью скрытой за щитом мудрости, Хотя к тихим небесам знания она поднялась, Хотя [была] спокойной и мудрой, и королевой для Ашвапати, Она ещё была человеком и открыла её двери для горя; В каменноглазой несправедливости она обвиняла Мраморное божество неумолимого Закона, И не искала силу, что крайние невзгоды приносят В жизни, что стоит прямо и лицом к лицу с Мировой Мощью: Её сердце взывало к беспристрастному судье, Осуждая с упрямством безличное Единое. Её спокойный дух она не призвала к себе в помощь, Но как обычный человек под его бременем Становится слабым и дышит его болью в невежественных словах, Так теперь она обличала бесстрастную волю мира: "Какой тайный рок подкрался на её пути, Выйдя из угрюмого сердца тёмного леса, Что за злое существо стояло, улыбаясь, у дороги И несло красоту мальчика из Шалвы? Возможно, он явился врагом из её прошлого, Вооружённым скрытой силой древних обид, Сам себе неизвестный, и захватил её, неизвестную. Здесь ужасно запутанные любовь и ненависть Встречают нас, слепых странников среди опасностей Времени. Наши дни - звенья гибельной цепи, Необходимость мстит за случайные шаги; Старые жестокости возвращаются неузнанными, Боги используют наши забытые деяния. И всё же тщетно был создан горький закон. Наши собственные умы - оправдатели рока. Ибо мы ничему не научились, но всё ещё повторяем Наше грубое злоупотребление собой и душами других. Есть страшные алхимии человеческого сердца, И отпавшая от её эфирного элемента Любовь темнеет до духа низших богов. Страшный ангел, разгневанный его радостями, Болезненно сладкими, от которых он ещё не может отказаться, Безжалостен к душе,что обезоруживает его взор, Он посещает его собственными муками его дрожащую добычу, Вынуждая нас зачарованно цепляться в его хватку, Словно в любви к нашей собственной агонии. Это одно из мучительных несчастий в мире, Но горе имеет и другие арканы для нашей жизни. Наши симпатии становятся нашими мучителями. Та сила, что я имею, чтобы вынести моё собственное наказание, Знает, что оно справедливо, но на этой земле, ошеломлённая, Поражённая горем бичуемых и беспомощных существ, Часто она слабеет, встречая другие страдающие глаза. Мы не подобны богам, что не знают горя И бесстрастно смотрят на страдающий мир, Спокойно они взирают на маленькую человеческую сцену И краткоживущую страсть, пересекающую смертные сердца. Древняя история горя ещё может волновать нас, Мы сохраняем боль в груди, что уже не дышит, Мы потрясаемся видом человеческого страдания И разделяем муки, что чувствуют другие. У нас не бесстрастные веки, что не могут стареть. Слишком тяжело для нас безразличие небес: Наших собственных трагедий недостаточно для нас, Весь пафос и все страдания мы делаем своими; Мы скорбим по ушедшему величию И чувствуем прикасание слёз в смертных существах. Даже чужая тоска рвёт моё сердце, А это, О Нарад, моё любимое дитя. Не скрывай от нас наш рок, если он наш. Это самое худшее, неизвестный лик Судьбы, Ужас зловещий, немой, скорее ощущаемый, чем видимый За нашим троном днём, за нашим ложем ночью, Судьба, таящаяся в тени наших сердец, Мука от невидимого, что ждёт, чтобы поразить. Лучше знать, как бы ни тяжело было вынести." Тогда воскликнул мудрец, пронзая сердце матери, Вынуждая закалиться волю Савитри, Его слова освободили пружину космической Судьбы. Великие боги используют боль человеческих сердец Как острый топор, чтобы прорубить свой космический путь: Они щедро расточают человеческую кровь и слёзы Ради цели момента в их роковой работе. Баланс этой космической Природы ни принадлежит нам, Ни является мистической мерой её потребности и пользы. Одно слово позволяет освободить огромные агентства; Случайное действие определяет судьбу мира. Так теперь он освободил судьбу в тот час. "Истину ты требуешь; Я даю тебе истину. Чудо встречи Земли и небес - Он, кого Савитри выбрала среди людей, Его фигура - фронт марша природы, Его единое существо превосходит работы Времени. Сапфир, вырезанный из сна небес, Восхитительный - это душа Сатьявана, Луч из восторженной Бесконечности, Безмолвие, пробуждающееся к гимну радости. Божественность и царственность опоясывают его чело; Его глаза хранят память о мире блаженства. Сверкающий, как одинокая луна в небесах, Нежный, как сладкий бутон, которого желает весна, Чистый, как ручей, что целует тихие берега, Он принимает с ярким удивлением дух и ощущение. Живой узел золотого Рая, Синим Колоссом он склоняется над жаждущим миром, Радость Времени, заимствованная из вечности, Звезда великолепия или роза блаженства. В нём душа и Природа, равные Присутствия, Балансируют и сливаются в широкую гармонию. Счастливые в их светлом эфире не имеют сердец Более сладких и истинных, чем это смертное создание, Что принимает всю радость, как родной дар мира, И всем даёт радость, как естественное право мира. Его речь несёт свет внутренней истины, А широкоглазое общение с Силой В обычных вещах сделало его ум лишённым вуали, Провидцем в земных формах божества без покровов. Безмятежная ширь неба, безветренного и неподвижного, Наблюдающего за миром, подобно уму непостижимой мысли, Безмолвное пространство, задумчивое и светящееся, Раскрытое утром для наслаждения, Зелёное сплетение деревьев на счастливом холме, Превращённом южными ветрами в шелестящее гнездо, - Вот его образы и параллели, Его родня по красоте и ровня ему по глубине. Воля к восхождению поднимает восторг жизни, Высокого небесного компаньона очарованию земной красоты, Стремление к воздуху бессмертных, Возлегающее на коленях смертного экстаза. Его сладость и его радость привлекают все сердца Жить с ним самим в радостном владении, Его сила подобна башне, построенной, чтобы достичь небес, Божеству, добытому из камней жизни. О утрата, если смерть, в элементы Которой была встроена его благодатная оболочка, Разобьёт эту вазу прежде, чем она вдохнёт её сладости, Как если бы земля не могла слишком долго хранить с небес Сокровище, столь уникальное, одолженное богами, Существо столь редкого, столь божественного происхождения! За один краткий год, пока этот светлый час отлетает назад И усаживается беззаботно на ветвь Времени, Эта суверенная слава заканчивает небеса, одолженные земле, Это великолепие исчезает с неба смертных: Величие небес пришло, но было слишком великим, чтобы остаться. Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ему и ей; В этот возвратившийся день Сатьяван должен умереть." Молнией яркой и обнажённой упал приговор. Но королева воскликнула: "Тщетной тогда может быть милость небес! Небеса смеются над нами блеском их даров, Ибо Смерть - чашница вина Слишком краткой радости, поднесённого к смертным губам На страстный миг беззаботными богами. Но я отвергаю милость и насмешку. Садись в твою карету, отправляйся вперёд, О Савитри, И вновь путешествуй по населённым странам. Увы, в зелёной радости лесов Твоё сердце склонилось к обманчивому зову. Выбери ещё раз и оставь эту обречённую главу, Смерть - садовник этого чудо-дерева; Сладость любви спит в его бледной мраморной руке. Продвигаясь по линии, медово-сладкой, но замкнутой, Малая радость купила бы слишком горький конец. Не умоляй о своём выборе, ибо смерть сделала его тщетным. Твоя юность и сияние рождены не для того, чтобы лечь В пустоту гроба, брошенного в беззаботную почву; Выбор, менее редкий, может призвать более счастливую судьбу." Но Савитри отвечала из её неистового сердца, - Её голос был спокоен, лицо неподвижно, как сталь: "Однажды моё сердце выбрало и не выбирает снова. Слово, что я сказала, никогда не может быть стёрто, Оно записано в книге записей Бога. Истина, однажды произнесённая, из земного воздуха вычеркнутая, Умом забытая, звучит, бессмертная Навсегда, в памяти Времени. Один раз выпадают кости, брошенные рукой Судьбы В вечный момент богов. Моё сердце скрепило его клятву Сатьявану: Его подпись неблагоприятная Судьба не может стереть, Его печать - ни Судьба, ни Смерть, ни Время растворить. Как могут расстаться те, кто выросли одним существом внутри? Хватка смерти может сломать наши тела, но не наши души; Если смерть заберёт его, я тоже знаю, как умереть. Пусть Судьба делает со мной что хочет или может; Я сильнее смерти и больше моей судьбы; Моя любовь переживёт мир, рок отпадёт от меня, Беспомощный против моего бессмертия. Закон судьбы может измениться, но не воля моего духа."
Непреклонная волей, она произнесла речь свою, как бронзу. Но в слушающем уме королевы её слова Прозвенели, как голос самоизбранного Рока, Отрицающий всякую возможность спасения. Мать ответила на её собственное отчаяние; Она плакала, как та, кто в её тяжёлом сердце Трудится посреди рыданий её надежд, Пробуждая ноту помощи из более печальных струн: "О дитя, в великолепии твоей души, Обитающей на границе большего мира И ослеплённой твоими сверхчеловеческими мыслями, Ты даруешь вечность смертной надежде. Здесь, на этой изменчивой и невежественной земле, Кто возлюбленный и кто друг? Здесь всё проходит, ничто не остаётся прежним. Ничто [останется] от любого на этом преходящем шаре. Тот, кого ты любишь теперь, незнакомцем пришёл И в далёкую неизвестность уйдет: Его роль на миг однажды сыграна на сцене жизни, Что на время была дана ему изнутри, В других сценах он движется и других играет, И смеётся, и плачет среди новых, неизвестных лиц. Тело, что ты любила, отбрасывается Среди грубого неизменного материала миров В равнодушную могучую Природу и становится Сырой материей для радости других жизней. Но для наших душ, на колесе Бога Вечно вращающихся, они приходят и уходят, Женятся и разлучаются в магическом круге Великого Танцора в безграничном танце. Наши эмоции - лишь высокие и смертные ноты Его дикой музыки, неотразимо изменённые Страстными движениями ищущего Сердца В непостоянных связях от часа к часу. Взывать к далёкой ответной песне небес, Взывать к незахваченному блаженству - вот всё, что мы смеем; Однажды ухватив, мы теряем смысл небесной музыки; Слишком близкий, ритмический крик исчез или пропал; Все сладости здесь - озадачивающие символы. Любовь умирает прежде возлюбленного в нашей груди: Наши радости - ароматы в хрупкой вазе. О, тогда что это за крушение на море Времени - Развернуть паруса жизни по ураганному желанию И позвать пилотом невидящее сердце! О дитя, провозгласишь ли ты, последуешь ли затем От Закона, который есть вечная воля, К автаркии безрассудного настроения Титана, Для которого его собственная яростная воля - единственный закон В мире, где нет ни Истины, ни Света, ни Бога? Только боги могут говорить то, что ты сейчас говоришь. Ты, кто человек, не думай, как бог. Ибо человеку, [кто] ниже бога, выше зверя, Дан спокойный разум, как его проводник; Он ведом не бездумной волей, Как действия птицы и зверя; Он не движим абсолютной Необходимостью, Как бесчувственное движение несознательных вещей. Свирепый марш гиганта и Титана Поднимается, чтобы узурпировать царство богов, Или обходит демонические масштабы Ада; В неразмышляющей страсти их сердец Они бросают их жизни против вечного Закона И падают, и разбиваются их собственной неистовой массой: Средний путь создан для мыслящего человека. Выбирать его шаги бдительным светом разума, Выбирать его путь среди многих путей Дано ему, ибо каждая его трудная цель Высечена из бесконечной возможности. Не оставляй твоей цели, чтобы следить за прекрасным лицом. Только когда ты вознесёшься над твоим умом И станешь жить в спокойном просторе Единого, Может любовь быть вечной в вечном Блаженстве, И любовь божественная заменит человеческую связь. Есть скрытый закон, строгая сила: Он повелевает тебе укрепить твой бессмертный дух; Он предлагает его суровые благодеяния Труда и мысли, и размеренный серьёзный восторг, Как ступени, чтобы подняться к далёким тайным высотам Бога. Тогда наша жизнь - это спокойное паломничество, Каждый год - миля на небесном Пути, Каждый рассвет открывается в большем Свете. Твои деяния - твои помощники, все события - знаки, Бодрствование и сон - возможности, Данные тебе бессмертной силой. Так можешь ты возвысить твой чистый непобедимый дух, Пока он не распространится до небес в широкой вечерней тишине, Беспристрастный и нежный, как небо, И медленно не превратится во вневременный покой." Но Савитри ответила с непреклонным взглядом: "Моя воля - это часть вечной Воли, Моя судьба - это то, что может сделать сила моего духа, Моя судьба - это то, что может вынести сила моего духа; Моя сила не от Титана, она от Бога. Я открыла свою радостную реальность За пределами моего тела в существе другого: Я нашла глубокую неизменяемую душу любви. Тогда как же я буду желать одинокого блага Или убивать, стремясь к белому пустому покою, Бесконечную надежду, что заставила мою душу вырваться вперёд Из её бесконечного одиночества и сна? Мой дух узрел славу, ради которой он пришёл, Биение одного обширного сердца в пламени вещей, Мою вечность, охваченную его вечностью, И, неутомимую сладостными безднами Времени, Глубокую возможность всегда любить. Это, это первая, последняя радость, и перед её биением Богатства тысячи счастливых лет - Нищета. Ничто для меня - смерть и горе, Или обычная жизнь и счастливые дни. И что для меня обычные души людей Или глаза и губы, что не Сатьявана? Мне нет нужды вырываться из его объятий И открывшегося рая его любви И путешествовать в неподвижную бесконечность. Теперь лишь из-за моей души в Сатьяване Я дорожу богатым случаем моего рождения: В солнечном свете и мечтах об изумрудных путях Я буду гулять с ним, подобно богам в Раю. Если на год, то этот год - вся моя жизнь. И всё же я знаю, что это не вся моя судьба - Жить и любить лишь краткое время, и умереть. Ибо теперь я знаю, почему мой дух пришёл на землю, И кто я, и кто он, которого я люблю. Я смотрела на него из моего бессмертного "Я", Я видела, как Бог улыбается мне в Сатьяване; Я видела вечное в человеческом лице." Тогда никто не мог ответить на её слова. Молча Они сидели и смотрели в глаза Судьбы.
Сообщение: 4088
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 21:33. Заголовок: Книга 6 Песнь II ПУ..
Книга 6
Песнь II ПУТЬ СУДЬБЫ И ПРОБЛЕМА БОЛИ
Безмолвие запечатало неотменяемый приговор, Cлово Cудьбы, что упало с небесных уст, Утверждая рок, что никакая сила никогда не сможет обратить, Если сама воля небес не изменит её курса. Или так казалось: всё же из тишины поднимался Один голос, что вопрошал неизменный удел, Воля, что боролась против неизменной Воли. Сердце матери услышало роковую речь, Что звучала, как санкция на зов смерти, И пришла, как холод, закрывающий жизнь и надежду. Но надежда угасала, как потухший огонь. Она чувствовала свинцовую неотвратимую руку, Вторгающуюся в тайну её охраняемой души И поражающую внезапной болью её тихое содержимое И империю её с трудом завоёванного спокойствия. На какое-то время она упала на уровень человеческого ума, Области смертного горя и законов Природы; Она разделяла, она несла общую участь людей И ощущала, что обычные сердца выносят во Времени. Задавая вопрос земли непостижимой силе, Королева обратилась ко всё ещё неподвижному провидцу: Охваченная недовольством в глубинах Природы, Участница в агонии немых гонимых существ И во всём несчастьи, во всём невежественном крике, Страстная, как печаль, вопрошающая небеса, она говорила. Одолжив её речь поверхностной душе на земле, Она высказала страдание в немом сердце мира И бунт человека против его невежественной судьбы. "О провидец, в странной двуприродной жизни земли Какая безжалостная злая Необходимость Или холодный каприз воли Творца, Какая выпавшая катастрофа или управляемая Возможность, Сформировав правило из случайных шагов, Сотворила судьбу из эмоции часа, вошла В неразборчивую тайну Времени, В ещё более ужасную тайну горя и боли? Это твой Бог, кто создал этот жестокий закон? Или некая гибельная Сила исказила его работу, И он стоит, не могущий защитить или спасти? Роковое семя было посеяно при фальстарте жизни, Когда зло сдвоилось с добром на земной почве. Тогда впервые появилась болезнь ума, Его муки мысли, его поиск цели жизни. Он изогнул в формы добра и зла Искреннюю простоту действий животного; Он свернул с прямого пути, вырубленного богами тела, Следуя зигзагу неопределённого курса Жизни, что блуждает в поисках её цели В бледном звёздном свете, падающем с небес мысли, Его ведёт неуверенная идея, колеблющаяся воля. Была утрачена безопасная идентичность инстинкта С острием стрелы самого сокровенного взгляда существа, Омрачены уверенные шаги простой прогулки Природы, Истина и свобода в растущей душе. Из некоей нестареющей невинности и покоя, Привилегии душ, ещё не преданных рождению, Брошенная страдать на этой тяжёлой опасной земле, Наша жизнь родилась в боли и с криком. Хотя земная природа приветствует дыхание небес, Вдохновляющее Материю волей к жизни, Тысячи болезней атакуют часы смертного И стирают естественную радость жизни; Наши тела - это хитро сделанная машина, Но все её части так хитро спланированы, Придуманы искусно с демоническим мастерством, [Как] его соответствующее неизбежное наследие Смертельной опасности и характерной боли, [Как] оплата им налога Времени и Судьбы, [Как] его способ страдать и его способ умереть. Это выкуп за наше высокое положение, Знак и печать нашей человечности. Ужасная компания болезней Приходит, узаконенные жильцы, в телесный дом человека, Поставщики смерти и мучители жизни. В зловещих полостях мира, В его подсознательных пещерах-проходах Подстерегающие, они лежат, ожидая их часа, чтобы прыгнуть, Окружая опасностью осаждённый город жизни: Впущенные в цитадель дней человека, Они подрывают его силу и калечат или убивают внезапно. Мы сами внутри нас вскармливаем летальные силы; Мы делаем из наших врагов наших гостей: Из своих нор, как звери, они выползают и подтачивают Струны божественной лиры музыканта, Пока обшарпанная и тонкая музыка не затихнет Или не лопнет с грохотом последней трагической ноты. Всё, что мы есть, подобно осаждённой крепости: Всё, чем мы стремимся стать, меняется, как сновидение В сером сне невежества Материи. Ум страдает, изувеченный дисгармонией мира И непривлекательностью человеческих вещей. Сокровище, растраченное впустую или [отданное] дёшево, проданное без выгоды На базаре слепой судьбы, Дар бесценной важности от богов Времени Потерян или утрачен в безразличном мире, Жизнь - это пропущенное чудо, искусство, идущее криво; Искатель в тёмном и глухом месте, Плохо вооружённый воин, столкнувшийся с ужасным перевесом, Несовершенный работник, получивший трудную задачу, Невежественный судья проблем, созданных Невежеством, Его небесные полёты достигают закрытых и лишённых ключей врат, Его славные вспышки иссякают в грязи. На дары Природы человеку наложено проклятие: Все [они] шествуют, объятые их противоположностями, Ошибка - товарищ нашей смертной мысли, А ложь скрывается в глубокой груди истины, Грех отравляет с его яркими цветами радости Или оставляет красный шрам, выжженный на душе; Добродетель - это серая неволя и тюрьма. На каждом шагу для нас заложена ловушка. Чуждый разуму и свету духа, Наш источник действия [исходит] из колодцев тьмы; В невежестве и неведении - наши корни. Нарастающий реестр бедствий - Это счёт из прошлого, книга Судьбы будущего: Веками громоздятся людские безумства и людские преступления На бесчисленное множество бедствий от Природы; Как будто каменного груза мира недостаточно, Посев несчастий упрямо сеется Его собственной рукой в борозды богов, Обширный возрастающий трагический урожай пожинается От старых злодеяний, похороненных забытым Временем. Он идет по его выбору в ловушку Ада; Это смертное создание - его злейший враг. Его наука - изобретатель рока; Он рыщет по земле [в поисках] средств вредить своему виду; Он убивает его счастье и благо других. Ничему он не научился у Времени и его истории; Как и прежде, в сырой юности Времени, Когда Земля невежественно бежала по путям Судьбы, Старые формы зла цепляются за душу мира: Война делает ничто из сладкого улыбающегося покоя жизни, Битва и грабёж, разруха и резня - До сих пор жестокие забавы воюющих людских племён; Идиотский час разрушает то, что сотворили века, Его беспричинная ярость или разъярённая ненависть унижают Красоту и величие его гениальных творений И могучий результат труда нации. Всё, чего он достиг, он тащит к пропасти. Его величие он превращает в эпопею рока и падения; Его ничтожество удовлетворённо ползает в убожестве и грязи, Он призывает возмездие небес на его голову И барахтается в его самодельном несчастье. Частичный автор космической трагедии, Его воля сговаривается со смертью, временем и судьбой. Его краткое появление на загадочной земле Всегда повторяется, но не приносит высшего результата Этому страннику через эонические кольца Бога, Что заперли его жизнь в их обширной продолжительности. Широкие поиски его души и вечно возвращающиеся надежды Cледуют по бесполезной орбите их курса В тщетном повторении потерянных трудов По следам вскоре забываемых жизней. Всё это - эпизод в рассказе, лишённом смысла. Зачем всё это и почему мы здесь? Если для какого-то бытия в вечном блаженстве Нашему духу предназначено возвращаться [сюда], Или для какой-то ещё безличной высоты бесконечного покоя, С тех пор, как мы есть То, и из Того мы вышли, Откуда взялась эта странная и бесплодная интерлюдия, Тщетно длящаяся в течение бесконечного Времени? Кто захотел сформировать или симулировать вселенную В холодной и бесконечной пустоте Пространства? Или, если эти существа должны быть с их краткими жизнями, Что за нужду имеет душа в невежестве и слезах? Откуда взялся зов скорби и боли? Или все пришли, беспомощные, без причины? Что за сила принудила бессмертный дух к рождению? Некогда вечный свидетель вечности, Бессмертный поселенец среди преходящих сцен, Он располагается в полуосвещённой тьме жизни Среди обломков его мыслей и мечтаний. Или кто убедил его выпасть из блаженства И лишиться его бессмертной привилегии? Кто возложил на него неустанную волю жить Скитальцем в этом прекрасном, печальном мире, И нести его бремя радости, горя и любви? Или, если ни одно существо не наблюдает за работами Времени, Какая жёсткая безличная Необходимость Вынуждает тщетно трудиться краткоживущие существа? В таком случае великая Иллюзия построила звёзды. Но где же тогда безопасность души, Её равновесие в этом круговороте нереальных солнц? Или это именно странник из его дома Забрёл в слепую аллею Времени и случая И не находит выхода из бессмысленного мира. Или же - где начинается и заканчивается царство Иллюзии? Возможно, душа, которую мы чувствуем, - это лишь сон, Вечное "я" - фикция, ощущаемая в трансе."
Затем, после молчания Нарад ответил: Настроив его губы на земные звуки, он заговорил, И теперь что-то от глубокого чувства судьбы Утяжелило хрупкие подсказки смертной речи. Лоб его сиял от торжествующего видения, Обращённого к скрижали с верховными мыслями, Словно символы неописуемого языка Оставили в его широте надписи богов. Обнажённое в этом свете Время трудилось, его невидимые дела Обнаруживались; широко раскинутые дальновидные схемы, Незаконченные, которые разворачивает его эонический полёт, Были уже нанесены на карту в этом всемирном взгляде. "Было ли тогда солнце сном, потому что есть ночь? Скрыты в сердце смертного Вечные жизни: Он живет тайно в комнате твоей души, Свет сияет там, [её порог] ни боль, ни горе не могут пересечь. Тьма стоит между тобой и ним, Ты не можешь слышать или чувствовать чудесного Гостя, Ты не можешь видеть блаженного солнца. О королева, твоя мысль - свет Невежества, Её блестящий занавес скрывает от тебя лик Бога. Она освещает мир, рождённый из Несознательного, Но скрывает смысл Бессмертия в мире. Свет твоего ума скрывает от тебя мысль Вечного, Надежды твоего сердца скрывают от тебя волю Вечного, Радости земли запирают от тебя блаженство Бессмертного. Поэтому возникла нужда в тёмном вторгшемся боге, Страшном учителе мира, творце, боли. Где есть невежество, туда должно прийти и страдание; Твоё горе - это крик тьмы к Свету; Боль была первенцем Несознательного, Которое было немой изначальной базой твоего тела; Там уже спала подсознательная форма боли: Тень в тенистом мрачном чреве, Пока жизнь не начнёт двигаться, она ждёт, чтобы пробудиться и быть. В одной оболочке с радостью вышла вперёд страшная Сила. В груди жизни она родилась, скрывая её близнеца; Но боль пришла первой, лишь потом радость могла быть. Боль вспахала первую твёрдую основу мировой дремоты. От боли дух стартовал из праха, От боли Жизнь зашевелилась в подсознательной глубине. Интернированный, погружённый, скрытый в трансе Материи Пробудился для самого себя сновидящий, спящий Ум; Он создал видимое царство из его снов, Он извлёк его формы из подсознательных глубин, Затем обратился взглянуть на мир, что он создал. Через боль и радость, яркого и мрачного близнецов, Неодушевлённый мир воспринимал его чувствующую душу, Иначе Несознательное никогда не претерпело бы изменений. Боль - это молот богов, чтобы сломить Мёртвое сопротивление в сердце смертного, Его медленную инерцию, как у живого камня. Если бы сердце не было вынуждено желать и плакать, Его душа лежала бы довольная, вольготно, И никогда не думала бы превзойти человеческое начало, И никогда не научилась бы подниматься к Солнцу. Эта земля полна труда, наполнена болью; Муки бесконечного рождения по-прежнему угнетают её; Века кончаются, эпохи проходят тщетно, А Божество на ней не рождается. Древняя Мать встречает всех с радостью, Зовёт к жаркой боли, грандиозной дрожи; Ибо с болью и трудом приходит всё творение. Эта земля полна страданий богов; Всегда они напрягаются, подгоняемые стимулом Времени, И стремятся выработать вечную Волю И сформировать божественную жизнь в смертных формах. Его воля должна быть выработана в человеческой груди Против Зла, что поднимается из бездн, Против Невежества мира и его упрямой силы, Против спотыканий извращённой воли человека, Против глубокой глупости его человеческого ума, Против слепого нежелания его сердца. Дух обречён страдать, пока человек не освободится. Здесь шум битвы, топот, марш: Крик возникает, подобный стонущему морю, Отчаянный смех под ударами смерти, Рок крови и пота, труда и слёз. Люди умирают, чтобы человек мог жить и [чтобы] Бог родился. Ужасное Безмолвие наблюдает за трагическим Временем. Боль - это рука Природы, ваяющая людей До величия: вдохновенный труд высекает С небесной жестокостью нежелающую форму. Неумолимые в страсти их воли, Поднимая молоты титанического труда, Демиурги Вселенной работают; Они формируют гигантскими ударами их собственность; их сыновья Отмечены их огромной печатью огня. Хотя потрясающее прикасание формирующего бога - Невыносимая пытка для смертных нервов, Огненный дух возрастает в силе внутри И чувствует радость в каждой титанической муке. Тот, кто хочет спасти себя, живёт голым и спокойным; Тот, кто хочет спасти расу, должен разделить её боль: Это узнает тот, кто повинуется этому грандиозному побуждению. Великие, кто пришёл спасти этот страдающий мир И вырваться из тени Времени и Закона, Должны пройти под ярмом горя и боли; Они пойманы Колесом, что они надеялись сломать, На их плечах они должны нести груз судьбы человека. Богатства Небес они приносят, их страдания считаются ценой, Или же они оплачивают дар знания их жизнями. Сын Бога, рождённый как Сын человека, Испил горькую чашу, имея долг Божества, Долг Вечного перед падшим родом, Что его воля связала со смертью и борющейся жизнью, Тщетно жаждущей отдыха и бесконечного покоя. Теперь долг выплачен, стёрт оригинальный счёт. Вечный страдает в человеческой форме, Он подписал завет спасения его кровью: Он открыл двери его неумирающего мира. Божество компенсирует требования творения, Творец несёт закон боли и смерти; Возмездие поражает воплощенного Бога. Его любовь проложила смертному дорогу на Небеса: Он отдал его жизнь и свет, чтобы уравновесить здесь Мрачный счёт смертного невежества. Она закончена, ужасная мистическая жертва, Принесённая мученическим телом Бога за мир; Гефсимания и Голгофа - его удел, Он несёт крест, к которому пригвождена душа человека; Его сопровождение - проклятия толпы; Оскорбления и насмешки - это признание его права; Два разбойника, распятые вместе с ним, насмехаются над его могучей смертью. Он прошёл с кровоточащим челом путь Спасителя. Тот, кто обрёл его тождество с Богом, Платит смертью тела за безбрежный свет его души. Его бессмертное знание торжествует при его смерти. Зарубленный, четвертованный на эшафоте, когда он падает, Его распятый голос провозглашает: 'я, я - Бог'. 'Да, всё есть Бог', - откликается Бессмертный зов небес. Семя Божества спит в смертных сердцах, Цветок Божества растёт на мировом древе: Все откроют Бога в себе и в вещах. Но когда посланник Бога приходит, чтобы помочь миру И привести душу земли к высшим вещам, Он тоже должен понести ярмо, от которого он пришёл освободить; Он тоже должен выносить боль, которую он исцелит: Освобождённый и не затронутый судьбой земли, Как он излечит болезни, которых никогда не испытал? Он покрывает агонию мира его спокойствием; Но, хотя внешним глазам не видно знака, И мир даётся нашим истерзанным человеческим сердцам, Идёт сражение, и платится невидимая цена; Огонь, смута, борьба находятся внутри. Он несёт страдающий мир в его собственной груди; Его [мира] грехи отягощают его мысли, его [мира] горе принадлежит ему: Древний груз земли лежит, тягостный, на его душе; Ночь и её силы осаждают его медленные шаги, Хватку Титана-противника он выносит; Его марш - это битва и паломничество. Зло жизни поражает, он поражён болью мира: Миллион ран зияет в его тайном сердце. Он путешествует, бессонный, сквозь бесконечную ночь; Антагонист заставляет толпу пересекать его путь; Осада, бой - это его внутренняя жизнь. Ещё дороже может быть цена, ужаснее боль: Его широкая идентичность и всеохватывающая любовь Принесут космическую тоску в его глубины, Скорбь всех живых существ придёт И постучится в его двери, и будет жить в его доме; Ужасная струна симпатии может связать Все страдания в его единственное горе и сделать Всю агонию во всех мирах его собственной. Он встречает древнюю противостоящую Силу, Его хлещут кнутами, что рвут истерзанное сердце мира; Плач веков посещает его глаза: Он носит окровавленную огненную рубашку Кентавра, Яд мира запятнал его горло. На рыночной площади столицы Материи, Среди торгов действия, называемого жизнью, Он привязан к столбу вечного Огня; Он горит на невидимой изначальной грани, С которой Материя может быть превращена в духовное вещество: Он - жертва в его собственном жертвоприношении. Бессмертный, связанный с земной смертностью, Появляющийся и погибающий на дорогах Времени, Создаёт момент Бога биениями вечности. Он умирает, чтобы мир мог заново родиться и жить. Даже если он избежит самых жестоких огней, Даже если мир не прорвётся внутрь, затопляющее море, Лишь тяжёлой жертвой заслуживается высокое небо: Он должен столкнуться с боем, с болью, тот, кто победит Ад. Тёмная скрытая враждебность поселилась В человеческих глубинах, в скрытом сердце Времени, Что претендует на право изменять и портить работу Бога. Тайная вражда подстерегает Марш мира; Она оставляет след в мыслях, речи и действиях: Она штампует пятно и дефект на всех сделанных вещах; Пока она не убита, мир на земле запрещён. Нет видимого врага, но невидимые Окружают нас, силы неощутимые осаждают, Прикасания из чужих царств, мысли, не наши собственные, Настигают нас и подчиняют заблудшее сердце; Наши жизни пойманы в неопределённую сеть. Противостоящая Сила была рождена старым: Захватчица жизни смертного человека, Она скрывает от него прямой бессмертный путь. Мощь пришла, чтобы завуалировать вечный Свет, Мощь, противостоящая вечной воле, Отводит послания непогрешимого Слова, Искажает контуры космического плана: Шёпот соблазняет злом человеческое сердце, Он запечатывает глаза мудрости, взгляд души, Он - источник нашего страдания здесь, Он связывает землю с бедствиями и болью. Это всё должен победить тот, кто принесёт вниз мир Бога. Этого скрытого врага, поселившегося в человеческой груди, Человек должен преодолеть, или упустить свою высшую судьбу. Это внутренняя война без [возможности] побега.
"Тяжка трудная задача спасителя мира; Сам мир становится его врагом, Те, кого он хотел бы спасти, - его противниками: Этот мир влюблён в собственное невежество, Его тьма отворачивается от спасительного света, Он даёт крест в уплату за венец. Его работа - ручеёк великолепия в долгой ночи; Он видит долгий марш Времени, малую победу; Некоторые спасаются, остальные стараются, но терпят неудачу: Солнце прошло, тень Ночи падает на землю. Всё же есть счастливые пути, близкие к солнцу Бога; Но мало тех, кто ступает по освещённой солнцем тропе; Лишь чистые душой могут ходить в свете. Выход показан, дорога трудного бегства Из печали и тьмы и цепей; Но как немногие спасшиеся освободят мир? Человеческая масса задерживается под ярмом. Бегство, сколь бы высоким ни было, не искупает жизнь, Жизнь, что остаётся позади на падшей земле. Бегство не может поднять оставленную расу Или принести ей победу и правление Бога. Большая сила должна прийти, больший свет. Хотя Свет на земле возрастает, а Ночь отступает, Всё же, пока зло не будет убито в его собственном доме, А Свет не вторгнется в бессознательную базу мира, И противоборствующая Сила не погибнет, Он ещё обязан трудиться, его работа выполнена [лишь] отчасти. Некто всё же может прийти бронированный, непобедимый; Его воля неподвижно встречает подвижный час; Удары мира не могут склонить эту побеждающую главу; Спокойны и уверенны его шаги в нарастающей Ночи; Цель отступает, он не спешит в его ходьбе, Он не оборачивается на высшие голоса в ночи; Он не просит помощи у низших богов; Его взгляд фиксирован на его неизменной цели. Человек сворачивает в сторону или выбирает более лёгкие пути; Он хранит одну высокую и трудную дорогу, Единственную, что может подняться к вершинам Вечности; Невыразимые планы уже почувствовали его поступь; Он сделал небо и землю его инструментами, Но границы земли и неба падают от него; Их закон он превосходит, но использует его, как средство. Он схватил руки жизни, он овладел его собственным сердцем. Манёвры Природы не вводят в заблуждение его взгляд, Непреклонен его взор на дальний предел Истины; Глухое сопротивление Судьбы не может сломить его волю. В страшных переходах, на роковых тропах Неуязвима его душа, неубиваемо его сердце, Он живёт через противостояние Силам земли И засадам Природы, и атакам мира. Высота его духа превосходит боль и блаженство, Он встречает зло и добро спокойными и ровными глазами. Он также должен бороться с загадочным Сфинксом И погружаться в его долгую неизвестность. Он прорвался в глубины Бессознательного, Что скрывают себя даже от их собственного взгляда: Он видел, как сон Бога формирует эти магические миры. Он наблюдал, как немой Бог формирует структуру Материи, Видел грёзы его неосознающего сна И наблюдал бессознательную Силу, что строила звёзды. Он изучил работу Бессознательного и его закон, Его непоследовательные мысли и жёсткие действия, Его рискованные траты импульса и идеи, Хаос его механических частот, Его случайные зовы, его шёпот, ложно истинный, Вводящий в заблуждение сокрытую слушающую душу. Все вещи входят в его уши, но ничто не остаётся; Всё поднялось из безмолвия, всё идёт назад в его тишину. Его сонливость основала вселенную, Его смутное пробуждение заставляет мир казаться тщетным. Возникшее из Небытия и к Небытию обращённое, Его тёмное и мощное неведение было началом земли; Это отходы материала, из которых всё было создано; Творение может рухнуть в его глубины. Противостояние с ним стопорит марш души, Оно - мать нашего невежества. Он должен призвать свет в эти тёмные бездны, Иначе истина никогда не сможет победить сон Материи, А вся земля - взглянуть в глаза Бога. Все вещи, затемняющие его знание, должны заново осветиться, Все вещи, извращающие его силу, должны развязаться: Он должен перейти на другой берег моря лжи, Он должен войти во тьму мира, чтобы принести туда свет. Сердце зла должно быть открыто его глазам, Он должен изучить его космическую тёмную необходимость, Его право и его ужасные корни в почве Природы. Он должен знать мысль, что движет демоническим действием И оправдывает ошибочную гордость Титана И ложь, таящуюся в извращённых мечтах земли: Он должен войти в вечность Ночи И познать тьму Бога, как он знает его Солнце. Для этого он должен спуститься в яму, Для этого он должен вторгнуться в печальные Просторы. Нетленный, мудрый и бесконечный, Он всё ещё должен путешествовать по миру Ада, чтобы спасти. В вечный Свет он выйдет На границах встречи всех миров; Там, на краю высших ступеней Природы, Исполняется тайный закон каждой вещи, Все противоречия исцеляются от их долгого разногласия. Там встречаются и обнимаются вечные противоположности, Там боль становится неистовой огненной радостью; Зло обращается назад в его оригинальное добро, И печаль ложится на грудь Блаженства: Она научилась плакать радостными слезами счастья; Её взор наполнен задумчивым экстазом. Тогда здесь завершится Закон Боли. Земля станет домом Небесного света, Провидец, рождённый на небесах, поселится в человеческой груди; Сверхсознательный луч коснётся глаз людей, И истинно сознательный мир спустится на землю, Вторгаясь в Материю лучом Духа, Пробуждая его безмолвие к бессмертным мыслям, Пробуждая немое сердце к живому Слову. Эта смертная жизнь должна вместить блаженство Вечности, Самоиспытываемое бессмертие тела. Тогда задача спасителя мира будет выполнена.
"До тех пор жизнь должна нести её семя смерти, И жалоба печали будет слышна в медленной Ночи. О смертный, неси этот великий закон боли мира, В твоём тяжёлом переходе через страдающий мир Опирайся для поддержки твоей души на силу Небес, Обращайся к высшей Истине, стремись к любви и миру. Малое блаженство даровано тебе свыше, Прикасание божественное к твоим человеческим дням. Сделай твой ежедневный путь паломничеством, Ибо через маленькие радости и страдания ты движешься к Богу. Не спеши к Божеству по опасной дороге, Не открывай твои двери безымянной Силе, Не взбирайся к Божеству по пути Титана. Против Закона он ставит его одинокую волю, Поперёк её пути он бросает его гордыню могущества. К небу он взбирается по лестнице штормов, Стремясь жить рядом с бессмертным солнцем. Он старается с гигантским усилием вырвать силой Из жизни и Природы право бессмертных; Он берёт штурмом мир и судьбу и небеса. Он не приходит на высокое место Творца мира, Он не ждёт, когда протянутая рука Бога Поднимет его из его смертности. Всё он сделал бы его собственным, ничего не оставив свободным, Растягивая его маленькое "я", чтобы совладать с бесконечностью. Препятствуя открытым путям богов, он строит Его собственное имение из воздуха и света земли; Монополист мировой энергии, Он доминирует над жизнями простых людей. Его боль и боль других он делает его средствами: На смерти и страданиях он возводит его трон. В спешке и лязге деяний его могущества, В буйстве и избытке славы и позора, Масштабами ненависти и насилия, Дрожанием мира под его поступью Он противопоставляет себя спокойствию Вечного И чувствует в себе величие бога: Могущество - его образ небесного "я". Сердце Титана - это море огня и силы; Он ликует при смерти существ, разрушении и падении, Он питает его силу своей и чужой болью; В пафосе и страсти мира он находит восторг, Его гордость, его мощь призывают к борьбе и муке. Он прославляет страдания плоти И покрывает стигматы именем Стоика. Его глаза, ослеплённые и невидящие, таращатся на солнце, Взгляд искателя отступает от его сердца И не может уже найти свет вечности; Он видит запредельное, как пустоту вакуума души, И принимает его ночь за тёмную бесконечность. Его природа возвеличивает пустоту нереального И видит в Ничто единственную реальность: Он будет штамповать его единственную фигуру в мире, Навязывать слухам мира его единственное имя. Его моменты центрируют обширную вселенную. Он видит его маленькое "я", как самого Бога. Его маленькое "я" поглотило весь мир, Его эго растянулось в бесконечность. Его ум, биение в изначальном Небытии, Шифрует его мысли на доске безчасового Времени. Он строит на могучей пустоте души Гигантскую философию Небытия. В нём Нирвана живёт, говорит и действует, Невозможную создавая вселенную. Вечный ноль - это его бесформенное "я", Его дух - пустота, безличный абсолют. Не делай этого шага, О растущая душа человека; Не бросай твоё "я" в эту ночь Бога. Страдание души - это не ключ вечности, Не искупление скорбью требования небес к жизни. О смертный, неси, но не проси об ударе, Слишком скоро горе и тоска отыщут тебя. Слишком велико это предприятие для твоей воли; Лишь в границах сила человека может быть безопасной; Всё же бесконечность есть цель твоего духа; Его блаженство там, позади лица мира со слезами. Могущество есть в тебе, которого ты не знаешь; Ты - сосуд для заключённой искры. Она ищет освобождения от оболочки Времени, И, пока ты запираешь её внутри, печатью становится боль: Блаженство - это венец Божества, вечного, свободного, Не обременённого слепой мистерией боли жизни: Боль - это подпись Невежества, Свидетельствующая о тайном Боге, отвергнутом жизнью: Пока жизнь не найдет его, боль не может никогда закончиться. Спокойствие - это победа "я", преодолевающего судьбу. Терпи; ты, наконец, найдешь твою дорогу к блаженству. Блаженство - это тайная материя всего, что живёт, Даже боль и горе - одеяния мирового восторга, Оно скрывается за твоей печалью и твоим криком. Потому что твоя сила - это часть, а не целое Бога, Потому что, поражённое маленьким "я", Твоё сознание забывает быть божественным, Когда оно ходит в смутной полутени плоти И не может выносить ужасное прикасание мира, Ты вскрикиваешь и говоришь, что есть боль. Безразличие, боль и радость, тройная маскировка, Наряд восторженного Танцора в пути, Удерживают от тебя тело блаженства Бога. Сила твоего духа сделает тебя единым с Богом, Твоя агония сменится экстазом, Безразличие углубится до спокойствия бесконечности, А обнажённая радость засмеётся на вершинах Абсолюта.
"О смертный, кто жалуется на смерть и судьбу, Не обвиняй никого ни в одном из зол, что ты сам вызвал; Этот беспокойный мир ты выбрал для твоего дома, Ты сам - автор твоей боли. Однажды в бессмертной безграничности Себя, На просторах Истины, Сознания и Света Душа выглянула из её счастья. Она ощущала бесконечное блаженство духа, Она знала себя бессмертной, вневременной, внепространственной, единой, Она видела Вечное, жила в Бесконечном. Затем, любопытствуя о тени, отбрасываемой Истиной, Она напряглась в сторону некой инаковости себя, Её потянуло к незнакомому Лику, всматривающемуся сквозь ночь. Она ощутила негативную бесконечность, Пустоту сверхъестественного, чей безмерный избыток, Имитирующий Бога и вечное Время, Предлагал почву для неблагоприятного рождения Природы И для жёсткой твёрдой бессознательности Материи, Таящей в себе блеск преходящей души, Что освещает рождение, смерть и невежественную жизнь. Ум возник, что глазел в Ничто, Пока не сформировались фигуры чего-то, чего никогда не могло быть; Оно содержит в себе противоположность всего, что есть. Ничто появилось, как огромная запечатанная причина Бытия, Его немая опора в пустой бесконечности, В чьей бездне должен исчезнуть дух: Затемнённая Природа жила и удерживала семя Духа скрытым, притворяясь, что его нет. Вечное Сознание стало причудой Для бездушного всемогущего Бессознательного, И, больше не вдыхаемое, как родной воздух духа, Блаженство стало инцидентом смертного часа, Чужаком в бесчувственной вселенной. Будто притягиваемая величием Пустоты, Душа, увлекаемая, склонялась к Бездне:
Она жаждала приключений Невежества, Чуда и сюрприза Неизвестного И бесконечных возможностей, что таились В чреве Хаоса и в бездне Ничто Или смотрели из непостижимых глаз Случая. Она устала от её неизменного счастья, Она отвернулась от бессмертия: Она тянулась к зову риска и обаянию опасности, Она жаждала пафоса горя, драмы боли, Угрозы гибели, раненного нагого бегства, Музыки крушения и его очарования и краха, Вкуса сожаления и азартной игры любви И страсти, и неоднозначного лика Судьбы. Мир жёстких усилий и тяжёлого труда, Битвы на опасной грани умирания, Столкновения сил, обширной неуверенности, Радости творения из Ничего, Странных встреч на дорогах Невежества И общения полузнакомых душ Или обособленного величия и одинокой силы Отдельного существа, завоёвывающего себе мир, Вызвал её из её слишком безопасной вечности. Начался грандиозный спуск, гигантское падение: Ибо то, что видит дух, создаёт истину, А то, что воображает душа, становится миром. Мысль, что выпрыгнула из Вневременного, может стать Индикатором космических последствий И маршрута богов, Циклическим движением в вечном Времени. Так появился, рождённый из слепого чудовищного выбора, Этот великий озадаченный и недовольный мир, Это пристанище Невежества, этот дом Боли: Там разбиты шатры желания, штаб-квартира горя. Обширная маскировка скрывает блаженство Вечного."
Тогда Ашвапати ответил провидцу: "Значит, дух управляется внешним миром? О провидец, неужели нет исцеления внутри? Но что есть Судьба, если не воля духа, Спустя долгое время исполненная космической Силой? Я полагал, что с ней пришла могучая Сила; Разве эта Сила - не высокий товарищ Судьбы?" Но Нарад ответил, покрывая истину истиной: "О Ашвапати, случайными кажутся пути, Вдоль чьих рядов блуждают или бегут твои шаги В случайные часы или моменты богов, Однако малейшие твои спотыкания предвидятся свыше. Непогрешимо кривые жизни рисуются, Следуя потоку Времени через неизвестное; Они ведомы нитью, что хранят спокойные бессмертные. Этот гербовый иероглиф пророческих утр Пишет в символах смысл, более возвышенный, Чем запечатанная Мысль пробуждается к нему, но об этом высоком скрипте Как мой голос убедит ум земли? Более мудрая любовь Небес отвергает молитву смертного; Не ослеплённая дыханием его желания, Незамутнённая туманами страха и надежды, Она склоняется над борьбой любви со смертью; Она сохраняет для неё её привилегию боли. В душе твоей дочери живёт величие, Что может трансформировать её саму и всех вокруг, Но должно пройти по камням страдания к его цели. Хотя [она] создана, как чаша нектара небес, Из небесного эфира сделанная, она искала этот воздух, Она тоже должна разделить человеческую нужду в горе И все её причины радости превратить в боль. Ум смертного человека управляется словами, Его видение скрывается стенами Мысли И выглядывает лишь через полуоткрытые двери. Он разрезает безграничную Истину на небесные полосы, И каждую полосу он принимает за все небеса. Он глядит на бесконечную возможность И даёт пластичному Простору название Шанса; Он видит длительные результаты всеведающей Силы, Планирующей последовательность шагов в бесконечном Времени, Но в её звеньях воображает бессмысленную цепь Или мёртвую руку холодной Необходимости; Он не отвечает мистическому сердцу Матери, Скучает по горячим вздыманиям её груди И чувствует холодные жёсткие клешни безжизненного Закона. Волю Вневременного, вырабатывающуюся во Времени В свободных абсолютных шагах космической Истины, Он считает мёртвой машиной или бессознательной Судьбой. Формулы Мага создали законы Материи, И, пока они существуют, все вещи связаны ими; Но согласие духа необходимо для каждого действия, И Свобода идёт в одном ритме с Законом. Всё здесь может измениться, если Маг выберет. Если бы человеческая воля могла стать единой с [волей] Бога, Если бы человеческая мысль могла стать эхом мыслей Бога, Человек мог бы быть всезнающим и всемогущим; Но теперь он ходит в сомнительном луче Природы. Всё же ум человека может принять свет Бога, Сила человека может быть ведомой силой Бога, Тогда он - чудо, творящее чудеса. Ибо только так он может стать царём Природы. Это решено, и Сатьяван должен умереть; Час установлен, выбран смертельный удар. Что ещё должно случиться, записано в её душе, Но пока час не откроет роковой скрипт, Письмо ждёт, неразборчивое и немое. Судьба - это Истина, вырабатываемая в Невежестве. О Король, твоя судьба - это сделка, совершаемая В каждый час между Природой и твоей душой С Богом в качестве её предвидящего арбитра. Судьба - это баланс, нарисованный в книге Предназначения. Человек может принять его судьбу, он может отказаться. Даже если Единый поддерживает незримый указ, Он записывает твой отказ на твоей кредитной странице: Ибо рок - это не закрытая, мистическая печать. Воскресающий из трагического крушения жизни, Воскресающий из пыток и смерти тела, Дух поднимается могущественнее от поражения; Его богоподобные крылья становятся шире с каждым падением. Его великолепные неудачи слагаются в победу. О человек, события, что встречают тебя на твоём пути, Хотя и поражают твоё тело и душу радостью и горем, Не есть твоя судьба, - они касаются тебя на время и уходят; Даже смерть не может сократить шествие твоего духа: Твоя цель, дорога, что ты выбираешь, - есть твоя судьба. Бросающая на алтарь твои мысли, твоё сердце, твои дела Твоя судьба - это долгое жертвоприношение богам, Пока они не откроют тебе твоё тайное "я" И не сделают тебя единым с пребывающим в тебе Богом. О душа, вторгшаяся в невежество Природы, Вооружённая путешественница к невидимым верховным высотам, Судьба твоего духа - это битва и непрерывный марш Против невидимых противостоящих Сил, Переход от Материи во вневременное "я". Искательница приключений через слепое непредвидимое Время, Вынужденная продвигаться через длинную линию жизней, Она проталкивает её острую главу сквозь века. Через пыль и трясину земной равнины, По многим охраняемым линиям и опасным фронтам, В страшных атаках, израненная в медленных отступлениях, Удерживая окружённый и разбитый форт идеала Или сражаясь с превосходящими силами на одиночных постах, Или располагаясь в ночи вокруг бивуачных костров, Ожидая запоздалых труб рассвета, В голоде и в изобилии и в боли, Через опасности, через триумф и через падение, Через зелёные переулки жизни и по её пустынным пескам, По голому болоту, вдоль хребта, залитого солнцем, В сплочённых колоннах с разбросанным тылом, Ведомая сигнальными огнями её кочевого авангарда, Марширует армия потерявшего путь бога. Тогда позднее ощущается невыразимая радость, Тогда он вспоминает его забытое "я"; Он вновь обрёл небеса, с которых упал. Наконец, неукротимая линия его фронта Форсирует последние перевалы Невежества: Продвигаясь за последние известные пределы Природы, Разведывая грозное неизвестное, За пределами ориентиров видимых вещей Он поднимается через чудесный высший воздух, Пока, взобравшись на немую вершину мира, Он не встанет на пики великолепия Бога. Напрасно ты скорбишь о том, что Сатьяван должен умереть; Его смерть - это начало более великой жизни, Смерть - это возможность для духа. Обширное намерение сблизило две души, А любовь и смерть сговорились ради одной великой цели. Ибо из опасности и боли придёт блаженство небес, Непредвиденное событие Времени, тайный план Бога. Этот мир не был построен из случайных кирпичей Шанса, Не слепой Бог - архитектор судьбы; Сознательная сила нарисовала план жизни, Есть смысл в каждой кривой и линии. Это высокая и величественная архитектура, Построенная многими именитыми и безымянными каменщиками, В которой невидящие руки повинуются Невидимому, И она - одна из его мастеров-строителей. "Королева, больше не пытайся изменить тайную волю; Случайности Времени - это шаги в его обширной схеме. Не проноси свои краткие и беспомощные человеческие слёзы Через бездонные мгновения сердца, Что осознаёт его единственную волю и [Волю] Бога, как одно целое: Оно может принять свою враждебную участь; Оно сидит в стороне от горя и перед лицом смерти, Бросая вызов неблагоприятной судьбе, вооружённое и одинокое. В этом огромном мире стоящая особняком В могуществе воли её безмолвного духа, В страсти её жертвенной души, Её одинокая сила, обращённая ко вселенной, Противостоящая судьбе, не просит помощи ни человека, ни бога: Иногда одна жизнь решает участь земли, Она не взывает о подмоге к связанным временем силам. В одиночку она равняется её могучей задаче. Не вмешивайся в борьбу, слишком великую для тебя, В битву, слишком глубокую, чтобы смертная мысль могла звучать, В её вопрос к жёстким границам этой Природы, Когда душа, обнажённая от одеяний, противостоит бесконечности, В её слишком обширную тему одинокой смертной воли, Шагающей в безмолвии вечности. Как звезда, не сопровождаемая, движется в небесах, Не удивляемая безмерностями Космоса, Путешествуя в бесконечности с её собственным светом, Так великие сильнее всего, когда они стоят в одиночестве. Богом данная мощь существа - это их сила, Луч от уединённого света их "я" - проводник; Душа, что может жить наедине с собой, встречает Бога; Её одинокая Вселенная - их рандеву. Может наступить день, когда она должна встать, беспомощная, На опасной границе мира рока и её собственного, Неся будущее мира в её одинокой груди, Неся человеческую надежду в сердце, оставшемся одиноким, Чтобы победить или потерпеть неудачу на последнем отчаянном краю, Наедине со смертью и на грани исчезновения. Её одинокое величие в этой последней страшной сцене Должно в одиночку пересечь опасный мост во Времени И достичь вершины мирового удела, Где всё завоевано или всё потеряно для человека. В этой страшной тишине, одинокой и потерянной, Решающего часа в судьбе мира, В восхождении её души за пределы смертного времени, Когда она стоит наедине со Смертью или наедине с Богом, Обособленно на безмолвной отчаянной грани, Одна с её "я" и смертью и судьбой, Как на некой границе между Временем и Безвременностью, Когда бытие должно закончиться или жизнь перестроить её базу, Одна она должна победить или одна должна пасть. Никакая человеческая помощь не сможет достичь её в этот час, Никакой бронированный бог не будет сиять рядом с ней. Не взывай к небесам, ибо одна она может спасти. Для этого безмолвная сила пришла с миссией вниз; В ней сознательная Воля приняла человеческий облик: Только она может спасти себя и спасти мир. О королева, отойди от этой грандиозной сцены, Не становись между ней и её часом Судьбы. Её час должен настать, и никто не может вмешаться: Не думай отвратить её от её посланной небесами задачи, Не пытайся спасти её от её собственной высшей воли. Тебе нет места в этой страшной борьбе; Твоя любовь и тоска не являются там арбитрами; Оставь судьбу мира и её единственно охране Бога. Даже если он, кажется, оставляет её [наедине с] её одинокой силой, Даже если всё колеблется и падает, и виден конец, И сердце терпит неудачу, и есть лишь смерть и ночь, Богом данная, её сила может сражаться против рока Даже на краю, где Смерть одна кажется близкой, И никакая человеческая сила не может помешать или помочь. Не вздумай вмешиваться в скрытую Волю, Не вторгайся между её духом и её силой, Но оставь её [наедине] с её могучим "я" и Cудьбой."
Он сказал и замолк и покинул земную сцену. Вдали от борьбы и страданий на нашем земном шаре Он повернулся к его далёкому блаженному дому. Сверкающая стрела, указывающая прямо в небо, Светящееся тело эфирного провидца Атаковало пурпурную славу полдня И исчезло, подобно удаляющейся звезде, Исчезающей в свете Незримого. Но всё ещё слышался крик в бесконечности, И всё ещё для внимающей души на смертной земле Высокий и далёкий нетленный голос Пел гимн вечной любви.
Сообщение: 4090
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 15.11.22 22:46. Заголовок: КНИГА ЙОГИ Песнь I ..
КНИГА ЙОГИ
Песнь I
РАДОСТЬ ЕДИНЕНИЯ; ИСПЫТАНИЕ ПРЕДВИДЕНИЕМ СМЕРТИ И СКОРБЬЮ СЕРДЦА
Судьба следовала её предвиденной неизменной дорогой. Надежды и стремления человека создают путешествующие колёса, Что несут тело его предназначения И ведут его слепую волю к неизвестной цели. Его судьба внутри него формирует его действия и правила; Его лицо и форма уже рождены в нём, Его происхождение - в его тайной душе: Здесь Материя кажется формирующей жизнь тела, А душа следует туда, куда её ведет природа. Природа и Судьба вынуждают выбор его свободной воли. Но более великие духи могут опрокинуть этот баланс И сделать душу художником её судьбы. Это мистическая истина, что скрыта нашим невежеством: Рок - это проход для нашей врождённой силы, Наше испытание - это выбор скрытого духа, Ананке - собственное решение нашего существа. Всё исполнилось, что сердце Савитри, Цветочно-сладкое и непреклонное, страстное и спокойное, Выбрало, и на несгибаемой дороге её силы Вынудило к её исходу долгую космическую кривую. Вновь она сидела сзади громких спешащих копыт; Скорость бронированных эскадронов и голос Далеко слышимых колесниц уносили её от её дома. Лежащая земля проснулась в её немой задумчивости И взглянула на неё из обширной лени: Холмы, утопающие в яркой дымке, огромные земли, Что вольготно раскинулись под летними небесами, Область за областью, просторные под солнцем, Города, похожие на хризолиты в широком сиянии, И жёлтые реки, шагающие с львиной гривой, Вели к изумрудной линии границ Шалвы, Счастливому фронту железных просторов, Суровых вершин и титанических одиночеств. Вновь [она] была рядом с прекрасным и обречённым местом, Границы которого сверкали восторгом рощ, Где она впервые встретила лицо Сатьявана, И он увидел, как некто, пробуждающийся от сна, Некую вневременную красоту и реальность, Лунно-золотую сладость рождённого землёй ребёнка небес. Прошлое отступило, а будущее приблизилось: Теперь далеко позади остались просторные залы Мадры, Белые резные колонны, прохладные тусклые альковы, Окрашенная мозаика хрустальных полов, Возвышающиеся павильоны, пруды с рябью от ветра И сады, гудящие от жужжания пчел, Скоро забытые или поблёкшие в памяти Плеск фонтана в бассейне, выложенном белым камнем, Торжественный медитативный транс задумчивого полдня, Сон колоннады, серой в тихом вечере, Медленный восход луны, скользящей перед Ночью. Далеко позади остались теперь знакомые лица, Счастливый шёлковый лепет на губах смеха, Крепкое пожатие близких рук И свет обожания в любимых глазах, Предлагаемый единственной правительнице их жизни. Первобытное одиночество Природы здесь было: Здесь слышался лишь голос птицы и зверя, - В аскетическом изгнании в тускло-одушевлённом огромном Нечеловеческом лесу вдали от весёлых звуков Блаженного человеческого общения и его многолюдных дней. В ясный вечер с единственным красным глазом из облака, Через узкий проход, зелёную цветущую расщелину, Из-под взгляда неба и земли они вошли В громадный дом изумрудных сумерек. Там, ведомые вперёд едва заметной задумчивой тропкой, Что тянулась сквозь тень огромных стволов И под арками скупых солнечных лучей, Они увидели низкие соломенные крыши скита, Сгрудившиеся под пятном лазурного цвета На залитой солнцем поляне, что казалась вспышкой Радостной улыбки в чудовищном сердце леса, Примитивным убежищем мысли и воли человека, Наблюдаемым толпящимися гигантами леса. Прибыв в эту грубо вытесанную усадьбу, они отдали, Уже не вопрошая о странности её судьбы, Их гордость и любовь великому слепому королю, Царственной колонне падшего могущества, И величественной измученной заботами женщине, некогда королеве, Которая теперь не надеялась ни на что для себя в жизни, Но всего желала лишь для её единственного ребёнка, На одну его голову призывая от [её] частной Судьбы Всю радость земли, всё блаженство небес. Поклоняясь мудрости и красоте, будто юного бога, Она видела его любимым небом, как ею самой, Она радовалась его яркости и верила в его судьбу, И не знала о приближающемся зле. Задержавшись на несколько дней на лесной опушке, Подобно людям, что продлевают боль ухода, Не желая расставаться с печальными цепляющимися руками, Не желая видеть в последний раз лицо, Отяжелевшее от печали предстоящего дня, И удивляясь беспечности Судьбы, Что разбивает неверными руками её высочайшие работы, Они расстались с ней с отягощёнными сердцами, полными боли, Как, вынуждаемые неизбежной судьбой, мы расстаёмся С теми, кого никогда больше не увидим; Движимые необычностью её судьбы, Беспомощные перед выбором сердца Савитри, Они оставили её наедине с её восторгом и её роком В дикой тяжести огромного леса. Всё оставалось позади, что когда-то было её жизнью, Всё приветствовалось, что отныне было [жизнью] его и её, Она обитала с Сатьяваном в диком лесу: Бесценной она считала её радость, столь близкую к смерти; Обособленная с любовью, она жила только ради любви. Словно самоуравновешенный над маршем дней, Её неподвижный дух наблюдал спешку Времени, Статуя страсти и непобедимой силы, Абсолютизм сладкой властной воли, Спокойствие и неистовство богов, Неукротимых и неизменных.
Сначала для неё под сапфирными небесами Лесное уединение было роскошным сном, Алтарём великолепия и огня лета, Увенчанным небом, украшенным цветами дворцом богов, А все его сцены - улыбкой на губах восторга, И все его голоса - певцами счастья. Здесь звучало пение в случайном ветре, Здесь сияла слава в малейшем солнечном луче; Ночь была хризопразом на бархатной ткани, Гнездящейся тьмой или бездной, освещённой луной; День был пурпурным зрелищем и гимном, Волной смеха света от утра к вечеру. Его отсутствие было сном памяти, Его присутствие было империей Бога. Слияние радостей земли и неба, Трепетное пламя брачного восторга прошло, Порыв двух духов стать одним, Сгорание двух тел в одном пламени. Открылись врата незабываемого блаженства: Две жизни были заключены внутри земных небес, А судьба и горе бежали от этого огненного часа. Но вскоре теперь опало жаркое дыхание лета, И толпы сине-чёрных туч поползли по небу, И дождь бежал, рыдая над промокшими листьями, И шторм стал титаническим голосом леса. Затем, прислушиваясь к фатальному раскату грома И к беглым топающим шагам ливней, К долгому неудовлетворённому пыхтению ветра И к печали, бормочущей в раздираемой звуками ночи, Горе всего мира приблизилось к ней. Тьма ночи казалась зловещим ликом её будущего. Тень обречённости её возлюбленного поднялась, И страх наложил руки на её смертное сердце. Мгновения мчались быстро и безжалостно; встревоженные Её мысли, её ум вспомнил дату Нарада. Дрожью снедаемая, бухгалтер её богатств, Она подсчитывала недостающие дни до срока: Страшное ожидание постучало в её грудь; Ужасными для неё были шаги часов: Горе пришло, страстный чужак, к её воротам: Изгнанная, хотя и в его объятиях, из её сна, Она поднималась утром посмотреть в его лицо. Тщетно она бежала в бездны блаженства От преследующего её предвидения конца. Чем больше она погружалась в любовь, тем сильнее становилась её тоска; Её глубочайшее горе возникало из сладчайших бездн. Воспоминание было пронзительной болью, она ощущала Каждый день, как золотую страницу, жестоко вырываемую Из её слишком тонкой книги любви и радости. Так, раскачиваясь в мощных порывах счастья И плавая в мрачных волнах предчувствия, И питая печаль и ужас её сердцем, - Пока они сидели среди гостей её груди Или в её внутренних покоях шагали, отделённые, - Её глаза слепо взирали в ночь будущего. Из её отдельного "я" она смотрела и видела, Двигаясь среди несознательных любимых лиц, Чужих умом, хотя столь близких сердцем, Как невежественный улыбающийся мир счастливо шёл По его пути к неведомому року, И удивлялась беззаботным жизням людей. Словно в разных мирах они шли, хоть и близко, Они были уверены в возвращающемся солнце, Окутаны маленькими ежечасными надеждами и задачами, - Она в её ужасном знании была одна. Богатая и счастливая сокровенность, что когда-то Охраняла её, как в серебряной беседке, Отделённой в ярком гнезде мыслей и грёз, Дала место трагическим часам одиночества И одинокого горя, что никто не мог разделить или узнать, Телу, видящему слишком скорый конец радости И хрупкого счастья его смертной любви. Её безмолвное лицо было неподвижно, мило и спокойно, Её исполненные грации ежедневные действия стали теперь маской; Тщетно она смотрела в её глубины, чтобы найти Почву для неподвижности и покоя духа. Всё ещё скрытым от неё оставалось безмолвное Существо внутри, Что видит проходящую драму жизни неподвижными глазами, Поддерживает печаль ума и сердца И выносит в груди человека мир и судьбу. Проблеск или вспышки приходили, [но] Присутствие было скрыто. Лишь её неистовое сердце и страстная воля Выдвигались вперёд, чтобы встретить неизменный рок; Беззащитные, обнажённые, привязанные к её человеческой участи, Они не имели ни средств действовать, ни способа спасти. Их она контролировала, ничего не показывая снаружи: Она ещё была для них ребёнком, которого они знали и любили; Скорбящей женщины они не видели внутри. Никаких изменений не было видно в её прекрасных движениях: Императрица, почитаемая всеми, соперничающими когда-то, чтобы служить ей, Она сделала себя прилежной рабыней всех, Не жалея труда метлы, кувшина и колодца, Или приближалась, нежно заботясь, или разжигала огонь На алтаре и в кухне - ни малейшей задачи не позволяя [делать] Другим, которую могла выполнить её женская сила. Во всех её действиях сияла странная божественность: В простейшее движение она могла внести Единство с сияющим одеянием света земли, Возвышение обычных действий любовью. Все-любовь принадлежала ей, и её единственная небесная нить Связывала всё со всем, с нею, как золотым узлом. Но когда её горе давило на поверхность слишком близко, Эти вещи, некогда милые приложения к её радости, Казались ей бессмысленными, сверкающей оболочкой, Или были кругом, механическим и пустым, Действия её тела не разделялись её волей. Всегда за этой странной разделённой жизнью Её дух, подобный морю живого огня, Овладевал её возлюбленным, и его тело облегало Одно сомкнутое объятие, чтобы защитить её находящегося под угрозой супруга. По ночам она просыпалась в медленные безмолвные часы, Размышляя о сокровище его груди и лица, Нависала над скованной сном красотой его лба Или прижималась пылающей щекой к его ногам. Просыпаясь утром, её губы без конца прижималась к его [губам], Не желая никогда вновь разлучаться Или терять этот медовый сток затяжной радости, Не желая отрывать его тело от её груди, Тёплые неадекватные знаки, что должна использовать любовь. Нетерпимая к скудности Времени, Её страсть, ловившая мимолётные часы, Желала ценой веков один день Расточительной любви и прибоя экстаза; Или же она стремилась даже в смертном времени Построить маленькую комнату для безвременья Глубоким союзом двух человеческих жизней, [Где] её душа уединённо заперта в его душе. После всего данного она требовала ещё; Даже в его сильных объятиях, неудовлетворённая, Она рвалась закричать: "О нежный Сатьяван, О возлюбленный моей души, отдай больше, отдай больше Любви, пока ещё ты можешь, ей, которую ты любишь. Отпечатай себя для каждого нерва, чтобы сохранить То, что вибрирует к тебе посланием моего сердца. Ибо скоро мы расстанемся, и кто знает, как скоро Великое колесо в его чудовищном круге Вернёт нас друг другу и нашей любви?" Слишком сильно она любила, чтобы произнести роковые слова И возложить её бремя на его счастливую голову; Она вдавливала нахлынувшее горе обратно в грудь, Чтобы оставаться в тишине, без поддержки, одной. Но Сатьяван иногда отчасти понимал Или, по крайней мере, ощущал, с неуверенным ответом Наших ослеплённых мыслью сердец на невысказанную потребность, Непроницаемую бездну её глубокого страстного желания. Все его быстро идущие дни, что он мог освободить От работы в лесу, от рубки дров И охоты для питания на диких лесных полянах, И от служения незрячей жизни его отца, Он отдавал ей и помогал возрастать часам Близостью его присутствия и объятий, Щедрой мягкостью найденных сердцем слов И близким биением, ощущаемым от сердца к сердцу. Всё [это] было слишком малым для её бездонной потребности. Если в его присутствии она ненадолго забывалась, Горе наполняло его отсутствие своим болезненным прикасанием; Она видела пустыню её грядущих дней, Изображённую в каждом одиноком часе. Хотя с тщетным воображаемым блаженством Огненного единения через дверь спасения в смерти Она мечтала о её теле, облачённом в погребальное пламя, Она знала, что не должна цепляться за это счастье Умереть вместе с ним и следовать, схватив его одеяние, Сквозь другие наши страны радостными путешественниками В сладкой или ужасной Запредельности. Потому что их печальным родителям она ещё была нужна здесь, Чтобы помочь пустым остаткам их дней. Часто ей казалось, что боль веков Вдавила свою квинтэссенцию в её единственное горе, Сконцентрировав в ней измученный мир. Таким образом, в безмолвной комнате её души, Укрывающей её любовь, чтобы жить с тайным горем, Она обитала, подобно немому жрецу, со скрытыми богами, Не умиротворёнными бессловесным приношением её дней, Вознося им её печаль, как ладан, Её жизнь как алтарь, её саму как жертву. Всё же они всё больше врастали друг в друга, Пока не стало казаться, что никакая сила не может разорвать их врозь, Поскольку даже стены тела не могли разделить. Ибо, когда он бродил по лесу, часто Её сознательный дух ходил с ним и знал Его действия, как если бы он двигался в ней; Он, менее осознанный, издалека восхищался ею. Высота её страсти всегда возрастала; Горе, страх стали пищей могучей любви. Усиленная своими мучениями, она заполнила весь мир; Она была всей её жизнью, стала всей её землёй и небом. Хоть и рождённая жизнью, дитя часов, Бессмертной она ходила, несокрушимой, как боги: Её дух простирался безмерно в силе божественного, Наковальня для ударов Судьбы и Времени: Или, устав от страстной роскоши скорби, Само горе становилось спокойным, тусклоглазым, решительным, Ожидающим какого-то исхода его огненной борьбы, Некоторого действия, в котором оно могло навсегда исчезнуть, Победившее самого себя, и смерть, и слёзы. Год теперь замер на краю перемены. Больше не плыли шторма с огромными крыльями И гром не шагал в гневе через мир, Но всё ещё слышалось бормотание в небе И дождь устало капал сквозь скорбный воздух, И серые медленно плывущие облака закрывали землю. Так тяжёлое небо её горя было заперто в её сердце. Недвижимое "я" скрывалось позади, но не давало света: Ни один голос не доносился с забытых высот; Лишь в уединении его задумчивой боли Её человеческое сердце говорило с судьбой тела.
Сообщение: 4091
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 16.11.22 11:19. Заголовок: Книга 7 Песнь II П..
Книга 7
Песнь II ПРИТЧА О ПОИСКАХ ДУШИ
Когда в бдительности бессонной ночи В течение медленных, тяжело ступающих безмолвных часов, Подавляя в её груди груз горя, Она сидела, взирая на немую поступь Времени И подход всё близящейся Судьбы, Призыв пришёл с вершины её существа, Звук, зов, что сломал печати Ночи. Над её бровями, где воля и знание встречаются, Могучий Глас вторгся в смертное пространство. Казалось, он шёл с недосягаемых высот И всё же был близок со всем миром, И знал смысл шагов Времени, И видел неизменную сцену вечной судьбы, Заполняющую далёкую перспективу космического взора. Когда Глас коснулся, её тело превратилось в застывшую И твёрдую золотую статую неподвижного транса, Камень Бога, освещённый аметистовой душой. Вокруг неподвижности её тела всё стало тихим: Её сердце прислушивалось к его медленным размеренным биениям, Её ум отверг услышанную мысль и стал немым: "Зачем ты пришла на эту немую, скованную смертью землю, В эту невежественную жизнь под равнодушными небесами, Привязанная, как жертва на алтаре Времени, О дух, О бессмертная энергия, Если бы ты лелеяла горе в беспомощном сердце Или с чёрствыми бесслёзными глазами ждала своей участи? Восстань, О душа, и победи Время и Смерть." Но сердце Савитри отозвалось в тусклой ночи: "Моя сила взята у меня и отдана Смерти. Зачем я должна вздымать руки к запертым небесам Или бороться с немой неизбежной Судьбой, Или тщетно надеяться возвысить невежественную расу, Что обнимает её участь и насмехается над спасительным Светом, И видит в Уме единственную скинию мудрости, В её суровом пике и её несознательной базе - Скалу безопасности и якорь сна? Есть ли Бог, которого может тронуть любой крик? Он восседает в мире и оставляет силу смертного Бессильной против его спокойного всемогущего Закона И Несознательности, и всемогущих рук Смерти. Что за нужду я имею, что за нужду имеет Сатьяван, Чтобы избегать чёрной цепляющей сети, мрачной двери, Или призывать более могущественный свет в закрытую комнату жизни, Более великий Закон в маленький мир человека? Почему я должна бороться с непреклонными законами земли Или оттягивать неизбежный час смерти? Несомненно, лучше смириться со своей судьбой И следовать вблизи за шагами моего возлюбленного, И пройти сквозь ночь от сумерек к солнцу Через тёмную реку, что разделяет Соседние приходы земли и неба. Тогда мы могли бы лежать, обнявшись, грудь к груди, Не потревоженные мыслью, не потревоженные нашими сердцами, Забыв человека, жизнь и время, и его часы, Забыв зов вечности, забыв Бога." Глас отвечал: "Достаточно ли этого, О дух? И что скажет твоя душа, когда проснётся и узнает, Что работа, ради которой она пришла, осталась незавершённой? Или это всё [лишь] для твоего существа, родившегося на земле, Наделённого мандатом от вечности, Слушателя голосов лет, Последователя по стопам богов, Чтобы пройти и оставить неизменными старые пыльные законы? Разве здесь не будет ни новых скрижалей, ни нового Слова, Ни большего света, сошедшего вниз на землю, Избавляющего её от её бессознательности, Дух человека - от неизменной судьбы? Разве ты не для того сошла, чтобы открыть двери Судьбы, Железные двери, что казались навсегда закрытыми, И вывести человека на широкую и золотую дорогу Истины, Что бежит через конечные вещи в вечность? Разве таков отчёт, что я должен сделать, Мою голову склонив со стыдом пред престолом Вечного, - Его сила, что он зажёг в твоём теле, провалилась, Его труженица возвращается, её задача не выполнена?" Тогда сердце Савитри пало немым, оно не произнесло ни слова. Но, удерживая позади её беспокойное мятежное сердце, Резкая, прямая и сильная, спокойная, как холм, Преодолевающий моря смертного невежества, Чья вершина незыблема над воздухом ума, Сила внутри неё ответила тихому Гласу: "Я - твоя порция здесь, заряженная твоей работой, Как и ты сам, восседающий вечно наверху, Говори с моими глубинами, О великий и Бессмертный Глас, Командуй, ибо я здесь, чтобы исполнять твою волю." Глас ответил: "Вспомни, зачем ты пришла: Отыщи свою душу, верни своё скрытое "я", В молчании ищи Божий смысл в своих глубинах, Тогда смертная природа сменится на божественную. Открой дверь Бога, войди в его транс. Отбрось Мысль от себя, эту проворную обезьяну Света: В его огромной тишине, успокаивающей твой мозг, Его обширная Истина просыпается внутри и знает, и видит. Отбрось от себя чувство, что скрывает видение твоего духа: В безграничной пустоте твоего ума Ты увидишь тело Вечного в мире, Узнаешь его в каждом голосе, слышимом твоей душе, В контактах мира встретишь его единственное прикасание; Все вещи заключат тебя в его объятия. Победи биение своего сердца, позволь своему сердцу биться в Боге: Твоя природа будет двигателем его работ, Твой голос будет вмещать мощь его Слова: Тогда ты приютишь мою силу и победишь Смерть." Тогда Савитри села рядом со своим обречённым мужем, Всё ещё непреклонная в её золотой недвижимой позе, Статуя огня внутреннего солнца. В чёрной ночи пронёсся гнев шторма, Гром гремел над нею, шелестел дождь, Миллионы его шагов стучали по крыше. Бесстрастная среди движения и крика, Свидетельница мыслей ума, настроений жизни, Она смотрела в себя и искала её душу.
Сон открыл ей космическое прошлое, Тайное семя и мистические истоки, Теневые начала мировой судьбы: Лампа символа, освещающая скрытую истину, Изображала для неё значение мира. В недетерминированной бесформенности Себя Творение совершило его первые мистические шаги, Оно сделало форму тела домом души, А материя научилась мыслить, и человек вырос; Она видела Пространство, засеянное семенами жизни, И видела человеческое существо, рождённое во Времени. Сначала появился смутный полу-нейтральный поток Бытия, возникающий из бесконечного Ничто: Сознание смотрело на несознательный Простор, А удовольствие и боль шевелились в бесчувственной Пустоте. Всё было делом слепого Мира-Энергии: Неосознающая её собственные подвиги, она работала, Формируя вселенную из Бессмысленного. Во фрагментарных существах она росла осознанной: Хаос маленьких восприимчивостей Собрался вокруг булавочной головы маленького эго; В ней разумное существо нашло его равновесие, Оно двигалось и жило, дыша, мысля [себя] целым. В тусклом океане подсознательной жизни Бесформенное поверхностное сознание пробудилось: Поток мыслей и чувств приходил и уходил, Пена воспоминаний застывала и становилась Яркой корочкой привычного чувства и мысли, Место живой личности И повторяющиеся привычки имитировали постоянство. Зарождающийся ум трудился над изменчивой формой, Он строил подвижный дом на зыбучих песках, Плавучий остров в бездонном море. Сознательное существо было создано этим трудом; Он оглядывался вокруг на его трудном поле На зелёной чудесной и опасной земле; Он надеялся выжить в кратком теле, Полагаясь на ложную вечность Материи. Он ощущал себя божеством в его хрупком доме; Он видел голубые небеса, мечтал о бессмертии. Сознательная душа в мире Бессознательного, Скрытая за нашими мыслями, надеждами и мечтами, Безучастный Мастер, подписывающий деяния Природы, Оставляет наместником ум, как мнимого короля. В его плавучем доме на море Времени Регент сидит за работой и никогда не отдыхает: Он марионетка танца Времени; Он движим часами, зов момента Вынуждает его толпой жизненных нужд И вавилоном голосов мира. Этот ум не знает ни тишины, ни сна без сновидений, В непрекращающемся кружении его шагов Мысли ступают вечно сквозь слушающий мозг; Он трудится, как машина, и не может остановиться. В многоэтажные покои тела Бесконечной толпой спускаются послания бога снов. Всё это - стотонный ропот, болтовня и суматоха, Здесь неутомимая беготня туда-сюда, Спешащие движения и беспрерывный крик. Торопливый слуга быстро ощущает ответ На каждый стук в наружные двери, Приводит посетителей Времени, сообщает о каждом зове, Принимает тысячи запросов и призывов, И посланий общающихся умов, И тягостные дела бесчисленных жизней, И всю тысячеликую коммерцию мира. Даже в урочищах сна - скудный покой; Он высмеивает шаги жизни в странных подсознательных снах, Он блуждает в тонком царстве символических сцен, Его ночь с тонко-воздушными видениями и смутными формами Он пакует, или людей с лёгкими плывущими формами, И лишь момент проводит в безмолвном "Я". Путешествуя в бесконечном пространстве ума, Он раскрывает его крылья мысли во внутреннем воздухе Или путешествует в машине воображения, Пересекает земной шар, странствует под звёздами, В тонкие миры берёт его эфирный курс, Посещает Богов на чудесных вершинах Жизни, Общается с Небесами, суётся в Ад. Это маленькая поверхность жизни человека. Он есть это, и он есть всё во вселенной; Он измеряет Невидимое, его глубины осмеливаются на Бездну; Целый таинственный мир заперт внутри. Неизвестный себе, он живёт скрытым королём За богатыми гобеленами в больших тайных комнатах; Эпикур невиданных радостей духа, Он живёт сладким мёдом одиночества: Безымянный бог в неприступном храме, В тайном адитуме его сокровенной души Он охраняет скрытые тайны существа Под порогом, за тёмными вратами, Или запертыми в обширных подвалах несознательного сна. Непорочное Божественное Все-Чудесное Бросает в серебряную чистоту его души Его великолепие и его величие и свет Самосозидания в бесконечности Времени, Как в возвышенно отражающее стекло. Человек в жизни мира осуществляет мечты Бога. Но всё здесь, даже противоположности Бога; Он - маленький фронт работ Природы, Мыслящий контур загадочной силы. Всё она открывает в нём, что есть в ней, Её слава ходит в нём, и её тьма. Дом жизни человека содержит не только богов: Есть оккультные Тени, есть тёмные Силы, Обитатели зловещих нижних комнат жизни, Чудовищные обитатели теневого мира. Беспечный хранитель сил его природы, Человек таит в его доме опасные силы. Титан и Фурия и Джинн Лежат, связанные, в яме пещеры подсознания, И Зверь ползает в его пещерном логове: Страшное ворчание поднимается и бормочет в их дремоте. Бунтарь иногда поднимает его гигантскую голову, Чудовищная тайна таится в глубинах жизни, Тайна тёмных и падших миров, Страшные облики враждебных Королей. Ужасные силы, удерживаемые внутри его глубин, Становятся его хозяевами или его министрами; Огромные, они вторгаются в его телесный дом, Могут действовать в его действиях, инфицировать его мысль и жизнь. Инферно врывается в человеческий воздух И касается всех извращённым дыханием. Серые силы, как тонкие миазмы, ползут, Пробираясь сквозь щели в дверях его закрытого особняка, Обесцвечивая стены более высокого ума, В которых он живёт его прекрасной и благочестивой жизнью, И оставляют после себя смрад греха и смерти: В нём не только возникают извращённые течения мысли И грозные бесформенные влияния, Но входят присутствия и ужасные формы: Огромные фигуры и лица поднимаются по тусклым ступеням И временами заглядывают в его жилые комнаты Или вызывают для страстной работы момента, Ложащейся ужасным привычным требованием на его сердце: Пробуждённые от сна, они больше не могут быть связаны. Поражая дневной свет и тревожа ночь, Вторгаясь по воле в его внешний дом, Ужасные жуткие обитатели сурового мрака, Поднимаясь в свет Бога, весь свет возмущают. Все, к чему они прикасались или что видели, они делают их собственным, В подвальном строении Природы заполняют проходы ума, Нарушают связь мыслей и последовательность размышлений, Прорываются сквозь тишину души с шумом и криком Или призывают обитателей бездны, Приглашают инстинкты к запретным радостям, Смех пробуждая страшного демонического веселья, И с низшими буйством и упоением сотрясают пол жизни. Бессильный усмирить его ужасных пленников, Потрясённый хозяин дома сидит наверху, беспомощный, Отнятый у него дом больше не принадлежит ему. Он связан и вынужден, жертва игры, Или, соблазнённый, наслаждается безумным и могучим шумом. Опасные силы его Природы поднялись И устраивают по своей воле праздник бунтовщика. Пробуждённые из темноты, где они пресмыкались в глубинах Скрытыми от взгляда, они больше не могут быть удержаны; Импульсы его Природы - теперь его господа. Когда-то подавленные или носящие благовидные имена и наряды Инфернальные элементы, демонические силы там. Низшая природа человека скрывает этих ужасных гостей. Их обширная инфекция иногда захватывает мир человека. Ужасный бунт подавляет душу человека. Из дома в дом растёт огромное восстание: Адские компании освобождаются, чтобы делать их работу, В земные пути они прорываются из всех дверей, Вторгаются с жаждой крови и желанием убивать И наполнять ужасом и резнёй прекрасный мир Бога. Смерть и её охотники преследуют жертву земли; Ужасный Ангел бьёт в каждую дверь: Страшный смех глумится над болью мира, Резнёй и пытками, ухмыляется Небу: Всё это - добыча разрушительной силы; Творение сотрясается и трепещет вершиной и основанием. Эта злая Природа поселилась в человеческих сердцах, Инородный обитатель, опасный гость: Душу, что питает его, он может вытеснить, Изгнать домохозяина, завладеть домом. Противоположная сила, противоречащая Богу, Сиюминутное всемогущество Зла Оседлало прямой путь действий Природы. Оно подражает божеству, которое отрицает, Надевает его фигуру и принимает его черты. Манихейский творец и разрушитель, Оно может упразднить человека, уничтожить его мир. Но есть охраняющая сила, есть Руки, что спасают, Спокойные глаза божественного взирают на человеческую сцену. Все возможности мира в человеке Ждут, как ждёт дерево в его семени: Его прошлое живёт в нём; оно управляет шагом его будущего; Его действия в настоящем определяют его грядущую судьбу. Нерождённые боги скрываются в доме его Жизни. Демоны неизвестности затмевают его ум, Бросая их мечты в живые формы мысли, Формы, в которых его ум выстраивает его мир. Его ум творит вокруг него его вселенную. Всё, что было, возрождает в нём его рождение; Всё, что может быть, изображается в его душе. Проявляясь в делах, он отмечает на дорогах мира, Неясных для догадок интерпретирующего ума, Линии тайного предназначения богов. В странных направлениях бежит замысловатый план; Удерживаем от человеческого предвидения их конец, И далёкое намерение некой организующей Воли Или порядок произвольного Случая жизни Находят их устоявшееся равновесие и судьбоносный час. Наша поверхность тщетно наблюдала взглядом разума, Захваченная экспромтом невидимого, Беспомощные записи случайностей Времени, Непроизвольные повороты и скачки жизни. Лишь немногое в нас предвидит её шаги, Лишь немногое имеет волю и целеустремлённый шаг. Обширное подсознательное - неизмеримая часть человека. Тусклое подсознание - его пещерная база. Тщетно упразднённые в шествии Времени, Наши прошлые жизни ещё в наших бессознательных "я", И под тяжестью их скрытых влияний Формируется наше будущее самораскрытие. Таким образом, всё это - неизбежная цепь, И всё же последовательность выглядит случайностью. Незапоминающиеся часы повторяют старые действия, Наше мёртвое прошлое цепляется вокруг лодыжек нашего будущего И тянет назад славный шаг новой Природы, Или из её погребённого трупа возникают старые призраки, Старые мысли, старые стремления, мёртвые страсти вновь оживают, Возвращаются во сне или побуждают бодрствующего человека К словам, что преодолевают барьер губ, К делам, что внезапно начинаются и опрокидывают Его голову разума и охраняющую его волю. Старое "я" скрывается в новом "я", которым мы являемся; Едва ли мы убежим от того, чем мы когда-то были: В тусклом отблеске ходов привычки, В тёмных коридорах подсознания Все вещи переносятся нервами-носильщиками, И ничто не проверяется подземным умом, Не исследуется стражами дверей И проходит по слепой инстинктивной памяти, Старая банда распущена, [но] старые отменённые паспорта служат. Ничто не мертво полностью, что жило когда-то; В тусклых туннелях бытия мира и в наших Ещё выживает старая отвергнутая природа; Трупы её убитых мыслей поднимают их головы И посещают ночные прогулки ума во сне, Его подавленные импульсы дышат, двигаются и поднимаются; Всё хранит призрачное бессмертие. Непреодолимы последовательности Природы: Семена отвергнутых грехов прорастают из скрытой почвы; Зло, изгнанное из наших сердец, вновь предстаёт перед нами; Наши мёртвые "я" приходят убить нашу живую душу. Часть нас живёт в настоящем Времени, Тайная масса в смутном бессознательном нащупывается; Из бессознательного и подсознательного Выходя, мы живём в неуверенном свете ума И стремимся познать и овладеть сомнительным миром, Чья цель и смысл скрыты от нашего взора. Над нами обитает сверхсознательный Бог, Скрытый в тайне его собственного света: Вокруг нас - бездна невежества, Освещённая неуверенным лучом человеческого ума, Под нами спит Бессознательное, тёмное и немое. Но это лишь первый взгляд Материи на себя, Шкала и ряд в Неведении. Это не всё, что мы есть, и не весь наш мир. Наше более великое "я" знания ожидает нас, Высший свет в истинно-сознательном Просторе: Он смотрит с вершин за пределами мыслящего ума, Он движется в великолепном воздухе, превосходящем жизнь. Он низойдет и сделает жизнь земли божественной. Истина создала мир, а не слепая Природа-Сила. Поскольку здесь нет наших великих прорицательских высот; Наши вершины в пламени сверхсознательного Славны самим ликом Бога: Есть наш аспект вечности, Есть образ Бога, которым мы являемся, Его юный неслабеющий взгляд на бессмертные вещи, Его радость в нашем бегстве от смерти и Времени, Его бессмертие и свет и блаженство. Наше большее существо сидит за загадочными стенами: Есть величие, скрытое в наших невидимых частях, Что ждут их часа шагнуть во фронт жизни: Мы чувствуем помощь от глубоко пребывающих Богов; Некто говорит изнутри, Свет приходит к нам свыше. Наша душа действует из её таинственной комнаты; Её влияние, давящее на наше сердце и ум, Толкает их превзойти их смертное "я". Она ищет Добра и Красоты и Бога; Мы видим за стенами "я" наше безграничное "я", Мы смотрим сквозь стекло нашего мира на полувидимые просторы, Мы ищем Истину за видимыми вещами. Наш внутренний Ум пребывает в более великом свете, Его яркость смотрит на нас через скрытые двери; Наши элементы светятся, растут, и лик Мудрости Появляется в дверях мистического прихода: Когда она входит в наш дом внешних чувств, Тогда мы смотрим вверх и видим вверху её солнце. Могучее жизненное "я" с его внутренними силами Поддерживает карликовый минимум, что мы называем жизнью; Он может привить на наше ползание два могучих крыла. Тонкое "я" нашего тела главенствует внутри В его незримом дворце правдивых снов, Что есть яркие тени мыслей Бога. В раннем смутном начале расы Человек вырос в согбенного обезьяноподобного человека. Он стоял прямо, богоподобная форма и сила, И мысли души смотрели из земных глаз; Человек стоял прямо, он нёс чело мыслителя: Он посмотрел на небо и увидел его дружеские звёзды; Видение пришло красоты и более великого рождения, Медленно выходящего из часовни света сердца, И двигалось в белом светящемся воздухе снов. Он видел нереализованные просторы его существа, Он стремился и вместил нарождающегося полубога. Из тусклых глубин "я" Оккультный искатель вышел в открытое место: Он слышал далёкое и касался неощутимого, Он вглядывался в будущее и в невидимое; Он использовал силы, что не могут использовать земные инструменты, Развлечение сделал из невозможного; Он подхватывал фрагменты мысли Всеведающего, Он разбрасывал формулы всемогущества. Так человек в его маленьком домике, построенном из земной пыли, Рос к невидимому небу мысли и мечты, Глядя в обширные перспективы его ума На маленьком глобусе, усеянном бесконечностью. Наконец, поднявшись по длинной и узкой лестнице, Он стоял один на высокой крыше вещей И видел свет духовного солнца. Устремляясь, он превосходит его земное "я"; Он стоит в широте его души новорождённой, Освобождённой от окружения смертными вещами, И движется в чистом свободном духовном царстве, Как в редком дыхании стратосферы; Последний конец далёких линий божественности, Он поднимается хрупкой нитью к его высокому истоку; Он достигает его источника бессмертия, Он призывает Божество в его смертную жизнь. Всё это скрытый дух сделал в ней: Часть могучей Матери вошла В неё, как в её собственную человеческую часть: Среди космических трудов Богов Он отметил её, как центр широко нарисованной схемы, Мечтал в страсти её дальновидного духа Сформировать человечество в собственный образ Бога И вести этот великий слепой борющийся мир к свету Или новый мир открыть или сотворить. Земля должна трансформировать себя и сравняться с Небесами, Или Небеса должны низойти в смертное состояние земли. Но для того, чтобы произошло столь обширное духовное изменение, С мистической пещеры в сердце человека Небесная Психея должна сбросить её завесу И шагнуть в переполненные комнаты обычной природы, И стоять непокрытой пред этой природой, И управлять её мыслями, и наполнять тело и жизнь. Повинуясь высшему приказу, она села: Время, жизнь и смерть были преходящими инцидентами, Преграждая их преходящим видом её взгляд, Её взгляд, что должен прорваться сквозь и освободить бога, Заключённого в лишённом видений смертном человеке. Низшая природа, рождённая в невежестве, Ещё занимала слишком большое место, она скрывала её саму И должна быть отодвинута в сторону, чтобы ей найти её душу.
Сообщение: 4092
Зарегистрирован: 10.11.08
Откуда: Россия, Кострома
Репутация:
0
Отправлено: 16.11.22 13:26. Заголовок: Книга 7 Песнь III ..
Книга 7
Песнь III ВХОЖДЕНИЕ ВО ВНУТРЕННИЕ СТРАНЫ
Сначала из занятого гулом ума, Словно с шумного переполненного рынка, в пещеру Магией внутреннего момента она вошла. Абсолютная безмолвная пустота стала ею самой: Её ум, не посещаемый голосами мысли, Уставился в немую бесконечность глубокой пустоты. Её высоты отступили, её глубины за ней закрылись; Всё убежало от неё и оставило её пустой. Но когда она возвращалась к её "я" мысли, Вновь она становилась человеческим существом на земле, Частью Материи, домом закрытого взгляда, Умом, принуждаемым мыслить нашим невежеством, Жизненной силой, вдавленной в лагерь трудов, А материальный мир-- её ограничивающим полем. Поражённая, подобная некто незнающему, она искала её путь Из клубка невежественного прошлого человека, Что принимал поверхностную личность за душу. Затем заговорил Голос, обитавший на тайных высотах: "Ты ищешь для человека, а не только для себя. Только если Бог принимает человеческий ум И надевает смертное невежество, как его плащ, И делает себя Карликом с тройным шагом, Он может помочь человеку превратиться в Бога. Как человек, замаскированное космическое Величие трудится И находит мистические недоступные врата, И открывает золотую дверь Бессмертного. Человек, гуманоид следует по человеческим стопам Бога. Принимая его тьму, ты должна принести ему свет, Принимая его печаль, ты должна принести блаженство. В теле из Материи [должна] найти твою рождённую небом душу." Тогда Савитри вынырнула из стен её тела И встала с небольшим промежутком в стороне от себя, И заглянула в глубины её тонкого существа, И в его сердце, как в бутоне лотоса, Предугадала её тайную и мистическую душу. У тусклого портала внутренней жизни, Что не выпускает из наших глубин ум тела И всё, что живёт, кроме дыхания тела, Она постучала и надавила на врата из чёрного дерева. Живой портал заскрипел угрюмыми петлями: Тяжело, неохотно он сетовал инертно На тиранию прикасания духа. Грозный голос вскричал изнутри: "Назад, создание земли, чтобы ты не умерла в муках и терзаниях." Страшный ропот поднялся, как смутное море; Змей порога с шипением поднялся, Фатальный страж в капюшоне с чудовищными кольцами, Гончие тьмы зарычали, разинув пасти, А тролли, гномы и гоблины хмурились и таращились, И дикий звериный рык будоражил кровь страхом И угроза бормотала на опасном языке. Непоколебимо её воля давила на жёсткие прутья: Ворота широко распахнулись с протестующим скрежетом, Противостоящие Силы отвели их ужасную охрану; Её существо вошло во внутренние миры. В узком проходе, вратах подсознания, Она дышала с трудом и болью и стремилась Отыскать внутреннее "я", скрытое в чувствах. В плотность тонкой упакованной Материи, [В] полость, заполненную слепой массой силы, [С] противостоянием из обманчивых сияний, [С] тяжёлым барьером из невидящего зрения Она пролагала её путь сквозь тело к душе. Она прошла через опасную пограничную линию, Где Жизнь погружается в подсознательный сумрак Или пробивается из Материи в хаос ума, Кишащий элементарными сущностями И дрожащими формами смутной полутелесной мысли, И грубыми началами несдержанной силы. Сначала там была трудная узость, Давление неопределённых сил и дрейфующих воль; Ибо всё было там, но ничто [не было] на его месте. Временами открывание происходило, дверь размыкалась; Она пересекла пространства тайного "я" И ступила в переходы внутреннего Времени. Наконец она прорвалась в форму вещей, Начало конечности, мир чувства: Но всё по-прежнему путалось, ничто само не находилось. Души там не было, а только крики жизни. Толпа и шумный воздух окружили её. Орда звуков игнорировала значение, Диссонирующее столкновение криков и противоположных призывов; Толпа видений прорвалась сквозь зрение, Теснящаяся последовательность, лишённая смысла и порядка, Чувства толкались в переполненном и обременённом сердце, Каждое пробивало его отдельный непоследовательный путь И не заботилось ни о чём, кроме движения его эго. Ралли без ключа общей воли, Мысль глазела на мысль и тянула за упругий мозг, Словно для того, чтобы сорвать разум с его места И бросить его труп в придорожный сток жизни; Так мог бы [он,] забытый, лежать в грязи Природы, Покинутый убитым стражем души. Так могла бы сила жизни стряхнуть с себя власть ума, Природа отреклась бы от правления духа, И голые элементальные энергии Сделали бы из чувства славу безграничной радости, Великолепие экстатической анархии, Упоение, могучее и безумное, от полного блаженства. Это был инстинкт чувства пустоты души, Или, когда душа спит, скрытая, - пустоты силы, Но теперь витальное божество просыпается внутри И поднимает жизнь прикасанием Всевышнего. Но как придут слава и пламя, Если ум будет отброшен в бездну? Ибо тело без ума не имеет света, Восторга духа от чувства, радости жизни; Всё тогда становится подсознательным, мрачным, Бессознательность ставит её печать на странице Природы Или же безумный беспорядок кружит мозг, Посылая [его] по разрушенным дорогам Природы, Хаос беспорядочных импульсов, При которых не может прийти ни свет, ни радость, ни покой. Это состояние теперь угрожало, она его отталкивала от себя. Как будто по длинной бесконечной качающейся улице Одна, ведомая среди топота спешащей толпы, Час за часом она шагала, не отпуская, Удерживая её волей бессмысленную свору на расстоянии; Из-под ужасного пресса она извлекла её волю И сосредоточила её мысль на спасительном Имени; Тогда всё стихло и опустело; она была свободна. Пришло большое избавление, обширное спокойное пространство. Некоторое время она двигалась сквозь пустое спокойствие Обнажённого Света невидимого солнца, Пустоту, что была бестелесным счастьем, Блаженным вакуумом безымянного покоя. Но теперь фронт ещё более мощной опасности приближался: Давление телесного ума, размышление Бессознательного Из бесцельных мыслей и воли отпали от неё. Приближаясь, маячила гигантская голова Жизни, Неуправляемой умом или душой, подсознательной, просторной. Она вложила всю силу в единственный порыв, Она превратила её силу в мощь опасных морей. В тишину её безмолвного "я", В белизну её медитации Пространства Наплыв, поток скорости Жизни Ворвался, будто стегаемая ветром гонимая толпа волн, Мчащихся по бледному подножию летнего песка; Она затопила её берега, гора взбирающихся волн. Огромен был её обширный и страстный голос. Он взывал к её слушающему духу, когда он бежал, Требуя подчинения Бога отцепившейся Силе. Глухая сила, взывающая к немому статусу, Тысяча голосов в приглушённом Просторе, Она требовала поддержки сердца для её хватки радости, Для её нужды действовать - согласия свидетельствующей Души, Для её жажды силы - печати её нейтрального существа. В широту её наблюдающего "я" Она принесла грандиозный порыв Дыхания Жизни; Её поток нёс надежды и страхи мира, Всей жизни, всей Природы неудовлетворённый голодный крик И жажду, что вся вечность не может наполнить. Она взывала к горним тайнам души И к чуду никогда не умирающего огня, Она говорила с неким первым невыразимым экстазом, Скрытым в творческом биении Жизни; Из низших невидимых глубин она вырвала Её соблазн и магию беспорядочного блаженства, В свет земли влила её путаницу замысловатого очарования И пьянящую тягу примитивной радости Природы, Огонь и тайну запретного наслаждения, Выпитого из бездонного колодца мирового либидо, И медово-сладкое ядовитое вино похоти и смерти, Но мечтала об урожае славы богов жизни И ощущала золотое жало небесного восторга. Циклы бесконечности желаний И мистики, что делали нереализованный мир Шире, чем узнанное, и ближе, чем неизвестное, В котором вечно охотятся гончие ума и жизни, Искушали глубоко неудовлетворённый порыв внутри Тосковать по несбывшемуся и вечно далёкому, И превращали эту жизнь на ограниченной земле В восхождение к вершинам, исчезающим в пустоте, В поиск славы невозможного. Она мечтала о том, что никогда не было познано, Она хваталась за то, что никогда не было завоёвано, Она преследовала в Элизиумной памяти Очарования, что бегут из скоро утрачиваемого восторга сердца; Она осмелилась на силу, что убивает, на радости, что ранят, На образные формы незавершённых вещей И на призыв к Цирцейскому трансмутирующему танцу, И на страстное владение дворами любви, И на ярость дикого Зверя, и на возню с Красотой и Жизнью. Она принесла её крик и всплеск противоположных сил, Её моменты прикосновения к светящимся планам, Её огненные восхождения и устремлённые в небо обширные попытки, Её огненные башни мечты, построенные на ветрах, Её погружения во тьму и бездну, Её мёд нежности, её крепкое вино ненависти, Её смены солнца и облаков, смеха и слёз, Её бездонные ямы опасности и глотающие бездны, Её страх и радость, её экстаз и отчаяние, Её оккультные колдовства, её простые линии И великие причастия, и возвышающие движения, Её веру в небеса, её общение с адом. Эти силы не притуплялись от мёртвого груза земли, Они давали вкус амброзии и жало яда. Страсть была во взгляде Жизни, Что видела небо голубым в сером воздухе Ночи: Импульсы, направленные к Богу, парили на крыльях страсти. Стремительные мысли Ума всплывали из их высоких шей, Сияя великолепием, как радужная грива, Парюра света чистой интуиции; Её пламенноногому галопу они могли подражать: Голоса ума имитировали напряжение вдохновения, Его удар непогрешимости, Его скорость и молниеносный небесный прыжок богов. Острый клинок, что рубит сети сомнений, Его меч проницательности казался почти божественным. Но всё это знание было заимствовано у солнца; Формы, что приходили, не были естественными порождениями небес: Внутренний голос мог произнести Слово нереального; Его могущество, опасное и абсолютное, Могло смешать яд с вином Бога. На этих высоких блестящих спинах могла скакать ложь; Истина с восторгом лежала в страстных объятиях ошибки, Скользя вниз по течению на весёлой позолоченной барже: Она окаймляла её луч великолепной ложью. Здесь, в низших царствах Жизни, встречаются все противоположности; Истина смотрит и делает её дела с забинтованными глазами, А Невежество здесь покровительствует Мудрости: Эти галопирующие копыта на скорости их энтузиазма Могут нести к опасной промежуточной зоне, Где Смерть ходит, нося одеяние бессмертной Жизни. Или они входят в долину блуждающего Блеска, Откуда, пленники или жертвы благовидного Луча, Души, пойманные в ловушку в этой области, никогда не могут выйти. Агенты, а не хозяева, они служат желаниям Жизни, Вечно трудясь в силках Времени. Их тела, рождённые из чрева некоего Ничто, Заманивают дух в мечтания момента, Затем погибают, извергая бессмертную душу Из чрева Материи в клоаку Ничего. Всё же некоторые, не уловленные, не убитые могут осторожно пройти, Неся образ Истины в защищённом сердце, Вырвать Знание из скрытой хватки ошибки, Пробить пути сквозь слепые стены маленького "я", Затем отправиться дальше, чтобы достичь более великой жизни. Всё это проносилось мимо неё и казалось её видящему взгляду, Как будто вокруг высокого и безгласного острова Шум воды с далёких неизвестных холмов Поглощал его узкие берега толпящимися волнами И создавал голодный мир белой дикой пены: Спешащий, дракон с миллионом ног, С его пеной и криком грохота пьяного великана, Подбрасывая гриву Тьмы в небо Бога, Он затихал, удаляясь в отдалённый рёв. Затем вновь улыбнулся большой и спокойный воздух: Голубые небеса, зелёная земля, партнёры царства Красоты, Жили как прежде, товарищи по счастью; И в сердце мира смеялась радость жизни. Всё теперь было тихо, земля сияла, сухая и чистая. Сквозь всё это она не двигалась, не погружалась в тщетные волны. Из безбрежности безмолвного "я" Сбежал крик Жизни; её дух был нем и свободен.
Затем, продвигаясь вперёд сквозь широкую тишину "я", Она вошла в сверкающее упорядоченное Пространство. Там Жизнь обитала, оставленная в вооружённом спокойствии; Цепь была на её сильном мятежном сердце. Приученная к скромности размеренного шага, Она уже не хранила её неистовой страсти и порыва; Она утратила беззаботное величие её вдохновения И обильное великолепие её царственной силы; Обузданы были её могучие пышности, её роскошное расточительство, Отрезвлены пирушки её вакхической игры, Были урезаны её траты на базаре желания, Принуждена её деспотичная воля, танец её фантазии, Холодная флегматичность сковывала буйство чувств. Царственность без свободы была её уделом; Правительница на троне повиновалась её министрам: Её слуги - разум и чувство, - управляли её домом: Границы её духа они набросали в жёстких линиях И, охраняя фалангой из бронированных правил Уравновешенное царствование разума, сохраняли порядок и мир. Её воля жила, замкнутая в непреклонных стенах закона, Принуждаема была её сила цепями, что притворялись украшающими, Воображение было заключено в крепость, Её бессмысленный и распущенный фаворит; Уравновешенность реальности и симметрия разума Были поставлены на их места, охраняемые выстроенными фактами, Они дали для трона душе скамью Закона, Для царства - маленький мир правила и линии: Вековая мудрость, сморщенная до линий схолиаста, Сжалась по образцу в копировальном аппарате. Всемогущей свободы Духа здесь не было: Учительский ум захватил огромное пространство жизни, Но предпочитал жить в голых и жалких комнатах, Остающихся вдали от слишком обширной опасной Вселенной, Боясь потерять его душу в бесконечности. Даже широкий размах Идеи был вырезан В системе, прицепленной к неподвижным колоннам мысли Или прикованной к твёрдой основе Материи: Или же душа терялась в её собственных высотах: Подчиняясь высоколобому закону Идеала, Мысль воздвигала трон на несубстанциальном воздухе, Презирая плоскую тривиальность земли: Она запретила реальности жить в её мечтах. Или же всё шагало в системную вселенную: Империя Жизни была управляемым континентом, Её мысли - армией, ранжированной и дисциплинированной; Одетые в форму, они хранили логику их постоянного места По приказу тренированного разума центуриона. Или каждая входила в её положение, подобно звезде, Или маршировала по неподвижным и сложенным из созвездий небесам, Или хранила её феодальный ранг среди её сверстников В неизменной космической иерархии неба. Или, подобно высокородной деве с целомудренными глазами, Которой запрещено ходить открытыми публичными путями, Она должна [была] двигаться в тесных уединённых покоях, Чувствуя себя в монастырской жизни или на садовой тропке. Жизнь была обречена на безопасный ровный путь, Она не осмеливалась искушаться большими и трудными высотами Или взбираться, чтобы стать рядом с одинокой звездой, Или обходить опасность пропасти, Или искушаться опасным смехом пенно-вихрящихся разрушителей - Лирики приключений, любителя опасности, Или призывать в её покои какого-то пылающего бога, Или покидать пределы мира и быть там, где нет границ, Встречать страстью сердца Восхитительное Или поджигать мир внутренним Пламенем. Наказуемая за эпитеты в прозе жизни, Она должна заполнить цветом лишь её санкционированное пространство, Не вырываться из кабины идеи, Не посягать на ритмы, слишком высокие или обширные. Даже когда она парила в идеальном воздухе, Полёт мысли не терялся в небесной синеве: Она рисовала в небесах узорный цветок Дисциплинированной красоты и гармоничного света. Умеренный бдительный дух управлял жизнью: Его действия были инструментами обдуманной мысли, Слишком холодной, чтобы разжечь огонь и поджечь мир, Или осторожными дипломатическими ходами разума, Проверяющими средства к заранее установленной цели, Или на высочайшем уровне - неким планом спокойной Воли Или стратегией некоего Высшего Командования изнутри, Чтобы завоевать тайные сокровища богов Или добыть для замаскированного короля некий славный мир, А не рефлексом спонтанного "я", Показателем существа и его настроений, Взмахом сознательного духа, таинством Общения жизни с неподвижным Всевышним Или его чистым движением по дороге Вечности. Или же для тела некой высокой Идеи Был выстроен дом из слишком тесно пригнанных кирпичей; Действие и мысль цементировали стену Маленьких идеалов, ограничивающих душу. Даже медитация размышляла на узкой скамье; И поклонение обращалось к исключающему Богу, Универсальному молились в часовне, Чьи двери были закрыты от вселенной; Или преклоняли колени перед бестелесным Безличным С умом, закрытым для крика и огня любви: Рациональная религия высушивала сердце. Она планировала плавные жизненные действия по правилам этики Или предлагала холодную и лишённую пламени жертву. Священная Книга лежала на освящённом столе, Обёрнутая в шёлковые нити интерпретации: Кредо запечатывало её духовный смысл.
Здесь была тихая страна неподвижного ума, Здесь жизнь больше не была всем, и не было голоса страсти; Крик чувства тонул в тишине. Ни души не было там, ни духа, а только ум; Ум претендовал быть духом и душой. Дух видел себя как форму ума, Терял себя в славе мысли, Свет, что делал невидимым солнце. Она вошла в твёрдое и устоявшееся пространство, Где всё было спокойно, и все вещи сохраняли их места. Каждый находил то, что искал, и знал его цель. Всё удерживало финальную последнюю стабильность. Там стоял впереди тот, кто нёс власть На важном челе и владел жезлом; Приказ был воплощён в его жесте и тоне; Окаменевшая мудрость традиции вырезала его речь, Его изречения смаковались оракулом. "Путешественница или пилигрим внутреннего мира, Тебе повезло достичь нашего сверкающего воздуха, Пылающего высшей окончательностью мысли. О стремящаяся к совершенному пути жизни, Здесь найди его; отдохни от поиска и живи в мире. Нам принадлежит дом космической уверенности. Здесь истина, гармония Бога здесь. Зарегистрируй твоё имя в книге избранных, Допущенных санкцией от немногих, Прими твоё положение в знании, твой пост в уме, Твой билет порядка, нарисованный в бюро Жизни, И восславь твою судьбу, что сделала тебя одной из нас. Всё здесь, маркированное и связанное, ум может знать, Всё спланировано законом, что Бог допускает к жизни. Это конец, и здесь нет запредельного. Здесь безопасность окончательной стены, Здесь ясность меча света, Здесь победа единой Истины, Здесь горит алмаз безупречного блаженства. Любимец Небес и Природы живёт." Но слишком довольному и уверенному мудрецу Савитри отвечала, бросив в его мир Глубокое освобождение взгляда, вопрошающий внутренний голос сердца: Ибо здесь сердце не говорило, лишь ясный дневной свет Интеллекта царил, ограниченный, холодный, точный. "Счастливы те, кто в этом хаосе вещей, В этом приходе и уходе ног Времени Может найти единственную Истину, вечный Закон: Неприкосновенные, они живут надеждой, сомнением и страхом. Счастливы люди, укоренённые в твёрдой вере В этот неопределённый и неоднозначный мир, Или те, кто посадил в богатую почву сердца Одно малое зерно духовной уверенности. Счастливейшие, кто стоит на вере, как на скале. Но я должна пройти, оставив законченный поиск, Округлый результат Истины, незыблемый, неизменный, И это гармоничное строение мирового факта, Это упорядоченное знание видимых вещей. Здесь я не могу оставаться, ибо я ищу мою душу." Никто не отвечал в этом ярком довольном мире, Или лишь поворачивался на его привычный путь, Удивлённый, услышав вопрос в этом воздухе Или мысли, что всё ещё могли обратиться к Запредельному. Но некоторые роптали, прохожие из родственных сфер: Каждый по его кредо судил о мысли, что она говорила. "Кто же тогда тот, кто не знает, что душа - Это ничтожная железа или нарушение секреции, Тревожащее разумное правление ума, Нарушающее функцию мозга, Или жажда, поселившаяся в смертном доме Природы, Или сон, нашёптанный в пещере гулких мыслей человека, Кто продлил бы его краткий несчастный срок Или уцепился бы за жизнь в море смерти?" Но другие: "Нет, она ищет её дух. Великолепная тень имени Бога, Бесформенный блеск из царства Идеала, Дух - это Святой Дух Ума; Но никто не прикасался к его членам и не видел его лица. Каждая душа - распятый Сын великого Отца, Ум - единственный родитель этой души, её сознательная причина, Почва, на которой трепещет краткий преходящий свет, Ум, единственный творец видимого мира. Всё, что здесь есть - часть нашего собственного "я"; Наш ум создал мир, в котором мы живём." Другой, с мистическими и неудовлетворёнными глазами, Кто любил его убитую веру и оплакивал её смерть: - Остался ли кто-нибудь, кто ищет Запредельное? Может ли ещё тропа быть найдена, врата открыты?"
Так она путешествовала сквозь её безмолвное "я". На дорогу она вышла, переполненную жаркой толпой, Что мчалась, сверкая огненными ногами, с солнечными глазами, Стремясь достичь таинственной стены мира И пройти через замаскированные двери во внешний ум, Куда не проникает ни Свет, ни мистический голос, Посланники из нашего подсознательного величия, Гости из пещеры тайной души. В тусклую духовную дремоту они прорываются Или проливают широкое чудо на наше бодрствующее "я", Идеи, что преследуют нас сияющей поступью, Мечты, что намекают на нерождённую Реальность, Странные богини с глубоко-озёрными магическими глазами, Сильные ветроволосые боги, несущие арфы надежды, Великие лунного цвета видения, скользящие по золотому воздуху, Солнечно-мечтательные головы и звёздно-резные ноги стремления, Эмоции, делающие обычные сердца возвышенными.
И Савитри, смешавшись с этой славной толпой, Возжаждав духовного света, который они несли, Тут же страстно захотела поспешить, как и они, спасти Божий мир; Но она обуздала высокую страсть в её сердце; Она знала, что сначала должна открыть её душу. Только тот, кто спасает себя, может спасти других. Обратным образом она столкнулась с загадочной правдой жизни: Они, неся свет страждущим людям, Нетерпеливыми ногами спешили во внешний мир; Её глаза были обращены к вечному источнику. Протянув руки, чтоб остановить толпу, она закричала: "О, счастливая компания сияющих богов, Укажите, кто знает, дорогу, по которой я должна идти, - Ибо, несомненно, этот яркий квартал - ваш дом, - Чтобы найти место рождения оккультного Огня И глубокое жилище моей тайной души". Кто-то ответил, указав на безмолвие, тусклое На отдалённой границе сна, На каком-то далёком заднем плане внутреннего мира. "О Савитри, мы пришли из твоей скрытой души. Мы - посланники, оккультные боги, Которые помогают серым и тяжёлым невежественным жизням людей Пробудиться к красоте и чуду вещей, Прикасаясь к ним славой и божественностью; Во зле мы зажигаем бессмертное пламя добра И несём факел знания по невежественным путям; Мы - твоя воля и воля всех людей к Свету. О, человеческая копия и личина Бога, Кто ищет божество, что ты скрываешь, И живёт Истиной, что ты не знаешь, Следуй по извилистой дороге мира к её началу. Там, в тишине, которую немногие когда-то достигали, Ты увидишь огонь на голом камне И глубокую пещеру твоей тайной души". Затем Савитри, следуя по большой извилистой дороге, Пришла туда, где она превращалась в узкую тропинку, По которой ступали лишь редкие израненные ноги паломников. Несколько ярких форм вынырнули из неведомых глубин И посмотрели на неё спокойными бессмертными глазами. Не было звука, чтобы нарушить задумчивую тишину; Ощущалась безмолвная близость души.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Много непонятного из-за излишней буквальности, также от отсутствия запятых и т.д. Есть мысль продолжить от мысли-источника просто прочитать всё на английском. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума